Текст книги "Крысолов"

Так, что ли? Любите играть в кошки-мышки, дамочка? Перед тем, как свернуть шею?

Ну, что же…

Давайте поиграем, с-сударыня.

– Роммель!

Роммель наконец-то примчался. Но не сел. Ждал, стоя на задних лапах, как тушканчик – и, кажется, дрожал. Не от страха, конечно. От возбуждения. Тоже в кровавом кураже.

– Собрать батальон! Первая, вторая роты – выставить за домами, по периметру, отгонять! Третья круг шире. Если враг сбивается в отряд, разогнать! Четвертую роту перед крыльцом! Пятую ко мне, на тыльную сторону!

И зашагал вокруг дома, к гаражу.

Дамочка может думать, что если она заперлась внутри, то все, туда никто не войдет. Ну-ну. Блаженны верующие…

* * *

– Поднять!

Восемь десятков розовых лапок потянули ворота гаража вверх.

Лучше бы, конечно, чтобы тянула вся рота – в сто восемьдесят лапок. Но вдоль ворот гаража поместились всего лишь сорок крыс. Ладно, и этого хватит.

Ворота медленно, неохотно – но пошли вверх… Сантиметр, другой…

– There! Push! Down! – вылетел из щели звенящий голос.

Внутри затопало, зафыркало, завозилось… По железу заскребло с той стороны – и ворота остановились. Пошли вниз, а потом вообще рухнули – глубоко, до самого асфальта, врезавшись о стопора так, что вся стена гаража дрогнула, металлические листы зазвенели, громко, долго, затихая медленно, как потревоженный колокол…

Стас беззвучно зашипел.

А дамочка-то, похоже, не дура. Далеко не дура.

И что теперь?

Та дверь заперта. Выломать ее – чем? Перегрызать… Ха-ха.

Можно, конечно, посмотреть получше… Но, кажется, дверь там хорошая. Прогрызть ее насквозь – это не с резиновыми шинами развлекаться. Полдня уйдет, а то и больше.

Здесь тоже не влезть. Даже если извернуться, выстроить-впихнуть вдоль ворот полсотни крыс и подлезть самому, и дружно потянуть вверх – это все равно будет меньше, чем три баскера. Да и поднимать – не прижимать книзу…

Ладно, есть варианты. Если не пускают ни в ворота, ни в дверь, что остается?

Правильно.

Стас двинулся вокруг дома обратно. На этот раз медленно, заглядывая в окна.

Вон там лаборатория, где чуть не попался… Где Белоснежка последний раз сладко посапывала, нежась под пальцами… Стас скрипнул зубами.

Стоп! Спокойно, спокойно…

Ну-ка, спокойно! Вот так вот. Успокоился, закрыл глаза и вспоминай.

Так… Столы, установки… Там вход, напротив стена, в ней дверь в комнатку к секвенсору…

Значит, за углом, вон там, должно быть окно той комнатки, где секвенсор?

Стас заглянул за угол. Ага. Сейчас, как же. Разбежался об забор…

Никакого окна нет.

Впрочем, можно понять… Если уж блокираторы вставили в стены…

Шипя сквозь зубы, Стас вернулся обратно. Прищурился, разглядывая окна лаборатории, рамы… Не стекло – прочный пластик. Как и на первом этаже, возле двери. Просто так не выбить.

– Лобастый!

Под ногами знакомо пискнуло. Тут как тут.

– Молодец, умник.

Стас присел, потрепал его за ушами. Хоть на кого-то можно положиться.

Потом скинул с плеча рюкзак с аппаратурой, растянул завязки.

Эти стеклопакеты – довольно надежная штука. Голыми руками не вскрыть, тем более на третьем этаже. Придется Лобастого немного приодеть…

* * *

– Нормально?

Лобастый кивнул. Растопырил лапы.

Он лежал на руках спиной вниз, как младенец. Лапки и в самом деле похожи на крошечные ладошки, только четырехпалые, большой палей едва заметен.

На этих ладошках – подобие перчаток с отрезанными пальцами. На перчатки нашиты магнитные кругляши.

Стас опустил руки с Лобастым пониже. Чуть присел, встал на носки… Покачался так, пробуя на вес, прикидывая взглядом высоту, приноравливаясь… Еще несколько раз качнулся, постепенно увеличивая размах, присаживаясь все ниже.

– Три… четыре!

