Текст книги "Золотой век Испанской империи"

Герреро, испанец из маленького городка Ньебла на реке Тинто, милях в двадцати выше по течению от Палоса, попал в Индии в 1509 году, сопровождая Диего Колона. По всей видимости, он умел читать и писать. Жизнь в Санто-Доминго ему наскучила, и он отправился вместе с Диего де Никуэсой на Южно-Американский материк, однако их корабль потерпел крушение. Счастливо избегнув участи быть откормленными и съеденными, они с Херонимо де Агиляром, который впоследствии стал переводчиком Кортеса, поселились на Юкатане. Герреро нашел себе женщину-майя, от которой имел нескольких детей. Он был рабом – однако несмотря на это, сделался военным советником при На Чан Кане, касике Четумаля. Фрай Диего де Ланда пишет, что он обучал индейцев «как надо сражаться, показывая им, как строить крепости и бастионы»{568}568
  Landa, 330.


[Закрыть]. Говорят, что это он посоветовал майя напасть на Эрнандеса де Кордобу в 1517 году. В 1519 году он отказался вернуться к испанскому образу жизни, как сделал Херонимо де Агиляр, сказав последнему так:

«Брат Агиляр, я женат и имею троих детей, индейцы обращаются со мной как с вождем и военным командиром. Ты ступай [обратно], и да пребудет с тобой Бог – но на моем лице уже нанесена татуировка, а уши проколоты. Что скажут испанцы, если увидят меня в таком обличье? И взгляни, насколько прелестные у меня мальчики! Ради Господа, дай мне эти зеленые бусы, которые ты принес, и я отдам их моим сыновьям и скажу им, что мои братья дали их мне».

Майянская «жена» Герреро сказала Агиляру: «Убирайся отсюда и не причиняй нам больше хлопот»{569}569
  1928/2005 transl. of Diaz del Castillo has this on p. 91.


[Закрыть].

Восемь лет спустя, в 1527 году, Герреро получил письмо от Монтехо. В нем говорилось:

«Гонсало, мой лучший друг и брат! Я считаю за твою великую удачу, что я прибыл сюда и узнал о тебе от того, кто принесет тебе это письмо. Хочу тебе напомнить, что ты христианин, созданный кровью Христа, нашего Спасителя, которому должен возносить неисчислимые благодарения. Тебе предоставляется великая возможность послужить Богу и императору в деле умирения и крещения этих людей, и более того – оставить свои грехи, по милости Господней, и таким образом сотворить себе пользу и честь. Я же буду тебе в этом добрым другом, и ты получишь от меня самое хорошее обращение.

Итак, я заклинаю тебя не поддаться наущению диавола и не отклонять моей просьбы, чтобы он не овладел тобою навеки. От имени Его Величества обещаю поступать с тобой самым благоприятственным образом и полностью исполнить все то, что я сказал. Со своей же стороны и как дворянин [como hombre hidalgo] даю тебе мое слово и ручаюсь своей честью, что сдержу данные тебе обещания без каких-либо оговорок или ограничений… и сделаю тебя одним из моих доверенных людей, так что ты будешь одним из самых любимейших и избранных в этих местах.

Поэтому молю тебя не медля прийти на мой корабль или же на берег, чтобы исполнить предложенное мною и помочь мне совершить эту работу по обращению, подавая мне советы и твои мнения о том, что покажется тебе наиболее разумным»{570}570
  Oviedo, Historia, III, 404–5.


[Закрыть].

Герреро, однако, невозможно было убедить воссоединиться с соотечественниками. На обороте приведенного письма он написал: «Сеньор, я целую руку вашей светлости. Поскольку я являюсь рабом, я не свободный человек. У меня есть жена и дети, хотя я и помню Бога. Вы, господин, как и все испанцы, найдете во мне самого хорошего друга».

Однако на деле Герреро оставался врагом. По-видимому, это он позаботился о том, чтобы среди новостей, переданных Антонио де Авиле, идущему вдоль берега с подкреплением, было известие о смерти Монтехо; Монтехо же получил сообщение о том, что мертв Авила.

Монтехо доплыл до Гондураса, где ненадолго встал на якорь на реке Улуа, вполне судоходной в этой области. Возможно, он отправился туда просто из любопытства. После этого он вновь поплыл на север, к Саламанке-де-Шельха, которую обнаружил покинутой и заключил, что Лухан, Авила и их люди, по всей видимости, погибли. Однако еще дальше к северу, на Косумеле, Монтехо получил известие о том, что они живы и поспешил на материк, чтобы встретить своих старых товарищей.

