Текст книги "Крысолов"

Надо отойти. Эту нору не должны заметить.

Стас двинулся в сторону – и тут же из туннеля рявкнуло:

– Движение! Сразу за поворотом! Сорок метров!

Ну да, все верно, с детектором движения идут. Значит, и те звуки – тоже от детектора.

И другой голос, хриплый:

– Ночка!

Один за другим желтоватые отсветы пропали. Солдаты переходили на приборы ночного видения. Все правильно. Просто идти удобнее при обычном свете – а вот драться лучше в инфракрасном. Безопаснее. Крысы его не видят.

Через секунду погасли и беловатые отсветы.

Темнота. Глаза, вспомнившие, что свет все же существует – словно отказали. Чернота казалась чем-то густым, облепившим со всех сторон…

– Гранату!

– Есть…

Чпок, словно выстрелили из большой хлопушки. И жестяной звук от чего-то небольшого и металлического – полетело-покатилось по бетонным плитам, подскакивая на неровностях. Подкатилось к ногам, подпрыгивая все реже и двигаясь медленнее…

Остановилось. Где-то рядом, но в темноте не видно. Да даже если бы и видел, все равно не успеть среагировать.

Если еще и успеть, то только одно.

Может быть, пустяк, но все же… На самом деле, это не так уж плохо – хоть чем-то отплатить тем, кто любил тебя и служил тебе, готовый, если потребуется, отдать за тебя жизнь.

Пусть даже если это окажется пустым жестом, который ничего не изменит.

Стас шагнул назад и прижался спиной к щели, закрыв лаз.

Мир вокруг вспыхнул – и обрушился. Задавил светом. Тяжело, со всех сторон, впихиваясь внутрь, через глаза и уши, в самый мозг, пронзив всего…

Но это был еще не конец.

Перед глазами вспыхивали и лопались пузыри света, опаляя, а где-то справа – вж-ж-ж! Визг катушек, шелест рассекаемого воздуха.

Скулы обожгло. Словно два железных комара воткнули стальные носики до самых костей. И рванули кости наружу – выдирая, выворачивая всего наизнанку, скручивая… Глаза, лицо, тело, весь мир… Стянули в узел, в комок, в точку – пока не осталось совсем ничего.

* * *

Было тепло.

Внизу что-то мягкое. Упругое, но мягкое и сухое.

Даже удобно, если бы не сухость во рту – и это неприятное ощущение в запястьях, словно бы сжатых и вывернутых куда-то вбок и назад. И, определенно, не отводимых друг от друга.

И еще правая скула ноет. Тупая боль переливается, перекатывается между двумя точками, разнесенными сантиметра на четыре. Ну, это тоже понятно. Дистанционный шокер. Выстреливает две титановые нити. Когда впиваются в кожу, пропускает разряд.

Неприятно. Очень. Проверено.

Но, по крайней мере, живой.

В голове на удивление свежо. Словно удар световой гранаты и электрошок очистили мозг, как ультразвуковое сверло счищает камень с зубов. От всех вопросов, путаных догадок, переплетенных вариантов…

Пахнет знакомо. Легкий древесный запах. Почему-то напоминает дом…

Впереди чуть слышно поскрипывает. Словно кто-то сидит в кожаном кресле.

Только вот открывать глаза пока, может быть, не стоит. А лучше посидеть, прикидываясь дохлым бараном, послушать… Сообразить, куда попал. Что происходит. Какого ваньку валять…

Если это генерал Рубаков, то еще не все потеряно. А значит, спешить не нужно. Не надо лишать себя последнего шанса. Надо подготовиться. Первые слова – самые важные. Удастся сразу захватить инициативу – тогда шансы будут куда вы…

– Открывайте глаза, Стас Викторович. Открывайте. Я же вижу, что вы уже пришли в себя, – раздался незнакомый голос.

Хорошо поставленный, успокаивающий, этакий доброжелательный… Только неискренний. И, кажется, чуточку торопливый. Самую чуточку, но при этой тщательно выстроенной неспешности и благожелательности – даже эта чуточка заметна. Как крошечное пятно грязи на светящемся от белизны подвенечном платье.

Стас открыл глаза… и заморгал. Захлопал глазами.

