Текст книги "Золотой век Испанской империи"

В июне Писарро начал раздел сокровищ. Прежде всего богатства были поделены на доли по 4440 золотых песо и 181 серебряной марке, что в целом составляло 5345 золотых песо (в то время золотой песо считался равным 450 мараведи). Индейские кузнецы осуществляли переплавку бесценных золотых и серебряных изделий в девяти больших печах, под присмотром нотариуса из Кордовы Гонсало де Пинеды, который был теперь приближенным советником Франсиско Писарро, – возможно, он был связан с преуспевающей итало-севильской купеческой семьей Пинеда в Севилье.

Более одиннадцати тонн драгоценных металлов было переплавлено в печах, дав в конечном счете 13420 фунтов золота чистотой в 22½ карата и 26000 фунтов серебра. Большая часть этих сокровищ изначально существовала в виде драгоценных изделий, детали которых ныне невосстановимы. Двести семнадцать долей были тщательно распределены в соответствии с оценкой, которую Писарро давал личному вкладу каждого из участников экспедиции. В целом идея состояла в том, что пехотинец должен будет получить одну долю, кавалерист – две, а офицеры еще больше, однако в конце концов все стала решать комиссия репартидорес, которую возглавляли Франсиско и Эрнандо Писарро и в которую входили также: Пинеда, надзиравший за переплавкой; Педро Диас – серебряных дел мастер, взвешивавший серебро, хотя сам он не участвовал в битве при Кахамарке; а также два других офицера – Эрнандо де Сото и Мигель де Эстете, которого мы уже встречали в качестве хроникера. Эти люди проследили за тем, чтобы ни капли сокровищ не перепало ни Альмагро, ни кому-либо из его последователей.

Таким образом, распределение богатств оказалось более чем пристрастным: Франсиско Писарро получил тринадцать долей, и помимо этого «сокровище Правителя» – золотой трон Атауальпы, который один стоил двух долей. Эрнандо Писарро получил семь долей, Хуан Писарро две с половиной, и столько же его брат Гонсало. Этих средств было достаточно, чтобы сделать владеющего ими человека очень богатым. Если округлить, то 135 с небольшим из 217 долей отошли 62 кавалеристам, и 81–105 пехотинцам. Братья Писарро получили 24 доли из 217.

Почти наверняка какое-то количество распределенного золота и серебра не было учтено в вычислениях{740}740
  Ibid., 96–102.


[Закрыть]. Так, Беналькасару была отведена небольшая порция – однако он без сомнения получил больше, чем было официально зарегистрировано. Кроме того, Писарро разделил между своими последователями индейских вождей и всех, кто стоял лагерем в Кахамарке и чьи земли вскоре должны были стать энкомьендами.

В скором времени после раздела сокровищ Эрнандо Писарро покинул Перу и отправился в Испанию, чтобы рассказать там о свершенном ими великом завоевании. Он взял с собой значительное количество золота и серебра, а также 100 тысяч кастельяно для короля – что, как не преминули тотчас отметить его враги, составляло менее половины королевской пятины. Помимо этого, он вез тридцать восемь прекрасных сосудов из золота и сорок восемь – из серебра. С ним поехали пятнадцать или двадцать человек: Франсиско Писарро отказался отпустить большее количество, сославшись на то, что не может себе позволить так ослабить свои силы.

Из тех, кто отправился в путь, семеро были людьми довольно пожилыми, которые едва ли смогли бы долго продержаться в Перу, хотя ни один из них не был старше Франсиско Писарро. Одного или двух отослали домой как вероятных критиков или даже врагов – в частности, Кристобаля де Мена из Сьюдад-Реаля, который был другом Альмагро, однако являлся командиром в экспедиции Писарро, а также Хуана де Сальседо, капитана пехотинцев родом из Талаверы-де-ла-Рейна{741}741
  На самом деле – из Касалегаса, в пяти милях к востоку от Талаверы-де-ла-Рейна; Lockhart, The Men, 189.


