Текст книги "Плацдарм"

А вот Дерюгин, похоже, дальнейшую службу себе испортил капитально. Что ж, сам виноват, «ясновидец».

Так, теперь осталось самое неприятное: объяснить ситуацию магам.

– Товарищ генерал-лейтенант, – в дверях появился растерянный адъютант. – Там явился этот, глава Конгрегации Эйгахал Аэтт. Он просит немедленной личной встречи…

«Легок на помине, – почувствовал холодок в затылке Тихомиров. – Но как узнал?!»

* * *

Когда они вернулись в миссию, Аэтт долго, очень долго молчал, и никто из его спутников не решался нарушить это молчание первым.

Ему было горько и одновременно смешно. То, ради чего он год назад решился на самую крупную в Аргуэрлайле интригу за последние несколько веков, то, ради чего пустил под нож старую Конгрегацию, то, что должно было возвысить его на ту высоту, выше которой только боги, от него ускользало, и сделать тут было ничего нельзя.

А он уже поверил, что победа у него в кармане!

Он уже просчитал, о ком следует вовремя сказать нужное слово чужинским правителям, чтобы неудобных убрали прочь, и на их место пришли люди, нужные ему. Уже определил, с кем можно будет поработать. А его люди уже начали искать подходы к детям высоких начальников.

Уже было отобрано около сотни потенциальных магов из числа офицеров тайной службы и перспективных чиновников, на которых можно будет опереться при осуществлении его таких далеко идущих планов.

Через десяток-другой лет эта страна, занявшая одну шестую часть планеты, тихо и незаметно оказалась бы в его власти. Еще столько же времени – и весь Аргуэрлайл покорился бы ему. Сто лет – и оба мира оказались бы в его власти.

Он соединил бы знания науки Земли с древней мудростью Аргуэрлайла.

Он…

Он стал бы всемогущим и милостивым Владыкой Двух Миров!! Да кто сказал, что только двух?!

И, может быть, бессмертие – мечта чародеев всех времен – стало бы доступно ему!

И что же теперь?!

– Я позволил себе… – начал младший кормчий Ускар Фесо Торк. – Вот тут список людей, которых надо переманить из армии чужаков. Это мастера, которые смогут построить летающие машины и самоходные повозки. Кроме того, я тут прикинул, какие инструменты понадобятся им на первое время. Сейчас самое время запастись ими, пока чужинцы озабочены предстоящим бегством…

– Действуй, как сочтешь нужным, Ускар! – бросил Эйгахал. – И… оставьте меня, я должен все обдумать.

И уже у самой двери холмийцы услышали непонятное.

– Только теперь я понял, что Высочайшие действительно существуют. Лишь они одни могли так славно пошутить!

* * *

Октябрьск наполнился гамом множества людей и гулом моторов.

По пыльным улицам бестолково маршировали, сбиваясь с ноги, отвыкшие от строевой подготовки подразделения, и проезжали машины, застревая в узких переулках.

В штабе переругивались командиры, определяя очередность вывода своих частей, но эта самая очередность всякий раз сбивалась. То требовалось срочно вывезти больных из полевого госпиталя, то вдруг командование требовало мчаться обратно и забрать уже брошенные, как никчемный хлам, испорченные пушки, то оказывалось что какая-нибудь станция дальней связи – не устаревшая рухлядь, а не имеющее аналогов оборудование.

Особисты в рамках обеспечения полной секретности должны были зорко следить, чтобы никто не захватил с собой на ту сторону никаких «сувениров», которые могли бы навести умного человека на далеко идущие мысли. Пока начальство ругалось, офицеры рангом пониже и солдаты побойчее засели в кабаках Махаловки, выменивая на выпивку самые разнообразные вещицы. Торгаши, предвкушая гибель своего бизнеса, взвинтили цены почти до небес, но мало кто из землян торговался. В комендатуре уже целая комната оказалась забита всяким барахлом – от кинжалов и ножей игрисского булата до жутких костяных идолов и золотых побрякушек (вот еще непонятно было, что с этим делать).

Немногочисленные степняки, глядя на этот исход, очень сильно смахивающий на бегство, держались наособицу. Не неприязненно, но как-то сумрачно – так стараются не задевать друга, у которого умер близкий человек.

