Текст книги "Военные дневники люфтваффе. Хроника боевых действий германских ВВС во Второй мировой войне"

Там, на 600 миль южнее, полыхало огнем кольцо окружения вокруг Киева – битва, которую Гитлер заставил своих генералов начать против их воли и которая задержала продвижение группы армий «Центр» на Москву на жизненно важные два месяца. Тут, несмотря на участие в наземных боях, люфтваффе решало еще более важную задачу по блокаде поля боя. Целых четыре недели его самолеты ежедневно и систематически атаковали все железнодорожные коммуникации на востоке и северо-востоке: станции, мосты, дефиле, поезда и локомотивы. Все подкрепления, шедшие на помощь армиям Буденного, были блокированы, все пути отступления разрушены.

И все же, несмотря на этот скорый и локальный успех, русская система железных дорог в целом оставалась практически нетронутой. Чтобы вывести из строя сортировочные станции и крупные транспортные узлы на длительное время, требовались массовые бомбежки фугасными бомбами. А у люфтваффе не было ни бомб, ни самолетов, способных доставить их на место в массовом порядке. Было нанесено несколько булавочных уколов одиночными самолетами или небольшими соединениями, избравшими тактику полетов вдоль железной дороги до тех пор, пока не встретят поезд, в котором расстреляют несколько вагонов и, может быть, паровоз или перережут линию серией бомб. Но надолго ли?

Русские стали удивительно искусны в ремонте и импровизации. Часто перегоны, казавшиеся вечером жестоко поврежденными, на следующую ночь вновь действовали. Процитируем их официальную историю: «Между июнем и декабрем 1941 года враг совершил 5939 воздушных налетов на железные дороги, ведущие к фронту. Средняя продолжительность перерыва в движении поездов составила лишь пять часов сорок восемь минут».

Успешная блокада киевского сектора сражений стала последней крупной боевой операцией люфтваффе перед наступлением русской зимы. Всего лишь несколько дней спустя она была бы уже невозможной, потому что самолеты начали тонуть в грязи, многие были просто не в состоянии оторваться от земли. Поставки материалов задерживались, а нехватка запасных частей, особенно новых моторов, быстро стала еще более острой, поскольку производство отставало от расхода.

Потому в эти осенние недели количество боеготовых самолетов стало уменьшаться в тревожных размерах, некоторые группы бомбардировщиков и истребителей сократились до каких-то трех-четырех машин. За весь октябрь 2-му воздушному флоту Кессельринга удалось провести лишь один стратегический налет на авиазавод в Воронеже – и он был выполнен одиноким дальним самолетом-разведчиком!

Новые трудности начались, когда дождь и грязь уступили место льду, снегу и арктическому холоду. Многие части люфтваффе пришлось отвести с фронта и отправить домой для восстановления сил. Когда в ноябре германская армия тщательно готовила последнее наступление на Москву, дальние самолеты-разведчики сообщили о крупномасштабных передвижениях транспорта в направлении на город с востока, особенно из Горького и Ярославля. Но на этот раз люфтваффе было не в состоянии что-либо предпринять в этой связи.

В одном из послевоенных писем Кессельринг был должен признать, что нужно было обратить большее внимание на эту активность транспорта, но в то время никто этого не сделал. Поезда шли, совершенно не встречая никаких помех со стороны люфтваффе.

И вот 5 декабря русские смогли начать свое контрнаступление на Московском и Калининском фронтах с помощью свежих сибирских дивизий. Германский фронт был вынужден отодвинуться, а главная цель, Москва, так и не была достигнута. Начались бои в жуткую зиму.

Глава 2
ГИБЕЛЬ УДЕТА

В решающий момент войны люфтваффе показало, что слишком слабо для решения своих задач. Как же это произошло? По какой причине производство стало отставать от потребностей? Почему через два года после начала военных действий боевые части все еще были оснащены все теми же устаревшими типами самолетов? И прежде всего, почему так и не была удовлетворена нужда в четырехмоторном «стратегическом» бомбардировщике?

Первый начальник технического управления люфтваффе полковник Вильгельм Виммер, предшественник Удета, вспоминает два примечательных эпизода весны 1935 года. Первый произошел во время посещения Герингом авиазавода Юнкерса в Дессау. Бывший сам когда-то летчиком-истребителем, он внезапно застыл перед деревянным макетом четырехмоторного бомбардировщика «Ju-89», над которым в то время фирма работала по контракту.

