Текст книги "Плацдарм"

Валентина только мысленно пожала плечами. Нет, конечно его можно понять – он – как и она – офицер и делает то, что приказало начальство. Но он ведь и врач, и давал клятву Гиппократа – как он может быть равнодушен к людским страданиям? Или от местных магов набрался?

* * *

Капитан медслужбы Валентина Тишкова, тридцати лет, не замужем, беспартийная, в отличии от большинства своих коллег – да и прочего персонала ОГВ к магам относилась с изрядным скепсисом.

Да, они кое-что могут – то ли потому что тут как думают ученые, есть какая-то неведомая на Земле энергия, то ли потому что занимаются этим уже тысячи лет без перерыва – и неизвестно, если бы на Земле не жгли многие века ведьм да не карали за чародейство – может и у них смогли бы не хуже.

Но на ее взгляд маги были не так мудры и сильны. Вот те же целители в большинстве своем обходились набором стандартных заклинаний – не помогло, значит не судьба.

К примеру, сифилис или тиф тут лечили просто и радикально – заклятьем или алхимическим отваром повышали температуру тела до той, при которой возбудитель погибал и держали ее нужное время. Если бедолага этого не выдерживал – ну что ж: на все воля Судьбы и Незримых. А вообще-то на здоровье и жизнь тут смотрели просто. Скорее мужик приглашал знахаря к корове, чем к детям и жене. Магия могла остановить моровое поветрие, но могла и не сработать. А прочтя описание некоторых эпидемий, Валентина почему-то подумала, что тут не обошлось без вмешательства человека. Вот не далее как вчера старая Саерна рассказала им историю про то, как «пробудилось древнее зло». Три сотни лет назад ужасное бедствие обрушилось на остров Кая. Вначале непонятный мор начал косить домашнюю скотину – коней, быков, верблюдов, слонов, коз, и ручных куниц и виверниц-крысоловок, и даже хомяков и белок, что держали для увеселения детей. Затем стали умирать дикие животные – смерть одинаково косила и крошечных полевок и медведей и лесных львов. Даже птицы умирали. Лишь холоднокровных гадов, змей и тритонов обходила болезнь. А потом начали умирать и люди. Болезнь не щадила ни старого ни малого, и – чего не было прежде – ни один из заболевших не выживал. Вначале приходила непонятная тоска и кошмары. Затем внезапно люди корчились в судорогах, не могли выпить ни глотка воды – их тут же выворачивало на изнанку, кричали в бреду – и умирали не позже чем через месяц. Счастливы были те, кто уходил из жизни спустя несколько дней. Маги и лекари находили, что болезнь эта состоит в родстве с бешенством, но известно, что водобоязнь передается лишь через укусы заболевших тварей, и никак иначе. К счастью, предупрежденные своими магами, владыки окрестных островов вовремя перекрыли пути, идущие от острова, и сжигали все корабли, что пытались отплыть от проклятого богами острова. В конце концов, на Кео уцелело лишь несколько семейств, умудрившихся спрятаться в пещерах и недоступных уголках, и ставших полубезумными от пережитого ужаса. Да еще крысы – хотя они и умирали первыми, но уцелевшие твари быстро расплодились. И есть предание, что кошмар, уничтоживший почти сто тысяч человек, начался вскоре после того, как местные жители случайно раскопали древнее подземелье времен чуть ли не первой из Великих Войн.

Одним словом, врачу не грозило тут остаться без работы, и у нее будет еще немало поводов утереть нос слишком зазнавшимся поклонникам целительской магии. Вроде этой юной сопливки из грайниток – как ее – Виилена?

…Виилена, целительница пятой ступени из ковена Грайни, славного в Аргуэрлайл, закончила очередную процедуру, и попрощавшись с больными, отправилась мыть руки.

Когда месяц назад в их Дом (а принадлежала Виилена к одному из двадцати главных Домов Грайни в этой части мира) явились посланцы от жителей иного мира, и сказали, что им нужны услуги лучших лекарей, то – неслыханное дело – старшие целительницы даже собрались на совет: можно ли оказать помощь пришельцам из-за предела мира?

