Текст книги "Крысолов"

Тепловизор, делавший даже привычный мир странным и полным самых неожиданных цветов, играл недобрую шутку. Стас стянул его с головы.

– Бога маму в душу…

И без него лучше не стало.

Прожекторов на площади не было. Свет был только тот, что падал из окон домов – в трех домах окна еще светятся, хотя уже далеко за полночь.

Но твари прекрасно заметны – сами светятся. Почти так же ярко, как их раскрашивал процессор тепловизора. Только теперь зеленый цвет был куда более ядовитый. И светились они не целиком, а кусками, будто вытатуированы узоры на шкурах… Сразу и не понять, что за твари.

Задние ноги явно от быков. Само туловище уменьшено, а над хребтом и тазовыми суставами здорово поработали. Твари запросто держались на задних лапах. И шли. И бежали.

Суставы передних ног тоже переделаны. Передняя пара работали и как ноги, когда нужно было скакать на всех четырех, но могли работать и как мощные лапы – в дальнем конце площади твари молотили друг друга получше профессиональных боксеров. Правда, нокдауны случались чаще. На концах ног-лап не пальцы в мягких перчатках, а увесистые копыта.

Что-то вроде перчаток было на рогах – огромных, сантиметров в семьдесят в размахе.

Сами головы тоже крупные – и все же не бычьи. Без собачьих генов не обошлось. Пасть вытянутая, нижние клыки оттопыривают верхние губы…

Граф поставил дело на широкую ногу. Разводили их потоками. Здесь были и твари размером с небольшую машину, и не такие матерые, и совсем еще бычки-соплячки – им бы коровью титьку сосать в теплом стойле, а не на плацу под ледяным дождем…

Месяца три интервал между потоками, похоже. Для тварей с ускоренным ростом пяти-шести месяцев вполне достаточно для возмужания, если правильно и до отвала кормить. Московским крысам и полтора хватает.

И разводили их тут уже больше года, похоже. На площади был и четвертый выводок. Совсем крошечные, в холке не больше терьера, не тяжелее пуда. Смешно топтались, маленькие, забавные и беззащитные – как и все остальные щенки-млекопитающие. Выдернут из души последнего сухаря улыбку и желание приласкать…

Мозгами морфов не обделили. Тренировались они слаженно, приглядывать за каждым постоянно не требовалось. Среди светящихся зелеными узорами тел было всего несколько мокро блестящих дождевиков. Совсем немного дрессировщиков на пару сотен тварей.

Особенно таких. Любой из бычар первого выводка, начни беситься, легко порвал бы и затоптал дюжину сумоистов, не то что этих худосочных дрессировщиков…

Один, два, три, четыре… А вот и пятый – явно главный. От него и исходили волны активности.

Точнее, от нее. Судя по походке, женщина, причем на довольно высоких каблуках. И дождевик на ней приталенный, изящный. Даже не дождевик, а кожаный плащ с капюшоном.

Это и есть наша Батори?

Над площадью грохотало, будто вибрировали земля и небо…

Стас вздрогнул. Последние выводки, где был предпоследний выводок, – они там были не одни. У мощного столбика на цепях были две собаки. Здоровенные кавказки, – и надрессированные явно не для ласковой опеки малышей.

И к этим кавказкам, по одному, Батори выгоняла молоденьких бычков. Прямо на их совершенно крокодильи пасти…

Вот очередной.

Собаки тут же набросились и сбили, но бычок, откатившись, привстал на задних ногах, вывернул передние, как лапы – и дал четкую двойку: джеб левым копытом и хук с правого.

Получившая по морде кавказка разинула пасть – бушующая музыка заглушала все – и так же беззвучно воя отвалила прочь. Вторая попыталась поймать бычка за ляжку, но морф резво развернулся и боднул.

Рожки, видно, были не такие уж игрушечные, какими казались издали. А может, просто попал точно в нос, чуткий и нежный – для собаки это как удар в пах. По силе ощущений. По эффекту – прямо противоположно.

Кавказка бросилась на бычка, чуть не порвав цепь. Сбила его, навалилась сверху, вцепилась в бок… И отвалилась, отлетела, беззвучно поскуливая.

В руке Батори ожил кнут. Жалящий кончик порхал над спиной и боками кавказки.

