Текст книги "Зима в Эдеме"

Глава 16

Сильные пальцы глубоко впились в тело Энге, когда ее схватили и бросили на колени, держа так, пока одна из свиты эйстаа бегала за веревками. Саагакел с чувством собственного достоинства села на свое место, в то время как за ее спиной слышалась взволнованная болтовня. И вдруг, заглушая это бормотание, совершенно отчетливо прозвучал голос, приказывающий всем расступиться. Вслед за этим все услышали тяжелые шаги. И вот из толпы появилась йилан и направилась прямо к Энге.

– Я Амбаласи, – сказала она хриплым голосом. Теперь, когда она была совсем рядом, Энге могла видеть морщины на ее лице. Потом она повернулась к эйстаа и когтями одной ноги начала царапать землю, что означало сильное неодобрение. – Я думаю, что это не очень мудро с твоей стороны, Саагакел. Это очень важно, что говорит Энге; у нее можно многому поучиться.

– То, что она говорит, представляет слишком огромную важность, мудрая Амбаласи, чтобы оставить ее на свободе и позволить распространять ее яд повсюду. Я уважаю богатые знания в области науки, но это уже касается политики, и здесь я прислушиваюсь только своего собственного совета.

– Не будь слепой, эйстаа. Учение Дочерей имеет непосредственное отношение к нашей биологической сущности, которая, в свою очередь, связана с самим нашим существованием.

– А что ты вообще знаешь об их учении? – прервала ее удивленная Саагакел.

– Много чего – после того, как я, наконец, переговорила с Дочерьми. Проще говоря, они случайно натолкнулись на звено, соединяющее разум и тело, что представляет собой огромное значение в изучении природы долголетия и старения. Поэтому очень прошу тебя освободить Энге под мою опеку, чтобы изучать с ней эти вопросы в месте, отведенном для науки. Ты позволишь это?

Хотя обращение было очень вежливым, но это было лишь соблюдением внешних формальностей, что звучало почти как оскорбление, так как были намеки в адрес эйстаа, что у нее ограниченные познания в науке, а также демонстрация превосходства над всем, что касается науки.

Саагакел взревела от гнева, вскочив на ноги.

– Оскорбление оскорблений – и в моем собственном амбеседе! Я всегда уважала тебя, Амбаласи, за твои научные знания и за твой возраст, уважаю до сих пор. Вот почему я не требую твоей немедленной смерти, но вместо этого приказываю тебе, чтобы ты уходила с моих глаз и из моего амбеседа… И ты вернешься сюда тогда, когда я захочу этого. А еще лучше – уходи из моего города. Ты говорила о том, что хочешь уйти, много раз строила планы, чтобы уйти далеко отсюда. Теперь самое время сделать то, что ты собиралась сделать давно.

– Я не угрожала тебе. Я уйду, как и хотела. Но я освобожу тебя от бремени и возьму Энге с собой.

Саагакел затряслась от гнева. От злости она щелкала пальцами.

– Немедленно уходи отсюда и никогда больше не возвращайся. И уходи из города – не испытывай моего терпения.

– Ты такая же терпеливая, как эретрук, когда он убивает. Если ты считаешь свое абсолютное правление как жизненно необходимое для твоего существования, то почему бы это не подвергнуть испытанию? Выгони меня из этого города, прикажи мне умереть. Это будет очень интересный эксперимент…

Голос Амбаласи заглушил рев негодования Саагакел в то время, как она подалась вперед, возвысилась над своим мучителем, широко раскрыв рот и расставив больше пальцы, чтобы убить ее. Старая ученая стояла бесстрашно, делая только быстрое выражение уважения возраста, уважения знаний.

Саагакел снова взвыла от неподдельного гнева, брызгая слюной на Амбаласи, дрожа от напряжения, чтобы сохранить хоть какой-то контроль над собой. Наконец она повернулась и ушла в свое кресло. Вокруг царило жуткое молчание, и тишину нарушали лишь быстрые шаги фарги, которая выскочила из амбеседа, дрожа от страха. Три фарги лежали без сознания на песке: скорее всего, они умерли от страха – настолько был велик гнев эйстаа.

