Текст книги "Суверенитет"

Часть II. Исторические условия возникновения суверенитета

Вводные замечания

Мы пришли в предыдущем разделе к выводу, что подлинный государственный суверенитет заключается в полновластном и независимом осуществлении государством своих классовых задач. Государство любого эксплуататорского типа выполняло внутреннюю функцию подавления и внешнюю функцию охраны или захвата территории. Можно ли отсюда сделать вывод, что суверенитет был присущ государствам любого исторического типа и что менялись между ними лишь классовые носители политического суверенитета и его юридические формы?

Буржуазные теории, как правило, считают суверенитет столь же древним, как и само государство. А так как государство они рассматривают обычно как необходимую форму любого общества, то столь же вечным оказывается и суверенитет. Так, итальянский фашистский автор Мирабелла утверждает, что суверенитет возник вместе с обществом, на самых ранних ступенях общественного развития. Он сочувственно цитирует итальянских авторов XVIII в. Толомеи и Спендалиери, учивших, что «суверенитет так же необходим, как необходимо гражданское общество»[120]120
  Mirabella H. Concetto della sovraanitá nella dottrina di Aristotele. Palermo, 1941.


[Закрыть].

Тот факт, что в государственно-правовых теориях античности отсутствует понятие о суверенитете, объясняют рядом причин, которые помешали «осознать» принцип суверенитета, хотя в практике государства этот принцип якобы полностью применялся[121]121
  Такую точку зрения мы находим у Кокошкина. См. указ. соч. С. 194.
  О суверенитете в древней Греции говорит и Фердрос (Verdross-Drossberg. Grundlinien der antiken Rechts– und Staatsphilosophie. 1946. S. 6).


[Закрыть]. Впрочем, по утверждению того же Мирабелла, древность дала в учении о государстве Аристотеля также законченное учение о суверенитете.

Эти антиисторические взгляды связаны с попытками увековечить государство, вывести власть и подчинение из самой «человеческой природы».

Для того чтобы решить вопрос о возникновении суверенитета, необходимо проанализировать формы классового господства при различных общественных формациях. Господствующий класс в обществе всегда стремится к тому, чтобы осуществлять свое господство полновластно, т. е. не признавая внутри общества права на власть других классов, и независимо, т. е. не подчиняясь господствующему классу другого общества. Полновластие и независимость обеспечивают наиболее совершенное и полное осуществление классовых интересов при любом типе государства. Однако этим еще не решается проблема о возникновении суверенитета.

Бесспорным является то, что независимое вовне господство класса всегда отождествляется с независимостью государства. Господствующий класс рабовладельческого, феодального или буржуазного общества всегда стремился к утверждению независимости своего государства. Независимость государства, борьба за независимость, восстания и войны в защиту независимости государств, самую идеологию государственной независимости мы встречаем на всех стадиях государственного развития. Что касается юридического оформления принципа государственной независимости, то характер этого оформления и его полнота соответствовали общему уровню политического развития и развития межгосударственных отношений на той или иной исторической ступени.

Установление принципа государственной независимости уже на ранней стадии государственного развития является вполне естественным. Государство было наиболее централизованной и сильной классовой организацией, поэтому именно оно было наиболее пригодной организацией для осуществления задачи ограждения независимого господства класса в своей пространственной сфере, а при случае и расширения этой сферы.

Однако государство не сразу обрело ту силу и мощь, которые сделали бы возможной монополизацию им всего властного принуждения господствующего класса внутри этой пространственной сферы господства класса. В течение тысячелетий господствующий класс для осуществления функции подавления применял в качестве орудий властного принуждения не только государственную власть, но и другие организации, власть которых не может ни юридически, ни фактически рассматриваться как производная от государственной власти. Наряду с государством как главным и основным орудием господств, в распоряжении господствующего класса были еще другие орудия власти, которые в соединении с государством служили выражением полновластия класса, но в то же время ограничивали полновластие самого государства. Монополизация всей власти и всего властного принуждения государством, а следовательно, и суверенитет государства являются результатом сравнительно более позднего исторического развития.

