Электронная библиотека » Кайус Беккер » » онлайн чтение - страница 35


  • Текст добавлен: 14 ноября 2013, 05:04


Автор книги: Кайус Беккер


Жанр: Зарубежная образовательная литература, Наука и Образование


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 35 (всего у книги 40 страниц)

Шрифт:
- 100% +

2. Ракетный двигатель. Он содержит в себе необходимый кислород и горючее, таким образом являясь независимым от внешней атмосферы. Хотя и развиваемая скорость значительно больше, чем в случае турбореактивного двигателя, содержимое баков расходуется в течение нескольких секунд.

3. Прямоточный реактивный двигатель. Он в принципе был наиболее простым, поскольку всасываемый воздух просто сжимался центральным телом, смешивался с топливом, воспламенялся и вырывался через шаровую трубу. Хотя результирующий импульс был очень мощным, самолету требовался дополнительный двигатель для запуска и разгона до того, как высокая скорость создаст достаточное давление. Эксперименты с этим типом двигателя были начаты доктором Ойгеном Сангером, в то время возглавлявшим испытательный центр в Трауене на Люнебургской пустоши.


Эрнст Хейнкель стал первым германским промышленником, который серьезно отнесся к новым идеям. В конце 1935 года он встретился с молодым Вернером фон Брауном, в то время только экспериментировавшим с так называемыми «ракетами-печками» на Куммерсдорфском полигоне под Берлином. Браун был убежден, что ракеты также можно использовать в качестве движителей в самолетах, но, являясь сотрудником армейской ракетной группы, он не имел средств для работы над авиационными проектами. После беседы Хейнкель прислал ему для экспериментов на стенде фюзеляж «Не-112» вместе с несколькими авиационными специалистами. С приездом из Рехлина летчика-испытателя Эриха Варзица это опасное предприятие смогло начаться.

С дьявольским грохотом запустился ракетный двигатель Брауна, установленный на корпусе «Не-112», и участники испытаний съежились за бетонным экраном. Несколько раз взрывалась камера сгорания, и дважды Хейнкелю приходилось присылать запасные фюзеляжи. Потом пришел целый самолет, укомплектованный стандартным мотором. К нему добавили ракетный двигатель, и Варзицу оставалось лишь запустить его, уже находясь в воздухе. Однако во время предварительных испытаний на земле «Не-112» взорвался, а летчик катапультировался вверх.

Вместо того чтобы сдаться, Варзиц лично попросил Хейнкеля прислать новый самолет. И на нем летом 1937 года был совершен первый полет с реактивным двигателем. «Не-112» стрелой рванулся в небо, сделал круг над аэродромом и приземлился невредимым.

И тут по своей инициативе Хейнкель стал разрабатывать «Не-176», самолет, специально спроектированный для ракетного двигателя. Он был совсем невелик по размерам, всего лишь полтора метра высотой и пять метров длиной, а фюзеляж скрывал в себе кабину и двигатель. Не было и речи о нормальных условиях для пилота: он лежал на спине, но, правда, имел полный обзор. Удет, посмотрев на крылья, площадь которых составляла около пяти квадратных метров, заметил: «Точно как ракета с подножкой».

Тем временем доктор Хельмут Вальтер, специалист в области химии, разрабатывал в Киле более стандартный тип ракетного двигателя с силой тяги около 500 килограммов, который был значительно надежнее брауновской «ракетной печки». Оснащенный этим двигателем Вальтера, «Не-176» прошел первые взлетные испытания на берегу острова Узедом на Балтике, а весной 1939 года Варзиц продолжил их в Пенемюнде. Опасность состояла главным образом не в том, чтобы усидеть на этой бешеной ракете, а в том, чтобы остановить ее в узких границах аэродрома. Часто случались «мертвые петли» на земле. Наконец, 20 июня 1939 года, в тихий день с хорошей видимостью, для Варзица настало время решиться на испытания. Машина хорошо слушалась на взлетной полосе, а после того, как он последний раз после полудня сделал подлет, Варзиц отдал распоряжение: «Готовиться к первому полету».