Когда наконец Саагакел заговорила, это был знак:

«Убрать обеих, стоящих передо мной».

– Мое желание – никогда не видеть ни одной из них. Обеих немедленно в сады.

Послушные пальцы схватили Энге и Амбаласи и быстро повели их из амбеседа. Когда они вышли из поля зрения эйстаа, охранники пошли медленнее, потому что день был очень жаркий, но продолжали держать своих пленниц за руки так же крепко. Энге надо было о многом подумать, и она молчала, пока они не подошли к входу в сад, куда их грубо втолкнули. Когда тяжелые ворота закрылись за ними, она повернулась к Амбаласи и выразила ей свою благодарность.

– Ты очень рисковала, сильная Амбаласи, и я благодарю тебя.

– Ничем я не рисковала. Слова Саагакел не могли убить меня, и не могла она физически напасть на меня.

– Да, теперь я это поняла. Я теперь также понимаю, что ты умышленно разозлила ее, чтобы тебя тоже сюда заключили.

Амбаласи сделала движение, выражающее удовольствие и иронию. Она слегка приоткрыла рот, обнажив свои пожелтевшие зубы:

– Я люблю тебя, Энге, и рада, что вижу тебя. Ты правильно поступаешь. Мне давно хотелось побывать в этом саду, а то, что тебя послали сюда, ускорило исполнение моих планов. Это город ужасной скуки и парализованных идей, и я сама удивляюсь, зачем я пришла сюда. Наверное, лишь из-за благоприятных условий для научных исследований. Я должна была продвинуться в своих исследованиях намного дальше, но тогда они начали бы арестовывать Дочерей Отчаяния.

– Дочерей Жизни, позволь заметить.

– Жизни, Смерти, Отчаяния – для меня это не имеет значения. Это не название и не философия, это результаты физиологии. Я называю их Дочерьми Отчаяния, потому что такой же была я, когда отчаялась проводить мои дальнейшие исследования. Очень давно, когда еще только начали выращивать стены для этого сада-тюрьмы, я пришла сюда, чтобы наблюдать за работой. Тогда я беседовала с некоторыми из дочерей, но их мышление привело меня в отчаяние. Они напомнили мне онетсенсастов, которые объедают листья с одного-единственного дерева. Сделав однажды прыжок в бездну этой философии, они теперь счастливы и дальше продвигаться не хотят. Я думаю, Энге, что ты сделаешь для меня шаг вперед. Я точно знаю, что ты сделаешь.

– Если ты скажешь мне, в чем заключаются твои изыскания, я постараюсь тебе помочь. Таким образом, я принимаю тебя как Дочь Жизни…

– Не делай этого. Я не имею к вам никакого отношения.

Теперь Энге была совсем сбита с толку.

– Но… ты сказала, что тебя смерть миновала бы, если бы эйстаа приказала казнить тебя. Значит, ты должна верить…

– Нет, я не верю. Я понимаю – а это совсем другое дело. Я создана для науки, а не для веры. Я представитель науки, а не веры. Ты видишь различие? Или ты считаешь, что это никак не гармонирует с твоей верой?

– Я совсем не нахожу здесь никакой дисгармонии, – сказала Энге, показывая радость мыслей. – Совсем напротив: я знаю, это проверка моего мужества и слов Угуненапсы, и я буду с тобой говорить об этом очень долго.

– Я тоже. Добро пожаловать во фруктовые рощи Йебейска. Теперь я задам тебе вопрос. Если ты и твои Дочери могли бы быть здесь свободными, все до одной, вы бы пошли со мной в город, где вы были бы желанны? Где бы вы были свободны, где бы вас не угнетали, где бы вы могли жить как вам пожелается?

– Мы больше ни о чем и не просим, мудрая Амбаласи. Это наше единственное желание, и мы хотели бы быть твоими фарги, если бы ты могла это сделать.

– Это возможно. Но прежде, чем помочь вам, я еще хочу кое о чем попросить, и ты должна хорошо подумать перед тем, как ответить. Когда вы будете свободны, я хочу сделать вас своими пленницами для моих научных исследований. Я хочу понять, как этот новый феномен действует, а острый нож моих исследований может проникнуть очень глубоко.