– Ради бога, что это такое? – воскликнул он.

Виммер объяснил, ссылаясь на дискуссии в Генеральном штабе о бомбардировщике «Урал», о котором Геринг, конечно, был в курсе дела. Но командующий люфтваффе решил, что будет удобнее не помнить.

– Любой крупный проект, как этот, должен решаться мной лично! – заявил он и умчался.

Второй эпизод связан с посещением заводов Дорнье в Фридрихсхавне на озере Констанс военным министром рейха фон Бломбергом, где в качестве соперника «Ju-89» разрабатывался четырехмоторный бомбардировщик «Юо-19». С интересом выслушав Виммера, он спросил:

– Когда, по вашему мнению, самолет будет готов к эксплуатации?

– Через четыре-пять лет.

– Да, – сказал фон Бломберг, – я думаю, это как раз по его размеру.

С самого начала разработка дальнего бомбардировщика зиждилась на предположении, что люфтваффе когда-нибудь будет воевать с Советской Россией: вовсе не прозорливое пророчество для того, кто читал «Mem Kampf» Гитлера. Требовалось преодолеть в небе тысячи миль, чтобы достичь гигантских индустриальных центров этой страны на Урале. А это было под силу лишь четырехмоторным машинам. И по сути, работа над бомбардировщиком «Урал» (используя его кодовое название, данное генералом Вевером) продолжалась при явном неодобрении Геринга. Как мы уже видели, взлетевшие в небо первые образцы с обоих заводов были очень обещающими, хотя и с дефицитом мощности.

Однако после фатальной аварии самолета Вевера в июне того же года не осталось ни одного их поборника – и менее всех Удет, преемник Виммера в техническом управлении. Будучи сторонником пикирующих бомбардировщиков, Удет обрел поддержку генерал-полковника Иешоннека, в то время командовавшего Lehrgeschwader. Испытания убедили последнего, что у горизонтального бомбардировщика мало перспектив: то ли не срабатывали прицельные устройства, то ли летчики не умели с ними правильно обращаться. В любом случае большая часть бомб падала на существенном удалении от цели.

Государственный секретарь Эрхард Мильх, имевший опыт в руководстве промышленностью, опасался, что четырехмоторный бомбардировщик вберет в себя слишком много из их скудных запасов металлов и другого сырья. И в этом он нашел поддержку со стороны нового начальника Генерального штаба люфтваффе Альберта Кессельринга.[26]26
  Об отношении Кессельринга к вопросу о германском четырехмоторном бомбардировщике см. приложение 11.


[Закрыть] А нельзя ли достичь главной цели быстрее и в три раза дешевле за счет двухмоторных машин? В течение шести месяцев, то есть осенью 1936 года, Мильх, Кессельринг и Удет договорились между собой, что дальнейшая работа над созданием четырехмоторного бомбардировщика будет прекращена. Это произошло как раз в то время, когда американские ВВС испытывали свой первый четырехмоторный бомбардировщик «Боинг В-17», убежденные, что именно за ним будущее.

Даже в Германии не было недостатка в оппозиции. На инспектора бомбардировочной авиации генерала Курта Пфлюгбейля призывы не подействовали, когда весной 1937 года майор Пауль Дойчман, начальник оперативного отдела штаба, обратился с просьбой личной встречи с Верховным командующим. Геринг принял последнего у себя в Каринхалле, и Дойчман повторил аргументы в пользу дальнего бомбардировщика: значительно возросший диапазон, двойная или тройная бомбовая нагрузка, лучшее вооружение, увеличенные скорость и высота.

– Господин генерал-полковник, – сказал Дойчман, – мы должны видеть в этом оружие будущего!

На что Мильх, также присутствовавший, ответил категорически:

– Стратегическое решение уже принято в пользу «Ju-88». Поэтому никакого вопроса разработки и строительства четырехмоторного бомбардировщика не стоит.

Дойчман сделал еще одну попытку:

– Я прошу господина генерал-полковника не делать выводов до проведения испытаний дальнего бомбардировщика.

