Текст книги "Золотой век Испанской империи"

Кортес-завоеватель был исключен из всех этих обсуждений. Мендоса, как вице-король, находил независимый характер великого конкистадора трудноуправляемым. Однако того уже списали со счетов и при испанском дворе. Он сделался маркизом, женился на аристократке, завел семью, разбогател – чего еще ему желать, спрашивали в Вальядолиде.

Было даже такое ощущение, будто двор боялся Кортеса. Он сделал слишком много, чтобы его можно было легко удовлетворить каким-нибудь второстепенным местом. Кортес высказал свое негодование подобным отношением в меморандуме, который он прислал императору Карлу в июне 1540 года. Презрительно отзываясь об экспедиции, посланной на север во главе с фраем Маркосом де Ниса, он затем перешел к описанию собственного открытия и завоевания этих территорий, упомянув, что послал четыре флотилии за свой собственный счет (это стоило ему 300 тысяч дукатов), чтобы открыть северные земли{1169}1169
  Меморандум от 25 июня 1540 года, Documentos para la Historia de Espana, I, iv, 210.


[Закрыть].

Маркос де Ниса был не единственным, чьи планы вызывали негодование Кортеса. Его возмущение вызвал, например, Педро де Альварадо, который также заключил контракт на поиски островов – а именно островов Санта-Мария невдалеке от Пуэрто-Вальярта (как впоследствии стали называть этот город). Взяв с собой 600 человек и двенадцать кораблей, тот выступил из Гватемалы, после чего встретился и вступил в переговоры с друзьями Мендосы Луисом дель Кастилья и Агустином Герреро, выработав с ними соглашение, по которому Альварадо должен был иметь четвертую долю добычи в экспедициях вице-короля, а Мендоса получал половину дохода от флотилий Альварадо. Это было похоже на эффективную попытку вытеснить Кортеса с поля дальнейших завоеваний, на что Кортес ответил яростным протестом.

Однако у вице-короля были и собственные проблемы – например Миштонская война, масштабное индейское восстание, очевидно спровоцированное жестокостью энкомендерос на севере Новой Испании. Вице-король, полностью поглощенный своими новыми планами касательно Франсиско Васкеса де Коронадо и фрая Маркоса де Ниса, впрочем, решил, что восстание поднято дикими индейцами-чичимеками с дальнего севера, с их новой религией, принесенной к ним «посланцами дьявола»{1170}1170
  Aiton, 139–41.


[Закрыть].

Многими жестокостями сопровождалась также и работа на рудниках. Например, в Оаштепеке, по словам фрая Мотолинии – который, правда, зачастую сильно преувеличивал, – труд был настолько губительным, что «на половину лиги вокруг нельзя было пройти, не наступив на человеческий труп или кости, и на падаль слетались столько птиц, что от них темнели небеса»{1171}1171
  Motolinia, Memoriales, 171–9.


[Закрыть]. По слухам, тамошние индейцы плясали вокруг пустой тыквы, когда ее унесло порывом ветра, и колдуны истолковали это так, что индейцы должны восстать против испанцев{1172}1172
  Ricard, 272.


[Закрыть].

Как бы там ни было, в этом регионе к северу от вице-королевства Мендосы несколько древних правителей и члены их семей собрались на холме Тепетикипаке и возродили свои древние религиозные обряды, включая человеческие жертвоприношения. Несколько местных энкомендерос были вынуждены покинуть свои жилища, некоторые из них (Торибио де Боланьос и другие) были ранены и бежали в Тлальтенанго, где Диего де Ибарра при содействии четырех францисканцев пытался собрать вооруженный отряд для подавления восстания{1173}1173
  Фрай Антонио де Сеговия, фрай Мартин де Веракрус, фрай Мартин де ла Коруфия и фрай Педро де ла Консепсьон.


[Закрыть]. За этим последовал наиболее серьезный конфликт между христианами и индейцами со времен Конкисты.