Когда Энге выказала страх боли, Амбаласи сделала в ответ отрицательный знак.

– Ты не поняла. Под острым ножом я имею в виду научную мысль, которую я хочу использовать; внедриться глубоко в вашу философию и увидеть, что побуждает ее существовать.

– Вот это я приветствую. Это то, что я делала сама. Если ты сможешь помочь мне в этом, я с удовольствием приму твою помощь.

– Больше, чем помощь, Энге. Я могу так глубоко внедряться, что могу повредить корни вашего дерева знаний и выдернуть их.

– Если ты это сделаешь, то это будет уже мертвое дерево, но это я тоже с радостью приму. Я откроюсь тебе. Охвати мои мысли – делай как ты этого пожелаешь.

Амбаласи быстро охватила руками Энге, выражая этим жестом огромное удовольствие:

– Значит, договорились. Теперь мне нужно заняться уходом из этого города. Так как я давно решила покинуть город, я уже сделала все необходимые приготовления со своими помощниками, и через день – самое большее, через два – будут результаты.

Энге выразила знаками благодарность, и напротив – почти полное непонимание.

– Ты все поймешь, когда наступит время. А теперь надо еще кое-что сделать. Я хотела бы поговорить еще с одной из Дочерей. Ее зовут Шакасас.

– Имя – которое – смущает, – сказала Энге. – Шакасас – «Быстрая – в – Смене – Движений», – это имя, которое среди нас не употребляется, имя, относящееся к существованию прежде понимания. Как знак нашей приверженности мудрости Угуненапсы, мы принимаем новые имена.

– Я знала об этом ритуале. Но я уверена, что ваша новообращенная вспомнит свое предыдущее существование до перехода. Пошли за ней под тем именем, а я буду обращаться к ней так, как она того захочет.

Энге выразила понимание и повернулась, чтобы пойти и отдать распоряжение. Только теперь она увидела, что они разговаривали среди молчаливых слушателей, которые окружали их со всех сторон.

Омал выступила вперед и приветствовала ее.

– За той, чье присутствие необходимо здесь, уже послали. Но я хочу выразить удовольствие, что вижу тебя, и горечь, что вижу тебя заключенной в тюрьму.

– Мы должны отказаться от несчастья. Эта огромной мудрости йилани, с которой я разговаривала, может стать нашим спасением. А теперь позволь мне познакомиться с нашими сестрами здесь. Я хочу знать их всех.

Амбаласи отошла в сторону, пока они приветствовали друг друга, и терпеливо ждала, пока они наконец не обратили внимания на йилани, которая предстала перед Ученой.

– Ты Шакасис? – спросила Амбаласи.

– Я была ею, пока не наступило время понимания. Так как я с радостью приняла слова Угуненапсы, я стала называться Элем. Что ты хочешь от меня, Амбаласи?

– Ответ на единственный вопрос. Я слышала, что раньше ты служила в войске в составе урукето. Это правда?

– Когда я первый раз родилась, я делала это с удовольствием. Меня привлекали открытое пространство и морские течения. Загадки навигации стали предметом моего изучения, а через них у меня появился интерес к делу Угуненапсы.

– Твое объяснение удовлетворило меня. А теперь скажи, кто возглавляет вас?

– Угуненапса, потому что это ее пример…

– Довольно! Я имею в виду ваше физическое присутствие в этом презренном саду. Кто среди вас главный?

– Никто, потому что мы равны…

Амбаласи грубым жестом, которым обычно пользуются, когда командуют над фарги, заставила ее замолчать, от волнения царапая землю когтями.

– Хватит! Твоя Угуненапса должна ответить на многие вопросы. Должен ведь кто-то быть, кто стоит во главе это иерархии бессмысленности! Энге, ты видишь ее? Хорошо. Может она командовать тобой?

– Конечно. Я много слышала о ней, о ее мудрости и с удовольствием подчиняюсь ее приказаниям.