В конце концов, после долгих дебатов, было признано, что коль скоро эти пришельцы являются людьми, то и отказать им в помощи ковен Грайни не имеет права.

И в числе отправленных в лагерь чужаков оказалась и она.

Десять полноправных магов и две ученицы надо сказать сразу пришлись тут ко двору.

Лекари чужаков правда пытались что-то возражать на первых порах – тут медикусы еще не прониклись своим ничтожеством перед магией. Но она быстро поставила их на место – исцелив пару старых ран у их командиров.

А когда она рассказала о том, что лекарство от бесплодия можно получить, собрав и смешав десяток обычных трав, старший медикус – уже немолодой, с аккуратными усами – как ей сказали, один из лучших знатоков траволечения, пришел в настоящий восторг.

Нет, как бы то ни было, а она весьма довольна, что попала сюда – хотя бы ради того, чтобы эти люди считающие себя очень учеными, поразились ее искусству, и признали превосходство ковена Грани над их знахарством.

Теперь, когда черный морок колдунов с севера развеян, можно и отдохнуть. И как она будет отдыхать, Виилена уже решила.

Нужно найти ту высокую тонкую женщину – армейскую целительницу с четырьмя звездами на плечах.

Не долго думая, Виилена отправилась на улицу Оружейную – там где квартировали военмедики.

Спросив у пробегавшего мимо солдата дорогу, она толкнула дверь.

– Не заперто, – донеслось из комнаты маленького домика.

Войдя, Виилена оглянулась.

В большой комнате порядок был не то чтобы образцоый, но вполне приемлемый.

Несколько войлочных кошм на полу и побеленных наскоро стенах, рукомойник с ведром под ним, в углу, железная печка из бочки в другом углу, стол несколько мешков и походный сундук под смешным названием «чемуддан».

Целительница лежала прямо в форме на аккуратно застеленной койке, даже не сняв сапог, и читала какую-то книгу.

Еще девушка отметила стоявшую под койкой бутыль с «духом вина» – его тут применяли для разных лекарских надобностей, и пустой стакан на столе с огрызком вяленой баранины.

Девушка про себя кивнула.

Похоже, она явилась вовремя – ибо если человек начинает пить один, значит душа его и впрямь нуждается в помощи.

– Здравствуй, Валли! – обратилась она к капитану.

День добрый, Виилена, – бросила Валентина.

– Слушала сегодня этого своего медикуса?

Та кивнула.

– Он не нравится мне – безапелляционно сообщила грайнитка. Он сам никого не убивал, но похож на убийцу. Целитель не должен брать в руки оружия.

Впрочем, сейчас я хочу поговорить не о нем а о тебе.

– А на службе нельзя было поговорить? – удивилась Валентина. Честно сказать я думал передохнуть…

– Терпение, – подняла ладошку Виилена. У вас есть такая пословица – «Кто лечить лекаря?»

– У нас говорят – «Врачу – исцелися сам» – чуть улыбнулась капитан. И кого нужно лечить? Тебя? Я-то вроде здорова… – она поворотом головы указала на гантели на коврике.

– Телом, пожалуй да, – кивнула грайнитка. А вот душой?

– Ты о чем, ээ, коллега, – как-то странно напряглась Валентина.

– Ты действительно не понимаешь? – пытливо заглянула ей в лицо Виилена.

Та помолчав невесело рассмеялась.

– Ну и чем ты можешь мне помочь? Это нельзя вылечить…

– Отчего же – магия многое может, – пожала плечами девушка.

– Ты хочешь сказать что можешь избавить меня от…этого? – приподнялась на койке капитан.

– Ну, есть один обряд… Он непростой и не дешевый и мало кто им пользуется. Но для тебя я готова выполнить его бесплатно – должны же мы время от времени практиковаться в малоизвестных областях целительства.

– И как вы это сделаете? – на лице военврача было написано сомнение пополам с надеждой.

– Ну, как бы тебе объяснить – ты просто забудешь про это. Нет, – уловив испуг пояснила Виилена, – вся твоя память останется при тебе, но ты забудешь те чувства, которые ты испытывала в постели с женщинами. А раз ты их не будешь помнить, то и хотеться тебе ничего такого не будет… Тем более – ты не чистая каноро, и мужчины тебе тоже нравятся – хотя и как вижу, меньше чем наша сестра. Ну как?