И в самом деле, дом. Переговорная комната. Обшитые панелями стены без окон. Вот откуда этот знакомый запах. Только дверь была всегда открыта – кого стесняться в пустом доме? – а сейчас плотно прикрыта. И угол зрения непривычный. С диванчика для гостей.

В хозяйском кресле развалился незнакомый человек в гэбушном мундире. Генерал.

Хотя нет, почему же незнакомый… Видели, знаем. Если не вот так вот, лицом к лицу, в реале, то уж фотки-то видели. И по телевизору иногда проскальзывал…

– Алексей Михайлович, – сказал генерал тем же доброжелательным до приторности, как восточные сласти, голосочком.

И весь он был такой же – прилизанный, правильный, гламурненький. Туфли явно не мундирные. Белоснежная улыбка. Очки – два пластиковых листочка без оправы, только золотая дужка поверх носа и направляющие за уши.

И можно спорить на что угодно, минус полторы диоптрии. Как и полагается настоящему интеллектуалу последней волны. Он может, конечно же, легко и быстро исправить себе зрение, довести до идеального, – но вместо этого делает себе именно минус полтора. Идеальная, по мнению врачей, миопия для интеллектуала. Для человека, который много работает с текстами – и которому будет куда комфортнее, если при чтении не придется напрягать глаза. Что и будет при минус полутора.

Правда, очки эти не столько для реального удобства – сколько лишь кастовый знак охранителей-интеллектуалов последней волны. Ну, которые с краешку. Вроде, и за батюшку президента до последнего вздоха – но и не без подмигиванья. Фига под камуфляжем…

Алексей Михайлович Тоцкий. Правда, раньше был генерал-лейтенант – а теперь уже вон, три звездочки.

Генерал улыбнулся. Старательно, по всем правилам, не забывая задирать левый кончик губ – аж хочется улыбнуться в ответ.

– Вы уж простите нас великодушно, что мы разместились в вашем доме, не получив разрешения?

– Да чего уж там… – сказал Стас.

Вышло хрипло и как-то неуверенно. Ну да еще бы, после суток без воды. Ну-ка, еще раз, поувереннее, а то затравят, как загнанную в угол мышь:

– Не всем в жизни повезло с хорошим воспитанием… Я вижу, вы и без моего разрешения чувствуете себя здесь не так уж плохо.

Тоцкий невозмутимо держал улыбку.

– К вопросу о хорошем воспитании, Стас Викторович. Если не ошибаюсь, декаду тому назад мои коллеги хотели повидаться с вами. Но вы так спешили, что даже не соизволили уделить им минутку внимания…

Красиво излагает, сволочь. Да, именно на минутку, пожалуй что, и разминулись.

– Это не будет навязчиво с моей стороны, Стас Викторович, если я попрошу вас объясниться, куда именно вы так спешили?

Та-ак…

Это он что, к секвенсору ведет? Они его не нашли, что ли? Странно…

Стоп. Сопли на потом. Это шанс, черт возьми! И нельзя его упустить. А потому – никаких глобальных построений! Ковать железо, пока горячо! Все внимание на генерала, на разговор! Значит: тянем время и валяем ваньку. Только бы не сболтнуть лишнего…

– Нет, отчего же, – в тон генералу сказал Стас. – Напротив. Мне даже приятно, что моя скромная персона будит в вас такой интерес и живейшее участие… В Пензу.

Брови у генерала взлетели – чуть-чуть, едва заметно, на какой-то миг. Уже на месте, словно ничего и не было. Генерал мгновенно вернул себе контроль над эмоциями.

Не ожидал, что игра сразу пойдет почти в открытую?

– И зачем же, если не секрет?

– Да нет, почему секрет, Михаил Алексеевич…

– Алексей Михайлович, – прищурился генерал.

– Простите…

Стас постарался сказать это искренне.

Поверит в оговорку? Ни к чему ему знать, что не только у старого лиса была папочка на Крысолова…

Муторно было по крохам копать и добывать инфу – но на всех, на всех, кто прямо или косвенно стриг с Крысолова шерсть, или участвовал в ее дележе… И тех, кто знал – или может знать, сколько стригут, и, главное, за что… И всех, кто к этому мог оказаться причастен, если колоду сдвинут.

