Текст книги "Золотой век Испанской империи"

Хуан де Орибе, еще один опытный юрист, подал апелляцию против этого приговора и убедил Совет Индий сократить штрафы со 100 до 50 дукатов. Не было снято лишь обвинение в том, что Хименес де Кесада сумел каким-то образом утаить 12 тысяч дукатов. Это обвинение продолжало висеть над ним весь остаток его жизни – после чего перешло к его наследникам.

В июле 1547 года был утвержден состав аудиенсии новообразованного королевства Новая Гранада. Хименес де Кесада, в конце концов восторжествовавший в завоеванной им стране, получил титул маршала (mariscal) и собственный герб. Также по смерти Фернандеса де Луго он стал аделантадо. В апреле 1548 года ему было позволено ввезти в свою новую страну пятьдесят черных рабов, для работы лично на него, и пожалован доход в 2 тысячи дукатов в год. Также он получил три крупных энкомьенды, с обещанием от Совета Индий, что они будут постоянно закреплены за ним, а далее за его детьми. Срок возложенного на него запрета работать на официальных должностях был сокращен с семи лет до двух.

Написав для Совета Индий свое «Epнtome de la Conquista del Nuevo Reino de Granada», Хименес де Кесада вернулся в Новую Гранаду в конце 1550 года. Его «Epнtome» остается лучшим изложением завоеваний в Новом Свете после писем Кортеса и Вальдивии.

Тем временем коллега Хименеса де Кесады (хотя и ставший таковым ценой немалых усилий), Николас Федерман, вернулся в Испанию с заходом на Ямайку, откуда написал письмо Франсиско де Авиле, рассказывая о своих необычайных путешествиях. Также он послал 1344 песо Педро де Лимпиасу, который решил остаться в Венесуэле.

К февралю 1540 года Федерман уже вернулся в Севилью. Далее он сушей добрался до Гента, где в то время находился Бальтазар Вельзер, его номинальный начальник. Судя по всему, ему хотелось, чтобы губернатором Венесуэлы его назначил сам император, а не Вельзеры, однако возвращение Лас Касасу монаршей милости исключило такую возможность. Вместо этого Федерману пришлось выговаривать себе новый контракт с Вельзерами, поскольку первый был заключен в 1533 году сроком на десять лет, и время его действия уже подходило к концу. Вельзеры потребовали отчетов – к этому времени во Фландрии господствовала уверенность, что все конкистадоры возвращаются из Индий баснословно богатыми, но скрывают размеры своих колоссальных состояний. Федерман отказался предоставлять какие-либо отчеты.

Последовавшие за этим драматические события знаменовали собой поразительную перемену в жизни Федермана. Прежде всего, он был схвачен в собственном доме в Генте. После этого его бросили в антверпенскую тюрьму, а товары конфисковали. Его дело переходило из одного суда в другой. В конце концов оно добралось до Совета Фландрии, где слушания проводились только на латыни или на фламандском – испанский и немецкий игнорировались. Разумеется, все решения там принимались в пользу Вельзеров. Федерман пытался устроить так, чтобы его дело перевели в Совет Индий, и в этом получил поддержку кастильской короны.

Наконец Федермана присудили выпустить из антверпенской тюрьмы под залог в 8 тысяч дукатов. Однако фламандские власти отказались повиноваться приказу об освобождении, требуя, чтобы Федерман выплатил им 100 тысяч дукатов изумрудами, а также 15 тысяч дукатов золотом – сокровища, по их утверждению, полученные им от Хименеса де Кесады. Федерман отрицал что-либо подобное, однако результатом было его дальнейшее заключение в тюрьме, с удержанием его товаров фламандскими властями. По слухам, все, что Федерман привез с собой из Америки, было помещено им в банк Кристобаля Райзера – представителя дома Фуггеров в Севилье{1087}1087
  О Райзере см. Kellenbruz, Los Fugger en Espana y Portugal hasta 1560, Salamanca, 2000.


[Закрыть].