Вторая все поняла и без кнута.

Обе отскочили к столбику на исходную. Бычок, припадая на левую сторону и косясь на свой бок, куда цапнуло, тоже отползал прочь.

Задом он наткнулся на Батори, и та отпихнула его сапогом – не глядя. Все внимание уже на следующем.

Этот косился на собак, косился на хозяйку… И получил кнутом. И еще, и еще, и еще – быстро, размеренно и не скупясь, пока боль не затуманила его мозг и не вытеснила страх перед собаками. Бычок рванул на кавказок…

Стас заставил себя разжать челюсти.

Спокойно.

В этом чертовом мире полно боли. И если на земле есть десяток миллиардов прямоходящих животных, которые сумели отгородиться и от собственной боли, и от вида чужой, – это не значит, что в мире ее стало меньше…

Сколько добросердечных тетенек, подающих кусочек колбаски бездомному щенку, – ходят в кожаных плащах и меховых шубках? И начинают завтрак с бутерброда с красной рыбкой, а заканчивают ужином из устриц?

Цивилизация настолько хорошо защищает этих добросердечных тетенек от вида чужой боли, что иной раз создается ощущение, что рыбка в магазине – она как булочки или шоколад. Тоже на деревьях растет, а что-то прямо в складской магазина материализуется, сразу в цветастых хрустящих обертках. И за кусочком рыбы не стоит чья-то смерть. Медленная, мучительная, от удушья на палубе корабля или от замораживания заживо, в трюме-морозилке…

В мире по-прежнему океаны боли. И то, что большинство людей не сталкиваются с ней каждый день сами, не видят и предпочитают не задумываться – это не значит, что ее нет…

И когда ты вдруг наткнулся на это, увидел чужую боль, захотел что-то изменить – менять нечего. Мир такой же, каким был и прежде. Всегда. Ничего не изменилось. Боль как была, так и есть. И будет. Чужая боль никуда не исчезнет. Даже когда ты лично перестанешь видеть, как эта сука гонит плетью этих телят на кавказок…

Наверно, это все так. Все верно.

Но как же трудно себя в этом убедить…

Стас закрыл глаза и заставил себя сосредоточиться на счете, каждый раз медленно вдыхая, и выдыхая еще медленнее. Вот так. И еще тише… И еще один ме-едленный вдох…

Замечательно. А теперь открыть глаза и внимательно смотреть – но не видеть площади и того, что на ней творится. Есть только здания вокруг всего этого.

Потому что есть бычки, которых гонят плетью на кавказок, – а есть Арни. Два метра в холке, и душа десятилетнего мальчишки. Может быть, даже чувствительнее и умнее…

И уж точно несчастнее. Потому что он-то один, у него никаких сородичей – нет и не будет. Он всегда будет совсем один…

Почти один. Почти.

Если, конечно, дядя Стас перестанет страдать телячьей нежностью, мечтая, как бы облагодетельствовать весь мир…

Так что – хватит жевать сопли. Где секвенсор?

Вот то белое трехэтажное здание, с гаражом-пристройкой на боку. Очень похоже на лабораторный центр…

Может, оно и к лучшему, что нынешний партнер Графа, эта Батори, живет прямо как сам Граф – не отделяя работу от жизни?

Мало ли, что ночные тренировки, с грохотом тяжелой музыки, кожаными дождевиками, плетями и кавказками, вкусившими вкус теплой крови, – прямо не ферма, а разминка-репетиция перед какой-то черной мессой… Зато здания открыты и не поставлены на сигнализацию.

Так. А это еще что за?..

С дальнего конца площади прямо к этому углу маршировала дюжина взрослых морфов. Даже не маршировали, а семенили трусцой, на одних задних ногах, да еще с каждым шагом старательно вскидывая копыта повыше, как какие-нибудь пакистанские артиллеристы на парадных стрельбах. За ними, подстегивая их кнутом для большего усердия, шагал дрессировщик.

– Взводный, ко мне, – позвал Стас.

У ноги приглушенно пискнуло.

– Обойти здание, – Стас махнул рукой, с какой стороны.

Серые тени, одна за одной, метнулись за угол.

