Автор книги: Илья Герасимов
Жанр: Политика и политология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)
Сергей Румянцев
Героический эпос и конструирование образа исторического врага
Война стала роскошью, которую
могут себе позволить лишь малые нации.
Ханна Арендт
В одной из работ Николая Бердяева описывается такой случай: француз, возмущавшийся стремлением англичан считать себя «первым» народом в мире, получил шутливую отповедь от своего собеседника, который не без оснований заметил, что выражать негодование следует более умеренно, поскольку и сами французы считают свой народ исключительным. «Да, но ведь это действительно так», – быстро нашелся красноречивый обличитель жителей Туманного Альбиона. Вот такими анекдотами заканчиваются все национальные споры – подвел черту под этой историей философ[549]549
Бердяев Н.А. Судьба человека в современном мире: К пониманию нашей эпохи // Философия свободного духа: Cб. М., 1994. С. 348—349.
[Закрыть]. Мы же, со своей стороны, заметим, что события, имевшие место на Южном Кавказе конца прошлого века, вряд ли могут восприниматься в таком иронично-оптимистическом ключе. Крупнейший региональный конфликт между Арменией и Азербайджаном естественным образом вылился и на страницы исторических сочинений. Впрочем, война между двумя республиками – только фон, на котором происходило конструирование этноцентристских версий национальных историй. Процесс создания этих версий начался не сегодня, но после пятнадцати лет национального строительства он как никогда близок к своему завершению. По крайней мере, апробацию в учебных заведениях Азербайджана новая версия национальной истории уже прошла[550]550
В Армении это произошло еще раньше.
[Закрыть]. В настоящей статье речь пойдет об одном из важнейших структурных элементов этнического мифа: об образе «исторического врага». Нас в основном будет интересовать то, как интерпретируются тексты различных легенд и эпосов в современной мифологии, призванной объяснить сегодняшнее противостояние Армении и Азербайджана, придавая ему черты вечности и неизменности во времени. При этом особое внимание мы уделим тому, как подобного рода конструкты отражаются в учебниках по национальной истории.
В. Шнирельман считает, что в процессе нациостроительства «нередко конструируется образ иноземного врага, борьба с которым цементирует этнос и ведет к высокой степени консолидации (миф о заклятом враге)»[551]551
Шнирельман В. Ценность прошлого: этноцентрические исторические мифы, идентичность и этнополитика // Реальность этнических мифов / Под ред. М.Б. Олкотт и А. Малашенко. М., 2000. С. 12—33, особ. с. 22.
[Закрыть]. Набор фраз и терминов, которыми оперируют составители учебников, несомненные сторонники примордиалистской версии объяснения феномена нации, позволяет собрать обширный материал, имеющий непосредственное отношение к данному структурному элементу этнического мифа. В данной статье речь пойдет в основном о дастане (фольклорном произведении, эпосе) «Китаби Деде Коркуд» («Книга деда моего Коркуда»). Дастан сложился в X—XI веках и является результатом длительного развития устной поэтической традиции тюрков-огузов. Это эпическое повествование ведет свое начало с тех времен, когда огузы жили в Центральной Азии (с территории которой впоследствии переселились в Анатолию и на территорию современного Азербайджана) и враждовали с кипчакскими племенами. Кипчаки и составили тот аутентичный образ «неверных», с которыми сражались огузы, когда жили на территории современного Туркменистана, Казахстана и Узбекистана. Кипчаки в X—XI веках были шаманистами. Уже впоследствии, когда для огузов миновал долгий период проживания на территории Передней Азии и неизбежная смена политических ориентиров несколько видоизменила их взаимоотношения с внешним миром, место кипчаков занял собирательный образ христиан. Причем речь идет в основном о противоборстве с государственными образованиями, созданными грузинами. Все эти события привели к неизбежному смешению образов и воображаемой географии эпоса: так, кочевники-огузы в эпосе могут осаждать Трабзон, хотя их стада пасутся в районе Сырдарьи. Долговременное изучение эпоса привело экспертов к заключению, что события политической истории, описанные в дастане, носят в большинстве своем мифический характер. Эпос интересен прежде всего как литературное произведение и как источник, красочно рисующий патриархальный быт, а также кочевой образ жизни огузов.[552]552
Бартольд В.В. Сочинения: В 9 т. / АН СССР. М., 1968. Т. 5: Работы по истории и филологии тюркских и монгольских народов; Жирмунский В.М. Тюркский героический эпос. Л., 1974; Он же. Фольклор Запада и Востока: Сравнительно-исторические очерки. М., 2004; Бадалов Р. Правда и вымысел героического эпоса. Баку, 1983.
[Закрыть]
Принято считать, что первое упоминание об огузском фольклорном цикле встречается в работах Мухаммеда Бен Калавы (настоящее имя Абу Бакр Ад-Девадари[553]553
Абу-Бакр Ад-Девадари. Дурат ат-тиджан ва гурар ал-азман. Рукопись библиотеки Дамад Ибрахим-паши. Стамбул. № 913.
