Текст книги "Крысолов"

Хорошо еще, не замерзла – шерсть ей генные инженеры сделали на славу. Не очень длинная, но густая-густая. Когда вымытая и вычищенная, просто-таки мягчайший ковер, а не шерсть…

– Аликс, девочка… – Стас похлопал ее по основанию хобота.

Эх, пакетик бы сахара…

– Подожди-ка, милая.

Стас сунул в карман руку – и сморщился от боли. Надо будет стянуть потом повязкой, но не сейчас, не сейчас, потом… Кое-как залез левой. Достал шоколадку.

Последняя. Остальные уже перекочевали в крысиные желудки. Придется растягивать… Стас разорвал обертку.

Аликс шумно втянула воздух, почувствовав сладкий запах. Так, что шоколадку чуть вместе с оберткой не унесло в хобот.

– Не так быстро, красавица.

Стас поломал шоколадку на мелкие кусочки и стал скармливать их – по одному, медленно, растягивая…

За спиной опять защелкали выстрелы, словно лупили молотком по огромному жестяному тазу. Но это там, в двухстах метрах, за рощей. А здесь – не надо спешить. Пусть почувствует вкус хорошенько. Пусть вспомнит руки, лицо, запах… Пусть всплывут все прежние воспоминания. Пусть привяжется. Пусть успокоится.

В конце концов, полтонны – это даже для слона не подарок.

Последнюю пару кусочков Стас спрятал в карман – Аликс, с ее огромными глазищами, проводили руку взглядом, полным вожделения и укора. Стас открыл клетку.

Поманил топотушку наружу.

– Иди ко мне, красавица, у меня есть для тебя еще один сюрприз…

Нехорошо обманывать дам, но иногда приходится.

– Вниз, милая, вниз.

Аликс чуть поразмыслила, но все же встала на колени, поглядывая на Стаса и поводя головой, хоботом вслед за руками, робко приоткрывая нижнюю губу – ну где там еще сладкие кусочки?

– Молодец…

Стас повернулся к баскерам. Твари вскочили без всякой команды. Муштровка Батори, главным элементом которой был хлыст со стальным жалом, не прошла даром. Одного взгляда на секвенсор хватило, чтобы они дружно и слаженно подхватили его и подняли.

Стас провел рукой по гладкому боку амортизатора. Вот и панель крепежного ящика. Открыл маленький капот. Внутри, аккуратно свернутая и стянутая пружиной, словно шнур в пылесосе, широкая полоса для закрепления груза, с карабином-защелкой на конце. Кевлариновая, прочная.

На остальных трех углах амортизатора такие же ящички с полосами. Амортизатор с секвенсором внутри можно закрепить прочно на чем угодно, было бы на чем. Например, на большой, широкой спине…

Топотушка все тянулась хоботом, надеясь на кусочки шоколада.

Эх, Аликс, Аликс, милая, розовая, пушистая и доверчивая… В этой стране и бесплатного сыра-то не найти. Что уж про шоколад говорить.

Часть третья
Логово

– Вперед! Давай, милая, давай!

Рев вертолета едва пробивался сквозь шум дождя – но гремел постоянно, никуда не пропадая.

Гремел уже давно, и только усиливался. Медленно, но верно. То чуть затихая, то сильнее, снова затихая – вертолет ходил над землей змейкой, на бреющем полете обыскивая площадь. Но даже так, змейкой, он продвигался слишком быстро. Быстрее, чем могла двигаться топотушка.

– Вперед! Поднажми, милая! – крикнул Стас в большое ухо. – Русская ты баба, в конце-то концов, или неженка какая заморская?! Ну же, Аликс, давай! Вперед!

Огромные ноги-столбы, ужа давно не розовые, а покрытые коркой грязи, задвигались проворнее. Аликс все-таки чуть прибавила.

– Молодец! Вперед!

Почти закрыв глаза от изнеможения, Аликс держала новый темп. Давалось ей это нелегко. Без еды, без сна, без передышек она неслась уже сутки. С полутонным секвенсором на горбу, который за это время не снимали ни разу… Раннее утро сменил день, утонувший в ночной тьме, тьма таяла в заре, – а они все бежали.

И еще эти колкие ветви, едва начавшие покрываться листвой… То ли она была велика ростом для этих северных земель – то ли эти торфяные деревца были слишком мелки для нее. Ветви нещадно молотили ее по бокам.