То же самое необходимо сказать и о юридической неограниченности установления права государством. Господствующий класс не всегда был заинтересован в такой свободе установления права государством; сама потребность в этом возникла сравнительно поздно, когда правовая надстройка отчетливо отдифференцировалась от других надстроек, что нашло свое идеологическое отражение в специфическом для буржуазного общества «юридическом мировоззрении».

Можно отметить три организации господствующего класса, делившие на отдельных этапах исторического развития с государством право властного принуждения или ограничивавшие его свободу установления права.

1. Организация внеэкономического принуждения как необходимая составная часть производственных отношений и всего строя экономической эксплуатации в условиях докапиталистических формаций. Отношение этой организации к государственной власти является различным в рабовладельческом обществе, с одной стороны, и в феодальном обществе – с другой, однако и в том и в другом обществе эта организация имеет свое самостоятельное основание в экономическом базисе общества и не может быть ни исторически, ни юридически сведена к государственной организации принуждения или выведена из нее. Более того, в некотором смысле самая организация государственной власти играет вспомогательную роль в отношении организации внеэкономического принуждения эксплуатируемых. Власть рабовладельца предшествует государственной власти. Думать иначе, значит ставить правовую форму впереди экономических отношений, телегу – впереди лошади. Не государственная власть – основа рабства или крепостничества, а наоборот, власть рабовладельцев или крепостников является основой государства, обусловливает самое появление государства. Хотя государство санкционирует, подтверждает, власть рабовладельца, даже отчасти регулирует ее, но эта власть не приобретает вследствие этого характера власти, делегированной государством, а остается властью, осуществляемой эксплуататором не от имени государства и не в «публичных» интересах, а самостоятельно и в своих частных интересах.

Таким образом, наряду с государственной властью власть над людьми осуществляется собственниками средств производства в процессе производства как самостоятельными носителями присущей им власти. Буржуазные ученые часто склонны «забывать» об этом при изучении суверенитета[122]122
  Об этой «мелочи» как раз и забывает Кокошкин, когда он утверждает, что государство в древнем мире «не имело соперников» (Кокошкин. Указ. соч. С. 194).


[Закрыть].

2. Догосударственные общественные союзы как носители власти. Государство не отменяет родовых и общинных связей, сложившихся в предшествующий период и превратившихся уже накануне образования государства в орудие (и прикрытие) власти эксплуататорской верхушки. После появления государства эксплуататорские классы не отказываются также от использования и этих форм власти, гарантирующих им особые общественные привилегии и дающих возможность путем использования родовых пережитков в сознании людей опираться на массы родичей и общинников.

3. Церковь как организация власти, опирающаяся на господствующую в докапиталистическом обществе религиозную идеологию и в то же время занимающая важное место в экономическом строе этого общества. Власть религиозной идеологии над сознанием людей дает возможность господствующим классам использовать церковную организацию для укрепления своего господства и освящения существующей экономической системы.

Все эти организации находятся в тесном взаимодействии с государством, вместе с государством обеспечивая полновластие господствующего класса. Но до тех пор, пока они сохраняют свою самостоятельность в отношении государства и осуществляют непосредственную власть над людьми, они ограничивают свободу правотворчества государства. Государство не может рассматриваться как полновластное, а следовательно, суверенное государство, несмотря на наличие более или менее значительных элементов внешнего суверенитета.

Сложность форм классового господства в докапиталистическом обществе проявляется и в характере действующих в нем норм. Система социальных норм, обладающих принудительной силой, состоит не только из установленных или санкционируемых государством правовых (в собственном смысле слова) норм, но также из предписаний собственника – рабовладельца или феодала. «Sic volo, sic iubeo – sit pro ratione voluntas», – кричит римская рабовладелица, бичуемая Ювеналом, обрекая на смерть своих рабов. Эта система включает родовую и общинную мораль, заповеди религии, не нуждающиеся для своей значимости в их санкционировании государством. Естественно, что в действительной жизни все эти нормы в большей или меньшей мере переплетаются, сливаются, поскольку они служат общей цели и имеют единую классовую основу. Для докапиталистических обществ характерны юридико-морально-религиозный синкретизм, сращение норм различных видов, смешение права, религии и морали, которые еще не дифференцировались друг от друга, а в более примитивных обществах в пределах этих типов государства даже еще вовсе не различаются друг от друга.