Туземных мятежников вдохновляли загадочные послания – предположительно от их прежних демонических божеств. Например, в долине Тлатенанго их посланец провозгласил:

«…мы посланцы Текороли [дьявола, согласно представлениям испанцев]. Вместе со своими предками, которых он возродил, он идет к вам! Он заставит вас верить в него, а не в [христианского] Бога, под страхом никогда более не увидеть света дня и быть пожранными дикими зверями. Те, кто уверуют в Текороли и отвергнут учения монахов, никогда не умрут, но вновь станут молодыми и будут иметь нескольких жен, а не одну, как велят монахи, и смогут зачинать детей, сколь бы они ни были стары. Тот, кто возьмет только одну жену, будет убит. Текороли придет в Гвадалахару, Халиско, Мичоакан, Мехико и Гватемалу – всюду, где есть христиане, и убьет их всех. После этого вы сможете идти по домам и жить счастливо вместе со своими предками, не испытывая более тягот и страданий»{1174}1174
  Ricard, 265.


[Закрыть].

Одним из вождей повстанцев был Тенемаштли, миссией которого некогда было нести катехизис новообращенным. Под его руководством мятежники сожгли церкви в Тлатенанго и Куспателане. Также они сожгли монастырь в Хучильпе. Обращенных индейцев заставляли нести покаяние за то время, в течение которого они были христианами; они должны были мыть головы, чтобы освободиться от памяти о кресте. Мятежниками были убиты фрай Хуан де Эсперанса в Текиле под Гвадалахарой, фрай Хуан Калеро возле Эцатлана, а также фрай Антонио де Куэльяр возле Амеки{1175}1175
  Ibid.


[Закрыть].

Диего де Ибарра, опытный конкистадор, поддавшись уговорам, решил встретить повстанцев лицом к лицу. У него были всего лишь семнадцать испанских всадников, однако кроме них за него выступали около полутора тысяч индейцев-тонала, которые всегда враждовали с народом миштонов, а также он имел поддержку – хотя и более сомнительную – индейцев племени каскан. Некоторые из тонала предупреждали о том, что касканы подготовили испанцам засаду в заросшем кедрами ущелье, где испанцы не смогут эффективно использовать своих лошадей. Ибарра велел казнить нескольких касканов, однако тем не менее, на них все равно напали. Ибарра и несколько других были ранены, наряду с несколькими их драгоценными лошадьми. Испанцы отошли сперва к Хучипале, а затем к Гвадалахаре, по пути спасая многочисленных соплеменников (среди них был фрай Бобадилья, живший в Теуле). Повстанцы к этому времени заняли всю местность вдоль течения реки Тололотлан.

Вначале Мендоса думал, что это восстание имеет местный характер. Затем он понял, что угроза нависла над всей колонией, и поспешил в Гвадалахару. Отсюда он отправил миротворческую миссию во главе с фраем Мартином де Хесусом, под охраной Ибарры. Ее неудача убедила Мендосу в необходимости применения силы. Он собрал в Гвадалахаре совет, в котором участвовали епископ Гватемалы лиценциат Франсиско Маррокин, поправляющийся после ранения Ибарра, а также Кристобаль де Оньяте, который, будучи представителем Нуньо де Гусмана в Новой Галисии, в 1531 году основал Гвадалахару, назвав ее именем родного города Гусмана. Было решено послать Оньяте с пятьюдесятью верховыми против расположенного на пригорке лагеря миштонов. Индейцы сражались отважно; были убиты тринадцать испанцев, а также шестеро черных рабов и большое количество туземных союзников. Эта битва послужила сигналом ко множеству дальнейших мятежей, охвативших всю Новую Галисию и Халиско.

Ввиду неотступности угрозы Мендоса был вынужден призвать Луиса дель Кастилью и Педро де Альварадо отложить запланированные исследовательские экспедиции в Тихом океане. Они высадились возле Колимы и двинулись к Гвадалахаре с сотней всадников и таким же количеством пеших солдат, чего было достаточно, чтобы предотвратить любое индейское нападение на этот город. Мендоса также послал сотню человек из Мехико, под предводительством Иньиго Лопеса де Анунсибая, и приказал еще одному представителю обширной семьи Альварадо прибыть из Мичоакана с тридцатью конными и большим числом мексиканских пехотинцев – возможно, около пяти тысяч.

Последовало еще одно совещание в Гвадалахаре, под руководством Оньяте, для выработки плана действий. Педро де Альварадо, стремившийся поскорее вернуться к своему путешествию, объявил сотоварищам, что они ведут себя робко, как дети, и что он, с его опытом, очень скоро лично разгромит этих индейцев. Оньяте пытался его разубедить – но Альворадо напомнил своим товарищам, что у них по сравнению с ним самим практически отсутствует опыт. Отвергнув предложенную помощь и категорически отказавшись дожидаться поддержки из Мехико, он двинулся к холму Ночистлан, добравшись до него 24 июня 1541 года.

