Текст книги "Ходорковский, Лебедев, далее везде. Записки адвоката о «деле ЮКОСа» и не только о нем"

Особо здесь хотелось бы выделить упомянутых бывших руководителей дочерних нефтедобывающих предприятий ЮКОСа. Двое из них – Анисимов и Гильманов – благодаря усилиям органов прокуратуры на момент дачи свидетельских показаний уже имели судимости. Однако это, как и возможные будущие неприятности, не остановило этих людей от того, чтобы выступить в защиту Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. Они, как и Леонид Филимонов о «Томскнефти», рассказали о деятельности возглавлявшихся ими нефтедобывающих компаний, вхождении тех в структуру ЮКОСа, своих полномочиях, существовавших правилах ценообразования, порядке составления и реализации договоров на продажу нефти, ее оплате покупателями, существовавших формах контроля.

Можно составить себе представление о существе этих показаний по следующим фрагментам. На вопрос защитника Вадима Клювганта об обвинениях Ходорковского и Лебедева в хищении во главе организованной преступной группы в течение 1998–2003 годов всей нефти, добытой тремя нефтедобывающими компаниями, включая возглавлявшуюся Павлом Анисимовым «Самаранефтегаз», тот ответил: «Если бы я считал, что это действительно было своровано, я бы сюда не приехал. Я приехал сюда по собственной инициативе, в надежде, чтобы справедливость восторжествовала, чтобы человек не понес наказания за то, чего он не делал!»

Из допроса свидетеля Гильманова прокурором Лахтиным: «Может быть, вам что-то известно о способе совершения хищения путем присвоения?» Ответ: «Я уже ответил на этот вопрос. С точки зрения физической это невозможно. С точки зрения ценовой политики это тоже неправильно, потому что цена, которая была, она вполне была корректна по отношению к “Юганскнефтегазу”, и она закрывала все затраты и балансировала бюджет».

Из показаний Леонида Филимонова: «После 98 года объединение стало достаточно окупаемым. Если говорить конкретно о “Томскнефти”, мы стали достаточно обеспеченная компания, росла добыча, причем по всем трем объединениям – “Самаранефтегаз”, “Томскнефть”, “Юганскнефтегаз”». Он же: «По моей оценке как человека, который посвятил всю жизнь нефти, с точки зрения техники, технологии и объемов добычи нефти “ЮКОС” молодец: выход на новые месторождения, освоения месторождений, применение техники и технологий современных – этому я был свидетель, я знаю. Я сам мечтал когда-то, но возможностей не было…»

Правда, Хамовнический суд в приговоре легко устранил для себя такое препятствие, как показания свидетелей защиты, опровергающие обвинение. Это можно было сделать, к примеру, скопом, отмахнувшись сразу от десятка человек, видимо, в целях экономии времени и скорейшей подготовки текста к оглашению. Вот пример сказанного: «Суд не может согласиться с показаниями свидетелей Филимонова Л.И, Хамидуллина Ф„Прянишникова А.А., Пономарева И.В., Санникова А.А, Коновалова А.А., Таранова А.Б., Губановой Н.М., Жидаревой И., Афанасенкова А.П. в той части, что нефть у нефтедобывающих предприятий ОАО “НК "ЮКОС"” в объемах, указанных в обвинении, не похищалась, что такие объемы похитить невозможно, поскольку их показания противоречат установленным в судебном заседании обстоятельствам юридического оформления изъятия и отчуждения нефти у предприятий».

Говоря о свидетелях, нельзя не упомянуть о специфике хамовнического процесса, выразившейся в том, что на него по инициативе защиты соизволили прибыть два члена правительства – один действующий, а другой – бывший. На нашей памяти такое в новейшей российской истории было лишь однажды – когда в обычный районный суд, да и то после настояния президента РФ Бориса Ельцина, прибыл министр обороны Павел Грачев и давал там показания.

А теперь об этом феномене по порядку. Надо ли говорить, что ОАО «НК “ЮКОС”» являлась одной из самых крупных нефтяных компаний, находившейся под пристальным контролем со стороны многих государственных органов и самых высокопоставленных чиновников. В этой связи Михаил Ходорковский, как ее руководитель, регулярно общался с такими лицами, что позволило стороне защиты задуматься над возможностью и целесообразностью включения кого-либо из них в число свидетелей по делу.

Длительные коллективные раздумья привели к тому, что наиболее подходящими кандидатами были выбраны В. Путин, И. Сечин, Г. Греф, В. Христенко, А. Кудрин. Для каждого из названных потенциальных свидетелей имелось обоснование, представленное суду.

Владимир Путин. Адвокаты направили на имя тогда еще председателя правительства адвокатский запрос с просьбой подтвердить готовность явиться по вызову суда и ответить на вопросы участников судебного разбирательства. По поручению аппарата правительства ответ в наш адрес направило Министерство юстиции РФ, сославшееся на нормы, регламентирующие процессуальный порядок вызова свидетеля в суд. Данная переписка, предоставленная в распоряжение суда, свидетельствовала, на взгляд защиты, о готовности главы правительства явиться по повестке и дать показания.

