Текст книги "Тень Энвижен"

Спать после разговора с сыном Лариса, естественно, уже не легла. Она любила приходить на работу рано – ей казалось, что нужно немного привести в порядок кафе перед открытием. Конечно, уборщицы убирали грязь, но разве они расставят столы и стулья, развесят на стенах пестрые картинки так, чтобы посетители чувствовали себя, как дома? И еще надо проверить печь и кухонный комбайн, можно даже сделать заготовки для салатов и маринадов. Яков столько раз сердился, что она приходит в такую рань, ругал ее и даже однажды при ней пожаловался заглянувшему в кафе брату:

«Не знаю, Аарон, что мне делать с этой женщиной, чтобы она по утрам спала, а не бежала с высунутым языком наводить здесь уют. Она думает, что все еще живет в Советском Союзе, и ей кто-то даст премию за ударную работу».

Аарон на это ответил весьма глубокомысленным тоном:

«Яша, ты столько лет был сначала на комсомольской работе, потом на партийной работе, тебе стыдно не знать: у советского человека нет середины – он или обманет-схалтурит, или всю душу выложит. Оставь Ларочку в покое, пусть делает, как хочет».

С улыбкой вспомнив этот разговор, Лариса отправилась в душ, а выйдя оттуда, села перед зеркалом и начала подрисовывать карандашом уголки глаз. И вдруг ей вспомнилось, что вот также она сидела и наводила марафет перед тем, как идти в суд разводиться с Андреем. Зачем? Неужели надеялась, что он, увидев ее такой размалеванной и пригожей, решит вернуться? Как глупо!

Чуть отодвинувшись от зеркала, чтобы оценить свой макияж в целом, Лариса вдруг с удивлением поняла, что она довольно симпатична и выглядит молодо. Хотя почему, собственно, она должна выглядеть старой? Ей нет и сорока двух, в Австралии в это время многие женщины, сделав карьеру, только-только начинают создавать семьи. Хотя поздно рожать тоже плохо, думала Лариса, не у всех получается зачать естественным образом, начинается вся эта гормонотерапия, дети из пробирки. Нет, неплохо, что Сашенька решила завести детей в молодом возрасте! Но почему она не хочет даже упоминать об их отце? Вот упрямый характер! Наверняка, это от него она сбежала на Тасманию, а он ее, возможно, ищет, переживает.

И тут Лариса чуть не подпрыгнула, вспомнив приходившую к ним девушку-детектива – конечно, это он разыскивает Сашу, отец ее детей, а вовсе не Анна Гримвэйд. С какой стати Анне нанимать частных детективов, чтобы отыскать решившую оставить работу медсестру?

Когда Денис позвонил ей в следующий раз, она поделилась с ним своими мыслями, но мысли сына в это время полностью были заняты разобранным на части компьютером.

– Как разберусь с компом, сразу поговорю с Сашкой по скайпу, – пообещал он.

Однако разбираться ему пришлось достаточно долго – оказалось, что необходимо покупать новую видеокарту и дополнительную память. Поскольку Денис не хотел просить денег у деда, который обижался, если внук отдавал долг, пришлось ждать летней стипендии, а ту давали только после сессии. Закупив в начале июля все необходимое, он собрал компьютер и начал переустанавливать систему. Когда же компьютер заработал, то Денис вспомнил, что за июль у него не оплачен Интернет, и теперь провайдер не согласится подключить его к сети раньше августа.

За все это время Денис пару раз забегал в районное почтовое отделение, где за двадцать рублей в минуту можно было выйти в Сеть. На сайте у него лежало множество писем, включая спам, но ему некогда было их открывать и просматривать. Он сбросил себе на флешку письма сестры и двух приятелей, а всерьез за просмотр корреспонденции взялся первого августа, когда смог спокойно выйти на просторы мировой паутины с собственного компьютера. И только тогда ему попались на глаза два послания Грэйси – одно она отправила еще в начале июня, второе, не дождавшись ответа, шесть недель спустя.

«Привет, Денис, меня зовут Грэйси Ларсон. Я подруга твоей сестры Сандры, попроси ее связаться со мной, мой электронный адрес…».