Но не стоит кичиться осведомленностью, не стоит…

Пусть думает, что дурашка Крысолов ничего не знает о том, кто такой Алексей Михайлович. Ни о том, как попал в КГБ, ни о том, как выслужился, ни о том, с кем парился, и кого подсиживал… и кому, скорее всего, должны были достаться папочки из личного сейфа старой лисы. Того, который уже скорее домашний, чем служебный… Дурашка Крысолов всего этого не знает – и не боится так, как должен бы.

Вот пусть Алексей Михайлович и открывает карты и выкладывает козыри, чтобы припугнуть. Авось и засветит что-нибудь лишнее…

– Так зачем же? – неутомимо улыбаясь, повторил генерал. – Если это, вы говорите, не секрет.

– Какие же между мной и вами, Алексей Михайлович, могут быть секреты? У вас должность такая, заботиться обо всех нас… – Стас пожал плечами. – В Пензе у меня давние знакомые.

– Ага… Знакомые… – пробурчал Алексей Михайлович, косясь на столик рядом с креслом.

Фрукты, коньячок, криво поломанная плитка черного шоколада… Набор чекиста-холостяка.

Алексей Михайлович глянул на часы, нахмурился. Лоску у него убавилось. А скорее всего, это он сам его убавил. Притушил, как газ на плите. Перестал играть белого и пушистого интеллектуала, мягкого и доброго, лишь каким-то чудом угодившего в гэбушники…

Оговорка попала в цель? Купился генерал?

Теперь в кожаном кресле сидел другой человек. Куда более жесткий. И, можно надеяться, желающий наконец-то выкинуть на стол пару козырей?

– Ладно, Крысолов, – манера говорить тоже изменилась. Холоднее, быстрее. И еще с этакой пренебрежительностью, как у барина к холопу, даже не глядя. – Времени мало. Давайте так…

Алексей Михайлович протянул руку, провел пальцем по краю бокала с янтарным донышком. И вскинул глаза. Уже вовсе не доброжелательные.

– Чтобы вы тут голубоглазого ангелочка передо мной не строили, я скажу сразу: кто вы такой и что вы такое, я знаю. А чтобы вы в этом не сомневались… Ну, например, вот интересный факт из вашей биографии. До недавнего времени доброжелательность нашего ведомства обходилась вам в пять тысяч драконьих. Я могу рассказать, и за что. Нужно?

Можешь, можешь… Кто бы в этом сомневался, сволочь ты канцелярская.

Но это – внутри. Держать внутри! А снаружи… Стас старательно изобразил человека, пришедшего к себе домой и заставшего там новых хозяев. Сглотнул, на миг пошире раскрыл глаза.

И тут же – холодная маска, словно бы поборол удивление. Вернул контроль над собой, но стал скован. Слишком скован… Ведь совсем не ожидал, что генерал мог видеть папочку «Крысолов»…

– Ну что, Крысолов? Достаточно? Про то, что вы не поделили с Графом, напоминать не надо?

– Не надо…

Так, а вот теперь разжать челюсти. Ну-ка, обратно в игру!

Пробил все-таки, сволочь – но это потому, что это самое уязвимое… Лучше бы ты сюда пальцы не совал, ур-род… Ох, припомню…

– Только если вы про Графа и мои пензенские похождения и так все знаете… Чего вы хотите?

– Я хочу – секвенсор. Точнее, место, где вы его оставили.

– Секвенсор?..

Генерал улыбнулся. На этот раз зло.

– Секвенсор, секвенсор! Универсальный биоинженерный комплекс «Гончар» новосибирского производства, если вам так угодно! Так где вы его оставили?

Так. Чтобы отрицания выглядели правдоподобнее, нужно что? Правильно, искреннее удивление и легкая издевка над предполагающим небылицы. Скажем, вот так:

– Я, конечно, извиняюсь, Алексей Михайлович, но если бы у меня был секвенсор… Нет, вы всерьез полагаете, что я работал бы гарантом стрелок Живодера, если бы у меня был секвенсор? Да у меня у самого был бы десяток Крысоловов на подхвате! Но – увы. Никакого…

– Хватит! – рявкнул генерал и врезал себя по колену.

Вскочил с кресла, ощерился. Глянул на часы, опять на Стаса. Теперь уже по-настоящему зло.

– Я вижу, по-хорошему мы не хотим, Стас Викторович? Дохлым бараном прикинуться решил? Думаешь, если в начальники нам идиота поставили, так и всех остальных теперь можно обвести вокруг пальца, как его, с этими пресловутыми тремя днями на подбивку дел, а потом я к вам сам прибегу?.. Да?!