Летом 1528 года Монтехо уплыл от Юкатана еще дальше Косумеля: на своем корабле «Ла-Габарра» он вернулся в Новую Испанию, чтобы набрать подкрепление. У него по-прежнему оставались богатые энкомьенды возле Мехико, и он считал, что под их обеспечение сможет занять значительную сумму денег, при помощи которых сумеет убедить еще семьдесят пять или сто солдат присоединиться к нему – включая его собственного сына Франсиско Монтехо Эль-Мосо, наполовину конверсо, выросшего при испанском дворе и сопровождавшего Кортеса в Иберас в 1524 году. Он также приобрел еще один корабль, который нагрузил разными припасами, но тот затонул во время шторма в гавани Веракруса.

Не теряя присутствия духа, Монтехо купил новое судно, а также заключил договор с богатым судовладельцем Хуаном де Лерма – возможно, родственником Гарсии де Лерма, жемчужного короля острова Кубагуа, – который согласился предоставить свои корабли для торговли с Юкатаном (возможно, в обмен на последующие привилегии на тамошнем рынке, хотя это и не подтверждено никакими документами). Позднее Лерма сделался казначеем Юкатана, а также веедором Ибераса.

Верховный суд, возглавляемый одиозным Нуньо де Гусманом, прибыл в Новую Испанию, когда Монтехо еще был в Мехико{571}571
  Монтехо подробно рассматриваются в главе 16.


[Закрыть]. Впрочем, Гусман не питал враждебных чувств по отношению к столь высокорожденному конкистадору. Это послужило причиной того, что Монтехо решил возвращаться на Юкатан с запада: близость к Новой Испании оказалась ему на руку. Его обратный путь лежал через Табаско и Акалан. Гусман согласился оказать ему помощь и сделал его главным магистратом первой из названных территорий{572}572
  Chamberlain, The Conquest, 73–4.


[Закрыть].

Перед возвращением Монтехо написал (20 апреля 1529 года) императору Карлу первый из множества составленных им докладов о Юкатане: «Во всех городах имеются фруктовые сады, но корм для наших лошадей несколько груб. Я обнаружил много признаков золота (hallй mucha nueva de oro)». Большое затруднение состояло в том, что «здесь нет никакого порта, и по этой причине я хотел бы узнать, нельзя ли передать мне также реку Грихальва как часть моего контракта». Тогда, писал Монтехо, он смог бы заложить несколько городов на западе – скажем, один непосредственно на реке Грихальва, другой в горах, а третий возле Акалана. Затем он мог бы послать корабли на острова (в Вест-Индию), чтобы завезти еще людей, лошадей и домашний скот{573}573
  CDI, XIII, 87–91.


[Закрыть].

В апреле 1529 года Монтехо выступил в Табаско, взяв с собой своего сына Эль-Мосо в качестве заместителя командира и Гонсало Ньето в роли приближенного лица и алькальде майор Табаско. Монтехо-отец двигался по суше с двадцатью пятью людьми, среди которых был и Бальтасар Гальегос, отосланный обратно в Новую Испанию поселенцами колонии Санта-Мария-де-ла-Виктория на реке Грихальва – она была основана в 1519 году по предложению Кортеса, но ее существование было под угрозой из-за индейцев, и поэтому она долгое время не привлекала новых жителей{574}574
  Chamberlain, The Conquest, 36.


[Закрыть].

Монтехо прибыл в Санта-Марию как раз вовремя, чтобы предотвратить ее окончательный распад. Он послал в Саламанку-де-Шельха за людьми Антонио де Авилы, которые, вероятно, были заняты там ловлей индейцев, чтобы покровитель Монтехо Хуан де Лерма мог потом продать их в Вест-Индию. Это войско, если его можно так назвать, отправилось морем к Монтехо, обогнув выступающую часть полуострова и направляясь к месту встречи в Гваятаке, к западу от Шикаланго.

