Текст книги "Ключ к Ребекке"

13

Алекс вынул из кармана брюк носовой платок и вытер лезвие. Осмотрев его при тусклом уличном свете, протер еще раз. Он шел, яростно полируя тонкую сталь, пока не остановился и не спросил себя: «Что я, собственно, делаю? Оно уже чистое». Вульф выбросил платок и вернул нож в чехол под мышкой. Переулок вывел его на улицу. Вульф осмотрелся и зашагал в направлении Старого города.

По пути он представлял себе тюремную камеру. Всего шесть футов в длину и четыре в ширину, половину камеры занимает кровать. Под кроватью находится параша. Стена из гладкого серого камня. С потолка свисает маленькая электрическая лампочка. В одном конце камеры – дверь. В другом – квадратное окошко как раз на уровне глаз: через него виден клочок ярко-голубого неба. Вульф попытался вообразить, как просыпается утром и, увидев перед собой эту картину, вспоминает, что находится в тюрьме уже год и предстоит еще девять долгих мучительных лет. Воспользовавшись парашей, он моет руки в маленьком тазике в углу. Мыла нет. Через узкую прорезь в двери ему просовывают тарелку с холодной кашей. Он берет ложку, зачерпывает, подносит ее ко рту, но не может проглотить пищу – его душат рыдания.

Алекс потряс головой, чтобы избавиться от кошмарного видения. «На этот раз я был на волоске, – подумал он, – и все же я выкарабкался». Тут он заметил, что редкие прохожие, попадающиеся навстречу, кидают на него странные взгляды. В витрине ближайшего магазина сверкнуло зеркало, Вульф подошел к нему. Выглядел он неважно: волосы в беспорядке, лицо в синяках и вся правая половина его распухла, один рукав рубашки оторван, на воротнике – кровь. Дыхание после бега и борьбы все еще не восстановилось. «Да уж, доверия я не внушаю, – подумал он, – следует держаться подальше от главных улиц».

Алекс свернул в первый же попавшийся по дороге переулок. Эти придурки в Берлине всунули ему поддельные деньги! Неудивительно, что они были так щедры, если учесть, что сами же их и напечатали. Что за непростительная глупость? А может быть, это не просто чей-то недосмотр? Вульф на минуту остановился. Разведкой заведовали военные, а не нацистская партия, а Канарис, как известно, не самый ярый приверженец Гитлера.

«Вернувшись в Германию, в первую очередь позабочусь о том, чтобы в военной разведке провели чистку…»

Как же все произошло здесь, в Каире? Он быстро тратил деньги. Фальшивки проникли в обращение. Банки выявили поддельные купюры – нет, не банки, скорее главное казначейство. В любом случае кто-то отказался принять эти деньги, и по Каиру тут же поползли слухи. Владелец ресторана заметил, что с деньгами Вульфа дело не чисто, и вызвал полицию. Алекс горько усмехнулся, вспомнив, как был польщен, когда его угостили бренди за счет заведения, – а ведь это была лишь уловка, чтобы задержать преступника на месте до прибытия полиции.

Вульф подумал о человеке на мотоцикле. Интересно, они там, в полиции, совсем спятили? Гоняются за нарушителями по лестницам, не слезая с мотоцикла! Наверное, разгадка в том, что у преследователя не было пистолета, вдруг понял Алекс, а иначе он бы просто подстрелил беглеца, как куропатку. Шлема на нем, кстати, тоже не было, значит, это не полицейский. Неужели кто-то из разведки? Уж не майор ли Вандам собственной персоной?

Вульф надеялся, что это так.

«Я его порезал, – подумал он. – Довольно сильно. Интересно, куда я попал? В лицо?»

Хорошо бы это оказался Вандам.

Но сейчас куда важнее другая насущная проблема. В данный момент Соня находится в руках у полиции. Она, наверное, скажет, что едва с ним знакома, сочинит какую-нибудь историю о том, как подцепила его в клубе. Вряд ли ее задержат надолго: Соня – местная знаменитость, звезда, что-то вроде египетской героини, – посадить ее в тюрьму означает нажить настоящие неприятности. Конечно, ее скоро отпустят, но она будет вынуждена дать им свой адрес. Следовательно, дорога в плавучий домик для Вульфа закрыта. При этом ему необходимо место, где можно было бы отдохнуть пару часов и привести себя в порядок, ведь он совершенно измотан, да и вид у него подозрительный.