Эк его назначение Рубакова-то проняло… Значит, все верно в своих файликах насобирал. И правда, правой рукой у старого лиса был…

Но это все потом, потом, потом! Складывать башенки спекуляций из кирпичиков фактов – потом! А сейчас – действовать! Если держаться и дальше линии ничего не знаю, и уши у меня холодные, – то надо изображать сдержанное, но явное возмущение.

– Мне кажется, вы забываетесь, господин генерал… – сказал Стас подчеркнуто тихо.

Генерал открыл рот – но так ничего и не сказал. Прищурился, вглядываясь… Губы у него кривились.

– Хорошо, – наконец процедил он.

С видимым трудом генерал заставил себя сесть в кресло. Улыбнулся – выжал из себя улыбку. Глаза остались холодные и злые… Или – так хорошо играет?

Может, он тоже уже от лобового штурма перешел к лесным засадам?

– Итак, любезный Стас Викторович. Вы разнесли к чертовой матери ферму Графа. Сожгли половину корпусов. Превратили площадку в бойню. Остальных тварей разогнали. Зачем?

Поверил?

Или играет?

В любом случае, не расслабляться. И еще – не слишком-то мягко с ним. Не любезничать. Не выглядеть успокоенным тем, что секвенсор пропал из разговора.

Тот, кто про секвенсор действительно ни сном ни духом, – тот после отступления генерала радоваться не должен. Потому что он и понятия не должен иметь об этом отступлении. А вот что он должен – так это быть оскорбленным за безобразную сцену. Очень оскорбленным.

А потому – губы дудочкой и презрительный взгляд:

– Я что-то пропустил, или вы в самом деле забыли извиниться? Господин генерал.

Брови у генерала взлетели вверх.

– Хм… Хм… Хм… – короткие смешки как уханье.

И усмешка. Недоверчивая. Словно не может поверить в то, что услышал.

– Так, Крысолов, – голос почти веселый. – Ты не забывайся. А то ведь позову пару ребят, и будешь потом месяц кровью бегать… Итак, начнем сначала. Зачем ты разворошил ферму Графа? Только быстро. Я не шучу. В самом деле, надоел.

Ну, что же… В одном генерал прав. Переигрывать и зарываться не стоит.

А потому на лицо – смирение. Презрительное, но смирение. Покорность перед обстоятельствами, с которыми не поспоришь. Но – все же с достоинством. Иначе не поверит. Это не Рубаков, да.

– Это наши личные счеты, – холодно сказал Стас. – Вас это не касается, господин генерал. Не касается. При всем уважении к вам лично и вашему ведомству вообще.

Генерал покачал головой. Поджал губы. Взгляд – как на непонятливого щенка, никак не поддающегося простейшей муштре. Который опять, в десятый, в сотый, в тысячный раз обделал самый большой и лучший в квартире ковер.

– Крысолов, хватит, а? Ну хватит дурку-то валять. Аплодисментов ждешь? Так я не театрал. Я бы, может быть, и поверил. Но у нас есть люди на ферме Графа. Они четко сообщили, что Крысолов приходил не просто так. Не поквитаться с Графом, непонятно за что…

Генерал опустил глаза, потер пальцем край бокала. И тут же вскинул взгляд:

– Напротив. Крысолов был на ферме дважды. Первый раз старался сделать все тихо и незаметно… Но не вышло. Тогда уже – лишь тогда! – Крысолов нагрянул на базу с крысами. И разметал ее по кирпичикам. Но, опять же, не просто так, не ради самого процесса. Вынес секвенсор из лаборатории.

Люди у них есть…

Видеть это могла, скорее всего, только Батори. Остальные дрессировщики разбежались и забились по углам, а сторожку с записями видеокамер лично сжег… Но если это Батори – получается, она не только на Графа работает? Она еще и с гэбушниками шепчется?

– Точнее, вывез, – продолжал генерал. – На слоне. Розовый слон. Порода Московский Морозоустойчивый… – генерал не удержал косой ухмылки. – Сучка. Кличка Аликс. Нашли у шоссе на пригороды… Без секвенсора. Так вот, я спрашиваю: где секвенсор?

Стас заскрипел кожей, устаиваясь поудобнее. Поерзал, выкраивая чуточку времени… и замер.