Его устремленность заразила всех заводских инженеров, несмотря на все предупреждения и предсказания. Была проведена финальная проверка, и в двигатель вмонтировали узлы, представлявшие опасность, а два техника пробежались с поросенком в суеверном желании принести удачу. Затем все наблюдали, как «Не-176» промчался по взлетной полосе, налетел на небольшой бугорок и опасно накренился. Но Варзиц удержал контроль над машиной, выправил это маленькое шипящее чудовище и наконец взлетел совсем невысоко над близлежащим лесом. В предыдущих испытательных полетах он был обязан избегать каких бы то ни было ускорений, но сейчас, когда самолет вырвался на свободу, его плотно прижало к спинке кресла. Через несколько секунд он летел над Балтикой, и уже настало время ложиться на обратный курс и отыскивать аэродром, потому что ракетное горючее расходовалось всего за одну минуту, и это сократило время для захода на посадку. Несмотря на то что скорость самолета была выше предельной, колеса самортизировали и после длинной пробежки машина остановилась. Царившую на аэродроме глубокую тишину прервали радостные возгласы зрителей.

Варзиц немедленно позвонил Хейнкелю, который понятия не имел о том, что полет состоялся.

– Господин доктор, – произнес он, – я счастлив доложить, что ваш «Не-176» совершил первый в истории самостоятельный полет с ракетным двигателем! Как вы можете слышать, я все еще жив.

Эта новость породила суматоху в министерстве авиации рейха, и уже на следующее утро Мильх, Удет и множество инженеров из технического управления спешно отправились в Пенемюнде. Варзиц повторил шестнадцатисекундную скачку на своем огнедышащем седле, вызвав благодарные овации. Тем не менее Мильх и Удет отвергли «Не-176». Вместо того чтобы с триумфом встретить этот исторический момент, на их лицах читалось недовольство. Создав эту машину, не посоветовавшись с министерством, Хейнкель снова выставился. Настало время привести его в чувство.

– Это не самолет! – разбушевался Удет и быстро наложил запрет на все дальнейшие эксперименты с этим «объектом из недр вулкана».

Хейнкель со своими сотрудниками, включая Варзица, который рисковал жизнью, испытывая новый самолет, не могли произнести ни слова.

Впоследствии Хейнкель оспорил это решение и 3 июля 1939 года даже смог организовать демонстрационный полет перед Гитлером и Герингом в Роггентьене возле Рехлина. Но опять интерес концентрировался почти исключительно на достижении летчика, а совсем не на маленькой машине, творившей новую эпоху. Хейнкель смог сохранить свою «ракетную игрушку», но никакого заказа на дальнейшую разработку не получил. Когда начавшаяся война окончательно определила судьбу машины, «Не-176» оказался в музее авиации в Берлине. Там, все еще упакованный по частям в ящиках, он был уничтожен во время налета вражеских бомбардировщиков в 1944 году.

Немногим более лучшая участь ожидала параллельную разработку Хейнкелем турбореактивного самолета «Не-178», который помимо огромной скорости сулил значительно большую длительность полета. В 1936 году он создал на своем заводе в Ростоке секретный отдел, где молодой физик Пабст фон Охайн денно и нощно трудился над турбореактивным двигателем. Но и это не устраивало министерство авиации рейха. Хейнкель, метали громы и молнии в Берлине, – строитель самолетов. А потому должен предоставить работу над авиадвигателями соответствующим фирмам.

Но у индустрии авиадвигателей были свои заботы. На головокружительной скорости шло вооружение люфтваффе, и пока зарубежные поршневые двигатели все еще заметно превосходили свои, не было времени заниматься незрелыми теориями. Только в конце 1939 года «Юнкерсу» в Дессау и «БМВ» были даны заказы на турбореактивные двигатели. А Мессершмитту было поручено спроектировать под них фюзеляж.