– И, наконец, обещание. Мы трое должны немедленно переговорить. После этого ты будешь все время оставаться рядом со мной и будешь делать то, что я прикажу. Ты будешь это делать, если она тебе скажет?

Элем выразила полное согласие, и Амбаласи быстро отдала ей приказание уйти до того, как та могла бы снова начать говорить об Угуненапсе.

* * *

Остров, расположенный за побережьем Гендаши, к югу от Альпесака, был очень маленький и населен быстро растущими структурами. Только комнаты, в которых была лаборатория Укхереб, имели неизменный и солидный вид. Эйстаа Ланефенуу была доставлена туда сразу же, как она покинула урукето, который перенес ее через океан. Она слушала объяснения без особого интереса, обращая внимание только на результаты научных исследований, а не на подробности. Но масиндуу – оптический проекционный прибор – привлек более пристальное внимание.

– Это очень занимательно, – сказала Ланефенуу. – Ты должна вырастить один такой для меня, чтобы я могла взять его в Икхалменетс. До сих пор ничего подобного я не видела.

– Причина тому, эйстаа, – ответила Акотолп с некоторой гордостью, – заключается в том, что раньше он никогда не существовал. Укхереб и я вынуждены работать с новыми растениями, которые мы культивируем, причем, работать вместе над их модификацией. Но с ними тяжело иметь дело, потому что они очень ядовиты. Для этого нам понадобились увеличительные способности сандуу. Вы знаете это существо, о котором я говорю?

– Нет, – сказала Ланефенуу, гордая своим незнанием. – Я слишком занята, чтобы посвящать свое время изучению ваших грязных чудовищ.

– Совершенно верно, эйстаа, – сказала Акотолп. – Это грязное занятие. Вот объяснение. Сандуу увеличивает, и это позволяет видеть вещи в увеличенном размере, примерно в 200 раз больше, и поэтому сандуу является непременным научным инструментом. Но, к сожалению, только одна из йилан может использовать это в данный момент – в то время как Укхереб и я должны работать вместе. Поэтому мы сделали этого масиндуу, которого можно назвать образно-проекционным сандуу. Мы используем его в микрохирургии, а сейчас для того, чтобы показать тебе изображение того, что мы сделали, и вовсе нет необходимости подвергать ваше почтенное тело опасности.

– Этому почтенному телу ваши усилия доставили огромное удовольствие. И чем же будет этот предмет, на который мы сейчас смотрим?

Акотолп повернула один глаз в сторону образа, ярко светившегося на стене. Солнечный свет падал в глаз масиндуу, рассеивался и проецировал предмет в его многоликом и великолепном образе.

– Это диатомен, кремнистые водоросли, эйстаа. Крошечные существа, живущие в море. Мы используем их, чтобы регулировать масиндуу. Краски, которые ты видишь, получены с помощью поляризованного фильтра…

Акотолп прервалась, когда Ланефенуу дала знать, что ей скучны эти научные детали.

Комната осветилась, когда вошла Укхереб, за которой шла фарги, несущая поднос с картинками.

– Все готово, эйстаа, – сказала она, показывая фарги, чтобы та положила поднос и ушла.

– Это последние отпечатки, и они продемонстрируют тебе невиданный успех наших усилий ради тебя.

– Начинайте немедленно, – скомандовала Ланефенуу. Спроецированные диатомен исчезли, и вместо них появился морской пейзаж. За морем виднелась зеленая линия побережья над белыми пляжами. Когда Укхереб говорила, она одновременно манипулировала масиндуу так, что один образ незаметно сменял другой таким образом, что берег приближался.

– Это берег Гендаши, юг города Альпесака. Мы выбрали эту сторону потому, что здесь нас никто не мог заметить. Температура и почва такие же, что и в городе, поэтому наши растения могли бы развиваться в нормальной среде.

– Почему бы не отправиться в сам город? – спросила Ланефенуу.

– Его заняли устузоу, – сказала Вайнти, входя в комнату. – Я была там. Город не весь сожжен, но в нем полно этих паразитов.