В голове словно щелкнуло рубильником, залив все светом. Черт возьми… Это что же выходит? Генерал сказал, что Рубаков, может быть, и купился бы… При таких-то явных следах и показаниях агентов?!

Но Рубаков же не клинический олигофрен. Значит…

Получается, господин генерал ведет свою игру? Часть сведений не пошла выше, а осела у него? И секвенсор ему нужен не как гэбушнику и патриоту – а как частному гражданину? Чтобы не сказать предпринимателю…

Черт возьми! Так если Батори его личный агент, и эти показания не пошли дальше… Если генерал надеется забрать секвенсор себе… Тогда он должен был сделать все, чтобы убедить Рубакова, что на ферме Графа была просто разборка. Любезный Алексей Михайлович должен был старательно подрезать все ниточки, ведущие к предположениям, что на ферме Графа был секвенсор. Правильно?

Но это же все меняет!

Стас вздохнул и сделал официальное лицо.

– Господин генерал, – сказал Стас. – Мне надоели эти наветы, да еще в таком тоне. Я требую вызвать моего личного адвоката. И говорить я буду только после предъявления официального объявления. С официально уполномоченными лицами. Например, с генералом Рубаковым.

Генерал замер.

Поморгал.

И, видно, что-то сообразил. Опять ощерился:

– А ты упрямый экземпляр, Крысолов… Думаешь, тебя спасет встреча с Рубаковым?

Сообразил. Ну, правильно, не дурак.

– Нет, дорогуша, – сказал генерал. – Этой встречи не будет.

Стас усмехнулся. Уже не играя. Теперь в этом не было нужды.

Все карты вскрыты. Взятки посчитаны. И результат не в пользу генерала.

Сболтнул лишнего господин генерал. Дал ниточку к тому, что Батори его личный агент, не имеющий к остальному КГБ ни малейшего отношения.

– Что же вы со мной сделаете, господин генерал? Пристрелите? В собственном доме, в моей переговорной комнате? Прямо после того, как допросили меня, на глазах ваших сослуживцев?

Из которых чуть более чем каждый трудолюбиво подсиживает и друг друга, и тебя, опарыш ты паркетный…

Генерал тоже улыбнулся.

Но не зло. Совсем не так, как ухмыляется проигравший, но все еще не готовый отступить, вопреки всем обстоятельствам, назло всему миру… Нет, совсем не так. Улыбка была мягкой.

Похоже, генерал вовсе не собирался грозить всеми карами небесными.

Неужели еще один козырь остался про запас?..

Все-таки – блефовал?..

Неужели переиграл?..

Стас поерзал в кресле. Притупившееся было чувство дискомфорта в скованных руках вновь напомнило о себе.

– Ну что вы, Стас Викторович, – очень мягко, почти нежно, сказал генерал. – Я вовсе не собираюсь вас убивать. Мы так не работаем. Напротив. Как вы верно подметили, мы работаем, чтобы заботиться обо всех вас…

Генерал прищурился и замолчал, разглядывая.

Да, какой-то козырь он припас… Еще бы понять, какой…

– Как вы понимаете, Стас Викторович, законных оснований задерживать вас у нас нет. Не брать же в расчет ту досадную мелочь, этот несостоявшийся две недели назад разговор с моими коллегами… Всякое в жизни бывает. Кроме того, теперь, переговорив с вами, я уверен, что и в событиях в Пензе, с фермой Графа, вы тоже не были замешаны…

Генерал замолчал, улыбаясь.

К чему эта старая пройдоха клонит? К тому, что у них есть серьезная инфа на Живодера, теперь эта инфа всплывет, – а отпущенный на все четыре стороны Крысолов будет очень похож на скурвившегося подельника, который и выболтал все это, спасая свою задницу?..

Ладно, черт с ними. Даже если Живодер решит отомстить, на это потребуется какое-то время. Дни. Недели. А надо выиграть всего лишь день. Несколько часов.

Вернуться на Выставку, пока никто не наткнулся на секвенсор. Пустить взвод крыс по городу, пусть выйдут на своих, вызовут на контакт друзей Арни. Отдать им секвенсор, забрать Арни – и прощай, бывший город-герой…

Генерал смотрел глаза в глаза, взглядом удава. Опять заговорил – сладко до приторности:

– Мне остается только извиниться перед вами, увести моих людей из этого дома, являющегося вашей законной собственностью, и принести свои извинения за ошибку, допущенную нашим ведомством.