Такое с ним уже случалось: усталый, преследуемый полицией, он бродил по этому городу, не зная, куда приткнуться. Тогда он не решился пойти к Абдулле, но на этот раз других вариантов не существовало.

Алекс шагал к Старому городу, с неудовольствием осознавая, что Абдулла – его последняя надежда. Подойдя к его дому, он нырнул под арку, прошел по длинному темному коридору и взобрался по каменной спиралевидной лестнице.

Абдулла сидел на полу рядом с каким-то незнакомым типом. В воздухе висел травяной запах гашиша. Абдулла поднял глаза на Вульфа, улыбнулся ему широкой сонной улыбкой и заговорил по-арабски:

– Это мой друг Ахмед, которого еще зовут Алекс. Добро пожаловать, Ахмед-Алекс.

Вульф сел на пол рядом с ними и поприветствовал их на арабском.

– Мой брат Ясеф хочет задать тебе одну загадку, над которой мы бьемся вот уже несколько часов, с тех пор как затянули кальян…

С этими словами Абдулла передал трубку Вульфу.

– Ахмед-Алекс, друг моего брата, добро пожаловать. Скажи мне вот что: почему британцы называют нас «вогами»?

Ясеф и Абдулла расхохотались – было видно, что они здорово накурились. Должно быть, это продолжалось весь вечер. Он затянулся и передал трубку Ясефу, оценив крепость используемой ими травки. Абдулла знал, где находить наркотики лучшего качества.

– Как ни странно, я знаю ответ на вашу загадку. Когда египтяне строили Суэцкий канал, им выдавали специальные рубашки. Эта одежда служила пропуском на территорию британских властей. На спинах рубах были вышиты буквы «W.O.G.S.», что означало «Находятся на государственной службе».

Ясеф и Абдулла снова захохотали.

– Мой друг Ахмед-Алекс – очень умный, – похвастался хозяин дома. – Он почти такой же умный, как араб, потому что он сам почти араб. Он – единственный европеец, которому удалось перехитрить меня, Абдуллу.

– Позволь не согласиться с тобой, – сказал Вульф, стараясь подражать их громоздкой манере выражаться. – Я бы никогда не стал пытаться перехитрить моего друга Абдуллу, ибо кому придет в голову соперничать с дьяволом?

– Слушай, брат мой, что я расскажу тебе. – Абдулла нахмурился, собираясь с мыслями. – Ахмед-Алекс попросил меня украсть кое-что для него. Таким образом, я подвергался риску, а он получал, что хотел. Разумеется, так просто меня вокруг пальца не обведешь. Я украл эту вещь – это был портфель – и, естественно, решил присвоить его содержимое себе, потому что вор имеет право на плоды своего преступления, согласно писанию Божьему. Поэтому я должен был перехитрить Ахмеда, так ведь?

– В самом деле, – согласился Ясеф, – хотя, если честно, я не помню места в Священном писании, в котором говорится, что вор имеет право на плоды своего преступления. И все же…

– Может, там этого и нет, – признал Абдулла. – О чем я?

Вульф, который в отличие от них обоих сохранял ясность мысли, напомнил:

– Ты говорил, что перехитрил меня, когда первым открыл портфель.

– Да! Но подожди. В портфеле не было ничего ценного, так что получалось, будто Алекс-Ахмед перехитрил меня. Но не тут-то было! Я заставил его заплатить мне за услугу, так что я получил сотню фунтов, а он не получил ничего.

Ясеф нахмурился.

– Тогда выходит, что это ты его перехитрил.

– Нет. – Абдулла тяжело покачал головой. – Алекс-Ахмед парень не промах. Алекс-Ахмед заплатил мне фальшивыми деньгами.

Ясеф и Абдулла тупо уставились друг на друга и согнулись от смеха. Они хлопали друг друга по плечам, топали ногами и катались по подушкам, пока от смеха слезы не выступили на глазах.