[Закрыть]. Некоторые из тех, кто возвращался вместе с Эрнандо, делали это из прямо противоположных соображений: они были друзьями братьев Писарро и могли помочь развитию их дела; например Хуан Кортес из Трухильо, который в Кахамарке исполнял обязанности эскудеро, т. е. оруженосца, Писарро. К этому моменту он уже показал, что умеет обращаться с цифрами, и теперь возвращался, чтобы распорядиться деньгами Писарро в Трухильо. Был еще Мартин Алонсо, возможно приходившийся родственником младшим Писарро, родом из Ла-Сарсы – деревушки близ Трухильо, которая находилась во владении у семьи Писарро. Он состоял у этой семьи на содержании, был удостоен всяческого доверия и получил двойную долю золота и серебра.

Когда Атауальпа услышал, что Эрнандо возвращается в Испанию, его сердце упало. Как раз перед этим он видел большую черно-зеленую комету, которая, как он был уверен, означала несомненную близость его гибели. С Эрнандо Кортесом они были в хороших отношениях, и Атауальпа считал, что с ним ничего не может случиться, пока тот по-прежнему занимает место помощника главнокомандующего. Относительно Альмагро у него не было такой уверенности, равно как и королевского казначея, Алонсо де Рикельме.

Однако хотя оба эти человека и не оказали Атауальпе большой помощи, причиной его гибели скорее всего стал перуанский переводчик Фелипильо. В тот момент Атауальпа верил, что его несомненно должны отпустить на свободу, поскольку ведь огромный «выкуп» выплачен. По меньшей мере, сказал он, ему должны позволить есть и пить вместе со своими подданными. Однако Фелипильо, по-видимому, понравилась одна из приближенных дам великого Инки, некая Куширимай, «чрезвычайно белокожая и прекрасная собой» – и по этой причине переводчик хотел устранить правителя со своего пути. Сейчас принято считать, что он ложно обвинил Инку в том, что тот планировал побег и собирался организовать новую кампанию против испанцев совместно со своим оставшимся в Кито военачальником Руминьяви.

По-видимому, Писарро воспринял это обвинение всерьез. Караулы были удвоены. Он строил планы отправиться в Куско, однако как Инка будет охраняться, когда испанская армия выступит в поход? Можно ли его оставить под стражей в Кахамарке? Разумеется, устроить это будет сложно. Однако брать Атауальпу с собой в Куско будет связано с не меньшим риском. Фелипильо был некомпетентен как переводчик – так, например, он не понимал христианства, и прямых переводов связанных с ним священных слов имелось очень немного. Однако предположительно именно он должен был объяснять Инке Священное Писание.

Писарро послал к Кито небольшой отряд своих сторонников под командованием Сото, вкупе с хроникером Эстете и тремя другими конкистадорами – Родриго Оргоньесом, Педро Ортисом де Кариягой и Лопе Велесом де Гевара. Первый, судя по всему, был конверсо и ветераном войн в Италии, а также лейтенантом Альмагро{742}742
  О еврейских связях Оргоньеса см. CDIHE, VI, 126–30.


[Закрыть]; второй участвовал в битве при Кахамарке и, вероятно, был родом из Ампуэро в Кантабрии; третий был уроженцем города Палос и превосходным наездником, побывавшим во многих сражениях 1520-х годов в Центральной Америке перед тем, как прибыл в Перу в качестве соратника Сото. Цель этой небольшой экспедиции состояла в том, чтобы убедиться, действительно ли Руминьяви выступил с армией в направлении Кахамарки{743}743
  Oviedo, Historia, V, 122.


[Закрыть].

Вскоре конкистадоры вернулись с известием, что не обнаружилость никаких признаков того, что Руминьяви двинулся с места. Однако за время их отсутствия слухи о «мятеже» Атауальпы продолжали разрастаться. Альмагро не колебался относительно того, что правителя следует убить. Разве это не будет самым простым выходом из затруднения? Однако Инка доказывал, что испанцы совершают глупость, поскольку во всей стране не найдется ни одного индейца, с которым они могут надеяться справиться без его содействия. Ведь он, Инка, находится у них в плену – так чего им бояться? Если испанцами движет стремление заполучить больше золота (а Альмагро, который не сумел поучаствовать в апрельском дележе, несомненно имел такое стремление), он даст им вдвое больше того, что они уже получили.

По словам Педро Писарро, губернатор – таков был теперь неизменный титул Франсиско Писарро – расплакался на глазах Атауальпы: он не мог подарить правителю жизнь, поскольку того невозможно было ни вечно сторожить, ни отпустить на свободу{744}744
  Pedro Pizarro, 247.


[Закрыть].