Валентина почувствовала как задрожали губы и забилось сердце.

Она даже не удивилась что дерзкая девчонка так просто выведала ее сокровенную тайну – которую она скрывала с успехом и от особистов с коллегами, и даже от магов.

Как она плакала бывало ночами, как мучалась от того что не такая…

Чего бы она тогда – двадцатилетняя девчонка – не отдала за то чтобы стать обычной бабой, без всяких таких желаний! Она и в армию-то пошла после института чтобы быть среди мужчин и подальше от соблазнов, и гарнизоны старалась выбирать позахолустнее – чтобы своего пола поменьше… И вот теперь ей за просто так предлагают осуществление ее давней мечты. Стать нормальной оказывается так легко – и при этом задаром.

И главное – как просто: всего лишь забыть. Забыть о нежных ладонях ласкающих тело, о восхитительно упругих грудях, касающихся твоих – так же налившихся страстью, о прикосновении мягких губ там…

– Ну так что?.

Валентина подняла взор, и Виилена понимающе кивнула.

– Вижу, ты не так уж этого хочешь, хотя и страдаешь. И я даже понимаю – почему ты так решила. Но, – сдвинула брови грайнитка, – я все же целительница, и должна помогать страждущим…

И с этими словами она грациозно перепорхнула на койку оторопевшего капитана, и просунула той руку под рубашку…

…Закинув руки за голову, Валентина смотрела в потолок.

По комнате были разбросаны в беспорядке ее сапоги, юбка, китель. Смятые чулки свисали с окна, колеблясь под ветром, влетавшим в щелястую раму, а комбинация, брошенная на стол, вместе с лифчиком и нижней юбкой составляла своеобразный фривольный натюрморт.

– Может быть, вы и умеете больше нас, – промурлыкала Виилена, лизнув ее в плечо, – но кое в чем у вас обычаи просто дурацкие.

Это в чем же? – осведомилась Валентина.

– Женщины у вас слишком много тряпок носят под одеждой! – хихикнула скверная девчонка.

* * *

…Установленный срок прошел, но грузовик не прибыл. Видно, их не смогли подобрать – такое уже бывало. Это ведь уже не первый их рейс за целебной травой.

Пришлось заночевать в распадке.

Дарика задумчиво тихо сидела у прогоревшего костерка, ловя его тепло. Молчала, только тихо отвечала на вопросы. Отсветы углей плескались на ее бронзовеющем лице. Время от времени она отворачивалась от огня, и смотрела в даль, на звезды. Затем вдруг посмотрела на него. Взгляд был прямой, и в то же время нежный, какой-то беззащитный.

Сергей не мог оторвать глаза от нее. Прежде он даже не думал о том, что такие женщины могут существовать. Нет, его спутница не была какой-то там неслыханной красавицей. Но – это была необыкновенная женщина.

…Стояла глубокая тишина, даже лошади не всхрапывали. Где-то очень далеко прокричала какая-то птица.

Небо было густо черным, как бархат, и звезды казались бриллиантовыми крошками. Затем вершина ближайшей сопки засветилась красноватым отблеском. Сергей инстинктивно потянулся к автомату, но тут же догадался, что это всходит молодая луна. Он нервно усмехнулся.

«Вот так и пошли все разговоры о нечистой силе». Потом поймал себя на том, что другой рукой держится за амулет на поясе. И вновь усмехнулся про себя.

Вскоре над сопкой поднялся узкий серпик.

Терпко пахло степными травами.

И совсем рядом была та, что занимала почти все его мысли.

Как бы то ни было, то было чудесное путешествие.

Порой над горизонтом вставали смутные миражи каких-то фантастических городов. По словам девушек – тех, что сгинули в древних войнах, когда еще не было на Аргуэрлайле ни одного из городов нынешних.

Дарика вообще много чего порассказала землянину.