Вульф выдавил из себя жалкую улыбку. На первый взгляд это выглядело как смешная история, приключившаяся с одним арабским предпринимателем, которому не привыкать к такому развитию событий, ведь бизнес – это причудливая цепь поражений и побед. Абдулла теперь будет беззлобно рассказывать ее каждому встречному, приглашая посмеяться, но Вульфу от этого рассказа стало нехорошо. Значит, Абдулле все известно о поддельных деньгах. Сколько еще людей об этом знают? Вульф почувствовал, что кольцо вокруг него сужается: убегаешь от одного охотника – тут же натыкаешься на другого.

Вдруг Абдулла впервые обратил внимание на внешний вид Алекса и моментально пришел в себя.

– Что с тобой случилось? Тебя ограбили?

Он взял маленький серебряный колокольчик и позвонил. Почти сразу же из соседней комнаты вышла сонная женщина.

– Нагрей воды, – велел ей Абдулла. – Промой раны моего друга. Дай ему мою европейскую рубашку. Принеси расческу и кофе. Быстро!

В любом доме Старого Света Вульф не позволил бы будить женщину за полночь для того, чтобы обслужить его, но здесь любые возражения были бы проявлением крайней невоспитанности. Женщины существовали для удовлетворения нужд мужчин, поэтому приказы Абдуллы их самих не удивляли и не раздражали.

– Меня пытались арестовать британцы, – объяснил Вульф. – Мне пришлось драться с ними, прежде чем я смог скрыться. К сожалению, теперь они узнают, где я жил раньше. В этом вся проблема.

– Ясно. – Абдулла снова пустил трубку по кругу. Вульф начал чувствовать воздействие гашиша: его тянуло в сон, мышцы расслабились, из головы выветрились все мысли до одной. Время как будто замедлило свой ход. Две жены Абдуллы суетились вокруг него, промывая лицо и причесывая волосы. Прикосновение их заботливых рук было очень приятным.

Абдулла, казалось, задремал на минуту, потом открыл глаза и довольно внятно произнес:

– Ты должен остаться здесь. Мой дом – твой дом. Я спрячу тебя от британцев.

– Ты настоящий друг, – сказал Вульф.

В то же время он подумал, что в происходящем есть что-то странное. Он собирался предложить Абдулле денег, чтобы тот его спрятал у себя. Но выяснилось, что Абдулла не заблуждается насчет подлинности денег. Вульф уже начал раздумывать над тем, что же ему делать дальше, как вдруг Абдулла предлагает ему убежище безвозмездно. Настоящий друг. Вульф понял, в чем странность: какой же из Абдуллы друг? В мире арабского вора нет друзей: есть семья, ради которой он пожертвует чем угодно, и все остальные, для которых он не пошевелит и пальцем. «Так за что же мне столь высокая честь?»

Мысли сонно ворочались у Алекса в голове. Снова где-то внутри зашевелилось чувство тревоги. Гашиш мешал нормально размышлять. «Не торопись, разложи все по пунктам, – мысленно посоветовал себе Вульф. – Итак, Абдулла просит меня остаться здесь. Почему? Потому что я в беде. Потому что я его друг. Потому что я перехитрил его. Ага, перехитрил. Но разве эта история закончена? Абдулла хочет добавить еще одно звено в цепочку взаимных обманов. Какое?» Он выдаст Ахмеда-Алекса англичанам. Вот в чем дело! Как только Вульф заснет, Абдулла бросится звонить майору Вандаму. Вульфа схватят, англичане заплатят Абдулле за информацию, и все обернется в пользу Абдуллы.

Черт возьми!

Одна из жен принесла белую рубашку. Вульф поднялся на ноги и стащил с себя порванную и испачканную рубашку. Женщина отвела взгляд от его обнаженной груди.

– Сейчас она ему не нужна, – сказал Абдулла. – Принеси ее утром.

Вульф быстро взял из рук женщины рубашку и надел.

– Уж не считаешь ли ты, друг мой Ахмед, что провести ночь в доме араба ниже твоего достоинства? – обиженно осведомился Абдулла.

– У англичан есть пословица: хочешь с волками жить, научись по-волчьи выть.

Абдулла оскалился, показывая железный зуб. Он понял, что Вульф разгадал его план.

– Я же говорил – почти араб, – сказал он не без восхищения.