И толкнулся по-настоящему, передавая силу толчка на вес в руках, напрягая и бицепсы, и предплечья – сильно, но плавно. Лобастый вылетел из рук – вверх и чуть к стене…

Закрутил хвостом, мгновенно оказавшись лапами вниз и тут же изогнулся, уклоняясь от края карниза – словно прыгун в высоту, волной перекидывающий свое тело через планку. На миг замер, остановившись на пике траектории – и наткнулся на прозрачный пластик окна. Спружинил лапами, гася удар, чтобы не отлететь обратно упругим мячиком. Упал-сполз вниз, на карниз.

Сильно скошенный вниз, просто так на нем Лобастый не удержался бы. Магнитные присоски звонко клацнули о сталь.

Стас открыл было рот, чтобы скомандовать, что делать дальше…

Но не стал. В конце-то концов, Лобастый и сам все прекрасно знает.

Лобастый, привстав на задних лапах, привалился одним боком к пластику. Засучил передней лапкой, подтягивая со спины на грудь крошечную сумочку-кармашек. Расстегнул застежку-липучку, зубами вытащил кончик белой нити – пластид.

Осторожно оторвал от стального карниза одну заднюю лапу, переставил ее в сторону, оторвал вторую – и, так по очереди переставляя лапы, медленно пошел по карнизу, передними лапами разматывая нить из кармашка и накладывая ее на стекло.

Сначала в самом низу, впритык к раме. Потом достал еще одну колбаску пластида и пошел в обратную сторону, на этот раз накладывая нить так высоко, как только мог дотянуться.

Повозился с сумочкой, вытащил и наложил на нить крошечные детонаторы. Покосился вниз.

– Давай, ловлю.

Стас поднял руки и приподнялся на носках, чтобы смягчить удар.

Лобастый оторвал одну заднюю лапу. Не ставя ее, вывернулся на бок и оторвал вторую. И, увлекаемый силой тяжести, на заднице съехал с карниза, соскользнул вниз…

Лапы пружинисто ударили в ладони. Стас опустил руки, гася удар, сам присел. Отпустил Лобастого на землю, шагнул в сторону.

Наверху сверкнули две огненные полосы. Хлопок слился с треском лопнувшего стекла. И нижняя часть окна отвалилась вниз, упала, глухо стукнувшись о землю.

Да, качественное. Даже после взрыва и падения оно не разлетелось. Пошло трещинами, превратилось в какое-то подобие стеклянной кольчуги: перестало быть твердым, форму не держит – но не разлетелось. Наполнитель потрескался, но тонкие волокна все еще держат кусочки вместе. Тонкие нити, незаметные взглядом – но чертовски прочные. Держат осколки вместе, словно стальная арматура треснувшую бетонную плиту.

Черта с два такое просто так выбьешь. Резать тоже то еще удовольствие. И на удобном верстаке-то возни будет порядочно – а уж на высоте третьего этажа, еле удерживаясь магнитами на тонком карнизе… Хорошо, если бы в час уложился. А в стеклопакете это стекло не единственное.

– Давай, Лобастый. Повторим.

Лобастый проворно прыгнул в руки и перевернулся на спину. Расставил лапки. Мордочка – безмятежная, невинная. Ну просто беспомощный младенец, да и только.

* * *

Когда наверху хлопнуло в третий раз – на этот раз кусок пластика не упал вниз, а влетел внутрь, – Стас опять швырнул Лобастого вверх.

Только теперь вместо взрывчатки в его сумочке был миниатюрный подъемник. Моток молекулярной нити, моторчик с системой крошечных шестеренок, таблетка аккумулятора.

Не задерживаясь на карнизе, Лобастый скользнул внутрь.

– Скалолазка! Рыжик! Ушастик!

Мордочки тут как тут.

Два броска. Скалолазка, следом Рыжик взлетели вверх и нырнули внутрь. Теперь им проще, не надо цепляться за карниз – можно сразу за край дыры, и внутрь.

– Ушастик, остаешься за старшего.

Ушастик азартно приподнялся на задних и рухнул на передние.

Из дыры в стекле донесся хлопок.

Хорошо. Значит, Лобастый нашел место, где закрепить подъемник. А строительный патрон вбил крепеж в стену.