На этом этапе Монтехо надеялся сделать город Шикаланго, расположенный на берегу лагуны Терминос, своим форпостом для завоевания Юкатана. Местные индейцы казались вполне мирными. Оставив там своего сына Эль-Мосо, Монтехо повернул обратно на запад и вскоре взял в свои руки густонаселенные области Табаско вдоль реки Копулько. Затем, вновь назначив Авилу своим заместителем, он двинулся с сотней человек вверх по реке Грихальва в горные области, переправляя лошадей по воде на плотах. Двигаясь так, он достиг города Теапа у подножия гор Чьяпас. Здесь их ждало то, что Блас Гонсалес, один из его офицеров, назвал «неисчислимыми бедствиями»{575}575
  AGI, Patronato, leg. 68, n. 1, r. 2.


[Закрыть]. Однако Монтехо и сам впоследствии описывал, как «ценой множества усилий, как с моей стороны, так и со стороны всех солдат», он завоевал и усмирил «все провинции Рио-Грихальвы». Около тридцати испанцев были убиты – для тех дней это были большие потери. Однако Монтехо удалось с успехом внедрить на завоеванных землях институт энкомьенды, что было весьма примечательным достижением, учитывая обстоятельства.

Монтехо планировал вернуться в Санта-Марию-де-ла-Виктория и затем продолжить путь к Акалану, где он намеревался основать поселение, но узнал, что другой испанский отряд под командованием Хуана Энрикеса де Гусмана, одного из офицеров Альварадо в Гватемале, двигается на север из Чьяпаса, надеясь завоевать пограничные области. Двое предводителей встретились и достигли приблизительного соглашения относительно того, где должны кончаться владения Альварадо в Гватемале и начинаться территории, подвластные Монтехо. Энрикес де Гусман предложил Монтехо перед тем, как идти в Акалан, посетить новый город Альварадо, Сан-Кристобаль-де-лас-Касас. Монтехо сперва согласился, но потом заболел и отправил вместо себя Авилу, в то время как сам вернулся в Санта-Марию-де-ла-Виктория.

Авилу ждал долгий и утомительный переход по горам, сперва до Сан-Кристобаля, потом до Акалана. Стоял сезон дождей, и страдания испанцев в этих джунглях были весьма велики. На реке Усумасинта Авила был вынужден погрузить лошадей на каноэ, попарно связанные друг с другом, так что передние ноги каждого животного стояли на одном каноэ, а задние на другом. Они спускались по каскаду между утесами такой высоты, что «для тех, кто был там, не показалось бы хуже и путешествие среди теней горы Афон»{576}576
  Oviedo, Historia, III, 411. В первом издании Овьедо есть интересная иллюстрация лошади в этих обстоятельствах.


[Закрыть]. Позднее они нашли остатки моста, выстроенного Кортесом по пути в Иберас, но сооружение было уже чересчур ветхим, чтобы Авила и его люди могли им воспользоваться.

Им по-прежнему приходилось сплавляться на каноэ, предоставленных дружелюбными туземцами из города Теносике. Отряд продолжал путь по направлению к Акалану, который во времена Монтесумы и до этого был у индейцев важным торговым портом. Авила отправил правителю города послание, где говорил, что надеется на дружеский прием, поскольку не намерен причинять никакого вреда. Однако туземцы не поверили ему, поскольку Кортес, проходя через эти места годом или двумя раньше, говорил то же самое, однако увел с собой их касика и шестьсот носильщиков, которых с тех пор никто не видел{577}577
  Chamberlain, The Conquest, 88.


[Закрыть]. Поэтому жители бежали из города.

По описанию Авилы, в Акалане жили около тысячи человек. Это был город с крепкими зданиями из камня, покрытыми белой штукатуркой и с тростниковыми крышами. Он стоял на реке, которую испанцы уже окрестили Канделярией, впадающей в лагуну Терминос. Через день-другой касик вернулся со свитой приблизительно в четыреста человек (согласно докладу Авилы) и принес клятву верности императору. Он вручил Авиле подарки: птиц и провизию. Несмотря на это, Авила велел схватить его и заковать в цепи, боясь измены, поскольку его собственный отряд был слишком мал. Должно быть, на него повлиял прецедент с Кортесом и Монтесумой{578}578
  См. мое Conquest of Mexico, 324.


[Закрыть].

Вскорости вернулось и все остальное население Акалана, принявшись служить испанцам с относительным энтузиазмом. Авила освободил касика и его свиту и, согласно традиции Монтехо, начал назначать энкомьенды. Акалан он переименовал в Саламанку-де-Акалан, в память о родном городе Монтехо.