Это необходимо учитывать для того, чтобы не впасть в искажающую историческую перспективу модернизацию государств прежних исторических типов в вопросе о правовой связанности государства. Если в буржуазном государстве правовая связанность государства означает связанность государства им же созданным правом и отлична от моральной или тем более религиозной связанности, не имеющей правового характера, то иначе обстоит дело в государствах докапиталистических. Там эти понятия не только не могут быть противопоставлены, но часто едва различимы. Морально-религиозная связанность государства была вместе с тем и правовой, и наоборот. Там ограничения полновластия государства, которые вытекают из действующих в обществе моральных норм и религиозных установлений, могут рассматриваться и как правовые ограничения, задача которых – гарантировать правильное функционирование с точки зрения интересов господствующего класса государственного аппарата, должностных лиц государства, независимо от того, являются ли они выборными, назначаемыми или наследственными. Таким образом, речь идет об ограничениях полновластия государства, которые несовместимы с суверенитетом государств. Притом это не ограничения, имеющие своим источником само государство, а ограничения, вытекающие из факта существования наряду с государством также других организаций классового господства, факта, обусловленного особенностями докапиталистических способов производства.

Принцип суверенитета формулируется в эпоху разложения феодализма и складывания централизованного государства, складывания наций. Только начиная с этого времени, можно ставить во всей полноте вопрос о сущности и форме суверенитета. Однако нельзя упускать из виду, что вопрос о соотношении сущности суверенитета и его формы является частным случаем общего вопроса о соотношении классовой сущности государственной власти и ее юридической формы. В такой общей постановке данная проблема значима и для досуверенных форм государственности и представляет большую важность с точки зрения предыстории суверенитета. Особое значение имеет вопрос о классовом носителе политического господства и его отношении к носителям юридической власти.

Отношение между носителями классового господства и субъектом юридической власти может быть отношением тождества или различия. Тождество, впрочем, не может быть полным, а носит всегда характер большего или меньшего приближения.

При более или менее полном совпадении носителя политического господства и юридической власти, политического и юридического суверенитета в эксплуататорских государствах власть политическую и юридическую имеют только члены господствующего класса и все члены господствующего класса. В частности, они и только они обладают политическими правами и осуществляют верховную власть либо непосредственно, как в рабовладельческой аристократической республике, либо через представителей, как в буржуазной цензовой республике, где господствующий класс избирает депутатов и должностных лиц. Впрочем, здесь, в силу неответственности депутатов, уже создается наряду с избирательным корпусом, совпадающим с политическим сувереном, также формально особый орган юридического суверенитета, т. е. юридической формы классового господства – парламент. Все это – формы откровенного, ничем не прикрытого и не затушеванного классового господства.

Но именно эта обнаженность классовой сущности власти и делает такие формы осуществления юридического суверенитета (или государственной власти вообще) наиболее уязвимыми. Господствующий класс эксплуататорских государств вынужден в большинстве случаев прибегать к маскировке своего господства.

Имеются два основных метода этой маскировки: при первом методе господствующий класс предоставляет формальное право участия во власти также другим классам, что не меняет, разумеется, классовой сущности государства. Рабовладельческая аристократия переходит в рабовладельческую демократию, где к власти приобщен и малоимущий «демос». Буржуазно-цензовая республика преобразуется в буржуазно-демократическую, где предоставлено избирательное право даже пролетариям. Юридическим властелином, сувереном объявляется «народ». Государству придается видимость межклассовой, общенародной организации.

Другой метод заключается, наоборот, в видимом отказе господствующего класса от непосредственного осуществления власти путем ее передачи «независимому» наследственному монарху. Юридическим властелином или сувереном является монарх, стоящий над всеми классами. Государству придается видимость надклассовости. Разумеется, в условиях опосредствованного господства класса возможны и столкновения между носителями политического суверенитета, с одной стороны, и носителем юридического суверенитета – с другой. Но эти столкновения не могут иметь принципиального характера. Они направлены не против самой власти, а против тех или иных ее представителей, против тех или иных ее мероприятий. Это не революция, а переворот, чаще фронда.