Он улыбнулся. На этот раз не так мягко.

– От себя же, уже не как генерал, а как частное лицо, добавлю вот еще что… Я дарю вам эти наручники, – он указал на скованные руки. – И добавлю к ним еще одну пару… Ключей от них не дам, но сделаю один звонок. Милой даме, которая вот уже третий день мечтает о встрече с вами. Мечтает каждую минуту, каждую секундочку. Даме с милыми голубыми глазами…

– Рыбьими…

Стас пробормотал это едва слышно, но он услышал.

– Рыбьими?.. Ах, так это, наверно, вы хотели сделать ей жабры?..

Генерал провел пальцами по скулам.

Стас сглотнул.

– Я уверен, она захочет отблагодарить вас за эти милые попытки… Думаю, она не останется в долгу. Тем более что обстановка будет располагать. Пустой дом, вы с ней один на один, прикованный к батарее… Если вы думаете, что кто-то станет вас искать, вы заблуждаетесь. Дальше меня информация о вашей поимке не прошла. Рубаков об этом не знает. Если он и узнает о том, что вы всплыли здесь, внутри старого города – то лишь через несколько дней…

Он, вдруг о чем-то подумав, улыбнулся совсем сладко.

– К этому времени вы будете уже несколько распухшим. Я обязательно скажу Наде, как вы хвалили ее глаза… – Он криво ухмыльнулся. – Рыбьи… Уверен, и за это она не останется в долгу. Хорошая, кстати, идея, пруд. И недалеко…

Он помолчал, разглядывая Стаса. На его лице медленно расплывалось удовлетворение от хорошо проделанной работы.

– Я вижу, на этот раз вы меня поняли хорошо, Стас Викторович. Может быть, вам хочется знать, что же будет дальше? Я сейчас на летучку к Рубакову, а потом вернусь сюда, часа через четыре. Уже как частное лицо… Я думаю, к тому времени вы расскажете ей, где оставили секвенсор.

– А если не расскажу?

Если он решит делать все в обход родной конторы – то это значит, он останется и без своих спецов. Они-то вытащили бы из тебя все нужное, хочешь ты или не хочешь. Но ведь заложат Рубакову…

Генерал пожал плечами.

– Ну, если к тому времени вы не расскажете… Значит, не расскажете и потом. Поэтому торговаться с вами, когда вернусь, я не стану. Лишь загляну сюда, узнаю результаты. И либо поеду забирать секвенсор, либо пожму плечами и уйду ни с чем. Что ж, никто не выигрывает всегда…

– И зачем же, тогда, вам все это нужно?

– Вы думайте не обо мне, Стас Викторович! Думайте лучше о себе! В любом случае, расскажете вы или не расскажете, вы мне будете уже не нужны. И вы опять останетесь с Наденькой, один на один в пустом доме. Пока она не наиграется с вами. А я думаю, это случится не скоро… Вы хотите пойти по этому варианту?

Стас поерзал в кресле, мельком покосился на дверь.

Прикрыта глухо. А звукоизоляция здесь… Черт бы ее побрал, эту звукоизоляцию!

Генерал поглядел на часы. Опять досадливо сморщился.

– У меня больше нет времени. Через пять минут я должен вылететь к Рубакову на летучку, этот чертов парад… Научи дурака молиться… Н-да. Решайте быстрее! Если не хотите варианта с милой дамочкой! Хоть она и ваша коллега…

– Тамбовский волк ей коллега…

– Да, – с готовностью кивнул он. – Между нами, мальчиками, я бы тоже предпочел обойтись без нее. Хоть мы с вами и по разные стороны, а с этой милашкой как бы партнеры, но… Я лично предпочел бы цивилизованный вариант. Без крайностей… Итак? Ваше последнее слово?

Не отводя взгляда от Стаса, генерал перестал полировать пальцами бочок бокала. Обхватив его снизу, как женскую грудку, поднес к носу, поиграл, чуть глотнул и закусил яблочной долькой – по комнате повеяло свежестью…

И чистым осенним небом…

Диким чувством свободы – когда за спиной словно растут крылья, и смеешься, зная, что все по плечу…

Только теперь это чувство свободы – как золотая рыбка в аквариуме, за ударопрочной стенкой. Не дотянуться, не прикоснуться. Уже никогда, похоже. Последнее слово… Будто от него что-то зависит!