Ноги-столбы глубоко проваливались в грязь, вязли… Дождь все шел и шел. То затихал, превращался в мелкую морось, то снова обрушивался ливнем. Половина месячной нормы уже выпала, наверно, а тучи над головой и не думали расходиться.

Стас, увязая в грязи по щиколотку, бежал рядом. Обессилевший Серый уже давно сидел на плечах, схватившись двумя лапами под подбородок, то и дело вздрагивая во сне.

Можно было бы, конечно, посадить его на Аликс. В принципе, что такое его двадцать кило к той полутонне, что уже навьючены на топотушку?.. Но руки не поднимаются посадить туда еще и Серого. Бедная девчонка и так едва переставляет ноги.

В конце-то концов, последняя спичка ломает спину верблюда. Слон выносливее, конечно. Ну так и Серый потяжелее спички…

Рев все нарастал.

Днем вертолет уже нагонял. Тогда первый раз шумело едва слышно, где-то позади за спиной, всего минут пять. Второй раз было громче и куда дольше – минут двадцать. Но оба раза вертолет отставал. А вот теперь…

Чертов зверинец! Разогнав баскеров и устроив пожар, от внимания Графа избавились, да. Но, похоже, переборщили.

Граф не смог разобраться со зверьем своими силами. И вот теперь за спиной ревели военные вертушки, обшаривая местность…

Похоже, вся Пензенская область стоит на ушах. Вертолеты постепенно расширяли круг поисков.

Днем им повезло пройти раньше, чем военные и гэбушники расширили область поиска… На этот раз вертолет за спиной грохотал уже полчаса, и никак не отрывался. Все ближе…

Спасал только дождь. Холодный плотный дождь, который делал бесполезным поиск тепловизором с нормальной высоты. В ясную погоду Аликс, с ее тоннами тремя веса, засекли бы по тепловому излучению с черт знает скольки километров. Так сияет в инфракрасном диапазоне, что никакие деревья не прикроют.

Но холодный дождь поглощал и рассеивал тепловое излучение – как сильный туман способен съесть свет даже самого мощного авиационного прожектора.

Да и пилоты вертолета искали баскеров, а не слона. Те тоже не шавки, но все же поменьше. Вот вертолет и ходил над самыми верхушками. Это сужало их поле зрения, замедляло поиски.

И дождь…

Но, похоже, на поиски разбежавшегося зверья бросали все новые и новые силы, и сектора поиска все удлиняли и удлиняли… А вот Аликс все сильнее уставала. Крысы как-то держались – но что толку? Не они же потащат секвенсор.

Да и сам… Давно бы свалился от усталости, если бы не пара доз старого доброго амфетамина.

Рев приближался. На этот раз от него не уйти.

Но может быть, дождь спасет еще раз?

– Стоп, Аликс!

Аликс пробежала несколько шагов, даже не замедляясь.

Потом неуверенно повернула голову назад – не ослышалась ли? На ее морде опять появилось странное, робко-мечтательное выражение. Словно она очень хотела бы, но все еще не могла поверить, что вот это вот чудовище, гнавшее ее сутки с лишним без остановок, под дождем, с тяжеленным и неудобным грузом на горбу, ни разу не дав не то, что пощипать почки с деревьев, но даже просто отдохнуть хоть пяток минут, и все подгоняющее вперед, вперед, быстрее и быстрее! – и вот это вот чудовище вдруг решило дать передышку?..

Эх, Аликс, Аликс. Бедная, доверчивая девчонка… Где же ты видела, чтобы за добро отплачивали добром?

– Стоп, Аликс, – повторил Стас, семеня рядом.

Похлопал ее по задней ножище, пока Аликс совсем остановилась.

– Молодец… Роммель!

Аликс вздрогнула – то ли от возгласа, то ли от крысиной морды, вынырнувшей из дождя у нее под ногами.

– Один взвод туда, другой туда, – Стас махнул рукой вправо и влево от Аликс. – А ты, девочка, на колени… Вниз, Аликс, вниз. Молодец.

Теперь, когда Аликс покорно опустилась в холодную грязь на колени, можно было дотянуться до секвенсора. Две широкие кевралиновые полосы удерживали его на спине топотушки.

Стас расстегнул ближний карабин. Получилось со второй попытки. Руки дрожали. То ли от усталости, то ли от этого рева, приближающегося, и приближающегося все быстрее…

Спокойно, спокойно! Не обращать на него внимания. Именно потому, что он близко – не обращать. Нельзя терять время на мандраж и ошибки.