Он узнал подробности истории материка, о том, что происходило на этой земле после краха древнего мира. Например, Артема весьма впечатлил рассказ о судьбе стотысячного войска Креи, после того как их родина опустилась на дно.

Поведала магичка о своих путешествиях и приключениях.

За свои не так уж много лет («Мне уже двадцать три» – сообщила между делом) она если и не обошла весь материк, то побывала во многих странах и краях, и даже сопровождала карван торгового союза, когда тот посетил Эуденноскариад.

Увлеченная разговором, она иногда сбивалась на свой родной язык, и лишь через минуту-другую, улавливая его недоумевающий взгляд, вновь переходила на русский.

Правда, приключения были не только приятные. Помнится, они остановились на ночь в каких то развалинах.

Спустя час или чуть больше, когда веки, наконец, стали слипаться, он услышал за стеной осторожные шаги.

Лейтенант прислушался.

Да, вокруг дома явно кто-то ходил.

Песок скрипел очень громко – то, что ходило вокруг них, было очень тяжелым и массивным. И – ни звука.

Может, зверь какой? Так кони бы заржали.

Потом в окошке на миг возник силуэт, вернее сказать, закрыл полностью невеликое окошко.

Осторожно он вытащил из под куртки автомат, стараясь не шуметь и не разбудить Дарику.

Ему не улыбалось принимать бой с неведомой тварью еще и в ситуации, когда перепонки лопаются от женского визга.

Существо остановилось у входа, некоторое время шумно дыша, и как будто соображая, что делать дальше? Затем в дверном проеме, источая смрад, возникла исполинская мохнатая фигура.

Артем поднял автомат, направив ствол туда, где у незваного гостя должно быть сердце – местную фауну как он уже знал, лучше бить наверняка.

Но выстрелить не успел. Чудище тихо захрипело, и рухнуло на выщербленные плиты пола, прямо под ноги Серегину. Зловоние стало совсем нестерпимым.

Он невольно отскочил, при этом налетев спиной на кого-то, и сбив его.

Оглянувшись, он увидел тело лежавшей без движения Дарики. Должно быть, увиденное довело ее до элементарного обморока.

И было от чего лишиться чувств.

То, что лежало перед ними на пороге дома, не было ни обезьяной, ни медведем. Ростом чуть не в полтора раза выше человека и как бы не полтора метра в плечах. Фигура, несмотря на гротескные пропорции, почти человеческая. Шерсть длинная, свалявшаяся и серая, а может, и седая.

А морда…

Жуткое смешение черт саранчи, летучей мыши-вампира и павиана глядело на них тусклыми мертвыми глазами. Тремя.

Позади кто-то приглушенно вскрикнул, заставив его обернуться.

Дарика – бледная, с синими кругами под глазами, поднималась с пола.

Странное выражение было на лице чародейки – огромное облегчение, и вместе с тем – удовольствие. Как, к примеру, от хорошо сделанной работы.

Догадка пронзила Артема.

– Это, ты его?..

– Ну, я же все-таки Видящая… – пробормотала магичка.

И тут же, сморщилась, словно от боли, вновь присев на одно колено. Он кинулся к девушке, но она, уже справившись с собой, поднялась.

– Ты знаешь, что это такое? – спросил Артем.

– Это гхолль, – пояснила девушка.

– Ну и тварь! – сморщившись, высказался лейтенант.

– Не тварь, а нетварь, – поправила спутница. – Их вывели в старые времена для того, чтобы они сражались вместо людей, при этом пожирая раненных и трупы.

Тут еще таких бть не может?

– Нет, они встречаются редко, к счастью, – поспешила развеять его опасения Дарика. – Их осталось немного, хотя говорят, еще лет пятьсот назад они были настоящим бедствием кое-где. Но начисто истребить их, наверное, невозможно – мало того, что они очень живучи, так еще к тому же не нуждаются в самцах, чтобы продолжить свой нечестивый род. Древние хорошо постарались, создавая их…

Дарика упруго поднялась от костра, и прошлась, потягиваясь – и все воспрминания как рукой сняло. Как она была великолепна!