Во втором письме Грэйси, не уверенная, что английский Дениса позволит ему ее понять, все же сделала отчаянную приписку:

«…Ее ищет муж, он в полном отчаянии…»

Дождавшись, когда мать и сестра вернутся с работы, Денис немедленно позвонил им по скайпу и прочитал оба послания, переведя их для Ларисы на русский.

– Кажется, эта девушка приходила к нам в Сиднее, – робко сказала Лариса сыну, избегая смотреть на насупившуюся дочь, – еще летом, в январе. Она работает в каком-то агентстве, вроде говорила, что это Анна их наняла, но я думаю, что это он. Зачем чужому человеку детективу деньги платить?

– Саша, – обратился к сестре Денис, – напиши, пожалуйста, этой девушке, разберись, я переслал тебе на почту ее послания, там электронный адрес.

– Нет, – отвернувшись и угрюмо сведя брови, ответила она, – прости, Денис, но это мое личное дело.

– Какое может быть личное, если мы одна семья? – удивился он. – Речь идет об отце наших пацанят.

Что-то в лице Сандры дрогнуло, но она упрямо выпятила вперед подбородок.

– Ты вырос в другой стране, Денис, здесь у нас не принято диктовать своим близким, как им поступить.

– И зря ты говоришь, Сашенька, – робко заметила Лариса, – люди везде люди, и у каждого за своего родного душа болит. Денис твой брат.

– Вот именно, – сурово сдвинув брови, подтвердил Денис, – мама, кто старше, я или Сашка?

– Я же сто раз рассказывала вам обоим, Денисушка, – с удивлением ответила Лариса, – что ты на полчаса старше. Пока Сашенька родилась, тебя уже запеленали.

– Так вот, Сашка, – голос Дениса неожиданно стал грозным, – плевать я хотел на то, что и где принято! Властью старшего брата, которого раньше тебя запеленали, приказываю: немедленно напиши этой девушке. Слышишь?

Сандра широко открыла глаза и рассмеялась. Морщинки на ее лбу разгладились, она покачала головой и… неожиданно для самой себя согласилась.

– Ладно, напишу, старший брат.

Спустя два часа Сандра уже читала ответ Грэйси.

«Привет, Сэнди. Рада слышать, что у тебя все хорошо. Прости, что беспокою тебя и не даю забыть прошлое, делаю это единственно, чтобы попытаться разрешить возникшее недоразумение. Начать с того, что Родерику не предоставляли никакого выбора, а если бы предоставили, он в любом случае выбрал бы тебя. Сильвия Нортон завещала ему Энвижен по причинам, не касающимся ни тебя, ни меня, поэтому я не могу о них говорить. Это чисто семейные проблемы, они не имеют никакого отношения к его браку с Мэгги, о котором в завещании, кстати, не сказано ни слова. Самому Родерику это наследство было абсолютно ненужно, но он не мог его не принять, нарушив волю умирающей матери. Статья, которую ты прочитала летом в Найн Ньюс, написана шустрым репортером на основании болтовни Мэгги, о которой она сама уже давно забыла. Я встречалась с Мэгги в мае, еще до того, как в первый раз написала Денису, – думала, может, она что-то краем уха о тебе слышала. Мы с ней провели три часа в кафе Саут-Гейта, она вывалила на меня кучу самой разной информации, в которой, конечно, две трети вранья, но я поняла, что она меньше всего сейчас думает о браке с Родериком. Дальше думай сама. Не хочу лгать, мое основное стремление – выполнить поручение клиента нашего агентства. Однако меня, как человека, не может не волновать то, что Родерик фактически наказан без всякой вины. Возможно, мы с тобой смогли бы окончательно все прояснить при личной беседе. Могу дать слово, что до твоего разрешения никто никакой информации о тебе от меня не получит. Искренне твоя Грэйси Ларсон».

И внезапно Сандра почувствовала, что сопротивляться у нее нет сил.

Получив ответ на свое письмо, Грэйси на следующий день первым же рейсом вылетела в Хоббарт. Утро было холодное, дул сильный ветер, и, выйдя из самолета, она сразу же промерзла до мозга костей. Всю дорогу, до самого дома, адрес которого сообщила ей Сандра в своем ответном письме, в мозгу Грэйси прокручивались возможные варианты их будущей беседы. И все они вылетели у нее из головы, когда Сандра, открыв дверь, встала на пороге.