Несмотря на его превосходное расположение, Акалану, тем не менее, не суждено было стать столицей нового Юкатана, о которой думал Монтехо. Здесь не было золота, население было малочисленно, снабжение провизией скудно. Авилу заинтересовал другой город – Масталан, лежавший немного восточнее. Испанцы пробыли там несколько недель, но потом обратили свои взгляды на Чампотон – город, жители которого нанесли поражение Эрнандесу де Кордобе в 1517 году.

В Чампотоне, как и в Акалане, было множество каменных домов, крытых тростником. Город стоял на берегу, и множество каноэ ежедневно выходили в море рыбачить. Невдалеке от берега располагался остров, полный идолов, куда рыбаки приставали, чтобы помолиться и оставить свои приношения. Здешнее население принадлежало к племени куохе, и большой их отряд вышел приветствовать Авилу по его прибытии. Монтехо предварительно прислал в город гонцов, и испанцы обнаружили, что для них уже отведен особый квартал – площадь, дома с конюшнями и провиант с расчетом на месяц. Каждый день испанцы ели индейку, вдоволь маиса и хорошей рыбы. Местный касик объявил, что хочет стать христианином, так что остров вскоре был заброшен, а идолы скинуты в море{579}579
  Chamberlain, The Conquest, 92.


[Закрыть].

Монтехо тем временем встретился с трудностями при попытке установить контроль над путями из Новой Испании в Юкатан. Предыдущий главный магистрат Санта-Марии, Бальтасар де Осорио, сумел убедить аудиенсию в Мехико, чтобы та восстановила его власть над Акаланом, отменив свое решение передать город в руки отца и сына Монтехо. Ему даже удалось захватить часть владений Монтехо в Табаско, где он принялся преследовать его сподвижников. Хотя Монтехо и сумел добиться отмены некоторых из этих судебных решений, ему пришлось приостановить свои планы по дальнейшему завоеванию Юкатана. Когда он в конце концов снова выступил в поход, ему удалось дойти только до Шикаланго. Настроение у Монтехо и его спутников было подавленное, его солдаты дезертировали; к тому же он полагал, что Авила погиб. К счастью, его торговый покровитель Лерма пришел ему на помощь, прислав несколько кораблей с людьми, припасами, лошадьми и одеждой, приобретенными на Кубе{580}580
  Пробанса Лермы в AGI, Santo Domingo, leg. 9.


[Закрыть].

Узнав, что Авила жив и находится в Чампотоне, Монтехо отправился туда сам; это произошло в самом начале 1531 года. По дороге он завершил начатое им обустройство порта Шикаланго. Авила и Монтехо согласились, что устроят свою главную базу не в Чампотоне, вызывавшем дурные воспоминания о поражении испанцев в 1517 году, а в Кампече, милях в сорока севернее. Тамошние жители могли оказывать поддержку испанскому поселению, к тому же поблизости имелись достаточно населенные области, способные стать центрами энкомьенд. Помимо прочего, Кампече могло оказаться весьма удобным портом.

Имея все это в виду, Монтехо поехал вперед, исполненный оптимизма, и прочитал нескольким местным правителям «Требование». Он объяснил им, что все христиане поклоняются Богу на небесах, попросил правителей, чтобы те разрешили его священникам проповедовать Евангелие, и сообщил, что они должны видеть в нем представителя императора Карла. Некоторые из правителей приняли, или сделали вид, что приняли, его требования. Затем Монтехо объявил об основании нового испанского города, который предсказуемо назвал Саламанкой-де-Кампече.

Здесь он принялся за разработку планов завоевания остального полуострова, большая часть которого была по-прежнему неизвестна испанским исследователям. Он послал Авилу через центр страны обратно в Четумаль, дав ему с собой пятьдесят человек, среди которых были Алонсо Лухан и Франсиско Веласкес, специалист по горному делу. В этом отряде был также племянник Монтехо – уже третий Франсиско Монтехо, сын одного из его братьев. Они прошли из Кампече в Мани, где индейцы майя из племени шиу отнеслись к ним дружелюбно; затем продолжили путь в Кочуа, Чабле и наконец пришли к Бакалару, где было сильно влияние коварного Герреро. Авила попросил правителей Чабле отправиться в Четумаль и объяснить, что он хочет мира, однако посланцы вернулись с ответом, гласившим, что «тамошним людям не интересен мир, но они желают войны, и накормят нас копьями вместо кур, и стрелами вместо маиса»{581}581
  Реляция Алонсо де Авиды в CDI, XIV, 100: «Que las gallinas nos darian en las lancas y el maiz en las flechas».