Для Инки было устроено нечто наподобие суда. Судьями были Писарро и Альмагро, нотариусом – Санчо де Куэльяр, предположительно член соответствующей семьи конкистадоров из того же города, что и Диего Веласкес. Писарро, якобы против своей воли, приговорил Атауальпу к смерти, отдав приказание, чтобы правитель был убит, а его тело сожжено{745}745
  Ibid.


[Закрыть].

Испанцы разделились на два лагеря относительно правильности такого решения. По меньшей мере пятьдесят участников экспедиции высказывались против; некоторые из них хотели, чтобы умный молодой юрист Хуан де Эррера выступил в роли адвоката Атауальпы.

Атауальпа выслушал свой приговор со смирением. Священник Вальверде рассказал ему о неоценимых благах, которые могут ожидать его на небесах, и о том, что он может на веки вечные спасти свою душу, если попросит о принятии его в христианство.

Двадцать шестого июля 1533 года под звуки труб Атауальпу вывели в центр той же самой главной площади Кахамарки, где он был захвачен в плен годом раньше, и привязали к столбу. Вальверде коротко ознакомил его с основными догматами христианской веры, после чего Инка формально попросил о крещении. Таинство было совершено над ним тем же Вальверде, который нарек его именем Франсиско{746}746
  Sancho de Hoz, 127.


[Закрыть]. После этого правитель был удушен при помощи гарроты. Как сообщает Педро Писарро, Атауальпа сказал своим женам и другим перуанцам, что, если его тело не будет сожжено, он сможет когда-нибудь к ним вернуться. Он завещал Писарро присматривать за его маленькими сыновьями. Затем две из сестер Атауальпы «принялись ходить, оглашая воздух стенаниями, в сопровождении барабанов и пения, перечисляя достоинства своего царственного мужа-брата». Они объяснили Педро Писарро, что, поскольку тело Инки не было сожжено, он должен к ним вернуться. Однако Писарро сказал им, что мертвые не возвращаются. «Они плакали до тех пор, пока вся чича не была выпита»{747}747
  Pedro Pizarro, 220, 226.


[Закрыть]. Священник Альмагро, фрай Моралес, руководил церемонией, и он же снял с головы Атауальпы ленту, символизирующую его царское положение.

Писарро организовал торжественное погребение. Инка был похоронен в недавно выстроенной церкви в Кахамарке. Однако его смерть немедленно стала причиной споров. Сото, например, вернувшись из своего путешествия в Кито, был в гневе из-за того, что столь важное решение было принято в его отсутствие. По его мнению, Инку следовало не казнить, а отослать живым к императору Карлу. Эспиноса, толковый губернатор в Панаме, позднее писал, что перед тем, как казнить Инку, следовало ясно установить его вину. Он считал, что было бы лучше, если бы правителя выслали на другую территорию, принадлежащую Испании, например в Панаму, где его могли бы судить так, как если бы он принадлежал к верхушке кастильской знати{748}748
  Hemming, The Conquest, 80–81.


[Закрыть]. Некоторые думали, что было бы легче обратить Перу в христианство, если бы Инка остался в живых, то есть если бы за его крещением тут же не последовала казнь. Император Карл также впоследствии писал Писарро: «Мы приняли во внимание то, что вы сообщили относительно казни касика Атауальпы». Карл признавал, что Атауальпа, возможно, отдал приказ насчет мобилизации против испанцев. Тем не менее, «смерть Атауальпы вызвала наше неудовольствие, поскольку он был монархом, и в особенности поскольку это было сделано во имя правосудия»{749}749
  Cartas de Peru, Coleccion de documents ineditos para la historia del Peru, Lima, 1959, III, 64.


[Закрыть].

Глава 22
Вести из Перу

Сегодня, в среду 14 января, я достиг порта Санлукар, вернувшись из Новой Кастилии, – земли, которую Франсиско Писарро покорил от имени Вашего Величества. Мне необходимо сообщить Вашему Величеству о том, что было сделано в этой стране для того, чтобы послужить вам. Я привез для Вашего Величества вашу долю – около 100 тысяч кастельяно [золотом] и пять миллионов серебра.

Эрнандо Писарро, 14 января 1534 год

Зимой 1533–1534 годов положение Испанской империи поначалу казалось неважным. Карл, император и король, в декабре отправился в Монсон, где собирались арагонские кортесы, – они всегда проводились в этой отдаленной долине. Встреча длилась так долго, что до последнего дня года ни король, ни его двор не смогли добраться до местной столицы, Сарагосы.