– Сэнди, ты ждешь ребенка!

– Двух, – с улыбкой подняв два пальца, сообщила та, – мальчик и девочка. Заходи, Грэйси.

Тут уж Грэйси не выдержала, весь продуманный ею прежде план беседы пошел насмарку, начались восторги и поздравления.

– Сэнди, дорогая, это же так здорово! Умереть и не встать!

Сандра привела гостью в широкую гостиную, примыкавшую к небольшой кухне.

– Ты совсем замерзла, Грэйси, здесь сейчас намного холодней, чем в Мельбурне. Тебе чай или кофе?

– Все равно, – увидев, как Сандра, неуклюже поворачиваясь, возится у плиты, Грэйси спросила: – Тебе помочь?

– Нет, не нужно, я люблю делать сама. Сейчас попьем чай с сэндвичами, поболтаем. Мне на работу только к одиннадцати.

– Почему ты не возьмешь оплачиваемый отпуск по материнству?

– Зачем? Работаю по облегченному режиму – прихожу к одиннадцати, ухожу в три, работа легкая – уколы и прививки собачкам и кошечкам. Я сейчас уже даже на операциях не присутствую.

– Когда тебе рожать?

– В первых числах сентября. Акушерка очень милая, говорит, все в порядке, – Сандра принесла и поставила на стол чашки с чаем, две тарелки – с сэндвичами и нарезанными фруктами, – а теперь твой черед, Грэйси, что ты хотела мне сказать?

Нарочито равнодушный тон Сандры вряд ли мог бы кого-то обмануть – как ни пыталась она сделать каменное лицо, Грэйси ясно видела, что творится у нее в душе.

– Пока ехала сюда, все обдумывала, что скажу, и с какого конца к тебе подойти, – честно призналась она, – но теперь, поняла, что это лишнее. Наверное, можно вообще ничего не говорить, ты умная девочка, Сэнди, и сама все понимаешь.

– Когда Родерик обратился в ваше агентство? – отведя взгляд в сторону, спросила Сандра.

– В тот день, когда ты скрылась с таблетками. Мы безумно переживали – боялись, что ты…

Смутившись, Сандра махнула рукой.

– Это было действительно глупо, на меня что-то нашло. Но я быстро поняла, что Родерик этого не стоит.

– Почему же? Вполне стоит, нормальный парень. Если б я в такого влюбилась, мне бы без него тоже жить не хотелось. Кстати, верни мне те таблетки, пожалуйста, у Анны были из-за них неприятности.

Виновато пожав плечами, Сандра попыталась вспомнить, куда сунула упаковку фенобарбитала. Кажется, в карман джинсов, но в каких именно она была в тот день? Позже, когда в сознании у нее все встало на свои места, мысль о таблетках как-то сразу вылетела из головы.

– Я вспомню, куда их сунула, и сразу верну, – пообещала она. – Что с Анной?

Грэйси пожала плечами.

– Сейчас уже все в порядке, не волнуйся. Когда она обнаружила пропажу препарата, сразу позвонила Родерику, а он запретил ей и другим сотрудникам обращаться в полицию, сразу примчался в наше агентство. Сью и Сэм были у тебя в Балаклаве спустя пару часов после того, как ты оттуда улизнула. Как тебе, кстати, удалось, не оставив следа в компьютерной системе, перебраться на Тасманию? Через пролив Басса пригородные поезда вроде бы не ходят.

– Ах, это! – рассмеявшись, Сандра махнула рукой. – У одной леди возникли проблемы, хотела сделать возврат билета на Дух Тасмании, а комиссионные у них почти полцены. Вот мы и сговорились – я выкупила билет и плыла под ее именем.

– Жаль, что ты не нарвалась на неприятности, тогда бы Сэм тебя в момент вычислил.

– Значит, повезло мне, а не Сэму. И что теперь? Родерик… он меня все еще ищет?

Голос ее дрогнул, и Грэйси изо всех сил постаралась не улыбнуться.

– Естественно. Твой муж внес аванс и регулярно оплачивает расходы, связанные с твоими поисками. Если мы преподнесем ему тебя на блюдечке, агентство получит солидную сумму. Если же нет…

Она с озабоченным видом развела руками, и Сандра понимающе согласилась:

– Да, это серьезно.

