Текст книги "Суверенитет"

Глава 2. Принцип суверенитета и вопрос о праве наций на самоопределение в условиях буржуазного государства

Одной из исторических черт буржуазной государственности является связь между суверенитетом и национальностью, или, другими словами, национальный момент как принцип образования буржуазного суверенного государства[198]198
  Эта проблема не имеет ничего общего с проблемой так называемого «национального суверенитета», как варианта народного или государственного суверенитета (см. выше, в первой части).


[Закрыть].

Эта связь имеет глубокие социально-экономические корни. Она обусловлена соотношением между развитием капитализма и складыванием современных наций. Известно, что образование наций относится к периоду разложения феодализма и складывания капитализма, являясь прямым результатом данного процесса. Национальные связи возникли как буржуазные связи (Ленин). Это, конечно, нельзя понимать в том смысле, что до развития капитализма вовсе не существовало связей между людьми, обусловленных представлениями о действительном или фиктивном общем происхождении, родственностью разговорных диалектов, культурных традиций и т. п. Такие памятники эпохи феодализма, как «Слово о полку Игореве» или «Песнь о Роланде», такие памятники рабовладельческого государства, как «Персы» Эсхила, ясно говорят об обратном. Национальная общность языка и культуры появилась не на пустом месте. Национальные языки и культура сложились на основе того языкового и культурного материала, который был накоплен обществом в предыдущие эпохи, и только благодаря этому они смогли выполнить, после наступления соответствующих экономических условий, свою общественную и историческую задачу как факторы национальной консолидации. Это блестяще показано товарищем Сталиным на примере национальной консолидации Грузии[199]199
  Сталин. Соч. Т. II. С. 295.


[Закрыть]. Эсперанто или воляпюк не могли бы стать национальными языками.

Капитализм в силу устанавливаемой им экономической общности трансформирует находимые им этнические отношения в национальные связи, способствуя образованию наций как исторически сложившихся, устойчивых общностей людей, возникавших на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры[200]200
  Сталин. Соч. Т. II. С. 296.


[Закрыть].

Эти общности стремятся стать политическими общностями. Государство на две исторические формации старше нации. Этнический момент мог играть роль и в докапиталистических формациях при определении границ государства. Общество, в котором первоначально возникло государство, – это племя, или народность, говорящая на одном языке или диалекте. Однако народность, говорящая на одном языке и сознающая свою этническую общность, в зависимости от условий создавала иногда не общее государство (как Египет), но несколько государств (как древний Израиль) или множество обособленных государств (как древняя Греция). С другой стороны, путем завоеваний создавались государства, представлявшие собой конгломераты самых различных племен и народностей (Ассирия, Персия).

В Европе уже в период феодально-сословной монархии начинает проявляться тенденция к образованию национальных государств. Складывающаяся нация в лице класса, претендующего на господство в ней, требует приспособления государственных форм и границ к потребностям ее развития. Московское государство уже в XV в. представляет собой русское национальное государство. То же можно сказать и об Англии, и в несколько меньшей степени – о Франции. С еще большей силой такая тенденция проявляется позже, в эпоху абсолютной монархии, реализовавшей более высокую ступень национального единства, представляемого в этот период не только буржуазией, но и дворянством, группирующимся вокруг двора. Складывающиеся национальные языки вытесняют прежние мертвые литературные языки. В XVII в. в Московской Руси протопоп Аввакум предупреждает: «…не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русский природный язык». В противоположной части Европы Сервантес напоминает, что «великий Гомер не писал по-латыни, он был греком… все древние поэты писали только языком, который они впитали в себя с молоком матери… и если так, то было бы разумно распространить этот обычай на все нации, чтобы немецкие поэты не считали для себя позорным писать на своем языке, равно как и кастильские и даже баскские…». Гетевский Фауст – этот образ нового человека, освобождающегося от духовных уз средневековья, – занят переводом Библии на родной немецкий язык.

В этом языковом и литературном движении наблюдается ряд характерных тенденций, роднящих его с политическим движением эпохи. В этом движении возникает идея права на родной язык, родную культуру всех народов (даже басков). Подчеркивается требование народности языка, его связи с разговорным языком народа или, по крайней мере, буржуазии. Об этом говорил великий чех Гус, еще в XV в. Лютер требовал «смотреть в рот простого человека», чтобы узнать, как надо говорить по-немецки.

Знаменитый гуманист Петр Рамус утверждал, что «народ является суверенным сеньором своего языка, он владеет им как аллодом и не обязан признавать какого-либо сеньора».

