Текст книги "Суверенитет"

Следующее традиционное свойство суверенитета – его неограниченность. Оно было сформулировано Бодэном, как и принцип неделимости суверенитета в прямой связи со взглядом на монарха как носителя суверенитета. Появление сконцентрированной в одном органе неограниченной и абсолютной власти и послужило поводом или одним из поводов к выявлению принципа суверенитета. Однако это свойство суверенитета оказалось наиболее уязвимым; факты ограничения высшей власти в государстве как внутренним государственным правом (например, в конституционной монархии или в президентской республике), так и международным правом послужили в новейшее время предлогом к отрицанию понятия суверенитета (особенно у Прейса). Это служит доказательством того большого, можно сказать решающего значения, которое приписывается данному свойству суверенитета.

Необходимо также отметить отсутствие в буржуазной науке единого понимания неограниченности суверенитета. Одни понимают эту неограниченность как абсолютную несвязанность государства какими бы то ни было нормами, в том числе и этическими. Родоначальником такого понимания суверенитета можно считать Гоббса. Другие понимают эту неограниченность как чисто правовую, которая, по их мнению, совместима с любой степенью фактической ограниченности[87]87
  Из русских ученых, развивавших учение о юридической неограниченности суверенитета, отметим Чичерина (Курс государственной науки. Т. I. С. 29–30, 62–64), Шершеневича (Общая теория права. С. 217), Ивановского (Учебник государственного права. С. 75–76).


[Закрыть]. Обе концепции страдают формалистическим подходом к вопросу о суверенитете.

Неограниченность суверенитета, разумеется, нельзя понимать в смысле неограниченных прав одного органа. Любой орган, осуществляющий юридический суверенитет, даже суверенный орган (в указанном выше смысле), как это вытекает из самого определения юридического суверенитета, связан определенным правовым порядком конституирования и функционирования.

Однако принцип неограниченного суверенитета сохраняет определенный смысл и значение. Это самостоятельный признак суверенитета, не совпадающий с монополизацией властного принуждения, хотя и тесно связанный с ним. Монополизация власти означает, что только государство может властно принуждать; неограниченность власти означает, что государство может принуждать ко всему тому, что оно сочтет необходимым.

С точки зрения классового содержания суверенитета принцип неограниченности суверенитета есть не что иное, как политический принцип полновластия диктатуры господствующего класса. Эта неограниченность заложена и в самой природе диктатуры. Она означает, что диктатура класса не исчерпывается одними лишь юридическими формами. Она выражает тот факт, что воля суверена как источника закона стоит над законом, имеет надправовой характер. Этот надправовой характер диктатуры (и суверенитета) проявляется в тех случаях и только в тех случаях, когда воплощенные в данной диктатуре морально-политические нормы приходят в столкновение с действующими правовыми нормами. Неограниченность суверенитета в аспекте политического содержания означает не связанность его морально-политическими нормами, а лишь их приоритет над юридической формой суверенитета.

Эти моменты нашли свое выражение в известной ленинско-сталинской формуле диктатуры пролетариата. «Диктатура пролетариата есть неограниченное законом и опирающееся на насилие господство пролетариата над буржуазией, пользующееся сочувствием и поддержкой трудящихся и эксплуатируемых масс»[88]88
  Сталин. Соч. Т. VI. С. 114; Ленин. Соч. 3-е изд. Т. XXV. С. 436, 441.


[Закрыть].

В этой формуле подчеркивается не только то, что диктатура пролетариата как господство над буржуазией не ограничена законом, но также и то, что она при этом опирается на сочувствие и поддержку народных масс. Обе эти стороны неразрывно связаны друг с другом. Неограниченность диктатуры рабочего класса законом обусловлена тем, что она выражает волю и интересы рабочего класса и всех трудящихся, т. е. волю и интересы суверена, определяющего самое существование и пределы права.

