Текст книги "Фантастиш блястиш"

Но день шел, чашка утреннего кофе была уже практически допита. А потом дошло до того, что в мой офис бесцеремонно ворвались сотрудники федеральных ведомств, имевшие на руках кучу судебных постановлений и ордеров. Помню, я еще подумал:

«Как трагично и как лаконично…».

Тогда мне отчаянно хотелось стать героем или хотя бы простым и незатейливым крестоносцем, но получилось определенно иначе. Десять лет забвения – вот, что я получил. А еще я разрушил жизнь ни в чем неповинного человека… Понятное дело, мы не были знакомы, не пересекались, но жизнь – это такая вещь, в которой невозможно быстро и вовремя разобраться. И поэтому когда меня бесцеремонно вывели из моего офиса с руками за спиной и в наручниках, я в меньшей степени думал о ком-то постороннем… Слишком уж был велик восторг от мнимого величия…

Так что в тот момент, когда у меня спросили: «Кто?», я просто взял и ткнул пальцем в первую попавшуюся физиономию. Или может это была странная издевательская месть? Сейчас по прошествие более чем десяти лет крайне сложно понять, что к чему и разобраться в первостепенных мотивах.

В те стародавние времена я просто что-то делал, как мне хотелось, и не задумывался ни о причинах, ни о последствиях. А то, что я указал в своих желаниях на человека, одевшего на меня наручники, больше походило на глупую шутку.

«Кто же знал, что они воспримут это всерьез?»

«Ты должен был знать!»

«Возможно…».

Но более чем десять лет безвозвратно затерялись позади наших спин. И теперь мне и моему вынужденному надзирателю приходилось привыкать к новым правилам игры. По большей части мы оба не понимали что и как, действовали методом тыка, совершали грубые и непоправимые ошибки… Однако здесь и сейчас мы жили, а не существовали как прежде, уныло пребывая в пределах удобных и хорошо обустроенных клеток. И быть может саморазрушение не такая уж и плохая вещь, если благодаря ей всецело ощущаешь страстное трепетание собственного сердца…

«Что-что?.. Ты бредишь?»

Опять чертово альтерэго. Не хочу с ним разговаривать.

Хватит с меня вычурного вклеивания в самого себя чуждых мне ограничительных шаблонов. От них нет никакой пользы. Только лишь становится сложнее, больнее, да и растет всепоглощающая безысходность. А мне так хочется чего-то нового и незапятнанного моими старыми ошибками.

– Чего ты хочешь, Муна?

Нет, Павел не повторял своего вопроса. Это было всего лишь необходимое эхо в моей голове, призванное вернуть меня от противоречивых размышлений к делам насущным.

– Правды…

«О, боже ж ты мой!»

На миг мне показалось, что вся Вселенная сегодня жаждет искрометных откровений. Однако продолжение диалога расположило все акценты в доступном пониманию порядке.

– А что есть правда?

Молчание. Простое тупое и беззвучное молчание. Совсем ни какая-то там обыденная пауза, ни выплюнутый в срочной необходимости пробел, ни промежуточная станция между репликами оппонентов… Это совершенно точно было молчание.

Тяжелое, напряженное, давящее на окружающих своей гнетущей атмосферой, и не дающее понимания как же суметь его нарушить, как же выбраться из внезапно образовавшегося тупика.

«Сейчас они, скорее всего, поубивают друг друга», – подумал я.

Шея не двигалась, но бокового зрения было достаточно, чтобы следить за обоими. Мой ассистент сжимал пальцы и напрягал кулаки в яростном наплыве гнева. Мой адвокат морщил лоб и сутулился от негодования. Не будь меня в этом мире, у них никогда бы не было мирного будущего.

Однако я был, мое бренное тело существовало совсем рядом, и мне было определенно не начхать на риски приумножения трупов на территории отвратительно обустроенной квартирки, которую некогда какие-то странные люди с отсутствием ума и эстетического восприятия соорудили на самой чертовой окраине Твери.

– Это все Гиви…

– Гиви?

Я не ждал незамедлительного результата.