У Альварадо была сотня пеших солдат, еще сотня конных и несколько сотен индейских союзников. Сперва он попытался убедить своих противников сдаться, затем пошел на них прямой атакой, которая была отбита с некоторыми потерями. Альварадо сгруппировал силы, но его пехота пошла в атаку без поддержки кавалерии, и восставшие вступили с ней в яростный бой. Альварадо тщетно пытался вновь собрать своих людей и спешился, чтобы предотвратить безудержное отступление. Шел дождь, и почва превратилась в болото. Альварадо повел свою лошадь назад, но его секретарь Бальтасар Монтойя, приехавший вместе с ним из его последнего визита в Испанию, поскользнулся, и Альварадо отбросило в овраг, а его лошадь упала сверху. Оньяте, который наблюдал за происходящим с близлежащего холма, спас положение, предотвратил полный разгром и отвез покалеченного Альварадо обратно в Гвадалахару.

Альварадо отнесли в дом его родственника Хуана дель Камино, где он и скончался в июне 1541 года, пав жертвой собственной импульсивности, которая всегда была его отличительной чертой. Так ушел первый из великих соратников Кортеса в его завоевании Мексики, оставив по себе славу человека удачливого, невзирая на опасности, храброго, хотя и жестокого, а также обладавшего привлекательной внешностью, что невольно внушало его противникам восхищение вопреки благоразумию.

После описанных событий индейцы осадили Гвадалахару. Атака пятидесяти тысяч миштонов была отбита с большим трудом. Героиней этой осады стала Беатрис Эрнандес – несомненно, та самая конкистадора, что прибыла в Новую Испанию с Кубы вместе с великим Кортесом. Было предпринято несколько успешных вылазок, в одной из которых, по слухам, вновь появился неутомимый апостол Сантьяго на своем белом коне.

Мендоса отправил судью Мальдонадо, чтобы тот доложил о ситуации в Гвадалахаре. Возвратившись, тот сообщил, что там требуется присутствие самого Мендосы. Хотя тот обладал лишь небольшим военным опытом, почерпнутым во время войны комунерос, автоматически предполагалось, что Мендоса способен командовать войсками в бою. Это был серьезный вызов и большое испытание для его вице-королевского звания.

Вице-король действительно выдвинулся в Гвадалахару, взяв с собой 180 конных, большое число союзных индейцев – возможно, несколько тысяч, – а также немалое количество артиллерии, нового вида оружия, постепенно набирающего популярность.

Помимо существенного количества пушек, еще одним нововведением в армии Мендосы было то, что индейских союзников – благородного происхождения, мексиканских кровей – поощряли использовать испанское оружие, включая мечи, и ездить верхом.

Путь Мендосы лежал через Мичоакан. Здесь, возле башни Тласасалька под Куиной, он встретился с Ибаррой и Хуаном дель Камино, после чего осадил это укрепление, притворно обратился в бегство, затем вернулся к вершине холма и легко победил противника. Попавших в плен индейцев он обрек на смерть или рабство – очевидно, считая, что необходимо некоторое количество показательных кар.

Многие индейцы, захваченные при взятии указанного холма, были казнены в его присутствии и по его указанию. Некоторых выстроили в ряд и расстреляли пушечным залпом. Иные были разорваны на куски собаками, а еще иных отдали неграм [sic], чтобы те предали их смерти. Эти погибли под ударами ножей{1176}1176
  Arthur Aiton, The Secret Visita against Viceroy Mendoza in New Spain and the American West, I, 20, qu. Hanke, The Spanish Struggle, 89.


[Закрыть].