Двадцать второго сентября 1540 года в антверпенской тюрьме появился председатель Совета Фландрии и предложил Федерману подкрепить доказательствами свое утверждение, будто Вельзеры в Новом Свете занимались мошенничеством. В случае, если такие доказательства не будут предоставлены, ему предстояло подвергнуться физическому избиению одним из представителей дома Вельзеров. Федерман признал обвинение. Немедленно вслед за этим император, к этому времени узнавший о невероятных достижениях Федермана, повелел, чтобы заключенного препроводили в Испанию. Федерман прибыл в Мадрид в феврале 1541 года. После этого Совет Индий настоял на своей исключительной компетенции во всех вопросах, касающихся тяжбы между Вельзерами и Федерманом. Вельзеры подали жалобу, требуя возвращения обвиняемого во Фландрию; им было отказано. Федерману предоставили новую отсрочку до конца 1541 года.

В августе 1541 года он предстал в Мадриде перед судом, в котором председательствовал принц-регент Филипп, и признал, что его жалоба на Вельзеров была вызвана лишь желанием обеспечить себе освобождение из тюрьмы во Фландрии. После этого он перевел себе доход от своей энкомьенды в Боготе, назначенной ему Хименесом де Кесадой. К этому времени он был уже в Вальядолиде, под домашним арестом; и именно там его настигла смерть в феврале 1542 года.

Таким образом, покорение плато, на котором был основан город Санта-Фе-де-Богота, принесло почти столько же несчастий завоевателям, сколько и завоеванным. Долгие годы изгнания Хименеса де Кесады стали печальным комментарием к его выдающимся достижениям. Судебные преследования, которым подвергся Федерман, оказались для него едва ли не более разрушительными, нежели джунгли восточных отрогов Анд. Единственным из трех конкистадоров, столь непредвиденно встретившихся в Боготе в 1540 году, кто впоследствии продолжал жить и процветать, был Беналькасар, который получил пост губернатора Попаяна, – его известность как завоевателя Перу обеспечила ему это назначение. Неграмотный, но храбрый, он был одним из немногих великих воинов, переживших эру Конкисты.

Глава 36
Великий переход Кабеса де Ваки

Миф о гигантах предостерегает нас не вступать в битву с силами Неба.

Эразм Роттердамский, «Enchiridion» («Оружие христианского воина»)

Кабеса де Вака умел выживать – он оказался единственным уцелевшим конкистадором из экспедиции Нарваэса 1528 года. Среди индейцев в дельте Миссисипи о нем шла слава; много месяцев он торговал среди них раковинами (служившими им вместо ножей), шкурами, охрой (которую индейцы использовали, чтобы раскрашивать лица), кремнями для наконечников стрел, кисточками из оленьей шерсти, клеем из сосновой древесины и высушенного тростника. Его также считали врачом. Он давно планировал перебраться на запад к Пануко (протекавшей примерно в 700 милях к юго-западу от устья Миссисипи), в Новую Испанию – но его удерживало приятное общество Лопе де Овьедо. Это был сильный и энергичный конкистадор, и Кабеса хотел, чтобы тот отправился вместе с ним. Лопе де Овьедо же постоянно говорил, что не против переселиться на запад, однако не может даже думать об этом до следующего года.

В конце концов они все же выступили и пересекли Миссисипи. На западном берегу им тотчас же повстречались индейцы, которые сообщили, что поблизости находится группа христиан, которые живут здесь уже несколько лет. Этими христианами оказались Андрес Дорантес, Алонсо дель Кастильо и раб Эстебанико – также бывшие участники экспедиции Нарваэса. Дорантес был уроженцем Бехара в северной Эстремадуре – города, где женился Кортес; дель Кастильо прибыл из Саламанки; Эстебанико, возможно, был бербером. Все пятеро решили вместе отправиться к Пануко – однако когда они уже были готовы двинуться, Лопе де Овьедо внезапно сказал, что хочет взять с собой кое-кого из своих индейских любовниц. Он покинул своих друзей, намереваясь собрать женщин – и никто его больше не видел. Возможно, женщины уговорили его остаться.

Несколько месяцев Кабеса де Ваку держало в рабстве семейство одноглазых индейцев (так он их описал). Множество раз, по его воспоминаниям об этих людях, «они говорили, что мы не должны предаваться печали, поскольку вскоре им принесут колючие груши[138]138
  То есть плоды опунции. (Прим. авт.)