Это было бы слишком просто.

– Причем тут Гиви?

Мой сомнительный адвокат кавказской наружности сопротивлялся моим словам затребованной правды, морщился пуще прежнего, яростно моргал и выпучивал глаза как первый в строю несправедливо обвиненных…

– Он мой пятиюродный брат, я знаю его с детства, доверяю как самому себе… нет, больше чем себе, больше, чем родной матери…

– Так может зря?!

Мне пришлось прервать хорошо заученную идеалистическую тираду Муна, мне пришлось еще сильнее и еще злее разулыбаться и мне пришлось медленно и угрожающе подняться из удобного кожаного кресла с мягкой коричневой обивкой, не забыв при этом назидательно ткнуть пальцем в грудь маленькому невзрачному кавказцу и высказать несколько совершенно неласковых слов:

– Ведь это твой хваленный Гиви все запорол!

– Я… я… я…

«Ну, боже ж ты мой! Какие идиоты меня окружают?!»

«Большие и ужасные», – своевременно посмеялся мой внутренний голос разума.

А тем временем на меня все сильнее пытались смотреть широко раскрытыми глазами.

– Я… я… я…

– Что «я»? Ты хотел правды? Ты ее получил!

После последних слов я развернулся и сделал три шага в сторону Павла, сидящего в своем удобном кожаном кресле.

– Дай мне воды, – не попросил, а потребовал.

От возникшего переизбытка эмоций в горле пересохло.

А единственным источником питья, неспособного одарить жаждущих персонажей токсикоинфекцией, была полупустая полуторалитровая бутылка с очаровательной надписью «Тверская водичка».

– Пожалуйста, – сказал Павел, протягивая мне выше обозначенную бутылку, предварительно достав ее из-за кресла.

– Спасибо, – ответил я.

Не то чтобы мое негодование пошло на убыль. Видимо слово благодарности вырвалось из меня рефлекторно и по сути ничего не значило. Кровь внутри меня по-прежнему кипела. И даже несколько глотков прохладной газированной воды из горлышка пластиковой бутылки не помогли ее охладить.

«Чертов сумасшедший дом!»

Пытаясь хоть как-то вернуть себе душевное равновесие, я небрежно шаркающей походкой подошел к не зашторенному окну. Ландшафт за обычным отнюдь не пластиковым стеклом был удручающим и серым. И пускай на ветках деревьев были изумрудно-зеленые листья, а на клумбах пестрили белые, желтые и фиолетовые цветы, мне все равно было непреодолимо тоскливо смотреть на мир за окном. Словно он был чужим, потерянным, потусторонним… или же это я стал для него чужим?

«Все возможно».

Пытаясь уберечь себя от плохих мыслей, я повернулся лицом к тем, кто все еще дышал и здравствовал в маленькой непритягательной квартирке на какой-то убожеской окраине города под названием Тверь.

Одна моя рука, как и секунду до этого момента, крепко удерживала «Тверскую водичку», другая моя рука не менее крепко сжимала ладонью голубую пластиковую крышку от ее горлышка.

Наверное, нужно было горизонтально развести руки в стороны и бодренько заявить:

«Здравствуйте! Я – ваш новый спаситель, Иисус Христос, мать вашу!!!»

Но нет, я не смог выдавить из себя такое открытое богохульство. Так что заместо этого я выдавил из себя не первую и далеко не последнюю порцию желчи:

– Так о чем мы там говорили? О правде?..

Я ждал, пусть и всего лишь короткое едва заметное мгновение. Однако никто не посмел вставить свою ответную реплику в данный разговор.

Два совершенно разных по внешности и жизненным позициям человека просто смотрели на меня, и каждый думал о своем. Один думал о том, как хорошо все-таки сидеть в удобном кожаном кресле с мягкой коричневой обивкой, а другой, несомненно, размышлял о том, как необоснованно и нелогично ему не повезло с выбором клиентов.