Совет Индий сообщил императору, что на Эспаньоле вновь набравшийся сил фрай Бартоломе де Лас Касас, который был теперь активным доминиканским проповедником. Вернувшись после нескольких лет уединения в своем монастыре, он отказывается давать энкомендерос отпущение грехов, заявляя, что они еретики. Карла также проинформировали, что Лас Касас убедил одного из колонистов на его смертном одре оставить все свое достояние индейцам в качестве возмещения за причиненные в прошлом несправедливости.

На Кубе произошло восстание черных рабов в районе Баямо. В Новой Испании всем распоряжался верховный суд, поскольку вице-король до сих пор не был назначен. Новое государство пребывало в гораздо лучшем состоянии, чем под властью Гусмана, численность испанского населения была велика, однако будущее этой земли было трудно представить.

По-прежнему снаряжались отдельные воинственные экспедиции. Так, например, в октябре 1533 года Херонимо Дорталь, ветеран похода Ордаса на Ориноко, который с тех пор нес ответственность за небольшой отрезок венесуэльского побережья, посадил на три корабля набранных в Испании людей, прибавив купленных на Канарах лошадей и оружие, и пустился в путь с целью пройти через залив Пария и, поднявшись по Ориноко, добраться до реки Мета – которая, как он был уверен, представляла собой ключ к миру золота – он называл его «Эльдорадо»{750}750
  CDI, IV, 466.


[Закрыть]. Затем распространилось известие, что в конце 1533 года судья Суасо, Хуан де Вадильо и Родриго де Инфанте послали новую армаду с Эспаньолы на терра-фирма для поиска рабов. Все это были ответственные поселенцы – в особенности первый из названных, который жил в Индиях с 1517 года, занимая то одну, то другую должность. Вадильо также был лисенсиадо и судьей{751}751
  Вадильо был хуэс де резиденсия для Гонсало де Гусмана на Кубе.


[Закрыть]; Родриго де Инфанте был конверсо, к этому времени он уже служил судьей на Эспаньоле, а вскоре ему предстояло занять должность временного губернатора Санта-Марты.

В Испании в это время поднялась новая волна энтузиазма относительно Индий благодаря неожиданному прибытию в Севилью нао «Мария-дель-Кампо», принадлежащего Сото и Эрнану Понсе де Леону, с Эрнандо Писарро на борту. Девятого января 1534 года хроникер Сьеса, в то время еще мальчик, был в Аренале, за пределами города, и видел, как с этого корабля разгружали множество золотых и серебряных слитков. Кобос распорядился, чтобы Каса-де-ла-Контратасьон реквизировала все золото и серебро. Говорят, что Эрнандо привез 153 тысячи песо золота и 5048 марок серебра только для короля. Солдаты тоже прислали домой общим счетом 310 тысяч песо. Фактически с конца 1533 года до середины 1534 года прибывшие в Севилью корабли привезли более 700 тысяч песо золотом и почти 50 тысяч марок серебра, принадлежащих короне или частным лицам{752}752
  Jerez, 346. Конкретные цифры: 708 580 и 49 008.


[Закрыть].

Эрнандо отправился в Толедо, взяв с собой образцы золотых и серебряных украшений, несколько экзотических животных, таких как ламы, и даже золотые самородки. Впервые он повстречался с императором Карлом и его двором в Калатаюде. Король и Кобос приказали, чтобы все украшения были переплавлены. Эрнандо воспротивился. Тогда Карл согласился на то, чтобы сокровища были выставлены на несколько недель, но не дольше{753}753
  Hemming, The Conquest, 89, with sources 559–60.


[Закрыть].

Начиная с этих пор, волшебный блеск перуанских сокровищ постоянно озарял воображение короля, придворных и простого народа. Также с этих пор стало принято верить всему, что рассказывалось о Новом Свете. Один из историков писал, что если бы в Ларедо прибыли семьдесят кораблей с десятью тысячами амазонок на борту, которые принялись бы искать отцов для своих детей, которым пообещали бы дать по 50 дукатов, с тем чтобы девочек отправить обратно в Новый Свет, а мальчиков оставить в Испании, никто бы не усомнился в правдивости такой истории.