Кожаная безрукавка на голое тело, скрепленная лишь одной фибулой на груди (и на какой груди!) Ярко-рыжие волосы, заплетенные в косу – толщиной его руку. А как позванивали подвески, вплетенные в эту косу, когда она встряхивала головой! Даже этот звук, вроде самый обычный, казался ему таким приятным. И даже два пистолета, висевшие на поясе, не портили ее облика.

Он с восхищением следил, как ее босые ноги переступают по покрытой инеем степной траве. Вот она привстала на цыпочки, поглаживая гриву Перепелки – своей кобылы.

Ее ступни оставляли узкие изящные следы на посеребренном ковыле.

Воистину – дочь этого мира. Прекрасного мира.

Вода необыкновенного вкуса. Синее и глубокое небо. Ночь – сияющая мириадами звезд. И прекрасные женщины. Прекрасные, как прекрасен этот неиспорченный еще мир.

– Неужели ты не мерзнешь, Дарика? – спросил Сергей, поежившись.

– А разве холодно? – совершенно искренне удивилась она, и чуть слышно рассмеялась, блеснув великолепными зубами.

От нее пахло мятой, той самой духовитой и крепкой мятой, что растет на берегах степных рек.

За то короткое время, пока он общался с Дарикой, он окончательно уверился что перед ним замечательная во всех отношениях девушка. Его к ней влекло с такой силой и временами он даже задумывался – а не влюбился ли он? Она не была красавицей, однако в ней было нечто невообразимо привлекательное.

Неужели он в нее и в самом деле влюбился? Но ведь он и сказать ей об этом не решиться, – хотя бы потому, что совершенно не представляет, как это сделать.

* * *

– Значит, ты, товарищ Санин, уверен, что начавшаяся эпидемия – дело… э-э-э… рук враждебных нам магов?

Тихомиров в упор посмотрел на полковника, и во взгляде командующего явно читалось недоверие.

– Я не уверен, я убежден, – выдердав взгляд повторил Санин.

И продолжил.

– Нашей группой, в которую, как вы знаете, вошли и наши… специалисты, и местные маги, совместно с медиками был проведен ряд исследований. Они показали, что эпидемия носит не инфекционный, а наведенный характер.

Я даже скажу – кто это мог сделать… Примененная магия – это Знак Уничтожения.

По словам Тао Инта – его секрет – монополия ковена Хранителей равновесия.

Тихомиров нахмурился.

– Выходит, что это Конгрегация нанесла удар? Но ведь мы не воюем…

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант.

– Вашу мать! – рявкнул Антон Карлович на притихших штабистов. – Что называется – вероломно и без объявления войны – всегда у нас так!

Дождемся, что они нас тут укокошат в собственном доме!

Товарищ Тихомиров! Нужно немедленно готовится к ответному удару.

– Эпидемия, – спокойно пожал плечами победитель Сарнагарасахала. – У меня треть личного состава из клозета до сих пор не вылезает.

– Серуны хреновы! – побагровел Мезенцев. – Что мне наверх докладывать? Извините, мол, Юрий Владимирович, непобедимая и легендарная поголовно обосралась?! Причем не в переносном, а в буквальном смысле!!

– Вам лучше знать, что и как рапортовать в Москву, – меланхолически ответил Тихомиров, причем в его устах слово «рапортовать» уж больно смахивало на «доносить».

Антон Карлович судорожно стал глотать ртом воздух. – Дармоеды! За что вам тройное денежное содержание идет?! Ничего поручить нельзя! Жаль не те времена – вас всех под трибунал отдать – по законам военного времени!!

Макеев побледнел, но по-прежнему держался твердо и уверенно. Тихомиров невольно залюбовался его самообладанием. Молодчина парень, настоящий офицер. Вот на таких и держится страна, а не на подобных кагэбэшнику орателях. Тоже мне, пламенный трибун – можно подумать он не знает, как Мезенцев обгадился в контрразведке.

Дело пахло скандалом, но в дверь постучали.

Дежурный по штабу явился, сопровождаемый каким-то степным вождем, с тремя хвостами на шапке.

Товарищи, к нам явился представитель союзников, с по его словам важным сообщением.

Он прибыл из Горгирана.