Показалась мордочка Лобастого. Кинул вниз маленький крючок – кажется, сам по себе. Но крючок не упал, а повис в воздухе, медленно пополз вниз. Молекулярную нить – немного длинных молекул, сплетенных как волосы в косичку, идеально правильных, без дефектов, чертовски прочных, – и на ярко освещенном столе-то едва разглядеть, куда уж сейчас…

Без ушка на конце и не заметить, и не взяться. Возьмешься за нить голыми руками – не удержать, выскользнет из пальцев. А обмотаешь вокруг руки – прорежет руку до костей. А может, и совсем отхватит.

– Хватит!

Стас просунул в ушко стержень-рукоятку. Взялся за нее обеими руками.

– Давай!

Лобастый нырнул внутрь. Нить натянулась и медленно потащила вверх.

* * *

Стас выставил руки и скользнул с подоконника внутрь, головой вниз, следом втаскивая ноги. Слишком узкая дыра получилась, чтобы нормально влезть…

Ладно, хоть так. Стас перевернулся на полу, встал.

Стены приглушили вой ветра и рев музыки. И в этой относительной тишине пустого здания, с высокими потолками и кафельными стенками…

Звонкий стук каблуков, с длинной свитой ломких эхо. Быстрый, нервный, спешный… Совсем близко. У самого входа в лабораторию. Лишь успеть шепотом:

– Рыжик, Скалолазка… Отрезать…

Стас шагнул за лабораторный шкаф между окон.

Стук каблуков замер. Щелчок выключателя – и удар света по глазам, словно это хирургический стол, а не лаборатория. Снова стук каблуков. Ближе, ближе…

Теперь можно. И лучше выйти самому, резко. Эффект неожиданности всегда полезен. А сейчас это нужно и для кое-чего поважнее…

Стас шагнул из-за шкафа.

Батори была в каких-то пяти шагах. Вздрогнула, замахнулась хлыстом – но рука замедлилась, замерла, словно про нее забыли.

Из-за ближнего стола, с тумбой мощного процессорного блока, вылетел Лобастый. Встал между Стасом и Батори, готовый к броску. Пара метров для него – пустяк. Батори могла в этом убедиться там, на площади…

Она крутанулась на каблучках и бросилась обратно – но сделала лишь два шага. И еще один удар каблуком – последний, чтобы остановиться.

Путь назад отрезан.

Рыжик и Скалолазка, привстав на задних лапах, преградили путь к двери. Открыв пасти и обнажив резцы, справляющиеся со сталью, – чтобы у Батори не возникло ошибочной мысли, что она сможет прорваться через этот чахлый, на первый взгляд, строй. Кося блестящими глазками-бисеринками на Стаса – правильно ли поняли, что пока убивать не нужно?

Батори замешкалась, но ненадолго.

– Come!

Крик разнесся по пустому зданию, убежал в гулкий коридор, за угол, унесся вниз по лестнице, на первый этаж, где в холле перед входом ждали трое баскеров… В ответ прилетел тройной рык и мощно, сотрясая бетонные плиты, замолотили копыта. Все трое ломанулись на крик хозяйки, хотя коридоры и были маловаты для них.

Стас шагнул было к двери, обходя Батори – но остановился. Запереться не выйдет. Что для этих полутонных тварей хлипкая дверь в лабораторию?..

Дверь в комнату к секвенсору крепче, но ее еще нужно открыть. Отмычка запомнила те варианты, которые перебрала. Теперь ей потребуется всего-то пара минут. Но…

Даже если успеть… Что дальше? Самому замуровать себя в комнате без окон? Когда сюда мчатся ратники Графа, которых вызвонила Батори?

Из глубины здания снова донесся рык – на этот раз не угрожающий, а какой-то огрызающийся. И удары копыт сменили ритм. Теперь только один шел куда-то, и совсем не так шустро…

Добрались до лестницы? И выясняют отношения, кто первый? Им там и поодиночке-то едва развернуться, куда уж троим…

Уже на лестнице…

Впрочем, не все так безнадежно.

У системы дрессировки только кнутом есть один минус. Особенно если терзаемый зверь – стайный. Выдрессированный слушается – но не того, кто его дрессирует, а сильнейшего. Вожака стаи. И этот минус иногда можно обратить в плюс.

– Come! – опять крикнула Батори.

Стас достал «хек» и показательно щелкнул предохранителем.

– Хлыст, – приказал Стас. – Хлыст. Брось на землю.