Из темноты и дождя полезли крысы, стекаясь в живые лужицы. Аликс вздрогнула, дернулась в сторону – и Стас тут же обхватил тяжелую ногу, удерживая.

– Спокойно, красавица, спокойно. Не дрожи… Подумаешь, крысы… Ну да, крысы. Но они ручные. Нежные и доверчивые, прямо как ты…

Крысы серыми ручейками стекались в два шевелящихся озерца. Одно слева от Аликс, второе справа.

– Первая рота!

Стас вытянул конец полосы на всю длину, метров на пять, и швырнул им.

– Взять! Держать, но не тянуть!

Десятки мордочек вцепились в полосу. Она натянулась – но пока несильно. Только чтобы не сматывалась в ящичек на боку амортизатора.

Стас обошел Аликс, вытянул из ящичка второй конец, бросил вторым:

– Взять! Приняли? Первая, вторая, вперед! Тянуть!

Каждая поодиночке крысы не такие уж и сильные. Как гены ни модифицируй, а выше законов матушки-природы не прыгнешь. Слишком сильно усовершенствовать мышцы невозможно. Не только потому, что на это будет уходить слишком много энергии, и крысам придется питаться, как слонам. Главное, что коэффициент полезного действия невозможно поднять слишком высоко. А значит, чем сильнее мышцы, тем больше тепла рассеивается при работе. Только ведь это не электродвигатель, чтобы держать нагрев в десятки градусов без потерь работоспособности…

Матушка-природа и сама подобралась к пределу, за который уже нельзя. Леопарды могут бежать изо всех сил, на пределе скорости, дюжину секунд – а потом валятся от боли. Это срабатывает предохранитель. Иначе мышцы перегреются, и белки просто потеряют свою структуру. Свернутся, как в вареном яйце. Были мышцы, и нет…

Но это поодиночке они много не могут. А когда в каждую полосу вцепились клыками по сотне крыс, и тянут ее изо всех сил, словно решили поиграть с полутонным секвенсором в перетягивание каната…

– Стоп! Ослабить!

Эти серые изверги чуть не сдернули секвенсор вперед – вместе с Аликс! Третья и четвертая полоса еще не расстегнуты, сцеплены под грудью топотушки, удерживая секвенсор.

– Вот так! Держать! Аликс, я тебя прошу, девочка, только не трясись. – Стас расстегнул второй замок. – Все хорошо, прелесть, все замечательно…

Говорил и говорил – мягко, спокойно, усыпляюще… Сейчас главное не слова, сейчас главное тон. Теперь секвенсор ничем не прикреплен к топотушке. Если бы не скос спины чуть вниз и не две полосы, которые крысы натянули вперед и чуть в стороны, – просто сполз бы вниз или вбок и рухнул на землю. А если топотушка решит вскочить с колен, или просто вздрогнет от холода…

Слава богам, рев вертолета чуть стих. Ушел куда-то вправо, делая очередной зигзаг змейки.

– Только не дергайся, красавица, вот так… Молодец, лежи… Вот так… Первая рота, вторая! Медленно! Очень медленно! Пошли ко мне!

Веревки на миг ослабли, и секвенсор пополз вниз по мокрой спине Аликс.

Рев усилился. Вертушка опять шла в эту сторону. Еще зигзаг-два – и пройдет прямо над ними.

– Спокойно, милая, спокойно… Первая, вторая! Медленно! На меня!

Ревело уже так, что приходилось кричать. Аликс зашевелилась, попыталась повернуть голову, словно хотела оглянуться. Стас тут же шлепнул ладонью над ухом.

– Лежать, красавица, лежать!

Секвенсор углом коснулся земли.

– Стоп! Роммель! Третью роту, туда! – Стас махнул назад и стал вытравливать из ящичка свободную полосу.

Швырнул ее в гущу третьей роты:

– Взять! Медленно! Тащить! Первая, вторая! Медленно! На меня!

Край секвенсора пошел по грязи, гоня перед собой жидкую волну, словно баржа. Со спины Аликс сполз передний конец – и секвенсор медленно, удерживаемый тремя полосами, натянутыми тремя сотнями крыс, плюхнулся в грязь.

– Стоп! – крикнул Стас.

Вертолет ревел так близко, что теперь уже кричал во весь голос – но даже так едва себя слышал.