Мы вас внимательно слушаем, – приосанился Тихомиров. Черт, не хватало еще чтобы союзник явился минуту назад и застал скандал между почтенными ассаардарами!

– Почтенные, – дело не терпит, – изрек вождь. Мои люди на той стороне, в Конгрегации, передали весть – они готовятся напасть – все маги готовятся выйти в поход, и применить самое черное колдовство…

* * *

Восточный предел. Горный массив Л'уэллоа

Приложив ладонь к глазам, Костюк смотрел на громоздящиеся перед ним хребты.

На тысячи метров вздымались отвесные стены, окутанные серебристой дымкой прозрачного тумана. Высокие башнеобразные пики и бездонные пропасти; могучие кряжи, изрезанные узкими извилистыми каньонами, кремнисто блестящие обрывы, морены и камнепады, белеющие на вершинах вечные снега…

В вышине можно было различить и изумрудные пятна горных лугов, и темную зелень леса, и серовато-зеленоватый покров горной тундры.

И все же здесь царил мертвый камень.

Миновав два стоявших друг напротив друга изъеденных ветрами и непогодой утеса, путники вступили в узкое ущелье, дно которого было завалено обломками скал.

Они поднялись по каменистой осыпи к крутому склону, густо заросшему кедровым стлаником и карликовыми елями, и оказались перед устьем пещеры, почти невидимой в густых зарослях.

Здесь кончился их путь по земле, и начались подземные странствия.

Старик молча вытащил из трещины в скале фонарь, затянутый слюдяной пленкой, на удивление похожий на земную «летучую мышь» и принялся заправлять его густым красноватым маслом из объемистой деревянной фляги, припасенной видать загодя.

Ни величественных готических залов с колоннами причудливых сталактитов, ни чарующих подземных озер, ни прочих пещерных красот им не попадалось.

Бесконечный извилистый каменный коридор медленно уходил назад в тусклом, красноватом свете «летучей мыши». Найярони берег масло и прикрутил фитиль до предела. На расстоянии чуть больше вытянутой руки впереди них была стена густого мрака, и такая же стена позади. Они двигались в маленьком пузыре света.

Шаги гулко гремели в тишине пещеры, временами напоминая поступь тяжелых копыт. Эхо отражалось от стен, двоилось и троилось. Воображение нервного человека с легкостью нарисовало бы целеустремленно преследующее путников некое хищное чудовище, чьи багровые глаза полыхают голодным огнем.

Звук и в самом деле был не очень-то приятным, но Алексей скоро привык к нему.

А вот к чему невозможно было привыкнуть, так это к холоду, особенно непереносимому после летнего тепла наверху. Предусмотрительно натянутая меховая куртка не помогала, время от времени капитан принимался стучать зубами. А Найярони в своей ветхой одежонке как будто не замечал стужи. Воистину, старца не брало ничего.

Стены то сдвигались почти вплотную, и тогда приходилось идти друг за другом, едва не задевая плечами камень; то расступались так, что слабый свет фонаря не достигал их. Тогда Алексею начинало казаться, что они идут по залитой тьмой бесконечной скальной равнине.

Иногда они натыкались на колодцы, уходящие вниз, и всякий раз, встречая глазами их непроглядную черноту, Костюк непроизвольно отодвигался подальше.

Возле развилки, где было потеплее, они присели отдохнуть.

– Долго еще? – спросил разведчик, жуя лепешку.

– Не очень, – невозмутимо ответил Найярони. – Еще часа три-четыре.

Вновь возобновилось их движение подземными тропами, кажущееся таким медленным. Наконец, далеко впереди забрезжил дневной свет…

Через несколько минут они вышли из тоннеля. С наслаждением распрямив затекшую спину, Костюк огляделся.

Оказались в широком квадратном зале. Три его стены были сложены из грубо отесанных каменных глыб, четвертой служила отшлифованная поверхность уходящего ввысь склона горы.

Пол был завален сгнившими балками и брусьями: остатками рухнувшей кровли.

Тут же лежала окованная насквозь проржавевшим железом массивная дверь, запиравшая когда-то вход в пещеру. Еще можно было различить следы замурованных в серый гранит петель, ныне рассыпавшихся в прах.