Тем временем за сокровищами братьев Писарро присматривали двое их верных друзей – Мартин Алонсо и Хуан Кортес. В 1534 году в Кастилии были опубликованы два новых рыцарских романа, «Лидамор де Эскосия» Хуана де Кордобы и «Тристан эль Ховен» Марии Лусдивина Куэста Торре. То, что сообщал Эрнандо Писарро, было нелегко отличить от того, о чем повествовалось в этих книгах, – его рассказы были, пожалуй, более невероятными. Эрнандо просил у короля для своего брата о многом: например (отголосок того, что было даровано Кортесу) двадцать тысяч индейцев в услужение ему и его потомкам на вечные времена, а также титул маркиза – без указания конкретного места, маркизом которого он будет являться{754}754
  Garcilaso, II, 709.


[Закрыть].

Император Карл в Барселоне готовился к завоеванию Туниса – экспедиции, которая была бы невозможна, если бы он не получил столько золота из Перу. Так, например, 29 апреля в Барселону прибыли из Севильи двадцать две повозки, груженные золотом, а 22 мая – двадцать тяжело нагруженных мулов. Генуэзским банкирам, дававшим деньги в кредит, долг также выплачивался американским золотом. В результате экспедиция в Африку оказалась самым впечатляющим предприятием, какое когда-либо организовывалось христианскими силами в Западном Средиземноморье.

Брат императора Фердинанд, правитель Австрии, всегда интересовавшийся делами Индий, в том же году получил от Кобоса серебряный слиток стоимостью в 212 кастельяно{755}755
  Keniston, Francisco de los Cobos, 161.


[Закрыть]. Вечно безденежный придворный Энрикес де Гусман, который отправился в Индии из Санлукара в сентябре 1533 года, внезапно был сочтен впервые в жизни принявшим мудрое решение{756}756
  Enriquez de Guzman, 78.


[Закрыть].

Кроме того, это были те самые годы, когда Меркатор и Гаспар ван дер Нейвель занимались разработкой своей идеи нового печатного глобуса земли – их намерением было «опубликовать глобус, или сферу, всего мира, на котором были бы показаны недавно открытые острова и земли…»{757}757
  Crane, 66.


[Закрыть] Космографы могли не бояться подражателей: выполняя предъявленные ему требования, Меркатор должен был создать нечто, подобного чему при дворе еще не видели – шар необычайного изящества и красоты, где бы теснились новейшие географические данные: недавно открытые побережья, сотни новых названий, даже звезды.

Вновь появившаяся мода на перуанские приключения не ограничилась одной лишь метрополией – Карибы также были потрясены. Антонио Лопес писал, что Юкатан пустеет вследствие известий из Перу. Чиновники в Пуэрто-Рико сообщали, что новости оказались настолько необычайными, что даже пятидесятилетние поселенцы, давно осевшие на своих скромных энкомьендах, как если бы вершиной их стремлений действительно было выращивание бергамота, внезапно начали выказывать беспокойство. Губернатор Санта-Марты Гарсия де Лерма писал: «Перуанская алчность снедает всех и каждого». Ту же алчность можно было видеть и в Испании. Так, королевские чиновники позволили Эрнандо Писарро взять некоторые из предметов, которые он привез показать Карлу V, однако последний вновь подтвердил свой приказ переплавить почти все из привезенного{758}758
  См. Varon Gabai and Jacobs, 665.


[Закрыть].

Совет Индий объявил, что никто не имеет права отправляться в Перу, за исключением состоятельных купцов и семейных людей, готовых взять с собой жену. Однако этот закон ни к чему не привел: ему никто не подчинялся.

В числе наиболее беспокойных был Педро де Альварадо, главный помощник Кортеса в Новой Испании, а теперь губернатор Гватемалы. Его друг Гарсия Ольгуин, уроженец Касереса, игравший существенную роль на заключительных этапах завоевания Теночтитлана, рассказал ему, что возможности обогащения в Перу безграничны. Альварадо тотчас же начал действовать, и к 23 января 1534 года уже собрал экспедицию, которая, как он надеялся, сможет принять участие в благах великого перуанского предприятия. Он выступил из «Ла-Посесьон», своего финка (имения) в Гватемале, с двенадцатью кораблями, на которых собирался перевезти 500 испанцев из своей провинции, включая 119 всадников и 100 арбалетчиков, чтобы проплыть вдоль западного побережья Центральной Америки к Перу. Говорили, что он также взял с собой несколько тысяч гватемальских индейцев.