…Три человека сидело в углу кантины «Жареный суслик», заливая печаль. Три свежеиспеченных младших лейтенанта-переводчика, произведенные из солдат, сумевших освоить местные языки.

Их дальнейшая судьба была совсем непонятной – поскольку вряд ли на Большой Земле нужны знатоки тарегского и сарнагарского диалектов местного всеобщего языка.

Грустнее всего выглядел Петя Якимов.

Еще пару дней назад не было, наверное, более довольного офицера во всей ОГВ.

Еще недавно – обычный ефрейтор, не выделявшийся ничем, кроме отличной слуховой памяти и способности на слух запоминать слова песен – хоть на английском, хоть на турецком, и без запинки воспроизводить их. А теперь – нате вам: лейтенант, хоть и младший.

Его коллега Боря Кременецкий, правда, напоминал, что в войну ведь тоже солдат в офицеры производили таким образом. Только вот не от хорошей жизни это делалось.

И когда Петр усмехался, что, мол, войны и нет уже, и даже не повоевали толком, скептик Борис отвечал: «Это ты так думаешь».

Теперь же было совершенно непонятно, что с ними будет.

– Хорошо, если просто в запас с подпиской выкинут, – зловеще понизил голос Кременецкий. – А если…того?

Он выразительно провел ладонью по горлу.

– Чтоб лишнего не болтали!

– Да ты что, совсем?! – покрутил Петя пальцами у виска. – Сейчас не те времена! Ты говори, да не заговаривайся!

– Времена не времена, а вот бежим отсюда как зайцы… – сурово изрек Борис.

– Так что теперь, всем тут было надо остаться?! – вспылил Якимов. – Тебе хорошо, ты сирота!

И прикусил язык, поняв, что сморозил глупость.

– Подожди, никто и не говорит, что всем надо остаться! – вмешался Иван Токарев. – Я вот бы сделал по-другому. Оставить тут добровольцев. Бросить всю технику и боеприпасы. Ну, мастерские, горючее… На первых порах с продовольствием помогут кочевники…

– Ага, – хохотнул Боря. – Ну, так пойди в штаб и предложи!

Вспомнив о бутылке, они разлили по чаркам виноградную водку, и, не чокаясь, выпили.

Допив водку, вытрясли на стол еще пару неровных серебряных кружков – последнее, что у них оставалось.

– Борь, у тебя нет еще? – пьяно изрек Якимов. – Может, на девочку бы хватило?

– Да откуда? – пожал плечами Кременецкий.

Тут он слукавил. В кошельке у него было семь золотых монет, еще давно найденных в тайничке при разборке развалин в Октябрьске. Сумма по здешним понятиям приличная, да только вот ни на пьянку, ни даже на местных прелестниц он ее не был расположен тратить.

Потому что уже принял решение.

Он действительно сирота, и может рискнуть…

В углу неприметно пристроилась старая горбатая жрица Хэр-лика, Подземного хана. Перед ней стоял услужливо поднесенный хозяином заведения, одноглазым мельвийцем Пиратом, кувшинчик кумыса, к которому она прикладывалась время от времени, чтобы скрыть зловещую мертвую ухмылку.

* * *

Сарнагар. Бывший Запретный город

Генерал-майор Сентябрьский встал и в последний раз оглядел свой кабинет. Мрамор, нефрит, золотая инкрустация, огромный стол из разноцветного дерева.

И среди этого всего – выкрашенный в защитную краску сейф с приоткрытой дверцей и солидный черный телефон на столе рядом с настольно лампой с зеленым абажуром.

Это все останется здесь – гонять машины ради всякого старья было признано нецелесообразным.

Идут последние часы его пребывания тут. Можно сказать, последние часы советской власти в Сарнагарасахале. И последние дни соединения двух миров.

Час назад он созвал местных старейшин и сообщил им без лишних подробностей, что гарнизон уходит.

Те восприняли эту весть с неподдельным страхом и растерянностью.

И комендант понимал, почему. По очень похожим на правду слухам, остатки воинства Шеонакаллу еще таились в лесах Джаро и в отрогах хребта Лаорнато. Зная местные порядки, можно было не сомневаться, что в случае реставрации свергнутого режима всех, хоть в какой-то степени сотрудничавших с «мерзейшими чужеродцами», ждет алтарный камень.