Таким образом, Хейнкель, который благодаря собственной инициативе вырвался заметно вперед, оказался обойденным. Но это его не обескуражило, он просто продолжал делать свое дело, как обычно намереваясь показать этому «берлинскому мелкопоместному дворянству», на что он способен. Первая турбина Охайна работала с сентября 1937 года, а год спустя он создал новую, еще более мощную, которая летом 1939 года была установлена на «Не-178». Так получилось, что капитан авиации Эрих Варзиц через несколько недель после полета на первом ракетном самолете также поднял в небо первый в мире турбовинтовой аппарат. Это произошло 27 августа 1939 года, всего лишь за пять дней до начала войны. Так что в Берлине ни у кого не было времени заниматься «Не-178», и только через несколько недель после завершения Польской кампании Хейнкелю удалось продемонстрировать свой замысел Мильху и Удету. Геринг не взял на себя труда присутствовать на испытаниях.

После старта самолет пронесся над головой зрителей, оглушив их своей ревущей турбиной и громко заявив о себе. Но руководство военной авиацией уже было ослеплено быстрой победой люфтваффе в Польше, а потому к близорукости добавилось еще и высокомерие. «Война будет выиграна задолго до того, как из этого что-то получится…»

А поэтому «Не-178» не получил никакого заказа – точно так же, как ошибочная оценка ситуации в феврале 1940 года привела к запрету «на все проекты, которые не достигнут стадии серийного производства в течение года».

В начале войны Германия значительно опережала своих противников как в области ракето-, так и турбиностроения. Если бы она не поленилась воспользоваться своим преимуществом, то смогла бы впоследствии противостоять численно превосходящим военно-воздушным силам союзников с помощью технически более мощного оружия. Но все это превосходство было растрачено.

И все-таки нельзя удушить стремление к творчеству, а потому работа, несмотря на запрет, продолжалась. Мессершмитт не только построил фюзеляж «Ме-262» (для которого по-прежнему не имелось двигателей), но и в Аугсбурге взял к себе из DFS (исследовательского института планеров) конструктора Александра Липпиша. А тот уже несколько лет работал над идеей создания бесхвостого самолета дельтавидной формы, воплотившейся в «DFS-194». В результате его усилий появился «Ме-163», на котором впервые поднялся в небо Хайни Диттмар, а в машине использовался ракетный двигатель Вальтера. Внешне это был короткий, коренастый аппарат, и первая цель, поставленная перед ним, – достичь долгожданной отметки 1000 километров в час.

Весной 1941 года Диттмар испытал ее в Пенемюнде. С каждым новым полетом он брал на борт все больше горючего, и каждый раз самолет летел быстрее. С 800 километров в час он увеличил ее до 880, а потом до 920. 10 мая Диттмар решил попробовать добраться до венчающей отметки. Самолет взлетел в небо и за минуту поднялся на высоту 4300 метров. Затем, выровняв машину, Диттмар на полном газу набрал скорость 950, 980 и, наконец, 1000 километров в час. Вдруг машина стала вибрировать, хвостовая часть задрожала, и самолет ринулся в отвесное пике. Диттмар быстро выключил ракетный двигатель, после чего самолет стал слушаться, и летчик смог вывести машину из пике и успешно посадить на землю.

Максимальная замеренная скорость составила 1004 километра в час, или примерно 625 миль в час. Тем самым человек ближе всего подошел к звуковому барьеру.

Потом из «Ме-163» сделали перехватчика, а летные испытания провели добровольцы из «Группы испытателей 16» капитана Вольфганга Шпете в Бад-Цвиченане возле Ольденбурга. В последние месяцы войны он использовался в боях против союзных бомбардировщиков.

Однако еще большие перспективы сулил реактивный истребитель «Ме-262», к которому министерство авиации рейха проявляло так мало интереса. Такого рода отношение изменилось только после того, как этот самолет был опробован в полете 31-летним лидером летчиков-истребителей Адольфом Галландом. Это произошло 22 мая 1943 года, то есть почти через год после того, как Вендель впервые взлетел на этой машине и потребовал оснастить ее трехколесным шасси. Но в этом плане, увы, ничего не было сделано: министерство авиации не одобряло это «американское изобретение». Поэтому Галланду тоже пришлось овладеть трюком взлета с опасным стандартным шасси. Использовав этот прием, он, как и все, кто до него летал на этом самолете, сразу же ощутил его огромную мощь, свободную от вибрации скорость полета и темп набора высоты. Как стрела, он набросился в имитационной атаке на другой самолет, по случаю пролетавший мимо.