[Закрыть], и в конце концов они действительно появились». У этих людей было множество странностей. Например, они поджигали лес, чтобы вынудить ящериц и прочих подобных зверей выбежать из укрытий, после чего убивали их и ели. Они ловили оленей, окружая их кострами и отгоняя от знакомых пастбищ. Животным приходилось поневоле идти туда, где индейцы могли их убить, чтобы затем съесть. Из оленьих шкур они делали себе плащи, обувь и щиты. Они разводили костры, чтобы отгонять москитов, которые невзирая на это продолжали их донимать.

Кабеса, Эстебанико, дель Кастильо и Дорантес сговорились бежать от своих индейских хозяев под прикрытием темноты, когда наступит новолуние. Так они и поступили, и оказались на территории индейцев маркаме, на чьем языке, по всей видимости, могли говорить. Не успели они прибыть, как в тот же вечер несколько индейцев пришли к дель Кастильо, жалуясь на ужасные боли в голове и умоляя их излечить. Дель Кастильо начертал в воздухе знак креста и объявил, что вверяет их Господу, после чего индейцы сказали, что все их боли прошли. То же произошло еще в нескольких случаях. Эти события принесли испанцам не меньшее утешение, нежели индейцам, поскольку укрепили их веру. Кабеса отмечал: «Случившееся побудило нас вознести многие хвалы нашему Господу, ибо мы еще полнее узнали благость Его и утвердились в надежде, что он освободит нас и приведет туда, где мы сможем Ему послужить. Что до самого меня, то я всегда имел веру в Его милосердие и в то, что Он избавит меня из этого плена». Кабеса предпринял также относительно «врачебное» действие, удалив стрелу из оленьей кости, засевшую в груди одного индейца довольно близко к сердцу. «Это исцеление, – вспоминал Кабеса, – принесло нам славу повсюду в этой земле».

Кабеса сообщает также, что индейцы рассказывали о злом духе по имени Мала Коса, который приходил в дома с горящей головней и забирал все, что ему нравилось, а иногда он приходил с острым ножом и вырезал внутренности у людей, которые ему не нравились. Он мог появиться на танцах – иногда одетый как мужчина, иногда как женщина; мог поднять в воздух жилище и обрушить его на землю, если ему приходило такое желание. Ему часто приносили пищу, однако он никогда ничего не съедал; и говорили, что он живет в расщелине в земле. Испанцы заверили индейцев, что если те будут лишь верить в Бога, демоны наподобие Мала Косы уйдут и никогда не вернутся – и в самом деле, все то время, пока они были в селении, этого демона никто не видел.

Затем Кабеса де Вака и трое его друзей двинулись дальше. Путешественники постоянно были голодны и раздеты – за исключением ночей, когда они покрывались оленьими шкурами, чтобы согреться. Они меняли эти шкуры дважды в год, по примеру змей.

Переход четверых испанцев через земли, впоследствии вошедшие в состав Техаса, представлял собой примечательное зрелище, поскольку к ним присоединилось большое количество индейцев, каждый из которых нес с собой дубинку. В конце концов, как писал позднее Кабеса, им начали попадаться деревни, жилища в которых были постоянными, а жители питались кашей из растертых зерен, бобами и маисом, а также олениной или зайчатиной. Однажды Алонсо дель Кастильо увидел пряжку от портупеи, болтавшуюся на шее у одного из индейцев, с нашитым на нее гвоздем из подковы. Дель Кастильо спросил, откуда это взялось. «С неба», – гласил ответ. Они принялись задавать вопросы и через некоторое время выяснили, что

«…те, кто принес эти вещи, носили бороды, как и мы; эти люди пришли с Небес и добрались до реки [Миссисипи], и у них были лошади, копья и мечи, и они ранили копьями двоих людей. Куда они ушли? Индейцы сказали, что они ушли к морю и сунули свои копья под воду, и что они последовали за ними, и позднее видели, как они плыли по воде, направляясь в сторону солнца».

После этого до экспедиции Кабеса де Ваки начали постоянно доходить слухи о христианах. Они видели много мест, покинутых из-за того, что «здешние люди боялись христиан, даже несмотря на то, что земля была плодородна и прекрасна»{1088}1088
  Cabeza de Vaca, 107.