Стас натянул на лицо тепловизор, щелкнул включателем. Мир вновь изменился. Теплые дома вокруг опять стали желтыми, живые тела – зелеными, а горящие в окнах лампы – сине-фиолетовыми.

И черная-черная грязь внизу. Потому что полна воды и холода. Стас вздохнул – но тут уж никуда не деться.

Лег в грязь и пополз за угол. Грудь и ноги словно под ледяным душем. Но надо терпеть. Хоть и темно, а могут заметить.

Особенно если та дюжина никуда не свернет, и пройдет прямо здесь…

* * *

Топали подросшие бычки дай бог каждому. Шла дюжина, а гремело за целую парадную роту, вымуштрованную чеканить шаг и молотить каблуками со стальными набивками по бетону аэродромов.

Еще и рычали что-то строевое. Мощными, но низкими голосами, словно отряд каких-нибудь гранитных троллей:

Аша, аша! Ымко ачэт!

У-а! Ы-а! Эчку! Ачык!

Ышэ! Ашыка! Ы-ач!

Ы! Ут-от-эт! Ычкэ! Ач!

Звуки сливались, угадывался только ритм – будто какой-то остряк-стоматолог обколол обезболивающим так, что ни губ, ни языка.

– Хорош горланить, баскеры! – рявкнуло совсем близко. – Бегом-арш!

Стас вжался в грязь под стеной. Топало совсем близко.

Первые баскеры вынырнули из-за угла, перед глазами промчались мощные ноги, разбрызгивая копытами грязь. За ними трусцой пробежал и дрессировщик.

Стас стянул с глаз тепловизор, но еще полежал, разглядывая мощные спины быков, несущихся на луга – сейчас, впрочем, скорее разливы грязи. А может, им это и надо? Местный аналог голливудской пробежки по берегу по колено в воде…

В темноте на спинах светились узоры, на мощных затылках – какие-то не то иероглифы, не то рисунки. Не ядовито-зеленые, как узор на спинах, я просто зеленоватые. Скорее всего, обычная фосфоресцирующая краска. Стандартный способ метить лабораторных животных, когда их много.

Быки порывались бежать на четырех ногах. Так им было удобнее. Но кнут в руках дрессировщика не дремал, и бежать приходилось только на задних.

Баскеры…

Да, Граф решил играть по-крупному. Твари мало того, что первоклассные – как они им тазовые суставчики-то вывернули! это дорогая работа, – так еще и такой объем производства. Это при том, что он еще даже на рынок не вышел…

Пенза в таком количестве захлебнется. Решил прибрать к рукам и часть столичного рынка? И может быть, не самую меньшую… Это значит, война с другими поставщиками, с тем же Живодером. Это серьезно. Очень серьезно. Впрочем, Граф никогда не был сильно трусливым…

Над самым ухом пискнуло.

Белоснежка выплыла из темноты, уселась перед самым лицом – и дышала почти нос в нос. Заглядывая в глаза своими клюквенными бисеринки. И если в них была не издевка – тогда что же?

– Ну тебя только не хватало…

Белоснежка пискнула. Привстала на задних лапках, сделала пируэт. На языке крысиных танцев – один из вопросительных паттернов. Полуутвердительная модальность. В переводе на человеческий: «Разрешите действовать?»

– Ну куда ты лезешь, блондиночка?

Белоснежка пискнула и мотнула мордой за угол дома. Куда и двигались, пока не пришлось залечь тут, пережидая.

– Нет. Ты слишком заметная, красавица. – Белая шерстка молочно светлела в темноте. – Держись в кильватере. Назад!

Белоснежка скуксилась, но отступила.

– Ушастик, вперед.

Ушастик, прижимаясь к стене, засеменил вперед и скрылся за углом.

Подождем…

Стас поворочался в мокрой грязи. Холодно… Но придется потерпеть.

По территории могут гулять и улизнувшие с муштры баскеры, и отошедшие перекурить дрессировщики.

Или собаки, охраняющие территорию днем. Или еще какое-то зверье. Мало их здесь, что ли – на ферме по разведению морфов, да еще с зоопарком для отвода глаз? Наверняка тут полно и самых обычных, ни разу не модифицированных.