После этих репрессий Мендосе удалось в Акатике, Истлеане и Куйутлане решить дело миром. Затем он двинулся к Ночистлану. Фрай Хуан де Сан-Роман, фрай Антонио де Сеговия и Диего де Ибарра безуспешно пытались договориться о перемирии. Тогда Мендоса осадил город, перерезав его водоснабжение и подавляя сопротивление при помощи артиллерии. В конце концов индейцы предложили мир, но Мендоса предпочел атаковать, решив, что тот, кто предлагает мир, может быть с легкостью побежден. И действительно, победа была на его стороне. Он двинулся к Миштонскому холму, где собрались основные силы противника. Ибарра и Франсиско Мальдонадо снова предложили мировую, но их предложение было отвергнуто. Затем Мендоса двинулся к Сучипале, где 800 индейцев собрались, чтобы принести кур в жертву богу дождя Тлалоку и петь гимны. Он вновь послал Ибарру с предложением мира, но оно вновь было отвергнуто.

Следующие три недели Мендоса осаждал миштонский лагерь. Ежедневно он предлагал мировую, и также ежедневно обстреливал противника из пушек. Индейцы в Теуле бежали, нарушив клятву не раскрывать путь на вершину своего холма. Вскорости холм пал, после того как кавалерия вице-короля ощутимо дала почувствовать свое присутствие на вершине, но испанцы намеренно позволили индейцам бежать, надеясь спасти их жизни, чтобы энкомендерос таким образом не потеряли всех своих индейцев. На этом индейский мятеж был сломлен. Пленных поделили между собой как рабов, и со взятием Ауакатлана война была закончена.

Мендоса вернулся в Мехико, где его победа была торжественно отпразднована с ликованием и множеством увеселений. Таким образом удалось избежать общего восстания индейцев, которое на какое-то время казалось вполне вероятным. Вице-королю впоследствии ставили в вину неоправданную жестокость его действий, но он с успехом опроверг это обвинение.

Во время этих празднеств пришло известие о мятеже в Перу Диего де Альмагро-младшего. Мендоса писал: «…мне представляется, что маркиз дель Валье [т. е. Кортес] является самым подходящим человеком для исправления создавшейся проблемы, ввиду опыта, которым он обладает в такого рода вещах, а сам я буду помогать ему, насколько это будет в моих силах»{1177}1177
  Aiton, Antonio de Mendoza, 12.6.


[Закрыть]. Казалось, что вице-король ищет путей избавиться от недовольного всем маркиза. Однако, если это было действительно так, он не добился успеха. Как бы там ни было, кризис в Перу длился лишь недолгое время.

Победа Мендосы над индейцами-миштонами встала в ряд со множеством шагов, предпринятых для демонстрации того, что испанское присутствие в Новой Испании – не эфемерный феномен. Ничто, к примеру, не могло выглядеть менее преходящим, чем начало строительства огромного собора Пацкуаро, вдохновителем которого был епископ Кирога, желавший, чтобы новая постройка была не менее грандиозной, нежели собор в Севилье, построенный по образцу гранадского собора. План, предложенный Кирогой Эрнандо Торибио де Алькасару, предусматривал пять нефов, сходящихся к огромной центральной капелле. Строительство началось и продолжалось в течение двадцати лет, однако впоследствии темп строительства снизился.

Еще одним подтверждением испанского величия должна была стать инициированная Мендосой экспедиция Руи Лопеса де Вильялобоса из Акапулько к островам у берегов Азии, которые были открыты Магелланом (и стали местом его смерти), вызвавшая гнев Португалии{1178}1178
  Fernandez Alvarez, Corpus Documental, III, 256.


[Закрыть]. Экспедиция Вильялобоса должна была основать на этом архипелаге колонию – однако оказалось, что он и его сотоварищи обосновались на земле, на которую уже претендовала Португалия, и в конечном итоге император Карл распорядился, чтобы Мендоса признал португальскую версию местной картографии и покинул основанное им поселение. Мендоса писал Хуану де Агиляру, что он мечтает о том, чтобы однажды ему или одному из его сыновей было позволено встать на демаркационной линии между испанскими и португальскими владениями с мечом в руке и доказать, что принадлежит его стране, а что нет{1179}1179
  CDI, III, 510.


[Закрыть].

Испанский корабль этой экспедиции под командованием Альваро де Сааведры причалил на Гавайях, и говорили, что двое испанцев из команды остались там, чтобы жениться на представительницах королевской династии этих островов. Как бы там ни было, именно Вильялобос дал Филиппинским островам их название – в честь принца Филиппа. Вильялобос не вернулся в Новую Испанию, а остался на Молуккских островах под покровительством святого Франциска Ксаверия.