Внеправовые действия суверена соответствуют морально-политическим нормам, выражающим его волю и коренные интересы. Тут не может быть и речи о произволе, о простой ломке правопорядка и законности. Это как раз означало бы нарушение морально-политических норм. Речь идет об определенных ситуациях, об определенных моментах в жизни государства, о революции, в результате которой ниспровергается власть класса отживающего и устанавливается власть нового, поднимающегося класса, о перерыве в юридическом осуществлении суверенитета в результате вражеской оккупации территории государств или узурпации власти лицом или органами, не представляющими суверена, либо о ситуациях, выдвигающих перед государственной властью проблемы, требующие срочного и неотложного разрешения, за которыми не может поспеть законодательная машина государства или которые не могут сразу получить вполне определенное адекватное юридическое оформление. Во всех случаях необходимым условием правомерности подобных внеправовых действий является их соответствие прогрессивным морально-политическим нормам, и – под этим условием – воле носителя политического суверенитета.

В соответствии с обстоятельствами решается вопрос и об органах, осуществляющих эти внеправовые действия. Если речь идет о революции или о борьбе с вражеской оккупацией, эти органы создаются заново и иногда не имеют вначале юридического титула, завоевывая его в успешной борьбе за власть. В других случаях – речь идет о наличных органах государственной власти, действующих – в соответствии с волей суверена – особыми методами, с помощью чрезвычайных мер, сводя, однако, к минимуму отклонения от обычного правопорядка.

Практика Советского государства дает ряд примеров, иллюстрирующих эти положения.

Как уже указывалось, в Великой Октябрьской социалистической революции рабочий класс, возглавив весь трудящийся и эксплуатируемый народ, осуществляя революционными методами свое морально-политическое право на власть, заложил основы советского правопорядка, советской законности. В лице советских органов власти советский народ приобрел подлинных выразителей своего суверенитета – при любых методах и формах осуществления этого суверенитета, вызывавшихся бурным течением развития советского общества.

В ноябре 1918 г., в разгар Гражданской войны, VI Съезд Советов в своем постановлении «О революционной законности», подчеркивая всю важность точного соблюдения законов для дальнейшего укрепления и развития власти рабочих и крестьян в России, в то же время отметил, что «непрекращающиеся попытки контрреволюционных заговоров и война, навязанная империалистами рабочим и крестьянам России, делают в некоторых случаях неизбежным принятие экстренных мер, не предусмотренных в действующем законодательстве или отступающих от него». В связи с этим Съезд решил впредь установить, что меры, отступающие от законов РСФСР или выходящие за их пределы, допустимы лишь в том случае, если они вызваны экстренными условиями Гражданской войны и борьбой с контрреволюцией. В каждом данном случае применение подобной меры должно сопровождаться:

а) точным формальным установлением соответствующего советского учреждения или должностного лица наличности условий, требующих выхода из пределов закона;

б) немедленным сообщением соответствующего заявления в письменной форме в Совет Народных Комиссаров с копией для местных и заинтересованных властей.

Здесь дана строгая правовая регламентация формы и пределов внеправовых актов местных органов власти.

В 1928 г. товарищ Сталин в связи с усилившимся сопротивлением кулачества отметил возможность применения чрезвычайных мер или известных условий. «Разве наша партия когда-либо высказывалась в принципе против применения чрезвычайных мер в отношении кулачества?»[89]89
  Сталин. Вопросы ленинизма. 11-е изд. С. 259.


[Закрыть]

Но и в данном случае чрезвычайные меры протекали в определенных правовых рамках (например, применение ст. 107 УК) и в условиях прочной опоры на бедняка и укрепления союза с середняком[90]90
  История ВКП(б), Краткий курс. 1938. С. 279.


[Закрыть]. Была признана «допустимость временных чрезвычайных мер, подкрепленных общественной поддержкой середняцко-бедняцких масс…»[91]91
  Сталин. Вопросы ленинизма. 11-е изд. С. 242.


[Закрыть].

Наконец, ярким примером революционных мер были меры по ликвидации кулачества как класса. Товарищ Сталин указал, что «эти законы и эти постановления (об аренде земли и найме труда в деревне. – И. Л) придется теперь отложить в сторону в районах сплошной коллективизации, сфера распространения которой растет не по дням, а по часам. Впрочем, они уже отложены в сторону самим ходом колхозного движения в районах сплошной коллективизации»[92]92
  Сталин. Вопросы ленинизма. 11-е изд. С. 297.