Четыре года назад, на старой ферме, была целая свора зверья для отвода глаз, если вдруг нагрянут ребята из КГБ и заинтересуются, что это тут за поля, и для кого тут столько стойл.

Даже слон был свой.

Милая такая девочка, больше всего напоминавшая… Из-за угла вынырнул Ушастик.

Просеменил вдоль стены к Стасу, привстал на задних лапах, сделал пируэт: «все чисто».

Стас оглянулся.

– Двое. Угол! Угол! Смотреть!

В переводе на русский обычный – обойти здание, дойти до следующего угла и вести там наблюдение.

Две крысы шмыгнули за угол, Стас поднялся. Вымокший в грязи плащ чавкал, как беззубый старушечий рот, полный слюны и ирисок, лип к телу.

Стас обошел угол. Вот и ворота гаража.

Черт возьми… Слишком большие. И, что еще хуже, никакого внешнего включателя-подъемника. Только глазок для инфракрасного пульта.

В принципе, все верно… Минимальные правила безопасности. Можно, конечно, попытаться подобрать код. На ручном сканере, болтавшемся в рюкзаке за спиной среди прочей спецтехники, есть такая функция. Но что, если мотор, открывающий ворота, посылает сигнал на пульт охраны? И охранник заметит, что кто-то открыл ворота?

Да еще снаружи. При том, что никакая машина на ферму не въезжала… Нет, так не пойдет.

Значит, придется ручками. Стас нагнулся, подцепил ребристые ворота под самый низ – только для пальцев и зазор, да и то толком не ухватиться – и дернул вверх. Ворота чуть поднялись, сантиметров на пять – и спружинили вниз.

– М-мать!

Стас отдернул руку – пальцы чуть не отдавило.

Встал поудобнее, подцепил ворота, напрягся… Ворота медленно пошли вверх. Пять сантиметров, еще немного… Все. Стас мычал от натуги, но ворота дальше не поддавались. Щель сантиметров в восемь, и все. Мало.

Стас отпустил ворота. С глухим стуком они упали до невидимых стопоров, спрятавшихся где-то за накладками направляющих.

Ладно. Черт с вами. Если гора не идет к Магомету…

– Лейтенант, всех сюда!

Вокруг запищало, у ног появилась одна крыса, вторая… Из темноты выныривали все новые серые тельца. А вон и Рыжик с Белоснежкой. Тридцать бойцов Арни – один взвод, и еще пятерка личной гвардии.

– Строиться!

Стас снял рюкзак с аппаратурой, поставил его на землю. Опять взялся за ворота, потянул вверх и прошипел:

– Повторять!

Семь десятков лапок повторили движение.

Хоть крысы и небольшие, чуть крупнее средней кошки, – но куда сильнее. Килограмм десять каждая может выжать. А если помножить на три дюжины… Ворота неохотно, но пошли вверх.

– Держать!

Стас упал в грязь, прополз под воротами. Вытянул сквозь щель рюкзак, поднялся и взялся за низ ворот.

– Отпустить! Сюда!

Ворота ощутимо ушли вниз – одному их было не удержать на прежней высоте. Но щель сантиметров в восемь осталась. А крысам этого хватит.

Вот уже и личная гвардия перебралась внутрь, дальше проскакивали в щель крысы Арни…

– Взводный! Все?

Взводный подскочил к ноге, привстал на задних лапах и с силой упал на передние, звонко цокнув коготками по бетону.

– Хорошо…

Стас отпустил ворота. Отсветы с улицы отрезало. Гараж накрыло темнотой.

Не беда. Тепловизор на глаза, включить, оглядеться…

Ага. Вот и то, что нужно. Граф всегда любил чистоту и, как мог, приучал к этому своих ребяток. Не самая плохая причуда, верно?

Стас прошел в угол, на ходу подцепил пульт управления мойкой, свисавший с потолка на шнуре. Сошел на помывочную площадку, закутался в плащ и включил воду.

Холодные струи ударили больно. Напор такой, что даже через кевлариновый плащ пробивали. А через мгновение, когда струи выбили тепло из плаща, стало обжигающе холодно.

Стас зашипел, но терпел. Тут уж никуда не деться. Надо терпеть – если хочешь незаметно добраться до секвенсора…

* * *

Главная лаборатория оказалась на третьем этаже, в углу.