Еще одна экспедиция была отправлена Мендосой вдоль западного побережья Калифорнии под началом португальца Хуана Родригеса Кабрильо, а главным штурманом у него был уроженец Валенсии Бартоломе Феррело. Они вышли из Навидада в июне 1542 года, 3 июля были возле мыса Сан-Лукас, а к концу сентября оказались в Сан-Диего (который они называли Сан-Мигель). Они продолжали путь на север, бросили якорь в заливе Куйлер и обогнули Порт-Консепсьон в начале ноября – уже находясь к северу от Сан-Франциско, чьей превосходной гавани они не заметили. Самая северная точка, которой достигла экспедиция, находилась приблизительно в районе форта Росс. Оттуда они повернули обратно к югу и снова остановились на отдых в заливе Куйлер, где Родригес Кабрильо умер в начале января 1543 года. Командование взял на себя Феррело, который решил снова плыть на север. Ему удалось добраться до самой реки Рог, на полпути к нынешней Канаде. Это был настоящий триумф навигации – поскольку они смогли успешно вернуться в Навидад к 14 апреля 1543 года{1180}1180
  Ibid., XIV, 165–91. Конечно, это не намного больше, чем описание из судового журнала. Но слово «Калифорния» свободно использовалось, например, так: «Domingo a 2 dias de julio, tuvieron visita en la California, tardaron en atravesar, por amor de los tiempos que no fueron muy favorables, cast cuatro dias…»


[Закрыть]. Мы можем рассматривать это путешествие как еще одну победу вице-короля Антонио де Мендосы.

Тем временем Васко де Кирога, который в 1537 году стал епископом и, соответственно, разбогател, был по-прежнему поглощен своими попытками использовать «Утопию» как руководство к правильному управлению страной. Мы немало знаем об идеях Кироги, поскольку он никогда не держал в тайне свои мысли. Так, мы знаем, что после того, как он впервые прочел «Утопию», Кирога познакомился с идеями философа Лукиана (рожденного около 120 года от Р. Х.) в форме диалога о сатурналиях, который был переведен Мором с помощью Эразма. Это привело Кирогу к мысли о том, что «простых жителей Новой Испании следует считать способными к жизни в состоянии невинности, присущем Золотому веку», как его описывал Лукиан. Эти люди готовы были стать чем угодно, что бы ни пожелали из них сделать. Следовательно, задача цивилизации в Новом Свете состояла не в том, чтобы насаждать старую культуру среди новооткрытых народов, но в возвышении их до стандартов истинного христианства. А «Утопия» Мора могла стать инструментом для такого возвышения{1181}1181
  Ricard, 272.


[Закрыть].

Глава 41
Коронадо и семь волшебных городов Сиболы

Никому не доводилось видеть меня опечаленным невзгодами или радующимся победе.

«Тирант Белый»

К концу 1530-х годов ряд успешных экспедиций, предпринятых конкистадорами, обрисовал общие черты географии и в значительной мере социальную организацию, насколько она имела место, земель между Новой Испанией и Гватемалой – с одной стороны, и Панамой – с другой. Эта тысяча миль территории перешейка, с ее горами и озерами, более не таила грандиозных секретов. Совсем иначе обстояло дело с пространствами, лежавшими дальше к северу. Поэтому было только логично, что вице-король Мендоса, столь же любознательный, сколь и рассудительный, начал подумывать об экспедиции к северу от Новой Испании, Новой Галисии и вообще от любой земли, известной конкистадорам.

Первое подобное путешествие возглавлял, как это ни странно, францисканец – фрай Маркос де Ниса. Уроженец Ниццы (откуда и взялось его имя), он прибыл в Новый Свет в 1531 году, уже будучи членом своего ордена. Побывав сперва в Санто-Доминго, затем в Никарагуа и Гватемале, позднее даровитый монах отправился в Перу вместе с Педро де Альварадо и стал главой первой францисканской миссии в этой стране. Вскоре после этого он вернулся в Гватемалу и сделался вице-комиссаром францисканского ордена в Новой Испании.

В 1536 году он был послан вице-королем во главе небольшой исследовательской экспедиции на север. Основная часть его группы осталась в Кулиакане, в то время как он сам продолжал путь вместе с легендарным Эстебанико – черным спутником Кабесы де Вака, прошедшим вместе с ним пол-континента, – послушником Онорато и несколькими индейскими носильщиками. Они вышли из Кулиакана 7 марта 1537 года{1182}1182
  Его указания в CDI, III, 325ff.