[Закрыть].

Своеобразие этой революции заключалось в сочетании революции сверху, произведенной по инициативе государственной власти, с поддержкой снизу, со стороны широчайших масс трудового крестьянства. Таким образом, здесь с особой рельефностью выявились отмеченные выше особенности чрезвычайных мер Советского государства. Эти меры опирались на волю советского народа; выходя за рамки существующего права, они в то же время служили основой для дальнейшего развития советского права.

Практика государств показывает немало случаев присвоения каким-либо органом юридического суверенитета чрезвычайных полномочий, нарушающих установленный правопорядок, для борьбы с политическими противниками или в связи с создавшейся угрозой суверенитету господствующего класса. Такой образ действия является нарушением юридической формы в интересах сохранения политического содержания суверенитета. Морально-политическая правомерность таких актов, не укладывающаяся в рамки закона, обусловлена тем, являются ли они актами борьбы против класса, имеющего право на суверенитет (и в этом случае они являются неправомерными и с этой точки зрения), или они направлены против класса или группы, неправомерно с морально-политической точки зрения претендующих на суверенитет, и в этом случае они являются правомерными. Нельзя сбавить знак равенства между якобинским террором и гитлеровским террором, хотя в обоих случаях речь шла о сохранении господства буржуазии. Только в случае неправомерности как юридической, так и морально-политической, можно говорить о произволе. Произвол – это тоже проявление суверенитета, но суверенитета обреченного, подрубающего сук, на котором он сидит.

Неограниченность суверенитета в юридическом аспекте выражается в том, что, каковы бы ни были правовые ограничения деятельности отдельных органов государства, государство в целом, как совокупность государственных органов и избирательного корпуса, с юридической точки зрения вправе принимать любое решение в установленном им же, а не кем-либо другим, порядке. Неограниченность юридического суверенитета означает формальную свободу государства устанавливать свое право; только государство устанавливает право и самый порядок установления права. Отрицать за государством юридическое право выносить или осуществлять любое решение (поскольку оно не противоречит нормам международного права, о чем чуть ниже) значило бы подчинять его праву, установленному каким-либо другим государством, т. е. признавать его подчиненным суверенитету другого государства.

Более того, самая постановка вопроса о юридическом «праве» самого суверенного государства как такового на то или иное действие (не регулируемое международным правом) бессмысленна, ибо само государство устанавливает свое юридическое право. В этом и заключается смысл принципа юридической неограниченности суверенитета.

Вопрос о «праве» государства может иметь по существу лишь один смысл (поскольку речь не идет о международном праве), а именно, как вопрос о праве морально-политическом, о соответствии действий государства и устанавливаемого им права нормам морали и требованиям исторического прогресса человечества.

Этим нормам должно соответствовать поведение любого суверенного государства. История человечества показывает, что государство и носители государственной власти никогда не рассматривались как неподчиненные моральным нормам. Характер и источники моральных норм менялись. В силу морально-религиозного синкретизма, характерного для рабовладельческих и феодальных обществ, подчинение требованиям рабовладельческой и феодальной морали в рабовладельческом и феодальном государстве формулировалось как подчинение «божественным законам», что признавал и творец первой теории суверенитета Бодэн. В ранней буржуазной идеологии место божественного закона занимает естественный закон, который опять-таки представляет собой формулировку нормы буржуазной морали. «…Справедливость всегда представляет собою лишь идеологизированное, вознесенное в небеса выражение существующих экономических отношений либо с их консервативной, либо с их революционной стороны»[93]93
  Маркс и Энгельс. Соч. Т. XV. С. 71.


[Закрыть]. В наши дни, когда рабочий класс выступил как носитель более высокой морали, моральный критерий при оценке деятельности государства приобретает серьезное значение. Чудовищные преступления гитлеровской Германии убеждают воочию в невозможности абстрагироваться от требований этики при оценке деятельности государства. Политический аморализм недопустим и для суверенного государства и его органов. Вспомним проникновенные слова товарища Сталина о гитлеровцах, как людях, потерявших человеческий облик и павших до уровня диких зверей, людях, лишенных совести и чести, людях с моралью животных[94]94
  Сталин И. О Великой Отечественной войне Советского Союза. 5-е изд. М., 1946. С. 27–28.