Таким образом, мы находим в эксплуататорском государстве три основные формы отношений носителей, политической и юридической власти, выраженные в трех государственных формах: форме цензово-аристократической республики как неприкрытой форме классового господства, в форме демократической республики, непосредственной или представительной, как форме классового господства, прикрытого видимостью межклассового общенародного государства, якобы контролируемого всеми гражданами, и в форме монархии как форме классового господства, прикрытой видимостью надклассового государства, независимого от всего общества.

Энгельс, анализируя формы и институты государств различных исторических типов, констатирует тот факт, что «в большинстве исторических государств предоставляемые гражданам права соразмеряются с их имущественным положением, и этим прямо заявляется, что государство – это организация имущего класса для защиты его от неимущего класса. Так было уже в Афинах и Риме с их делением на классы по имуществу. Так было и в средневековом феодальном государстве, где политическое положение определялось размерами землевладения. Это находит выражение в избирательном цензе современных представительных государств»[123]123
  Маркс и Энгельс. Соч. Т. XVI. Ч. I. С. 117–118.


[Закрыть].

В этом высказывании существенно, с одной стороны, установление общего принципа цензово-аристократического государства и, с другой стороны, указание на различные конкретные формы, в которые облекается этот принцип в государствах различных типов в соответствии с особенностями их способов производства.

Но, продолжая свой ход мыслей, Энгельс отмечает, что «демократическая республика, которая в наших современных общественных условиях становится все более и более неизбежной необходимостью… официально уже ничего не знает об имущественных различиях»[124]124
  Энгельс высказывает также мнение, разделявшееся тогда всеми марксистами, что демократическая республика является высшей формой государства, в которой только и может быть завершена решительная борьба между пролетариатом и буржуазией (Маркс и Энгельс. Соч. Т. XVI. Ч. I. С. 48). Критику этого взгляда см.: История ВКП(б). Краткий курс. М., 1938. С. 610.


[Закрыть].

Аналогичный процесс перехода от принципа ценза к упразднению имущественного цензового начала Энгельс отмечает и в условиях рабовладельческого государства. «…Отмеривание политических прав соответственно имуществу вовсе не было одним из таких установлений, без которых не может существовать государство. Хотя эта мера и играла большую роль в конституционной истории государств, все же очень многие государства, и как раз наиболее развитые, обходились без нее. Да и в Афинах она сыграла только преходящую роль; со времени Аристида доступ ко всем должностям был открыт каждому гражданину»[125]125
  Энгельс высказывает также мнение, разделявшееся тогда всеми марксистами, что демократическая республика является высшей формой государства, в которой только и может быть завершена решительная борьба между пролетариатом и буржуазией (Маркс и Энгельс. Соч. Т. XVI. Ч. I. С. 48). Критику этого взгляда см.: История ВКП(б). Краткий курс. М., 1938. С. 95.


[Закрыть].

Таким образом, здесь отмечена вторая основная форма классового господства, при которой это господство прикрывается формальным («официальным») приобщением к управлению народа, формальной демократией во всех ее существенных модификациях, не меняющих, однако, эксплуататорской сущности этой «демократии».

Различие между указанными двумя формами и третьей формой есть различие между непосредственными, прямыми (например, республиканскими) и опосредствованными (например, монархическими) формами классового господства. Ленин подчеркивал необходимость обращать внимание на то, «имеем ли мы перед собой более или менее явные, открытые, прочные, прямые формы господства определенных классов или различные опосредствованные, неустойчивые формы такого господства»[126]126
  Ленин. Соч. 3-е изд. Т. XVI. С. 10.


[Закрыть]. Для первых форм характерны институты представительства, выборности, ответственности, образование органов, формально выражающих «автономию» общества; для последних форм характерны институты наследственности, назначения, неответственности, образование органов, выражающих «гетерономию» общества[127]127
  Маркс и Энгельс. Т. VIII. С. 403. – О значении замечательных высказываний Маркса об автономии нации и гетерономии нации см. ниже.


[Закрыть].