Генерал может обещать все что угодно – но когда он получит секвенсор, все его обещания не будут стоить ломаного гроша. Только лишний свидетель.

А кроме того, Арни. Если сдать секвенсор генералу, то эти его друзья…

И Белоснежка… Все было просто так, что ли? Даром? Чтобы вот эта вот лощеная морда еще слаще щурилась, водя носом над бокалом…

– Ну что же… – сказал генерал. – Я понял. Бесполезно. Жаль…

Генерал опрокинул в себя остатки коньяка, отломил кусочек шоколада и, сладко причмокивая, разжевал. Встал с кресла и подошел к стене. Нагнулся к плетенке из прутьев – чехлу, прикрывшему батарею.

Вырвал переднюю стенку, швырнул в угол. Вытащил из кармана наручники и затянул один браслет на трубе. Подергал, проверяя. Удовлетворенно кивнул.

Стас чуть сполз в кресле, переводя упор с бедер и ягодиц на поясницу и спину. Если какой-то шанс и будет, то уж точно последний… Чертовы наручники! Из-за них толком не упереться, или боком, что ли, попробовать…

Генерал обернулся. Нахмурился.

– Гм… Стас Викторович… Я вижу, вы все же не хотите сделать все цивилизованно? Предпочитаете с грубостью? Воля ваша…

И пошел по широкой дуге в обход гостевого диванчика. На ходу подхватил тяжелый графинчик с коньяком, зашел справа, со стороны подлокотника, уперевшегося в плечо. Не пнуть.

Скрылся за спиной. Стас дернулся влево и вперед, пригибаясь – но по шее, царапая, скользнули пальцы. И воротник врезался в кадык, задирая голову назад.

И даже рук не поднять, зажатых под спиной…

– Что, Крысолов? Не любишь быть мышкой? Ничего, недолго ост…

Дверь осторожно, едва заметно приоткрылась.

– Господин генерал?..

В щели показалось лицо – какое-то виноватое. Словно старательно старались достучаться, но все никак. И тогда уж решились, без разрешения, холодея от страха – но уж очень надо.

Янтарное пятно, занесенное над головой, пропало.

– Вон! – рявкнул Тоцкий. – Я же сказал, не входить!

Лицо в щели побледнело еще сильнее, но дверь не закрылась.

– Но…

– Вон! Я знаю, что пора! Кочегарьте вертушку, сейчас буду!

Но дверь и теперь не закрылась.

– Господин генерал, это из штаба… От Рубакова…

– От Рубакова?..

Тоцкий появился справа. Встал возле подлокотника, пряча за спину графин. Но вторая рука все так же на воротнике. Голову вжимало в спинку дивана, врезавшийся под кадык воротник душил.

– Да. Просят доставить к ним задержанного.

– Какого задержанного?..

Человек за дверью облизнул губы. Похоже, он переживал не только по поводу входа без предупреждения.

– Его… – человек указал глазами на Стаса. – Крысолова…

По шее генерала, от белоснежного воротничка, пошла красная волна. По щекам, по скулам, по вискам…

– Кто доложил?

Тихо, едва слышно. Но человек за дверью вздрогнул и на миг отпрянул подальше.

– Кто доложил?..

– Никто из наших не докладывал, господин генерал. Это или кто-то из военных, или через вторые руки… Никто из наших не докладывал… Но немедленно требуют…

– Куда?

– В головной… Срочно, господин генерал! – чуть осмелел человек. – На вашем вертолете.

Тоцкий покосился на Стаса. Его губы беззвучно двигались. Беззвучно, но очень выразительно.

– Господин генерал…

Воротник перестал жать на шею.

– Да, да! Слышу! Пусть его оттащат в вертушку!

* * *

Вертолет подпрыгнул, и крыша дома поплыла вниз.

Стас прильнул к иллюминатору, пытаясь заглянуть назад, на юг – в центр. Где-то там светились красные габаритки, желтые фары, белые прожектора упирались в небо призрачными конусами… Там суетилось, словно муравейник из светляков.

Но вертолет развернулся туда задницей, набитой редукторами, и пошел на северо-запад. И что там было, к центру…

Стас отлип от иллюминатора. Ни черта не успел рассмотреть. А этот беглый взгляд – так от него только хуже.