Впрочем, есть ли эти самые Последние Верные или нет, – только местный черт знает. А вот то, что кочевники вполне могут вспомнить, что земли бывшей империи Неназываемого когда-то принадлежали их предкам, вот это будет вернее.

За дверью послышались шаги.

Должно быть, это командир комендантской роты или еще кто-то из пока остающихся тут офицеров городской комендатуры.

Но появился Уззаг Хо Хеоганн, трехбунчужный вождь.

«Странно, вроде о его прибытии в город никто не докладывал».

– Вы уходите? – произнес он, стоя в дверях.

– Да, – кивнул генерал, внимательно глядя на союзника.

– Вы вернетесь?

– Хотелось бы, – вздохнул Сентябрьский.

Они помолчали.

– Что ж, прощай, – он поклонился коменданту. – Я буду вспоминать тебя, мой друг. Как бы то ни было, но я рад, что узнал тебя, и узнал о вашем мире.

– А скажи, друг, ты… не в обиде на нас? – спросил вдруг Сентябрьский.

– За что?! – искренне изумился вождь.

– Как за что? Пришли вот, наворотили дел, перебулдыгачили тут все, не то, что на голову, на уши поставили, и вот теперь… Вроде как бросаем вас тут…

– Ассаардар, – негромко произнес Хеоганн. – Только за то, что вы сокрушили слуг Черного Солнца, все народы Степи будут возносить за вас молитвы Священной Луне и Вечному Небу, пока будет стоять этот мир! Мой дед и старшие братья погибли в храмах проклятого бога!

– Да, наверное, ты прав, – вздохнул комендант.

Он почти не заметил ухода степняка.

Итак, они уходят отсюда. Уходят, навсегда изменив судьбу этого мира. Уходят, оставляя знание о том, что Аргуэрлайл не единственный, и что могут быть и иные миры. И знание о том, что может быть и другая жизнь, не только непрерывная волчья грызня за кость. Оставляют автоматы и винтовки, патроны к которым, слава Богу, скоро кончатся, и технику, которая побегает еще пару лет.

Оставляют несколько сотен своих людей – пленных, потерявшихся, дезертиров (увы, и ах!), и тех, кто нашел тут свою судьбу. Что с ними будет? Как они будут жить, чужие в чужом мире? Им, уходящим, уже не узнать этого никогда.

Оставляя еще много чего, уходят. Навсегда.

Или не навсегда?

Может быть, они когда-нибудь вернутся сюда. И как их тут встретят? С радостью и благоговением, как вернувшихся богов, проклятиями за зло, которое невольно принесли в этот мир, или просто-напросто огнем из оружия, которое научатся делать по земным образцам?

Сентябрьский подошел к окну и взглянул на Сарнагар, на башни и черепичные крыши, на зелень полей далеко к горизонту.

Он видит в последний раз этот город, эту землю и это небо.

Больше никогда…

БОЛЬШЕ НИКОГДА…

Ощутив непонятный ком в горле, генерал-майор вышел, аккуратно затворив дверь, и спустившись по широкой лестнице, направился к ожидающему его вертолету.

* * *

Незадолго до того, как последние солдаты основного контингента покинули Аргуэрлайл, к западным воротам, подскакало с полдюжины всадников с ветвью мира в руках, сгрузили с седла коня которого вели в поводу какой-то объемистый сверток, и сгрузив его в пыль, ускакали, горяча коней.

Когда подоспевшие бойцы комендантской роты разрезали спутавшие его веревки, то сержант Лыков поразился – ибо внутри оказался хотя и промятый небритый и потолстевший, но вполне живой и здоровый его командир – прапорщик Михаил Сергеевич Вороватый.

При нем был мешочек с золотыми монетами и драгоценными камнями – как потом выяснилось из вложенной в него записки – компенсация уважаемому воину и его воеводам за досадную ошибку, из за которой он и был захвачен в плен.

Тот пытался что-то объяснять, твердил что не нарушил присяги и ни в чем не признался, но пребывавший в расстроенных чувствах комроты просто усадил его в кузов одного из последних уходивших грузовиков.

Можно считать, этим событием и закончилась история особой группы советских войск в сопредельном мире.

