Текст книги "Золотой век Испанской империи"

Фрай Доминго де Бетансос, ведущий доминиканский деятель Новой Испании, воспринял это решение как личную победу. В сентябре он пишет, что все законы, провозглашаемые на основе представления о том, что индейцы должны продолжать существовать, являются «опасными, неверными и разрушительными для всего, что есть хорошего в республике»{1266}1266
  Слово «республика» стало использоваться в XVI веке в Испании для указания на государство.


[Закрыть]. Законы, подразумевающие, что рано или поздно индейцы исчезнут с лица земли, напротив, являются здравыми и полезными. Он добавлял также, что, как и епископ Сумаррага, желает отправиться в Китай, где «туземцы намного более разумны, нежели в Новой Испании»{1267}1267
  Wagner, 123, qu. Hanke, All Mankind, 27.


[Закрыть].

Лас Касас, разумеется, придерживался другого мнения. В письме, посланном из Чьяпаса и датированном 15 сентября, он писал, что все, кто настаивал на отмене Новых Законов, заслуживают того, чтобы быть повешенными, выпотрошенными и четвертованными («merecen ser hechos cuartos»){1268}1268
  CDI, VII, 436.


[Закрыть].

Решение, принятое в Мехелене, шло вразрез с желаниями Карла. Он был, однако, сильно обеспокоен мятежом Гонсало Писарро в Перу, частично спровоцированным Новыми Законами.

Энкомендерос Новой Испании вздохнули с облегчением – оно было настолько велико, что второй день после Рождества в 1546 году был даже специально выделен для всеобщего празднования. В этот год они перенесли разрушительную эпидемию оспы, которая унесла жизни тысяч людей; кроме того, случился еще один мятеж чернокожих африканских рабов, напугавший всех.

На глазах энкомендерос также развернулась открытая распря между двумя наиболее выдающимися друзьями индейцев – Лас Касасом и Мотолинией. Это произошло из-за того, что простой францисканский монах, каким был Мотолиния, в то время не имел права крестить индейцев. В одном случае он попросил Лас Касаса сделать это вместо него, но тот отказался, поскольку счел, что индеец, о котором шла речь, недостаточно подготовлен. Мотолиния, полагавший, что христианская вера должна распространяться со сколь возможно большей быстротой, не мог ему этого простить. В результате Лас Касас, используя свои связи, стал препятствовать его назначению на епархию{1269}1269
  CDI, VII, 262. Письмо Мотолинии к королю от 2 января 1555 года. Николау д’Ольвер (Nicolau d’Olwer) написал самую ценную биографию Мотолинии.


[Закрыть].

Однако не может быть сомнений, что энкомендерос были рады, когда Гарсия де Лоайса в конце концов оставил председательское место в Совете Индий, когда в феврале 1546 года он сделался инкисидором-хенераль (вскорости после этого он умер). Его должность наследовал Луис Уртадо де Мендоса, старший брат вице-короля.

Дон Луис был одним из тех дворян, чье образование формировалось под воздействием Петра Мартира. Он был настолько же ренессансным правителем, каким его отец был в Гранаде (где Луис провел свои молодые годы) и каким был его брат в Новой Испании. Много усилий он отдал строительству собора в Гранаде – наиболее яркого ренессансного собора Испании, чертежи к которому делал Педро Мачука, по слухам, работавший с Микеланджело. Луис Уртадо де Мендоса был также вдохновителем разработки проекта ренессансного дворца Алькасар в Севилье, архитектором которого был тот же Мачука. Мендоса носил титулы вице-короля Каталонии и капитан-генерала Наварры.

В момент своего назначения председателем Совета Индий Уртадо де Мендоса находился в Регенсбурге вместе с королевским двором. Император рассказал ему о том, какое большое напряжение создали энкомендерос{1270}1270
  Puga, 479–80.


[Закрыть].

Утверждение братьев Мендоса на двух наиважнейших постах в империи служило наглядным выражением того, насколько большое значение имела их фамилия, а также того факта, что несмотря на преобладание во множестве областей принадлежавших к среднему классу летрадос, на ведущих позициях император все же предпочитал аристократов. Младший брат обоих Мендоса, Диего, высокообразованный и обладающий творческим умом, в 1544 году занимал должность посла в Венеции, а в 1545 году переместился в Рим – критическую точку тогдашней дипломатии. Характеризующим его штрихом является то, что в качестве чтения в свое путешествие в Венецию он взял «Амадиса» и «Селестину».