Машина произвела на него огромное впечатление. Если бы только, думалось ему, можно было бы быстро вооружить его истребительные соединения таким самолетом, да еще и в достаточном количестве, битву за Германию еще можно было бы выиграть. А когда после посадки его засыпали вопросами, он просто сказал:

– Это похоже на полет на крыльях ангела!

Тем не менее он тут же отрапортовал Мильху и Герингу. Он заявил, что «Ме-262» является проектом первостепенного значения. Такой самолет может коренным образом изменить ситуацию. Похоже, ему удалось убедить обоих. Но все равно серийное производство все не начиналось, потому что против этого был один человек: Гитлер. Ему не был нужен новый истребитель. Он и думать не хотел об обороне: только атака. Он ни в чем не нуждался, кроме бомбардировщиков. Когда 26 ноября 1943 года после новых шести месяцев задержки ему продемонстрировали в Инстербурге «Ме-262», фюрер удивил профессора Вилли Мессершмитта вопросом:

– А этот самолет может нести бомбы?

Мессершмитт ответил утвердительно. По крайней мере, как и любой другой самолет при острой необходимости. Затем заколебался, подумав о последствиях… Но Гитлер не дал ему продолжить.

– Тогда наконец-то у нас есть «блиц»-бомбардировщик! – воскликнул он, торжествуя.

Окружавшие его люди застыли в молчании. Внезапно это оказалось одним из «окончательных решений» фюрера, и уже никакие возражения не смогли поколебать его. Первый в мире реактивный истребитель был отягощен бомбовой нагрузкой. И его превосходство испарилось.

Сразу же возникла целая цепочка технических проблем. Из-за бомб взлетный вес стал слишком велик для грациозных стоек. Поэтому потребовалось усилить шасси и колеса. Для бомбардировочных рейдов его диапазона не хватало, поэтому пришлось пристроить добавочные баки для горючего. Тем самым был смещен центр тяжести, что нарушило устойчивость самолета. Для этой машины еще не существовало ни опробованного метода бомбовой подвески, ни даже бомбового прицела, а при использовании обычных прицелов для истребителей бомбы можно было посылать в цель лишь при пологом угле пикирования. Для стандартных пикирующих бомбардировщиков машина была слишком скоростной, чтобы можно было ее удерживать на цели. Приказ из Ставки фюрера четко запрещал такие пике или, по сути, любую скорость, превышающую 470 миль в час.

Экипажи из I/KG 51, отобранные для использования «блиц»-бомбардировщика в бою, были в отчаянии. При испытаниях в горизонтальном полете бомбы падали мимо цели, часто за полтора километра от объекта. Только после того, как был усилен фюзеляж и они смогли атаковать в пологом пике, результаты улучшились.

Прошло восемь месяцев после принятия Гитлером этого решения. К этому времени началась операция вторжения союзников, и после прорыва у Авранша фронт в Нормандии зашатался. И вот только теперь, в первые дни августа 1944 года, боевой группе реактивных бомбардировщиков «Ме-262», расквартированной в Жювенкуре, под Реймсом, был дан приказ принять участие в сражении.

Ею командовал майор Шенк, и вначале она насчитывала лишь девять самолетов. Из них два при вылете из Германии вышли из строя по причине плохого технического ухода. Недостаточно обученные, летчики никогда раньше не взлетали при полной нагрузке, а третья машина была потеряна во время промежуточной посадки в Швабиш-Халле. Летчик четвертого самолета не сумел найти Жювенкур, совершил вынужденную посадку, что было равносильно потере боевых качеств самолета.