Над головами пришельцев в колодце стен голубело яркое небо летнего дня. Нигде никаких признаков выхода.

Пока слегка удивленный Алексей прикидывал, куда это они пришли и где может скрываться обещанная тайна, Найярони решительно пересек усыпанный трухлявым деревом пространство и оказался у самой стены.

Затем он обеими руками с силой надавил на большой прямоугольный камень, и тот, скрежеща, повернулся на невидимой оси.

* * *

Северные отроги гор Летящего Льва

Рудничный поселок Спецгеоуправления КГБ СССР

Сутар Хмор с достоинством прихлебнул вина из фляги, вытер усы, неторопливо закрыл сосуд и столь же неторопливо повесил его на пояс.

Начальство предписывало выпивать не меньше фляги красного вина в день (это же надо – начальство заставляет пить вино!), правда, оговаривая, что делать это надо не на службе, а после нее. Но поскольку хозяева почти не заглядывают сюда, отчего бы не воспользоваться возможностью? Зачем это нужно, чужинцы не уточняли. Надобно, и все!

Опорожнив флягу наполовину, он вновь глянул вниз, в карьер, где копошились закованные в цепи люди в выгоревшем рванье.

Его подопечные.

Там, внизу, под прицелом пу-ле-метов, расставленных вдоль обрыва, вперемешку с клейменными каторжниками – матерыми убийцами и грабителями, работали бывшие жрецы-резники, бывшие сотники и тысячники, бывшие чиновники и храмовые стражники, бывшие благородные мужи, бывшие…

Одним словом – бывшие люди.

Выломанный из скал черный камень – ломкий, со смолистым отблеском, залегавший в скалах тонкими пластами и прожилками, складывали в короба и на запряженных ослами повозках отвозили к стене котлована. А потом огромная лебедка подтягивала груз вверх, на стальных тросах.

Там работающие в кандалах грузчики опорожняли короба в огромные железные ящики – на каждый пошло металла столько, что хватило бы на полный доспех и оружие для сотни гвардейцев. Эти ящики ставили на самобегающие повозки пришельцев и увозили куда-то по горной дороге.

В общем, обычный быт каторжного рудника, разве что эти механизмы – грохочущие и дымящие… А в остальном – привычное дело.

Старший надсмотрщик Сутар Хмор был вполне доволен своей жизнью. Конечно, он по-прежнему побаивался этих воинов с их страшным и непонятным оружием, самоходными повозками и всем прочим. Но он уже успел понять две вещи.

Во-первых, чужинцы такие же люди, как он.

Во-вторых, он, бывший рудничный надсмотрщик Сутар Хмор им нужен, ибо без него и его сослуживцев этот рудник не будет работать.

А рудник для пришельцев почему-то очень важен, просто необходим.

Хотя на их языке надсмотрщик выучил от силы десяток слов, но по выражению лиц начальства, когда оно говорило с приезжавшими сюда военными высокого ранга, и по напряженным гримасам ассаардаров, догадывался об этом.

Вообще, зачем чужинцам этот смолистый черный камень, слухи среди надсмотрщиков и охраны ходили самые разные. Одни говорили, что с его помощью зайды могут превратить в железо любой камень: поэтому, мол, у них так много стали. Другие утверждали, что именно из него делается та зловонная жидкость, которой они кормят свои машины. Третьи намекали, что он нужен для какого-то жуткого колдовства. Спросить напрямую у хозяев никто не отваживался – даже переводчики, ближе всего сошедшиеся с ними.

К слову, чужаков на руднике было немного. Человек десять мужчин уже в годах – горных мастеров и механиков, обслуживавших огромные лебедки и повозки, полсотни солдат, пару офицеров, лекарь и поставленный над всем этим немолодой человек, носивший забавную шляпу и узкий кусок материи на шее – управляющий копями.

Теперь он с улыбкой вспоминал те первые дни…

О том, что Сарнагарасахала больше нет, а Не Имеющий Имени сокрушен, на их прииске, добывавшем железную руду, узнали через пол-луны после падения столицы.