[Закрыть]. Вскоре Онорато заболел, и его пришлось оставить. Эстебанико отправился вперед. Он отыскал множество интересных мест, таких как Гавайкух в нынешнем штате Нью-Мексико. Здесь он нашел два больших креста и доложил, что это место – один из легендарных «семи городов Сиболы», слухи о которых давно манили поселенцев Новой Испании. Слово «сибола» по-испански означает всего лишь «бизон» – но для новых поселенцев Новой Испании оно наполнилось магическим звучанием, присоединившись к отголоскам фантастических преданий, что играли столь значительную роль в формировании менталитета конкистадоров.

Эстебанико, хотя и был человеком упорным, никогда не отличался деликатностью. Он проявлял жестокость ко всем индейцам, с которыми ему доводилось иметь дело. Его бесчувствие и безжалостность привели к мятежу в экспедиции, в результате чего вся его группа и он сам были убиты – за исключением трех человек, которым случайно удалось спастись.

Получив известие об этих событиях, фрай Маркос де Ниса сам двинулся по следам Эстебанико. Он писал вице-королю: «Судя по тому, что я смог увидеть… это поселение [Гавайкух] еще крупнее, чем город Мехико. По моим представлениям, здешние земли лучше и пространнее всех, что были открыты до сих пор»{1183}1183
  Qu. Winship, ’The Coronado Expedition’, XIVth Annual Report of the (US) Bureau of Ethnology, 362.


[Закрыть].

К этому времени и вице-король, и монарх уже должны бы были привыкнуть к таким неумеренно восторженным заявлениям относительно новооткрытых мест. Однако, подобно всем, кто принимал участие в расширении империи, они обладали неумеренным аппетитом к хорошим известиям. На самом деле Гавайкух по сравнению с Мехико был просто деревней. Как бы там ни было, миф о городах Сиболы получил дальнейшее распространение. Индейские поселения, которые были приняты за эти города, представляли собой деревни предков современных индейцев зуни, живущих в штате Нью-Мексико.

Чтобы остаться в живых, фраю Маркосу пришлось разделить все припасы, которые он вез с собой, между своими индейцами. Он убедил или вынудил их остаться с ним до тех пор, пока они не добрались до деревни, где был убит Эстебанико. Здесь фрай Маркос воздвиг крест, после чего вернулся в Кулиакан.

В конце 1539 года вице-король решил отправить вслед за этой экспедицией еще одну, более крупную, во главе которой он поставил своего близкого друга Франсиско Васкеса де Коронадо, – человека «мудрого, опытного и рассудительного». Васкес де Коронадо был уроженцем Саламанки и прибыл в Новый Свет вместе с самим Мендосой. Вскоре он женился на прекрасной и богатой Беатрис де Эстрада, дочери казначея Альфонсо де Эстрады. Первым назначением Васкеса де Коронадо было расследование деятельности Нуньо де Гусмана в рамках ресиденсии, предпринятой для раскрытия его злоупотреблений в должности губернатора Новой Галисии.

Организация экспедиции, во главе которой вице-король Мендоса решил поставить Коронадо, проводилась с большой тщательностью. Так, генералом у него был Лопе де Саманьего, бывалый конкистадор, давно подвизавшийся в Новой Испании. Впервые Саманьего прибыл в Новую Испанию как агент или представитель Петра Мартира, после чего вернулся в Испанию, охраняя знаменитого кортесова серебряного «Феникса». Затем он снова появился в Новой Испании в должности алькайда (команданта) крепости Атарасанас. Капитаном пехоты у Коронадо был Пабло де Мельгоса, капитаном кавалерии – Эрнандо де Альварадо (возможно, племянник знаменитого Педро).

Всего с Коронадо отправились около 580 конкистадоров и около 2 тысяч индейцев – в основном маркитанты, носильщики и погонщики скота и свиней. Фрай Маркос де Ниса тоже собрался в путь в качестве главного капеллана. В числе капитанов был Хуан де Сальдивар, первопроходец Новой Гранады, а в будущем также пионер серебряной добычи в Сакатекасе. Его дом в Мехико был одним из лучших в Новой Испании, в нем всегда толпились гости и посетители. К началу путешествия Сальдивар уже был женат на Марии де Мендоса, дочери верного лейтенанта Кортеса, генуэзца Луиса Марина, уроженца Санлукара-де-Баррамеда.