[Закрыть].

«…Они принесли нам одеяла, которые прятали из страха перед христианами, и дали их нам, и даже поведали, как христиане неоднократно вступали на их землю, разрушая и сжигая деревни и уводя с собой половину мужчин и всех женщин и детей, и как те, кому удалось скрыться, теперь блуждали повсюду, не имея прибежища. И мы увидели, что они были столь напуганы, что не осмеливались оставаться на одном месте надолго, и не желали и не могли ни сеять зерно, ни обрабатывать землю, но были намерены поскорее принять смерть, ибо почитали это лучшим, нежели ждать того жестокого обращения, какое им довелось вынести»{1089}1089
  Ibid., 117.


[Закрыть].

Спустя еще несколько недель Кабеса де Вака и Эстебанико, пошедшие вперед в сопровождении одиннадцати индейцев, встретили одного из этих загадочных христиан – Ласаро де Карденаса, с тремя другими испанцами; все они ехали верхом. Это произошло в Лос-Охуэлос, в дне пути от Цинабы, что на реке Петатлан, примерно в тех местах, где сейчас расположен штат Синалоа. Таким образом, Кабеса пересек весь современный Мексиканский полуостров.

Карденас отвел путешественников к своему капитану, Диего де Алькарасу, а Эстебанико отослали назад, чтобы привести Андреса Дорантеса и Алонсо дель Кастильо. Те прибыли с эскортом из 600 индейцев. Кабеса де Вака долго препирался с Алькарасом, который вначале хотел обратить в рабство индейцев, приведенных Кабесой; однако в конце концов согласился отослать индейцев обратно, пообещав не нападать на них.

Путешественники двинулись дальше на юг и дошли до Компостелы. Слухи об их прибытии уже начали распространяться. В июле они добрались до Мехико, где их с почетом приняли Кортес и вице-король Мендоса – хотя еще много месяцев они оказались не способны носить одежду и предпочитали спать на полу, а не в постелях. Были устроены пышные торжества, турниры с тростниковыми копьями и бои быков.

Проведя осень и зиму 1536 года в столице, четверо путешественников весной 1537 года отправились в Вера-Крус, где 10 апреля сели на корабль, отправляющийся в Испанию, с остановками в Гаване, на Бермудских и Азорских островах и наконец в Лиссабоне, прежде чем достигнуть Санлукара. По дороге им доставили некоторые неприятности французские пиратские корабли, однако в конце концов они прибыли в Кастилию как раз вовремя, чтобы приветствовать и пожелать счастливого пути Эрнандо де Сото – ветерану Перу, который решил вернуться в Новый Свет, чтобы завоевать столько территорий в Северной Америке, сколько сможет.

Глава 37
Эрнандо де Сото в Северной Америке

Величие души – редчайшее качество из всех, какие можно встретить в людях, творящих историю.

Якоб Буркхардт, «Размышления о всемирной истории»

Самой блестящей из экспедиций, выступивших из Испании в конце 1530-х годов, была та, которую возглавил завоеватель Перу, бесшабашный, отважный и предприимчивый Эрнандо де Сото – человек, стоявший в авангарде всех побед Писарро. Двадцатого апреля 1537 года он заключил в Севилье контракт на завоевание и заселение земель между рекой Лас-Пальмас в Мексике и отмелями южного побережья Флориды. Контракт давал ему титул губернатора Кубы. Как аделантадо Флориды, он имел право взять с собой 1500 человек и должен был получать от испанского правительства 500 дукатов в год. Помимо этого, у Сото имелось 180 тысяч крусадо из сокровищ, добытых в Перу. Он собирался взять с собой большую свиту, в которую входили несколько перуанских ветеранов, а также его новая жена Исабель де Бобадилья, дочь Педрариаса.

Незадолго до этого в Кастилию вернулся Кабеса де Вака с сообщением о том, что Флорида является богатейшей страной; однако он прибавил, что, хотя он желает Сото всего наилучшего, ни он сам, ни Андрес Дорантес не могут его сопровождать, поскольку они «не желают разглашать некоторые увиденные ими вещи, иначе кто-либо может выпросить себе губернаторство заблаговременно»{1090}1090
  Elvas, 136.