– Роммель! Всем! Вываляться! Рассыпаться! Широко!

Аликс, задрав голову и подняв хобот, таращилась в дождливое небо, пытаясь понять, что это такое там ревет.

– Аликс!

Ноль внимания. Не слышит.

Стас шагнул к голове, прокричал в самое ухо:

– Аликс! Лечь!

Упрашивать ее не пришлось. Девчонка с удовольствием повалилась на бок, мигом забыв про все глупости в небе. Подумаешь, ревет там… Сутки на ногах не шутки.

Похоже, топотушка решила, что все. Можно расслабиться. Голубовато-стальные глаза закрылись. Ноги-столбы вытянулись, расслабившись.

Бедная доверчивая девушка…

– Аликс! Встать!

Аликс медленно открыла глаза. Полные укора – и мольбы. Ну хоть теперь-то оставьте в покое…

– Встать!!!

Стас, не церемонясь, пнул ее по ноге. Ей, конечно, все равно не больно. Шкура на ногах такая, что ей этот пинок – как танку залп конфетти. Но…

Аликс взревела как охрипший гудок и вскочила. Сонливость улетучилась, как вчерашний ветер.

Ага. Доверчивая и доброжелательная – но грубости к себе не потерпит. Предупреждает. А если довести – может и хоботом по шее…

Стас оббежал ее. Толкнул в бок, опять крикнул в самое ухо, перебивая грохот вертолета:

– Лежать!

Аликс повернула голову и поглядела так, словно собралась укусить. Несмотря на то, что вообще-то она не зебра, и вообще-то слоны не любят кусаться. Но бывают ситуации…

– Лежать!

Рев, кажется, чуть уменьшился.

Ушел в сторону насовсем?..

Или последний зигзаг перед тем, как пройти прямо над этим местом?..

– Лежать!!!

Стас надавил обеими руками на массивный бок. Аликс, глядя с тихой яростью – укусила бы, как пить дать укусила бы, будь у нее силы на то, чтобы лишний раз двинуть головой, – повалилась на другой бок, чуть не вмазавшись хребтом в ствол березки. Какие-то сантиметры спасли деревце.

Рев опять приближался. Вертолет завершил очередной зигзаг змейки – и шел прямо сюда.

Стас упал на колени, зачерпнул грязь – и швырнул прямо на морду топотушки, в удивленные голубые глаза.

Та страдальчески затрубила, – похоже, уже не сомневалась, что любимый дрессировщик окончательно слетел с катушек, – но сил у нее хватило только на то, чтобы закрыть глаза.

Стас швырял и швырял грязь на нее. На голову, на уши, на хобот, на спину, куда мог докинуть, стоя перед ней…

Сверху ударил ветер. Дернул ветви с едва начавшими распускаться почками вниз, к самому боку топотушки, хлестнул по лицу…

Стас схватил Серого за шкирку, сдернул с шеи и ткнул в землю. Протащил по грязи, словно хотел утопить в ней. И повалился в грязь сам.

По телу прокатилась волна холода, но Стас лишь зажмурился и окунул в грязь лицо. Не обращая внимания ни на холод, ни на воду, ни на грязь – ни на что на свете, кроме рева вертолета, который уже проходил сверху.

Перевернулся на спину, пряча теплую – и излучающую тепло! – спину в холодную грязь.

Все.

Больше от тебя ничего не зависит.

Больше ничего не сделать.

Если заметят – значит, судьба…

В лицо, в нос, в рот – ветер, от которого ни вдохнуть, ни выдохнуть. Сперло дыхание, и кажется, что уже никогда не сможешь дышать…

Потом это прошло.

Вертолет прошел дальше.

Прошел дальше – но это еще ничего не значит. Пока среагирует тот, кто следит за приборами поиска, пока крикнет пилоту, пока тот развернет машину… Если заметили, то еще повернут.

Рев удалялся, удалялся, удалялся… Неужели пронесло?

Вся усталость, скопившаяся за последние дни, навалилась. Этот безостановочный поход. А перед ним бой. А перед ним разведка… Амфетамин глушил усталость, но стоило дать телу расслабиться – лишь на миг – и что-то в организме щелкнуло и переключило режим. Теперь даже остатки амфетамина в крови уже ничего не могли изменить. Все. Даже открыть глаза невозможно. Сама мысль об этом дика.

Да гори оно все синим пламенем! Никаких оглядок. Ни за что. Ни открыть глаза, ни малейшего движения мизинцем. Ни-че-го.