Но требование народности сочетается с требованием национального единства, а следовательно, и языковой унификации, использования народных говоров для создания общенационального языка как орудия национальной консолидации.

В создании национального языка немалая роль принадлежит государству, нуждающемуся в едином официальном языке, понятном широким кругам дворянства и буржуазии. Недаром именно язык императорской канцелярии лег в основу лютеровского перевода Библии, ставшего нормой национального литературного немецкого языка. Еще в XIV в. английский парламент постановляет, чтобы дела в судах разбирались на английском языке, и вводит этот язык в парламентский обиход. Во Франции в 1539 г. ордонанс Франциска I в Вилле-Котре вводит исключительное употребление французского языка в судопроизводстве и в администрации на всей территории Франции. Подобную роль в выработке общенационального русского языка играл язык московских приказов XVI–XVII вв.

В Восточной Европе абсолютизм создает многонациональные государства, так как потребность в создании крупных централизованных государств в целях обороны обгоняет капиталистическое развитие.

Западная Европа уже в эпоху абсолютизма образует систему национальных государств: Испания, Португалия, Франция, Англия, Голландия. Наряду с этим в Центральной Европе сохраняется национальная раздробленность Германии и Италии.

Однако и в Западной Европе абсолютизм, стоявший на службе интересов помещичьего землевладения, оказался неспособным выполнить задачу создания национального государства в собственном смысле. Это можно проиллюстрировать на примере такого классического абсолютистского государства, как Франция. Хотя Франция завершила процесс своего политического объединения еще в XVI в., но вплоть до 1789 г. в различных провинциях сохранились различия в управлении и праве, не была даже реализована в полном объеме задача создания единого национального языка. Характерен тот факт, что интенданты нередко запрещали преподавание общефранцузского языка в сельских школах, так как крестьяне, научившиеся читать и писать по-французски, оставляли деревни и уходили в город – в мастерские, мануфактуры, что наносило ущерб помещикам. Задача завершения национального объединения выпала на долю французской буржуазной революции, языковая политика которой является частью политики буржуазной централизации государства. Эта политика нашла свое выражение в декларации Барера: «Федерализм и суеверие говорят по-немецки, контрреволюция говорит по-итальянски, фанатизм говорит по-баскски. Разобьем эти орудия вреда и заблуждения. Монархия имела основания быть подобной вавилонской башне; в демократии же оставлять граждан не знающими национального языка, не способными контролировать власть, значит предавать отечество. У свободного народа язык должен быть одним и тем же для всех».

Здесь с особой отчетливостью выявляется связь между национальной языковой политикой и требованиями национального государства, с одной стороны, и идеями демократии и народного суверенитета – с другой. «Политическая надстройка над экономикой. Демократизм, суверенность наций Inde «национальное государство»[201]201
  XXX Ленинский сборник. С. 62.


[Закрыть]

В Центральной Европе даже политическое объединение было осуществлено уже в процессе буржуазной революции в XIX в.

Нация облекается в государственные формы, государство становится национальным – такова одна из особенностей процесса образования буржуазных государств.

Государственная или политическая общность не составляет признака или элемента нации. Мы не найдем ее в классическом сталинском определении нации.

Марксистско-ленинское определение нации резко отличается от буржуазных определений нации, которые в государственной общности видят одно из основных условий и элементов нации. Такая теория, в частности, нашла своего красноречивого защитника в лице французского монархического автора Жоаннэ[202]202
  Johennet. Le principe des nationalités. 1929.


[Закрыть], который рассматривает нацию как нечто производное от «империи» и видит в единой династии один из главных факторов, образующих нацию. Одну из причин образования французской нации Жоаннэ видит в том, что… у королей капетингов всегда оказывались наследники мужского пола. Отождествление нации и государства – обычный прием империалистической, великодержавнической политики. Включить государственную общность в число признаков или элементов нации значило бы отказать в праве считаться нациями тем нациям, которые в данный момент еще не образуют государства и не могут его образовать, поскольку они насильственно удерживаются в рамках чужого государства.

Марксизм-ленинизм провозглашает право нации на то, чтобы иметь свое государство, однако это право далеко не всегда является фактом: нередко оно выдвигается именно для того, чтобы изменить фактическое положение вещей, создать новые факты. Но вместе с тем из марксистско-ленинской теории вытекает, что право нации на свое государство реально осуществимо, так как нация обладает в лице территориальной и экономической общности необходимыми предпосылками для образования государства. Таким образом, само определение нации дает возможность обосновать и право нации на образование своего государства как право реальное, осуществимое и соответствующее самой природе нации. О такой возможности обоснования права нации на образование своего государства из самого определения нации не может быть и речи в буржуазных идеалистических теориях нации, игнорирующих или отрицающих экономический момент в национальной общности. Так, Макс Вебер определял нацию как «эмоциональную общность, адекватным выражением которой является собственное государство и, следовательно, имеющую… тенденцию производить таковое из себя». Как будто одна эмоциональная общность может служить достаточным объективным основанием для создания государства «из себя».

То же можно сказать полностью и об определении нации, даваемом такими буржуазными исследователями, как Герц, который определял нацию как «волю к общности»[203]203
  Nation u. Nationalität. Karlsruhe, 1927.


[Закрыть], или Редслоб, для которого нация – «сознание общего духа, чувство, порождающее волю к политическому объединению»[204]204
  Redslob. Le principe des nationalités, 1930.


[Закрыть]. Эти определения бессильны объяснить, почему национальная общность становится основой для политической общности, для создания государства.

Сталинское определение нации со всей резкостью противопоставляется как открыто империалистическим теориям, отождествляющим нацию с государством, так и реформистско-пацифистским теориям, отрывающим нацию от государства, и тем самым снимающим вопрос о суверенности нации.

Необходимость построения государства на национальных началах нашла свое выражение в буржуазном принципе национальности, сформулированном и обоснованном в XIX в. Манчини, Ренаном, Градовским и др. Буржуазный принцип национальности, нередко облекаемый в форму требования самоопределения наций, резко отличается по своему содержанию и значению от большевистского программного принципа права наций на самоопределение (к которому мы еще вернемся). Принцип национальности формулируется как абстрактная догма о целесообразности при любых обстоятельствах однонационального государства. Принцип «один народ – одно государство» объявляется вечной истиной. Характерно то, что Манчини трактует принцип национальности по аналогии с естественно-правовым учением о неотчуждаемых и неотъемлемых правах личности, рассматривая национальность как своего рода личность. Принцип национальности – это вечное, неотъемлемое и неотчуждаемое право нации. Это означало абсолютизирование нации, гипертрофию национального момента. Принцип национальности требовал обособления наций, он был использован буржуазией для затемнения классового сознания пробуждающегося рабочего класса, подчинения его буржуазному влиянию, разрушения пролетарской интернациональной солидарности. Известно, что этот принцип использовался нередко в агрессивных и экспансионистских целях еще со времени Второй империи во Франции.

При всем том нельзя отрицать за принципом национальности и положительного исторического значения.

В эпоху буржуазно-демократических войн и революций принцип национальности был направлен против государственных границ, установленных абсолютизмом в соответствии с принципами легитимизма (выражение феодально-династического интереса) или принципом равновесия (выражение так называемого государственного интереса) и т. п. Он был составным моментом процесса преобразования феодально-абсолютистской государственности в буржуазную, перехода от феодального государства к буржуазному, сочетаясь с принципом народного суверенитета как прямой вывод из последнего. Такое значение этот принцип имел и в период буржуазных войн и революций в Центральной Европе, и в период войн и движений за освобождение балканских народов от гнета Турции от начала XIX до начала XX в., и в восточных революциях начала XX в., ознаменовавших собой «пробуждение Азии».

В эпоху империализма принцип национальности, сформулированный как принцип самоопределения наций, выдвигаемый национально-освободительными движениями, объективно направлен против империалистического многонационального государства, которому он противопоставляет требование создания национальных государств. Известно, что эпоха империализма не сняла вопроса о национальном государстве. Напротив, усиление империалистического гнета и империалистической экспансии и вместе с тем известный рост капитализма в колониальных странах усиливают, как писали Ленин и Сталин, стремление угнетенных наций в Европе и колониальных народов Азии и Африки к национальному освобождению и образованию независимых национальных государств. В период до Великой Октябрьской социалистической революции эти движения были связаны в основном с буржуазно-демократическими преобразованиями под руководством национальной буржуазии. После Октябрьской революции национально-революционное движение становится составной частью социалистической революции. Требования национального самоопределения были поддержаны и рабочим классом в лице большевиков, которые вложили в это требование новое, подлинно революционное и последовательно-демократическое содержание.

Большевистский принцип права наций на самоопределение, в отличие от буржуазно-демократического принципа национальности, не фетишизирует национального государства и различает право на самоопределение и целесообразность отделения. Он отвергает всякие попытки империализма и реакции манипулировать принципом самоопределения наций в своих интересах. Этот принцип права связывает данное право с задачами демократии и прогресса до Октябрьской революции и задачами буржуазно-демократической революции, а в период после Октября – с задачами социалистической революции. Последнее не исключает поддержки антиимпериалистических движений, руководимых национальной буржуазией, ибо в вопросе о носителе этого права необходимо считаться с тем, на какой ступени исторического развития стоит данная нация.

Великодержавный шовинизм и империализм в лице буржуазии господствующих наций неоднократно пытались объявить национальное государство безнадежно устаревшим, отжившим. Еще в 60-70-х гг. прошлого столетия, накануне освобождения Болгарии, известный идеолог турецкой националистской буржуазии Намык Кемаль писал по поводу требований болгар, македонцев и других угнетенных народов Турции, что эра национальных войн уже пришла к концу.

Намык Кемаль уверял, что «различные народности, населяющие наше государство, с географической точки зрения связаны между собой как члены единого тела, утратив способность к разъединению… Ни язык, ни происхождение, ни религия не могут помешать сплочению нации как в Румелии (Европейская Турция), так и в Анатолии». При этом он ссылался на «бесспорную истину», что «благополучие и цивилизация покоятся на согласии, а не на разъединении»[205]205
  Намык Кемаль. Соч. Т. Ill (на турецком языке).


[Закрыть].

В 1912–1915 гг., накануне и в период Первой мировой войны германские социал-империалисты похоронили право наций на самоопределение, а им вторили Бухарин, Пятаков, Троцкий. Кунов писал в то время: «Недавно изобрели даже некое „естественное право“ (быть может, в ближайшем будущем по старому трафарету оно станет неотчуждаемым священным естественным правом) всякой нации на создание национального государства; в стремлении отдельных южноевропейских или азиатских народов к самостоятельности усматривают какую-то всеобщую тенденцию к образованию однородных национальных государств… это так называемое „право“ отнюдь не соответствует историческому развитию; напротив, если не ограничиваться узкими пределами Юго-Восточной Европы и ее самое не рассматривать исключительно за последние несколько десятков лет, то историческое развитие говорит не о процессе национальной дифференциации, а об обратном процессе амальгамирования, о прогрессирующем слиянии мелких национальностей с крупными культурными государствами… Соответствующее требование „права“ как правила, т. е. для всякого народа, безотносительно к тому, что это за народ, безусловно, реакционно, так как в этой форме оно требует предоставления самостоятельности также для нежизнеспособных, в большей или меньшей мере некультурных наций, и даже в том случае, если их самостоятельность противоречит интересам дальнейшего культурного развития и является препятствием на его пути». Комментарии, как говорят, излишни.

В период Второй мировой войны гитлеровские идеологи «нового порядка» и «европейского» пространства во главе с самим Гитлером утверждали, что «эра мелких государств уже прошла». Гитлеровский «теоретик» Шейнер писал: «Немецкая теория в последние годы исходила в основном из концепции национального государства, государства, основанного на национальном принципе, границы которого совпадают с национальными. Но требование, чтобы каждый народ имел свое независимое государство, уже не согласуется с необходимостью сплочения европейского пространства в крупное пространственное образование, в котором ведущим нациям должно принадлежать иное место, чем маленьким народам, включенным в этот пространственный порядок. Настал момент для того, чтобы вновь поднять самостоятельное значение государственной формы для построения комплекса властвования, выходящего за пределы национального ядра ведущей нации»[206]206
  Zeitschrift fur die gesammte Staatswissenschaft, 1941. В. 101. H. 2. S. 264.


[Закрыть]. Характерно, что в это же время австрийский социал-демократ Полак писал в эмиграции: «Время малых государств миновало, ибо их экономическая независимость стала абсолютно невозможной и восстановление их политического суверенитета было бы шагом назад в истории»[207]207
  Новое время. 1947. № 42. С. 8.


[Закрыть]. Эти высказывания, характерные для империалистического экономизма, уже предвещали и послевоенную постановку правыми социалистами вопроса о национальном государстве.

В послевоенное время продолжателями линии отрицания национального государства выступают идеологи американского империализма и их прислужники в Европе, в частности из среды правых социалистов. Опять звучат знакомые мотивы о том, что национальное государство устарело, что это понятие пора сдать в архив. Некоторые из американских идеологов доказывают, что национальные государства обречены в силу того же экономического закона, который предрешает невозможность для мелкого предприятия выдержать конкуренцию с крупным[208]208
  Moffat. Nationalism and economic theory // Journal of Political Economy. August, 1928.


[Закрыть]. Мелкие государства экономически вытесняются крупными. Это недурной комментарий к политике «открытых дверей» и «равных возможностей»… Отрицание национального государства теснейшим образом связано политически и логически с отрицанием суверенитета.

Однако объективная действительность раз за разом опрокидывала эти «построения», эту неприкрытую апологию империалистического насилия, национального гнета и неравноправия.

После Первой мировой войны появились новые национальные государства в Европе и Азии. Это был этап на пути национального освобождения славянских народов от немецкого, арабского народа – от турецкого гнета и т. д. Результатом Второй мировой войны было новое мощное подтверждение жизненности национального принципа, выразившееся в восстановлении независимости народов, порабощенных гитлеровской Германией, японским империализмом и итальянским фашизмом (Албания, Абиссиния), в создании национального польского государства, в проведении западной границы Украины и Белоруссии в соответствии с национальным принципом, в осуществлении ряда мер, имевших своей целью достижение большей однородности национального состава государств и т. п. Такие государства, как послевоенная Чехословакия, представляют собой добровольное объединение родственных национальностей и построены в соответствии с принципом самоопределения наций, обеспечивающим разрешение национальных проблем. После войны развернулось мощное национально-освободительное движение в колониальных странах, приведшее уже вопреки воле империалистов к закладке основ национальной государственности в Индонезии, Индокитае, Индии, Бирме, Филиппинах, Палестине, к росту элементов национальной независимости в Сирии, Ливане, Египте. Режим опеки по уставу ООН предусматривает независимость подопечных стран как одну из своих конечных целей. Все это служит блестящим подтверждением ленинско-сталинского учения о национальном государстве в эпоху империализма, учения, отстаивавшегося Лениным и Сталиным в борьбе с различными антиленинскими течениями, прямо выражавшими влияние империализма.

На протяжении веков и вплоть до настоящего времени национальные движения, проходившие под лозунгом борьбы за самоопределение, играли прогрессивную роль вначале в борьбе против феодального абсолютизма, а затем в борьбе против империализма, как против разбойничьего германского экспансионизма, так и против сил империализма реакции и экспансии в послевоенное время. Эта борьба сочеталась с борьбой за осуществление основных прогрессивных задач каждой исторической эпохи, что находило свое выражение и в тесной связи национальных движений с принципом суверенитета.

С появлением принципа национальности суверенитет обогащается новым моментом – национальным. Господство класса выражается не только в государственном суверенитете, в формальном «народном суверенитете», но и в национальном суверенитете.

Полновластие государства, его независимость, единство, институты народного представительства – все это выражает и национальную общность, интересы национального развития и национальной консолидации под эгидой класса, являющегося носителем политического суверенитета.

В суверенитете теперь находят юридическое выражение и правовую защиту нация, свобода национального развития, национальная независимость.

Национальный момент играл известную роль и в формировании абсолютистского суверенитета: абсолютная монархия осуществила задачу политического объединения крупных наций и утверждения их независимости. Однако юридическая форма этого суверенитета весьма неадекватно выражала национальный момент и нередко даже приходила в резкое противоречие с ним: династический интерес отодвигал национальный на задний план.

Новые юридические формы суверенитета, созданные буржуазным государством эпохи промышленного капитализма, выражая классовое господство буржуазии, вместе с тем означали более адекватное выражение национального момента. Буржуазное государство сложилось в ту эпоху не как династическое, а как национальное государство. Принцип суверенитета получал более глубокое и более прочное основание в нации как закономерной для буржуазного общества форме общности людей, отвечающей интересам развития общества и исторического прогресса. Если в условиях абсолютизма принцип суверенитета был направлен против притязаний императора, папы и крупных феодалов, то в условиях пришедшего ему на смену буржуазного общества принцип суверенитета как суверенитета нации получил новую направленность. Как мы уже видели, в эпоху буржуазных революций и войн он выдвигался против феодально-абсолютистского династического государства, увековечивавшего раздробление наций (Германия, Италия), с одной стороны, и многоплеменные государственные образования (Австро-Венгрия) – с другой. В эпоху империализма этот принцип направлен против империалистических многонациональных государств, против системы колониального гнета, соединяется с мировыми силами демократии, социализма и прогресса. Национальный момент придает принципу суверенитета новые жизненные силы, связывая этот принцип с одной из важнейших и прогрессивных тенденций новейшего времени – тенденцией к национальному самоопределению народов.