* * *

Подступы к Октябрьску

Несколько сотен бойцов Советской Армии, сотня степняков и несколько десятков магов – весь личный состав «особого подразделения», претенциозно названного «силами прикрытия», расположился лагерем в дикой степи, рядом с наезженной колеей маршрута Октябрьск-Сарнагар.

Они ждали команды на возвращение. Ждали… и не дождались.

Все произошло обыденно и просто.

Однажды утром их разбудил отдаленный гром, донесшийся со стороны гор. А потом штаб не вышел на связь.

Радисты тщетно пытались вызывать Октябрьск. Зачем-то слушали пустой эфир, нарушаемый лишь шелестом атмосферных разрядов. Потом командир роты связи доложил капитану Маркову.

Пожав плечами, тот горько усмехнулся и приказал разведгруппе готовиться к выдвижению.

Спустя три часа они увидели башни и стены города – с распахнутыми и покосившимися воротами.

И все поняли.

Глотая слезы, бродили по опустевшему городу, по улицам которого горячий ветер гонял пожелтевшую бумагу, заглядывали в брошенные пустые дома, словно хотели что-то найти. А потом стояли на краю дороги, обрывающейся в сильно приблизившееся ущелье, и мысль сделать еще несколько шагов и покончить со всем разом, приходила, наверное, не одному из землян.

Но как бы то ни было, жить надо было дальше.

И сводный батальон снова вошел в город, размещаясь в пустых домах.

Потом из развалин и каких-то подвалов опустевшей Махаловки выползли на свет божий несколько грязных и напуганных дезертиров.

Затем к Маркову явилась депутация местных жителей и попросила ассаардара не покидать их, предложив отдавать за покровительство и защиту треть урожая.

Капитан согласился. А что оставалось делать? Жизнь-то продолжалась. И их товарищи еще вернуться – не могут не вернуться, ведь советская наука самая предовая в мире и ученые обязательно найдут способ. И все наладится. Не может не наладиться.

* * *

Великая Степь, в пятидесяти километрах от Октябрьска

Алексей Костюк еще раз внимательно изучил выгравированную на деревянном раскладном веере карту этого мира, на которой синей линией был отмечен его маршрут. Потом положил рядом другую – отпечатанную на серой нейлоновой бумаге, наскоро изготовленную в картографической службе КГБ СССР. Прошло уже немало времени с тех пор, как он последний раз доставал ее из потайного кармана пояса.

Да, вот этот полуостров, похожий на вставшую на задние лапки мышь и называемый местными жителями Аккаб.

Сомнений быть не могло, ему осталось совсем немного до дома.

В это утро капитану было особенно легко.

Небо виделось ему особенно голубым и чистым, и никакой сапфир не мог сравниться с ним. Облака, нежные и прозрачные, плыли в нем фантастическими парусниками.

Через густые кроны пробивались лучи клонящегося к закату солнца. Запах лесных трав пьянил.

Ему хотелось петь или сочинять стихи… Да, на далекой Земле он ведь сочинял стихи и, как говорили знатоки, довольно неплохие. Обязательно надо будет вновь заняться этим.

Чувствовал себя полным сил и молодым.

Судьба подарила ему величайшее счастье… Радость от чистого познания нового, никем из его земляков прежде невиданного и неизведанного переполняла его, наполняя все существо какой-то доброй эйфорией.

Это ведь не последнее его путешествие, далеко не последнее. Впереди еще много новых земель, стран и городов. Гораздо больше, чем Алексей оставил за спиной.

Холодные бескрайние леса Сивура и синие от ковыля степи Карраса, руины древних городов и города живые, полные жизни и людей. И бесконечные дороги, которые ему предстоит пройти…

Немного нашлось бы в этом мире тех, кто был так же счастлив, как он. И уж точно – из всех еще оставшихся здесь своих соотечественников Алексей Костюк был самым счастливым.

Он возвращался домой…

ЭПИЛОГ ВСЕ СНАЧАЛА

…Нет, провал операции «Порог» вовсе не прекратил разработку проблемы перемещения между мирами. Просто было принято решение (кем и как, в данном случае неважно) временно прекратить попытки пробить путь в иные измерения до тех пор, пока теоретики не найдут способ надежно закреплять область перехода.