– Чья участь – смерть, Вайнти, – сказала Ланефенуу. – Я приказала тебе прийти. Эти превосходные ученые организовали демонстрацию того, что было выполнено здесь от моего имени. Ты будешь смотреть со мной, потому что ты все это создала.

Вайнти знаками выразила благодарность и опустилась на хвост рядом с эйстаа, которая велела продолжать показ.

Зеленый кустарник все увеличивался в размерах, пока не стало видно мертвых животных, проткнутых шипами.

– Видоизмененные виноградные лозы и кустарники, – пояснила Акотолп. – Все они выращены и перекрещены с широколистными растениями, богатыми водой поэтому они могут противостоять огню, защищая другие растения. Все это не трудно было сделать: просто некоторые изменения в тех стенах, что защищают многие города. Несмотря на то, что все эти растения были выведены и выращены в достаточном количестве, чтобы давать семена, мы также сделали еще вот это существо.

Образ многоцветной, сверкающей ящерицы заполнил экран. Акотолп выступила вперед, чтобы указать на ряды узелковых утолщений на спине этого существа.

– Эти пузырьки развиваются, когда ящерица полностью созревает, лопаются, а потом снова вырастают. Вы можете заметить толстую кожу, покрытую слизью, которая защищает животное от ядовитой окружающей среды, которую оно сеет. Это великолепное достижение.

– Необходимо разъяснение, – резко произнесла Ланефенуу.

– Прими мои бесконечные извинения, эйстаа. Я продолжу. Смертельные растения, которые мы сейчас видели, были выведены, чтобы они распространились в городе который заняли устузоу. Разные формы самосохранения были учтены при выведении, и была придумана эта система. Когда пузырьки лопаются, из них выпадают семена ядовитых растений. Они вырастают, а ящерицы живут под их покровом, где не могло бы выжить ни одно животное. Итак, без дальнейших усилий с нашей стороны, без жизненных потерь йилан город сам вытеснит завоевателей. Это произойдет не сразу, но произойдет с неумолимой неизбежностью. Растения заполнят город, устузоу вынуждены будут уйти – и завтрашнее завтра будет вчерашним вчера.

– Восхитительно, – Ланефенуу выразила удовольствие и счастье. – Но как будут жить йиланы в этом городе смерти?

– Все очень просто. Уже разработаны паразиты и вирусы для уничтожения растений и ящериц – больше они ни на что не влияют.

– Это в самом деле блестящий план. Но почему он до сих пор не осуществляется?

– Единственная деталь, – сказала Акотолп. – Необходимо было вывести червя-паразита, который содержит в себе семена. Этот червь заражает ящериц, поражая пузырьки, рассеивающие семена. Яйца червя, которые тоже содержат проникающие в пузырьки семена, появляются в помете ящериц…

Она остановилась, так как эйстаа сделала жест, чтобы она заканчивала.

– Хорошо, Акотолп. Я знаю, эти детали приводят тебя в восторг как ученую, но мне они скучны и омерзительны. Заканчивай свой рассказ, Акотолп, и объясни, что будет дальше.

– Все готово, эйстаа, – сказала Вайнти, открывая дверь и указывая на солнечный свет. – Как только Укхереб и Акотолп добились успеха, я послала за тобой. Пока ты путешествовала, поколения ящериц были выращены и находятся здесь, в специально огороженном месте, которое я тебе сейчас покажу. Все в состоянии готовности – ждем твоей команды.

– Это восхитительно. Теперь скажу я. Пусть все это будет сделано. Альпесак будет очищен от вредителей и восстановлен. Поэтому, когда холодные ветры придут из Икхалменетс, Икхалменетс переберется в Альпесак. Приступайте сейчас же.

– Это уже начинается, эйстаа, – сказала Вайнти. – Начинается, но не заканчивается там, – добавила она, но так, чтобы никто не услышал ее слов. – Город будет очищен и снова будет принадлежать йиланам. Когда это произойдет, я попрошу разрешения, и мне его дадут. Я попрошу эйстаа, чтобы она разрешила мне использовать семейных ящериц, чтобы оставшуюся часть суши сделать невозможной для жизни устузоу. Потом я найду их и уничтожу. Таким образом я убью наконец Керрика – устузоу.