– Прощайте, друзья.

– До следующего раза, – ответил Абдулла.

Вульф вышел в холодную ночь, совершенно не представляя, куда ему идти.

В больнице медсестра «заморозила» половину лица Вандама с помощью местной анестезии, а затем чуткие и холодные пальцы доктора Абутнот наложили на его щеку шов и надели защитную повязку, закрепив ее длинной полоской бинта, обмотанного вокруг головы.

– Я, наверное, похож на мультяшного героя, у которого болит зуб, – пошутил Вандам.

Доктор не улыбнулась, и выражение крайней озабоченности не покинуло ее лица. Видимо, ей не хватает чувства юмора.

– Когда действие анестезии закончится, вам придется поумерить свое веселье. Боль будет сильной. Я дам вам болеутоляющее.

– Спасибо, не надо.

– Не упрямьтесь, майор. Вы еще пожалеете об этом.

Вандам взглянул на ее белое больничное одеяние и туфли на низком каблуке и сам удивился тому, как мог считать ее хоть сколько-нибудь привлекательной. Да, она довольно милая, даже хорошенькая, но такая холодная, надменная и… антибактериальная… Совсем не похожа на…

На Елену!

– От болеутоляющего меня потянет в сон, – сообщил он ей.

– Тем лучше. Если вы ляжете и не будете много ворочаться во сне, то по крайней мере в ближайшие часы швы точно не разойдутся.

– Я не прочь поспать, но у меня есть важные дела, которые не могут ждать.

– Ни о каких делах не может быть и речи. Вам даже ходить не рекомендуется. И постарайтесь как можно меньше разговаривать. Вы ослабли от потери крови, а такая рана чревата как физическими, так и психологическими последствиями – через пару часов, когда пройдет болевой шок, вы почувствуете головокружение, тошноту и усталость.

– Ничего страшного. Если немцы возьмут Каир, я почувствую еще и не такое, – возразил майор и встал.

У доктора Абутнот был обиженный вид. Вандам подумал, что она неплохо командует людьми, но не умеет бороться с открытым неповиновением.

– Вы ведете себя, как мальчишка, – буркнула она.

– Никто и не спорит. А есть мне можно?

– Нет. Принимайте разбавленную в теплой воде глюкозу.

«Не беда, разбавим ее в теплом джине», – решил Вандам и учтиво пожал холодную и сухую руку Джоанны.

Джейкс ждал его снаружи, в машине.

– Я знал, что вас не смогут задержать надолго, сэр! – воскликнул он. – Отвезти вас домой?

– Нет. – Вандам посмотрел на часы и обнаружил, что они остановились. – Который час?

– Пять минут третьего.

– Вульф ужинал не один?

– Нет, сэр. Его спутница находится под арестом в штабе.

– Отвезите меня туда.

– Вы уверены, что…

– Уверен.

Машина тронулась с места.

– Вы оповестили начальство? – осведомился майор.

– О последних событиях? Нет, сэр.

– Хорошо. Еще успеется. – Вандам не стал произносить вслух то, что им обоим было известно: над их отделом и так уже сгустились тучи из-за того, что Вульф добрался до секретной информации. Когда станет известно, что он еще и умудрился ускользнуть прямо из рук, опалы не миновать.

– Так, значит, Вульф ужинал с женщиной?

– Да еще с какой женщиной, сэр! Настоящая красотка. Ее зовут Соня.

– Танцовщица?

– Именно.

Они помолчали. Итак, Вульф не стесняется ужинать с одной из самых известных женщин в Египте в промежутках между кражей британских военных тайн. Теперь наглости у него поубавится. Впрочем, в создавшемся положении есть и свои минусы: Вульф знает, что англичане за ним охотятся, и постарается впредь быть более осторожным. Когда работаешь со шпионами, нужно соблюдать железное правило: не пугай их холостыми выстрелами – стреляй наверняка.

Они подъехали к генштабу и вышли из машины.

– Что делали с Соней после ареста? – спросил Вандам.

– Ничего, – сказал Джейкс. – Оставили ее одну в пустой камере. Никакого питья, никакой еды, никаких расспросов.

– Хорошо.