В коридорах между гаражом и этим углом остались три весьма нервирующих места: мощные раздвижные двери для полной блокировки коридоров. Сейчас они были открыты – виднелись лишь стальные выступы на стенах коридоров и полосы на полу и потолке, похожие на одинокие шпалы. Но если поднимется тревога, и они закроются… оставив по эту сторону, отрезав от гаража и выхода…

Ладно, не надо нам таких фантазий.

Пока реальность слаще.

Добрались? Добрались. Вот и приветствие.

На металлической, почти сейфовой двери, ведущей в комнату с секвенсором, висел старый добрый Господин Непонятно Кто – комок искусственного пуха, из-под которого выглядывала плоская, из картона, утрированная лапка-ступня. Через тепловизор Господин Непонятно Кто едва-едва красноватый, почти черный – как и сама дверь. Потому что холодный. А вообще-то он, наверно, зеленый.

По крайней мере, четыре года назад, на двери в ту лабораторию, был зеленым.

Из-под лапки, как и тогда, свисает ленточка. Тепловизор не лампа, и что на ленточке, не понять, ленточка и сама-то едва заметна на фоне такой же тускло-красноватой двери. Но есть такой фокус…

Стас стянул кевлариновую перчатку, тыльной стороной ладони прижал ленточку к двери. Подержал так, убрал руку.

Ленточка, как и кусок двери за ней, стала ярко-желтой – нагрелась. Теперь быстро остывала. Неравномерно. Черная краска остывает быстрее, белый фон дольше… На желтеющей ленточке выступили красноватые буквы.

Стас усмехнулся. Прочитал вслух:

– Когда на меня находит желание работать, я сажусь и терпеливо жду, пока эта напасть пройдет. Да, это про нас…

Люди все те же… Разве что дрессировщики сменились. Да и то не все, возможно.

Стас снял и с правой руки толстую перчатку из кевларина, взамен натянул из тонкой резины – пальцы все чувствуют, но следов не оставляют. Толкнул дверь.

Заперто.

Не то чтобы должно быть открыто… Но вполне могло бы, верно? В России-матушке живем, поди. И вымпелы на двери соответствующие… Ладно, не смертельно.

Стас снял рюкзак, развязал затяжки и достал электронную отмычку. Прикрутил к ней присоску, прилепил отмычку над замком. Выбрал подходящую головку-сканер и приладил к щели для смарт-карты. Включил перебор комбинаций.

На трех маленьких экранах побежали, сменяя одна другую, цифры. Вот и предварительная оценка времени подбора – семьдесят два часа. Не густо. Ну да чего еще можно ждать от тупого перебора кодов?

Стас отсоединил от корпуса отмычки еще одну головку-сканер – хитрую комбинацию из десятка крошечных детекторов, чтобы «подслушать» работу внутреннего процессора замка, – и повел над корпусом замка. Нащупывая, где именно под очень прочным, но полупрозрачным для радиоволн пластиком был первый, вспомогательный, процессор замка.

Ага, вот здесь лучше всего… Закрепил головку на замке, сменил программу отмычки.

Индикатор, после короткого раздумья, мигнул. Шестнадцать минут тридцать четыре секунды.

Это гарантийный срок. А скорее всего, потребуется минут десять. Но даже если и шестнадцать минут, можно и подождать. Это не трое суток.

Стас оставил отмычку работать и огляделся.

Белоснежка, Лобастый и Скалолазка разгуливали между столами, крутя мордами и принюхиваясь.

Рыжик и Ушастик остались со взводом в гараже. Если что-то пойдет не так и крысам Арни придется действовать без четких приказов – взвод не должен наделать ошибок.

Не то чтобы тот взводный не ловил мышей… Нет, сообразительный крыс. Арни верно его выбрал – поумнее остальных в этом взводе, и натаскал отменно. Но…

Есть вещи, которые абстрактной тренировкой не передать. Никак. Это уже то, что крысы перенимают от конкретного дрессировщика. Незаметно, сквозь все то, что он делает и говорит… Тип его мышления, его реакции… Все те мелочи, которые позволяют им действовать разумно и словно бы все еще под приказами дрессировщика, даже когда на время остались без присмотра…

Если что-то пойдет не так, Ушастик и Рыжик будут представлять себе, что бы приказал в подобном случае их хозяин, если бы был с ними. И значит, можно предсказать, что они будут делать.