При наличии институтов и органов «автономии» общества эксплуататорские классы отстраняют трудящиеся массы от использования этих институтов и органов путем установления ограничительных цензов. Так, в рабовладельческом государстве институты «автономии» общества, характерные для рабовладельческой демократии, совмещались с полным отстранением от пользования этой «автономией» трудящихся рабов, лишенных не только гражданских, но и вообще человеческих прав. На начальной стадии развития буржуазного государства институты «автономии нации» и формы буржуазной демократии совмещались с высокими имущественными и другими избирательными цензами. Однако в условиях развития буржуазных обществ и государств эти цензы были недостаточно прочными, что было подтверждено в дальнейшем вынужденным формальным расширением избирательного права. Поэтому буржуазия с самого начала создает дополнительные государственно-правовые гарантии своего господства, устанавливая наряду с органами формальной «автономии нации» (например, в виде выборного парламента) органы «гетерономии нации» в виде независимого, назначаемого сверху правительства, сохраняя в ряде случаев «корону, за которой прятался капитал»[128]128
  Маркс и Энгельс. Соч. Т. VIII. С. 10.


[Закрыть]. Все это обусловливает наличие таких комбинированных и смешанных форм, как аристократия с приданными ей монархическими или демократическими учреждениями, цензовый парламент с монархом, демократический парламент с монархом, демократическая нижняя палата с цензовой или аристократической верхней палатой, демократическая представительная республика с неответственным президентом и т. д. В этих случаях система органов, осуществляющих высшую власть или суверенитет, является более сложной.

Итак, если классовый характер, т. е. политическая сущность высшей власти или суверенитета, определяется типом государства, господствующим в нем способом производства и, следовательно, содержанием классового господства, то формы власти или юридическое оформление суверенитета и, следовательно, соотношение между политическим и юридическим сувереном определяются не только типом, но также тем или иным методом классового господства. Конечно, сам метод господства и, следовательно, конкретные юридические формы господства обусловлены классовым содержанием государства, иным при каждом типе государства. Но это не исключает и некоторых общих моментов в формах эксплуататорских государств различных типов, обусловленных тем, что все эти типы – типы государства эксплуататорского, что государства различных типов выполняют одни и те же функции – подавление эксплуатируемых и военную функцию и что во всех типах эксплуататорских государств формы государства обусловлены отношениями между эксплуататорами и эксплуатируемыми. Повсюду эксплуататорское государство стоит перед задачей держать в узде эксплуатируемые массы либо методами прямого и обнаженного подавления, либо сочетая подавление с маскировкой своего господства видимостью внеклассового или надклассового характера государства. Само собой разумеется, что в зависимости от характера социально-экономической формации меняются и государственно-правовые институты и конституируемые ими формы господства.

Именно диалектический метод, оперирующий категориями общего и особенного, дает руководящую нить при обзоре многообразия государственных форм различных типов эксплуататорского государства и основу для научной классификации институтов государственного права. При обзоре исторических типов государств необходимо уделить особое внимание содержанию и формам деятельности государства. На каждом историческом этапе характер прав государства соответствует задачам государства данного исторического типа и формам его деятельности. Задачи государства, как правильно указывает профессор Аржанов, не должны отождествляться с функциями государства. Функции государства являются общими для всех эксплуататорских государств. Но задачи, вытекающие из одинаковых функций, могут быть различными, поскольку различны те конкретные социально-экономические и политические условия, в которых протекает осуществление данных функций государства. Так, осуществление военной функции ставит перед современным буржуазным государством такие экономические, технические, идеологические и тому подобные задачи, о которых не было и речи при осуществлении этой функции рабовладельческим или феодальным государством и даже буржуазным государством эпохи промышленного капитализма.

Задачи государства, в их политическом аспекте, составляя конкретное содержание деятельности государства, отражаются и в формах деятельности государств. Форма деятельности государства – это способ осуществления государством своих функций, выражающийся в том, какие органы, в каком порядке осуществляют деятельность государства и каковы свойства и юридическая сила актов этих органов. Известно, что формы деятельности государства сложились исторически, что некоторые формы деятельности появились раньше (например, судебная), а другие позже (например, законодательная). Это в значительной мере объясняется и тем, что известные задачи, осуществляемые государством, на ранних стадиях осуществлялись негосударственными организациями власти господствующего класса.

После этих по необходимости кратких вступительных замечаний мы переходим к анализу государственной власти и суверенитета отдельных исторических типов государств в их важнейших разновидностях.