Текст книги "Суверенитет"

Реальный объем суверенных прав государства обусловлен его функциями. Среди функций Советского государства самостоятельное место занимает функция хозяйственно-организаторской и культурно-воспитательной работы государственных органов. К числу суверенных прав Советского государства поэтому следует отнести и социалистическое хозяйствование и руководство всей культурной жизнью общества. Последнее, в частности, выражается в политическом просвещении и идеологическом руководстве массами, осуществляемом государством.

Хозяйствование государства само по себе может и не быть выражением государственного суверенитета.

Хозяйствующий субъект не является сам по себе суверенным. В качестве такого субъекта в буржуазном государстве может выступать и физическое лицо, и юридическое лицо частного права, община и т. п. В СССР субъектами хозяйствования могут быть, помимо государства, и колхозы, промкооперация, потребкооперация и т. п. Однако это отнюдь не должно вести к отрицанию связи между суверенитетом и хозяйствованием. Дело обстоит как раз наоборот. В любой классовой экономической системе существует прямая связь между указанными двумя категориями. Это вытекает уже из аксиомы марксистско-ленинской науки о соотношении общественного базиса и надстройки.

Хозяйствующий субъект является в то же самое время и субъектом собственности; не может быть хозяйствования без пользования, владения, распоряжения тем или иным имуществом. Класс, представляющий господствующую систему собственности, является господствующим классом, носителем суверенитета (или высшей политической власти в таких типах государства, где еще отсутствует суверенитет государственной власти). Политическая власть в эксплуататорском обществе – это власть совокупности хозяйствующих субъектов, образующих экономически, а тем самым и политически господствующий класс. Интересы хозяйствования составляют высшую норму для политической власти, фиксирующую характер и пределы данной власти. В рабовладельческом обществе эта норма означает разделение власти на государственную, политическую власть и частную, хозяйскую власть, власть отдельных хозяйствующих субъектов – рабовладельцев. В условиях феодального государства она приводит к установлению прямого сочетания политической власти и собственности отдельных хозяйствующих субъектов-феодалов. В условиях буржуазного государства создается опять-таки новое положение. В период складывания буржуазного государства интересы хозяйствования требовали невмешательства государства в хозяйствование, которое осуществляется полностью (или почти полностью) отдельными собственниками. Суверенитет осуществляется совокупностью хозяйствующих субъектов в лице их государства и его органов, в то время как хозяйствование осуществляется индивидуальными хозяйствующими субъектами. Вся власть концентрируется в руках государства и тем самым становится юридически неограниченной на данной территории; индивидуальное хозяйствование осуществляется без непосредственного применения политической власти. Хозяйствующие субъекты, главным образом, затем и образуют в своей совокупности суверенную власть, чтобы оградить сферу своего хозяйствования, т. е. сферу своей капиталистической частной собственности. Эта роль частного хозяйствования, остающаяся в любых условиях важнейшим принципом буржуазного общества, наглядно выражена в сталинской характеристике отношения между государством и хозяйством в капиталистическом государстве: «Хозяйство же в собственном смысле мало касается капиталистического государства, оно не в его руках. Наоборот, государство находится в руках капиталистического хозяйства»[226]226
  Сталин. Вопросы ленинизма. 10-е изд. С. 602.


[Закрыть].

В условиях империализма буржуазное государство, правда, активно вмешивается в хозяйственную жизнь, даже начинает непосредственно хозяйствовать в известных пределах (государственные военные заводы и т. п.). Однако все это выражает лишь применение более гибких и более сложных средств и методов для осуществления той же цели – охраны и укрепления частного хозяйствования как основного вида хозяйствования. Буржуазное хозяйствование остается частным по своему интересу, ибо его задачей является обогащение частных собственников, хотя оно перестает быть «чисто» частным по своим методам, поскольку капиталисты все в большей и большей степени нуждаются в помощи государства для решения своих экономических вопросов. На этой почве и происходит сращение «частного» монополистического капитала с государственной организацией, развивается государственно-монополистический капитализм.

