Текст книги "Петербургская Коломна"

«ДОМИК С ФОНАРИКОМ»

Дом № 40 построили в 1895 году на месте разобранного старого жилого строения – небольшого двухэтажного особняка с овальным эркером и традиционным для начала XIX века треугольным фронтоном.

«Домик с фонариком». Фото конца XIX в.

В историю Офицерской улицы это здание вошло под названием «Домик с фонариком». Участок и возведенный на нем особняк вначале являлись собственностью полковницы Софьи Петровны Крюковской, а затем по наследству перешли ее родственнице – купчихе Леонтине Николаевне Воткей, богатой домовладелице. Ей только в Коломне принадлежали три доходных дома. Кроме того, купчиха владела оптико-механической фабрикой, фирменным магазином, располагавшимся на Офицерской улице, в первом этаже дома № 40.

Ул. Декабристов, 40. Современное фото

Современный облик здание приобрело в 1898 году, после того как на расчищенном земельном участке по проекту архитектора Евгения Романовича Баха возвели большой четырехэтажный доходный дом.

Обработанное рустом и украшенное красивыми наличниками со сложными аттиками здание и сейчас выглядит довольно солидно и даже несколько монументально. Его последним хозяином стал купец первой гильдии Петр Николаевич Рюмин, вынужденный в 1918 году эмигрировать из России.

С этим домом связано имя великого русского поэта А.А. Блока. В 1911 году на Офицерской, 40 поселилась мать А.А. Блока, Александра Андреевна Кублицкая-Пиоттух. Отчим поэта, Франц Феликсович, дослужившись до бригадного генерала, возвратился из Ревеля и по приказу командования руководил в это время строительством артиллерийского полигона в Луге.

А.А. Кублицкая-Пиоттух, мать А.А. Блока.

Фото 1909 г.

Сергей Соловьев, посетивший новую квартиру Александры Андреевны в доме на Офицерской, нашел ее великолепной. С ней нельзя было и сравнивать, по его мнению, «тесную» квартиру в гренадерских казармах, которую до своего отъезда в Ревель занимала супружеская чета Кублицких-Пиоттух.

А.А. Блок часто бывал в этом доме, иногда даже по нескольку раз в день. Поэт очень любил свою мать и всегда комфортно чувствовал себя в женской атмосфере ее дома.

По свидетельству современников, мать и тетка (Мария Андреевна Бекетова) его постоянно баловали и открыто восхищались им. Друзья считали, что в нем было что-то от «маменькиного сынка».

По воспоминаниям друзей Блока, Анна Андреевна была человеком на редкость образованным, одаренным разнообразными способностями. Элегантная дама, она являла собой пример предупредительности и любезности в общении с людьми. Анна Андреевна происходила из семьи потомственных ученых, и в ней без труда угадывался интеллект.

До 1919 года в этом же доме, в квартире 5, располагался еврейский детский сад. 18 июня 1919 года «Известия Петросовета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов» (№ 113) опубликовали постановление о национализации этого помещения, оно передавалось Петроградской секции национальных меньшинств.

В ноябре 1917 года здесь размещался штаб Красной гвардии и отряд 2-го городского района. В период Октябрьского вооруженного восстания этот отряд насчитывал 700 красногвардейцев. В тревожные осенние дни 1917 года в здании также находилась и активно работала комендатура 1-го Коломенского подрайона.

ФОТОГРАФИЧЕСКОЕ АТЕЛЬЕ ЛИХЕНТАЛЯ

Дом № 41 не раз менял наружный облик, повинуясь изменению архитектурной моды и вкусам своих владельцев.

В начале XIX века земельный участок, соседствующий с Демидовским домом призрения трудящихся, принадлежал коллежскому секретарю Исааку Симоновичу Гамяницину, построившему на этом месте четырехэтажный жилой дом. Позже, в 1873 году, новая владелица дома, вдова титулярного советника Наталия Ивановна Гирс, капитально перестроила здание по проекту архитектора А.К. Буша, что придало доходному дому № 41 современный облик. В 1896 году строение купил богатый петербургский домовладелец, коллежский советник Игнатий Ефимов, владевший этой недвижимостью вплоть до 1918 года.

Фасад этого дома оформлен крайне лаконично и даже несколько суховато по рисунку деталей. Окна здания обрамлены строгими плоскими прямоугольными наличниками. Несколько оживляют фасад два балкона довольно элементарной конструкции.

В конце XIX века дом № 41 получил широкую известность у жителей Офицерской улицы и прилегающих к ней магистралей. В 1892 году здесь помещалось фотографическое ателье Шлемы Лихенталя – прекрасного мастера своего дела. Ателье пользовалось популярностью. Сюда приходили отдельные граждане, группы и целые семьи.