Так что из девяти самолетов можно было выставить лишь пять против союзных войск, пробивавшихся со своего плацдарма. Хотя в конце октября группа получила в подкрепление еще двадцать пять самолетов, а II/KG 51 объединила их с истребительно-бомбардировочным вариантом «Ме-262», с накоплением опыта аварии в небе стали достоянием прошлого, но что могла поделать горстка реактивных бомбардировщиков? Их было слишком мало, и они появились слишком поздно.

Гитлеровский гамбит – превратить первый реактивный истребитель в бомбардировщик – стал еще одним примером его «интуиции», которая расстроила все планы.

Глава 5
НОЧНЫЕ ИСТРЕБИТЕЛИ В ЗЕНИТЕ

30 июля 1943 года после полудня сине-серая штабная машина люфтваффе мчалась из Потсдама в Берлин. Сидевший за рулем майор Хайо Герман вел двойную жизнь. Днем под эгидой командования люфтваффе он читал лекции на «тактико-технических курсах повышения квалификации» в Вильдпарк-Вердере, а по ночам бороздил небо на «Фокке-Вульфе-190».

Герман стремился доказать, что его идеи – правильные, но до сих пор эксперты и высшее начальство встречали их лишь с сочувствующими улыбками. И вот, когда он подъехал к аэродрому в Стаакене, там его дожидались другие летчики-добровольцы из штабов и летных школ. Под фюзеляжем каждого из самолетов был подвешен дополнительный 400-литровый бак, позволяющий еще добрых два с половиной часа полета. Вечером эта небольшая группа облетела Мюнхенгладбах. Все говорило о том, что ночь будет ясная, безоблачная.

Примерно в полночь Герман узнал, что самолеты Королевских ВВС на подходе. Поступило сообщение о мощной группировке бомбардировщиков над побережьем Голландии, направлявшейся к Руру. Уже через несколько минут десять «Ме-109» и «Fw-190» его экспериментальной группы были в воздухе. Они полетели не навстречу врагу (которого им никогда не отыскать без наземного контроля), а поднялись до высоты, на которой ожидались бомбардировщики над предполагавшимся целевым районом Дуйсбург-Эссена. Там они стали ждать в небе. Взгляды всех были устремлены на запад.

Бомбардировщики уже пересекали зоны «Himmelbelt» ночных истребителей, контролируемых с земли, и приближалось событие, которого ожидал Герман. Вдали появилась красная ракета, медленно упавшая в восточном направлении. Это означало, что «Ме-109» сбили бомбардировщик, а его кончина отметила маршрут надвигавшейся армады. «Они идут прямо на нас», – объявил он по радио.

Затем еще один бомбардировщик рухнул слева. Должно быть, они повернули на юг. Вдруг в небесах поплыли разноцветные ракеты: это отмечали курс маркеры «следопытов». «Направляйтесь к рождественским елкам», – подал он по радио новую команду.

Германским истребителям был преподнесен очаровательный фейерверк, которого, казалось, можно было коснуться рукой. Пока бесчисленные прожекторы обшаривали небо, на парашютах медленно спускались желтые, зеленые и красные осветительные ракеты, за которыми последовали первые вспышки зажигательных ракет. По мере разгорания пожары еще более четко указывали направление к объекту. На этот раз им стал Кельн – дальше, чем Герман предполагал поначалу. И на полном газу самолеты помчались в этом направлении.

Прожекторы уже высветили несколько бомбардировщиков, залив их белым как мел светом и удерживая самолеты в своих лучах несколько минут. На этом и основывался план Германа. Не связанный с радарным наведением, от которого зависели двухмоторные истребители, он со своими людьми должен был полагаться только на свое зрение. А оно могло помочь лишь при поддержке прожекторов. А это значило, что воевать надо над районом цели, прямо посреди заградительного огня собственной зенитной артиллерии. В отличие от установившихся стандартных методов ведения ночного боя, которые царили до сих пор, эти истребители ринулись в бой, словно стадо диких кабанов. Неизвестно, кому первому пришло в голову это сравнение, «Дикие кабаны» – или «Wilde Sau» – под этим именем они и продолжали воевать.