Конечно, те, кто возглавлял «Порог» и кто вложил в эту невероятную затею силы и душу, тяжело переживали свой провал, но с течением времени успокоились и они – благо многочисленные служебные обязанности не давали им слишком сильно предаваться тоске.

Естественно, как ни старались те кому полагалось, кое-какая информация ушла на сторону, и некоторое время в народе гуляли разные смутные слухи.

То о посадке где-то на Памире космофлотилии инопланетных агрессоров, накрытой ядерным взрывом, то о вратах в преисподнюю, которые случайно обнаружили геологи, бурившие сверхглубокую скважину, и о погибшей в боях с вырвавшимися оттуда легионами чертей гвардейской танковой дивизии…

Но затем затихли и они.

Тем более что нашлись более острые темы для обсуждения. Вроде подрыва на старой мине во время черноморского круиза лайнера «Адмирал Нахимов», по странному стечению обстоятельств оказавшемуся набитым разнообразными знаменитостями и высокопоставленными начальниками. (Это произошло как назло зимой, вдали от берега, да еще в семибалльный шторм, так что спаслось меньше, чем три десятка из полутора тысяч команды и пассажиров).

Несколько десятков людей из иного мира, казалось, бесследно затерялись на одной шестой части суши. И лишь все те же слухи – то о необыкновенном враче, излечивающем почти любые болезни, то о девушке, безошибочно предсказывающей землетрясения, время от времени циркулировали в народе.

И уж совсем неудивительно, что публике остался неведом инцидент, приключившийся лет пять спустя в одной из дивизий ракетный войск – когда полковник, возглавлявший особый отдел, под каким-то предлогом заманил к себе в кабинет комдива и еще какого-то незначительного офицерика, и разрядил в них свой ПМ, после чего пустил себе пулю в лоб. В конце концов, офицеры тоже люди, и тоже иногда сходят с ума, тем паче вскрытие показало у особиста неоперабельный рак печени.

А правда была уж слишком невероятной, чтобы люди, прикоснувшиеся к тайне, решились бы поведать ее еще кому-то, даже не имея в виду строгих подписок о неразглашении. И даже много позже, когда сохранение тайны вроде бы потеряло уже смысл, мало кто осмелился нарушить обет молчания.

Казалось, даже само это название – Аргуэрлайл – напрочь забыто, словно бы и не было никогда всей этой истории.

Собственно, на этом можно было бы поставить точку.

Но нет – все только начиналось.

ЭПИЛОГ ВСЕ СНАЧАЛА

Август 1992 года. Тихий океан. Французская Полинезия

Один из Маркизских островов

Жак Демют еще раз обвел взглядом место.

Когда (если) все получиться, как они запланировали, то уже через год тут вырастет огромный порт, с длинными пирсами, складами, волноломами, ажурными журавлями кранов. Те скалы будут взорваны, и вглубь острова проляжет канал, через который ежедневно будут проходить десятки судов под трехцветным флагом. Канал из мира в мир.

Этот необитаемый островок, состоящий из обрывистых изломанных базальтовых скал, поросших гибискусом, и узенькой полоски прибрежного песка, с вереницей кокосовых пальм должен был стать местом, где будет пробита граница между этим миром, и другим – одним из их бесчисленного множества, что заполняют вселенную.

На островке нет сейчас никого, кроме ученых и роты спецназа. Больше никого нет, да и не надо. Тот мир будет принадлежать им без единого выстрела. Никаких колоний, никаких протекторатов, никаких заморских (или как сказать в данном случае – «запроходных»? «Запредельных»?) департаментов. Только договоры о взаимной помощи и предоставлении концессий. Тамошние аборигены с радостью отдадут все что нужно сами – как земные туземцы отдавали золото и алмазы в обмен на побрякушки и скверное виски.

И ему – обычному полковнику(пока полковнику) – суждено сыграть в этом всем не последнюю роль.

Да, поручить курировать проект такой важности ему – полковнику «Сюрте…» – хорошо придумано. В России этим занимался чуть ли не десяток генералов, а в Штатах – аж три адмирала.

Кто заподозрит – чем именно занимается заурядный начальник отдела не самой сильной спецслужбы?

Вот будет сюрприз для всех!

Да… Кое-кто уже считает Францию лишь старушкой-Марианной в красном колпаке, безнадежно списанной на пенсию. Им предстоит пережить жестокое разочарование!