Все. Сон. И будь что будет.

А потом рев стал нарастать…

Черт возьми!

Стас открыл глаза. Аликс тоже открыла глаза. Словно почувствовала взгляд. А может быть, новая волна рева и ее выдернула из пропасти усталого беспамятства…

Она и до этого-то всего не была толстушкой. Жить весной в открытой клетке, после зимы на халтурно составленном рационе, – кому оно надо, выверять рацион, если это лишь прикрытие для фермы? – все это полноте в теле не способствует.

А теперь, после этого марафонского забега, и вовсе худющая. Чем-то неуловимо напоминает тех длинноногих существ, зовущихся моделями, – при взгляде на которых думаешь, какая сила заставляет их морить себя голодом, отсчитывая калории скупее, чем шведские миллиардеры еврики…

Рев приближался, приближался – и вдруг стал удаляться.

Вертолет не возвращался, он просто делал следующий зигзаг змейки. Прошел дальше. Мимо.

Стас вдруг понял, что напоминал этот несчастный, какой-то удивленный взгляд Аликс. Взгляд близорукой женщины, с которой неожиданно сдернули очки…

А потом провалился в сон. Рваный от усталости и всей этой суеты. Странный, причудливого, как внебрачный ребенок турецкого узора и спутанной ветром паутины… Где розовые слоны ходили в очках, беззащитно улыбались – и вдруг кусались, как зебры…

* * *

Наверно, человек, измотанный до состояния полусмерти, рухнувший на землю, да так и забывшийся сном прямо в холодной грязи, – должен проснуться от холода?

Стас прислушался к своим ощущениям.

Определенно, на холод это не походило. Наоборот. Словно укутан каким-то чертовски теплым и тяжелым ватным одеялом, под которое насовали грелок. И еще, очень пахнет сырой шерстью…

Но все равно открывать глаза не хотелось. Хотелось лежать, забыв обо всем…

Только где-то там, в центре старого города, полном пехоты, крыс и стрельбы, – был Арни. Если еще был.

Стас открыл глаза.

Опять вечер… Черт возьми, сколько можно просыпаться вечером, а жить ночью? Крысолов, да. Но не крыса же!

Хотя, это как посмотреть… Со всех сторон – по бокам, на ногах, на руках, на груди, за головой – и правда как одно большое, толстое шерстяное одеяло. Крысиные тельца. Метаболизм у них быстрый. Теплые-теплые, маленькие живые грелки.

Прижимаются осторожно, равномерно, тщательно. Умница Роммель решил позаботиться о военачальнике?

Правда, самого Роммеля что-то не видно… Ага, вон он. Среди тех, кто заботливо обложил своими тельцами Серого. Сам Серый дрыхнет, как маленький ребенок. Раскинувшись, зачерпнув рукой и прижав к себе и Роммеля, и еще пару крыс, словно подушку.

Стас усмехнулся.

Кривовато. Смешно, конечно… И все же – словно укол ревности. Нет, конечно, ревновать крыс к Серому – это просто смехотворно. И все же, малость обидно. Почему это Роммель греет этого обжору и сурка, а не своего хозяина? Непорядок.

– Так, господа…

Крысы, конечно же, не спали. Мигом разлетелись в стороны.

Роммель открыл глазки, припискнул на задвигавшихся было крыс, гревших Серого. Осторожно выполз из-под его лапы. Черт, ну просто заботливая женушка, а не крыса!

– Как обстановка?

Пируэт, чуть ленивый после дремы. Чисто.

Стас дотянулся до рюкзака, размотал затяжки, достал планшетку. Индикатор едва светится. Ладно, немного надо…

Подождал, пока наберется сигнал со спутников. На экран выскочила карта. Вот и отметка о нашем местоположении…

Хорошо… А где наш схрон, подготовленный почти неделю назад, когда поход на Пензу только начинался? Н-да. Не так, чтобы совсем пришли, но могло быть и хуже. Еще пятнадцать километров. Зато потом…

Но это потом будет потом. Пока же…

Стас выключил планшетку, пока аккумулятор совсем не сел. Поежился. Теперь, когда крысы не грели, сразу чувствовалось, что одежда под кевлариновым плащом насквозь мокрая. Если, конечно, эту чуть подсохшую грязь, местами похрустывающую, как корочка подгоревшего пирога, можно назвать водой… И еще, очень хотелось есть.