Вдруг Герман оказался позади ярко освещенного бомбардировщика и приблизился к нему настолько, что оказался сам ослепленным прожекторами. Вокруг него рвались снаряды тяжелых зениток. «Было похоже, как будто сидишь в клетке из огня и раскаленной стали», – впоследствии докладывал он. Для него это не было в новинку, потому что сам он уже привык летать на бомбардировщиках. Получив боевое крещение над Лондоном, он вышел живым из смертельно плотного огня арктических конвоев и уцелел, пожалуй, под самым мощным зенитным огнем войны, на Мальте, перенеся лишь шок.

Поэтому после знакомства с его планом генерал-полковник Вайзе, командующий люфтваффе-Центром, сказал ему:

– Не стоит недооценивать германскую зенитную артиллерию.

Но Герману все это было уже известно. Он договорился с генерал-майором Хинтцем, командиром 4-й зенитной дивизии в Руре, что орудия последнего будут стрелять лишь до высоты 6600 метров, оставив свободной вышележащую зону для «Диких кабанов». Если в погоне за целью истребителю придется спуститься ниже предписанного уровня, летчик должен обозначить свое присутствие с помощью световых сигналов.

Все выглядело очень сложным, несмотря на то что учения над Берлином показали, что такое разграничение зон возможно. Но в любом случае Хинтц согласился попробовать. Однако сейчас он был не над Руром, а над Кельном, где 7-я зенитная дивизия ничего не знала о договоренности. Ее офицеры понятия не имели, что в поле огня их 88-миллиметровых батарей вперемешку с британскими бомбардировщиками находились германские истребители. Зеленые и красные ракеты, отстреливавшиеся с высоты 6600 и 7700 метров, ничего не говорили людям на земле.

Герман задержался на момент, решил пренебречь опасностью и приказал своим летчикам атаковать противника. Он находился в такой близости к «ланкастеру», что в свете прожекторов мог разглядеть кормового стрелка в его башне. Тот спокойно смотрел вниз на горящий город. По опыту он знал, что опасность от ночных истребителей может таиться лишь в темноте при подлете и на обратном пути от цели, но не в полыхании света над самой целью. Но времена переменились. Герман произвел залп из своих четырех пушек, и «ланкастер» тут же загорелся, отвернул влево, а потом понесся вниз, как яркий факел.

Набирая высоту и уходя от зенитного огня, Герман огляделся вокруг. В небе горели уже три или четыре бомбардировщика, а когда он приземлился, то недосчитался всего лишь одного из своих самолетов. Собрав от всех пилотов заявки, он пришел к окончательному боевому счету двенадцать. Так он и доложил в Берлин, добавив свою ремарку «несмотря на весь металл в воздухе!». Он полагал, что для таких условий в своем первом боевом испытании «Дикие кабаны» показали себя совсем неплохо.

В итоге завертелись колеса. Геринг, который шесть дней назад санкционировал эксперимент после доклада майоров Германа и Баумбаха, на следующее утро спозаранку поднял последнего из постели и вызвал к себе в Каринхалл для подробного отчета. Уходя от рейхсмаршала, тридцатилетний автор новой тактики захватил с собой приказ о формировании целой Geschwader «Диких кабанов» под кодовым названием «JG 300».


На ход событий, несомненно, оказало влияние еще одно происшествие. 24 июня Йозеф Каммхубер, командующий XII воздушным корпусом и ночными истребителями, попал в опалу у Гитлера.

Как мы уже видели, Каммхубер систематически с 1940 года наращивал ночную истребительную авиацию, не поддаваясь никаким превратностям судьбы. Одна из неудач случилась, когда прожекторная служба ушла из его рук после того, как гаулейтеры потребовали передачи всех прожекторных соединений под свою юрисдикцию. Другая – когда Гитлер лично запретил продолжение многообещающих операций вторжения для бомбежки британских баз бомбардировщиков. Благодаря настойчивости Каммхубера до лета 1943 года его зоны «Himmelbelt» простирались от северной оконечности Ютландии до Средиземноморья, а сам он командовал пятью Geschwader, включавшими в себя около 400 двухмоторных истребителей, а шестая была в стадии формирования. Но этого ему было мало. Сообщения разведки о союзных планах перевооружения авиации, особенно в Америке, приводили к однозначному выводу, что против надвигающихся флотов четырехмоторных бомбардировщиков германская ночная ПВО будет бессильна.