На самом деле, в 1546 году вице-король Мендоса переживал серьезный кризис, поскольку Тельо де Сандоваль представил против него список из сорока четырех обвинений. Вице-королю, в частности, вменялось в вину, что он покровительствовал своим друзьям – Луису дель Кастилья, своему майордомо Герреро, нотариусу Турсиосу и другим. Он также обвинялся в получении подарков в обмен на покровительство, в жестоком обращении с индейцами на своих фермах, в том, что не отсылал в Испанию королевскую долю доходов и пускал прибыли некоторых учреждений на неподобающие цели. Мендосу обвиняли и в том, что он вынудил свою сестру Марию выйти замуж за Мартина де Лусио, престарелого конкистадора, впервые прибывшего в Новую Испанию с Панфило де Нарваэсом{1271}1271
  Aiton, 167.


[Закрыть]. Еще более серьезно звучало утверждение, что он покрыл убийство, совершенное его другом Педро Пако.

Ответы Мендосы были подготовлены к 30 октября 1546 года. Он также составил собственный список, состоявший из более 300 вопросов, на которые должны были ответить самые выдающиеся жители Мексики. Затем он с успехом представил свое дело перед Советом Индий. Однако еще до этого экономика Новой Испании претерпела значительные изменения.

Среди других перспективных конкистадоров во владениях Мендосы был и некий Хуан де Толоса – как мы можем предположить, баск родом из Гипускоа. Во всяком случае, именно оттуда происходит его фамилия, а Толоса на протяжении многих поколений была важным перевалочным пунктом на дороге из Сан-Себастьяна в Бургос. Хуан де Толоса женился на Леонор, дочери великого Кортеса от Исабель, дочери Монтесумы. Как-то раз, в начале сентября 1546 года, Толоса разбил лагерь у подножия Сьерро-де-ла-Буфа в центральной Мексике, недалеко от места, где позднее возник город Сакатекас. В обмен на привезенные из Испании красивые безделушки он получил от местных индейцев в подарок несколько камней, в которых, согласно оценке знающего человека в Ночистлане, оказалось высокое содержание серебра. Устроенные поблизости рудники превзошли все, что было открыто в этой области до сих пор. Толоса основал город, впоследствии названный Сакатекасом, и вместе с несколькими другими испанцами превратил это место в серебряную провинцию.

Из упомянутых испанцев наиболее важную роль играли Кристобаль де Оньяте, герой войны с индейцами-миштонами, и Диего де Ибарра, также принимавший участие в этом конфликте. В плане достижений Оньяте ушел далеко вперед относительно Толосы, поскольку в конце он оказался владельцем тринадцати серебряных рудников, сотни рабов и великолепной резиденции с часовней. Наконец-то стало казаться, что Новая Испания собирается оправдать расходы, пошедшие на ее завоевание. Были, разумеется, и проблемы, одна из которых заключалась в том, что возле Сакатекаса не протекало ни одной реки, ввиду чего все производственные механизмы должны были работать на конной тяге – или на рабском труде. Как бы там ни было, новости взбудоражили всю колонию.

Известия прибыли как раз вовремя, чтобы успеть дойти до сведения создателя Новой Испании, в то время проживавшего в Севилье, в доме на площади Сан-Лоренсо. В октябре 1547 года Эрнандо Кортес переселился в дом своего друга Хуана Родригеса де Медина за пределами Севильи, где и скончался 2 декабря 1547 года, составив завещание, – предположительно в возрасте шестидесяти шести лет{1272}1272
  О его дне рождения см. мое Conquest of Mexico, 117.


[Закрыть].

Кортес преобразил историю Испании и обеих Америк. Ничто уже не было прежним после его удивительного достижения, когда он привел несколько сотен испанцев к победе над могущественной туземной монархией. Как нетрудно представить, все могло бы обернуться совершенно иначе, если бы во главе испанцев стоял какой-нибудь менее сообразительный военачальник, который бы не увидел важности переводчиков, который бы не обладал Кортесовым даром соблюдать спокойствие в трудные моменты, который бы не поверил, как поверил Кортес, что, помимо тяги к золоту и славе (хотя и это, несомненно, сыграло значительную роль), мешики вскорости не смогут противостоять христианскому богу с сопутствующими святыми, не говоря уже о Деве Марии.

Тактика Кортеса с похищением Монтесумы впоследствии копировалась сотни раз, и не только в Перу. Мастерство, с которым он преобразовал Америки, используя лишь небольшой отряд солдат, вдохновило множество других завоевателей, поверивших, что с помощью горстки кавалерии они тоже могут завоевать себе королевство.