Такое чувство, словно они до самого Кремля дошли – причем не с одной стороны мелким отрядом прорвались, а со всех направлений, регулярными колоннами…

Но ведь этого же не может быть…

Не может быть!

Там должны быть цивильные крысы, которыми командуют друзья Арни. И сами эти чертовы друзья. И Арни с ними…

Генерал сидел на кресле напротив и не спускал глаз. Мрачных, холодных. Злых.

Осмысленно злых. Нацеленных, как две торпеды на беспомощный сухогруз. Похоже, там, за этими пластиковыми лепестками очков и серыми глазами, уже были готовы варианты, учитывавшие, что встречи с Рубаковым не избежать…

* * *

Новоград наплыл справа и сбоку – мешанина окон, подсвеченных шпилей, неоновых вывесок, огромных рекламных щитов…

Слева вынырнул центральный офис КГБ. Странная конструкция – не то поставленная на бок молотилка, не то ощипанный Пентагон: от круглой центральной башни звездой расходятся пять длинных корпусов. Тридцать семь огромных этажей-звездочек.

В центре крыши башенка лифта, вокруг люди в форме, как зеленые муравьи. На концах лучей – три вертолета, все с лениво вращающимися винтами. Еще два луча свободны, уставились в небо ядовито-желтыми кругами с буквой «H» вместо зрачка.

Тоцкий прильнул к иллюминатору, что-то высматривая.

Башенка лифта выплюнула на крышу еще одну группку людей, – но толпа вокруг лифта все стояла и к вертолетам не шла. Ждут кого-то еще.

Рубакова? Обычно свита плетется в хвосте. Но когда спешка – ей приходится бежать впереди паровоза, никто ее ждать не будет.

Вертолет пошел вниз, начал пристраиваться к ближайшей свободной площадке – и губы Тоцкого выразительно шевельнулись. Обернулся к пилотам и замахал рукой:

– Нет, нет! На ту!

Вертолет послушно подпрыгнул вверх и пошел в облет здания, ко второй свободной площадке.

Чего это он так посадочной площадкой озаботился? Все-таки чего-то задумал, мышь канцелярская?..

Вертолет плюхнулся на круг. Пилот распахнул дверцу. Давешний лейтенант-спаситель тут же пролез между сиденьями и дернул за рукав. Уже отошел от нагоняя, уже не такой бледный, как смерть от сердечной недостаточности.

Снаружи налетели звуки.

Свистели, затихая, винты вертолета. Мерно гудели, прогреваясь, остальные три вертушки. И ветер. Здесь, на высоте, ветер гулял так гулял.

От толпы вокруг лифта отделились двое и побежали навстречу.

– Вот и за тобой, Крысолов, – дернул за руку лейтенант.

Но Тоцкий положил руку ему на плечо.

– Не спеши… Пусть Рубаков сначала приедет. Пойдут грузиться, тогда веди… Сразу в нашу допросную. Запереть. Никого к нему не подпускать.

Вот оно как. Не мытьем, так катаньем? Надеется, что сейчас Рубаков сам не вспомнит о каком-то там Крысолове – а потом, со всеми этими штурмом и неразберихой, и вовсе забудет? Что такое какой-то Крысолов – и штурм старого города?

А этот кавардак может длиться и неделю, и две. За это время не то, что из Крысолова вытянуть про секвенсор – камень разговорить можно…

Подбежали два сержанта – здоровые, накачанные. Отдали честь. Тот, что пониже, пробасил:

– Это задержанный, господин генерал? Сопровождение.

Ладно, лишь бы Рубаков из лифта вышел. А там уж что-нибудь выкинем… Эх, если бы не этот чертов рев винтов и ветер, рвущий с губ звуки и швыряющий их прочь!

Сержанты двинулись в обход Стаса – но Тоцкий шагнул вперед, загораживая.

– Да, это он. Не спешите, сержант. – Генерал кивнул на башенку лифта, на народ вокруг нее. – Пусть освободится. Нам не нужны неприятности. Мало ли, что ему в голову придет… Лейтенанта оставляю за главного. Если арестованный будет провоцировать, не стесняйтесь. Шокером, и пусть отдохнет еще пару часов. Лейтенант проконтролирует.

Генерал обернулся к лейтенанту.