[Закрыть].

Тем не менее, прибыв к озеру Бакалар, Авила и его люди смогли раздобыть каноэ, чтобы переплыть озеро и добраться до Четумаля, – город был покинут жителями. Авила решил основать новое поселение, которое назвал Вилья-Реаль. Он был занят этими планами, когда пришло известие, что майя, подбадриваемые, если не возглавляемые, Герреро, готовят нападение. Авила нанес удар первым и разрушил индейский лагерь. Он не понес потерь сам и захватил шестьдесят пленных, хотя касику и Герреро – если тот действительно участвовал в происходящем, – удалось спастись. На этот раз испанцы нашли в городе золото и сделанные из бирюзы маски, и Авила послал шестерых солдат, чтобы те отнесли добычу Монтехо. Все шестеро, впрочем, были убиты по пути возле места под названием Ойя.

Авила вернулся в Бакалар. До него дошло известие, что в месте под названием Маканахауль местные правители готовят общенародное восстание. Чабле тоже собиралось бунтовать, но Авила благоразумно застал своих противников врасплох, напав на город с тыла. После этого он вернулся в Вилья-Реаль возле Четумаля, но и там повсюду ходили слухи о мятеже. Стало очевидным, что любая идея союза с индейцами Чабле обречена на провал, поскольку весь замысел был «ложным и с дурными намерениями»{582}582
  CDI, XIV, 105: «Falsa y con mal proposito».


[Закрыть].

Еще одно затруднение ждало Авилу в Кочуа, где весь город оказался разрушен ураганом. Захватив его, Авила обнаружил, что колодцы забиты землей и камнями. Испанцы выкопали колодец двенадцати футов глубиной, в который опустили двоих индейских мальчиков на ремнях, сделанных из конской сбруи, чтобы те начерпали воды. После этого Авила решил возвращаться в свой Вилья-Реаль. Путешествие было трудным, путь лежал через болота и заросли кустарника, к тому же отряд подвергался частым нападениям со стороны майя. Овьедо сообщает, что одному из испанских часовых явилось видение Святого Яго в сопровождении шести или семи рыцарей и божественного аромата: «Santiago glorioso, nuestro patrуn de Espaсa, es este socorro que Dios, por su misericordia, con su Apуstol nos envнa»[84]84
  «Славный Сантьяго, покровитель нашей Испании, ты есть помощь Господня, благодаря твоему милосердию, с тобой посылает нас Апостол» (исп.).


[Закрыть]{583}583
  Oviedo, Historia, III, 420.


[Закрыть].

Видение Сантьяго было, несомненно, благоприятным знаком – даже если бы оно традиционно уравновешивалось появлением мавританского рыцаря Альфатами на зеленом коне. Тем не менее, к тому времени, когда новости достигли Вилья-Реаль, отряд Авилы сократился уже до сорока человек, десять из которых были ранены в руку или в ногу, и при них оставались лишь четыре лошади{584}584
  Ibid., 421.


[Закрыть].

Алонсо де Авила отправил к Монтехо гонца, чтобы сообщить, что он и его люди еще живы, хотя и находятся в бедственном положении. Гонец – пленный касик – должен был вернуться через месяц и доложить, все ли в порядке у аделантадо. Однако месяц прошел, а никаких вестей по-прежнему не было. Стало известно, что ни касик, ни его сын никуда не поехали; вместо этого он сговорился со своими друзьями напасть на Авилу, чтобы уничтожить его уже окончательно. Что было делать испанцам? У них не было еды, и они не видели в море никакой бригантины, которая могла бы им помочь. Они решили, что Монтехо, видимо, счел их мертвыми{585}585
  CDI, XIV, 111: «El seizor Adelantado nos tenia por muertos».


[Закрыть]. Должны ли они эвакуироваться из Вилья-Реаль? И если да, то как?

В конце концов Авила решил отправиться в Гондурас на каноэ. Их встретило бурное море: «Подобных волн еще не видали доселе», как, несколько преувеличивая, писал Овьедо{586}586
  Oviedo, Historia, III, 45.