Однако победа, по всей видимости, не принесла великому конкистадору успокоения, и его страна нисколько не помогла ему в этом. Испанский король, император Карл, так и не простил Кортесу того, что он, в сущности, устроил мятеж против Диего Веласкеса, и не сделал его европейским военачальником, что могло бы преобразовать всю историю Европы. Жизнь Кортеса после 1525 года была исполнена разочарования и горестей.

Несколько современников Кортеса умерли приблизительно в одно время с ним. Кобос, великий заведующий делами Индий и множеством других, скончался в своем дворце в Убеде в мае 1547 года. Другие члены Совета – Суньига, Пардо де Тавера, Гарсия де Лоайса, Осорно – отошли в лучший мир на протяжении двух лет, предшествовавших смерти Кортеса.

Император Карл, должно быть, чувствовал себя одиноким в 1550 году, когда ему довелось встретиться с рядом самых сложных моментов своей жизни.

Глава 45
Лас Касас и Сепульведа

Есть качества, всегда благие на любом наречье…

Кастильоне, «О придворном»

Лас Касас вернулся в Испанию в 1547 году. Он остановился в монастыре Сан-Грегорио в Вальядолиде – восхитительном дворце-монастыре рядом с церковью Сан-Пабло. С ним прибыл фрай Родриго де Андрада, который представлял индейские племена Оахаки и Чьяпаса и желал выступить от их лица перед Советом Индий. На повестке дня у Лас Касаса было и кое-что более соответствовавшее его интересам: ответ на последний диалог Хуана Хинеса де Сепульведы, «Demуcrates Segundo»[162]162
  «Другие демократы» (исп.); далее эта работа фигурирует как «Demуcrates Alter». (Прим. перев.)


[Закрыть]. Лас Касас настаивал, что эта книга должна быть пересмотрена университетами Алькалы и Саламанки.

Сепульведа только что закончил свой знаменитый перевод аристотелевской «Политики», а также новый трактат об отношении к индейцам. Трактат был отвергнут Советом Индий, однако затем представлен на одобрение Совета Кастилии – который, по словам Лас Касаса, не имел об Индиях ни малейшего представления. Видимо, предположил Лас Касас, Сепульведа надеялся, что «люди, ничего не знающие о том, что происходит в Индиях, не заметят скрытого яда». Однако случилось так, что Совет Кастилии направил последний труд Сепульведы на рассмотрение богословов Саламанки и Алькалы, где часто обсуждались вопросы, стоит ли публиковать то или иное произведение. По зрелом размышлении они сочли, что работа недостойна публикации, поскольку содержащиеся в ней суждения кажутся необоснованными. Доктор Диего Коваррубиас прочел в Саламанке несколько лекций, критикуя идею о том, что низкий культурный уровень индейцев оправдывает войну против них. Он «сомневался, что американских индейцев следует причислять к людям, рожденным, чтобы повиноваться»{1273}1273
  Perena Vicente, 205.


[Закрыть].

Одним из тех, кто остался в стороне от этих прений, как ни странно, оказался епископ Кирога. В 1548 году, все еще будучи епископом Пацкуаро – бывшей столицы Мичоакана, – он временно вернулся на родину, чтобы помочь с определением границ и статусов епархий Новой Испании. Пребывая в Кастилии, он написал трактат (ныне утерянный) «De debellandis Indis»[163]163
  «О покорении Индий» (лат.).


[Закрыть] – о том, было ли вообще справедливым вести войну против индейцев. Кирога, в своей противоречивой манере, считал, что война была в большинстве случаев справедливой, поскольку привела индейцев ближе к христианству{1274}1274
  См. Zavala, «Debate with Benno Biermann».


[Закрыть]. Приблизительно то же самое говорили мусульмане о рабстве.

Сепульведа написал принцу Филиппу, прося о формальной встрече с богословами для обсуждения своей книги, но Филипп покинул Вальядолид до того, как успел ответить, направляясь в поездку по Европе. Тогда Сепульведа поехал в Рим, где, к добру или к худу, его книга наконец-то появилась на свет. В апреле 1549 года король Карл издал беспрецедентный указ, приостанавливавший все завоевания и экспедиции (включая энтрадас) до тех пор, пока диспут между Лас Касасом и Сепульведой не будет завершен и не станет ясно, можно ли считать эти экспедиции законными.