– К тому же, – продолжала Грэйси, – согласно контракту, мы должны отыскать тебя одну. Надеюсь, если твой муж получит сразу троих, он выплатит премиальные. Прошу тебя, Сэнди, войди в наше положение, мы, детективы, живем тем, что зарабатываем свои трудом.

Сандра испустила тяжелый вздох.

– Ладно, Грэйси, премиальными ты меня добила. Можешь сообщить Родерику, что ему пора раскошелиться.

Сохраняя серьезный вид, Грэйси благодарно кивнула.

– Считай, что я твоя должница, Сэнди. Теперь на твое усмотрение: Родерик будет здесь через день, или он будет здесь через две недели.

– А что, в другие дни самолеты на Тасманию не летают?

– Самолеты-то летают, но неделю назад Родерик улетел в Лондон. Он нам звонил, предупредил, что вернется в Австралию только в последних числах августа. Просил немедленно сообщить, если появится информация.

– Вот как, в Лондон! – улыбка у Сандры получилась чересчур уж веселая. – Надо же! А я-то, судя по твоим рассказам, решила, что он готовится уйти в монастырь.

– Это запланированная поездка, Мэгги еще в мае, когда мы с ней болтали, упоминала, что во время зимних каникул в университете Дэвидсон отправит Родерика в Европу – слушать какой-то курс по бизнесу.

– Дэвидсон? Кто это?

Грэйси, сморщив нос, очень похоже изобразила интонации Мэгги:

– Дэвидсон – еще тот тип! Сел на Родерика всеми лапами и не слезает – то вебинар, то голографическое совещание, то документы. Кошмар, жуткое дело! – она рассмеялась и уже своим нормальным голосом добавила: – Насколько я поняла, Сильвия доверила Дэвидсону управлять компанией, пока Родерик не войдет в курс дела.

– Ладно, с Дэвидсоном и Мэгги все ясно.

Сандра вдруг поняла, что смертельно устала от всех этих месяцев тревог, обид и одиночества. Ей захотелось оказаться рядом с Родериком, положить голову ему на плечо и обо всем забыть. И чтобы никого больше в мире не было, кроме них двоих и их малышей. Внимательно глядя на нее, Грэйси медленно проговорила:

– Он должен вернуться в Австралию через две недели, но, думаю, когда я ему сообщу о тебе, он наплюет на Дэвидсона и помчится в Хоббарт.

– Не надо – подавив вздох, качнула головой Сандра, – пусть изучает свой бизнес, раз это нужно, две недели пролетят быстро. Ладно, пойду собираться на работу, а ты отдохни. В холодильнике сыр и фрукты, будь как дома. Вернусь в три часа, как раз потеплеет, прогуляемся по городу.

– Да, а где твоя мама? – спохватилась Грэйси, – она в Хоббарте?

– Да, работает. Сама все увидишь, а потом сообщишь мне свое мнение детектива.

Стоя у окна, Грэйси наблюдала за выходившей из дома Сандрой. Обернувшись, та с улыбкой помахала рукой и, переваливаясь по утиному, направилась к Тасма-стрит. Помахав в ответ, Грэйси вернулась к дивану и, укутавшись теплым пледом, мирно проспала на нем почти до самого возвращения Сандры с работы.

Во второй половине дня потеплело, холодный ветер стих, беспросветная серая мгла, с утра застилавшая небо, разорвалась, в просветы меж перистых облаков проглядывали синие кусочки неба, и временами пробивались солнечные лучи, то озорно слепя глаза, то скрываясь за набежавшей тучкой.

– Спасибо за все, что ты для меня сделала, Грэйси, – говорила Сандра, шагая рядом с подругой.

– Работаю, – улыбнулась та, – зарабатываю свои премиальные.

– Брось, я серьезно. Мне ведь было очень нелегко все это время. Я сказала своему семейному врачу, что не замужем, и он посоветовал мне зайти к юристу и оставить распоряжение насчет опеки над детьми – ну, понимаешь, на тот случай…

Она неуверенно запнулась, но Грэйси спокойно кивнула.

– Это совершенно правильно, Сэнди, даже полным семьям юристы советуют составить распоряжение об опеке над несовершеннолетними детьми на случай гибели обоих родителей. Несчастный случай может произойти с любым. Ты была у юриста?