– О той правде, какой она мне представляется, – продолжил я, отчетливо осознавая, что затягивать ожидание ответной словесной реакции от Муна и Павла бессмысленно, – Так вот, вспомним снова про Гиви…

На этот раз мое словоблудие оборвалось не ради поиска участников диалога. Слишком много в голове и сердце было негативных эмоций и впечатлений на тему вышеупомянутой личности. А мне не хотелось срываться на злобу. И потому возникла потребность немноженько отдышаться.

– Этот козел, пес мордатый…

– Эй-эй!.. Постойте…

Видимо не получилось у меня отдышаться. Но зато я внезапно прородил дар речи в маленьком невзрачном адвокате.

– Зачем? Я же говорю, что думаю…

– Он… он…

– Знаю. Он твой родственник. И именно по этой причине ты обязан как минимум раскроить ему череп первой попавшейся монтировкой…

– Но… но…

«Что за глупое заикание?! Оно начинает меня раздражать».

В этом вопросе с моим внутренним голосом нельзя было не согласиться. Только вот была тут небольшая загвоздка – Муна все еще ничего не знал обо всем том, что случилось в моей жизни благодаря отвратительным усилиям его пятиюродного брата.

– Ты ведь почти ничего не знаешь, чертов «хачапури»! Так на каком основании ты пытаешься защищать своего родственничка-дармоеда?!

Неожиданно, но вполне своевременно.

– Спасибо, – сорвалось с моего языка в адрес сверкающего речью и взглядом Павла.

И на этот раз это слово было настоящим, искренним… Хотелось бы задуматься на эту тему, понять свои чувства, осознать свое отношение к человеку, которому я самым безалаберным способом сломал жизнь, да только так уж получилось, что в конечном счете моего новоявленного ассистента было очень сложно остановить в его вычурном рвении.

– Или же вы гораздо глубже повязаны, чем нам казалось?!

Ни я, ни мелкий низкорослый адвокат и глазом не успели моргнуть, как здоровяк молниеносно покинул свое лежбище в лоне удобного кожаного кресла. И сделал он это совсем не ради того, чтобы стоять по стойке смирно и аутентично наслаждаться мерными прогибами и покачиваниями некачественно припасованных дощечек паркета. На эти самые быстрые телодвижения его сподвигло огромное желание схватить изворотливого кавказца за узел пестрого желто-коричневого галстука и поднять на тридцать сантиметров над уровнем пола.

– Э-э-х… х-х… э-э-х…

В новых внезапно возникших обстоятельствах Муна было сложно держать ответ, но зато было несложно начать задыхаться.

– Помоги…

– Паша, хватит! Не надо!

От беспрецедентно экспрессивного зрелища медленно синеющей кожи на лице маленького невзрачного кавказца все мои экзистенциальные мыслишки, прежде бурно делегировавшие в моей чрезмерно утомившейся голове, моментально и необратимо разлетелись прочь во все присутствовавшие стороны.

И как только это произошло, я тотчас же вспомнил, что вроде как собирался во что бы то ни стало предотвратить очередное смертоубийство в пределах маленькой убогой квартирки, расположенной где-то на тверской окраине, а вовсе не ускорить его своими словами или действиями.

«О, черт! Это как-то совсем не было запланировано!»

И снова внутренний голос был прав. Однако не ему, а мне нужно было спасать положение. Так что я без какого-либо промедления бросился разнимать двух крайне смертельно расстроенных врагов.

– Хватит, хватит! Брейк!

Да только вот ни стоя вдалеке у окна, вооружившись исключительно словами, ни будучи совсем рядом и отчаянно хватаясь за крепкое мускулистое плечо, я не мог заставить Павла Макинтаева отказаться от бурлящего в его крови желания причинить кому-нибудь очень сильную физическую боль. Вся злоба, что медленно копилась в тихом омуте его души в течение долгих десяти лет, теперь страстно желала вырваться наружу. И этой злобе нужна была разбрызганная по стенам кровь, ей нужен был хруст трескающихся и ломающихся костей, ей нужен был угасающий свет в глазах…

– По… х-х-х…

Думаю, вы, мои дорогие читатели, всецело и красочно представляете, чем бы могло закончиться такое вот страстное удушение. Могло бы, потому что на самом деле все сложилось иначе. Пронзительно-скрипучий низкий звонок в дверь прозвучал коротко, но самодостаточно. И тогда…

– А вот и они, – спокойным тоном произнес Павел.

И сразу после этих слов его пальцы, прежде очень крепко сжимавшие узел пестрого желто-коричневого галстука, стали медленно выпрямляться. И разумеется в некий определенный момент изрядно посеревший адвокатишка скользнул на тридцать сантиметров вниз и брякнулся об пол своими черными лакированными ботинками. Брякнулся, но не упал.

«И, слава богу!!!»

– Кх-кх-кхе…

Секундой попозже Муна крайне старательно перемежал в себе попытки вернуть естественный цвет лица с попытками удержать стойкое равновесие и все-таки не рухнуть на пол в расслабленном и бессознательном состоянии. За эти попытки можно было поставить маленькому невзрачному кавказцу пятерку с плюсом, но не более.

Как огромной необъятной Вселенной, так и всем прочим более мелким персоналиям было с высокой степенью очевидности ясно и понятно, что надолго его не хватит.

И потому мой личный ассистент Павел Макинтаев, прежде стремившийся задушить моего личного адвоката, решил совершить поступок на опережение.

– Присядь и отдохни, – сказал он с некоторой долей издевательской усмешки в голосе, а потом толкнул свою недобитую жертву в сторону своего удобного кожаного кресла с мягкой коричневой обивкой.

От полученного толчка Муна сначала покачнулся, потом сделал семь петляющих из стороны в сторону шагов и только тогда медленно опустился в кресло.

– Отлично, – определил результат собственных усилий Павел и обратил вопросительный взгляд за спину, то есть на меня.

«А ты что там делаешь???» – вроде как читалось в этом самом взгляде.

Однако слова он произнес совершенно иные:

– Мне открыть дверь?

– Да-да…, – ответил я.

А ведь на самом деле очень хотелось сказать своему личному ассистенту:

«Ну, зачем это нужно было делать? ЗАЧЕМ???»

Но такие желанные речи как обычно застряли где-то глубоко в горле или же глубоко в мозгах, а может и очень глубоко в заднице.

«Ты сам задница», – заявил мне в этот незаурядно унылый момент мой внутренний голос.

И я как обычно не сумел стратегически оспорить его метко стреляющее мнение. Да я, в общем-то, не старался и не собирался.

Мне было предпочтительнее одиозно наблюдать за спиной шагающего по коридору Павла и за слюной, стекающей из угла рта моего до полусмерти измученного адвоката.

«Жизнь прекрасна даже в этих деталях».

Так думал я. И мне нравились мои странноватые мысли. А вот скрежет отпирающихся и запирающихся засовов, странные гогочущие вопросы в прихожей и сопутствующая им возня были совсем не из этой оперы.

– Че-че?.. Где?.. Как?..

– Он в комнате.

– Ты меня уважаешь?

– Ну конечно уважаю. Тем более мне вас посоветовали… рекомендовали…

– Кто?

– Джабраил Рерихович.

– О, высокий человек! О, хороший человек!..

– Так вы пройдете в комнату?

– При таком раскладе никак нельзя отказать. Неуважение будет с моей стороны. Что скажут про Фарида, если он откажет друзьям Джабраила Рериховича…

Мне очень хотелось отказаться от всего грядущего и полноценно посвятить себя медитативным мыслям, что так сильно полюбились моему хронически воспаленному мозгу в те самые часы, принадлежащие последним суткам.

Однако…

«Мечты мечтами, а кушать хочется всегда», – подумал я и полномасштабно переключил внимание на дела насущные, – «Так что сейчас все и должно произойти».

Понятное дело, я волновался. Слишком много времени утекло с тех самых стародавних времен, когда мне удавалось успешно рулить делами и стрелками. Но с тех незапамятных пор мир существенно изменился. С тех пор и я в определенной мере переменился. И потому мне было изрядно сложно и неправдоподобно прогнозировать какой-либо грядущий результат. Впрочем, все же я надеялся на лучшее…

– Да-да, идемте…

– Всецело ваш…

– Только после вас…

– Как прикажите…

Суета в прихожей была долгой, но не бесконечной. И всего лишь через какие-то восемь с половиной минут она эволюционировала в разношерстный топот в коридоре. А потом в комнату ввалилось пятеро персонажей (где-то позади них осторожной и неторопливой поступью клацал мой личный ассистент Павел Макинтаев). И из этой пятерни первым и единственным ко мне обратился раскосый толстяк с громадной лысиной на макушке:

– Приветствуем вас, милостивый государь, в нашем достопочтенном городе!

Судя по громадным золотым перстням на сарделькоподобных пальцах рук и по боязливой осторожности в поведении тех, кто стоял с ним рядом, он был главным.

«Вот и дождался!» – подумал я.

Но мыслей было недостаточно для успешных переговоров.

– Спасибо, – сказал я вслух, – Спасибо за гостеприимство.

– Рад стараться!

Проявив некую иллюзию этикета, раскосый толстяк с громадной лысиной на макушке очень серьезно посмотрел сквозь меня и попытался обнаружить своим невооруженным взглядом в просторах плохо обустроенной комнаты плохо обустроенной квартиры то самое, ради чего его собственно и пригласили. И понятное дело, что он практически сразу уткнулся глазами в моего полуживого адвоката, едва не сползающего с очень удобного и очень красивого кожаного кресла.

– Что за черт?!

Меньше секунды назад лицо раскосого толстяка с громадной лысиной на макушке светилось радостью и беззаботным отношением к жизни. И вот оно моментально стало сухим, черствым и раздраженным…

– Это что за хрень вообще?!

Да, гнев вызвать в этом человеке было проще простого.

«Неудивительно, что его подручные так боязливы…».

– И как это все понимать?!

Капелька чужеродной слюны разгневанного человека каким-то чудом долетела до меня и плюхнулась на кожу моей левой щеки. Не спорю, что между нами было расстояние никак не меньше трех метров, но это все равно произошло и мне это не понравилось.

– А что вам так сильно не нравится, раз вы начали орать как резаная свинья?!

Что ж, это был не очень умный выпад. Однако я его сделал.

– Мне обещали…

Быстро осознав, что меня раздражать тоже опасно, раскосый толстяк с громадной лысиной на макушке начал мяться и оправдываться…

– …одно, а тут все иначе…

Я не располагал ни временем, ни желанием для игр в сломанный телефон, так что решил напрямую обратиться к первоисточнику:

– Паша!..

– Да, Геннадий Петрович…

Будучи укрытым широкими спинами не в меру перекаченных среднеазиатских телохранителей важной персоны (то были, наверное, таджики, а может и узбеки… невелика разница), мой личный ассистент был для меня незаметен.

Однако как только я словесно обозначил свою потребность в нем, он тут же растолкал тех самых бугаев, что ранее удерживали его позади себя и вышел ко мне для прямого диалога.

– Так что ты обещал этому господину?

Я продолжал говорить без преамбул и лирических маневров. Как было уже сказано, все и так уже чертовски затянулось, а потому еще одна порция межличностных ужимок была совершенно не к месту.

– Только то, что было вами велено…

«Велено» – такое странное слово. Скорее всего, древнерусское. Во всяком случае, его точно нельзя отнести к современному жаргону. Но не историческое происхождение, а лексическое значение этого слова внезапно привлекло интерес моего разума. Но почему? Почему именно сейчас? Не было возможности для другого раза?

«Просто ты в очередной раз фигней маешься».

Мое альтерэго никуда не девалось. Оно все время что-то говорило. Обычно всякую чушь. Но никто не идеален. Прямо как я…

Природа наделила меня гибким умом, но с могучим телом основательно прокатила. Мне было суждено родиться худеньким, щуплым, лишенным способности раскроить кому-либо череп одним точным ударом кулака. Но, тем не менее, у меня все же как-то получалось успешно руководить и манипулировать людьми с гораздо большей массой тела и степенью развития мышц.

«Они сейчас вокруг тебя, их много…».

Но я все равно не боюсь. А чего собственно бояться? Высокого и крупного мужчины в возрасте за сорок, которому я некогда сломал перспективный жизненный уклад? Раскосого толстяка с громадной лысиной и его четверых перекаченных амбалов? Кого-то еще с переизбытком мышц и с недостатком ума? Наверное, все-таки нет.

Извольте! Упаси господь!

Не дождетесь! Никогда-никогда.

Не при каких условиях и обстоятельствах. Все это слишком примитивно, чтобы суметь напугать по-настоящему?

Другое дело то, из-за чего я в действительности потребовал вызвать главу среднеазиатской диаспоры города Твери в унылую квартирку на окраине. Эта фигня напугала меня и напугала Павла.

Кроме нас о происшедшем пока еще никто не знал. Невзрачный адвокатишка Муна наивно предполагал, что он в курсе событий, однако мы утаили от него очень важные детали. Без них кавказец воспринял женский труп в нашей ванной как некое обыденное бытовое смертоубийство на почве неизгладимых межличностных разногласий. Однако…

– Итак, как вам уже сказал мой ассистент, у нас для вас есть нечто особенное…

– Особенное?!..

Черт, раскосый толстяк с громадной лысиной определенно не принадлежал к категории людей, имеющих при себе хотя бы минимальный запас терпения. Так что он не смог просто взять и выслушать мою заранее заготовленную в приправе из амбициозного пафоса речь, а уж потом начать делать свои не особо умные замечания…

– Надеюсь, что не этим ползучим гадом вы решили меня удивить?!..

Глубокоуважаемый Фарид в процессе произношения слов, адресованных мне, не только приземисто кричал, он также с очень большой неприязнью тыкал пальцем в сторону медленно розовеющего адвоката, погруженного в удобное кожаное кресло приятного коричневого цвета. О, он был очень недоволен.

– Нет, – сказал я в ответ.

Коротко и емко. На большее нельзя было позволить себе раздобриться. Ведь несказанно важно было придерживаться одиозно выверенного стратегического плана.

– Тогда чем?

Требуя от меня ясности и прозрачности, глава среднеазиатской диаспоры города Твери выглядел очень серьезным и, несомненно, способным очень многих напугать.

Однако мне пугаться в этой жизни было слишком поздно. И даже наоборот мне было в какой-то мере очень весело. Возможно, я даже хотел рассмеяться, разорвать себя едким пронзительным смехом. Но все веселье почему-то осталось глубоко внутри, а наружу вырвалась лишь сдержанная улыбка. Впрочем, и этого было достаточно…

«Последствия обязательно последуют…».

Это было сказано моим догадливым подсознанием. Оно хотело меня предупредить, оно хотело меня переубедить, оно хотело меня обезопасить и еще много чего оно обязательным образом хотело. Да только мое решение было необсуждаемым и непоколебимым, а любые прения по этому поводу были обречены остаться неоправданными и неуместными.

«Я делаю то, что мне хочется. И я прав, ведь так мне подсказывает мое сердце!»

Сердце действительно подсказывало кое-что, как и пристально-внимательный взгляд моих глаз, направленный на четверых основательно перекаченных амбалов, крайне толерантно именуемых грозными телохранителями.

«Они знают,… они все знают,… они готовятся».

«А готовишься ли ты?»

Еще одна хиленькая усмешка.

«Я всегда готов!»

Раскосый толстяк с громадной лысиной никак не реагировал на признаки надменного веселья на моих губах. Но это совсем не означало, что он их не видит или же старательно не замечает. Все-то он видел и все замечал. А не делал ничего, потому что были у него очень старательные подручные…

«Так-так…».

Едва заметное движение кистей мускулистых рук в направлении спрятанного под одеждой оружия позволяло сделать неизбежный вывод, что меня вот-вот попытаются пристрелить с аккуратной жестокостью.

«А не пора ли испугаться?»

«Нет. Совершенно точно нет».

Мой странный внутренний голос не понимал моих стремлений. Но я-то их совершенно точно понимал. Они были моим старательно порожденным детищем. Я видел в них логику. И эта логика управляла мной.

– Фарид Асламборавич, вы точно хотите это сделать?

Мой пристальный взгляд уже не был привязан к тому обстоятельству, что пальцы рук четырех перекаченных телохранителей теперь лежат на рукоятках блестящих и пугающих своей чернотой пистолетов и что, скорее всего, все те же самые пальцы очень скоро доберутся до смертоносных спусковых крючков.

«Ну и пусть!»

Мои глаза помимо прочего в упор не замечали Павла, стоящего немного в стороне от меня и пытающегося предугадать динамику грядущих событий.

«Нет, не надо! Это бесполезное занятие. Лучше просто стой, где стоишь. Стой и наблюдай за очередным театральным номером в моем вычурном исполнении. Остальное лишнее. Оно не к чему. Оно неуместно…».

– В смысле?

А вот и тот, на ком мое зрение было в действительности сосредоточено. И он снова со мной заговорил, причем в тоне ожидаемой глупости.

«А как иначе? Раскосые толстяки с громадными лысинами способны только на это и отнюдь не на что-то большее».

«Именно», – согласилось мое подсознание.

Ну а чертов Фарид Асламборавич зачем-то заново спросил:

– В смысле?

– В том смысле, чтобы пристрелить меня как шакала, как бешеного пса?..

Да мои слова произвели неизгладимое впечатление.

«Фурор и никак иначе!»

В короткий миг существования этого мира лицо местного главы среднеазиатской диаспоры сначала перекосило от аутентичного удивления. Удивление уступило место страху непонятного происхождения, затем смятению… И только под конец появилась странная доброжелательная улыбка палача.

– А почему бы и нет?

– Честно сказано…

«Отлично сказано».

И это было действительно так, потому что именно к этому я и стремился.

«Но к чему конкретно?..»

Моему внутреннему «я» до сих пор было слишком многое не понятно. Почему? Наверное, потому что мне как многим прочим чересчур сильно нравилось лгать самому себе и играть с самим собой в виртуозные игры. И как результат…

«Ничего хорошего».

«А разве я обещал что-то хорошее?»

Да, мои обещания в свой собственный адрес давным-давно утратили всякое и хоть сколько-нибудь возможное значение.

С некоторых пор я и мое альтерэго стали двумя лицемерными сожителями, живущими параллельными цепочками пространственно-временных событий. Так что вероятнее всего именно этот факт и заставил меня искать честности и открытости во внешнем мире, раз уж их так ужасающе недоставало внутри… К тому же так сложилось, что внешний мир сам по себе настойчиво искал недостающих качеств.

– А разве не для этого мы все здесь сегодня собрались?

Хитрый азиатский прищур Фарида Асламборавича совсем не был похож на завуалированную мимикрию жалкого мелкого кавказского адвокатишки.

«Козел!» – мысленно взорвался я, едва подумав о Муне.

Потом бросил короткий взгляд в сторону того, кто все еще пытался прийти в себя, развалившись в удобном кожаном кресле приятного коричневого цвета, и, испытав еще один приступ яростного отвращения, экзистенциально подтвердил прежнее умозаключение:

– Козел!

Как-то так странно получилось, что это умозаключение внезапно оказалось произнесенным вслух. А в заранее заготовленные планы это не входило. Но это все равно произошло. И раз уж жизнь устроена так, что произнесенные слова нельзя засунуть обратно в глотку, был вероятность оказаться в очень щекотливом положении.

Однако мне повезло, и раскосый толстяк с громадной лысиной оказался редким представителем тех самых, кто сначала думает, а уж потом стреляет.

– Это вы о ком? – спросил он.

– О моем чертовом адвокате.

Получилось вполне логично и убедительно, хоть и зародилось спонтанно. Правда ситуация в целом теперь не позволяла отделаться от курьеза одной немногословной репликой. Здесь требовались большие детальные разъяснения.

И я поспешил их предоставить.

– Вы же его тоже ненавидите?