Голубые, прозрачные, словно вода, глаза Батори замерли… нет, не на дуле «хека», нацеленном на нее. Глаза в глаза.

Дамочка явно не дура пободаться взглядами… Да, такая просто должна была понравиться Графу.

Ну, что же. Тем хуже для нее.

– Скалолазка… – почти нежно позвал Стас.

Не отводя взгляда. Отвести взгляд первым – все. После этого подавить не то, что человека – шавку дворовую, и ту не заставишь подчиняться.

Глаза – зеркало души. И это не красивые слова-пустышки, когда ты в стычке. В глазах – все твои мысли. Все, о чем ты думаешь. Чтобы ударить, надо решить, куда бить. Надо кинуть туда взгляд, хотя бы на миг.

Зрачки дрогнут… И выдадут. Еще до того, как электрический импульс добежит по нейронам до мускулов, которые понесут руку к цели – глаза уже выдали.

Если, конечно, враг осмеливается смотреть тебе в глаза…

Поэтому любой хищник нервничает, когда смотрят ему в глаза – это почти объявление атаки. И любое стайное животное воспринимает взгляд как вызов. Это намерение прояснить, кто тут главнее, кому полагается кусок пожирнее и лучшая самка? И потому в ответ – тревога и агрессия.

Если, конечно, зверь не испугается, не сломается, не решит подчиниться… Признать в тебе сильнейшего. Хозяина.

Скалолазка поняла, что от нее требуется. Пискнула, привлекая внимание, и рванулась к Батори, целя зубами в ногу…

Прозрачно-голубые глаза дернулись в сторону.

– Нет! – крикнула Батори, швырнула хлыст на пол.

– Отставить, – согласился Стас, оставляя за собой последнее слово. – Лобастый!

Лобастый уже и так не стоял на месте. Пробежал вперед, вцепился в ручку хлыста и подтащил. Подпрыгнул – и обшитая кожей ручка сама легла в руку. Достаточно сжать пальцы.

Потому что отводить глаза не следует. Батори снова взглянула – глаза в глаза. Наткнулась на неподвижный взгляд – и ее глаза на миг скользнули в сторону. Убежали.

Это рефлекс. Натыкаясь на чужой взгляд, ты уводишь свой в сторону – пусть на миг, чтобы тут же вернуть. Но на какой-то миг отводишь. Чтобы потенциальный враг, следивший за твоими глазами и знающий, что ты не ожидаешь удара, – чтобы он не решил ударить теперь, в последний момент своего преимущества. Потому что потом, когда будут глаза в глаза, противники будут видеть в глазах друг друга, что у каждого на уме…

И чтобы он не ударил, глаза отскакивают от взгляда в упор… Рефлекс. И Батори на него попалась.

Она вернула глаза – но в этих глаза мелькнул стыд за эту мимолетную попытку показать, что не хочешь драки… И где-то глубже, в подсознании, осталась заноза. Она уже знает, что первый бой проигран.

– На колени, – сказал Стас.

Спокойно, холодно, почти равнодушно – будто уверен, что Батори это сделает. Словно достаточно того, что таково устройство вселенной: кто-то говорит на колени, и кто-то послушно становится…

Батори улыбнулась – почти оскалилась. Верхняя губа взметнулась вверх в злой улыбке, обнажив белые, почти идеальной линии зубы. Разве что клыки выступают сильнее, чем обычно…

Встать на колени унизительно уже само по себе. А уж для дрессировщика… Особенно для дрессировщика, который обучил своих питомцев, что стойка на коленях – признание своей слабости, смирение перед вожаком…

Ну, что же.

У тренировки методом немедленных поощрений, «методом пряника», есть один недостаток – слишком долго идет первый этап, пока зверь поймет, чего от него хотя. Зато у метода немедленных наказаний, «метода кнута», с этим все в порядке. Может, потом бывают осложнения, зато первый этап проходит быстро и четко. Чего делать не надо, вколачивается очень быстро…

К тому же, кое-кто явно привычнее именно к этому методу…

Не отводя глаз от этих прозрачных рыбьих, Стас медленно замахнулся и ударил. Кончик хлыста, увенчанный стальным жалом, со свистом рассек воздух и лизнул по лицу. Батори, яростно бодавшаяся взглядом, увлеченная лишь тем, чтобы глаза больше не дрогнули, не скользнули в сторону – заметила удар слишком поздно.