Декларация от апреля 1549 года, озаглавленная «О том, как следует совершать новые открытия», уточняла этот вопрос. Отныне духовные лица должны были разъяснять, что они явились в Новый Свет прежде всего для того, чтобы заручиться дружеским отношением индейцев и их согласием вверить себя императору и Богу. Конкистадорам предписывалось не похищать индейских женщин и платить за все, что они берут во владениях индейцев, – по низким расценкам, устанавливаемым представителями Церкви. Испанцы не имели права использовать силу, за исключением самозащиты, но и в этом случае лишь сообразуясь с необходимостью. За любое отклонение от этих правил предполагалось суровое наказание – «…ввиду важности, какую имеет этот вопрос для восстановления достоинства короля и людей, совершающих эти завоевания, а также ради сохранения и возвеличения этих земель». Возможно, эта примечательная декларация вышла из-под пера Лас Касаса{1275}1275
  Это было предположено Ханке (Hanke) в его The Spanish Struggle, 46.


[Закрыть]. Так ли это было или нет, но уже на следующий месяц мы находим Лас Касаса пишущим фраю Доминго де Сото, теперь одному из передовых испанских богословов, и весьма интересующемуся вопросом о том, как следует обращаться с индейцами.

Лас Касас соглашался с тем, что, хотя Новый Свет находится далеко, но связанные с ним вопросы лежат близко. Он сожалел о том, что даже благочестивые миссионеры предлагают противоречивые советы относительно того, что следует делать. По его словам, некоторые из монахов были подкуплены деньгами конкистадоров, другие так и не выучили языки, необходимые для прогресса в деле обращения индейцев (а в их число входил и сам Лас Касас!), еще кто-то вообще не имел представления о том, что происходит. Один монах (предположительно, речь шла о де Сото) съел бумагу, на которой перед этим подписал свое согласие на введение энкомьенд в вечное пользование. «Где еще в мире, – продолжал Лас Касас, – разумные люди, живущие в счастливой и густонаселенной стране, оказывались покорены в столь жестоких и несправедливых войнах, которые мы называем конкистой, а затем поделены между теми же жестокосердными мясниками и тираническими грабителями, словно неодушевленные предметы… обращены в адское рабство, хуже чем во времена фараоновы, где с ними обращались бы как со скотом, который взвешивают на мясном рынке, и, упаси Бог от такой метки, смотрели бы на них так, словно они ничтожнее клопов? Как можно верить словам тех, кто поддерживает подобные беззакония?»{1276}1276
  Found by Marcel Bataillon in AGI, qu. Hanke, All Mankind, 64–5.


[Закрыть]

Четвертого июля 1549 года аристократ Луис Веласко был назначен преемником Мендосы на посту вице-короля (предложение Мендосы, чтобы ему на смену был временно определен его сын Франсиско, король предпочел оставить без внимания). Веласко был достоин возложенной на него задачи. Он происходил из семейства коннетабля Кастилии, до этого был вице-королем Наварры и, подобно многим, женился на внучке первого герцога Инфантадо[164]164
  Первым герцогом Инфантадо был Диего Уртаго де Мендоса и де ла Вега (1417–1479), брат кардинала Педро Гонсалеса де Мендосы, примаса Испании в период правления «католических королей». (Прим. перев.)


[Закрыть]. Как нетрудно представить, он был привычен к роскоши и вскорости установил традицию обедать в обществе сорока человек ежедневно.

Мендоса написал Веласко, описывая должность, которую ему оставляет. По его словам, каждый желал, чтобы правительство соответствовало его представлениям, а разнообразие взглядов было очень велико. Мендоса обычно выслушивал все предлагаемые ему советы и, как правило, говорил, что идея заслуживает внимания и он обязательно ею воспользуется. Его целью было избежать внезапных перемен, особенно в отношении туземного населения, поскольку перемен и без того было сделано такое множество, что он удивлялся, как люди еще не посходили с ума от них. Несмотря на обилие советов, свою помощь предлагали немногие. Секретом хорошего управления, согласно Мендосе, было делать поменьше, и делать это не торопясь, поскольку «большинство задач решаются именно таким образом, и лишь таким образом можно избежать впадения в заблуждение». Его основной заботой было поддерживать хорошие отношения с судьями и младшими чиновниками.