[Закрыть], об аморальном облике троцкистов, о лозунге – «политика есть политика», как лозунге старых прожженных буржуазных дипломатов, не признающих человеческой морали. Духом высокой моральной требовательности проникнуты и выступления советских представителей в международных организациях, направленные против небрезгующей средствами политики империализма.

Моральные нормы включают как наиболее общие нормы этики, элементарные, веками известные, тысячелетиями повторявшиеся во всех прописях правила общежития[95]95
  Ленин. Соч. 3-е изд. Т. XXI. С. 431.


[Закрыть], так и особые моральные воззрения, свойственные данной более ограниченной во времени исторической стадии развития человечества. Требования морали накладывают на суверенное государство, прежде всего, известные моральные обязательства, за выполнение которых оно отвечает морально. Однако это не исключает в ряде случаев превращение этих моральных требований в правовые нормы, рассматриваемые также как юридически обязательные. Это относится к тем нормам, нарушение которых становится особенно опасным и нетерпимым. Но для того чтобы стать юридически обязательными для суверенного государства, эти нормы должны стать не просто правовыми, а международно-правовыми нормами, т. е. воплотиться в принципы обязательного международного правопорядка.

Наряду с моральными нормами государство подчинено и нормам политическим. Мы при этом имеем в виду не макиавеллевский «государственный интерес» или «священный эгоизм», который как раз и служил всегда «оправданием» нарушения всякой морали в государственной внутренней и внешней политике. Мы понимаем под политическими нормами те требования, которые предъявляются к государству ввиду объективных исторических задач, свойственных данной эпохе, в силу требований поступательного развития человеческого общества, коренящихся в конечном счете в экономических условиях этого развития. Политическая норма – это интерес прогрессивного класса в данном обществе, стоящего у власти или идущего к ней. Требования этой нормы, близко соприкасающиеся с требованиями морали. Так, например, режим полного подавления политических и личных свобод, устанавливаемый тоталитарным фашистским государством, является с морально-политической точки зрения неправомерным, хотя бы и он был установлен в «должном» юридическом порядке, ибо этот режим не согласуется с уровнем развития современного человека, с элементарными требованиями развития человеческого общества.

Таким образом, неограниченность суверенитета исключает существование и даже самую логическую возможность существования в государстве какого-либо национального права, стоящего над самим государством. Это не означает, однако, ни неограниченной власти какого-либо одного органа, ни свободы самого государства от норм морали и политики и действия материальных условий жизни господствующего класса, определяющих содержание его воли, ни несвязанности государственной власти нормами международного права, ни свободы государства от требований собственной природы государства.

Пороком рассуждений многих буржуазных авторов о неограниченности суверенитета является то, что они абстрагируются от реальных задач, функций и целей государства и не понимают классовой природы государства. Поэтому эти рассуждения так часто напоминают рассуждения схоластов на тему о том, может ли бог создать такой камень, который он не мог бы сам поднять. При любом ответе на этот вопрос всемогущество бога оказывается ограниченным. Может ли государство установить в норме права свою полную свободу от всякого права? Еще Спиноза отметил, что «если, например, я говорю, что я по праву могу располагать этим столом, как хочу, то я ведь, конечно, не думаю, что имею право добиться того, чтобы этот стол ел траву»[96]96
  Спиноза. Политический трактат. М., 1910. С. 34.


[Закрыть].

Государство создано для определенных целей; оно находится в распоряжении господствующего класса для осуществления этих целей. И поэтому способность государства действовать может расцениваться только с точки зрения этих целей, составляющих самое назначение государства. Суверенитет – это полновластное и самостоятельное осуществление государством своего классового назначения, своих функций. Суверенитет заключается, прежде всего, не в нарушении права, а в свободном установлении своего права, так как именно в праве господствующий класс возводит свою волю в закон. Как будет показано в дальнейшем, формулировка принципа суверенитета в период абсолютизма как раз и была связана с концентрацией в руках высшей власти государства основных функций эксплуататорского государства – функции подавления и функции военной.