– Да, распорядилась в случае чего передать опеку маме и Норе. Подумала о брате, но он далеко, в другой стране. О Родди даже не хотела вспоминать. Глупо, да?

– Нет, все нормально, Родерику твое разрешение на опеку не нужно – он и так имеет на него первоочередное право, как отец.

– Ты станешь прекрасным юристом, Грэйси, – засмеялась Сандра.

Дорога, круто идущая под гору, казалось Грэйси бесконечной, они шли вдоль Аргайл-стрит уже почти двадцать минут, и она, в конце концов, забеспокоилась:

– Сэнди, как ты будешь возвращаться? Здесь автобусы ходят, кажется, раз в сто лет.

Сандра отмахнулась.

– Обратно нас мама на машине отвезет, мы купили подержанную – дешево, но в хорошем состоянии.

– Ты так и не сказала, где Лариса работает.

– Увидишь.

Наконец они повернули направо и, пройдя немного по Кэмп-стрит, остановились у небольшого кафе, над дверью которого висела вывеска БОЛЬШОЙ ДЖЕММИ.

Столиков было довольно много для такого маленького кафе, и все они были заняты. Однако при виде вошедших Сандры и Грэйси двое парней немедленно поднялись, уступая им место. Они, как и большинство присутствующих, уже окончили трапезу. Мужчина, уютно пристроившийся в углу, работал на своем ноутбуке, две мамы наблюдали за игравшими на полу малышами, остальные просто оживленно болтали. Коротко остриженный полный мужчина с веселыми черными глазами собирал в тележку грязную посуду и, протирая столы тряпкой, пребрасывался шутками с сидевшими посетителями.

Увидев Сандру и Грэйси, он подлетел к ним, весь растекшись в счастливой улыбке.

– Привет, как поживаете?

– Привет, Яша, это моя подруга Грэйси, познакомься.

– Привет, Грэйси, я счастлив! – Яша шутливо раскланялся и прижал руку к сердцу. – Шура, я тебя даже не спрашиваю, что ты будешь есть, твоя мама лучше знает. А Грэйси? – он положил перед девушкой меню.

– Возьми салат оливье и бефстроганов с тушеными овощами, – посоветовала Сандра, видя, что Грэйси с удивлением рассматривает картинки и незнакомые названия под ними, – у мамы такой салат, что пальчики оближешь.

– Это здесь работает Лариса? – шепотом спросила Грэйси, когда Яша помчался выполнять заказ.

– Она готовит и пытается создать уют, посмотри – неплохо, правда?

Трудно было отрицать, что к помещению подходило именно слово «уют». В углах, на тумбочках, покрытых сверкающими белизной ажурными салфетками, стояли вазы с живыми цветами, на одной из отливающих серебром стен висели две причудливо расписанные настенные тарелки, на другой – вышитая цветными нитками большая картина: пестрые цветы разбросаны по широкому лугу, вдали, там, где синева неба сливается с зеленью травы, сплелись ветвями, словно обнявшись, два деревца с белыми стволами.

– Здорово! – с трудом оторвав взгляд от картины, заметила Грэйси.

– Это маме ее подруга подарила, еще в Москве. Большая рукодельница. Не знаю уж, зачем мама привезла картину в Австралию, у нее она десять лет на дне гардероба свернутая лежала. И как только она ухитрилась ее с собой на Тасманию прихватить – в такой спешке из Сиднея уезжала! Я жутко удивилась, когда в первый раз сюда зашла и увидела это на стене. Но Яша не возражал, клиентам тоже нравится.

Ровно в половине пятого, когда закрывалось кафе, посетители, сидевшие за столиками, начали подниматься. Яша, принеся девушкам заказанную еду, запер дверь и начал прибирать в зале – собрал разбросанные детьми игрушки, унес стаканы с недопитой минеральной водой. Лариса вышла к девушкам из кухни и, тщательно подбирая английские слова, сказала Грэйси:

– Рада вас видеть. Вам понравилась наша еда?

– Мама понемногу учится английскому, – со смехом объяснила подруге Сандра, – но это пока все, что она знает.