[Закрыть]. Никто не знал, что означают эти таинственные слова. Кое-кто из людей, решивших отправиться в Индии вместе с Сото (Бальтасар Гальегос, Кристобаль де Эспиндола) признались Кабеса де Ваке, что поступили так из-за его странного высказывания.

При дворе Сото встречали приветливо. Многие из близких к монарху людей планировали присоединиться к экспедиции – например братья Осорио, Франсиско и Антонио, потратили кучу денег на снаряжение. Вообще, 130 тысяч кастельяно, щедро выделенные Эрнандо на экспедицию, в шесть раз превышали сумму, потраченную Педрариасом двадцатью годами раньше. За многих участников Сото заплатил сам. Он купил за 1212 дукатов 800-тонный галеон «Ла-Магдалена» у знаменитого корабельного мастера в Триане, а также галеон «Сан-Хуан» – за 1410 дукатов. Он взял с собой 800 квинталов сухарей и изрядный запас солонины. Корабли были под завязку нагружены оливковым маслом, водой и вином; груз включал в себя также «сталь, железо для уздечек, лопаты, мотыги, короба, веревки, корзины, аркебузы, порох, арбалеты, мечи, кольчуги, щиты, сапоги, священные сосуды для совершения мессы, бусы и другие товары для подарков – а также железные кандалы и ошейники для рабов»{1091}1091
  Garcilaso, II, 628.


[Закрыть]. Лошадей, зерно и прочие припасы предполагалось закупить на Кубе.

Помимо прочего, у Сото было двое выдающихся командиров: его пехоту должен был возглавить Франсиско Мальдонадо, а кавалерию – Педро Кальдерон. У Сото имелась личная охрана из шестидесяти алебардщиков под началом Кристобаля де Эспиндолы, который в будущем станет чиновником инквизиции в Новой Испании. Вероятно, Сото предполагал завоевать все американские земли в северном направлении.

Экспедиция отплыла из Санлукара в апреле 1538 года, с весьма величественной церемонией. Как обычно в подобных экспедициях, они остановились на несколько дней на Канарах, где их приветствовал одетый в белое губернатор. Здесь к ним присоединилась дочь губернатора, Леонор де Бобадилья, чтобы путешествовать в качестве фрейлины при своей кузине Исабель, жене Сото. (Вскоре Леонор соблазнил Нуньо де Товар, один из старших капитанов Сото, позднее женившийся на ней и – как ни странно, в связи с этим получивший у Сото отставку.)

Сото добрался до Кубы, места своего губернаторства, в июне 1538 года. Он высадился на берег в Сантьяго. Здесь его флагман «Сан-Кристобаль» наткнулся на отмели Смитс-Ки, и были опасения, что его уже не спасти. Многие поспешили покинуть борт судна в шлюпках, даже некоторые выдающиеся люди поддались панике, решив, что «сейчас не время геройствовать». Однако в результате потеряно было только вино.

Сото высадился в Сантьяго 7-го числа, встречаемый пышными торжествами. Ему и его товарищам очень понравилось то, что они увидели: в городе было множество испанцев, живших в хороших домах, некоторые из которых были каменными, а некоторые крыты черепицей. Но у большинства домов стены были деревянными, а крыши крыты соломой. Множество пригородных домов поблизости могли похвастаться фиговыми деревьями, соснами, гуавой, бананами и сладким картофелем, из которого делался хлеб; возле некоторых имелись апельсиновые рощи. Имелся и дикий скот. Уже сейчас в Сантьяго и Гаване (в западной части острова) жили по семьдесят-восемьдесят испанских семейств, еще в шести городах было от тридцати до сорока дворов в каждом. Во всех этих городах не только имелась церковь, но был также священник, а в Сантьяго уже действовал небольшой монастырь францисканцев. В то время, пока Сото оставался на Кубе, был введен налог «на защиту от бунтовщиков, диких индейцев и французов»{1092}1092
  Ibid., 168–70.


[Закрыть]. Это требование встретило значительное недовольство.