Ул. Декабристов, 41.

Здесь находилось фотографическое ателье Лихенталя.

Современное фото

Фотограф не получил специального профессионального образования. Будучи самоучкой, он до всего доходил своим умом. В ателье мастер творил чудеса. Всегда умел быстро найти необходимый контакт с каждым «портретируемым» и разговорить его. Это позволяло ему получить фотографии в непринужденных и естественных позах, что всегда нравилось клиентам. В те времена посещение фотографа всегда являлось большим событием. Это мероприятие планировалось заранее, готовились к нему задолго до его наступления. И вот в один прекрасный день семья, сослуживцы или друзья приходили в ателье к Лихенталю. Фотограф вежливо и церемонно здоровался с посетителями и обговаривал детали предстоящей съемки. Показывал образцы своих работ, усаживал клиента в удобное кресло с подлокотниками. С помощью особого приспособления мастер закреплял голову клиента в неподвижном положении – экспозиция в первые годы появления фотографии измерялась минутами. Поза принята, наведен на фокус массивный, в бронзовой оправе объектив. Выбравшись из-под черной бархатной накидки, фотограф внимательно оглядывал объект съемки. Все в порядке – павильон освещался ровным мягким светом, клиенты сидят в креслах, за их спинами волнистыми складками ниспадает драпировка из плюша или бархата. Наступает самый ответственный момент. Фотограф широко улыбается и торжественно провозглашает: «Спокойно, снимаю!» – и открывает крышку объектива. Сколько же было сфотографировано жителей Офицерской улицы старым мастером и его преемником Михаилом Эдуардовичем Меркелем! Портреты: одиночные, парные, групповые; мужчины, женщины, дети, в роскошных платьях, сюртуках, блестящих мундирах, визитках. Они остались нам в наследство – фотографии ушедших из жизни людей, прекрасные снимки, наклеенные на твердые картонные паспарту, с золоченым оттиском фирменного знака в левом нижнем углу: «Фотография Шлемы Лихенталя. Офицерская, 41».

ХОРАЛЬНАЯ СИНАГОГА

После основания Петербурга официально в нем могло проживать лишь ограниченное число приближенных к царю крещенных евреев. Некрещенные же евреи, как правило, могли находиться в городе только по неотложным делам, на непродолжительное время (поставщики двора, финансисты, состоятельные купцы, крупные промышленники). Крайне нетерпимо к евреям относилась императрица Елизавета Петровна, категорически запретившая им не только жить в столице, но и даже приезжать в нее на время. В период царствования Екатерины II в городе разрешалось находиться крещенным и нескольким некрещенным евреям. В годы правления Александра I в столице проживало около 400 евреев, но с воцарением на престоле Николая I для них наступили тяжелые времена. Император лично следил за реализацией мер по уменьшению численности еврейского населения в Санкт-Петербурге. При нем евреев, задержанных с просроченными паспортами, было приказано сдавать в арестантские роты.

Религиозная жизнь евреев в Санкт-Петербурге началась в первой половине XIX века. В эти годы сначала в богатых еврейских домах, а затем в специально нанятых помещениях тайно совершались публичные богослужения для небольшого числа проживавших в столице единоверцев. Одновременно с этим для военнослужащих еврейской национальности с разрешения командования в войсках и на флоте организовывались свои молельни. Кстати, первой еврейской молельней для нижних чинов считается молельня Военномедицинской академии, организованная в 1833 году.

В период царствования Александра II предоставили право постоянного жительства в городе евреям-купцам первой гильдии, лицам с высшим образованием, отдельным категориям ремесленников и евреям солдатам, отслужившим полный срок в армии. В связи с этим рост численности евреев, проживавших в столице России, значительно увеличился (в 1864 году – 2600 человек, в 1895 году – 18 500) главным образом за счет зажиточных и образованных лиц. В 1860 году еврейская община Санкт-Петербурга обратилась с прошением к губернатору А.А. Суворову «О дозволении иметь собственную просторную молельню с раввином».

По докладу А.А. Суворова император удовлетворил просьбу. В 1862 году в Коломне, на набережной Екатерининского канала, в доме № 96 открылась купеческая еврейская молельня. Ее общественный раввин, крупнейший финансист и предприниматель – фактический глава неофициальной еврейской общины – Е.Г. Гинцбург направил властям Петербурга нижайшую просьбу о разрешении создать при купеческой молельне Духовное правление. Однако в ответ на его прошение ему дали официальное разъяснение о том, что в местностях Российской Империи, находящихся вне черты постоянной еврейской оседлости, при религиозных учреждениях могут быть созданы не духовные, а лишь хозяйственные правления.