Мендоса сообщил Веласко, что испанцы не станут слушать ничего из того, что им говорят, если к ним не будут относиться как к благородным господам. И неудивительно – ведь богатства, из которых корона получала свою долю дохода, принадлежали им: они владели серебряными рудниками, тутовыми деревьями, из которых добывался шелк, а также овцами. То, что производили индейцы, имело гораздо меньшую ценность. Это необходимо было принять во внимание.

К индейцам, наставлял Мендоса своего преемника, следует относиться как к детям короны, любить их и наказывать в этом духе. С их трудом в качестве слуг и носильщиков необходимо покончить, но не следует торопить события, чтобы не вызвать недовольства испанцев. Впрочем, нельзя не признать, что многие индейцы несомненно лживы и изворотливы, и имеют привычку, когда судебное дело решено не в их пользу, через какое-то время снова поднимать тот же вопрос, надеясь, что дело попадет к другому судье или что все уже забыли, в чем оно состояло. Сам он, Мендоса, никогда не наказывает индейцев за ложь, поскольку боится, что после этого они могут вообще перестать приходить к нему со своими проблемами. У него отведены для них специальные часы по понедельникам и четвергам, однако он готов принимать их в любое время, невзирая на их «запах пота и прочие дурные ароматы. Многие думают, что индейцы – смиренные люди, терпящие унижения и непонимание. Другие считают их богатыми и ленивыми бродягами. Ни те, ни другие не правы. Суть в том, что к ним нужно относиться точно так же, как и ко всем остальным людям»{1277}1277
  CDI, VI, 484–515.


[Закрыть].

Тем временем самого Мендосу назначили вице-королем Перу. Впрочем, если он чувствовал себя недостаточно здоровым, он мог остаться в Мексике и отправить в Перу Веласко. Этот вопрос они должны были решить между собой.

Двадцать третьего сентября 1549 года Сепульведа написал принцу Филиппу, утверждая, что «посредством обмана, связей и махинаций» Лас Касасу удалось предотвратить публикацию его книги «Demуcrates Alter»[165]165
  Выше она названа «Demуcrates Segundo»; поскольку в испанском языке нет слова «alter», возможно, в данном случае второе слово взято из латыни. (Прим. перев.)


[Закрыть], и любые ее копии, достигшие Индий, немедленно конфискуются, а также что Лас Касас – «этот склочный и беспокойный тип» – написал против Сепульведы «скандальное и диавольское исповедальное письмо». Он считал, что его дело должно обсуждаться в Совете Индий. Однако Лас Касас, Андрада[166]166
  У автора Andrade – но, очевидно, имеется в виду фрай Родриго де Андрада, упоминавшийся выше. (Прим. перев.)


[Закрыть] и другие принялись приводить доводы против идеи раздачи энкомьенд в вечное пользование и сумели поколебать мнение некоторых членов Совета. Лас Касас сумел задержать принятие решения до того момента, когда император Карл вернулся из Германии. Берналь Диас дель Кастильо, приехавший из Гватемалы, чтобы подтвердить необходимость наследования энкомьенд, вернулся в Новую Испанию со следующим замечанием: «Вот так мы и движемся, словно хромой мул, от плохого к худшему, от одного вице-короля к другому, от правителя к правителю»{1278}1278
  Diaz del Castillo, II, 473.


[Закрыть].

В августе 1550 года эпический спор между Сепульведой и Лас Касасом достиг критической точки, вылившись в формальный диспут, который состоялся в Вальядолиде, в монастыре Сан-Грегорио{1279}1279
  Это произошло за 400 лет до того, как текст диспута был опубликован. Только в 1950-е годы это смог сделать Стаффорд Пуль, он расшифровал латинский текст и перевел его на английский.


[Закрыть]. Это был подходящий год: лучшие историки, изучавшие испанский мир, подтвердят, что он знаменовал собой кульминацию испанской цивилизации. Впрочем, воспоминания о темном прошлом еще не были стерты до конца. Так, в Новой Испании в Оахаке вспыхнуло восстание сапотеков, лидер которого провозгласил себя Кецалькоатлем.

Диспут между Лас Касасом и Сепульведой был организован Марией Богемской и ее мужем, Максимилианом Австрийским, которые были регентами Испании на период отсутствия императора Карла и принца-регента Филиппа.

В хунту из пятнадцати человек входили семь членов Совета Индий: Луис Уртадо де Мендоса, Гутьерре Веласкес, Грегорио Лопес, Франсиско Тельо[167]167
  Очевидно, имеется в виду упоминавшийся выше Франсиско Тельо де Сандоваль. (Прим. перев.)