В Сантьяго, тогдашней столице Кубы, Сото вручил свои верительные грамоты городскому совету, подтверждая свой губернаторский пост. Последовали обычные торжества и увеселения – балы, маскарады, конские и бычьи бега. Новый епископ, Диего Сармьенто, который перед этим был ректором картезианского монастыря Лас-Куэвас в Севилье, прибыл в Сантьяго приблизительно в то же время, что и Сото. Его тоже чествовали.

Спустя несколько недель новый губернатор отправился в Баямо, милях в восьмидесяти к западу, верхом на новой чалой лошади, которую ему подарили жители Сантьяго. Затем он добрался до Пуэрто-Принсипе, еще в 150 милях дальше на запад, и там к нему присоединился Васко де Поркальо, участвовавший в экспедиции Нарваэса в Новую Испанию, которого Сото назначил своим капитан-генералом. После этого Сото сушей добрался до Гаваны, которая должна была стать местом его отбытия и которую уже десять лет как перенесли на северное побережье острова с южного, где был изначально основан этот город{1093}1093
  Не найдено никаких признаков остатков Старой Гаваны на южном побережье.


[Закрыть]. Лас-Касас вспоминал, что в те времена леса были настолько густыми, что можно было проехать остров из конца в конец, ни разу не выезжая на солнце. В Гаване к Сото присоединилась его жена Исабель, добравшаяся туда из Сантьяго по бурному морю.

Сото не сомневался, что экспедиция во Флориду сделает его богатейшим человеком в мире. Он ничего не оставлял на волю случая. Так, он выслал вперед своего счетовода Хуана де Аньяско, который был хорошим географом и происходил из одной из знатнейших семей в Трухильо (Эстремадура), чтобы разведать побережье Флориды. Аньяско взял пятьдесят человек и отправился на двух пинассах. Избегая болот на южной оконечности Флориды, они посетили несколько мест на побережье Мексиканского залива, среди них Шарлотт-Харбор (тогда это место называли Ла-Бахиа-де-Хуан-Понсе-де-Леон) и залив Тампа (Бахиа-Онда). Во втором из названных Аньяско захватил в плен четырех индейцев, которые позднее стали служить переводчиками. Они заверили своих полных азарта и легковерных похитителей, что «во Флориде много золота»{1094}1094
  Elvas, 56; CDI, III, 417.


[Закрыть].

Тем временем Сото довелось повстречаться лицом к лицу с карибской реальностью: возле Баракоа на востоке Кубы вспыхнуло индейское восстание, к которому присоединились некоторые из африканских рабов. Бартоломе Ортис, верховный магистрат Сантьяго, выслал небольшой отряд, чтобы разгромить мятежников, однако его люди были перебиты своими индейскими проводниками. Потребовалось некоторое время, чтобы подавить восстание{1095}1095
  Wright, 220–22.


[Закрыть].

Сото находился в Гаване, занятый организацией отдельных деталей своей экспедиции. У него не хватало наличных денег, в связи с чем он послал письмо в Панаму своему старому другу Эрнандо Понсе де Леону, внесшему столь большой вклад в завоевание Перу, прося его одолжить 10 тысяч дукатов. Алонсо де Айяла продал принадлежавшую Исабели де Бобадилья ферму в Панаме за 7 тысяч песо. Понсе де Леон приплыл в Гавану, где на какое-то время оказался практически пленником Сото, который вытряс из него 8 тысяч кастельяно и пару серебряных стремян. После этого Понсе де Леон отбыл в Севилью, где спрятал остатки своих сокровищ, чтобы избежать налогов, а также купил большой дом. Сото тоже вкладывал деньги в землю – на Кубе, где он основал плантации в Кохимаре и Майябеке, неподалеку от Гаваны.

И вот наконец в мае 1539 года начался последний этап великого путешествия Сото во Флориду. К этому времени у него было девять кораблей (пять нао, две каравеллы и два пинасса), на которых плыли 600 участников экспедиции, а также около 130 моряков. Около 240 из этих шести сотен бойцов были всадниками. Заместителем главнокомандующего стал Васко Поркальо де Фигероа, впервые прибывший в Индии вместе с Педрариасом и ставший близким другом Диего Веласкеса, а также спутником Кортеса и Нарваэса. Снабжена экспедиция, судя по всему, была очень хорошо: 3000 лоудов[139]139
  То есть порядка 3300 кг. (Прим. перев.)