[Закрыть]), жившего в XIV веке в Египте и писавшего на арабском языке. Сам текст дастана, который дошел до нашего времени только в рукописи XVI века, известен в двух записях. Наиболее полной является Дрезденская рукопись, которая и озаглавлена «Книга деда моего Коркуда». В 1815 году немецкий исследователь Диц издал одну главу (VIII) из списка[554]554
Grimm W. Die Sage von Polyphem. См.: Grimm W. Kleinere Schriften. Berlin, 1887. Bd. IV. S. 428—462. Об этом см. также: Бартольд В.В. Турецкий эпос и Кавказ // Бартольд В.В. Сочинения. Т. 5. С. 473—488.
[Закрыть]. Впоследствии немецкие ориенталисты внесли весомый вклад в изучение эпоса; перевод дастана на немецкий язык был опубликован только в 1958 году, однако Теодор Нельдеке, передав будущему известному академику В.В. Бартольду в 1892 году свои заметки, способствовал переводу дастана на русский язык.
При жизни В.В. Бартольд успел издать четыре переведенных им главы из текста эпоса. Но, хотя уже к 1922 году академик полностью перевел текст дастана на русский язык, эпос был издан под эгидой Академии наук Азербайджана только в 1950 году. Работа вышла под редакцией азербайджанских ученых Г. Араслы и М.Г. Тахмасиба и большого интереса тогда к себе не вызвала[555]555
Книга деда моего Коркута, Огузский героический эпос / Перев. акад. В.В. Бартольда. Подготовка к печати Г. Араслы и М.Г. Тахмасиб. Баку, 1950.
[Закрыть]. Несколько большую известность получило издание 1962 года под редакцией В.М. Жирмунского и А.Н. Кононова[556]556
Книга деда моего Коркута, Огузский героический эпос / Перев. акад. В.В. Бартольда, ред. В.М. Жирмунский и А.Н. Кононов. М.; Л., 1962.
[Закрыть]. Собственно на азербайджанском языке, тогда еще с использованием латинской графики, дастан был издан в 1939 году, также под редакцией профессора Г. Араслы[557]557
Книга деда моего Коркута, Огузский героический эпос / Под ред. Г. Араслы. Баку, 1939 (на азерб. яз.).
[Закрыть]. Большой вклад в изучение эпоса внесли турецкие ученые. Дастан неоднократно издавался в Турции. Первое его издание еще на арабском языке датируется 1916 годом и состоялось в Стамбуле[558]558
Жирмунский В.М. Огузский героический эпос и «книга Коркута» // Китаби Деде Коркут / Пер. В.В. Бартольда. 2-е изд. М.; Л., 1962. С. 131.
[Закрыть]. Над изучением эпоса работало немало других турецких историков и филологов. Можно назвать имена Ф. Кепрюлю[559]559
Koprulu At. F. Oguz etnologisine dair tarihi notlar // Turkiyat Mecmuasi. 1925. № 1. S. 1–20.
[Закрыть], А. Инана[560]560
Abdulkadir I. It basli ulus efsanesi // Belleten. 1949. C. XIII. S. 49, 149—151.
[Закрыть] и др. С использованием латинской графики дастан был издан в Стамбуле в 1938 году Орханом Шайком Гекяем[561]561
Orhan G. Dede Korkut. Istanbul, 1938.
[Закрыть]. Что же касается второй рукописи, то она была обнаружена в Ватиканской библиотеке только в 1950 году и, в отличие от Дрезденской, состоящей из 12 сказаний, представляет собой менее полный текст эпоса. Ватиканская рукопись озаглавлена «Рассказ Огуз-наме о Казан-беке» и состоит из 6 героических дастанов.
В 1952 году был опубликован и комментированный перевод итальянского исследователя Этторе Росси[562]562
Жирмунский В.М. Огузский героический эпос и «книга Коркута». С. 132.
[Закрыть]. Из азербайджанских исследователей последних лет, занимавшихся изучением рассматриваемого эпоса, можно назвать Рустама Камала, Дж. Бейдили, А. Шукюрова, который издал монографию «Мифология Деде Коркуда»[563]563
Кафарлы Р. Степень научной разработанности азербайджанских мифов (http://www.azmif.net/cgi-bin/datacgi/database.cgi?file=article&report); Рзасой С. Мифология в системе философских исследований Агаяр Шукюрова // Экология, философия, культура. Баку, 2002. Вып. 30. С. 58—66.
[Закрыть]. Авторы новых учебников по национальной истории приспосабливают эпос к требованиям современной политической ситуации: хотя они и вспоминают о противоборстве с грузинами, но предпочтение отдают, естественно, столкновению с армянами. Нередко легендарные события преподносятся как безусловно имевшие место в реальности.