[Закрыть], Эрнан Перес де ла Фуэнте{1280}1280
  Перес де ла Фуэнте был сыном лисенсиадо из Фуэнтесауко из Саморы, недалеко от Саламанки; он стал доктором права, а затем хуэс-де-лас-градас Севильи.


[Закрыть], Гонсало Перес де Рибаденейра{1281}1281
  Перес де Рибаденэйра был толедцем, он учился в Санта-Крус, в Вальядолиде, где стал алькальде дель кримен. Двое из его дочерей вышли замуж за богатых энкомьендерос в Новой Испании, впоследствии он покинул Совет Индий.


[Закрыть] и Грасиан де Бривьеска{1282}1282
  Бривиеска учился в колледже Сантьяго-эль-Себадеро; он работал над созданием Archivo de Simancas и был протеже Луиса Уртадо де Мендоса. Позже он заседал в Совете Кастилии.


[Закрыть]; четыре богослова: доминиканцы Доминго де Сото, Мельчор Кано и Бартоломе Карранса и францисканец Бернардино де Аревало; два члена Совета Кастилии: лиценциат Меркадо де Пеньялоса и доктор Бернардино де Анайя{1283}1283
  Анайя происходил из дворян Саламанки и являлся родственником Диего де Анайя, основателя колледжа Святого Варфоломея. Он был ректором колледжа Сан-Клементе в Болонье. После этого он был судьей в Наварре.


[Закрыть]; лиценциат Педро де Педроса{1284}1284
  Педроса происходил из Сеговии и был сыном государственного служащего, он учился в Санта-Крус в Вальядолиде и был включен в состав обеих аудиенсий, Вальядолида и Гранады; позже он станет консейхеро (консультантом) Совета орденов.


[Закрыть] из Совета Военных Приказов; а также епископ Сьюдад-Родриго Педро Понсе де Леон{1285}1285
  Этот Понсе де Леон, сын маркиза Приего, воспитанный в Кордове, был одним из многих протеже кардинала Тавера. Позже он отправился в Трент как испанский делегат. У него была большая библиотека.


[Закрыть].

Францисканец фрай Бернардино де Аревало с самого начала заболел, так что на самом деле хунта состояла из четырнадцати человек. Этим людям предстояло решить, какая из двух точек зрения правильная – Хуана Паласиоса Рубиоса, утверждавшего, что папа имеет абсолютную власть, а следовательно, ею обладают и католические короли, или же доминиканцев, отрицавших абсолютную власть папы, и следовательно, косвенно, и власть католических королей.

Сото вынес на обсуждение вопрос:

«Цель, ради которой ваши светлости собрались здесь… в общих чертах заключается в том, чтобы обсудить и решить, какая форма правления и какие законы лучше всего смогут послужить проповеди и распространению нашей католической веры в Новом Свете… а также исследовать, какая форма организации необходима, чтобы держать население новых земель в повиновении императору, без ущерба для его королевской чести и достоинства и в соответствии с буллой [папы] Александра [VI]».

Основным пунктом на повестке дня была справедливость ведения войны против индейцев.

Сепульведа говорил на протяжении трех часов, по существу излагая краткое содержание своей работы «Demуcrates Alter», в которой косвенно обвинял Лас Касаса в ереси, – его персонаж Леопольдо был немцем, «значительно испорченным ошибочными лютеранскими суждениями»; персонаж Демократ представлял противоположные взгляды.

Аргументы Сепульведы в защиту легальности завоеваний основывались, во-первых, на тяжести грехов, совершаемых индейцами – в первую очередь имелось в виду их идолопоклонничество и преступления против природы, а во-вторых, на природной низменности индейцев, обязывавшей их служить испанцам. Здесь можно вспомнить Аристотеля, приведя его наблюдение, что некоторые люди от природы занимают низшее положение, – индейцы, таким образом, отличаются от испанцев так же, как обезьяна отличается от человека.

Сепульведа цитировал свой труд «Demуcrates Alter»:

«…сравним же благословенные качества, какими наделены испанцы, – рассудительность, вдохновение, великодушие, умеренность, гуманность и религиозность, – с качествами этих «hombrecillos»[168]168
  «Недочеловеков» (исп.).


[Закрыть], среди которых вы едва ли найдете даже след человечности, у которых не только не развита наука, но нет и письменности, которые никак не увековечивают память о своей истории, если не считать нескольких туманных и смутных намеков на некоторые вещи в некоторых рисунках. Нет у них и писаных законов, но лишь варварские учреждения и обычаи. У них нет даже понятия частной собственности.