Все равно жаль, что у нее было время собраться с мыслями. Из опыта работы с военнопленными Вандам знал, что наибольший эффект достигается при допросах, произведенных непосредственно после пленения, когда человек боится, что его убьют. Позже, когда он побывал уже там и сям, его накормили и напоили, он начинает ощущать себя именно пленником, а не солдатом, тут же понимает, что теперь у него есть новые права и обязанности, и велика вероятность того, что с этого момента он не раскроет рта. Вандаму следовало бы допросить Соню сразу после драки в ресторане. Но, поскольку это было невозможно, его подчиненные выбрали наилучший вариант – продержали арестованную в изоляции и в состоянии полной неизвестности.

Джейкс провел его по длинному коридору в комнату для допросов. Вандам заглянул внутрь через глазок. Это была квадратная комната без окон, залитая ярким электриче– ским светом. В ней находился стол, на нем – пепельница, рядом – два стула, в углу за перегородкой без двери – унитаз.

Соня сидела на одном из стульев, лицом к двери. «Джейкс был прав, – подумал Вандам, – она аппетитная». Иначе, как очень красивой, ее и не назовешь: своим зрелым, шикарным телом с сильными, пропорционально развитыми членами она напоминала амазонку. Молодые женщины в Египте, как правило, были грациозны, словно нежные молодые лани. Соня же больше походила на… Вандам нахмурился, соображая: на тигрицу. Она была одета в ярко-желтое платье, довольно вызывающее, на вкус Уильяма, однако вполне подходящее для клуба вроде «Ча-ча». Минуту-другую майор наблюдал за пленницей. Она сидела совершенно спокойно: не дергалась, не бросала обеспокоенных взглядов по сторонам, не курила, не кусала ногти. «Крепкий орешек», – подумал Вандам. Потом выражение ее лица вдруг изменилось, она встала и сделала несколько нервных шагов по камере. «Не такой уж крепкий», – понял майор. Он открыл дверь и вошел в камеру.

Майор сел за стол, не говоря ни слова. Она осталась стоять, ей сесть не предложили. «Один – ноль в мою пользу», – подумал Вандам и, взглянув на Соню, сурово сказал:

– Сядьте.

Она не двинулась с места, но на губах ее заиграла злорадная улыбка.

– Это он вас так? – Соня пальцем указала на бинты.

Один – один.

– Сядьте.

– Спасибо. – Она села.

– Кто «он»?

– Алекс Вульф, человек, которого вы пытались поймать сегодня вечером.

– Кто такой Алекс Вульф?

– Богатый посетитель клуба «Ча-ча».

– Как долго вы с ним знакомы?

– Часов пять. – Она выразительно посмотрела на часы.

– В каких вы состоите отношениях?

Соня равнодушно пожала плечами.

– У нас было свидание.

– Как вы познакомились?

– Как обычно. После моего выступления официант принес мне записку с приглашением сесть за столик мистера Вульфа.

– Который?

– Который столик?

– Который официант?

– Я не помню.

– Продолжайте.

– Мистер Вульф угостил меня шампанским и пригласил поужинать. Я согласилась, мы поехали в ресторан, а остальное вы знаете.

– И часто вы садитесь за столики посетителей после выступления?

– Да, у нас так принято.

– И вы обычно ходите ужинать с кем-нибудь из публики?

– Бывает.

– Почему вы согласились на этот раз?

– Мистер Вульф показался мне неординарным мужчиной. – Соня снова взглянула на его бинты и усмехнулась. – Теперь я вижу, что так оно и есть.

– Каково ваше полное имя?

– Соня Эль-Арам.

– Адрес?

– «Джихан», Замалек. Это плавучий домик.

– Возраст?

– Фи, как невежливо!

– Возраст!

– Я отказываюсь отвечать.

– Вы вступаете на опасную тропу…

– Нет, это вы вступили на опасную тропу! – вскинулась Соня, и Вандам вдруг с удивлением понял, что все это время ее душил гнев. – По крайней мере человек десять видели, как ваши бугаи в полицейской форме арестовали меня в ресторане. Завтра к полудню пол-Каира будет знать, что англичане посадили Соню в тюрягу. Если я завтра не появлюсь в клубе, обещаю вам – кое-кто рассвирепеет. Мои поклонники сожгут этот город. Вам придется вызывать войска из пустыни, чтобы утихомирить их. А если я уйду отсюда сегодня хоть с одной-единственной царапиной или синяком, я покажу его публике завтра со сцены, и результат будет такой же. Так что, мистер, еще вопрос, кто из нас на опасной тропе!