Главным штурманом у него был Хуан Фернандес – типичный моряк тех дней, совмещавший в себе низкое происхождение, неграмотность и сообразительность. До этого он был «старшим капитаном» у братьев Писарро на их галеоне «Сан-Кристобаль»{759}759
  Но это не тот Хуан Фернандес, в честь которого был назван остров Робинзона Крузо.


[Закрыть]. В качестве главного капеллана Альварадо взял фрая Маркоса де Ниса, ученого францисканца родом из Ниццы, который к тому времени уже интересовался изучением нескольких туземных языков. Перед тем как присоединиться к Альварадо в Гватемале, он успел побывать в Санто-Доминго и Никарагуа.

Экспедиция высадилась в Эквадоре в конце января 1534 года. К этому времени состояние древнего перуанского государства фундаментально изменилось. Прежде всего, жители Кахамарки стали свидетелями коронации нового Инки – Тупака Уальпы, младшего брата Уаскара и Атауальпы, состоявшейся на той же главной городской площади, на которой умер последний. Вожди провинций, украсив себя белыми перьями, собрались здесь под надзором Франсиско Писарро и его братьев. За коронацией последовал роскошный пир, сопровождавшийся песнями, танцами и поглощением невероятного количества чичи. Франсиско Писарро был облачен в белую шелковую рубашку; подняли знамя Испанского королевства, а фрай Вальверде прочитал вслух текст «Требования».

Затем 11 августа Писарро повел основные силы своих конкистадоров из Кахамарки в Куско. Альмагро шел вместе с ними; численность отряда составляла около 350 человек{760}760
  Garcilaso, II, 741.


[Закрыть], включая большую часть людей Альмагро. С ними был также, в роли пленника, инкский военачальник Чалькучима. Нескольких испанцев оставили в Кахамарке, чтобы обозначить там присутствие королевской власти. Среди них были нотариус Санчо де Куэльяр, Франсиско Чавес, уроженец Трухильо – его семейство состояло в родстве с семейством Писарро, – а также Эрнандо де Аро; двое последних, насколько известно, возражали против казни Атауальпы{761}761
  Hemming, The Conquest, 90–93.


[Закрыть].

Путь Писарро лежал через Кахабамбу, Уамачуко и долину Уайлас, которую участники экспедиции пересекли 31 августа, воспользовавшись одним из лучших инкских подвесных мостов, перекинутым через ущелье. Педро Санчес де Ос, нотариус, которого Писарро назначил своим секретарем, описывал, как дрожал и качался мост, как были перепуганы лошади, а также, откровенно говоря, и некоторые из конкистадоров. У этого моста им пришлось задержаться чуть больше недели, пока были переправлены все люди и снаряжение. После этого отряд двинулся к Рекуаю у подножия горы Уаскаран и дальше, через Хауху и Бомбон, что на озере Чинанкоча.

Здесь Писарро разделил свою армию. Сам он решил двигаться вперед, на Куско, взяв с собой семьдесят пять или сто всадников и тридцать пехотинцев; с этим отрядом отправились Альмагро, Хуан и Гонсало Писарро, Сото и Кандия, а также тщательно охраняемый Чалькучима. Артиллерию с пехотой, палатки и все сокровища, которые они успели собрать за время путешествия, Писарро решил оставить. Командование этим резервным отрядом он поручил королевскому казначею Рикельме.

Писарро был неважным наездником – но тем не менее держался в этой новой экспедиции довольно хорошо. Педро Писарро сообщал, что один из местных индейских вождей убил нескольких своих соперников, заставив их положить себе на голову камни, после чего по ним ударили сверху другим камнем, отчего их головы расплющились, «словно тортильи»{762}762
  Pedro Pizarro, 230.


[Закрыть]. Произошла схватка с индейцами, в течение которой превосходство испанцев в вооружении (мечи, копья со стальными наконечниками, доспехи, лошади) еще раз показало себя в сравнении с численным превосходством перуанцев и их знанием местности, подкрепленных пращами и камнями, дротиками, дубинками и каменными палицами. Поблизости от поселения, известного под названием Бомбон, Рикельме основал город Хауха с изначальным населением в восемьдесят человек, взятых из людей его отряда. С ним был новый Инка, Тупак Уальпа, но он умер – по мнению друзей правителя, отравленный Чалькучимой. Жители нового города занялись охотой на последователей Атауальпы{763}763
  См. Sancho de Hoz.