[Закрыть] маниоки, 2500 свиных лопаток и 2500 фанег маиса.

Сото оставил свою жену Исабель на посту временного губернатора Кубы, дав ей в помощники опытного, хотя и пожилого Хуана де Рохаса. Именно Хуан де Рохас, много лет назад случайно увидев сокровища, которые друзья Кортеса Франсиско де Монтехо и Эрнандес Портокарреро везли из Веракруса в Испанию, рассказал Диего Веласкесу об их ценности. Рохас также вкладывал деньги в экспедицию Кортеса в 1519 году. На нем лежала основная ответственность за перенос города Гавана с южного на северное побережье Кубы в конце 1520-х годов – испанцы, вкупе с верховным магистратом Сантьяго Бартоломе Ортисом, вступили в жестокие разногласия с кубинскими поселенцами, поскольку корона намеревалась добиваться освобождения всех индейцев, в то время как поселенцы всячески противились этому.

Двадцать пятого мая флотилия Сото оказалась в виду побережья Северной Америки, а 30 мая они достигли, по всей видимости, залива Тампа, который они назвали Эспириту-Санто{1096}1096
  Обсуждение, а также ссылки на работы Чарльза Хадсона по этому вопросу см. Duncan, 243.


[Закрыть]. Это были не совсем дикие территории, поскольку всего лишь в двух лигах (шести милях) отсюда находился город Иррига, где правил индейский вождь Усита – сейчас на этом месте расположен город Раскин. Испанцам удалось без помех выгрузить на берег всех лошадей.

Немедленно вслед за высадкой помощник Сото Васко Поркальо отправился на рекогносцировку. Повстречав шесть индейцев, которые пытались противостоять ему при помощи луков и стрел, он убил двоих из них, но остальным удалось скрыться в болотах, где лошади не могли пройти. Сото поплыл вдоль берега на пинассе и занял другой маленький городок, Окото, население которого бежало. В то же время индейцы, захваченные в плен Аньяско и предполагавшиеся на роль проводников или переводчиков, также бежали.

Окото состоял из семи или восьми домов, сделанных из дерева, но крытых пальмовыми листьями; все они были построены на возвышении – очевидно, чтобы облегчить их защиту. Здесь был также храм, на верхушке которого деревянная курица смотрела вокруг золотыми глазами; внутри она была наполнена низкокачественным жемчугом. Сото и Поркальо, а также Луис Москозо, разместились в доме вождя. Остальные члены испанского отряда вырубили окружающий лес на расстояние выстрела из арбалета, чтобы обеспечить защиту. Затем они начали строительство палисада из земли и кольев.

Индейцы, бежавшие из первого поселения Сото, и те, что перед этим напали на его отряд, принадлежали к племени тимука. Они поклонялись Солнцу, строили дворцы своих вождей на высоких земляных курганах, разукрашивали свои тела татуириовками птиц и змей, а также геометрическими узорами. Их вожди властвовали над группами населенных пунктов. У большинства из них были черные волосы, смуглая кожа, сильные руки и черные веселые глаза. Они были отличными бегунами. В сражении они использовали шестифутовые луки, из которых выпускали смертоносные стрелы из тростника или камыша, с наконечниками из острых камней или даже рыбьих костей, способные пробивать кольчуги и щиты.

В июне 1539 года экспедиция получила обескураживающий опыт. Бальтасар Гальегос, который был главным коннетаблем, выступил приблизительно с сорока кавалеристами и восьмьюдесятью пехотинцами, чтобы исследовать территории к северу от Окото. Они повстречали двадцать раскрашенных красной краской индейцев, в уборах из перьев и с длинными луками. Испанцы атаковали их – но внезапно один из индейцев объявил, что он – Хуан Ортис из Севильи, ветеран экспедиции Нарваэса. Добравшись до Кубы, он затем вернулся обратно во Флориду. Здесь он попал в плен к индейцам; те положили его на решетку и начали поджаривать. Его спасла дочь вождя, который впоследствии никогда ему не помогал, поскольку его мать была до смерти забита камнями по приказу Нарваэса. Ортис жил вместе со своей принцессой девять лет и совсем превратился в индейца: носил юбку из травы и штаны, имел татуировки и ходил с луком.