Ее глаза вновь ушли от контакта, она дернулась – но увернуться не успела. Стальное жало прошлось по щеке, оставив алый мазок. Заточенное жало распороло и кожу и мышцы, как нож вспарывает кусок сырого мяса.

Оскал превратился в вопль – полный боли, но беззвучный. Каким-то чудом она сдержала крик. Крик – это еще один признак слабости. Это тоже рефлекс в пользу слабых. Член стаи зовет других, признавая, что сам он справиться не в силах… Что не он тут хозяин положения…

Стук копыт изменил ритм. Там все еще оставались медленные удары – осторожные, с трудом размещая огромные копыта на крошечных ступенях, – пара еще поднималась по лестнице. Но один уже мчался по ровному полу – быстро, как только мог.

Уже на площадке второго этажа… Если он появится здесь, пока Батори будет хотя бы отдаленно выглядеть хозяйкой положений – прежней, уверенной в себе, жестокой, и для баскеров богоподобной, – не будет ни единого шанса. Обойма в «хеке» может остановить одну тварь. Крысы, может быть, отвлекут еще одного. Но не трех сразу…

– На колени, – повторил Стас.

Хорошо: голос не задрожал, хотя нервы были взведены до предела.

Батори подняла руку к распоротой щеке, из которой хлестала кровь и сукровица, зажимая. Вновь – глаза в глаза.

Стас ударил. Стальной кончик рассек воздух и ужалил – в то же место, но теперь по тыльной стороне кисти. Распоров на костяшках пальцев кожу, как бритва, размозжил сустав среднего пальца.

На этот раз Батори взвыла. Едва слышно, сквозь стиснутые зубы – но и этого было достаточно. Не важно, насколько громко. Важен лишь сам крик – признание того, что тебе нужна помощь. Согласие с тем, что ты больше не хозяин мира…

Но на колени не встала.

Частый стук копыт грохотал в коридоре – уже второй был в коридоре, и третий, они неслись сюда…

Скалолазка и Рыжик уже не смотрели на Батори. Напряглись по-настоящему, развернулись – туда, к двери, откуда грохотали копыта и еще шкрябало, словно что-то острое волокли по полу, царапая плитку. Только там, конечно, ничего не волокли. И вспарывали не пол, а потолок. Это рога здоровенной твари, еле развернувшейся на лестнице, для которой даже высокие потолки коридора слишком низки.

Стас ударил еще раз.

И на этот раз глаза Батори скользнули в сторону – и испуганно закрылись. Она вскинула руку – защищаясь. Она еще не смерилась, не встала на колени – но уже не хозяйка, которой нечего бояться…

Зря. Удара не было. Стас увел хлыст вверх, над ее головой. Переложил налево – и стегнул, подавшись вперед. Чтобы хлыст не ужалил, а захватил, обвился… На этот раз хлыст улетел не к лицу, а стегнул ее по ноге, дважды обвившись вокруг лодыжки.

Рывок – и Батори, потеряв опору, упала на четвереньки.

В дверь влетел баскер. Сжавшись, скрючившись в три погибели, выкрутив шею боком, чтобы впихнуть размашистые рога по диагонали, напрочь выбив плечами косяк, рыча от ярости – но протиснулся… и замер.

Сзади, раздраженно рыча, в косяк протиснулся второй, но наткнулся на спину товарища. И тоже замер. Пораженно уставившись на того, кто главный. Всегда был главным… На вставшую на колени хозяйку…

Бывшую хозяйку.

Тот, кто главный – он не стоит на коленях.

Батори услышала их.

– Attack!

Она попыталась подняться – но Стас дернул хлыст. Обмотавшийся за лодыжку конец рванул Батори вниз, она опять упала на колени.

– Repress, – сказал Стас.

Повелительно, четко – но спокойно. Хозяин может быть зол, но он всегда хозяин. Он не боится, что его не послушаются. Даже мысли такой не допускает.

Из коридора появилась третья морда. Удивленно уставилась через спины своих товарищей.

На какой-то миг баскеры замерли.

Attack – значит, надо атаковать. Того, кто стоит перед женщиной в черной коже, которая здесь командовала всегда…

Но тот, кто Главный – он не стоит на коленях. И хлыст не у женщины. Хлыст у того, кто перед ней. Того, стоит на ногах, а не на коленях. И он скомандовал унять неповиновение.