Впрочем, будем надеяться, до этого не дойдет…

Лучше не нервничать, а тоже побродить по лаборатории, пока отмычка перебирает коды.

В мире вообще много интересного. А уж в лаборатории для разведения морфов…

* * *

Размах производства был даже больше, чем можно было подумать, глядя на две сотни баскеров на площади. Похоже, Граф решил заполнить до упора все стойла вокруг площади, доведя численность тварей тысяч до двух…

Жаль, что Живодер больше не партнер.

Скупым он никогда не был, а кое-какая информация дорогого стоит. Когда первая партия баскеров дойдет до кондиции – а случится это совсем скоро, через пару месяцев максимум, – на рынок выйдет мощный конкурент и Живодеру, и всем остальным. Первоклассный товар, да в таких количествах…

Живодер дорого бы дал, чтобы быть к этому готовым и морально, и организационно.

Впрочем, информацию можно продать и кому-нибудь другому… Пока главное – секвенсор.

Стас выключил компьютер, вернулся к двери с Господином Непонятно Кем, щелкнул его по носу. Самая главная дверь во всем здании, сторож.

На мониторе отмычки – восемь минут. До гарантированного успеха. Обычно же играл коэффициент ноль семь. Всего было шестнадцать минут, значит, еще минуты две-три, и откроется.

Интересно, какой у Графа секвенсор? Такой же, какой стоял раньше, до пожара, новосибирский «Гончар»?

* * *

Пять минут до гарантийного срока. Что-то долго.

Впрочем, по теории всегда выходит проще, чем когда собственными ручками начинаешь делать. Первый раз, а у особо одаренных личностей и первые два-три раза, выходит комом…

Слава богу, что уже не в первый раз. И даже не во второй. Удается держать в узде это мерзкое ощущение «А вдруг я сделал что-то не так?!», от которого ноет под ложечкой и под коленями и хочется остановить перебор вариантов, проверить установки отмычки, проверить, не сбилось ли что в БИОСе… И после этого начать все заново. Потеряв двадцать минут.

Однако, пора бы уже…

Покрутил головой, разминая шею – и в этот момент стало совершенно темно.

– Какого… – прошипел Стас.

То ли намокший аккумулятор разрядился так не вовремя, то ли сам тепловизор закантачил и сдох от этой чертовой сырости. Стас потряс головой – очень часто это помогает, когда просто отошел контакт. Или скопилась капля влаги, замкнув два соседних контура.

Ни фига. Ноль эффекта. По-прежнему темно.

– Ч-черт! Да чтоб вас всех как…

Стас поднял руки, чтобы снять тепловизор – и в этот момент по ушам ударила сирена.

Ноги, словно сами по себе, выпрямились. Еще чуть-чуть, и подпрыгнул бы на месте. Стас содрал с глаз тепловизор – и вскинул руку, защищая глаза.

Тепловизор не сломался. Просто сработала защита.

Из окон, разорванный жалюзи на полоски, бил ослепительный голубой свет. И в этом сиянии должна была быть и невидимая глазом инфракрасная составляющая, и очень мощная. Если бы тепловизор не отключился и усиливал в прежнем режиме чувствительности, экраны перед глазами выдали бы столько света, что ослеп бы минут на пять…

Лобастый, Белоснежка, Скалолазка – вскочив на задние лапы, замерли, словно испуганные тушканчики. Дергали ушами, как локаторами, озирались и морщились. Внезапный удар света и звука и для них не прошел легко.

Прикрываясь рукой от режущего света, Стас подошел к окну.

Какого дьявола это все… Отчего тревога?

Гаражные ворота внизу открыл без помощи электромотора, да и давно это было… Замок на двери в комнату с секвенсором? Охранник, сидящий за пультом охраны, конечно, может узнать, открыта эта дверь или нет. Но едва ли у него это выведено на монитор постоянно… Да и не открылся еще замок.

Тогда что? Какого дьявола здесь творится?!