– Скажи маме, что все безумно вкусно, – попросила Грэйси, сама удивленная тем, как быстро она уничтожила содержимое своих тарелок, – такого я еще не пробовала даже у дедушки.

Лариса, услышав ее ответ в переводе дочери, просияла. Ей с детских лет нравилось готовить, родные и знакомые всегда восхищались ее кулинарными способностями, но каждый раз, когда хвалили ее стряпню, она радовалась, как получившая пятерку школьница.

Яша убрал со стола девушек пустые тарелки и сказал Ларисе:

– Все, иди домой, остальное я сделаю сам.

– Нет, Яша, я еще промою овощерезку и загружу в машину грязную посуду.

– Тебе сказано: уходи домой! – сердито закричал он. – Совсем совесть потеряла, дочь тебя ждет!

– Не кричи, Яша, – с улыбкой возразила она, – сейчас все закончу и пойду, Сашенька подождет.

– Конечно, подожду, – засмеялась Сандра.

Лариса ушла на кухню, и Яша, ворча, поплелся за ней.

– Что он ей говорил? – оглянувшись, шепотом спросила Грэйси.

– А ты как думаешь?

– Не знаю. Если честно, мне показалось, что он объясняется ей в любви – он так на нее смотрел…

– Вот именно, а он всего лишь сердился, что она не уходит домой и заставляет меня ждать. Поэтому я и хотела услышать твое независимое мнение детектива. Понимаешь, – тоже оглянувшись, Сандра наклонилась к подруге настолько, насколько позволял ее живот, – мама в последнее время стала красить глаза.

Восторженно ахнув, Грэйси всплеснула руками.

– Слушай, здорово! И ей очень идет, я ее даже не сразу узнала – она так помолодела, похорошела!

Вернувшийся Яков помешал им дальше развить эту тему, раскладывая на детском столике фломастеры и стопку бумаги для рисования, он жаловался:

– Она меня прогнала! Нет, вы можете себе представить – эта женщина меня прогнала из кухни! Бедный Яша, опять жизнь повернула к нему свое черное лицо!

– А что, женщины так часто вас прогоняли? – со смехом спросила Грэйси.

– Всю жизнь! – встав перед ней, Яков театральным жестом развел руки в сторону. – В детстве мама каждый вечер гнала меня из дома – она боялась, что я своим футбольным мячом сломаю наш цветной телевизор. Правда, позже она раскаялась – когда поняла, что дешевле купить новый телевизор, чем постоянно вставлять соседям новые стекла. Однако мой бедный мяч к тому времени уже попал под колеса машины и погиб, а я вместо футбола занялся общественной работой. Я был истинным комсомольским вожаком. Вы знаете, девочки, что такое комсомол?

– Нет, – хором ответили они.

– Это была доблестная молодежь, которая подрастала на смену лидерам страны. Нам предстояло войти в мир, где не будет денег, и каждый возьмет себе ровно столько, сколько ему надо.

– Ничего себе! – фыркнула Сандра. – И взрослые люди верили в эту сказку?

– Это была красивая сказка, в нее мало, кто верил, но все ею жили. Из-за нее, этой сказки, я отказался от родного брата и научился произносить речи. Боже, какие я произносил речи! Один раз меня даже показали по местному одесскому телевидению. И я был красив, тогда у меня были длинные густые волосы, – Яша выразительно провел рукой по безволосой макушке, – моя жена страстно влюбилась в меня на одном из съездов комсомола, едва я взошел на трибуну. Мы поженились вопреки воле ее папы, который был ярый антисемит, и прожили счастливо почти десять лет. Я вступил в партию и стал партийным боссом, у нас это называлось секретарь райкома, и моя Оксана гордилась мною перед своими подругами. Когда я приходил домой, она кормила меня борщом. Боже, какой она умела варить борщ!

Он закатил глаза от восторга, и Сандра обиделась:

– Ты хочешь сказать, что мамин борщ хуже?

– Лучше, – неожиданно нежно улыбнувшись ей, ответил Яша, – борщ твоей мамы намного лучше, Оксана добавляла слишком много чесноку.

– А что было дальше? – спросила Грэйси и застенчиво улыбнулась. – Ничего, что я спрашиваю? Просто, вы так интересно рассказываете…

Тяжело вздохнув, Яша придвинул к их столику один из стульев и опустился на него, широко расставив полные ноги.