В социалистическом государстве ведущим видом хозяйствования является хозяйствование совокупности всех трудящихся в лице советского народа – государства как субъекта всенародной, государственной собственности. Такой характер хозяйствования определяется самой сущностью социалистической системы хозяйства. Социалистическое государство есть всенародная организация хозяйствования и политической власти, одна из важнейших задач которой заключается в обеспечении условий для успешного хозяйствования всего советского народа в целом путем государственного планирования всего народного хозяйства, охраны социалистической собственности, путем применения властного принуждения к лодырям и т. п. Таким образом, суверенитет Советского государства заключается, между прочим, и в обеспечении успешного хозяйствования Советского государства как субъекта всенародной собственности. Народный суверенитет служит интересам хозяйствования всего народа.

Самостоятельное значение хозяйственно-организаторской функции Советского государства как главной его функции внутри страны вытекает прежде всего из того факта, что советский народ возлагает на свое государство не только политическое властвование, но и хозяйствование в качестве субъекта всенародной собственности как ведущей формы собственности в Советском государстве. Эта функция включает и хозяйствование государства как таковое, и властвование, необходимое для обеспечения успешного хозяйствования в интересах развития производительных сил страны, ее обороны, подъема народного благосостояния и поступательного движения всего общества к коммунизму.

О такой функции не может идти речь в буржуазном государстве, основная задача которого – обеспечить условия индивидуального хозяйствования на основе капиталистической частной собственности. Этой цели подчинена вся деятельность буржуазного государства в области экономики, в том числе и ограниченное государственное хозяйствование.

Но хозяйственно-организаторская работа социалистического государства не исчерпывается только хозяйствованием на основе государственной собственности. Советский народ возлагает на государство задачу руководства всей хозяйственной жизнью и всей хозяйственной деятельностью в стране в интересах народа. Речь идет не только о хозяйствовании народа как целого, но и о государственном руководстве хозяйствованием объединений трудящихся на основе кооперативно-колхозной собственности как вида социалистической собственности и хозяйствованием единоличных крестьян и кустарей на основе собственности частного мелкого хозяйства. Все виды хозяйственной деятельности в социалистическом обществе охвачены народнохозяйственным планом, разрабатываемым и предписываемым советским государством как закон, обязательный для всех, как проявление его суверенитета.

Таким образом, в социалистическом государстве суверенные права государства включают также руководство всей хозяйственной жизнью, в том числе и планирование всей хозяйственной жизни и контроль над исполнением плана. Утверждение всенародной собственности на орудия и средства производства, руководство процессом утверждения колхозной собственности, подчинение всего народного хозяйства интересам народа, установление пределов собственности частного хозяйства, руководство всем хозяйством – все это является ярким выражением государственного суверенитета как подлинного народного суверенитета.

В буржуазном государстве функции и суверенные права государства определяются его природой. Признание частной собственности и частного хозяйствования – это не ограничение суверенитета буржуазного государства, а выражение полноты такого суверенитета.

В социалистическом государстве содержание суверенных прав определяется его классовой природой, его назначением. Как мы видели, назначение социалистического государства заключается не только в том, чтобы служить орудием подавления классовых врагов (функция военного подавления эксплуататоров исчезла вместе с исчезновением и самих эксплуататорских классов), и не только в военной защите, но также в организации хозяйства. В этих условиях содержание суверенитета не может не расшириться. Суверенитет советского государства включает и осуществление хозяйственно-организаторской функции.

Собственность является основой суверенитета при любом общественном строе. Суверенитет трудящихся может опираться только на социалистическую собственность – единственно соответствующую современному уровню развития производительных сил систему собственности трудящихся на орудия и средства производства.

В социалистическом государстве экономической основой суверенитета народа является социалистическая собственность в двух ее видах: государственной и кооперативно-колхозной собственности. Тем самым реализовано главное условие подлинного народного суверенитета.

Если в буржуазном государстве различие между суверенитетом и собственностью (и хозяйствованием на базе собственности) служит основой для разделения между публичным и частным правом, то в условиях социалистического государства отпадает основание для подобного деления. Хозяйствование утрачивает свой частный характер. «Мы ничего „частного“ не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное»[227]227
  Ленин. Соч. 3-е изд. Т. XXIX. С. 419.


[Закрыть]. В социалистическом обществе государство-народ является субъектом как «imperium», так и «dominium».

Понятия «imperium» и «dominium» употребляются в юридической литературе в различных смыслах. У некоторых авторов, например у Оппенгейма, «dominium» совпадает с территориальным верховенством (или внутренним суверенитетом), т. е. способностью повелевать всеми гражданами и иностранцами на определенной территории, в отличие от «imperium», означающего способность повелевать всем гражданам как на своей территории, так и на территориях иностранных государств[228]228
  Oppenheim. International Law. V. I.


[Закрыть].

С таким пониманием нельзя согласиться по двум основаниям. Во-первых, существует ли «imperium» независимо от территории? Юридическая (а не только моральная) обязательность предписания государства, обращенного к его гражданину, находящемуся за границей, гарантируется наличием у государства на его территории необходимого аппарата властного принуждения.

Оппенгейм рассматривает «imperium» как составную часть суверенитета; но в таком случае получается, что суверенитет государства распространяется и на территорию другого суверенного государства. Для того чтобы избежать этого вывода, Оппенгейм утверждает, что «imperium» осуществляется за границами государства лишь в той мере, в какой он совместим с территориальным верховенством другого государства. Ясно, что в таком случае из «imperium» как общего понятия, охватывающего «персональное верховенство» независимо от территории, исключаются самые необходимые и существенные признаки суверенитета, поэтому «персональное верховенство» в этом смысле не могло бы рассматриваться как аспект суверенитета, каким оно является по Оппенгейму. Далее, при отождествлении понятий «dominium», территориального верховенства, внутреннего суверенитета, наука права теряет специальный термин, служивший для обозначения некоторой специфической, отличной от суверенитета – территориального верховенства способности государства, проявляющейся в его правах по поводу имущества (и в первую очередь по поводу земли).

Реальное значение эта способность, т. е. «dominium», может приобрести лишь в том случае, если с ней сопряжено хозяйственное использование данной вещи, в первую очередь земли. Но как раз этот момент и не может получить сколько-нибудь серьезного значения в буржуазном государстве. Отсюда и неудача попыток буржуазной науки дать такое определение «dominium», которое не было бы беспредметным[229]229
  Обзор литературы у Шалланда. «Юридическая природа территориального верховенства». См. статью И. П. Трайнина «Вопросы территории в государственном праве» // Изв. Отд. экономики и права. 1947. № 4.


[Закрыть]. «Dominium» выскользает из этих определений, как тень Антиклеи из объятий Одиссея.

Вполне естественно, что в буржуазном государственном праве для такого понятия с трудом находится место, да и то лишь в форме немощного, бесплотного «dominium eminens» (в англоамериканском праве)[230]230
  В данном контексте вопрос о публичном домене или фиске в буржуазном государстве несущественен.


[Закрыть].

Однако социалистическое государственное право не может обойтись без понятия «dominium», которое в условиях социализма означает не что иное, как право собственности государства на средства и орудия производства.

Территориальный «dominium» государства не совпадает с территориальным верховенством государства, которое есть не что иное, как суверенитет с точки зрения его распространения на определенную территорию и над определенной территорией, так же как «imperium» – это суверенитет с точки зрения его распространения на население территории.

Таким образом, не приходится говорить о совпадении или тождестве в социалистическом государстве «imperium» и «dominium». В советском праве проводится четкое различие между правами государства, вытекающими из его «imperium» и территориального верховенства, с одной стороны, и правами государства, вытекающими из факта и права государственной собственности – с другой. Это различие имеет значение в сфере хозяйственно-организаторской деятельности государства, которая осуществляется как методами прямого властвования, так и методами иного характера. Так, государство устанавливает народнохозяйственный план и властно обязывает к его выполнению не только собственные организации, но также и кооперативно-колхозные и единоличные хозяйства. Однако органы государства в то же время заключают договоры найма рабочей силы, купли-продажи, действуют на началах хозрасчета и т. д. Административно-правовые моменты, имеющиеся в некоторых из этих операций, не исчерпывают их правовой природы.

Суверенитет, как «imperium» и территориальное верховенство, – это право повелевать всеми людьми, находящимися на территории государства, т. е. право осуществлять полноту политической власти на данной территории, в том числе и по вопросам устройства самой территории.

Из «imperium» и территориального верховенства советского государства вытекает право регулировать отношения собственности и, в частности, отношения земельной собственности.

На основе своего верховенства советское государство установило свой «dominium» на землю, как и на орудия и средства производства. Юридическое право государственной собственности предоставляет государству право управления и распоряжения государственной собственностью в формах, устанавливаемых государственными законами, и под их охраной. Система государственных мероприятий по охране социалистической собственности от преступных покушений отдельных лиц или групп конституирует функцию государства, выражающую его властную природу, его «imperium». Законы, административные и карательные мероприятия по охране социалистической собственности государство издает и проводит не в качестве собственника, обладателя «dominium», а в качестве обладателя «imperium». Эти законы и мероприятия распространяются не только на государственную собственность, но и на другой вид социалистической собственности – кооперативно-колхозную собственность. На основании «imperium» государство охраняет и личную собственность граждан.

«Imperium» Советского государства был установлен в первый момент создания этого государства, в то время как государственный «dominium» на землю – 26 октября, а на орудия и средства промышленного производства устанавливался последовательным рядом декретов в 1917 и 1918 гг.

Таким образом, в условиях социалистического государства необходимо проводить различие между территориальным верховенством и государственной собственностью на землю. Последнее представляет собой вещное право, подлежащее регулированию со стороны – отчасти гражданского права, отчасти административного права. Но между территориальным верховенством и государственной земельной собственностью в социалистическом государстве имеется тесная связь. Юридически – первое является основой второго; но вместе с тем социалистическая собственность, включая и государственную собственность на землю, представляет собой экономическую основу Советского государства и, следовательно, реальную основу суверенитета народа в Советском государстве.

К вопросу об отношении между суверенитетом и собственностью в социалистическом государстве надо подходить диалектически, учитывая необходимую и тесную связь между этими категориями, но в то же время избегая их отождествления. Такое решение вопроса имеет принципиальное значение. С одной стороны, этим подчеркивается властный характер актов Советского государства как носителя «imperium» в сфере всех функции – в том числе и хозяйственно-организаторской и устраняется возможность их растворения в хозяйственно-технических актах. С другой стороны, не менее важное значение имеет установление гражданско-правовой сферы в советском правопорядке, возможность для государственных организаций (и тем более для негосударственных организаций) действовать как юридические лица гражданского права и устранение пресловутого хозяйственного права, стоящего в резком противоречии с духом советского права.

Важнейшей составной частью учения о суверенитете в Советском государстве является вопрос о национальном суверенитете. Однако этот вопрос настолько тесно связан с вопросом о федеративной форме устройства Советского государства, что будет наиболее уместным рассматривать его в следующей главе, трактующей проблему суверенитета в союзном государстве.

Глава 4. Проблема суверенитета в союзном государстве

Проблема суверенитета в союзном государстве столь же стара, как и союзное государство. Уже при самом рождении первой федерации – Северо-Американской – был поднят вопрос: как согласовать принцип союзного государства с принципом суверенитета? Характерна именно такая постановка вопроса. Из принципа суверенитета исходили как из данного, обоснование принципа союзного государства рассматривали как теоретическое задание. Правда, в старой Германской империи еще раньше ставился вопрос: как согласовать принцип суверенитета с существующими отношениями в германском «государстве государств» (Staatenstaat)? Однако предлагавшиеся по этому поводу немцами теории полусуверенитета, ограниченного суверенитета и т. п. никак не повлияли на развитие теоретической мысли по вопросу о суверенитете в союзном государстве; слишком отчетливо выступала их феодальная сущность, их связь со специфическими чертами германской политической отсталости. В США продолжали исходить из бодэновской концепции суверенитета, сочетаемой с теорией «народного суверенитета».

Вопрос о суверенитете в союзном государстве имел вполне определенный практический аспект. То или иное решение этого вопроса должно было обосновать не только то или иное распределение компетенции между федеральными органами и органами государств-членов, но также и вопрос об их взаимоотношениях, о пределах прав Союза в отношении государств-членов и государств-членов в отношении Союза. Поэтому эволюция буржуазных теорий в данном вопросе отражает различные этапы в развитии буржуазных федераций, определяемые социально-классовыми сдвигами и изменениями интересов господствующих классов.

Теория разделения суверенитета Медисона – Токвиля – Вайца отражала ранний этап развития буржуазных федераций. Это даже не теория, а первое, в некотором смысле наивное, описание положения вещей, каким оно представляется на первый взгляд, не вдающийся в пока еще скрытые трудности.

Это отражение практики, нашедшей свое выражение в известном решении Верховного Суда от 1793 г. по делу Chesholm v. Georgia, рассматривавшем «любой штат в Союзе, в любом вопросе, в котором его суверенитет не был делегирован Соединенным Штатам, так же полностью суверенным, как и Соединенные Штаты, в отношении переданных им прав. Соединенные Штаты суверенны в отношении всех полномочий власти («powers of government»), действительно переданных им; каждый штат в Союзе суверенен в отношении всех резервированных за ним полномочий».

Первый комментатор конституции США Джордж Тэкер подчеркивал, что «суверенитет союза – эманация суверенитета штатов, а не пламя, пожравшее их, или пропасть, поглотившая их. Каждый из них является государством, все еще суверенным, все еще независимым и все еще способным, если того потребуют обстоятельства, принять на себя выполнение своих функций, как таковых, в самых неограниченных размерах»[231]231
  Willoughby. Op. cit. P 225.


[Закрыть]. Решения Верховного Суда служили обоснованием того компромисса между централизмом и местничеством, который лежит в основе всякой буржуазной федерации. В США это был компромисс между торгово-промышленной буржуазией северо-восточных штатов и плантаторами южных штатов. В Германии это был династический компромисс, за которым стояли интересы правящих классов Пруссии, с одной стороны, и южных германских государств – с другой. Здесь отражено то положение вещей, при котором, согласно известному выражению Токвиля, управление штатов было правилом, а управление федерации – исключением.

Эта теория, как известно, уступила место теории суверенитета государств-членов Кальгуна – Зейделя. Эта теория отражала выявление противоречий в рамках федерации между отдельными группами господствующих классов, причем она становилась на сторону одной из этих групп, а именно на сторону рабовладельцев южных штатов США и буржуазии и помещиков южно-германских государств в Германии, вступивших в резкое столкновение с интересами других и притом более мощных фракций господствующих классов. Теоретической предпосылкой этой теории является утверждение неделимости суверенитета. Разделение суверенитета означает его уничтожение, ибо суверенитет по своей природе не терпит разделения. Таким образом, компромиссное решение вопроса отвергается и ставится дилемма: либо суверенитет штатов, либо суверенитет Союза. Теория Кальгуна – Зейделя решает вопрос в пользу штатов. Из этого решения вытекает и решение вопроса о сецессии и нуллификации в положительном смысле. Учение о неделимости суверенитета в данных политических условиях отражало признание непримиримости интересов отдельных государств-членов.

За юридическими конструкциями стояли вполне реальные интересы той или иной части правящей верхушки буржуазных федераций. «Теоретический» спор был разрешен силой оружия. Победа северных штатов над южными сняла вопрос о правах штатов. Права сецессии и нуллификации были сняты с порядка дня. Линкольн исходил из того, что право сецессии несовместимо с самим принципом государства. «Можем с уверенностью сказать, – говорил Линкольн, – что ни одно государство не может включить в свою конституцию пункт о собственной ликвидации»[232]232
  Strong. Modern Political Constitutions. 1935. P. 106.


[Закрыть]. Новые теории, стоя на той же позиции неделимости суверенитета, пришли к выводу, прямо противоположному выводам Кальгуна и Зейделя. Они утверждали, что суверенитет принадлежит только федерации, а государства-члены представляют собой несуверенные государства. Эта теория исключала начисто сецессию и нуллификацию и допускала широкое вмешательство федеральной власти в дела штатов. Если вначале (в своей работе о соединениях государств) Еллинек еще говорит об их свободе от контроля в сфере своей компетенции, то позже это отпадает. В своей работе «Gesetz u. Verordnung» Еллинек, формально признавая за государствами-членами как несуверенными государствами собственные, неделегированные суверенным союзным государством права на осуществление власти и даже неответственность, сводит это на нет указанием на неограниченность прав Союза в отношении этих несуверенных государств. К таким правам Еллинек относит прежде всего «негативный контроль» за деятельностью государств-членов, а именно недопущение выхода их за пределы своей компетенции; право Союза использовать несуверенное государство для своих целей и при этом не только в качестве коммунального союза, наделенного относительной самостоятельностью, но и в качестве «прямого объекта своей воли». Но не ограничиваясь этим, Еллинек признает за союзным государством право вовсе ликвидировать государства-члены. «Суверенное государство, – утверждает он, – в любое время имеет право присвоить себе, при соблюдении конституционных форм, права верховенства, принадлежащие несуверенному государству, как принадлежащие к его потенциальной сфере». Поэтому само государственное существование несуверенного государства зависит от суверенной воли высшего государства (Oberstaat). Суверенное государство может экспроприировать несуверенное государство, при этом ему не может быть поставлено априори никакого ограничения. Однако (оговаривает Еллинек) оно «лишь тогда предпримет подобную экспроприацию, если того потребует историческая необходимость, высшая национальная цель»[233]233
  Jellinek. Gesetz u. Verordnung. 1887. P. 203–204.


[Закрыть].

С этой точки зрения конституция союзного государства, не признавая за государствами-членами права выхода из федерации и тем самым ее ликвидации, с другой стороны, признает за федерацией право ликвидации государств-членов. Лабанд, Еллинек – в Германии, Уиллоуби – в США являются самыми последовательными проводниками теории исключительного суверенитета федерации.

Что касается сторонников прав штатов, то их голос, если иногда и слышен, то все же он мало напоминает прежние гордые притязания Кальгуна и Зейделя. В лучшем случае говорят о совместном суверенитете федерации и государств-членов либо возвращаются к теории разделения суверенитета (или двойственного суверенитета – «dual sovereignty»).

Новейшие американские авторы видят в том, что штаты иногда продолжают именоваться суверенными, лишь проявление сентиментальности[234]234
  Одд and Rey. Introduction to American Government. 1943. P. 60.


[Закрыть].

Дальнейшим развитием централистской теории Лабанда – Еллинека являются теории Геллера, Кунца, Маттерна (ученика Уиллоуби). Эти теории отрицают не только суверенитет государств-членов, но даже их государственный характер[235]235
  В период до Первой мировой войны на точке зрения отрицания государственного характера частей федерации стояли Ле-Фюр, Борель, Палиенко.


[Закрыть].

Геллер, исходя из своей теории суверенитета, рассматривает последний как существенный признак государства. В то же время Геллер не допускает сосуществования двух суверенных «решающих центров» на одной и той же территории. «Это означало бы взаимодействие двух высших волевых единств, упразднение единства государства и, наконец, гражданскую войну».

Геллер допускает, что «из политических соображений» можно дать областному и частному решающему центру то же наименование, что и «универсальному решающему центру». Но очевидно, хотя Геллер об этом прямо не говорит, речь идет о маскировке подлинного положения вещей звонкими фразами о государственности членов федераций. Однако с теоретической точки зрения, которую он, видимо, противопоставляет политической, Геллер отвергает возможность подводить члена федерации и союзное государство под одну «категорию понятий». Называть государство-член государством – значит придавать обозначению государства существенно другое значение, чем то, когда этим термином обозначается «вышестоящее единство».

Геллер утверждает даже, что государство-член не может обладать в действительности ни законодательной, ни конституционной автономией. Даже в области управления и правосудия оно в решающих пунктах подчинено контролю Союза. «Все эти неизбежные структурные необходимые свойства вытекают из свойства союзного государства как единой решающей инстанции».

Возвращаясь к старому вопросу о критерии для различения между членом федерации и областным образованием унитарного государства, Геллер решает этот вопрос отрицательно. «Все попытки отграничить государство после исключения из него признака суверенитета от других территориальных корпораций должны считаться провалившимися». Геллер подкрепляет свою точку зрения о негосударственном характере членов федерации ссылкой на то, что репрессии против члена федерации всегда носят характер экзекуции, а не войны. Право федерации ликвидировать члена федерации, в случае если его существование подвергает опасности существование всей федерации, право, признаваемое и Еллинеком, но совмещенное им с государственным характером члена федерации, Геллер считает решающим аргументом против приписывания члену федерации государственного характера. В конечном счете Геллер приходит к выводу: научная однозначность терминологии требует, чтобы название «государство» было резервировано только за «универсальным решающим единством». Областной союз лучше всего называть «краем» (Land). Федерация есть не что иное, как «деконцентрированное государство».

В США на этой же точке зрения стоит по существу Уиллоуби, который тоже считает ненаучным и неправильным наименование несуверенных членов федерации государствами, но поскольку это неточное словоупотребление является общепринятым, он признает его изменение практически неосуществимым. Маттерн утверждает, что «притязание на государственность и суверенитет со стороны зависимых политических единиц не имеет никакого основания со строго юридической точки зрения. Оно имеет свое основание в политических обидах или амбициях»[236]236
  Mattern. Op. cit.


[Закрыть].

Во Франции столь же категорично высказывается в этом смысле Комбетекра. «Название государства, приложенное к несуверенному образованию, – это только историческая реминисценция. С точки зрения юридической нет абсолютно никакого различия между государствами – членами федеративного государства и департаментами или провинциями унитарного государства, общиной любого государства и вообще любым юридическим территориальным делением государства. Ни то, ни другое деление не является суверенным»[237]237
  Combothecra. Op. cit. P. 50.


[Закрыть].

Само собой разумеется, что и Карл Шмитт не может придерживаться иной точки зрения. Для него, как и следовало ожидать, основным признаком негосударственного характера членов федерации является отсутствие у них права объявлять чрезвычайное положение. А несуверенное государство – это внутренне противоречивое понятие. Несомненно, что данные теории отражают последнюю стадию развития буржуазных федераций в эпоху империализма, когда под централизующим воздействием монополий почти стираются грани между государствами-членами и обыкновенными административно-территориальными делениями, когда политическая роль и удельный вес штатов становятся минимальными. Цикл теорий о суверенитете в союзном государстве тем самым завершается исчезновением государств-членов как государств, а тем самым и самой федерации. Государства-члены поглощены суверенитетом. По существу, тем самым признана несовместимость принципа федерации с принципом суверенитета и полуторавековая работа буржуазных юристов, пытавшихся с помощью любых хитроумных приемов, доступных юридическому искусству, согласовать эти понятия, оказалась сизифовым трудом.