Какой-то миг они не знали, что делать. Батори поднималась, и опять повалить ее вниз хлыстом уже никак – размотался, соскользнул с ноги… Второй баскер покосился на Стаса, словно решил двинуться вперед, отпихнуть с дороги товарища и заняться тем, кого приказала атаковать женщина…

Но не успел. Товарищ, первым ворвавшийся в комнату – наверно, потому, что первым верно среагировал там, внизу, в холле, когда услышал приказ бежать сюда, – и на этот раз первым принял решение.

И ткнул передним копытом Батори в плечо. Несильно, как-то робко, словно не веря самому себе, что делает это – но Батори и этого хватило. Ее швырнуло вниз, колени и ладони со звоном впечатались в салатовую плитку…

* * *

Сам по себе секвенсор весил килограмм триста. Но просто так перевозить его нельзя, слишком тонкая механика. Одних силовых микроскопов две дюжины. Нести пришлось в контейнере-амортизаторе, а это еще два центнера. Итого полтонны.

Баскеры тащили его, как гроб. Встав на дыбы, чинно вышагивали, покрякивая от натуги. Двое впереди, третий придерживал конец.

И все трое – с опаской косясь то на Стаса, то на хлыст в руке, то на крыс, шныряющих вокруг…

На краю плаца Стас остановился.

Баскеры тут же замерли – но Стас махнул рукой вперед:

– Go!

А сам обернулся назад, к площади, окруженной домиками и стойлами.

Целые. Непорядок.

– Рыжик! Скалолазка! Ушастик!

Тут как тут. И Лобастый – чуть поодаль и чуть смущенный: почему это он не потребовался?

Ничего, и до тебя черед дойдет…

Стас скинул с плеча рюкзак, развязал тесемки и выгреб из внутреннего кармашка все воспламеняющиеся шашки, бросая их прямо под ноги. Оглядел плац, здания по периметру… Поморщился.

Много зданий, не хватит на все шашек. Купил десять, но после «Дубовых домиков» осталось восемь. Кто же мог подумать, что Граф не просто восстановит старую ферму – а развернет новую, да с таким размахом?

Ладно. Нет необходимости жечь тут все.

Стас присел на корточки, почесал гвардейцев за ушами. Активировал шесть шашек. Махнул рукой, показывая цели.

– Поджечь!

Ушастик, Скалолазка и Рыжик подхватили по шашке и понеслись через плац к стойлам.

Надо избавиться от погони. Как-то связать Графу руки. А что может занять его лучше, чем две сотни баскеров, бегающих вокруг Пензы – и которых даже некуда посадить?

И все же хорошо было бы сжечь еще и лабораторный корпус… Но там, в комнатке, где был секвенсор, сейчас заперта Батори… Ладно, черт с ней! Дьявол с этим лабораторным корпусом!

В конце концов, без секвенсора ферма – уже не ферма, а так, одно название.

– Лобастый!

Стас поднял его на руки – повыше, чтобы он разглядел мачту электропередачи. Далеко на востоке, за деревьями, километрах в двух, а то и побольше. Но к ней бежать не нужно. Оттуда сюда должна идти линия на невысоких столбиках. И где-то на пути к мачте встретится трансформаторная будка. Она-то и нужна. Надо обесточить забор.

Пусть баскеры погуляют раз в жизни, не сдерживаемые ничем. Может, здесь, в Пензе, у Графа и все куплено – но когда по окрестностям начнут разгуливать сотни морфов, и местные жители начнут обрывать федеральный номер КГБ… Если повезет, на поиски секвенсора у Графа вообще не останется времени.

* * *

Последнюю шашку Стас бросил сам, в голубую сторожку. К чему оставлять системные блоки с дисками, на которые все это время стекались картинки с камер наблюдения?..

Шашка укатилась в дальнюю комнату, хлопнула, расплескав внутренности – и там затрещал огонь. Тут же повалил густой, едкий пластмассовый смрад…

Стас выскочил, а внутри клекотал закипевший пластик, гулко лопались платы и аккумуляторы. Через приоткрытую фрамугу черная гарь уже текла наружу. Даже не вверх – а в стороны, вниз, до того тяжелая.