Но Геринг не устоял перед магией объемов, которые обещали Мильх и Удет. 29 апреля 1937 года он поставил свою личную печать на приказе, прекращающем все дальнейшие работы над «Do-19» и «Ju-89», заявив: «Фюрер никогда меня не спросит, насколько велики наши бомбардировщики, но спросит, сколько их у нас». И Мильх лично позаботился, чтобы образцы «Дорнье» и «Юнкерса» попали на свалку.

Осенью 1937 года Иешоннек принял дела у Дойчмана, и вскоре молодой полковник очутился на посту начальника Генштаба. Таким образом жребий был брошен в пользу пикирующих бомбардировщиков – не только крепких одномоторных «Ju-87», или «Штука», но также и двухмоторных бомбардировщиков. Все, что не подходило под эту категорию, быстро последовало на свалку. Зачем нужен, выдвигался аргумент, большой и дорогостоящий флот горизонтальных бомбардировщиков, когда вражеские цели можно поразить точными ударами нескольких пикирующих бомбардировщиков? Тем самым, казалось, найден идеальный выход из безвыходного положения с сырьем и получена единственная возможность в течение нескольких лет создать люфтваффе, которого устрашится мир.

Пионер и поборник «Штуки» Эрнст Удет находился в зените своей власти. Будучи начальником технического управления, он практически руководил самым большим концерном вооружений на земле. Но был ли этот добродушный человек с художественным вкусом, любивший свободную жизнь (многие офицеры Генштаба за глаза называли его «летающим клоуном»), как раз той личностью, которая сможет командовать такой индустриальной громадой с необходимыми прилежанием и жесткостью?

Сам он возражал против своего назначения, заявляя Герингу:

– Я в этом ничего не понимаю!

На что Геринг ответил:

– Ты думаешь, что я понимаю все, чем занимаюсь? Но дела все равно делаются. Ты тоже будешь иметь классных специалистов, которые будут делать работу за тебя.

Специалистами руководил главный инженер Люхт, на чьи советы и решения должен был теперь полагаться Удет. У него также завязалась личная дружба с лидерами авиаиндустрии, в особенности с одаренным творцом «Ме-109» профессором Вилли Мессершмиттом, а за ним постоянно приглядывал государственный секретарь Мильх, знавший обо всех его промахах. «Он относился к нему как отец», – заметил Плох, начальник штаба Удета.

На Удета легла большая ответственность, когда председатель совета директоров «Юнкерса» доктор Гейнрих Коппенберг получил поручение от самого Геринга создать «могучий флот из бомбардировщиков „Ju-88“». Коппенбергу это по силам! Действительно, он сам жаловался на наличие 25 000 с лишним декретированных модификаций, тормозящих разработку машины. Она все еще проходила испытания, когда разразилась война. К тому времени мало что осталось от качеств, говорящих, что это – «чудо-бомбардировщик».

Как ни странно, но, несмотря на запрет работы над бомбардировщиком «Урал», с 1937 года создание четырехмоторного самолета все продолжалось: это был «Не-177», первоначально проектируемый как дальний морской разведчик. Удет практически не проявлял к нему интереса. Так как Удет не выражал надежд, что этот самолет когда-нибудь поступит на службу, так как он не мог пикировать, как истребители-бомбардировщики. Да и идея использования такой тяжелой машины в качестве пикирующего бомбардировщика выглядела просто смешно.

«Не-177» воплотил в себе принцип, заимствованный Хейнкелем у его конструктора Зигфрида Гюнтера, успешно примененный ранее в модели «Не-119»: а именно два двигателя, либо в тандеме, либо бок о бок, с одним управлением. Внешне он походил на обычный двухмоторный самолет, аэродинамические качества которого уменьшат сопротивление воздуха, а посему, как надеялись, увеличат скорость.

В сентябре 1939 года произошло событие, которого не ожидали: война с Британией. Вдруг потребовался дальний бомбардировщик, и «Не-177» стал чрезвычайно актуален. В ноябре в испытательном центре в Рехлине его впервые поднял в небо инженер Карл Франке (впоследствии «потопивший» «Ark Royal»). Ему пришлось почти тут же посадить самолет, который охватил дым: температура масла в сдвоенных двигателях подскочила выше красной отметки.