Что же до испанцев, то разве Лукан, Сенека, Исидор[169]169
  Видимо, имеется в виду Исидор Севильский (ок. 560–636), архиепископ Севильи, канонизированный Римской католической церковью. (Прим. перев.)


[Закрыть], Аверроэс и Альфонсо Мудрый не свидетельствуют о разумности и дерзновении этой нации, начиная от времен Нумансии[170]170
  Древний иберийский город, центр сопротивления племени кельто-иберов римскому владычеству. Был разрушен Сципионом в 133 году до н. э. (Прим. перев.)


[Закрыть]? Разве храбрый Кортес не подчинил Монтесуму с его ордами в его собственной столице? Как можем мы сомневаться в том, что эти народы – столь нецивилизованные, столь варварские, настолько погрязшие во множестве бесчестий и бесчинств, были завоеваны справедливо, именем такого превосходного, благочестивого и справедливого короля, каким был Фернандо Католик, а также того, который теперь называется императором Карлом, усилиями самой гуманной нации, превосходной во всевозможных добродетелях?»

Третий довод в пользу завоевания состоял в распространении веры, которое гораздо легче осуществлять, если туземцы сперва будут подчинены. И наконец, завоевание необходимо, чтобы защитить слабых среди самих туземцев, – здесь Сепульведа перешел к обличению человеческих жертвоприношений и каннибализма.

За этим последовало обсуждение указания, содержащегося в Евангелии от Луки, 14:23, столь впечатлившего папу Павла: «Пойди по дорогам и изгородям и убеди их прийти, чтобы наполнился дом мой». Сепульведа доказывал, что этот пассаж оправдывает ведение войны ради приобщения индейцев к стаду. Лас Касас не мог спорить с этим доводом, поскольку многие императоры, да и сами папы, сражались во имя принципов, которые полагали справедливыми.

Если никакая опасность не грозит, проповедники могут идти в новые земли в одиночку. В опасных же местах следует сперва построить крепости на границах, и уже затем понемногу перетягивать людей на свою сторону.

Сепульведа добавлял:

«В отношении рассудительности, добродетели и гуманности индейцы занимают такое же низшее положение по отношению к испанцам, как дети по отношению ко взрослым, женщины к мужчинам, как свирепые и жестокие по отношению к смиреннейшим, как непомерно несдержанные по отношению к умеренным и выдержанным, а также, как я уже сказал, как обезьяны по отношению к людям{1286}1286
  Действительно ли он сказал это? Текст, который Лас Касас имел при подготовке своего ответа, включил эту ссылку на обезьян – но наиболее полная опубликованная версия ее опускает.


[Закрыть].

И не следует думать, что до прибытия христиан индейцы жили спокойно, наслаждаясь описанным поэтами сатурническим миром. Напротив: они вели беспрестанную и яростную войну друг против друга, с такой свирепостью, что почитали победу ничтожной, если не могли удовлетворить свой чудовищный голод плотью врагов. Их бесчеловечность была еще более чудовищной ввиду того, что они столь разнились от непокоренных и диких скифов, также питавшихся человеческой плотью, поскольку эти индейцы обладали такой трусостью и робостью, что едва могли выдержать вид наших солдат, и зачастую многие тысячи их отступали и бежали, как женщины, перед весьма немногими испанцами, число которых не превышало и сотни»{1287}1287
  Qu. Hanke, All Mankind, 85.


[Закрыть].

Сепульведа утверждал, что «…хотя некоторые из них [индейцев] выказывают талант к определенным ремеслам, такой довод нельзя принимать всерьез… поскольку мы можем видеть, что некоторые небольшие животные, птицы и пауки совершают вещи, которые никакое человеческое умение не в состоянии полностью повторить…» Этот аргумент впоследствии широко использовался единомышленниками Сепульведы. Можно вспомнить, что и Буркхардт писал о том, что «насекомые сообщества… гораздо более совершенны, чем человеческое состояние, однако они не обладают свободой»{1288}1288
  Burckhardt, Reflections, 38.


[Закрыть].

Лас Касас появился на второй день дебатов. Он напал на историка Овьедо практически с тем же пылом, с каким до этого нападал на Сепульведу. Его речь была невыносимо длинна и утомила аудиторию. Он прочел целиком свою работу «Argumentum Apologiae» («Доводы в оправдание»), исчислявшуюся 550 страницами на латыни в 63 параграфах{1289}1289
  Оригинал находится в Национальной библиотеке в Париже.