Ветер тащил жирные клубы на небольшую стоянку. На дорогие «сахи», на совсем уж дорогущую и чертовски изящную черную итальянку. Двухместную, крошечную, почти игрушечную – залюбуешься… Неплохо Граф подкармливает своих ребятишек…

Ладно, тут занялось хорошо. Будем надеяться, остальные шашки выполнят свою работу не хуже. Времени проверять нет. Чертова Батори! Вызвонила-таки Графа!

Те его ратники, что на пяти джипах ушли к старой ферме и попали в ловушку – они едва ли смогут быстро вернуться на звонок Батори. Выбираться будут долго.

Но у Графа есть и еще люди. У него куда больше людей. Просто не все смогли примчаться сюда по тревоге мгновенно… Но они будут здесь. Может быть, часть уже близко…

На юг, до поворота на запад, ведет всего одна дорога. Она же ведет и к Пензе. Несколько километров, где запросто можно будет наткнуться на свежих бойцов, летящих на призыв Батори. И поскольку больше здесь, на севере, кроме фермы ничего нет…

Сообразят. Расстреляют фуру по колесам, запрут на дороге… И потом мало не покажется.

Деревья наконец-то расступились, первая аллея кончилась.

Пошли клетки, сначала пустые. Потом первая волчья морда и поджатый между ног хвост, как у побитой собаки… В небо снова взлетел испуганный вой, и через миг песнь страха подхватили остальные. Вступил медведь, хрипло протрубила слониха…

Вой, рев, щебет…

И зверей можно понять. Теперь это были не просто огромные крысы, каких тут никогда не видели – теперь от них еще и пахло кровью.

Эх, если бы вот так же, дрожа, воя и зажимая хвост меж задними лапами, разбежались и ребята Графа…

– Go, go! – прикрикнул Стас.

До фуры еще двести метров, вся вторая аллея, а баскеры уже пыхтели от натуги. Сами по себе пять центнеров секвенсора были для них не так уж и тяжелы, – только вот тащить его приходилось в самой неудобной позе. Семенить на задних, да еще и выворачивать передние как лапы, чтобы придерживать ящик…

– Стой! – скомандовал Стас. – Stop!

Из аллеи вылетела крыса. Серой стрелой промчалась мимо баскеров и, цепляя когтями рыжую плитку, затормозила перед Стасом.

Пируэт, пируэт, пируэт… Быстро, резко, собранно.

«Машины». «Больше двух». «Вооруженные люди». «Приближаются».

Вот и они, свежие мальчики Графа… Все-таки успели. Отрезали от дороги.

И словно в подтверждение, впереди ухнуло. В конце аллеи, там, где виднелись блоки, перегородившие дорогу, фура за ними – там коротко сверкнуло. Кабину дернуло вперед и вниз, на бетонные блоки. А из-за нее, как раскрывшийся цветок, стальными лепестками разлетелся фургон…

Из гранатомета они ее, что ли? Обжегшись на молоке – там, у старой фермы, где все казалось просто, но все же угодили в ловушку два раза подряд, – теперь решили дуть и на воду? Фургон же был открыт! Видели же, что там пусто…

И тут же сдетонировал бензобак. Огромный, не чета легковушечным сорокалитровкам. Кабина утонула в огне, по ушам ударила еще одна тугая волна. Столб огня ушел вверх, в нем кружились стальные листы с крыши кабины, черными мошками брызнуло лопнувшее лобовое стекло…

Стас невольно пригнулся.

А баскеры даже не дрогнули. Хоть какая-то польза от грохотавшей во время их тренировок тяжелой музыки… Кроме любопытства на их мордах – ничего. Словно меломаны, услышавшие что-то новое – но пока еще не распробовавшие, что же это, хорошо или плохо…

– Back! – скомандовал Стас. – Back! Away!

Баскеры, пыхтя, развернулись и потопали обратно к зоопарку.

Стас присел перед крысой.

Ага, один из ротных лейтенантов. Вторая рота, кажется… Охранять вход лично не приказывал, но умница Роммель восполнил это упущение. Оставил там и крыс, и одного из ротных – умного и понятливого. С этим можно не рвать фразы до предела на простейшие понятия, этот поймет и так.

– Держать затор на дороге. Попытаются обойти – нападать. Осторожно, из-за деревьев. Цель – задержать. Пятнадцать минут. Потом отходить за основной группой. Ясно?

Ротный лейтенант кивнул. И умчался обратно, сначала по дороге, потом наискосок. Не добегая до блоков и пылающей фуры, соскочил на обочину и пропал между стволами дубов.