Юридическое выражение суверенитета государства заключается в том, что согласно воле господствующего класса государство в лице избирательного корпуса и системы высших органов государства, действующих в установленном конституционным правом порядке, выносит любые решения, необходимые для осуществления им своих функций. Сюда относится и изменение самой конституции в порядке, ею установленном.

Мы приходим к тому выводу, что принцип неограниченности суверенитета имеет вполне определенный смысл как в отношении содержания суверенитета (политического суверенитета), так и в отношении его юридического выражения (юридического суверенитета). При этом мы продолжаем отвлекаться от международно-правового аспекта проблемы. Суверенное государство является юридически неограниченным в том смысле, что немыслимо юридическое ограничение власти суверенного государства в сфере национального права. Это значит, что суверенное государство, строго говоря, не несет юридических обязанностей в отношении своих граждан, а имеет только права. Юридические обязанности несут органы государства, именно те обязанности, которые на них возлагаются законами государства. Конечно, государство может иметь финансовые обязательства по внутреннему займу. Но ведь государство может на законном юридическом основании, издав соответствующий закон, аннулировать свои финансовые обязательства, уменьшить их, произвести конверсию на им же установленных условиях и т. п.

Связанность государства как совокупности органов и избирательного корпуса правовой формой не является ограничением государственного суверенитета, поскольку речь идет о правовой связанности, соответствующей воле и интересам господствующего класса, воплощающей эту волю и интересы. Создать классовое право и обеспечить его осуществление и применение, соблюдать это право – таково одно из основных требований господствующего класса к своему государству.

Неограниченность политического суверенитета означает, что суверенитет не исчерпывается одной лишь правовой деятельностью государства, что он может находить для себя и надправовые проявления. Это выражается, в частности, в том, что класс, являющийся носителем права на суверенитет, создает новую власть и вместе с ней – новую законность, воссоздает свою власть революционными методами в случае насильственного перерыва в юридическом суверенитете или санкционирует исключительный порядок осуществления власти при чрезвычайных обстоятельствах.

Неограниченность юридического суверенитета означает юридически неограниченную свободу установления права государством.

Но ни политическая, ни юридическая неограниченность суверенитета не освобождает государство от подчинения морально-политическим нормам, выражающим моральные воззрения и политические интересы класса, имеющего право на суверенитет, независимо от того, реализовано ли это право или нет. Те действия, которыми органы данного государства вынуждаются следовать этим нормам, могут и не носить «законного» характера с точки зрения существующего положительного права. Однако поскольку эти действия соответствуют морально-политическим требованиям развития и направлены против неправомерного с этой точки зрения государственного режима, стремясь к установлению гармонии между правом и морально-политическими требованиями эпохи, они правомерны в высшем смысле.

Буржуазные авторы приложили немало усилий к тому, чтобы обосновать подчинение государства некоторому порядку, стоящему над положительным правом. Дюги подчиняет государство норме общественной солидарности; другие (Штамлер, Жени, Дель Веккио, Моор) воскрешают естественное право, казалось бы, давно похороненное. Недаром говорят о «возрождении естественного права» в науке права. Ориу признает «superlégalité constitutionnelle» – «сверхзаконность», обязательную и для учредительной власти; так, одним из требований этой «сверхзаконности», по Ориу, является принцип равенства и публичности государственных налогов.

Все эти старания буржуазных государствоведов проникнуты по существу одним мотивом: опасением, что государство может стать орудием власти другого класса, который создаст новое положительное право, расходящееся с интересами буржуазии. Именно эти интересы, идеологизированные и сведенные к основным принципам, и провозглашаются «естественным правом», нормой общественной солидарности и тому подобными обязательными для любого государства.

С точки зрения марксизма-ленинизма единственным научным критерием для оценки положительного права и деятельности государства являются те моральные воззрения эпохи и те ее политические требования, которые обусловлены самим ходом развития общества и выражают тенденции этого прогрессивного развития, раскрытые марксистско-ленинской наукой об обществе.