В 1868 году Е.Г. Гинцбург заявил единоверцам о своем желании выделить значительные денежные средства на сооружение в Петербурге Хоральной синагоги.

Его сын совместно с группой богатых евреев обратился к градоначальнику с официальным ходатайством о возведении в городе еврейского храма. 19 сентября 1869 года император подписал указ о разрешении строительства в столице Хоральной синагоги, но при условии обязательного закрытия всех городских еврейских молелен после ввода в строй этого культового здания. Для постройки синагоги организовали комиссию во главе с Г.О. Гинцбургом, тот открыл сбор пожертвований и занялся поиском земельного участка. Однако подыскать удобный участок для ее возведения оказалось делом не простым, ибо согласно существовавшим в то время директивам строительство Хоральной синагоги в любом городе Российской империи, а тем более в ее столице, категорически запрещалось вблизи православных церквей и соборов. Поиски продолжались 11 лет! Лишь в 1879 году правление еврейской общины смогло найти подходящее место для возведения храма. Руководство города дало официальное разрешение на приобретение большого земельного участка на углу двух улиц в Коломне – Офицерской и Большой Мастерской. Покупка участка у наследников вдовы тайного советника Елизаветы Николаевны Львовой на собранные евреями средства совершилась 16 января 1879 года. Любопытно отметить, что не сохранился ни один из двух официальных документов, подтверждающих факт приобретения этого земельного участка («купчая крепость»). Вероятно, первый экземпляр купчей, хранившийся в архиве городского нотариата, сгорел при пожаре в здании в дни Февральской революции 1917 года. Второй экземпляр бесследно исчез со всеми документами семьи Гинцбургов после Октябрьского переворота.

Правление Временной еврейской молельни объявило конкурс на составление проекта Хоральной синагоги. В 1880 году образовалась экспертная комиссия, ее возглавил почетный член Российской Академии наук В.В. Стасов. При проектировании храма он предложил взять за образец освященную в 1866 году синагогу в Берлине, на Ораниенбург-штрассе, построенную в арабо-мавританском стиле, наиболее близком, по мнению Стасова, древнееврейскому исчезнувшему стилю.

После рассмотрения представленных проектов победу в конкурсе одержали два архитектора – И.И. Шапошников и Л.И. Бахман (первый еврей в России, окончивший столичную Академию художеств). Проект, одобренный городской управой и Техническо-строительным комитетом МВД, направили на утверждение императору Александру II. Однако градоначальник Санкт-Петербурга раскритиковал предложенный проект, полагая, что зданию синагоги «приличествует более скромный вид, который бы соответствовал гражданскому положению евреев в нашем Отечестве» и что Хоральная синагога своими формами и объемами может затмить христианские храмы. Подобные же доводы о проекте синагоги проводились и в служебном докладе МВД. Это дало основание Александру II воздержаться от решения утвердить представленный на Высочайшее Имя проект и повелеть его переделать.

В новом варианте проекта Хоральной синагоги архитекторы, вынужденные отказаться от возведения большого купола над главным залом, уменьшили высоту здания и сократили число мест для молящихся.

После основательной переделки проект вновь прошел официальное рецензирование, и 16 марта 1881 года его наконец-то утвердил другой российский император – Александр III. Срочно образовали строительный комитет под председательством А.А. Кауфмана. Для наблюдения за ходом строительства создали также технический совет, в него вошли архитекторы Н.Л. Бенуа, Н.В. Маслов, а также Д.И. Гримм, В.В. Стасов и др. Приступила к работе финансовая комиссия, ее возглавил Г.О. Гинцбург.

Официальная закладка здания Хоральной синагоги состоялась в 1883 году. Строительство началось. Однако сразу же выяснилось, что западный фасад синагоги будет находиться вблизи тротуара. Потребовалось прервать работы и вновь откорректировать рабочий проект. Здание сдвинули в глубь участка, его размеры уменьшили. Для проведения строительных работ с восточной стороны корпуса синагоги потребовалось приобрести дополнительный участок земли, принадлежавший князю Н.Б. Юсупову, запросившему за него непомерно высокую цену. После длительных торгов евреям пришлось согласиться с условиями князя.

Для возведения Хоральной синагоги в Коломне понадобилось 9 лет. В 1886 году здание подвели под крышу, закончили строительство и отделку бокового придела с небольшим залом для молитвы. На прихожан произвели большое впечатление внутренний вид временной молельни, богатая отделка ее потолка, выполненная скульптором М.И. Аноликом. В передней части синагоги на возвышении установили Ковчег Завета (вместилище для свитков Торы – Пятикнижия), оформленный Ф.И. Бахманом на пожертвования М.П. Фридланда.