В 1990 году вышла в свет известная работа академика А.С. Сумбатзаде «Азербайджанцы – этногенез и формирование народа». Описанию дастана, впоследствии завоевавшего столь широкую популярность, отводилось в этой работе незначительное место. Рассматривая этнические изменения в составе населения, автор упоминал, что к XI—XII векам «…относится начало создания и на почве Азербайджана первого тюркоязычного фольклорного произведения „Деде Коркуд“, которое считается выдающимся памятником устного народного творчества рассматриваемого времени»[564]564
Сумбатзаде А.С. Азербайджанцы: Этногенез и формирование народа. Баку, 1990. С. 154.
[Закрыть]. Переходя к описанию зарождения и развития тюркоязычной литературы XIII – первой половины XVI века, А.С. Сумбатзаде посчитал достаточным упоминание о дастане всего одной фразой.[565]565
Там же. С. 189.
[Закрыть]
Куда большее внимание эпосу уделяет философ З.А. Кулизаде. Дастан представляет для него интерес постольку, поскольку тексты, содержащиеся в нем, могут дать представления о мировоззрении кочевых тюрков-огузов, которые ценили воинскую храбрость, смелость и бесстрашие. Безусловно, цель автора заключалась не в акцентировании внимания на образе врага, а в попытке ретроспективной проекции времени создания эпоса на дому-сульманское прошлое этих племен. О борьбе с «врагами» этот автор упоминает скорее неохотно: «В эпосе многократно указывается на борьбу огузов с грузинами, возглавляемыми грузинским царем Шюклю и черным таговором, который говорит от имени царя Шюклю скорее как вассал»[566]566
Кули-заде З.А. Из истории азербайджанской философии VII—XVI вв. Баку, 1992. С. 106.
[Закрыть]. Об этих столкновениях З.А. Кули-заде вспоминает также в контексте датировки более раннего по времени создания эпоса. О грузинах в дастане говорится не только как о христианах, но и как об «идолопоклонниках», подчеркивает философ, забывая при этом упомянуть, что в первоначальных текстах речь идет о кипчаках-шаманистах.
В 1995 году под редакцией И. Алиева вышла коллективная работа азербайджанских историков «История Азербайджана с древнейших времен до начала ХХ века»[567]567
История Азербайджана с древнейших времен до начала ХХ века / Под. ред. И. Алиева. Баку, 1995.
[Закрыть]. Раздел, посвященный политической жизни и культуре второй половины VII—XIII веков, был написан известным в республике историком-арабистом, академиком З.М. Буниятовым. О дастане в нем фактически не упоминается. Таким образом, период до 2000 года, когда шли поиски нового национального нарратива, еще не знал того образа врага, который в конечном счете лег в основу азербайджанской национальной мифологии.
Не прошло и пяти лет, как разбираемый нами дастан послужил поводом для проведения в Баку масштабных празднований с участием глав практически всех крупнейших тюркоязычных государственных образований. В апреле 2000 года праздновалось уже 1300-летие тюркоязычного эпоса![568]568
Далеко не у всех это мероприятие вызвало восторженное отношение. Например, в известном в стране оппозиционном журнале «Монитор» появилась статья «Гуляй, братва тюркоязычная!», в которой журналистка Г. Шемаханская весьма нелестно отзывалась об этом разрекламированном мероприятии: «Посидят, поболтают, какие-нибудь документы подпишут, обменяются подарками и разъедутся, а у нас – снова дыры в бюджете» (Монитор. 2000. № 8. С. 4).
[Закрыть] Начиная с этого символического момента дастан занял прочные позиции в той версии национальной истории, которая была признана достаточно убедительной для преподавания в средних учебных заведениях. В основном все апелляции к тексту эпоса в учебниках были призваны служить основанием конструируемого образа «исторического врага». События последних лет – сопровождавшаяся многочисленными жертвами война в Карабахе и оккупация значительной части азербайджанской территории – привели к тому, что это «почетное» место заняли прежде всего армяне.
Весь конструкт «врага» формируется вокруг весьма яркого образа «неверных в черных одеяниях»[569]569
Известный в республике писатель Анар создал повесть по мотивам «Китаби Деде Коркут», где данный образ преподносится в несколько ином виде: «Враги в черной одежде, окованные голубым железом» (Анар. Деде Коркут. Баку, 1988).
[Закрыть], который пронизывает текст учебника для первого года обучения по предмету «история»[570]570
Махмудлу Я., Халилов Р., Агаев С. Отечество: Учебник для V класса / 3-е изд. Баку, 2003.
[Закрыть]. Маркеры «врага» всегда выделяются в тексте курсивом. Впрочем, подобный подход не является оригинальным изобретением авторов учебника. Владимир Малахов однажды заметил, что «этноцентричность академического дискурса не может не сказаться на публикациях, предназначенных для широкой аудитории. Когда в учебниках и популярных брошюрах уже в виде формул, в виде окончательных дефиниций преподносятся весьма сомнительные допущения (да еще набираются жирным шрифтом), мы имеем дело с некоей индокринирующей процедурой».[571]571
Расизм в языке социальных наук: Сб. документов / Под ред. В. Воронкова (http://www.indepsocres.spb.ru/library/rasizm_soder.html).