Мендоса распорядился, чтобы экспедицию Коронадо сопровождала морская флотилия, возглавить которую он попросил своего управляющего Эрнандо де Аларкона. С тремя кораблями – «Сан-Педро», «Санта-Каталина» и «Сан-Габриэль» – тот проплыл до крайней северной точки Калифорнийского залива. Далее он пустился вверх по реке Колорадо, надеясь встретиться с Коронадо. Коронадо он не нашел, но, вероятно, добрался до местоположения Юмы, милях в пятидесяти вглубь материка, прежде чем повернуть обратно. В конце концов он вернулся в Сантьяго (в Колиме), по крайней мере установив, что Калифорния – не остров, как предполагалось до того.

Экспедиция Коронадо выступила в путь 23 февраля 1540 года, радостно, с развевающимися вымпелами и выставленными вверх копьями, с благословения вице-короля Мендосы, который сопровождал экспедицию первые два дня пути. Возле Чьяметлы Саманьего был ранен стрелой в глаз, однако Диего Лопес из Севильи сумел вновь собрать его людей. На этом этапе большую опасность представляли не индейцы, а холод. Так, авангард Хуана де Сальдивара докладывал, что от чрезвычайно низкой температуры у них замерзли насмерть несколько индейцев. Добравшись до Кулиакана, Коронадо решил пойти вперед, взяв с собой Тристана де Арельяно, одного из своих капитанов-дворян (он приходился родственником графу Агиляру и, соответственно, второй жене Кортеса) и пятьдесят верховых, оставив позади основную часть войска под началом Фернандариаса де Сааведры.

Продвигаясь вперед, Коронадо захватил открытый фраем Маркосом де Ниса город Гавайкух, а Педро де Товар и Гарсия Лопес де Карденас – несколько деревень, принадлежавших индейцам моки. Они стали первыми европейцами, увидевшими Большой каньон. Карденас провел несколько дней в поисках спуска вниз, к реке, которая сверху казалась не более шести футов шириной, однако, когда они все же спустились на дно каньона, выяснилось, что ее берега разделяло целых пол-лиги.

Три дня спустя Пабло де Мельгоса вместе с Хуаном Гальего и еще одним испанцем, одним из самых легких и проворных из их людей, сделали попытку спуститься в наименее трудном месте, и «…таким образом спускались до тех пор, пока те, кто остался наверху, не могли больше их видеть. Они вернулись около четырех часов вечера ввиду огромных трудностей, поскольку то, что сверху казалось им легким, не было таковым»{1184}1184
  Castaneda, 132.


[Закрыть].

Основной корпус армии до зимы двигался вперед по долине Рио-Гранде, находясь на землях племени тижу (тигекс). По пути они миновали Чичильтикале, откуда, по словам Коронадо, «начиналась дикая местность». Испанцы ожидали, что этот город окажется одним из волшебных городов Сиболы – но оказалось, что он состоит из «полуразвалившихся домов из красной глины» без крыш.

Весной 1541 года армия Коронадо выступила к городу Сибола – туда, где его предполагалось найти. Когда они прибыли на место, за командующего остался Мельчор Диас, поскольку Хуану Гальего необходимо было вернуться в Мехико с докладом вице-королю. Было решено, что фрай Маркос де Ниса и Тристан де Арельяно останутся в городе Сеньора с наиболее ослабленными из людей, а Мельчор Диас, взяв с собой двадцать пять сильных и опытных солдат, отправился разведывать лежащие впереди территории, где оказалось невероятно холодно. Говорили, что там водились великаны, сотня которых, молодые и старые, спали все вместе в одной большой хижине, и каждый, передвигаясь, носил с собой tizуn – пылающую головню. Здесь они обнаружили послание Эрнандо де Аларкона, зарытое под деревом в пятидесяти милях вверх по реке Колорадо, которой они вначале дали название Тисон. Также они видели в Чичильтикале снежных баранов и опунцию; попали в торнадо, который затем обратился в снежный шквал. В конце концов они добрались до предполагаемого волшебного города – своего конечного пункта, Сиболы, который виделся им в мечтах.