Каммхубер оперативно разработал предложения по поводу отражения угрозы. Решение ему виделось не столько в новом тактическом подходе, нацеленном на освобождение ночных истребителей из тесных рамок их зон «Himmelbelt», сколько в широкомасштабном расширении уже существующих структур. Вместо шести Geschwader ему понадобилось восемнадцать, чьи зоны контроля уже простирались бы над всей Германией. Предстояло имевшиеся дорогостоящие радарные установки заменить на более современную аппаратуру, усовершенствовать методы контроля. Помимо этого, новые установки на борту самолета имели значительно более широкий диапазон слежения. Все это означало серьезную перестройку в электротехнической и электронной промышленности, и Геринг уже частично согласился с программой, когда наступил день ознакомить с ней Гитлера.

24 июня 1943 года Каммхубера вызвали в «Вольфшанце», как он считал, для изложения своих предложений. Но фюрер не дал ему произнести и слова. Он бубнил одно и то же по поводу данных об американской авиационной продукции, которые сам же Каммхубер использовал в качестве отправной точки в своем меморандуме. Там было черным по белому написано: американцы из месяца в месяц выпускают 5000 военных самолетов.

– Это абсолютная чепуха! – бушевал Гитлер. – Если эти цифры верны, то тогда вы правы! И в этом случае мне необходимо немедленно снять с Восточного фронта и использовать для ПВО все резервы. Но эти данные лживы! И я не собираюсь больше заниматься этой ерундой!

Эти сведения были подготовлены штабом разведки вермахта (Ic) и до сих пор принимались без обсуждений. И вот командующий вермахтом Кейтель вместе с Герингом с красными лицами сидят и слушают возмущенные тирады фюрера. Но никто не осмелился ему противоречить. Предложения Каммхубера были отвергнуты без разговоров. Ведь ночные истребители уже и так уничтожают достаточно вражеских бомбардировщиков, являясь убедительным средством сдерживания.

На этом генералы покинули совещание. Геринг, молчавший, как рыба, в присутствии Гитлера, набросился на Каммхубера и взвалил на него кучу обвинений. Из-за его «идиотских запросов» он, рейхсмаршал, выглядел как осел.

– Если вам хочется подмять под себя все люфтваффе, – кричал он, – тогда лучше займите мое место!

Вскоре после этого Каммхубера на посту главнокомандующего XII воздушным корпусом сменил генерал-майор Йозеф Беппо Шмид, возглавлявший до этого штаб разведки командования люфтваффе. Каммхубер до середины ноября 1943 года оставался командующим ночными истребителями, но и этот титул, а также все свое влияние он утратил. Человек, руководивший созданием всей ночной истребительной авиации как рода войск, был отправлен служить в Норвегию.

Такова была непосредственная атмосфера, окружавшая предложение майора Хайо Германа по внесению изменений в методику ночных полетов, представленных в плане операции «Дикий кабан». Его идея вовсе не выглядела слишком сложной. Используя зоны с наземным контролем, можно было уничтожить лишь ограниченное число бомбардировщиков, и при этом слишком много прорывалось дальше, неся опустошение городам. Над целью прожекторы удерживали их в своих лучах в лучшем случае несколько минут, что, возможно, было достаточно для атак истребителей. Не требовалось никакой сложной системы контроля, и, хотя, конечно, перехват был сложнее, чем при свете дня, все по-прежнему зависело от человеческого зрения, что можно было использовать на обычных одномоторных истребителях.