Пусть они не будут первыми, но именно с ними будет удача. Именно Франция добьется подлинного успеха на этом пути.

Не русские, как это уже много раз с ними бывало, упустившие свое открытие из рук, и тем более – не эти заокеанские выскочки, до сих пор переживающие свой провал. (Все было сделано вполне по-американски: взорвать пятьдесят килотонн вместо пяти, искренне полагая, что чем больше, тем лучше).

А вот они обойдутся безо всяких взрывов! Если обернуться, то он увидит накрытые тропической маскировочной сетью силовые мачты «пространственного межфазового трансфокатора». Установка «ДИАМАНД» к работе готова – ждали лишь заранее определенного времени. До Демюта доносилось тихое похрюкивание дизель-генераторов, заряжавших ее батареи. Эти конденсаторные установки раза в три больше самого агрегата, и стоят раза в четыре его дороже – мощность и точную последовательность обеспечивали прецезионные конденсаторы высвобождающие заряд за стотысячную долю секунды. (Да, пришлось повозиться их разрабатывая!). Ну так что с того? Представить только как будут мучаться конкуренты, сперва воруя чертежи, а потом мучительно чеша в затылке – и почему это у них ничего не работает. Ну и пусть себе чешут – нужный режим модулятора колебаний они могут подбирать наугад еще сто лет!

Конечно, рано или поздно кто-то докопается до принципа, на которых основано действие стабилизирующего контура, который не даст проходу схлопнуться.

Но сколько уйдет на это времени – пять лет? Десять? Двадцать? Яйцеголовые клянуться что не меньше десятка – сами они нашли ответ чисто случайно: просто у одного из них оказалась под рукой очередная совершенно безумная теория, которую он не успел обнародовать.

А за то время пока ответ будут искать другие – как далеко уйдет их страна? Сколько миров будет принадлежать им? Сколько русские, англичане и американцы будут еще их догонять?

Кто-то деликатно кашлянул за спиной.

Оторвавшись от приятных мыслей Демют обернулся.

Позади него стоял сухонький старичок в очках, облаченный в бейсболку с дурацкой картинкой – голая Мерилин Монро верхом на свинье, драную майку и полинезийское лава-лава.

То был Эжен Кромье – доктор физико-математических наук, профессор и вице-директор парижского Центра имени Жолио-Кюри – автор той самой теории, что должна привести их к успеху. Именно его детищу предстояло стать главным в предстоящем ровно через сорок восемь часов действе.

– Ну, господин полковник – признайтесь: волнуетесь? – бесцеремонно осведомился очкарик.

– Не без этого, – кивнул Демют. Ведь нам предстоит крайне важное дело – не так ли?

– А я вот спокоен, – улыбнулся старичок.

– Вы, профессор, вижу уверены, что этот ваш стабилизатор потенциалов сработает?

– Исходя из имеющейся информации – он должен сработать. Так, во всяком случае, говорят формулы, – невыразительно ответил Кромье.

– А все-таки – не могли бы вы хоть приблизительно указать: какой процент вероятности…

– Я, простите, ученый, а не астролог и не политический комментатор, чтобы называть вам подобные цифры, – довольно раздраженно перебил Демюта мсье Эжен. Аппаратура может сработать, а может и не сработать, могут появиться неучтенные нами факторы. Может быть, на процесс повлияют фазы Луны, магнитные бури или космические излучения – да мало ли что, в конце концов!

В его голосе Демюту почудились нотки легкого презрения. И он некстати вспомнил, что согласно собранному на профессора досье он во время студенческих бунтов достопамятного шестьдесят восьмого руководил взбесившейся молодежью и был приверженцем идей слава Богу давно покойного председателя Мао.

Но в конце концов – может быть чтобы разобраться в добытых разведкой безумных формулах и нужен был малость сдвинутый человек? Да и какая разница?

Демют прикрыл глаза и попробовал представить те бесконечные вселенные что отделены от них невидимой и стеной «фазового перехода».

Миры, которые совсем скоро начнут отдавать им свои богатства, свои знания, свои технологии… Миры, для которых скоро станет столицей не красная Москва и не плебейско-самолюбивый Вашингтон а именно – Париж.

Черт возьми, их ждало прекрасное будущее!

КОНЕЦ