Глава 17

Саагакел надулась от гнева, ее отвисшие щеки дрожали от ярости. Амбесед был пуст, и в нем было так тихо, что можно было отчетливо слышать, как журчала вода под золотыми мостами – потому что все сразу же разбежались при первом знаке, выражающем ее недовольство. Осталась только одна беспомощная фарги, принесшая ей неприятную весть. В молчании Саагакел пыталась побороть свои эмоции: это простое создание не несло никакой ответственности и не должно было принуждено умереть только из-за того, что принесло это известие. Саагакел верила в справедливое правление, а в убийстве этой молодой фарги не могло быть справедливости. Но она могла бы убить ее, в самом деле могла бы, одним словом. Зная это, она ощутила удовольствие от своей власти и откинулась на нагретое солнцем дерево, чтобы испытывать приятные ощущения как от тепла, так и от его города, что окружал амбесед. Когда она заговорила снова, ее голос прозвучал с необычайной силой:

– Поднимись, молодая фарги, и посмотри в лицо своей эйстайи, и знай, что твоя жизнь будет долгой, если ты будешь служить мне и моему городу.

И тут фарги перестала дрожать и встала. Ее глаза были влажны от восхищения ее эйстаа, ее тело было готово к любой команде. Саагакел уловила готовность фарги выполнять свой долг, и ее голос оставался таким же нежным, когда она снова заговорила:

– Повтори еще раз, зачем ты должна была прийти, и расскажи мне обо всем. Я тебе не причиню никакого вреда – это обещание эйстайи.

Тело фарги стало неподвижным от напряжения, потому что она изо всех сил пыталась вспомнить в точности всю информацию.

– К Саагакел, эйстаа Йебейска и самой высшей из нас, обращается одна из ее слуг, – движения и цвета фарги самых грустных оттенков. – За два дня на рощи, где пасутся окхалаки, обрушилась болезнь. Многие из них не в состоянии двигаться, а еще больше умерло. Нужна помощь, чтобы спасти живых.

Это может быть и не случайность. Глаза Саагакел сверкнули гневом, но ее тело было неподвижным, под контролем. Фарги ждала ответа в сосредоточенном молчании. Нет, это не случайность. Несколько лет тому назад среди окхалаков распространилась некая болезнь, но Амбаласи вылечила их. Теперь, всего лишь несколько дней спустя после того, как Амбаласи заключили в тюрьму, болезнь вернулась.

– Пойди и скажи: я хочу видеть членов моего совета. Иди через эти ворота – там ты их найдешь.

Они пришли, дрожа от страха, увидев ее в жутком гневе. Мысль развеселила Саагакел: хорошо еще раз было напомнить им, что она занимала высшее положение в городе и что ее власть абсолютна. Когда первые из них при виде ее от страха, еле передвигая ноги, направились к ней, хорошее настроение вернулось к эйстаа.

– Мне сказали, что окхалаки вымирают в огромных количествах, и вы, а также все остальные знают, что их мясо я люблю больше всего. Я вижу, что тень Амбаласи упала на эти мертвые тела. Ступай в сад ты, Остуку, ступай быстрей, потому что ты очень растолстела, и эта прогулка пойдет тебе на пользу. Ступай и приведи Амбаласи ко мне немедленно. Это мой приказ.

Мысль о том, что окхалаков просто заразили, внезапно осенила ее и вызвала очередной приступ гнева; она тотчас же послала за куском мяса, отрезанного от ляжки окхалака. Ей доставили его с огромной быстротой. Она вонзила зубы в сочное мясо, оторвала огромный кусок и с жадностью пережевывала, когда небольшая процессия проследовала в амбесед. Остуку шла впереди, а двое из охраны шли с обеих сторон. Амбаласи была между ними. Она медленно передвигалась, опираясь на широкие плечи свей спутницы.

– Я приказала привести одну Амбаласи, – сказала Саагакел. – Другую уберите!