[Закрыть].

Путешествие Писарро оказалось непростым. Он избрал тот же маршрут, которым перед ним в этом же году шел в Куско его брат Эрнандо; часть людей, бывших с Эрнандо, теперь сопровождали Франсиско. Они пересекли величественные незаселенные земли и добрались до нескольких великолепных мостов. Педро Санчо де Ос вспоминал остановку в Паркосе на вершине горного склона. Здесь Писарро вновь разделил свои силы, послав лучших всадников вперед под командованием находчивого Сото. В эту группу входили Педро Писарро, будущие хронисты Диего де Трухильо и Хуан Руис де Арке, а также Родриго Оргоньес, Хуан Писарро де Орельяна и Хуан де Панкорво.

Если говорить об этих людях, то Диего де Трухильо был родом из одноименного города и был многим обязан семейству Писарро – именно там Франсиско призвал его в свой отряд в 1529 году; Панкорво, вероятнее всего, прибыл в Перу вместе с Альмагро; Писарро де Орельяна был еще одним дальним родственником семьи Писарро, идальго и, подобно Диего де Трухильо, уроженцем Трухильо, где Франсиско Писарро завербовал его в 1529 году. Он был вместе с Эрнандо Писарро в Пачакамаке и позже вспоминал, как склон тамошней горы сверкал от золота. Франсиско Писарро остался с новым арьергардом вместе с Альмагро, Педро Санчо де Осом и Мигелем де Эстете. Теперь небольшой отряд испанцев растянулся более чем на 200 миль, разбитый на четыре группы, что едва ли можно было назвать мудрым решением.

Сото был полон решимости стать первым испанцем из новой экспедиции, вошедшим в Куско, – Педро Писарро говорил, что им двигала «дурная целеустремленность»{764}764
  Pedro Pizarro, 236.


[Закрыть]. Однако для того чтобы исполнить свое желание, ему необходимо было пересечь каньон Апуримак, где, возле Вилькаконги, он был атакован и едва не уничтожен армией индейцев под командованием Кискиса. Индейский военачальник к этому времени уже многое узнал об испанской тактике; испанцы сразу же потеряли пятерых человек{765}765
  Это были Эрнандо де Торо, Мигель Руис, Гаспар де Маркина, Франсиско Мартин и некий Эрнендес.


[Закрыть]. У них могли бы возникнуть серьезные трудности, если бы не прибытие подкрепления под началом Альмагро. Трубач Педро де Алькончель радостно приветствовал их звуками горна, звучавшего над высокогорными долинами подобно рогу Роланда. Это было самое серьезное сражение, которое пришлось выдержать испанцам со времени смерти Атауальпы. (Алькончель был одним из эстремадурских наемников Писарро, хотя родом он был из Ла-Гарганты-де-Бехар в Сьерра-де-Гредос.)

Находка в Андауайласе нескольких пластин серебра воодушевила Писарро. «Блуждая в поисках маиса, – писал в своем дневнике Педро Писарро, – я случайно наткнулся на хижину, где обнаружил эти серебряные пластины… числом десять, длиной по 20 футов каждая, шириной в фут и толщиной в три пальца. Из них должны были строить жилище для идола по имени Чино»{766}766
  Pedro Pizarro, 245.


[Закрыть]. Затем Писарро встретился с Альмагро и Сото, и воссоединившийся испанский отряд числом в 350 человек двинулся дальше к Хакихауане (ныне Анта), милях в двадцати от Куско. Здесь, на реке Апуримак, братьев Писарро приветствовал Манко Капак[96]96
  Здесь и далее автор называет так Манко Инку Юпанки (1514–1544), сына Уайна Капака; его не следует путать с Манко Капаком – первым Инкой и основателем инкского государства. (Прим. перев.)


[Закрыть], младший брат Уаскара и Атауальпы{767}767
  Hemming, The Conquest, 118.