Средств на строительство основного здания постоянно не хватало, поэтому весь объем работ по возведению Хоральной синагоги в Петербурге завершили лишь в 1893 году. 3 ноября комиссия городской управы подписала приемочный акт о готовности здания и постановила: «Выдать удостоверение Петербургскому еврейскому обществу. Член управы Н. Бенуа». Одновременно с этим 27 ноября 1893 года управой выдано официальное Свидетельство, в нем подтверждалось, что «.со стороны городской управы не встречается препятствий к открытию для публики вновь выстроенной синагоги». К Свидетельству приложили утвержденный план сидячих мест в главном зале – 1230, из них 734 мужских (в партере) и 496 женских (на хорах).

Торжественное освящение Хоральной синагоги состоялось 8 декабря 1893 года, одновременно на здании установили две мемориальные доски: на западной стене – с фамилиями жертвователей на ее постройку, а на восточной – с указанием наиболее достойных лиц, поминаемых в молитвах в праздничные дни «на вечные времена» (А.И. Неймана, Е.Г. Гинцбурга и С.С. Полякова). Считалось, что эти люди проделали большую работу для развития еврейской общины в Петербурге и создания в нем Хоральной синагоги. Строительство еврейского храма обошлось в довольно крупную для того времени сумму – около 1 миллиона золотых рублей.

Петербургская хоральная синагога. Открытка начала ХХ в.

Мавританский стиль с характерной аркой главного портала в виде подковы, узорные решетчатые переплетения окон и красивые минареты делали облик здания таинственным и монументальным.

В соответствии с повелением Александра II после освящения Хоральной синагоги все постоянные еврейские молельни города подлежали закрытию. Однако председатель неофициального правления петербургской еврейской общины Г.О. Гинцбург все же попытался уговорить градоначальника отменить это решение и не закрывать действующие молельни. В официальном ответе петербургского градоначальника в довольно резкой форме отметили, что «.в столице не существует такого правления, а есть лишь Хозяйственное правление Временной молельни, и никакое другое относящееся к евреям действующими узаконениями не предусматривается. Что касается закрытия молелен, то власти считают этот вопрос не подлежащим обсуждению, так как он уже решен в Высочайшем согласии на строительство синагоги».

Тогда Г.О. Гинцбург предложил властям другой вариант – постепенную ликвидацию еврейских молелен в столице по мере окончания сроков их аренды. Ответа на второе прошение не последовало, но было дано строжайшее указание МВД об усилении контроля «над безусловным закрытием еврейских молелен». И все же Г.О. Гинцбург рискнул в третий раз обратиться к властям, пытаясь хотя бы отстоять и официально утвердить свой председательский пост, указывая в письме, что сами власти не раз именовали его «Председателем правления петербургской еврейской общины». Ответа вновь не последовало, и тогда Г.О. Гинцбург по настоятельному совету старейшин еврейской общины вынужден был спешно заявить властям, что евреи столицы подчинятся всем указаниям руководства города, закроют молельни и впредь слова «община» в отношении себя использовать не будут.

Одновременно с возведением Хоральной синагоги на этом же земельном участке по проекту архитектора Бориса Ивановича Гиршовича в честь бракосочетания Николая II возвели Дом еврейских училищ на 260 детей бедных евреев. В массивном трехэтажном здании, главным фасадом обращенном на Офицерскую улицу (дом № 44) разместились Еврейское ремесленное училище, Петербургское училище общества распространения просвещения среди евреев и Общество ремесленного и земледельческого труда евреев России.

Торжественное освящение нового здания состоялось 16 ноября 1897 года. По сему поводу евреи направили телеграмму верноподданнического содержания всероссийскому императору и императрице. Об этом впоследствии свидетельствовала специальная памятная мраморная доска, укрепленная на стене зала Дома еврейских училищ.

Ул. Декабристов, 44. Дом еврейской общины.

Современное фото

В 1909 году на собранные евреями средства по проекту архитектора А.Д. Шварцмана и художника Ропета вдоль участка синагоги возвели каменный забор с ажурной железной решеткой и хрустальными фонарями.

В начале Первой мировой войны петербургские газеты писали, что в Хоральной синагоге состоялся торжественный молебен о даровании победы в войне. Из синагоги евреи с российскими флагами и портретом императора двинулись по Офицерской улице к Зимнему дворцу. Хор певчих синагоги на протяжении всего пути следования демонстрантов исполнял государственный гимн и молитвы за здравие царя. Еврейские лидеры призвали всех евреев к ратным подвигам и к расширению благотворительности.