В первые дни они в отчаянии думали бежать, бросив все на произвол судьбы, но у них почти не было лошадей, а уходить пешком значило обречь себя, жен и детей на плен немирных горцев или того страшнее – мучительную смерть от рук освободившихся каторжников.

Ведь не перебьешь же все пять тысяч рабов?

А на третий день, когда уже начали волноваться каторжники (до них каким-то образом дошли слухи обо всем происшедшем) к ним на рудник явились и сами пришельцы, о которых последний месяц только и было разговоров.

Они приехали на десятке самоходных боевых машин из стали, и с ними был отряд степняков и наемников с южной границы.

Освободили неоплатных должников и недоимщиков (а заодно – и богохульников!), даже обычных воров. Оставили в кандалах только душегубов с разбойниками, да еще насильников и прочих осужденных за подобные дела.

А потом ассаардар пришельцев собрал надсмотрщиков и сообщил им, что они все, разумеется, кто пожелает, приняты на службу новым властителям. Хмор согласился – ему нужно было кормить семью, а ничего другого, кроме как стеречь преступников, он не умел.

Их всех перевезли сюда на самобеглых арбах (о Неназываемый!), одели в одинаковую серую одежду с алыми накладками на плечах. Погонами, как называли эти тряпичные прямоугольники пришитые на плечи. При этом на погонах иногда имелись полоски – у кого-то три, у кого-то две, у кого-то одна, а у самых младших – ни одной. Сам Хмор получил одну широкую продольную полоску, что означало ранг самого старшего из солдат.

Всем им выдали жалование вперед – на его долю пришлось три золотых.

И объяснили, что тут будет новый рудник.

Из деревьев, срубленных на склонах, команды из освобожденных рабов воздвигли первые бараки, обнесенные стальной проволокой с колючками, на вышках поставили чужинские метатели… И уже через две недели они приняли под свой надзор первых рабов – тех самых каторжников с железных шахт – и первые удары кирки потревожили горные пласты в этом забытом богами месте.

Таким образом, Сутара Хмора пришельцы не только не обидели, но даже повысили в должности. Более того, жалование, которое начали ему платить, было чуть ли не в пять раз больше, чем он получал он на железных копях в Сейдале.

Работа его мало отличалась от той, к которой он привык. Правда, порядки на руднике были не такие, как прежде.

Никого не запарывали насмерть, не вешали, а самое большее – сажали в карцер на воду и хлеб. (Что отчасти разумно – какая польза от трупа?) У стражи отобрали сабли и плети – прежнее оружие надсмотрщиков. Да и вообще находиться среди каторжников с оружием было запрещено, и Сутар не мог не признать, что и в этом есть резон.

Зато всем выдали чудесные дубинки – целых двух видов. Одни – раздвигающиеся, из вложенных друг в друга тонких металлических трубок, с шариком на конце, которые можно было, сложив, легко сунуть за пояс. Другие, сделанные из непонятного черного материала, легкие, как будто деревянные, и в то же время гибкие. Ударишь такой каторжное рыло поперек хребта – будь хоть самый крепкий, взвоет от боли, как степной волк. А ни ребра, как от деревяшки, не сломаются, ни кожа, как от кнута, не лопнет. Отдышался и вновь кайлом машет по-прежнему! Просто загляденье, что за дубинки!

А жалование? А паек, включая бесплатную винную порцию?

Нет, жизнь при новых господах, чем дальше, тем больше нравилась ему.

Ведь что главное для слуги?

Найти хорошего господина!

И не важно, зачем господину смолистый черный камень, добываемый на руднике.

Вряд ли Сутар понял бы – зачем, даже вздумай кто-то из трех десятков землян попробовал объяснить ему это. Ибо ну никак не удалось бы перевести, что в отрогах хребта Летящего Льва обнаружилось богатейшее месторождение монацита – фосфата лантаноидов и тория с ураном, где содержание урана достигает четверти от веса руды – почти столько же сколько в лучших австралийских на Земле. Оставшаяся от высохшего древнейшего океана Аргуэрлайл времен здешнего мезозоя, котловина, накрытая тонким щитом осадочных пород заполненную двадцатью гигатоннами чистого монацита.