[Закрыть]
Первое обращение к этому образу в учебнике связано с осуждением междоусобицы. Ему предшествует описание исторической территории Азербайджана, которая, по представлениям авторов, в прошлом была гораздо обширнее:
Но не смогли сохранить до конца осторожность и бдительность предки наши – правители государств. Уничтожили единство, изнутри раскололи нас злоумышленники – неверные в черных одеяниях, действовавшие против нас еще со времен Деде Горгуда[572]572
Авторы отдают предпочтение несколько иному написанию имен собственных, нежели это установилось в русскоязычных источниках.
[Закрыть]. Затем посеяли раздор в нашей священной вере жаждавшие нашей крови коварные враги…[573]573
Махмудлу Я., Халилов Р., Агаев С. Указ. соч. С. 10.
[Закрыть]
В данном контексте образ «врага» чрезвычайно размыт. В целом подразумевается, что речь идет о двух основах самоидентификации современных азербайджанцев. С одной стороны, это заданная изначально этнолингвистическая принадлежность к тюркскому миру. В данной связи противостояние между Османской империей и государством, созданным Тимуром (впоследствии – империей Сефевидов), воспринимается как вековая трагедия («Чалдыранская трагедия»: «Прошли столетия, но кровавая бойня двух братьев не прекращалась»[574]574
Там же. С. 11.
[Закрыть]), междоусобица, разделившая правителей некогда единого социума. Причина раздора видится авторами в религиозном расколе, который пережил мусульманский мир при распаде прежде единой уммы на суннитов и шиитов. Здесь очевидна апелляция к религиозной составляющей идентичности азербайджанцев, проявление которой в последние годы, несомненно, стало более заметным. Риторика обсуждения этой проблемы – это риторика «теории заговора». По мысли авторов учебника, в мирный ход жизни тюрков беспрерывно вмешивались «коварные враги», не являвшиеся членами тюркского социума, т. е. некая «коварная» внешняя сила. Определенная критика высказывается и в адрес тех правителей, которые «предпочли свои престолы, свои владения великому Азербайджану» и призвали союзников извне для борьбы друг с другом. Здесь речь заходит о войсках Российской империи, и авторы вновь вспоминают эпос, отмечая, что правители забыли «священные слова, завещанные Деде Горгудом: „Старый враг другом не станет!“. Гюлистан, а затем и Туркманчай положили конец существованию мощного Азербайджанского государства»[575]575
Там же.
[Закрыть]. Авторы откровенно лукавят, забывая о том, что политическая власть над территорией современного Азербайджана к моменту завоевания ее Российской империей была поделена между двумя десятками ханов. Когда после гибели Надир-шаха созданная им империя распалась, на территории Азербайджана образовалось 20 ханств, 5 султанств и Джаро-Белоканское вольное общество (джамаат), «между которыми во второй половине XVIII века не раз происходили вооруженные столкновения».[576]576
Юнусов А. Ислам в Азербайджане. Баку, 2004. С. 88.
[Закрыть]
В результате подобной интерпретации дастана авторами учебника понятие «враг» становится онтологическим. Противостояние, пронесенное сквозь века, неизбежно воспроизводится в последующих поколениях, так как состояние вражды, зависящее от конкретной политической ситуации, воспринимается как перманентное, сущностное состояние, генетически присущее социуму, обозначенному как вражеский.
Чтобы добиться подобного эффекта, авторы учебника всячески подчеркивают вражду между различными политическими образованиями тюрков. Вражда эта связана, как выше уже отмечалось, с происками врагов, которые, учитывая масштаб происходивших столкновений между, например, Османами и Сефевидами, становятся всемогущими. Длительная борьба двух империй – исторически установленный факт. Идеологической основой этого противостояния выступали два противоборствующих течения в исламе. Шейхи тариката Сафавийа сделали ставку на шиитов, которые к XV веку представляли собой грозную силу[577]577
Там же. С. 71.
[Закрыть]. Ислам шиитского толка исповедовали наиболее активные слои населения современного Ирана, территория которого стала ядром Сефевидской империи. Шах Исмаил Сефевид, создатель империи, придя к власти, «…провозгласил шиизм имамитского толка… государственной религией. Сафавиды пошли на этот шаг в стране, где 2/3 жителей (особенно в городах) были суннитами. Источники того периода полны сообщений о многочисленных насильственных актах по религиозному признаку»[578]578
Там же. С. 72.
[Закрыть]. Сефевиды даже по тем временам воспринимались как фанатики. Османская империя объединяла в основном суннитов, и здесь преследованиям подвергались уже шииты. По версии авторов учебников, в подобном развитии событий повинны все те же «враги». Врагами являются «неверные», обозначаемые также как «гяуры». В их роли, как это будет показано в дальнейшем изложении, выступают «христиане», или представители «христианского блока». В Средние века в него, по версии авторов, входили армяне и грузины, получавшие помощь от Византии. Именно их неблаговидные поступки составители пособий и пытаются донести до школьников. Таким образом, даже в самом расколе мусульман на суннитов и шиитов, произошедшем на территории Саудовской Аравии в VII веке, повинны уже известные нам «неверные в черных одеяниях». Соответственно, они же на протяжении сотен лет поддерживали вспыхнувшую по их вине в VII веке в среде арабов вражду, пока эстафету не перехватила Российская империя.