– Серый, подъем! Аликс!

Серый поднял голову, огляделся и сел. А вот Аликс никак не отреагировала.

– Аликс!

Ноль внимания. Как лежала, сунув кончик хобота в ложбинку у основания передних ног, так и лежала.

Стас похлопал ее по основанию хобота.

Ни фига.

Тогда тихонько пнул в коленку.

Без изменений.

Стас цокнул, покачал головой. Ну и как поднимать эту девчонку? Так не разбудить. А пинками… После того, как без передыху тащила этот чертов секвенсор сотню с лишним верст?

Стас вздохнул. Поежился, сунул руки в карманы. Правую очень осторожно, все еще болит. Левую можно смелее… Ага!

На дне кармана так и лежали два забытых кусочка шоколада. Уже не в форме квадратиков, уже два липких комочка. Водные процедуры и для шоколада не прошли даром.

Ну ничего. Форма не важна, важно содержание. Стас достал смятую обертку. Выколупал из бумаги и фольги один кусочек. Разломал-растер его в пальцах, сжал в кулаке.

Когда шоколад нагрелся, и вокруг сладко запахло какое и еще чем-то вкусным, подсунул пальцы с липкими шоколадными потеками к мягкому кончику хобота.

Определенно, что-то изменилось. По телу слонихи прошла какая-то едва уловимая дрожь… А потом хобот так втянул воздух, что пальцы потянуло, как в пылесос.

Стас отдернул руку. Хобот задрожал, приподнялся, качнулся из стороны в сторону, как кобра, вылезающая из мешка под насвист змеелова. Сориентировался по ароматному облачку и потянулся за пальцами. Тянулся, тянулся…

Пока Стас не отвел руку слишком далеко. Хобот вытянулся на всю длину, дальше никак.

Тогда Аликс открыла один глаз.

– Просыпайся, девчонка.

Стас достал второй кусочек, последний. Показал.

В огромном животе глухо заурчало. Аликс открыла второй глаз, сглотнула и перекатилась на живот, – неотрывно глядя на аппетитно пахнущие пальцы.

* * *

Солнце садилось, и воздух ощутимо холодал.

И чего шерстяных предков потянуло сюда? У них, между прочим, курток вообще не было. И джинсов. И ботинок. И термоса с ко…

Ну, термоса-то с кофе, положим, и у самого нет. Но предков даже мысль о самой возможности термоса с горячим кофе не могла согревать.

Все-таки дураки они были, эти предки, прости господи. Нет, чтоб сидеть в своей Африке, нежась в теплых волнах, пожевывая кокосовую стружку с ананасами и развлекаясь с мулатками…

Хорошо хоть, дождя больше нет. В смысле, ливня. Высокая Аликс задевала веточки деревьев, и холодные, почти ледяные капли, оставшиеся еще с прошлой ночи, звенели о корпус секвенсора, падали на голову и спину топотушки, разбивались – и разлетались во все стороны холодным душем.

Сначала Стас и Серый вздрагивали, потом притерпелись.

Аликс, которой доставалось больше всех, перестала вздрагивать еще раньше. Ледяных капель собрала столько, что стала почти чистой. Розовая шерсть играла в лучах заходящего солнца – то оранжевым, то почти красным, а то и словно бы голубовато-серебристым. Капли воды то и дело вспыхивали крошечными солнышками…

Вокруг, то там, то здесь, мелькали темные тельца. Свита в пять сотен душ. Ну просто романтика…

– Стоп, девчонка.

Аликс уговаривать не пришлось. Встала, развернулась к Стасу – и поглядела своими огромными глазищами, заглядывая в самую душу.

– Жрать хочешь… – недовольно сказал Стас.

Нахмурился, и постарался не замечать этого взгляда. И просит, вроде бы – но так робко, даже не протрубила ни разу… Стас отвел взгляд и вздохнул.

Достал планшетку, еще раз свериться с картой – экран планшетки, и без того уже выведенный на минимум яркости, стал еще темнее.

И погас.

Все, сдохли аккумуляторы.

Стас по старой, еще детской привычке, потряс планшетку. Для щелочных батареек такое взбалтывание помогало. Батарейки удавалось малость оживить, выжать последние крохи энергии… Ни фига. Теперь аккумуляторы совершенно другой конструкции.

Черт возьми!