Может быть, что-то случилось у самих дрессировщиков? Парочке баскеров надоело терпеть обжигающие удары кнутом, и бычки решили изменить этот мир к лучшему?..

Стас развел пару планок жалюзи.

Свет бил из мачт подсветки, стоявших по периметру площади. Все прожектора включились на полную мощность. Глаза резало, как ножом… Мокрую площадь залил свет, и каждая лужица, рябая от ветра, била в глаза мириадами ослепительных точек.

Две сотни баскеров, и здоровые и совсем крошечные, замерли, как каменные изваяния. Вот уж кого ослепило, так ослепило. Трое дрессировщиков стояли, как и их подопытные, озираясь и не понимая, что происходит… Там, на площади, серена должны просто оглушать, если даже здесь, через стеклопакеты, так бьет по ушам.

– Ч-черт!

Стас рванулся к стальной двери. К электронной отмычке, которая усердно перебирала коды и отслеживая реакцию процессора замка, чтобы не посылать на него заведомо неверные комбинации…

На миг возникла совершенно железная уверенность, что именно сейчас отмычка и взломает код. Именно вот в это мгновение, когда объявлена тревога, охранники насторожены, и один из них точно гоняет на экранах системы безопасности показания о том, что творится в каждом помещении – и обязательно заметит, если в пустой лаборатории отомкнется замок на двери. Той двери, за которой самое ценное на этой ферме.

Именно сейчас. За миг до того, как рука успеет вжать клавишу отмены программы… Именно сейчас, когда нахождение верного пароля нужно меньше всего. Да, именно сейчас. Если уж дела начинают идти не так, то вкривь и вкось идет все…

Стас врезал по клавише отмены, чуть не разбив пластиковый корпус отмычки. Присоска не удержала, отмычка скользнула вниз по двери и, кувыркаясь, полетела на пол.

Стас поймал ее. Не отрывая взгляда от экранов отмычки.

На центральном экранчике значилось: «отмена».

Стас сглотнул, медленно вдохнул… Ф-фу, пронесло. Теперь спокойно. Спокойно, спокойно. Главное, не паниковать.

Что бы ни случилось на ферме, пока ничего непоправимого не произошло. Но чтобы это непоправимое так и не произошло – надо отсюда выметаться, и как можно скорее.

По проторенной дорожке можно будет – и нужно! – заглянуть сюда завтра ночью. А сейчас лучше убираться. Если от дрессировщиков убежал какой-то баскер, и сейчас его начнут искать, залив базу ослепительным светом, мобилизовав весь персонал, охрану и, чем черт не шутит, выпустив побегать размяться собачек – и, может быть, модифицированных… Тех, которые не только все понимают, но уже и сказать могут…

Поймают. И тогда мало не покажется.

Стас сунул в рюкзак отмычку и тепловизор. Позвал личную гвардию:

– След!

Пусть идут сзади, не путаясь под ногами.

Стараясь не срываться на бег – спокойствие, только спокойствие! дашь проявиться волнению по мелочам, и не заметишь, как утонешь в панике! – Стас прошел лабораторию, свернул в коридор.

После яркого, режущего глаза голубого света из окон лаборатории, здесь было совсем темно.

Ладно, на то и память дана людям… Метров двадцать можно идти, не опасаясь налететь на что-нибудь. Потом будет поворот, но там, наверно, глаза к темноте чуть привыкнут… Жаль, тепловизор не надеть. У первого же окна, под светом с улицы, снова вырубится. На середине шага по лестнице, ага. Только загреметь кубарем по ступеням и не хватало до полного счастья…

Стас вытянул руку, нащупал поворот. Все верно. Вот он. Теперь еще десяток метров, а потом…

Сзади пискнуло.

Рука, словно сама собой, вылетела вперед в темноту – и врезалась во что-то холодное и твердое.

– М-мать…

Перед самым лицом! Еще бы чуть-чуть, и…

Стас сглотнул, вытянул вперед вторую руку. Преграда была большая. Во все стороны. Как стена.

Неужели память подвела, и что-то перепутал?

Стас нахмурился, повернулся…

– Ч-черт!

Слева, где-то на самом краю коридора, красновато мерцала надпись «заперто».

Индикатор замка. Который не светился, когда шел к лаборатории. Эта «стена» появилась совсем недавно. Блокировка сработала.