[Закрыть], который подарил Франсиско Писарро золотую кольчугу. Этот правитель также рассказал в ярких, но, разумеется, недостоверных подробностях о жестокостях, которые творил Атауальпа. Завязавшиеся дружеские отношения позволили Писарро вступить в город Куско, имея Манко Капака на своей стороне. Находчивый завоеватель заверил Манко, что он прибыл в Перу с единственной целью «освободить вас от рабства у народа Кито».

Военачальник Атауальпы Кискис продолжал представлять собой угрозу. Увидев поднимающийся в отдалении дым, Писарро выслал в ту сторону всадников, чтобы предотвратить возможные разрушения, пока он не добрался до столицы. Между Кискисом и Писарро произошла короткая схватка. Два войска провели ночь на двух соседних холмах, однако индейцам не хватило присутствия духа – на рассвете армия Кискиса исчезла{768}768
  Ibid., 116.


[Закрыть]. Таким образом, 15 ноября 1533 года испанцы вошли в Куско, не встретив никакого сопротивления, и были радушно приняты теми представителями власти, которые там еще оставались{769}769
  Sancho de Hoz, 169.


[Закрыть].

Город Куско, как описывал молодой спутник конкистадоров Педро Писарро, лежал в ложбине между двумя ущельями, по которым текли два ручья, хотя в одном из них, протекавшем через центральную площадь, было очень мало воды. Над городом

«…возвышалась мощная крепость с террасами и площадками на вершине холма, имеющая две высокие круглые башни и окруженная каменными стенами, которые были столь велики, что казалось невероятным, что человеческие руки могли воздвигнуть их… Камни были пригнаны друг к другу настолько плотно, что в щели между ними невозможно было бы просунуть острие иглы».

В этом укреплении, называвшемся Саксауаман, могли разместиться десять тысяч индейцев; здесь было множество оружия – копий, стрел, дротиков и палиц, а также шлемов и щитов. Секретарь Писарро, Санчо де Ос, писал о Куско, что этот город «настолько великолепен и прекрасен, что он был бы достоин располагаться и в Испании, ибо в нем имеется множество княжеских дворцов. Бедняки не живут здесь… большинство домов сделаны из камня. Все дома выстроены с величайшей симметрией»{770}770
  Ibid., 88.


[Закрыть]. Сьеса де Леон отмечал: «…во всей Испании не видел я ничего, что могло бы сравниться с этими стенами и их каменной кладкой»{771}771
  Cieza de Leon.


[Закрыть]. Здесь располагались огромные лабиринты, в которых даже Педро Писарро, проведший в городе много месяцев, так и не смог разобраться до конца{772}772
  Pedro Pizarro, 273.


[Закрыть].

Путешествие испанцев, как замечал Муруа, не было особенно интересным{773}773
  «No acontecio cosa notable en el camino, ni tuvo cual dificultad ni contraste alguno» (Murua, II, 224).


[Закрыть]. Тем не менее, теперь они размещались в древних инкских дворцах с просторными залами, внутренними дворами и внушительными каменными стенами. К примеру, сам Франсиско Писарро поселился во дворце, прежде носившем название Касана и принадлежавшем Инке Уайна Капаку[97]97
  Автор, очевидно, опирается на свидетельство Гарсиласо де ла Веги; по другим источникам, это был дворец Пачакутека Юпанки. (Прим. перев.)


[Закрыть] – по словам Гарсиласо де ла Вега, здесь могли разместиться три тысячи человек. Сото занял дворец Амаруканча – здание из красного, белого и цветного мрамора с двумя башнями и прекрасным большим залом, крытым тростником. Молодой Гонсало Писарро избрал для себя жилище Инки Юпанки, в то время как Альмагро предпочел более новый дворец Уаскара. Вальверде, экспедиционный капеллан, поселился во дворце Сунтур-Уаси, на месте которого испанцы впоследствии выстроили кафедральный собор. Каждый из этих предводителей собрал в своем жилище огромные сокровища – на этот раз серебра там было больше, чем золота{774}774
  Ibid.


[Закрыть]. Они захватывали женщин и детей. Мансио Сьерра де Легисамон сбежал, прихватив с собой золотое изображение солнца из храма, посвященного этому светилу; однако немного времени спустя он проиграл его за одну ночь. Большинство испанских солдат, впрочем, стояли лагерем на Аукапата – центральной площади города – или жили в бараке неподалеку. Грабежи и разрушения достигали огромных масштабов{775}775
  Lockhart, The Men, 80–81.


[Закрыть].