[Закрыть], и эта речь растянулась на пять дней{1290}1290
  Текст подготовлен и переведен на английский язык Стаффордом Пулем (Stafford Poole) как «Defence against the Persecutors and Slanderers of the People of New World Discovered across the Seas».


[Закрыть]. Сепульведа говорил, что Лас Касас остановился лишь потому, что судьи более не могли его слушать.

Лас Касас приводил обширные выдержки из своей «Historia Apologйtica», в которой он доказывал, что американских индейцев можно сравнить с народами, населявшими Европу в древности, и сравнение будет в их пользу; что они в некоторых отношениях превосходят римлян – будучи более религиозными, – и лучше воспитывают своих детей (это так: образовательная система в древней Мексике несомненно заслуживала внимания), дают им больше знаний для обустройства дальнейшей жизни, их брачные обычаи более разумны, что индейские женщины благочестивы и трудолюбивы, а храмы в Юкатане можно сравнить с египетскими.

Он обильно цитировал Аристотеля – тем самым уравнивая счет с Сепульведой, который, как мы помним, переводил этого философа. По всей видимости, Лас Касас был согласен с Аристотелем в том, что некоторые люди рождаются рабами – так же, как некоторые люди рождаются с шестью пальцами или лишь одним глазом; однако он не считал, что индейцы подпадают под эту категорию. Он полагал, что «…все народы в мире состоят из людей… все они обладают пониманием и волей, все имеют пять внешних чувств и четыре внутренних. Все радуются добрым качествам и испытывают удовольствие при виде радостного и приятного, все ощущают сожаление и отвращение при виде зла… Сегодня не существует и не может существовать ни одного народа, сколь бы варварскими, свирепыми или порочными ни были его обычаи, который бы не тянулся и не обращался ко всем политическим добродетелям и ко всей гуманности, присущим семейному, общественному и разумному человеку».

Лас Касас говорил так, как если бы все индейцы – мешики и перуанцы, а также таино и майя – были одним народом. В своей «Historia Apologйtica» он в своем универсализме предвосхитил Руссо:

«…таким образом, мы видим, что у них были могущественные королевства, множество людей жили общественной жизнью, были великие города, короли, судьи и законы, люди, занимавшиеся торговлей, продававшие, покупавшие, ссужавшие деньги и заключавшие всевозможные контракты по законам всех народов. Так нельзя ли считать доказанным, что доктор Сепульведа неправедно и порочно обвинил этих людей, либо по злому умыслу, либо по незнанию истинного учения Аристотеля?.. Даже если индейцы действительно варвары – из этого еще не следует, что они неспособны иметь правительство и должны управляться другими, за исключением обучения христианскому вероучению и допущения к таинствам. Они не являются ни невежественными, ни бесчеловечными, ни подобными скотам… Они взращивают дружеские чувства и привычны жить в населенных городах, где имеют мудрое управление в делах как мирных, так и военных… [Их жизнь] поистине управлялась законами, которые во многих отношениях превосходили наши собственные и могли бы завоевать восхищение афинских мудрецов».

Затем Лас Касас принялся рассуждать о присущей индейцам удивительной «заботе о своем спасении и своих душах…» Он утверждал, что туземцы наделены простотой и искренностью и от природы «умеренны и смиренны». Также, доказывал он, доводы его противников подразумевают, будто Бог был настолько небрежен, что, создав столь бесчисленное количество разумных душ, позволил человеческой природе («к которой Он столь всецело устремлен и о которой столь печется») сойти с пути истинного в столь бесконечно малой части человечества, какую составляют эти народы.

Лас Касас утверждал, что даже греки и римляне, жившие в высокоразвитых государствах, могли называться варварами, когда они совершали варварские деяния. Можно ли называть варварами американских индейцев из-за того, что у них нет письменности? Испанские миссионеры свидетельствовали о красоте индейских языков; например науатль, язык, на котором говорили в Мексике, чрезвычайно благозвучен.

«Варвары являются таковыми ввиду своего порочного характера или же из-за скудости земель, на которых они проживают. Им недостает здравого рассуждения и образа жизни, приличествующего человеческим существам. У них нет законов, чтобы управлять ими… их образ жизни весьма напоминает жизнь свирепых животных… Варвары подобного рода очень редко встречаются в любой части света, и довольно немногочисленны в сравнении с остальной частью человечества»{1291}1291
  Hanke, All Mankind, 82.


[Закрыть].