С самого начала Герман никогда не претендовал на открытие панацеи. И он не стремился вытеснить воздушные соединения радарного наведения. Он только предлагал их дополнить, и притом исключительно над районом тех целей, чья воздушная оборона пока обеспечивалась лишь зенитными орудиями. Ему не было суждено узнать, что июльские успехи его первопроходчиков сфокусируют на себе внимание в качестве единственной надежды на поворот хода войны вспять. Потому что когда Герман только начал формирование и тренировку новых трех групп JG 300 в Бонн-Хангелае, на Рейне и в Ольденбурге, разразилась буря над Гамбургом и вся радарная система, от которой зависели ночные истребители и зенитки, была выведена из строя путем применения британцами «Окна».

На следующий же день командиру JG 300 позвонил Геринг.

– Герман, – сказал он серьезным тоном. – Гамбург подвергся налету, и ситуация никогда не была столь ужасной. Была выведена из строя вся ночная истребительная авиация. Сейчас я могу положиться только на вас. Немедленно начинайте боевые операции, даже если у вас есть лишь несколько машин.

Во вторую ночь этой бомбежки, то есть с 27 на 28 июля, Герман направил дежурить над горящим городом десяток истребителей. В операции «Дикий кабан» участвовали даже двухмоторные машины, и британские потери возросли. 1 августа командующий люфтваффе-Центром Вайзе издал приказ, гласивший, что ввиду мощных радиопомех, наводимых на радарные установки, всем частям ночной ПВО впредь надлежит, «как и Geschwader одномоторных истребителей Германа, воевать над зонами зенитного огня с прожекторным освещением, которые избраны врагом в качестве целей». Другими словами, все ночные истребители принимали тактику «Диких кабанов». Даже Каммхубер, все еще пребывавший в должности командира XII воздушного корпуса, приказал перейти к новому методу из-за нынешней неэффективности тактики зон «Himmelbelt».

Вскоре целая Geschwader из одно– и двухмоторных истребителей бросилась в погоню, завидев на удалении огни пожарищ, в надежде настичь налетчиков, пока те еще находились над объектом. Это была нелегкая задача. В ночь с 17 на 18 августа, как мы уже видели, истребители были сосредоточены над Берлином, а настоящий налет был совершен на Пенемюнде. С другой стороны, когда с 23 на 24 августа Берлин стал истинной целью налета 727 бомбардировщиков, командные пункты в Штаде и Доберице с большим запасом времени определили их маршрут, так что операторы разослали оповещение о предстоящем налете и его месте более чем за час до прилета самолетов противника.

Вследствие этого Gruppen ночных истребителей слетались к столице со всех сторон, и как только бомбардировщики Королевских ВВС достигали Шпрее и разбрасывали свои маркировочные осветительные ракеты, возникал настоящий ад. Гигантский прожекторный пояс Берлина, достигавший в диаметре нескольких километров, превращал ночь в день. Под сопровождение грохота зениток, стрельба которых по приказу Вайзе была ограничена высотой 4800 метров, разворачивалось сражение, стоившее британцам пятидесяти шести четырехмоторных бомбардировщиков.

Неделю спустя все это повторилось. Вновь «Дикие кабаны», оказавшиеся в нужное время в нужном месте, вступили в бой с налетчиками прямо над Берлином. На этот раз были сбиты сорок семь «ланкастеров», «галифаксов» и «стирлингов». Несмотря на генерирование противником мощных радиопомех, которые вывели из строя всю германскую систему радарного слежения и наземного контроля, и несмотря на новые приборы H2S, благодаря которым летчики бомбардировщиков могли получить радарное изображение территории, над которой пролетали, первые крупные налеты на Берлин в ночь на 23 августа, 1 и 4 сентября обошлись британскому КБА в 123 потерянных четырехмоторных бомбардировщика, а еще 114 было повреждено. Общее количество вместе составило 14 процентов от общего количества задействованных самолетов. Никогда прежде не было подобных потерь, и они были понесены как раз в тот момент, когда враг полагал, что ПВО Германии вот-вот рухнет. Длинный отрезок полета над сушей до столицы позволял операторам заранее установить, что объектом является Берлин, и тем самым организовать массовый перехват в самом фокусе атаки.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации