Текст книги "Фантастиш блястиш"

Я наконец-то развернулся лицом к людям, к большому и разнообразному миру, в котором всегда было и есть что-то непознанное, новое и необычное…

– Дамы и господа, сейчас перед вами выступит всеми обожаемая и лучезарная…

Не понимаю почему, но только в этот момент я обнаружил существование в дальнем углу ресторана маленькой эллипсоидной сцены с обивкой из синего бархата. На одном краю этой маленькой сцены стоял рояль, выкрашенный в зелёный неестественный цвет, а на другом пока что присутствовала только пустота.

– Встречайте!..

К залу обращался лысоватый толстячок небольшого роста, одетый в ярко-голубой фрак. Специально для этого объявления он встал из-за занимаемого им столика, расположенного у подножия сцены, вытащил из-за пазухи большой красный микрофон, поправил свободной ладонью остатки волос и начал распевать хвалебные дифирамбы о ком-то, кто вот-вот должен был объявиться на сцене.

– Несравненная Марика!

Свет на сцене резко погас, а потом широкий луч темно-оранжевого света стал медленно перемещаться от конферансье к сцене, на которой пока ещё никто не показался. Тут же и так неяркое освещение в самом ресторане стало тускнеть. Сначала медленно, в такт движению луча темно-оранжевого цвета, а потом все быстрее и быстрее, пока не стало совсем темно. В этой темноте я, прежде не успевший разобраться в чертах внешности неожиданно нарисовавшегося профессора «кислых щей», теперь уже не имел возможности исправиться. Теперь человек, назвавшийся именем Ахолай Лес, воспринимался моим зрением как темный силуэт, загораживающий мне обзор сцены.

«Встал не в тему…».

Мне инстинктивно захотелось подобраться поближе к сцене. Но я не хотел вновь сбегать с деловой встречи. Хотелось выстоять этот бой до конца. Хотя, наверное, зря. Ведь если бы в тот самый миг я захотел бы обернуться и увидеть двух своих чопорных собеседников, то потерпел бы неудачу. Скорее всего, мой взгляд не смог бы вырвать их из плена искусственной ночи. Да, это была всего лишь догадка. Но не пустая. Данное предположение легко отстроить на том обстоятельстве, что чем дальше от сцены расположены разноцветные пятиугольные столики, тем менее различимы занимающие их посетители ресторана.

– Ла-ла-та-ла…

Музыка начала играть переливающимся минорным мотивом. Я решил было, что под покровом темноты на сцене появился музыкант и в состоянии инкогнито начал доносить до зрителей свой репертуар. Но немного погодя луч темно-оранжевого света скользнул по роялю и те кто, смотрел на сцену, зрительно обнаружили самопроизвольно двигающиеся клавиши, а стула и вовсе не было.

– Лей-ла-лей-ла…

Музыка продолжала играть. А следующее движение луча света вырвало из темноты элегантную женскую ножку с тонким серебреным браслетом в виде цепочки. Мгновением раньше, мгновением позже элегантная женская ступня то поднимала пяточку, то опускала. Было ясно, что такие движения следовали мотиву музыкального произведения, которое автономно проигрывал рояль.

– Тцкх… Тцкх…

Сначала я решил, будто мне мерещится. Однако слух рефлекторно напрягся, и я стал в большей мере улавливать едва различимые звуки:

– Тцкх… Тцкх…

И вскоре я понял, что источник этих звуков – свисающие с серебреного браслета брелочки в виде неразличимых с большого расстояния фигурок. Они доставляли к мелодии еле различимый перкуссионный шум. Они были изюминкой в большом потоке звуков.

– Лей-ла-ла-лей…

– Тцкх… Тцкх…

Я с замиранием сердца ждал продолжения. Я надеялся на продолжение. Я предвкушал продолжение…

– Явись же…, – произнес я.

Впрочем, я все же, наверное, не произнёс оные слова, а прокричал их. Припозднившееся умозаключение поразило меня своей сутью, но не испугало. Мне было плевать, что кто-то услышит, что кто-то оглянется, что кто-то подумает обо мне плохо… Все вышеперечисленное было мне неинтересно.

– Я жду тебя, чудо!

Теперь я совершенно точно кричал. Однако таинственная танцовщица не спешила явить себя мне и всему прочему миру. Ещё десять минут прекрасная женская ступня томила всех экзальтированным ожиданием и двигалась вверх-вниз под плавные звуки рояля. Серебреные брелочки тоже играли на нервах у зрителей. Кучкуясь в такт движениям ступни, они создавали особые искрящиеся переливы, которые либо становись ярче, когда брелочки взмывали вверх к центру яркости луча оранжевого света, либо затухали на поверхности синего бархата.

– Ла-ла-ла-ла-лей…

– Тцкх… Тцкх…

Десять минут прошли. И только тогда зрители увидели что-то новое. Сначала в луче оранжевого света появилось колено, затем бедро, а позже по поверхности бедра заскользила обворожительная женская ручка. Конечно, немного. Зрелище интриговало, но развитие сюжета слишком тормозило. И я решил было, что оно так и будет развиваться в час по чайной ложке. Как вдруг…

– Бац!.. Бам!.. Бац!..

Клавиши рояля словно взбесились. Потом ещё больше…

– Бар-барах!!! Бар-барах!!!

Ну а пока зрители морщились и затыкали уши с целью поберечь барабанные перепонки, в пространство, освещенное широким оранжевым лучом, ворвалась долгожданная красавица во всем своём эротическом великолепии.

– Вау!

Уверен, что данное восклицание принадлежало не только мне. Все зрители (как мужчины, так и женщины) были поражены красотой появившегося на сцене обнаженного тела. Задница, волосы, грудь, плечи – все было на своём месте и выглядело идеально. Все эти детали требовали к себе особого внимания. Тем более что женское тело вскоре начало кружиться в медленном танце под несмолкающие звуки рояля:

– Ла-ла-ла-лей-лей…

Музыка вернулась на лирический конвейер. Впрочем, кто теперь вслушивался в музыку?

– Твою ж мать…

Я прошептал. Сил кричать в этот момент не было. Слишком сильно хотелось броситься к сцене и выебать красотку как придётся. На способность кричать сил уже не хватало.

– Хочу…

Другие тоже были страждущими:

– Иди к нам!

– Подставь попку!

– Сосни мне!

– Дай мне тебя отлизать!

Только вот всех этих слов никто не говорил. Но я чувствовал, что об этом кричат мозги то тут, то там. Мозги кричат, но дальше мыслей дело не движется. Все эти люди за разноцветными пятиугольными столиками: мужчины, женщины… Они хотели обладать красавицей со сцены, но не хотели ничего для этого делать.

– А она ничего, – послышалось позади меня.

Я посмотрел назад. Напрасно. Было темно. Правда и так было ясно, что это перекошенные челюсти чудаковатого старичка сделали вялую попытку обрести дар речи.

– Ничего? – мне стало смешно.

Мне стало очень смешно. И я подумал:

«Какого хрена? Этот странный дедуля пускает слюни.

Люди вокруг пускают слюни. Неужели эта дамочка на сцене настолько бесподобна, что из неё едва не делают богиню. А может даже и делают. Возможно некоторые из тех неподвижных умов, что меня окружают в этом несчастном ресторане, помысливают и о гораздо худшем кощунстве…».

Я был шокирован. В большей степени собственным одиозным мнением, чем тем, что творилось вокруг меня…

– О, как же она прекрасна…

Перекошенные челюсти снова задвигались у меня за спиной.

– Да заткнись ты уже!

Я не мог больше терпеть окружающего безумия. К горлу подступила знакомая тошнота. В висках стучало. Сердце учащенно билось. И я почувствовал как по лбу и по спине стекают ручейки холодного пота.

– Заткнитесь все!

Я кричал во всю глотку. И теперь уже совершенно точно все обернулись и посмотрели в мою сторону. Конечно, мы не видели друг друга. Но это не имело значения. Моя истошная истерия оказалась той самой лакомой перчинкой, которая не могла не привлекать куда больший интерес, чем обнаженное тело сексапильной женщины. Отнюдь не потому, что моя истерия была красивее и интереснее. Просто она была доступнее. Для того чтобы проявить свои омерзительные чувства никому не требовалось подниматься с дивана.

– Твари!

Я разозлился ещё больше от понимания сопутствующих обстоятельств.

– Вы – твари!

Я кричал и кричал. И чувствовал растущее наслаждение в окружающих меня умах.

Они радовались.

Они созерцали.

И им уже не было интересно следить за танцующей на сцене девушкой. Эти люди, сидящие за своими пятиугольными столиками, вообще не заметили, как девушка внезапно вынула из промежности саксофон и начала исполнять на нем виртуозные произведения. Я видел, как они всматриваются в темноту и пытаются выцепить из неё мой силуэт, я слышал, как они перешёптываются по моему поводу.

– Твари! – призывал я.

Но это только больше забавляло скучающие умы.

– Посмотрите! Она прекрасна!

Но нет. Люди не хотели смотреть на сцену. Люди хотели продолжать смотреть в мою сторону. И никакие мои уверения о том, как изящны движения и изгибы женского тела, не могли поменять их стремления.

– Почему?!

Мне никто не ответил. Некоторые сделали по глотку из бокала или из чашки. Ну а ответ сам как некое высочайшее прозрение возник в моей голове:

«Ничего удивительно. Я вполне доступен для их ненависти, а прекрасная женщина, мило играющая на саксофоне… Их любовь не способна до неё дотянуться, даже если они все-таки отыщут её в своём сердце».

– Твари! – прокричат я напоследок.

Почему напоследок? Потому что терпение уже не хватало. Душа рвалась наружу. Она мечтала вырваться из тухнущего высшего общества, в котором я прежде очень хотел очутиться.

«Или я уже пытался из него сбежать?»

– Бам!!!

Это я со всей силы шарахнул по стоящему передо мной стулу. Стул отлетел в сторону, нанёс некоторым персонажам слабенькие ушибы. Но главной цели он не достиг. Ахолай Лес все еще стоял на моем пути.

– Уйди с дороги! – сердито потребовал я, делая несколько шагов по направлению к сцене.

Профессор, которого я так и не удосужился рассмотреть (а в темноте было неудобно и поздно это делать) неуверенно отошёл в сторону.

– Хрен мордатый, – пробормотал я, почему-то ещё больше разозлившись.

Но в драку я не полез. Пошёл дальше.

– Хрен мордатый, – повторял я, шагая вперёд, злясь, но не оборачиваясь.

На обороты и повороты не было ни времени, ни желания. Милая обнаженная женщина с саксофоном влекла к себе, и ничего нельзя было с этим поделать. Невероятно сильно хотелось к ней поближе.

Хотелось сидеть или стоять рядом, подмигивать, смотреть в глаза, искать и ждать ответного взгляда. Хотелось услышать слова песни или ноты, обращённые именно ко мне, а не к какому-то безликому и мрачному зрительному залу. Казалось, мой мир внезапно сосредоточился только на одном объекте стремлений, желаний, созерцаний… Причём настолько сильно, что в какой-то момент реальность дала трещину, и её метафорический корабль ушел в выраженный крен.

«Ресторан?»

Я двигался… И пока это происходило, мне становилось все сложнее удерживать в памяти то обстоятельство, что предшествующие минуты я все-таки провёл в ресторане, а вовсе не на цирковой или спортивной арене.

– Ничего не могло поменяться…, – прошептал я.

Я был уверен, что прежде ресторан существовал исключительно в горизонтальной плоскости без каких-либо наклонов.

– Обычный ресторан!

И все же категоричность восприятия не позволяла мне согласиться с собственным утверждением.

– Он наклонился?

Да. Совершенно верно.

– И даже больше…

Я пришёл своими собственными ногами во вполне обычный ресторан разноцветных пятиугольных столиков. И в этом здравомыслие меня не подводило.

Однако огибая очередной столик на пути своего движения по направлению к эллипсоидной сцене с синим бархатом и пытаясь зафиксировать взгляд на расплывающихся лицах посетителей, что давным-давно утонули в окружающем полумраке, я неуклонно приходил к выводу, что на самом деле все вокруг совсем не то, чем оно кажется.

«Мир искривился? Мир скатывается вниз по наклонной?»

– Что происходит?

Я схватил первого попавшегося посетителя ресторана за рукав. Кажется, цвет его столика был желтым, но не уверен. Все еще было темно. Да и цвета тоже менялись. В них то и дело появлялось очень много прожилок синего, голубого, салатового…

И звуки…

В них появлялось слишком много скрипов. Словно кто-то специально раздражал меня, царапая ногтем по стеклу.

– Что происходит? – я повторил вопрос, обращённый к тому, кто сидел во всеобщем мраке и не понимал, зачем его тревожат.

Ведь ему было так удобно, так спокойно, так идеально… И в связи с этим данному человеку не хотелось, чтобы его беспокоили. Ему это было не нужно.

– Отстаньте!

Тот, чьё лицо было невозможно рассмотреть в темноте, не хотел со мной общаться. Он не хотел отвечать на мои вопросы. Он вырвал свой рукав из моей руки.

– Не нужно меня трогать.

– Ладно, ладно…

Я не стал спорить. Я пошёл дальше, обогнул ещё парочку пятиугольных столиков и понял, что ситуация очень стремительно ухудшается. Во всяком случае, в плоскости моего мировосприятия происходило именно так. Касательно прочих людей я не был уверен. Слишком спокойно все они себя чувствовали.

– Слишком подозрительно…

– Шагай! Шагай!

– Не мешайся.

– Не буду…

Я мог бы поспорить и проявить сопротивление желаниям большинства, но не видел в этом смысла. Звуки музыки и плавные движения прекрасного женского тела все сильнее манили меня к сцене, украшенной экстравагантностью синего бархату.

И песня, и мелодия, и общая грация… Все это витало в атмосфере глубокого артистизма.

Я не мог устоять перед таким чарующим великолепие. Оно было чересчур притягательным. Отказ был немыслим. А ещё я не мог позволить себе медлить, ведь присутствовал также очевидный риск, что некий злодей сумеет меня опередить.

И тогда…

«Все пропало!»

Я лениво усмехнулся.

– Я иду!..

Эту фразу я прошептал мгновением позже…

Потом сделал очередную порцию шагов в направлении сцены, скудно озаряемой широким лучом оранжевого света.

– Ла-ла-ла-ла-ла…

– Ту-бу-ту-бу-ту…

– Тцкх-тцкх-тцкх…

Теперь со сцены доносилась целая плеяда разноплановых музыкальных звуков.

Это был и автоматизированный рояль, и брелочки на идеально очерченных лодыжках, и увесистый саксофон золотистого цвета, и что-то ещё, что вроде бы раздавалось то ли с неба, то ли с потолка…

– Где? Что? – я уже не понимал происходящего.

Ноги то и дело подкашивались. Вокруг меня не было фиксированных координат пространства. Было лишь желание услышать, прочувствовать, насладиться процессом.

Но мерзкий противный скрип, являющийся одиозным тембром данной композиции, не давал мне и малейшей возможности.

«Черт!..»

Чем ближе я становился к сцене, тем сильнее и ненавистнее становился этот безумный скрип.

И тем сильнее моей голове хотелось взорваться.

– Ла-да-да-ла-лей!..

И все же музыка манила.

А в совокупности получалось, что мир кренится, голова кружится, сознание теряется…

«Это конец!» – думал я, понимая, что мне уже вряд ли удастся сделать хотя бы ещё один шаг в направлении божественного тела с идеальными формами, с мягкими коричневым загаром и волосами, спадающими на аппетитную грудь…

– Помогите!..

Я попытался было опять схватиться за первый попавшийся рукав.

Однако меня грубо оттолкнули.

Даже правильнее было бы сказать, что пнули. И я, вконец потерявший равновесие, начал падать вниз…

«Совершенно точно! Я падаю вниз!» – звучало абсурдно.

Тем не менее, я действительно падал, но не на пол. Я падал в некий дезориентированный низ, окончательное местоположение которого было невозможно предугадать.

Мне можно было только надеяться, что когда-нибудь круговерть в поле моего зрения остановится, и я смогу увидеть образы без сине-салатовый ряби и искаженного вращения…

– Бух!!!

Секунду я не мог понять, что это только что было: новый звук, новый скрип или же очередное болезненное восприятие происходящего вокруг меня сумасбродства.

Но вот секунда прошла, я посильнее поморгал и обнаружил у себя под носом прекрасный мягкий синий бархат.

«Вот так новость!» – подумал я, пытаясь приподняться.

И в этот момент на мой затылок нежно опустилась мягкая женская ладонь.

– Милашка, – произнёс мягкий женский голос.

– Да ну…, – ответил я, не веря своим ушам.

Глаза пошли в ход чуть позже.

– Я…

Но нет. Далее все произошло совсем не так, как я уже успел себе запланировать.

«И чему я удивляюсь?»

– Рад, что вы очнулись.

На меня смотрело странное мужское лицо.

– А то я уже начал было беспокоиться…

Мужчина не был мне знаком.

Рыжеватые волосы, рыжеватая щетина, огромные мешки под серо-зелёными глазами, пухлый нос, пухлые губы…

– Кто вы? – спросил я.

– Не помните? Мы же с вами уже встречались?

– Думаю, я бы это обязательно запомнил…

Рыжеватая персона мне не понравилась с первого взгляда, а потом еще приплюсовались его странные утверждения и бело-голубая клетчатость на потолке…

– Данный разговор меня не возбуждает.

Я лежал на спине в уже знакомом кресле с тем ощутимым отличием, что ноги и руки были свободными от пут.

В связи с этим у меня была большая надежда, что предыдущие экзекуции не повторятся.

– Что я здесь делаю?

Я был резок. В первую очередь потому, что инстинктивно испытывал страх.

– Вы потеряли сознание. Я хотел удостовериться, что ваше состояние не угрожает вашей жизни или здоровью.

– Моё состояние?

– Да. Все-таки технология экспериментальная.

Рыжеватый тип утверждал странные вещи.

«Я потерял сознание?»

– Я потерял сознание?

– Да.

Я рефлекторно ощупал ладонью голову.

– Наверное, это случилось, когда я упал на сцену…

– Вы не падали на сцену. Да и вообще не было никакой сцены.

– Что?!

Очередное странное утверждение из чужих уст заставило меня подскочить в кресле.

– Как это не было?!

Моя агрессия заставила моего собеседника отступить на два шага назад.

– Что за бред?! – я продолжал сыпать негативом.

– Это не бред.

Рыжеватый тип не смеялся, не улыбался, не ухмылялся… Он был совершенно серьёзен и не давал повода в себе сомневаться.

– Вы потеряли сознание, едва я появился в поле вашего зрения, – сказал он.

Я попытался структурировать свои воспоминания, единовременно изучая бегающим взглядом бело-голубую плитку на стенах, полу и потолке. В этот момент мне хотелось увидеть промеж деталей нечто новое. Возможно, правильный ответ…

– Вы и есть профессор? – неожиданно предположил я.

Рыжеватые волосы, рыжеватая щетина, огромные мешки под глазами, пухлые нос и губы, странная манера общения, от которой складывается впечатление, что ему известна вся подноготная происходящего в мире – все это ускользнуло от меня в то самое мгновение, когда моё внимание сосредоточилось на маленькой эллипсоидной сцене, устланной великолепным синим бархатом.

– Да.

– Ахолай Лес?

– Именно.

– Рад знакомству.

Я попытался подняться с кресла.

– Не торопитесь. Вы ещё не готовы?

Мне удалось сесть. Большего мне не позволили. Но и рот не заткнули.

– Не готов к чему?

Слова рыжеватого профессора заставили меня уделить особое внимание выражению его лица. Оно было спокойным, вежливым, учтивым, и в то же время в глазах присутствовал некий дьявольский огонёк.

Так что стоило мне задержаться взглядом на его лице подольше и тогда первое впечатление о человеке трасформировалось в совершенно иное, разительно отличающееся от первого. Теперь уже передо мной стоял не занудный академический хрен, пытающийся дрожащими руками отпоить меня валерьянкой после злополучного обморока. Теперь это был человек с большим-большим секретом.

– Что вам нужно?

Я все ещё пытался выбраться из кресла.

– Успокойтесь.

Рука профессора легла на моё левое плечо и воспрепятствовала моему желанию оказаться на своих двоих.

– Ещё рано.

– Рано для чего?

Мне не ответили. Видимо, я сам должен был что-то определить в бесовском блеске глаз. Но я не хотел гадать. Я хотел знать.

– Где Брид Нитшез? Где Наташа? Я требую ответов!

Мои глаза тоже поблескивали, но не загадками, а гневом.

– Зачем я здесь? Зачем вы…, – у меня было много вопросов.

А ещё у меня было много негодования, раздражения, претензий. Я вертел головой, пытался жестикулировать, брыкаться, противостоять руке, назидательно лежащей на моем плече. Но меня успокоила одна простая фраза:

– Это она меня попросила.

Я замер. Мои эмоции впали в ступор. Я не понимал…

– Я не понимаю…

Три коротких слова приглушённо сорвались с моих губ. Внутри что-то оборвалось, и я почувствовал внутри себя глубокую и холодную пустоту. Извилины тут же принялись усердно работать, заставляя мозг кипеть похлеще гигантского парового котла. Я пытался морально переварить только что услышанное…

– Что означают ваши слова?

Я все ещё сидел в бело-голубом клетчатом кресле, свесив ноги в бок. И рыжеватый профессор Ахолай Лес тоже все ещё стоял передо мной, держал свою руку на моем плече и интриговал меня своим взглядом.

– Вы…

Это было тяжело, но я все же сумел себя перебороть и сумел совершить попытку произнести вслух то, что и так уже было понятно моему внутреннему «я».

– Вы…

– Да.

Рыжеватый тип Ахолай Лес оборвал меня на полуслове. Видимо он не входил в число сторонников долгих и утомительных диалектических бесед. Я же напротив…

– Это точно?

Мне хотелось полного, развёрнутого, детализированного ответа, который исключил бы любую малейшую вероятность существования каких-либо иных версий окружающего мира.

– Можете быть уверены.

Но мне и этого было недостаточно. Я смотрел, смотрел, смотрел…

– Хорошо. Я скажу, если для вас это так важно…

Профессор чуточку рассердился из-за того, что дьявольский огонёк, поблескивающий в его глазах, не смог противостоять моей упёртости.

– Да, я работаю на вашу бывшую невесту. Она попросила поработать над вашими стереотипами поведения…

Наверное, это было как раз то, чего я добивался. Мне было больно от произносимых рыжеватым профессором слов. И все же я не мог заставить себя остановиться.

«Чертова модификация поведения!!!»

– Зачем?

– Она сказала, что вы – неуправляемый человек.

Новые слова чужого человека обо мне самом и о моей личной жизни были очередным ударом в сердце. Казалось бы, я должен был привыкнуть к такому образу действий со стороны моей любимой Наташи, но почему-то не привык.

«Дурак?»

Пустота внутри меня резко углубилась и заледенела.

– Я дурак? – хороший вопрос.

Я надеялся увидеть в глазах рыжеватого профессора капельку сочувствия к моему трагическому уделу. Но в них был только дьявольски игривый блеск.

– Почему?

Мне очень хотелось знать ответ. Однако я не верил в его существование. Я всегда прежде считал такое положение вещей необходимым злом. И поэтому я очень удивился, когда ответ был все-таки мне дан.

– Потому что вы мужчина.

Была очень долгая пауза, в ходе которой мой мозг в очередной раз закипал. Я смотрел на профессора снизу вверх, профессор смотрел на меня. А потом вдруг он сказал:

– Теперь можно.

Я не успел мысленно переключиться, так что лишь позднее осознал, что меня внезапно взяли за руку, выдернули из кресла и повели за собой.

«Черт!!!»

По прошествие десяти шагов, мы оба остановились напротив бело-голубой клетчатой стены и парочку секунд чего-то ждали.

– Чего мы ждём? – вопрос был моей реакцией на скучное времяпровождение. Профессор не ответил. Вместо этого он ткнул в стену правой рукой, предварительно растопырив пальцы.

«Придурок!!!»

Естественно, моей первой мыслью, оценивающей данное телодвижение рыжеватого профессора, была мысль о его неадекватности.

Такое мнение исходило из рациональности моего восприятия мира. Однако мир сумел преподнести мне большой-большой сюрприз.

– Какого?

– Вам нравится?

Одно мгновение и вот уже комната, задекорированная в голубые и белые квадратики, исчезла, растворилась, преобразилась в нечто совершенно противоположное. И мне сразу же стало стыдно за своё предшествующее мнение.

– Как это работает? – спросил я, рассматривая раскинувшийся вокруг нас двоих парк с деревьями, цветами, фонтанами и птичками, – Это какая-то иллюзия? Голограмма?

– Нет. Это самый настоящий сад.

Я снова уставился на человека по имени Ахолай Лес. Мне очень хотелось увидеть в нем признаки шутовства. Но их не было.

– Не в моих правилах шутить, – заявил профессор.

Он словно прочитал мои мысли. И блеск в его глазах…

– Мне здесь нравится.

Не знаю, почему я это сказал. Цель сказанного была мне непонятна. Внезапно мне захотелось это сделать и я это сделал. Вот так просто…

«Или же слишком сложно?»

Тихий шёпот профессора уклончиво определил:

– Я знаю.

Легкий ветерок обдал моё лицо, обоняние почуяло пьянящий аромат живой природы, в глазах слегка защипало от подступающих слез радости, что неожиданно свалилась на мои плечи…

– Здесь проявляются хорошие чувства.

– Именно поэтому мы здесь.

Мягкий ненавязчивый взгляд серо-зелёных глаз действовал на меня успокаивающе. Он словно гипнотизировал, привязывал к ощущениям несказанной радости и в тоже время заставлял мысленно и визуально раздвигать границы зримого и незримого бытия. Я сделал шаг в сторону.

– Хорошо, хорошо, – продолжал подбадривать голос профессора.

Я почувствовал, что в коротких вырванных из контекста фразах есть его особый способ проявлять наставническое поощрение. Однако при всём при этом я вовсе не воспринимал себя ведомым учеником. Меня никто не тянул на сторону своих убеждений, и никто не манипулировал мной, дергая за ниточки. Лишь только был дан небольшой пинок, да и тот не был привязан к какому-либо вектору движения.

– Дальше ты и сам разберёшься.

Наверное, эти слова были сказаны в довесок. Я уловил их краем уха. Но не оценил их. Не придал им значения. Я был уже в недосягаемости…

«О, как прекрасен этот дивный мир!»

Мир вокруг меня и впрямь был великолепен в тот самый бесконечный момент. Конечно, в моей голове не укладывалась мысль о том, каким образом я переместился из офисного здания в лоно девственной природы. Но солнечный свет, играющий в колышущейся зеленой листве яблоневых, вишневых и сливовых деревьев не позволял сосредотачиваться на подобных негативных умозаключениях.

– Какое же это чудо!

Я не шептал. Я говорил, причём настолько громко, насколько позволяли мне мои внутренние директивы безопасного сосуществования с миром зелени, свежего воздуха и брызг воды, направленных в лучезарное поднебесье.

– Неземное!

– Божественное!

Рыжеватый профессор Ахолай Лес не попадал в поле моего бокового зрения.

Его рыжеватые волосы, рыжеватая щетина, овальное лицо с мешками усталости под глазами существовали вне зоны досягаемости моих органов чувств. Конечно же, это можно было легко исправить поворотом головы. Но поворачивать голову было невыносимо лениво, потому как можно было что-нибудь да пропустить и не увидеть, не запечатлеть в светлой памяти. Например, как маленькая птичка желто-фиолетового окраса игриво скачет с одной ветки на другую, периодически останавливается, грациозно кивает головой с маленьким зелёным хохолком на макушке, детально вычищает перышки красноватым клювом, выдаёт странные песнопения:

– Тирак-тирак-тирул-кусу…

Или же, как небольшая пушинка сначала путается в зеленой листве, затем вырывается из её плена резким порывом тёплого ветерка, вздымается ввысь, а затем, попав под водяной обстрел фонтана в виде огромной вечнозеленой лиственницы, становится слишком тяжелой для полетов и аккуратно приземляется на траву сочного изумрудного цвета.

– Изящно!

Да, я не видел профессора. Зрение было занято куда более интересными вещами. Но я знал, что он рядом. И он сам не забывал напоминать о себе редкими эпитетами, произносимыми украдкой.

– Замечательно.

В последний раз он произнёс свою реплику совсем тихо, едва уловимо для слуха. Но обижаться на него никто не собирался.

«Не в громкости дело!»

А в том, как это сказано…

– Замечательно.

В произносимых им звуках при любых обстоятельствах присутствовали все та же невероятная степень уважения и все то же невероятное количество теплоты. И все это было обращено к, казалось бы, обычным вещам. Правда, на самом деле все эти обычные вещи являлись волшебными, сказочными, невероятными… Он знал об этом. И теперь об этом также знал и я.

– Ты за этим привёл меня сюда?

Я спрашивал, а сам обращал свой взор к яркому солнцу и безукоризненно-голубому небу. Я утопал в них. Растворялся. И капли прохладной влаги падали мне на лицо.

– Чтобы я увидел?

– Да.

– И что теперь?

– Теперь ты понимаешь разницу.