Проблеме противостояния Османской и Сефевидской династий в историографии Азербайджана уделяется большое внимание. При этом Сефевидская империя воспринимается как азербайджанское государство, и конфликт с Османской империей оказывается основным долговременным конфликтом для этого территориального образования. Можно утверждать, что среди азербайджанских специалистов-историков в настоящий момент распространены две объяснительные модели этих событий. Одна из них предполагает, что конфликт между двумя государствами стал результатом стремления османских султанов расширить империю на восток и подчинить своему влиянию Южный Кавказ, а также другие территории, вошедшие в состав Сефевидского государства, в том числе и Тебриз – город, который шах Исмаил I сделал столицей созданной им империи:
В этот период (имеется в виду первая война 1514—1516 годов, во время которой и произошла злополучная Чалдыранская битва. – С.Р.) сложный клубок военно-политических и экономических интересов Османской империи стал перемещаться с Запада в район Ближнего и Среднего Востока, что, соответственно, повлекло за собой поворот османского оружия с запада на восток. Именно с этого времени османскую политику начинают определять новые цели – стремление получить выход к южным морям, превратить свою страну в мировую не только сухопутную, но и морскую державу, захватить порты на океанском побережье и т. д. На пути осуществления этих грандиозных замыслов стояло молодое Сефевидское государство, державшее в руках выход в Персидский залив, и одряхлевший мамлюкский султанат в арабском мире, владеющий портами на Красном море и аравийском побережье Индийского океана. Столкновение этих трех столпов мусульманского мира было неизбежным.[579]579
Мамедов С.Г. История войн и военного исскуства Азербайджана. Баку, 1997. С. 324—325.
[Закрыть]
Сторонники этого подхода не всегда единодушны в объяснении мотивов длительного противостояния двух империй. Однако приоритет они отдают причинам экономическим и политическим, считая религиозное противостояние всего лишь внешним фоном, на котором происходили эти весьма разрушительные столкновения. В рамках этой объяснительной модели практически не слышна риторика о братстве народов и о братоубийственном характере османо-сефевидских войн. Можно считать, что подобный подход сформировался в годы советской власти и наиболее ярким его представителем является профессор О.А. Эфендиев:
Войны между Османской державой и Сефевидским государством (как и между Сефевидами и Шейбанидами) объявлялись господствующими кругами этих стран войнами за чистоту ислама против ереси… На самом же деле религиозная вражда была лишь прикрытием реальных политических и экономических интересов обоих государств. Борьба шла за плодородные земли с богатыми городами, доходные пути европейско-азиатской торговли.[580]580
История Азербайджана с древнейших времен до начала ХХ века / Под ред. И. Алиева. Баку, 1995. С. 237.
[Закрыть]
Однако авторы учебников, оставаясь последовательными, насколько это понятие допустимо в рамках выбранного ими парадоксального подхода, видят в столкновении двух государств прежде всего происки «врагов», рассоривших два братских народа. Особенно наглядно проводится эта линия в учебнике для восьмого класса. Враждебные намерения Селима I не вызывают сомнений, и «Шах Исмаил чувствовал неизбежность столкновения с Османским государством»[581]581
Махмудлу Я., Мамедов С., Пириев В., Годжаев А. История Азербайджана: Учебник для 8 класса. Баку, 2004. С. 192.
[Закрыть]. Но третья сила дает о себе знать и здесь. Теперь это уже европейские страны. Видимо, в соответствии с духом современной политики, характеризуемой стремлением принимать активное участие в деятельности европейских структур, дипломатические связи основателя Сефевидской династии шаха Исмаила I с «Западом» рассматриваются как явление положительное. Однако «западные государства продолжили свою традиционную политику, столкнув Османскую империю с государством Сефевидов и таким образом ослабив обоих»[582]582
Там же. С. 194.
[Закрыть]. Столкновение становится неизбежным, и 23 августа 1514 года происходит Чалдыранская битва, последствия которой авторы характеризуют следующим образом:
Стоящие лицом к лицу армии были не просто военными силами двух тюркских империй, а это были вооруженные фанатики, воспитанные в ярой религиозной ненависти друг к другу и готовые отдать жизнь за идею. Такое положение превращало Чалдыранскую битву в самую кровавую в истории резню между братскими племенами. Считающаяся большой победой для султана Селима Чалдыранская битва на самом деле стала общей трагедией всего тюркского мира и победой западной дипломатии.[583]583
Там же. С. 196.
[Закрыть]
В результате нам остается только предположить, что образ «неверных в черных одеяниях» теперь уже подразумевает под собой «Запад», описание действий которого в учебнике выдержано в духе времен холодной войны.