Вандам спокойно выслушал тираду с таким видом, как будто ему не сообщили ничего из ряда вон выходящего. Если не проигнорировать ее слова, придется признать ее правоту.

– Давайте начнем все сначала, – предложил он спокойно. – Вы сказали, что встретили Вульфа в «Ча-ча»…

– Нет, – перебила она. – Я не буду ничего начинать сначала. Я готова сотрудничать с вами и отвечать на вопросы, но я не желаю, чтобы меня допрашивали.

Она встала, перевернула стул и села к Вандаму спиной.

Вандам беспомощно уставился на ее затылок. Она одержала уверенную победу. Он злился на себя за то, что допустил такое развитие событий, но к гневу примешивалось искреннее восхищение ее выдержкой. Майор резко встал и вышел из комнаты. Джейкс последовал за ним.

– Ну и что вы думаете делать?

– Нам придется ее отпустить.

Джейкс пошел отдать указания на этот счет. Дожидаясь его возвращения, Вандам думал о Соне. Интересно, откуда у нее взялись силы, чтобы так мужественно противостоять ему? Вне зависимости от того, насколько правдивы показания женщины, она должна быть испугана, готова идти на уступки. Конечно, ее слава в какой-то мере служит ей защитой, но, угрожая ему, она все равно должна была выдать свою неуверенность и отчаяние, ведь сидение в одиночной камере – нелегкое испытание, особенно для знаменитостей: неожиданная изоляция от привычного сверкающего мира заставляет их усомниться сильнее прежнего в реальности этого самого блестящего мирка.

Так что же придавало Соне силу? Вандам еще раз прокрутил в мозгу их диалог. Она вспыхнула, как спичка, когда он спросил о возрасте. Очевидно, что ее талант позволил ей продержаться дольше той возрастной отметки, при которой среднестатистические танцовщицы уходят со сцены; теперь она испытывает ужас, ощущая, как быстро улетают и ее последние годы. Бесполезно искать тут отгадку. Все остальное время она держалась спокойно, отвечала равнодушно, если не считать улыбки по поводу его ранения. В конце концов она позволила себе отпустить тормоза и взорвалась, но, даже дав выход гневу, она все равно не потеряла контроль над собой. Уильям вызвал в памяти ее лицо в тот момент, когда она повысила голос. Что на нем было написано? Не просто злость. Не страх.

Вдруг его осенило: ненависть.

Соня ненавидела его. Но ведь он ничего для нее не значил. Обычный британский офицер. Значит, она ненавидит англичан. И эта ненависть придала ей силы.

На Вандама навалилась усталость, и он тяжело опустился на стоящую в коридоре скамью. А ему? Откуда ему черпать силы? Легко быть мужественным, если ты немного безумен, а в Сониной ненависти было что-то патологическое. У него же таких ресурсов не имелось. Спокойно и рассудительно думал Уильям о том, что поставлено на карту. Он представил себе, как нацисты маршируют по Каиру, как в зданиях располагаются гестапо, как египетских евреев сгоняют в лагеря, а по радио крутят фашистскую пропаганду…

Люди вроде Сони живут в Египте под властью англичан, и им кажется, что нацизм уже наступил. На самом деле это не так, но если кто-нибудь на секунду даст себе труд взглянуть на ситуацию глазами Сони, он увидит некоторое сходство. Нацисты считают евреев недочеловеками, а британцы уверены, что черные вроде детей, остановившихся в развитии; в Германии нет свободной прессы, но ведь и в Египте ее нет; британцы, как и немцы, сажают в тюрьму за политическую неблагонадежность. Перед войной Вандаму приходилось слышать, как офицеры в приватных разговорах высказывают одобрение политике Гитлера: если они и не любили его, то скорее из-за того, что он дослужился в армии лишь до капрала, а на гражданке и вовсе подрабатывал маляром. Грубые животные инстинкты никто не отменял, но, когда люди, наделенные ими, захватывают власть и начинают заражать окружающих изъянами своей натуры, приходится с такими людьми воевать.

Философия Уильяма была куда более рациональной, чем Сонина ненависть, но в то же время и менее вдохновляющей.

Майор чувствовал, как щеку пересекает линия боли, словно от ожога. Кроме того, у него разболелась голова. Он надеялся, что Джейкс долго провозится с освобождением пленницы, – Вандаму хотелось еще немного посидеть не двигаясь.

Майор подумал о Билли. Неужели мальчик будет завтракать в одиночестве? «Может, я не стану спать до утра, отведу его в школу, вернусь домой и тогда уже посплю», – размышлял он. Что случится с Билли, если к власти в Египте придут нацисты? Они научат его презирать арабов. Его нынешние школьные учителя тоже не большие поклонники африканской культуры, но Вандам по крайней мере старался вдолбить мальчику прописную истину: если человек отличается от тебя по цвету кожи, это еще не значит, что он дурак. Что будет в нацистском классе, когда Билли поднимет руку и скажет: «Простите, сэр. А мой папа говорит, что тупой англичанин ничуть не лучше, чем тупой араб!»

Затем мысли Вандама обратились к Елене. Сейчас она живет на содержании у мужчин, но она хотя бы вправе самостоятельно выбирать себе любовников. Если ей не понравится то, чего они хотят от нее в постели, она может их вышвырнуть. В публичном доме при концентрационном лагере у нее не будет такой привилегии… Он содрогнулся.

«Да, наше поведение в колониях оставляет желать лучшего, однако нацизм гораздо хуже, знают об этом египтяне или нет. Против него стоит бороться. В Англии уважение к человеку медленно, но все же становится нормой, в Германии делают все, чтобы уничтожить это понятие раз и навсегда. Подумай о людях, которых ты любишь, и все станет ясно. Вот где нужно черпать силы. И не спи. Встань».

Вандам поднялся на ноги. Вернулся Джейкс.

– Она англофоб, – сказал майор.

– Простите, сэр?

– Соня. Она ненавидит британцев. Не думаю, что Вульф случайно снял ее в клубе. Пойдем.

Они вместе вышли из здания. Снаружи было еще темно.

– Вы очень устали, сэр… – начал Джейкс.

– Да, я совершенно измотан, но пока что неплохо соображаю, Джейкс. Отвезите меня в центральный полицейский участок.

– Есть, сэр.

Они сели в машину. Вандам столкнулся с неприятной проблемой: он мог держать сигарету во рту и вдыхать дым, но никак не мог прикурить ее. Вандам протянул Джейксу свой портсигар и зажигалку, и тот, придерживая руль одной рукой, исполнил эту несложную операцию и протянул ему зажженную сигарету. Хорошо бы к ней мартини… Вандам мечтательно затянулся.

Джейкс остановил машину у полицейского участка.

– Не знаю, как у них это называется… но мне нужен главный по уголовному розыску.

– Вряд ли он на месте в такое время…

– Узнайте его адрес, придется разбудить.

Джейкс вошел в здание. Вандам остался в машине и смотрел на улицу через стекло. Светало. Звезды поблекли, и теперь небо было скорее серым, чем черным. Майор увидел человека, ведущего под уздцы двух ослов, навьюченных тюками с овощами, – видимо, на рынок. Муэдзины еще не возвестили начало утренней молитвы.

Джейкс вернулся.

– Джезира, – сообщил он, заводя машину.

Вандам посмотрел на своего помощника. Кто-то говорил ему, что у Джейкса потрясающее чувство юмора. Вандам всегда считал его приятным и жизнерадостным человеком, но никогда не замечал за ним даже намека на чувство юмора. «Неужели я такой тиран, что мои подчиненные боятся пошутить в моем присутствии? Никто не может рассмешить меня. Кроме Елены».

– Вы никогда не шутите, Джейкс.

– Простите, сэр?

– Говорят, у вас отличное чувство юмора, но вы никогда не шутите в моем присутствии.

– Верно, сэр.

– Вас не затруднит назвать причину этого?

После паузы Джейкс сказал:

– Вы не располагаете к фамильярности, сэр.

Вандам кивнул. Откуда им знать, как ему нравится откидываться назад и заходиться в хохоте?