Петроградские евреи услышали призыв. В 1914 году один из членов крупнейшего в городе банкирского дома баронов Гинцбургов – богатый золотопромышленник и финансист барон Г.Е. Гинцбург разместил в своем роскошном особняке на Конногвардейском бульваре (дом № 17) офицерский госпиталь.

Дом барона Г.Е. Гинцбурга.

Открытка начала XX в.

В 1915 году в Петрограде в помощь раненым на взносы еврейской общины организовали военный лазарет, укомплектованный современным по тому времени медицинским оборудованием. В нем активно работали врачи, фельдшеры, аптекари и санитары – члены столичной еврейской диаспоры.

Медицинский персонал лазарета Петроградской еврейской общины. Фото 1915 г.

«В БОЛЬШОЙ ОФИЦЕРСКОЙ… ДОМ ДУБЕЦКОГО»

Жилой дом, объединенный в настоящее время под двойным номером 43–45, имеет предельно простую и лаконичную композицию фасада. Однако архитектору все же удалось скупыми и простыми средствами достигнуть определенного художественного эффекта. Первый этаж здания обработан горизонтальными рустами без вертикальных швов, а в замках его окон хорошо смотрятся лепные детали. Значительно оживляют фасад дома ажурный лепной пояс между первым и вторым этажами, прямые сандрики с кронштейнами над окнами третьего этажа и затейливые кружева балконных решеток.

До второй половины XIX века участок и строения на нем принадлежали статскому советнику Фабию Денисовичу Дубецкому, а в последующие годы доходный дом перешел во владение баронессы Клавдии Владимировны Меллер-Закомельской – дочери генерал-майора.

Небезынтересно отметить, что с домом № 43–45 связан определенный период жизни русского революционера-демократа, писателя и литературного критика Николая Григорьевича Чернышевского.

Ул. Декабристов, 43–45. Современное фото

Весной 1850 года Чернышевский успешно окончил Петербургский университет. Лето провел в Саратове, а в середине августа вернулся в столицу, пытаясь найти работу. Он поселился у своих родственников Торсинских. 23 декабря, приглашая к себе в гости поэта Михайлова, жившего неподалеку, на Офицерской улице, в доме № 6, Чернышевский сообщает ему свой адрес: «В Большой Офицерской, против Малой Мастерской, дом Дубецкого. Когда Вы поедете от почтамта, т. е. с Вознесенского проспекта, Вы увидите против Мастерской мелочную лавочку, подле нее ворота, за этими воротами тотчас подъезд с улицы; так Вы по этому-то подъезду да вверх, да на второй этаж, да увидите во втором-то этаже дверь с надписью: „Архитектор Браун“ – так против этой-то двери через площадку другая дверь есть моя». В столь детальной записке речь шла о доме № 45 на Офицерской улице.

Н.Г. Чернышевский.

Фото 1853 г.

В марте 1851 года Чернышевский вновь уехал в Саратов, где прожил около двух лет. 13 мая 1853 года Николай Гаврилович вместе с молодой женой возвращается в Петербург и на некоторое время снова поселяется у Торсинских, на Офицерской улице.

Именно здесь, в Коломне, в те времена происходили события, в значительной степени определившие его дальнейшую судьбу. На формирование философских взглядов Чернышевского, его революционных воззрений в первую очередь оказали воздействие члены кружка М.В. Петрашевского. Они собирались на квартире чиновника Министерства иностранных дел Михаила Васильевича Петрашевского, жившего неподалеку от Офицерской улицы, здесь же, в Коломне, рядом с церковью Покрова Богородицы. Кстати, членами этого кружка были писатели Ф.М. Достоевский, М.Е. Салтыков-Щедрин, поэт А.Н. Плещеев. Именно в Коломне Чернышевский впервые высказывает свои, отличные от Гегеля, взгляды на роль искусства в жизни общества.

В эти годы писатель знакомится с организатором тайного общества «Земля и Воля» Николаем Александровичем Серно-Соловьевичем, революционером, рекомендовавшим лечить больную Россию путем окончательного и добровольного разрыва связей со старой системой и выводом России к новой жизни, с началами гражданской свободы и созывом в Москве выборных от всего государства для устройства внутренних дел. Однако члены революционного кружка претворить в жизнь свои мечты о свободе и справедливости не сумели – во время очередного чтения и обсуждения запрещенной литературы большинство борцов за гражданские свободы арестовала полиция и после суда их этапировали на каторгу.