В этом было явное предупреждение, на которое в суматохе не обратили внимание, стремясь как можно быстрее довести самолет до боевых кондиций. Хейнкель получил заказ на месячный выпуск 120 машин начиная с лета 1940 года. Но вскоре контракт был аннулирован. В феврале 1940 года Геринг, обеспокоенный нехваткой сырья, ввел режим максимальной экономии. Все долгосрочные проекты и разработки были отменены, а имеющиеся запасы материалов направлены на обеспечение фронта проверенными типами самолетов «в максимально возможных количествах с максимально возможной скоростью». Тысячи инженеров и техников оказались ненужными и были забраны в войска. Любой самолет, неготовый к службе в 1940 году, снимался с производства, ибо самое позднее в следующем году война должна быть выиграна. По окончании кампании на Западе сам Удет, повышенный в звании до генерала авиации и назначенный руководителем авиационного снабжения, заявил своим коллегам: «Война закончена! Черт с ними, со всеми нашими проектами – они уже больше не потребуются!»

Но разочарование наступило быстро, как только битва за Англию обнажила слабости люфтваффе. Опять заказали производство «Не-177», и неудачи последовали одна за другой. На испытаниях обнаружилась необъяснимая вибрация. На крыльях появлялись трещины, а сдвоенный двигатель, хотя и состоявший из давно проверенных «Даймлер-Бенц DB-601», оказался совсем ненадежным. Они устанавливались слишком близко друг от друга, и в этом же пространстве помещались агрегаты гидравлической системы, поэтому протекавшее масло загоралось от раскаленных выхлопных газов. Вновь и вновь машина падала, объятая пламенем, и «Не-177» стал известен под именем «летающий фейерверк».

Всего этого можно было бы избежать, установив четыре отдельных мотора, но и Генеральный штаб, и техническое управление настаивали на сохранении пикирующего потенциала, и если 31-однотонный бомбардировщик должен был пикировать вообще, то он мог это сделать лишь при сдвоенном двигателе.

– Было полным идиотизмом ожидать от четырехмоторного самолета способности пикировать, – жаловался Геринг промышленникам 13 сентября 1942 года два года спустя, оплакивая отсутствие дальнего бомбардировщика. – Когда я думаю об этом, господа, у меня наворачиваются слезы на глазах!

Неужели он забыл, что пять лет назад сам приказал прекратить все работы над бомбардировщиком «Урал»?

После весны 1941 года Удет превратился в тень себя прежнего. Хотя он отдавался работе до предела, как начальник снабжения он стал козлом отпущения за каждую неудачу. Не только «Не-177», но и «Ме-210», намечавшийся преемником «Ме-110» и «Ju-87» «Штука», не помогли избежать назревающих проблем. Крутые повороты приводили к штопору, и даже опытные летчики-испытатели разбивались в них. Но, несмотря на опасность передачи самолета в войска с неустраненными проблемами, серийное производство началось.

Удет был особо расстроен тем, что проблемы связаны с его старым другом Мессершмиттом. «Все эти ненужные неприятности и нетерпимые потери времени, – писал он ему 25 июля 1941 года, – вынуждают меня ввести высшие стандарты контроля над Вашим новым проектом». Но он так и не заставил себя отправить это письмо. Это был слабый человек, страдавший геморроем и невыносимыми головными болями, которые с началом Русской кампании нисколько не уменьшились. Он предвидел, что недалеко время, когда он уже не сможет удерживать фронтовые поставки самолетов на требуемом уровне.

20 июня 1941 года Геринг предоставил фельдмаршалу Мильху все полномочия для того, чтобы производство «во всей области авиационных вооружений возросло в четыре раза в максимально короткие сроки». Это означало, что Мильх будет только вмешиваться в дела управления Удета, хотя тот еще не смещен со своего поста. При такой организации вряд ли можно было работать.

9 августа Удет полетел в Восточную Пруссию к Герингу для представления новой программы выпуска самолетов – уже шестнадцатой с начала военных действий. Когда об этом узнал Мильх, он в разговоре по телефону раздраженно приказал Удету немедленно вернуться. Удет пожаловался Герингу, который послал Мильху сердитую телеграмму. Но в то же время он посоветовал Удету взять длительный отпуск по состоянию здоровья. И тот 25-го, на грани физического срыва, отправился на лечение в Бюлерхох. Спустя два дня он получает от Геринга сердечную телеграмму, которую расценивает как свидетельство доверия. Ему не суждено было узнать, что ее сочинили друзья, чтобы поднять его дух, а сам Геринг об этом и не ведал.