И что теперь? Стас еще раз огляделся – но то ли уже слишком стемнело, то ли еще не дошли. Или зашли с другой стороны. Или прошли мимо, не заметив, и ушли дальше… Дьявол разберет.

Ладно. Хватит подвигов. Стас присел на поваленное дерево.

– Роммель! Всем. Рассыпаться. Искать машину. Замаскированную.

Майор кивнул и нырнул в сторону, затерявшись в тенях.

Зато прилез Серый. И потребовал:

– Ыва! Ыва-ыва! Ыва!

– Уйди, шерстяной… Я сам жрать хочу так, что готов и мартышку сожрать. Можно сырой.

– Гырыга!

– А в глаз?

Но Серый не унялся. Вместо этого он стал обнюхивать, как голодная и невоспитанная собака. Почти засовывая любопытный нос в карманы. Запомнил, откуда появлялись кусочки шоколадки? Умный, зараза шерстяная.

– Да нету, нету…

Под ногами пискнуло.

– Гырыга! – потребовал Серый. – Ыва, ыва!

– Серый, ну отвали… – Стас отвернулся к Роммелю. – Нашли?

Роммель кивнул и, оглядываясь на Стаса, засеменил.

Стас поднялся и поплелся следом. Роммель вел куда-то почти назад.

Остановился перед частоколом из прутьев. Куст только начал распускаться, но уже был как забор. Стас раздвинул поросль.

Точно. Оно и есть. Пришли.

«Норка» была в дождевых разводах, но совершенно целая. Зверье и люди не успели ей сильно навредить за неделю.

Стас пролез между прутьями, распахнул дверцу. Сунулся внутрь – но замешкался. Скинул-таки на землю грязный плащ, обшкрябал подошвы о подножку и лишь потом залез внутрь. Вытащил из бардачка смарт-карту и сунул в замок зажигания.

Мотор послушно ожил. Слава богам, ничего не отсырело и не закисло.

Стас включил обогрев и высунулся наружу:

– Серый!

Серый был уже тут как тут. С надеждой заглянул в глаза:

– Ыва? Ыва?

В животе длинно и громко заурчало. Стас сглотнул.

– Слушай, ты, гаденыш шерстяной! Хватит душу травить, понял? Нету ыва!

Хотя подумать о еде следовало бы.

Ну да кто же знал, что так сложится? Что придется продираться напрямик? На топотушке? Да еще тащить на хвосте погоню? И даже не людей Графа – а вертолеты поискового отдела ГБ…

Где-то недалеко заканчивалась старая, но еще проходимая просека. Через пятьсот метров пересекает старую дорогу. Раздолбанная дорога, конечно, но хоть какая-то. Пять километров проехать можно. А там уже шоссе.

Если бы все пошло не кувырком, а по плану, то ни погони, ни гонки на слонах с вертолетами не было бы. Доехали бы на той фуре как белые люди. Съехали с шоссе на старую дорогу, добрались до просеки. Потом прибежал сюда, вывел незасвеченную, свежекупленную полторы недели назад «Норку» из кустов к фуре. Перегрузил в нее секвенсор – и дальше на ней, по дороге и по шоссе. Опять как белые люди. До самых столичных пригородов.

Уже сутки как были бы там. В теплом номере отеля, с горячей едой и холодным горячительным…

Стас сглотнул.

И вздохнул. Раздвинув верхушки кустов, из сумрака выглянула Аликс. С голубыми и чертовски голодными глазищами. Мокрая, холодная и совершенно несчастная. Ну прямо настоящая русская баба, даром что топотушка по природе. Вот уж кому отель и горячая еда не светят даже через сутки…

Стас поежился. Обогреватель исправно грел, в кабине был уже тепло – но на этот раз дрожь была не от того холода, который на коже.

Нет, ну в самом деле… Кто-то сейчас будет ехать в теплой машине. Мчаться к накрытому столу и горячей ванне. А кто-то, тянувший по бездорожью полтонны машинерии сутки напролет, потом облитый грязью, и снова тянувший полтонны на хребте, а за все про все получивший лишь плитку шоколада… Это за двое-то суток…

А сколько ей еще стоять тут – на холоде, в грязи, среди мокрых деревьев, где даже нормальной листвы-то пока не найти…

Стас вздохнул. Заставил себя встряхнуться – и не замечать этих глаз.