[Закрыть]. Им повстречалось несколько больших торговых лодок индейцев – но, хотя они порой захватывали их, на такое пиратство нельзя было полагаться как на источник провизии. Спустя семь месяцев бедствий и лишений Авила добрался до Пуэрто-де-Кабальос в Гондурасском заливе. Это место казалось подходящим для поселения, поскольку почва здесь была плодородной, а местность хорошо заселена. На испанцев также произвела большое впечатление река Улуа с рощами какао по обеим берегам. Здесь, однако, их каноэ были разбиты штормом, так что им пришлось пешком добираться до города Трухильо, где их радушно приняли Андрес де Сереседа, тогдашний губернатор Ибераса, и его казначей Хуан Руано. Руано был врагом Кортеса, он считал его виновным в предательстве Олида{587}587
  Hernan Cortes, Cartas de Relation, tr. Anthony Pagden, 414.


[Закрыть]. После долгих и трудных переговоров они ступили на борт торгового корабля, прибывшего с Кубы, и отправились домой – а точнее, в Кампече{588}588
  Chamberlain, The Conquest, 127.


[Закрыть].

Долгие месяцы, пока Монтехо ожидал известий о достижениях Авилы, он провел в почти непрекращающихся боях. Сперва, когда у него были еще сорок пять солдат (включая девятерых всадников), его атаковал большой отряд под предводительством Начи Кокома, чьей главной целью было захватить в плен самого Монтехо. Множество индейцев заполонили лагерь, кто-то взял его лошадь под уздцы, кто-то схватил за руки его самого. Скорее всего индейцам удалось бы пленить Монтехо, если бы не Блас Гонсалес, который «набросился на них и убил многих»{589}589
  Probanza of Bias Gonzalez, in AGI, Patronato, leg. 68, n. 1, r. z.


[Закрыть]. Так «была достигнута победа нашей святой веры», как выразился еще один из испанских участников битвы, Педро Альварес{590}590
  Pedro Al varez in AGI, Mexico, leg. 916.


[Закрыть].

В середине 1532 года Монтехо, упорство которого казалось столь же замечательным, как и его терпение, организовал новый поход на восток и северо-восток Юкатана. Возглавлять кампанию он назначил своего сына Эль-Мосо. Тот привел галеон, чтобы перевезти его людей из Табаско, неоценимый Лерма организовал поставку припасов, и они выступили отрядом в двести человек, оставив какое-то количество под командованием Монтехо-отца охранять Кампече. Целью Эль-Мосо являлось установить испанский контроль, где это удастся, без сражения; ему предписывалось заводить друзей и заключать союзы при любой возможности. Имея это в виду, он высадился во владениях касика провинции Кех Печ, чьей поддержки ему удалось добиться; касик убедил его идти к Чичен-Ице – древнему храму, который считался у майя священным местом. Руины тамошних сооружений можно было превратить в превосходные укрепления. Авила назвал его Сьюдад-Реаль, по имени города в Кастилии, где он родился. Однако это не помешало местным касикам дать высокомерный отрицательный ответ по прочтении им «Требования»: «У нас уже есть короли и высокородные правители! Чужеземные воины, мы – ица!»{591}591
  Juan Martinez Hernandez, Cronica of Yaxkukul, Merida, 6–7.


[Закрыть].

Эти индейцы принадлежали к гордому племени купуль, возглавляемому Наконом Купулем, который был полон решимости изгнать испанцев со своей земли, если не уничтожить их. Во время переговоров с Эль-Мосо Након попытался убить его на месте, и Эль-Мосо не без труда удалось спасти свою жизнь. Вскоре Након сам был убит – но и после этого индейцы купуль решительно отказывались доставлять Эль-Мосо какие-либо припасы, ввиду чего испанцы начали захватывать их силой. Это еще больше ухудшило их взаимоотношения, и индейцы купуль, хотя и лишенные вождя, организовали новое нападение, убив у Эль-Мосо десять или двенадцать людей, а также десять лошадей и всех индейских рабов, служивших испанцам.