– Вы очень тактичны, Джейкс. Вопрос закрыт.

«Дело Вульфа становится настоящей занозой в пальце, – подумал он. – Я уже начинаю сомневаться, гожусь ли я вообще на что-нибудь. Кажется, я совершенно не справляюсь со своей работой. А еще у меня чертовски болит лицо…»

Они проехали мост, ведущий на остров. Небо из темно-серого постепенно становилось жемчужным.

– Прошу прощения, сэр, – вдруг произнес Джейкс, – просто я хотел сказать, если позволите, что вы один из лучших офицеров, которых я знаю.

– О! – Вандам был захвачен врасплох. – Господи… Ну, спасибо, Джейкс. Спасибо.

– Не за что, сэр. Мы на месте.

Он затормозил рядом с маленьким миленьким домиком с хорошо ухоженным газончиком. Вандам подумал, что «этот главный по уголовному розыску», судя по всему, берет взятки с умом – ровно столько, чтобы недурно устроиться, но не более того. Следовательно, он парень осторожный, это хороший знак.

Они прошли по тропинке и постучали в дверь. Через пару минут из окна высунулась чья-то голова и заговорила по-арабски.

– Военная разведка! – гаркнул Джейкс. – Откройте, черт бы вас побрал!

Через минуту дверь открыл невысокий симпатичный араб. На ходу застегивая брюки, он спросил по-английски:

– Что стряслось?

– Срочное дело, – строго сказал Вандам. – Можно войти?

– Конечно. – Полицейский провел их в маленькую гостиную. – Что случилось? – Он выглядел напуганным.

«Да и кто бы не испугался, – подумал Вандам, – стук в дверь посреди ночи…»

– Паниковать не следует, просто мы хотим, чтобы вы установили слежку. Причем немедленно.

– Понятно, садитесь, пожалуйста. – Хозяин дома взял блокнот и карандаш. – За кем нужно следить?

– За Соней Эль-Арам.

– Танцовщицей?

– Да. Я хочу, чтобы вы установили круглосуточное наблюдение за плавучим домиком в Замалеке под названием «Джихан». Там она живет.

Пока полицейский записывал детали в блокнот, Вандам с неудовольствием думал о том, что приходится привлекать к делу египетскую полицию. Все же у него не было выбора: использовать в африканской стране для слежки белокожих людей – безумие.

– О каком преступлении идет речь? – осведомился полицейский.

«Так я тебе и рассказал», – подумал Вандам.

– Мы полагаем, она замешана в распространении фальшивых денег.

– Вы хотите знать, кто к ней приходит и уходит, что они приносят с собой, проводятся ли на борту какие-то встречи…

– Да. И еще мы заинтересованы в конкретном мужчине. Это Алекс Вульф, человек, подозреваемый в убийстве, совершенном в Асьюте, у вас должно быть его описание.

– Да, конечно. Вам требуются ежедневные отчеты?

– Да, но если на лодке увидят Вульфа, я должен узнать об этом немедленно. Вы можете связаться с капитаном Джейксом или со мной в генштабе в течение дня. Дайте ему наши домашние номера, Джейкс.

– Знаю я эти плавучие домики, – вслух размышлял полицейский. – На набережной по вечерам полно народу, особенно много влюбленных парочек.

– Так и есть, – подтвердил Джейкс.

Вандам удивленно поднял одну бровь.

– Набережная… – продолжал хозяин дома. – Неплохое место… можно усадить туда попрошайку. А ночью… ну что же, есть кусты, популярные у влюбленных.

– А это, Джейкс, тоже так? – спросил Вандам.

– Не могу знать, сэр. – Джейкс понял, что над ним подтрунивают, и улыбнулся. Он вручил полицейскому клочок бумаги с телефонными номерами.

В комнату вошел маленький мальчик лет пяти, в пижаме. Сонно оглядев комнату, он направился к хозяину дома.

– Мой сын, – горделиво произнес полицейский.

– Думаю, теперь мы можем вас оставить, – сказал Вандам. – Если только вы не хотите, чтобы мы подбросили вас в город.

– Нет. Спасибо. У меня есть машина. К тому же мне надо надеть пиджак и галстук и причесаться.