3 сентября Мильх начал политику «новой метлы» в управлении Удета. Он обвинил инженеров в саботаже его распоряжений и в течение шести дней уволил начальника отдела планирования инженера генерала Щерсича. Когда 26-го вернулся Удет, он уже не смог предотвратить такой же участи для своего давнего начальника штаба генерал-майора Плоха. В октябре в управлении сформировалось совершенно новое командное звено, и Удету вряд ли было возможно удержаться на месте.

В субботу 15 ноября к нему приехал Плох и рассказал о расстрелах евреев на Востоке. Чаша терпения Удета была переполнена. В девять часов утра 17 ноября фрау Инге Блейль пригласила госсекретаря Кернера и адъютанта Удета, полковника Макса Пенделе, в дом Удета на берлинской Геерштрассе. Удет был мертв. Перед тем как застрелиться, он написал красными чернилами фразу на изголовье своей кровати: «Рейхсмаршал, почему Вы меня оставили?»

Пенделе стер эту надпись, а потом пожалел об этом. Кернер позвонил главе персонала люфтваффе генералу Кастнеру, который в свою очередь известил Геринга. «Надо обставить это как несчастный случай» – такова была категоричная реакция последнего. И в официальной прессе появился релиз: «При испытании нового оружия генерал-полковник Эрнст Удет был тяжело ранен и впоследствии скончался».

После этого Геринг показал свои истинные чувства, попытавшись отдать Удета под трибунал посмертно. Четырем судьям высокого ранга было приказано расследовать причины, приведшие его к самоубийству. В конце концов, собрав за несколько месяцев в техническом управлении доказательства, они представили свой отчет осенью 1942 года с рекомендацией не принимать никаких мер. Иначе слишком многое могло всплыть на свет.

– Я могу только радоваться, – заявил Верховный командующий люфтваффе, – что Удет сам разобрался в своих делах. В ином случае я был бы обязан лично заняться им. – Пока он произносил это, «праведные» слезы стояли у него в глазах.

Операция «Барбаросса»: выводы и заключение

1. Летом и осенью 1941 года две трети всех сил люфтваффе были задействованы против России. Оставшаяся треть распределялась между Средиземным морем и фронтом на Английском канале против Англии. И как бы ни были велики успехи на Востоке, потери в технике опережали их восполнение, и мощь истребительной и бомбардировочной авиации сокращалась в тревожных размерах. Военная цель «разгромить Россию в одной короткой кампании» не была достигнута до того, как вмешались грязь и наступившие морозы.

2. Не были проведены изменения в организации, необходимые для того, чтобы приспособить люфтваффе к войне на нескольких фронтах и на огромных восточных просторах. Были проигнорированы предложения объединить все соединения бомбардировщиков в единое стратегическое командование, возложив задачу поддержки армии на ряд тактических групп, оснащенных самолетами-разведчиками и штурмовиками, и зенитные войска.

3. В связи с этим воздушные корпуса оказались в роли вспомогательных сил при армейских наземных операциях, и практически никаких стратегических воздушных налетов не было проведено. Хотя одной из причин для этого было отсутствие подходящего дальнего бомбардировщика. Даже соединения средних бомбардировщиков, вместо того чтобы действовать объединенной силой против таких важных стратегических объектов, как танковые и авиационные заводы, были рассредоточены по всему фронту.

4. Поэтому советская авиационная индустрия не понесла ущерба, а ее производство резко возросло. Потери, какими бы тяжелыми они ни были, непрерывно восполнялись. То же самое применимо и в отношении производства танков, например в Горьком, где они сходили с конвейера практически без помех со стороны люфтваффе, которое было, главным образом, занято прямой поддержкой армии.

5. Необходимость воевать на трех фронтах привела к чрезмерному напряжению ресурсов люфтваффе. Кризис в разработке и производстве, который в ноябре 1941 года привел Удета к самоубийству, отразил отсутствие дальновидности у германских военных стратегов, которые считали, что война давным-давно выиграна. Неспособность создать новые типы самолетов означала, что продолжали выпускаться старые типы машин. Вскоре они уже были не в состоянии соперничать с самолетами и оружием их оппонентов, особенно на Западе.