Черт… Ну и что теперь? На какое-то время вторая рота задержит ребят Графа. Но как теперь выбираться?

Возле сторожки есть машины, но… Все легковушки. Самому удрать можно – но что с секвенсором? Бросать?

После всего?..

– Go, go! – прикрикнул Стас на баскеров.

Сам почти бежал. И бросился бы со всех ног – да что толку? Баскеры быстрее не шли. Просто не могли. Выдохлись. На них секвенсор не то, что за пределы фермы – еще сотню метров не протащить. А если еще, не дай бог, уронят… Амортизатор у секвенсора – это не машинные рессоры. Это сам по себе тончайший механизм, напичканный моторчиками и гироскопами. Он такого не выдержит. Он компенсирует только несильные толчки – чтобы не повредились совсем уж ажурные механизмы секвенсора…

Черт возьми! Ну что за невезуха! Сюда мясо завозят в сумасшедших объемах. Чего стоило заваляться на стоянке не то, что фуре – но хотя бы какой-нибудь старенькой «Норке»! Всего одной задрипанной развалюхе! Секвенсору хватило бы, а крысы и сами бегать умеют…

Сзади простучала короткая очередь. Защелкали одиночные выстрелы. Снова очередь…

Ребятки уже сунулись к остаткам фуры? Быстро…

Оскалившись, Стас заметался взглядом по сторонам. Куда?! Фуры больше нет. На стоянке одни легковушки. Баскеры вот-вот выдохнутся…

За рукав дернуло.

Став опустил глаза. Серый. Совершенно не напуганный. Словно все вокруг – крысы, баскеры, выстрелы – все это его не касается. Словно в кино попал…

– Ыпа! – Серый ткнул лапкой в сторону и потянул Стаса за рукав. – Ыпа-ыпа! От! От!

И Серый задорно улыбнулся. И опять дернул Стаса за рукав… туда, где виднелось розовое пятно слонихи.

– С-серый… – прошипел Стас, едва сдерживаясь.

Нашел время, чтобы развлекаться и разглядывать диковины! Обрадовался, поглядеть тащит! Радостью подели…

Стас замер. Нахмурился.

Усмехнулся.

Сначала нерешительно, потому что… Нет, ну в самом деле…

Но… Собственно говоря…

Стас обернулся к баскерам:

– Come!

Махнул рукой, чтобы тащились следом, и побежал.

* * *

Это давно уже был не тот слоненок, которого подарили на четырнадцатилетие Риты-Ритки-Маргаритки, когда ей надоели прогулки на лошадях и захотелось чего-то новенького. Но даже сейчас, три года спустя, она узнала, когда Стас подошел к клетке, просунул руку и позвал:

– Аликс! Иди ко мне, прелесть…

Кося глазом то на баскеров, то на крыс перед клеткой, топотушка осторожно подошла к прутьям. Обнюхала хоботом, потом наклонила здоровенную голову к руке, осторожно попробовала губами – в поисках вкусненького.

И снова у нее появилось то обычное для нее, но странное для слонов вообще выражение, которое так смешило всех три года назад. Аликс словно бы улыбалась – мешая в улыбке все: и нерешительность, и осторожное дружелюбие ко всем и каждому, и робкую надежду, что и мир ответит ей тем же…

За плечом тихо, но отчетливо промычало.

Баскеры держали секвенсор, но явно притомились.

– Put… – скомандовал Стас. – Slow!!!

Баскеры с такой радостью поспешили расстаться с секвенсором, что едва не швырнули его – прямо на вымощенную плиткой дорожку.

– Slow! Slow… Put.

Стас облизнул пересохшие губы. Кажется, успел вовремя. Иначе… Грустно будет привезти в старый город раздолбанную груду машинерии, которую только в утиль…

Махнул рукой вниз, разрешая баскерам опуститься с дыбов на четыре ноги:

– Down.

Удивленно переглянувшись – определенно, Батори не баловала их отдыхом, предпочитая ставить не то, что на дыбы, а вообще на колени, мало заботясь о том, что стоять так им не очень-то приятно, – баскеры осторожно сели. Настороженные, словно ждали подвоха.

Но Стас повернулся к клетке.

Маргарите слоненок приелся за какие-то пару месяцев. И вот теперь она стояла здесь, в клетке, под открытым воздухом – еще один экспонат фиктивного зоопарка…