Тенденциозность трактовки исторических событий становится еще очевиднее, если учесть, что противостоянию Исмаила I и Шейбани-хана, правителя узбекских племен, вылившемуся в не менее кровавые столкновения, не придается такого значения. Сражение в районе города Мерва 1 декабря 1510 года, приведшее к окончательной победе шаха и к гибели на поле боя самого Шейбани-хана (а по некоторым данным – и всего его десятитысячного войска[584]584
В этом убеждены и авторы самого учебника.
[Закрыть]), не рассматривается авторами как «братоубийственная резня». Битва описывается крайне сухо, скрупулезно перечисляются все территориальные приобретения шаха[585]585
В Чалдыранской битве, по мнению специалистов, «…со стороны османской армии погибло около трех тысяч человек, а со стороны кызыл-башей около двух тысяч» (Мамедов С.Г. История войн и военного искусства Азербайджана. Баку, 1997. С. 332).
[Закрыть]. Таким образом, по версии авторов, «братоубийственная резня» – это столкновение не между тюркскими этносами в целом, а конкретно между группами, возглавлявшимися сефевидскими шахами и османскими султанами. Хотя в учебнике для пятого класса в данной связи упоминается и Тимур, предполагается, видимо, что при Шейбани тюрки Центральной Азии были уже не столь близки. Все это прочитывается на фоне сегодняшних союзнических отношений между Азербайджаном и Турцией. Чтобы подчеркнуть эту близость, нынешние руководители и известные деятели обоих государств нередко говорят об одном народе, разделенном на два государства. Отсюда – актуальность поиска внешнего врага, третьей силы, коварно столкнувшей в «братоубийственных» войнах два родственных народа.
Необходимо заметить, что вызывает большие сомнения сама возможность рассмотрения империи Сефевидов в качестве азербайджанского государства. Среди европейских ученых, например, принято рассматривать это государство как Персидскую империю, а также придавать религиозному противостоянию большее значение[586]586
Лэмб Г. Сулейман. Султан Востока. М., 2002. С. 296—313; Бабур-тигр. Великий завоеватель Востока. М., 2002. С. 236—256; Кинросс, лорд. Расцвет и упадок Османской империи / Под ред. М.С. Мейера. М., 1999. С. 182—185, 247—249; Тойнби А.Дж. Постижение истории. М., 2004. С. 50.
[Закрыть]. Можно с определенной долей уверенности предположить, что большое значение религиозным мотивам этого противостояния придавали и современники. Недаром Селим I, войска которого одержали победу в Чалдыранской битве, за бескомпромиссную борьбу с шиитами получил прозвище Справедливый. Кроме того, необходимо помнить и о том, что тюркские кочевые племена кызылбашей, обладавшие племенной автономией и составившие главную ударную силу шаха Исмаила Сефевида, нередко осуществляли весьма разорительные набеги на оседлое население, находившееся в подчинении у османских султанов:
Недовольство тюрок возникло из-за введения по мере развития империи (Османской. – С.Р.) власти централизованной администрации, которая стремилась установить над ними контроль и обложить их налогом, ограничивая их предшествующую племенную автономию и защищая оседлое сельскохозяйственное население от их разрушительных набегов. Носившие красные шапки, известные с тех пор как кызылбаши, или «красноголовые», они были религиозными еретиками. Их интеллектуальным и политическим вдохновителем был Исмаил, новый правитель, который провозгласил себя шахом Персии в 1502 году.[587]587
Кинросс, лорд. Указ. соч. С. 182.
[Закрыть]
Однако вернемся к эпосу и к учебнику для пятого класса. Его авторы рискуют, посвящая эпосу целый параграф учебника, который весьма примечательно озаглавлен: «Китаби Деде Горгуд – историческая летопись нашего отечества». Авторы недвусмысленно заявляют, что это фольклорное, мифическое произведение является в действительности «исторической летописью». Наибольший интерес у них по-прежнему вызывают «неверные в черных одеяниях», которые принимают в учебнике конкретные очертания:
В нем [дастане] ярко отражена борьба нашего народа против армянских и грузинских феодалов и их покровителей. Армянские и грузинские феодалы и их покровители названы в дастане «неверные в черных одеяниях» (здесь и далее выделено, как в оригинале. – С.Р.).[588]588
Махмудлу Я., Халилов Р., Агаев С. Указ. соч. С. 66.
[Закрыть]
По мнению авторов, тексты дастана могут служить неопровержимым свидетельством вероломства врагов, пытавшихся, не всегда удачно, посеять вражду в рядах «тюркских храбрецов». Раскрывая замысел Деде Коркуда, они фактически уходят от исторического и источниковедческого анализа в область откровенного мифотворчества и «свободной» интерпретации. Автор эпоса, по их мнению,
Так дастан оказывается еще и политическим завещанием Деде Коркуда. Его гипотетический портрет должен придать повествованию большую реалистичность. Перед нами предстает весьма характерный мужчина, с длинной седой окладистой бородой и проницательным взглядом, устремленным на юного читателя. Визуальное изображение следует за текстом и превращает его в полноценный «политический завет» – важнейшая функция дастана, пронесенная сквозь века.