– Дальше. А что дальше? Дальше Союз развалился, коммунистов разогнали, и я оказался никому не нужен. Другие секретари райкомов занялись бизнесом, но я был глуп, как пробка, я ничего не умел делать, я умел быть только секретарем райкома. У меня отобрали персональную машину и открепили от специального магазина, а сосед начал называть меня «жидовской мордой». Моя Оксана стала меня стыдиться. Она кричала: «Все нормальные евреи уже уехали из этой страны, почему ты не подаешь документы?» Но когда я представлял себе, что придется уехать из Одессы, мне становилось страшно. Страшней, чем когда алкоголик в очереди в магазине пригрозил убить меня за то, что я распял Христа. За два-три года инфляция съела все наши деньги, а я так и не смог найти себе достойную работу. И однажды Оксана сказала мне: «Уходи, Яков, я нашла человека, который обеспечит меня и нашу с тобой дочку всем необходимым». И моя десятилетняя дочь Риточка тоже сказала: «Уходи, папа, я тебя не люблю! Ты плохой, у всех девочек есть кукла Барби, а ты мне не можешь купить!» И я ушел из огромной квартиры, которую дали мне, как секретарю райкома, а на мое место пришел свободный предприниматель, открывший за углом овощную палатку.

– Но почему вы тоже не могли начать там свой бизнес? – изумилась Грэйси. – Здесь же у вас дела идут неплохо.

Покачав головой, Яков тяжело вздохнул.

– В России все иначе, там другой мир. И внутри у меня тоже был другой мир. Когда мой брат вытащил меня в Австралию, мне здесь много пришлось в себе сломать, чтобы приспособиться к этой жизни. Долго, например, я не мог спокойно смотреть на клиента, который поел, но не уходит, а продолжает сидеть и занимать стол. Я смотрел на него волком, я недовольно морщился, когда маленькие дети посетителей разбрасывали игрушки по полу. И клиенты стали обходить мое кафе стороной. Из Мельбурна я уехал, почти разорившись, и здесь, на Тасмании, начал все с нуля. Вот уже пять лет, как я в Хоббарте, и дела мои постепенно идут все лучше и лучше, но с тех пор, как ко мне пришла Лариса, доход мой сразу вырос – чуть ли не в два с половиной раза, – хотя сейчас и не сезон. Не знаю, откуда моя дочь Риточка узнала об этом, и кто ей сообщил мой адрес, но она за последние четыре месяца уже два раза писала мне и просила денег. Я сначала не хотел ей даже отвечать, потому что уже который год по ночам мне снится, как она говорит: «Уходи, папа, я тебя не люблю!». Но Лариса сказала, что нужно послать. И я послал.

– Яша, ты совсем заговорил девчат, – войдя в зал, сказала Лариса. – Я там все помыла, посуду в машину загрузила и запустила, утром разгружу. Не забудь заднюю дверь запереть, когда будешь уходить, в прошлый раз я утром пришла – открыто было. Сашенька, поднимайся, поехали. Грэйси у нас останется ночевать? Спроси у нее.

– Я хочу сегодня улететь в Мельбурн последним рейсом, – ответила Грэйси, когда Сандра перевела ей вопрос матери. Лариса искренне огорчилась.

– Что ж так – только приехала и тут же уезжать? Побыла б хоть день, места у нас много. Вы с ней погуляли бы в парке.

– Сейчас узнаю, – Сандра вновь повернулась к Грэйси, – мама спрашивает, ты не могла бы еще на день у нас остаться? У нее свои понятия о гостеприимстве, она расстроилась, что ты так сразу уезжаешь. Правда, Грэйси, останься, а? Поболтаем немного, – застенчиво добавила она уже от себя лично.

Грэйси вспомнила об отложенных делах, поджидающих ее в офисе их агентства, потом махнула рукой и засмеялась.

– Ладно, останусь, – она с улыбкой повернулась к Якову, – спасибо, у вас восхитительно, я порекомендую ваше кафе всем знакомым, который поедут на Тасманию. Надеюсь, вы уже полностью освоились у нас в Австралии?

– Освоился, – ответил он, и черные глаза его неожиданно заволокло печалью, – но мне всегда будет сниться Одесса.