– Так, Серый! Сиди тихо и не канючь. Если не будешь путаться под ногами, часа через два будет тебе и ыва, и теплая ванна, и даже стеклянная сиська с дурацкими новостями. Ну, поехали, что ли…

Стас поставил на первую передачу и повел «Норку» через кусты. Медленно, трудно. Прутья гнулись нехотя, упрямо давили обратно – и даже когда сгибались, потом мстительно хлестали по корпусу, распрямляясь.

Но это еще что, это еще цветочки. На этот раз возни будет куда больше. Даже больше, чем три часа назад, когда секвенсор грузили на Аликс.

Теперь его надо затащить в «Норку». А впихнуть в тесный кузов силами грызунов полтонны – да не в банках или коробках, а одним цельным, здоровым куском! – это тот еще фокус… Минут десять активных физических упражнений с огоньком и матерком.

* * *

Двадцать. Как скотина под плугом.

Стас присел на задник «Норки», утер рукой пот со лба. И это еще хорошо, топотушка подсобила. А то бы до утра возились…

Вокруг кустов суетились сотни крыс. Словно наводнение, будто где-то рядом разлилась черная река. Живая.

Ладно, хоть согрелся… Если бы еще руки-ноги не дрожали от усталости. Дела-то не кончились.

– Роммель!

Стас заставил себя подняться, обошел машину и забрался в кабину. Вылез обратно с подзарядившейся от аккумулятора планшеткой.

Роммель уже ждал.

– Объясняю диспозицию, герр майор.

Стас вывел на экран карту и стал объяснять.

Придется разделиться. Пять сотен крысиных душ – это почти три тонны. Плюс полтонны секвенсора. А «Норка» и по шоссе-то больше тонны не потянет…

* * *

Где-то за деревьями солнце коснулось горизонта, и теперь небо темнело быстро. Темнота с востока расползлась на полнеба, потом потекла на север, съедая закатные тучки.

Вместе с последними лучами солнца подались прочь и крысы. Живое озеро распалось на лужицы, превратилось в робкие ручейки замешкавшихся – и все, последние серые бойцы растворились в кустах.

Аликс двинулась следом, сделала несколько шагов – видно, уже привыкла, что куда крысы, туда и она, – но остановилась, оглянулась на Стаса.

Стас отвел взгляд. Встал с края кузова, прислушался. В глубине, за ящиком секвенсора, тихо копошилось. Не все отправились в старый город на своих четырех. Один взвод, на всякий случай, остался. Лишние полтора центнера «Норка» как-нибудь вытянет, а вот тридцать серых душ очень даже не помешают, если что-то пойдет не так.

– Все нормально?

На крышку секвенсора вспрыгнула крыса. Привстала на задних лапках – и с силой упала на передние. «Так точно».

– Хорошо… Лобастый, Рыжик, Скалолазка, Ушастик! В машину!

Еще четыре тени нырнули в кузов.

– Лобастый, за главного.

Стас захлопнул одну дверцу, вторую. Достал ключи – но передумал.

Пусть будет открыто. Если кто-то сунется внутрь, крысы сами будут лучше любого замка. А вот если придется срочно выбраться наружу? Замок только помешает – и им, и тому олуху царя небесного, на помощь которому они полезут.

Стас шагнул к кабине – но замер. Обернулся.

За спиной стояла Аликс. И опять у нее было это странное выражение – доброжелательное и застенчивое одновременно. И, кажется, немножко тревожное.

Стас вздохнул.

Протянул руку, погладил по хоботу…

– Прощай, Аликс.

И наконец-то посмотрел прямо, не отводя взгляд. Прямо в эти голубовато-стальные глаза, словно бы укоряющие, но так робко…

Совсем как тогда, три года назад. Ведь один раз уже прощались.

Только тогда это был еще совсем слоненок. Было море красной листвы с дубов, была Рита-Ритка-Маргаритка, и была топотушка Аликс, взбивавшая листву, как розовый крейсер рассекает волны, с глухим пам! пинавшая огромный надувной мяч…

На новой ферме столько дубов нет. Но чуть позже, когда весна войдет в свои права, те жирные луга будут полны сочной, ярко-зеленой травы. И наверно, там будут одуванчики. Много, целое море одуванчиков. Океан маленьких остроухих солнышек… И то, настоящее – по-весеннему теплое и яркое, высоко в лазурном, еще не выгоревшем до лесной белесости небе. Топотушка, уже повзрослевшая. Не такая шустрая, но такая же добрая и доверчивая. И повзрослевшая Марго…