Естественно, «неверные в черных одеяниях» отличаются вероломством и, пользуясь временной слабостью огузов, решаются «нарушить азербайджанскую границу» (выражение, заимствованное из современных реалий и отражающее сегодняшнее положение дел). Наконец, авторы сообщают, что «одной из самых любимых поговорок огузов была такая: Старый враг не может стать другом. Эта поговорка со временем распространилась среди всех азербайджанцев. Таким образом, она стала общенародной поговоркой»[590]590
Там же. С. 69.
[Закрыть]. В результате ученикам преподносят еще один «древний завет», призванный подтвердить вневременной характер противостояния. Он вновь актуализируется в рассказе о правителе XII века атабеке Эльденизе. Авторы опять вспоминают о грузинах, нападения которых носили непрерывный характер: «Великий государь не раз сокрушал чужеземных врагов. Он беспощадно расправлялся с „неверными в черных одеяниях “»[591]591
Там же. С. 77.
[Закрыть]. Тот же образ используется в учебнике в разделе по истории XVIII века, где речь идет о создании Иреванского ханства (авторы имеют в виду территорию современной Армении):
Со дня образования Иреванского ханства оно было вынуждено бороться против «неверных в черных одеяниях», зарившихся на эти богатые земли.
Грузинский царь неоднократно нападал на ханство. Армяне, проживавшие на территории Иреванского ханства, с помощью денег подстрекали его на такие нападения. Они приглашали грузинского царя – «брата по вере», объявляли ему о своем повиновении и обещали каждому нападающему грузину 5 рублей. Потом эта сумма была увеличена до 40 рублей.[592]592
Там же. С. 139.
[Закрыть]
Речь идет о тех же двух непримиримых врагах, которые как собирательные образы обозначены «грузины» и «армяне». Армяне оказываются местной «пятой колонной». Грузинский царь возглавляет внешнюю силу. В дальнейшем изложении, при описании захвата Российской империей территории современного Азербайджана, «пятая колонна» в лице армян становится главным врагом. Вновь актуализируется мифология дастана, только теперь уже речь идет о восстании армянского населения нагорной части Карабаха, произошедшем в 1920 году. Авторы усматривают в действиях восставших сговор с Советской Россией. В результате
азербайджанское правительство было вынуждено отправить свое 35-тысячное войско против восставших. Таким образом, армяне достигли своей цели – отправки азербайджанской армии в Карабах. В результате северные границы Азербайджана остались беззащитными. «Неверные в черных одеяниях» вновь сделали свое черное дело…[593]593
Там же. С. 211.
[Закрыть]
В учебнике мифологический нарратив доминирует в такой степени, что вопрос о реальной ситуации в Азербайджанской Демократической Республике (АДР) в 1920 году даже не ставится. Вот как описываются те же события в работе, специально посвященной этой проблеме:
Заместитель министра вооруженных сил Шыхлинский был связан с коммунистическим подпольем, а многие офицеры, служившие ранее в царской армии, не хотели воевать против России, каков бы ни был ее политический строй. Генерал Мехмандаров (министр обороны. – С.Р.) буквально потряс Парламент, заявив, что вся азербайджанская армия не выстоит против русского батальона. Он открыто выразил общеизвестное, но не высказываемое никем мнение о том, что признание Азербайджана Западом ничего не стоит до тех пор, пока Россия отказывает в таком признании… Дисциплина в войсках падала, а дезертирство приняло угрожающие размеры. Азербайджанская армия перестала играть роль решающего фактора в стратегии Баку по отношению к Москве.[594]594
Свентоховский Т. Русский Азербайджан // Хазар. 1990. № 3. С. 53.
[Закрыть]
В таких условиях армия и была направлена на подавление восстания армянского населения Нагорного Карабаха. Именно в данном пункте мифологический нарратив учебника достигает своего пика и образ «дошедшего до нас из глубины веков» «врага» окончательно фиксируется и конкретизируется:
На протяжении многих веков враждующие с нами «неверные в черных одеяниях» – армяне и их покровители – для ослабления и изоляции нашего государства прибегают к коварным и подлым замыслам. Враги пытаются подорвать основу нашей государственности – тюрко-мусульманское единство… несмотря на все происки врага, наш народ во главе со своим выдающимся сыном, мудрым и дальновидным политиком и государственным деятелем Гейдаром Алиевым достойно сохраняет свою независимость и свободу…[595]595
Там же. С. 295.
[Закрыть]
Итак, при описании событий уже новейшей истории образ врага фигурирует как древний, «извечный» и в то же время – чрезвычайно конкретный и политически актуальный. «Враги» – это армяне и их покровители.