– Чтобы вашу модифицированную маму! Во все пять щелей!

Рука сама собой скользнула в рюкзак, нащупала электронную отмычку…

Нет, нельзя.

Проскочить к гаражу быстро все равно не получится. Если коридор заблокирован здесь, то он заблокирован и во всех остальных местах. То есть на пути к гаражу – встретятся еще две такие стены…

Замки попроще, чем на той двери с Господином Непонятно Кем. Но минут по пять на каждую уйдет. Плюс плутание по коридорам. А охрана будет уже лететь сюда – как только откроешь первый.

Теперь, когда объявлена тревога, каждая запертая дверь автоматически поставлена на сигнализацию. И стоит отпереть замок, сработает оповещение системы безопасности – на экране прямо перед глазами охранников…

И без того встревоженных. Что-то у них случилось.

Еще бы понять, что.

– Ч-черт…

Кусая губы, Стас огляделся.

Что остается? Окна?

Но коридоре назад – в полной темноте. Никаких окон здесь нет. А в лаборатории…

Ч-черт… Ох, память, милашка, хоть бы на этот раз ты – ошиблась!.. Стас развернулся и рванул обратно.

Но память не ошиблась. В лаборатории все окна выходили на одну сторону. Ту, что глядела на площадь – с прожекторами, дрессировщиками и двумя сотнями баскеров. И сиреной, настырно ревущей даже через стеклопакеты.

Так. Спокойно. Не паниковать.

Что у них случилось? Может, в самом деле потерялся один из баскеров – но скоро они его найдут, и все прекратится? Откроют блокираторы, отключат свет и сирену.

По крайней мере, на это можно надеяться.

Стас подошел к окну, развел планки жалюзи.

На площади уже не стояли столбами. Дрессировщики сгрудились вместе. В центре, и впрямь как графиня среди прислуги, царствовала Батори.

Через площадь, через скопления баскеров, откуда-то с южной стороны, к ним подбежал еще один. Нет, этот не дрессировщик. Без плаща, в серой униформе, сверху почти черной – вымок под дождем, пока бежал. Один из охранников? От пульта управления системой безопасности фермы?

Что же у них случилось-то? Если потерялась одна из тварей, то лучше не рыпаться и не делать резких движений. А просто подождать, пока они найдут своего заблудшего баскервильчика, дадут отбой тревоги и разблокируют замки. И спокойно выйти.

Охранник побежал обратно, хохлясь под дождем. Кучка дрессировщиков распалась. Лишь Батори осталась царственно наблюдать. Всем остальным нашлось дело.

Один дрессировщик собрал в кучу тех, которых Батори натаскивала на кавказках. Построил малышей парами и повел с площади в стойло. Бычки послушно топали за ним. Прямо милые ребятишки из детского сада. Сходили на прогулку, а теперь возвращаются в садик. Только на четырех ногах ходят…

Подростков тоже разводили. Правда, этими занялись сразу трое. Ну, это понятно. Управляться с подростками всегда труднее всего, и лучше не рисковать. Их поделили на три части, и колоннами по два десятка тварей развели в разные стороны.

Самых мелких, наверно, увели еще раньше. А вот взрослые остались. Справа, из-за домов, вынырнула еще дюжина с дрессировщиком. Ага, это те, что бегали кросс… Вернулись на сирену.

Что же у вас случилось-то, ребятки? Ладно, что бы ни случилось. Уводите старшеньких, и ищите, кого потеряли. И поскорей…

По руке прошелся шерстяной бок. Белоснежка была уже тут как тут. Забралась на подоконник и совала любопытный нос между планок жалюзи. Лобастый на полу тоже был не прочь забраться на подоконник. И если бы не врожденная интеллигентность, таки вспрыгнул бы. Только Скалолазка занималась делом – глядела не на подоконник, а на вход в лабораторию.

– Ну-ка брысь, красавица.

Стас спихнул Белоснежку с подоконника. Только не хватало, чтобы заметили, как через ярко освещенные с улицы жалюзи выглядывает любопытная крысиная морда! Из окна лаборатории, где техники и реактивов на полмиллиона драконьих шкурок! А в соседней комнате и вовсе секвенсор стоит…