После встречи с соплеменниками Ортис вновь благополучно стал испанцем и сделался у Сото главным переводчиком. Он упросил Сото и его товарищей не преследовать его индейских друзей, как если бы те были оленями, поскольку «они подарили мне жизнь». Также он сообщил им неожиданную новость: насколько он знал, во Флориде не было никакого золота. Эта обескураживающая информация возымела предсказуемое воздействие на преданность, питаемую Васко Поркальо к Сото, и вскоре тот возвратился на Кубу{1097}1097
  Oviedo, Historia, II, 163; Wright, 170–71.


[Закрыть]. Вероятно, его первостепенной целью было найти рабов для своих кубинских плантаций; впрочем, он оставил своего сына Лоренцо Суареса продолжать путь вместе с экспедицией.

Продолжая держать в уме неприятное известие Ортиса, Сото отправился в новую разведывательную вылазку. Его целью по-прежнему было найти хорошее место для испанского поселения, которое было бы к тому же богатым, и прежде всего – где было бы золото. Эспириту-Санто, однако, не казался подходящим кандидатом для такой судьбы. Однако вождь близлежащего городка, Уррипаракушки, заверил его, что в Окале, немного дальше к северу, испанцы найдут столько сокровищ, сколько смогут унести. Он добавил, что в Окале индейцы даже воюют в золотых шапках. Бальтасар Гальегос усомнился в этом, но Сото, душа более простая, преисполнился энтузиазма. Испанцы в Новом Свете постоянно обманывались подобными золотыми мечтаниями.

Оставив половину своих людей в Эспириту-Санто с Педро Кальдероном де ла Барка, Сото отправился вглубь Флориды в северо-западном направлении. В Окале, как выяснилось, имелся маис, но не было золота. В конце концов Сото и его товарищи оказались на территории индейцев-апалачей, главное поселение которых находилось на месте современного Таллахасси. В нем проживали, должно быть, около 100 тысяч индейцев.

Как и большинство туземцев Нового Света до прихода христиан, апалачи поклонялись Солнцу, выращивали маис, питались моллюсками, строили города с пирамидами, на которых воздвигали храмы, и жили в круглых жилищах. Они играли в игру наподобие пелоты – с жестким мячом из оленьей кожи; целью игры было пробиться к финишу – шесту, на котором было водружено чучело орла. Попавший в орла получал два очка, попавший в шест – одно.

Здесь Сото снова собрал свои силы: из Эспириту-Санто подошел отряд Кальдерона. Испанцы были в восторге от плодородия земли апалачей, хотя обещанного золота нигде и не было видно. Поэтому Сото отослал в Гавану послание с указаниями восполнить его припасы и встретить его на следующий год в окрестностях Таллахасси. В случае, если они так ничего и не найдут, Сото дал понять, что собирается продолжать путешествие вплоть до Миссисипи, о которой он знал из отчетов предыдущих исследовательских экспедиций{1098}1098
  Duncan, 307.


[Закрыть].

Третьего марта 1540 года Сото и его маленькая армия повернулись спиной к изведанному миру Мексиканского залива и выступили в направлении описанного им волшебного царства под названием Кофитачеки. До него лежал долгий путь на северо-восток, через реки Охлоконек и Флинт, что протекают на юге нынешней Джорджии. Испанцам не без труда удалось переправиться через эти водные преграды, используя индейские цепи для перетаскивания плотов через реки. Они остановились в Капачеки, где индейцы напали на отставших.

Затем им повстречались индейцы племени нижних кри, жившие в хороших домах из кедровых или сосновых стволов, в крупных поселениях, окруженных палисадами и выстроенных вдоль рек. У них было хорошо развито земледелие, также они производили доброкачественные гончарные изделия, корзины, ювелирные изделия и даже скульптуры. Женщины носили покрывала, сотканные из тонких нитей, ожерелья из драгоценных камней, серьги, подвески, амулеты и бусы из ракушек, кости и дерева{1099}1099
  Ibid., 35.


[Закрыть].