– Тогда и меня тоже убери, – сказала Амбаласи, показывая негодование, вызванное оскорблением. – Ты упрятала меня в этот сырой сад, чтобы я в этом возрасте спала на земле. Ночью так холодно и сыро, что теперь я вынуждена опираться при ходьбе на нее. Она сильная, она должна остаться. Без нее я не могу передвигаться.

Саагакел сделала жест, показывающий, что эта часть беседы не стоит ее внимания, а потом подчеркнула важность того, о чем она хотела говорить дальше.

– В рощах умирают окхалаки. Что ты знаешь об этом?

– Тело их немеет, и они беспомощно лежат? Если это так, то это болезнь легких, которая могла быть занесена из леса дикими животными.

– Но ты избавила их от этой болезни много лет тому назад. Как она могла снова вернуться?

– В дебрях экологии множество бесчисленных троп.

– Ты заразила их?

– Если хочешь, можешь верить в это.

Подозрительный ответ, который можно принимать по-разному. Перед тем, как Саагакел могла бы потребовать разъяснения, Амбаласи снова заговорила:

– Неважно, как эти животные подхватили болезнь, но бесспорно, что только я могу вылечить их. Ты хочешь этого?

– Да, и я приказываю тебе это сделать.

– Я исполню твое желание, но не приказание. В свою очередь, я прошу, чтобы меня выпустили из этого сырого сада, а также, чтобы освободили ту, на которую я опираюсь. Когда я почувствую, что мои ноги стали такими, какими должны быть, ты сможешь отослать ее обратно в сад.

«И тебя тоже заодно, древнюю дуру», – подумала Саагакел.

– Принимайся за работу немедленно! – громко приказала она, потом отвернулась от них с отвращением.

Амбаласи сделала страже знак, чтобы та оставалась на месте; каждое ее движение выражало раздражение, и она заковыляла из амбеседа, тяжело опираясь на широкие плечи Элем. Пока они шли по городу, она молчала до тех пор, пока наружные двери ее помещений не закрылись за ними. Только тогда она встряхнулась и легкой походкой пошла в свою собственную лабораторию.

На стене висел гулаватсан, когтями крепко вцепившись в стену, рот был плотно закрыт. Амбаласи сильно ударила его в нервный узел, находящийся в центре его спины. Он повернул к ней слепые глаза, из его рта капала липкая жидкость; потом, широко раскрыв рот, он пронзительно закричал. Элем, оглушенная этим звуком, отступила назад. Амбаласи одобрительно кивнула, услышав быстрые шаги ее помощниц.

– Ты, – обратилась она повелительным тоном к первой из них. – Из холодной комнаты возьми сыворотку окхалаков и дай ее больным животным. А ты, Сетессей, тем временем проводишь эту йилану к месту ее учебы, чтобы взять морские карты.

– Мне запрещено туда входить, – сказала Элем.

– Надо мной в этом городе возвышается только эйстаа, – спокойно ответила Амбаласи. – Вот почему в этом городе мне все должны подчиняться. Сетессей поговорит от моего имени, и тебя пропустят. Ты вернешься назад со всеми своими навигационными картами. Задание понятно?

Когда Элем начала жестами показывать, что все понятно, Амбаласи повернулась к другой ассистентке и уже давала ей инструкции. Надо было сделать очень много, а времени совсем не было. Только тот факт, что она готовилась к этому побегу больше года, вселял уверенности, что дело приближается к завершению. Прибытие Энге было чистой случайностью, и под влиянием этого Амбаласи разгневала эйстаа и решила немедленно покинуть город в ближайшее время. Ее давно уже не устраивал этот скучный город, и она готовилась, чтобы отправиться дальше. В недалеком будущем ей наверняка предстояла более интересная жизнь.

Единственное, чего она боялась – что айстаа отменит прежний указ, сделав урукето своей собственностью. Но этот указ был издан давно, когда еще была необходимость плавать вверх по реке за дикими образцами, и он, скорее всего, был забыт. Так оно и было на самом деле.

– Члены экипажа подчинились моим указаниям, – сказала Сетессей, когда вернулась. – Они погрузили на борт все оборудование. Ты наконец решила, как быть с теми, кто помогает тебе?