На следующем этапе постижения национальной истории, в учебнике для седьмого класса, дастану отводится уже три отдельных параграфа. Особенно интересен параграф под названием «Отражение в дастане борьбы нашего народа против „гяуров в черных одеждах“». «В то время как азербайджанский народ выдерживал нашествия армянских и грузинских феодалов, Византийской империи и славян, – пишут авторы учебника, – выдающееся произведение нашей культуры… распространялось на обширной территории – на всех местах обитания тюрок…»[596]596
Махмудлу Я., Юсифов Ю., Алиев Р., Годжаев А. История Азербайджана: Учебник для 7 класса. Баку, 2001. С. 166.
[Закрыть] Этот отрывок интересен тем, что здесь впервые при рассмотрении эпоса упоминаются славяне, что объясняется включением в учебную программу седьмого класса истории походов славян на Южный Кавказ (речь идет в основном о набегах, произошедших в 914 и 944 годах).
Сделаем небольшое отступление, тем более что оно не входит в противоречие с нашей основной темой. Войска Хазарского каганата совершили несколько опустошительных набегов на территорию современного Азербайджана. Особенно жители этих территорий пострадали во время противоборства быстро расширяющего свою территорию Арабского халифата и Хазарского каганата, который, собственно, и стал непреодолимой преградой для войск халифа. Безусловно, эти события носили для региона куда более разрушительный характер, чем несколько набегов славян. Но на описание набегов хазар отдельного параграфа не отводится. Как известно, в 914 году славяне были пропущены каганом в Каспийское море добровольно, и авторы упоминают об этом. Славяне пообещали отдать кагану половину награбленного. На обратном пути договоренность о выплате части награбленного со стороны славян была выполнена. Но «мусульманские тюркские войска», с одобрением замечают авторы, движимые чувством сострадания к пострадавшим братьям-мусульманам, напали на отряды славян и практически полностью их уничтожили. Событие, которое российские историки расценивают как вероломный поступок, у их азербайджанских коллег рождает противоположные оценки. Они обращаются к двум основаниям азербайджанской идентичности: хазары для них – тюрки и мусульмане. Так к седьмому классу в список «гяуров в черных одеяниях» попадают славяне, которых прежде в нем не было. Учебник продолжает и развивает темы своего предшественника и в части использования «реальных исторических событий», описанных в эпосе, для обоснования своих представлений о территории Азербайджана, совпадающей с ареалом распространения тюрок-огузов, живших в те далекие времена. Преемственность наблюдается и в стремлении авторов доказать реальность существования автора дастана. Они определенно ведут речь не о фольклорном произведении, складывавшемся на протяжении длительного времени, а об авторском произведении. Автор – реальный исторический персонаж Деде Коркуд. Ссылаясь на путешественников Адама Олеария и Эвлия Челеби, они помещают могилу поэта и певца в Дербенте. Этому вопросу посвящен отдельный текст, весьма многозначительно озаглавленный «Документ о могиле Деде Горгуда, расположенной в окрестностях Дербента». Под этим заглавием в учебнике приводится выдержка из записок все того же немецкого путешественника (представленного в качестве ученого) Адама Олеария, которому довелось побывать в Дербенте 7 апреля 1638 года. Он обнаружил там две могилы святых, одна из которых была могилой «Имам Горгуда, на горе. По поводу Горгуда рассказывают, что он был другом Мухаммеда… После его смерти Горгуд прожил еще 300 лет»[597]597
Там же. С. 173.
[Закрыть]. Этот текст историки считают достаточным основанием для того, чтобы говорить о реальности существования автора эпоса Коркуда. Школьникам не объясняют, как соотнести этот мифический образ с представлениями, например, о реальной продолжительности жизни человека. Напротив, текст Олеария им преподносят как «документ», который легко встраивается в создаваемый учебником миф. При этом не следует отрицать, что за фигурой легендарного Коркуда действительно мог скрываться реальный исторический деятель. Но в самом эпосе это, безусловно, легендарный образ, мифический персонаж, в котором не много сохранилось от живого человека. О незавершенности биографических циклов огузских сказаний весьма обоснованно говорил В.М. Жирмунский[598]598
Жирмунский В.М. Огузский героический эпос и «книга Коркута». С. 131—258.
[Закрыть]. Ряд сказаний включен в текст весьма условно, часто отсутствует увязка с общим сюжетом, а целый ряд сказаний, несомненно относящихся к этому циклу, в список не попал. «По-видимому, все рассказы относятся к одной и той же эпохе и сложены одной школой рапсодов, но едва ли одним лицом… Нет признаков общего плана… Единственным связующим звеном для введения и всех 12 былин является имя Коркуда»[599]599
Бартольд В.В. Турецкий эпос и Кавказ. С. 477.
[Закрыть]. С большой долей уверенности можно предположить, что окончательный вариант сказания был записан каким-то сказителем или писцом, а не непосредственным участником событий. «Последним по времени „автором“ „Китаб-и Деде Коркут“ явился „катиб“ (условно „записывающий“, „редактор“), хотя неизвестно, сколько их было и какой по счету записал дошедший до нас список».[600]600
Бадалов Р. Правда и вымысел героического эпоса. Баку, 1983. С. 112.
[Закрыть]
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