От моего вопроса хитрый азиатский прищур весомо углубился. Потом была короткая пауза в диалоге, предназначенная специально для тех, кто очень хочет собраться с мыслями. И только затем мне сказали в ответ:

– Но он не мой адвокат, а ваш.

«И снова не в бровь, а в глаз».

Глава среднеазиатской диаспоры города Твери в очередной раз дальновидно всматривался в корень имевшейся проблемы.

Во всяком случае, пытался. Только пытался, потому как не имел возможности делать нечто более полноценное, ведь до сих пор так и не узнал, что же на самом деле происходит в границах отвратительно обустроенной квартирки, некогда сооруженной на самой чертовой окраине Твери.

«А может ему все же лучше продолжать находится в неведении? Может всем проще продолжать находиться в неведении?»

Ох уж этот мой неистово назойливый внутренний голос. От него всегда было так сложно отделаться и совсем невозможно избавиться. Правда можно было все равно делать по-своему и наслаждаться жизнью как заблагорассудится.

«Хороший план».

«Отличный план»

Я знал, что он как обычно меня не поддержит.

«Ну и пусть! Ну и черт с тобой!»

Мне очень хотелось злобно кричать в ответ самому себе.

Но еще больше мне хотелось вернуть свою жизнь, вернуть все то, что у меня отняли, снова обрести то, что было утеряно.

И было определенно плевать на назначенную за это цену. Да и вообще временами мне желалось гораздо большего, чем у меня когда-то было. Но я всегда был реалистом и умел себя разумно ограничивать.

«Не забывай о диалоге…».

– Так может вам стоит быть более вежливым со своим кавказским адвокатом. Вижу ему и так основательно досталось…

– Нет!

– Нет?

На этот раз меня не остановил хитрый азиатский прищур, на этот раз я решил быть окончательно откровенным и прямолинейным.

– Он не справился со своей работой. И боюсь, что мне придется его уволить…

– Так резко?

– В некоторых вещах проявляется твердость характера.

По возникшему на тот момент выражению лица азиата можно было догадаться, что своей разговорной позицией я уже заработал несколько дополнительных баллов. Впрочем, я не собирался останавливаться на достигнутом.

– Не сомневаюсь, вам известна некая Татьяна Каренина…

«Черт!»

Если прежде Фарида Асламборавича и проявлял некоторую эмоциональность, то в этот раз ни один мускул не посмел сдвинуться с места, хитрый азиатский прищур застыл в своей перманентности – это было то, что я увидел. А мне так хотелось очередной взрывной реакции. Я стремился к ней, хотел вытащить из раскосого толстяка с громадной лысиной его неискоренимо хлипкую человеческую сущность, ну а потом вдоволь наиграться со всеми ее многочисленными слабостями…

«Зачем?»

«Да просто так. Забавы ради!»

«Или же ради того, чтобы вновь закрепить свое положение в этой Вселенной?»

«Как-то так… Не буду спорить».

«Но твой новый знакомый, глава среднеазиатской диаспоры города Твери очень хочет с тобой поспорить. Ему не нравишься ты и твои сомнительные закидоны».

«Да ну?..»

Внутренний голос не ошибся.

– Не понимаю о чем вы, – ответил мне чертов азиат.

Однако я не вчера родился, так что заранее позаботился обо всех возможных вариантах развития событий.

– О том, как одна пьяная вдрызг дамочка стояла на коленях и при свете фонарей, освещающих ночную Трешку (Трехсвятскую улицу) сосала ваш член…

Вот блин, я сам от себя не ожидал такой вот откровенности. А я еще и продолжал…

– … фотки есть в интернете. Там их много. Там их очень много…

Я наслаждался. Сейчас – своей грандиозной речью, а ранее – очень пикантными картинками в интернете. Как оказалось, за десять лет интернет значительно вырос и преобразился. Это тогда все было сложно и приходилось ограничиваться крохотными возможностями, ждать час, а то и намного больше, чтобы наконец-то скачать какой-нибудь медиа-файл, причем исключительно из популярных.