Коронадо выслал туда небольшой отряд во главе с Педро де Товаром и фраем Хуаном де Падилья. Туземцы предложили им подарки – медь, ткани, выделанные шкуры, кедровые орехи и мозаики из бирюзы, «но не очень много». Судя по всему, управлял городом совет старейшин. Испанцы нашли его очень бедным и маленьким: это была не более чем «тесная деревушка из маленьких домиков без дворов, лепящихся один к другому», которые выглядели так, словно их свалили в одну кучу. «Таковы были проклятья, изрыгаемые некоторыми в адрес фрая Маркоса де Ниса, что я молю Бога, чтобы Он защитил его от них», – писал фрай Хуан де Падилья и добавлял: «По правде говоря, я не знаю, зачем мы пришли сюда». Правда, здесь нашлось немного съестных припасов, которые испанцы захватили, и здесь были также около 200 туземных воинов, которые никак этому не препятствовали.

Разочарованные, искатели приключений продолжали свою экспедицию. Они добрались до города на реке Сонора – который Кабеса де Вака, проходивший этим путем, назвал Корасонес, поскольку местные индейцы угостили его сердцами животных. Родриго Мальдонадо отправился на поиски кораблей Эрнандо де Аларкона, но нашел лишь племя индейцев, отличавшихся очень высоким ростом, – «великанов», о которых здесь уже упоминалось. Эрнандо де Альварадо, в сопровождении фрая Хуана де Падилья, предпринял специальное путешествие, чтобы посмотреть на бизона из Сикуйе, о котором ему рассказывали. С двадцатью спутниками он прошел через Акому, крупную деревню, расположенную на скалах, где ему предложили зерно, кедровые орехи, оленьи шкуры, сделанный из маиса хлеб и молодых петухов{1185}1185
  CDI, III, 511.


[Закрыть]. Далее они продолжали путь вместе с вождем, которого они прозвали «Биготес» («Усатый»), и дошли до Тижу, где их наконец приветствовали флейтами и барабанами.

Индейский раб, которого они прозвали Турком по той простой причине, что он был похож на турка, сообщил Альварадо и Падилье, что в его стране, которая лежит впереди, очень много золота и серебра, так что «они даже глядеть не захотят на коров». Когда они вернулись к Коронадо, чтобы рассказать ему эти радостные новости, Турок продолжил рассказ, добавив, что в его стране в реках водятся рыбы величиной с лошадей, в каноэ сажают по двадцать гребцов и ставят паруса, а на горных склонах гнездятся золотые орлы, все едят с золотых тарелок, а вождь живет под деревом, обвешанном золотыми колокольчиками.

Коронадо нашел его рассказ многообещающим, и они отправились в страну Турка. Как можно объяснить подобные фантазии? По дороге к ним вновь присоединился Тристан де Арельяно, который потребовал от местного касика 300 кусков ткани, объяснив, что «нуждается» в них по причине холода. Касик сказал ему, что это невозможно, поскольку подобное требование следует обсудить в каждом из городов региона. В конце концов его люди все же выдали требуемое количество ткани, хотя по всей видимости, для этого им пришлось снять собственную одежду.

Армия воссоединилась. Энтузиазм конкистадоров теперь сменился унынием. В одной из деревень испанского солдата обвинили в изнасиловании жены индейца. После этого эта деревня и другие, расположенные поблизости, затворились за палисадами. Испанские всадники гонялись за индейцами, как на корриде; в них стреляли из луков. Коронадо приказал Гарсии Лопесу де Карденасу окружить деревню, где произошло изнасилование. Коронадо, Сальдивар и другие захватили верхнюю часть поселения, однако Лопес де Карденас, по-видимому, не осознал этого и убил 200 индейцев, которых держал у себя в плену. За этим последовала пятидесятидневная осада Тижу, во время которой были убиты много индейцев и несколько испанцев. К этому моменту доверие к Турку было значительно подорвано, поскольку один из испанцев по имени Сервантес поклялся, будто видел, как Турок разговаривает с дьяволом, появившимся перед ним в кувшине воды. Турок спросил Сервантеса, сколько испанцев было убито под Тижу. «Ни одного», – ответил тот. «Ты лжешь, – сказал Турок. – Пятеро христиан было убито под Тижу». Это было истинной правдой – но как он мог знать об этом, если он не находился в контакте с дьяволом?