Эль-Мосо со своим большим отрядом в 150–170 человек сумел отбиться, однако вскорости индейцы атаковали вновь, с гораздо большим размахом, предварительно осадив испанцев. Эль-Мосо ответил ударом на удар, однако хотя он и перебил множество индейцев, ему не удалось прорваться через их кордон. Тогда он решился бежать, воспользовавшись темнотой, как поступил Кортес в Мехико-Теночтитлане. Ему сопутствовала большая удача, нежели Кортесу: испанцы действительно сумели ускользнуть от осаждавших их сил индейцев. После этого они успешно атаковали авангард майя, пустившихся их преследовать, и завершили свой отход при помощи индейца-союзника Ан Кин Чефа.

Авиле удалось вернуться в Кампече по морю, на торговом судне с Кубы. После этого они с отцом и сыном Монтехо сделали попытку возродить свой Сьюдад-Реаль на берегу, в Цибилькане. Они были там, когда пришло головокружительное известие об открытии Перу: «Ввиду этих вестей, а также небольшой награды, которую они имели в… этой стране [Юкатане], жители города разбежались против моей воли»{592}592
  Пробанса Франсиско де Монтехо в AGI, Patronato, leg. 65, no. 2, r.l, qu. Chamberlain, The Conquest, 161.


[Закрыть]. Не было ничего удивительного в том, что измученная армия Монтехо не смогла содержать себя. И вновь им пришлось эвакуироваться из дальнего поселения и возвратиться в Кампече.

Монтехо написал королю послание, исполненное уныния:

«Здесь [на Юкатане] нет ни единой речки, хотя встречаются озера. Вся земля покрыта густым кустарником и настолько камениста, что не найти и единого фута плодородной почвы. Мы не обнаружили никакого золота, нет здесь и ничего другого, из чего можно было бы извлечь какую-либо пользу. Местные жители – самые необузданные и коварные из всех, что попадались во всех открытых доселе землях, это люди, которые ни разу не убили христианина, не прибегая к грязным средствам… в них мне не удалось найти ни единого места, которого касалась бы правда. Сейчас, когда до нас достигли вести из Перу, солдаты не останутся здесь надолго»{593}593
  In CDI, II, 312.


[Закрыть].

Тогда, в 1534 году, складывалось впечатление, что семь лет непрекращающихся конфликтов на Юкатане наконец закончились поражением конкистадоров. У них была база в Кампече – и практически ничего сверх этого. Их попытки установить испанское владычество на восточном побережье полуострова провалились. Монтехо-отец к этому моменту имел в своем распоряжении всего лишь тридцать человек – сила, совершенно недостаточная для того, чтобы завоевать столь обширную страну, населенную темпераментными и бдительными туземцами. Он сделал ошибку, слишком часто разделяя свой отряд, и к тому же, по-видимому, не понимал, что клятвы верности, которые индейцы приносили Испании на словах, являлись лишь временной уловкой.

На Юкатане имелось множество государств, а не одно, как в Новой Испании, откуда Монтехо вынес свою тактику – поэтому поражение одного касика никак не вредило его соседям. Оружие майя тоже оказалось гораздо более действенным, чем было у мешиков: в их арсенал входили крепкие луки, скорее прямые, нежели изогнутые; стрелы с кремневыми наконечниками, копья и дротики, а также мечи из твердой древесины с вделанными в них острыми как бритва осколками обсидиана, которые могли наносить серьезные раны. Стрелы, сделанные из растущего в лагунах тростника, часто имели по пять ладоней в длину. Тетива луков успешно изготовлялась из местного конопляного волокна.

Помимо прочего, у индейцев имелись маленькие медные топорики, которые можно было использовать и как оружие, и для работы с деревом{594}594
  Если говорить о Пагдене, то, возможно, там имелось немного золота, но тоже низкого качества.


[Закрыть]. Что касается защиты, то они использовали щиты из плотно сплетенного тростника, обшитые оленьими шкурами. Кроме того, у них были стеганые хлопчатобумажные куртки; некоторые правители имели даже деревянные шлемы. Жрецы, а порой и другие индейцы, выходили на бой, облаченные в звериные шкуры{595}595
  Landa, 81–3.


[Закрыть].

Наконец, и тактика индейцев майя была более обдуманной. С самого начала поняв, что их огромное численное преимущество не может оказать серьезного воздействия на испанцев, они защищали свои города в этих «суровых, каменистых и безводных землях», как описывал данный регион Совет Мериды в 1561 году, а затем разрушали их и бежали в леса или на непокоренные южные территории.