– Да. Все остаются здесь.

– Я тоже должна остаться? Я, которая была твоей фарги и сейчас является твоей первой помощницей? Ты меня оставишь здесь?

– А ты не хочешь этого?

– Нет. Я хочу лишь продолжать служить Амбаласи, нашему великому гению. Город мне безразличен.

– Хорошо сказала, верная Сетессей. Значит, ты согласна бежать со мной – хотя ты даже не знаешь, куда ты направляешься?

– Я – твоя фарги. – Сетессей подтвердила это знаками верности и силы.

– Хорошо сказано. Ты присоединяешься ко мне. Теперь проследи за погрузкой остальных моих вещей.

Когда вернулась Элем с картами, она отослала их на урукето вместе с оставшимися вещами. Потом она дала знать мореходу, чтобы та следовала за ней.

– Возьми два больших плаща: я уже достаточно поспала на сырой земле. Все остальные остаются здесь – но ты отправишься со мной.

Так как их путь пролегал через сад, который находился под открытым небом, она один глаз повернула в сторону заходящего солнца.

– Иди быстрей, у нас мало времени.

Элем широко открыла рот, когда они быстро шли по городу. Помимо плащей она несла тяжелый цилиндр, который на нее взвалила Амбаласи. От жары у нее кружилась голова, и, когда они наконец остановились, она широко раскрытым ртом стала хватать воздух, чтобы немного отдышаться.

– Иди и встань неподвижно под тенью вон тех деревьев, потому что ты сильно перегрелась, – приказала Амбаласи, забирая у нее цилиндр. – Я сделаю все, что нужно, потому что все приготовления мы должны закончить до темноты.

Элем смотрела с полным непониманием, когда Амбаласи откручивала конец цилиндра, пока не появилась струя жидкости. Держа цилиндр на расстоянии вытянутой руки, она облила этой жидкостью барьер из виноградных лоз и растения, которые росли между этих деревьев. Они находились в районе города, в котором она никогда не бывала раньше, поэтому она не знала, что деревья были частью живой стены сада, где их держали в заточении. Когда Амбаласи откинула в сторону пустой цилиндр и сквозь сгущавшиеся сумерки медленно возвратилась назад, Элем уже достаточно охладилась, чтобы закутаться в плащ. Амбаласи взяла другой плащ и расстелила его на земле, показывая очень сильное раздражение, когда она устраивалась на нем для ночлега.

– Это последний раз, когда я сплю на земле. Нам надо проснуться с первым лучом солнца, пока город не пробудился. – Она сказала это, придавая своим словам серьезный и важный оттенок. Элем показала знаками, что она поняла команду, закрыла глаза и заснула.

Птицы разбудили ее; она поняла, что близится рассвет. Она плотнее обернула вокруг себя плащ и посмотрела вверх сквозь ветви. Когда небо между ними стало светлее, Элем поднялась и с уважением обратилась к старой ученой:

– Свет… велит… идти…

Смысл ее слов был непонятен, потому что было темно, но звук ее голоса имел желаемый эффект. Амбаласи встала и откинула плащ, неуклюжей походкой пошла к стене из растений. Было достаточно светло, чтобы можно было увидеть то место, куда она прыскала жидкость из цилиндра: листья пожелтели и свернулись. Она знаками показала, что довольна своей работой, когда подошла вплотную к стене и потянула за толстую виноградную ветку. Она сломалась в ее руке, превратившись в пыль.

– Вперед, – приказала она Элем. – Закрой ноздри и опусти мембраны на глаза, прокладывай себе дорогу через эти заросли.

Облако пыли поднялось, когда Элем своими руками перемалывала ветви. Через минуту она прорвалась сквозь барьер и оказалась лицом к лицу с двумя Дочерьми Жизни, которые, увидев ее, испугались, так же, как и она, увидев их.

– Не дышите, как фарги, – приказала Амбаласи, сопровождая слова жестами, означающими молчание и быстроту движения. – Разбудите всех и прикажите им присоединиться ко мне. Они должны прийти очень быстро и очень тихо, чтобы их не было слышно.