В содержательной части защита обозначила, в связи с чем необходим вызов и допрос премьер-министра. Михаил Ходорковский еще 31 марта 2009 года заявил, что считает необходимым пригласить Владимира Путина в суд прежде всего потому, что ранее лично докладывал ему, как президенту, «куда поставлялась нефть, на что расходовались денежные средства компании “ЮКОС”». Эти обстоятельства, безусловно, входят в число подлежащих доказыванию в рамках предъявленного по делу обвинения в хищении нефти и легализации вырученных от ее продажи денежных средств. Кроме того, из показаний Ходорковского следовало, что в целях установления истины по делу у Владимира Путина надлежало выяснить обстоятельства и характер знакомства с Михаилом Ходорковским, источники и сущность его осведомленности о проблемах нефтяной компании «ЮКОС», включая вопросы налогообложения и ценообразования.

Защита не скрывала, что в ходе допроса свидетеля ему будут предъявлены: приобщенное к уголовному делу письмо министра финансов Алексея Кудрина, которым он 1 февраля 2003 года сообщал президенту Владимиру Путину о погашении требований государства к ОАО «Банк Менатеп», письмо Михаила Ходорковского на имя президента от 20 декабря 2002 года о погашении неоплаченных требований федеральных органов после завершения банкротства банка «Менатеп», а также упоминавшаяся Ходорковским в ходе дачи им показаний аналитическая справка 2000 года, подготовленная министрами Грефом и Букаевым на имя Путина по вопросу оптимизации налоговых обязательств нефтяными компаниями.

Игорь Сечин. Вторым интересовавшим защиту правительственным лицом был заместитель председателя Правительства Российской Федерации, являющийся также председателем Совета директоров ОАО «НК “Роснефть”» И. Сечин.

Суду было сообщено, что при допросе в качестве свидетеля Сечина подлежат выяснению следующие вопросы, имеющие существенное доказательственное значение для дела:

– какова практика трансфертного ценообразования, его технологических и экономических причин, целей, последствий для ОАО «Роснефть», председателем Совета директоров которого он являлся в период, указанный в обвинении, и является в настоящее время?

– каковы обстоятельства подготовки им в 2002 г. встречи президента РФ В. Путина с М. Ходорковским, в ходе которой им по докладу Ходорковского и на основании иной информации изучались все обстоятельства деятельности группы компаний «ЮКОС», в том числе ее организационная и фактическая структура и результаты деятельности (добыча, выручка, прибыль)? (Поясним, что по этому поводу М.Б. Ходорковский давал следующие пояснения: «Сечину Игорю Ивановичу в рамках подготовки встречи с Владимиром Владимировичем Путиным я указанные вопросы докладывал лично, они им проверялись, и я думаю, что он имеет абсолютную полноту знаний, особенно с учетом того, что он является председателем совета директоров правопреемника большинства активов компании “ЮКОС”. В основном приобретенных на денежные средства, которые обвинение в данном процессе считает полученными в результате хищения нефти и ее отмывания».)

– было ли ему известно на момент приобретения активов ОАО «НК “ЮКОС”» возглавляемой им компанией «Роснефть» о том, что органами прокуратуры расследуется уголовное дело о хищении денежных средств, в связи с чем указанные активы подлежали аресту и, соответственно, не могли быть предметом сделок с третьими лицами (как не принадлежащие ОАО «НК “ЮКОС”», а похищенные у него), а сами эти сделки были заведомо противоправными?

– по какой причине активы ОАО «НК “ЮКОС”», начиная от нефтедобывающей компании ОАО «Юганскнефтегаз» и кончая электродами и программным обеспечением, скупались возглавляемой им «Роснефтью» по ценам, значительно ниже рыночных, при отсутствии какого-либо реагирования со стороны органов прокуратуры?

– как он может прокомментировать непосредственно касающийся возглавляемой им организации пункт 13 Резолюции Парламентской ассамблеи Совета Европы № 1418 от 25 января 2005 г., в котором говорится: «Обстоятельства недавнего аукциона по продаже “Юганскнефтегаза” “Байкалфинансгруп” и быстрое приобретение последней государственной компанией “Роснефть” ставят дополнительные вопросы в отношении защиты права собственности… Это касается как обстоятельств самого аукциона, на котором цена была гораздо ниже рыночной, так и способа, которым ЮКОС вынудили продать главный актив, – выдвинув сфабрикованные налоговые претензии против компании, в результате чего общая налоговая нагрузка компании значительно превысила налоговую нагрузку конкурентов, а налоги за 2002 год даже превысили общую прибыль НК “ЮКОС” за этот год»?

Скажем прямо, все понимали, что шансов увидеть за свидетельской трибуной Владимира Путина крайне мало. А вот Игорь Сечин, как человек, не без оснований считающийся организатором фактической денационализации ЮКОСа, вполне мог воспользоваться такой возможностью и предъявить те или иные претензии к Михаилу Ходорковскому. Правда, заодно ему пришлось бы ответить и на накопившиеся у защиты неприятные вопросы, часть которых обозначена выше. Поэтому в отношении Сечина в целом шаг был рискованным, поскольку у человека, длительное время занимавшегося нефтяной сферой, наверняка нашлось бы что сказать в адрес одного из конкурентов «Роснефти», и это было бы подхвачено на щит нашими процессуальными противниками.

Что же касается трех оставшихся правительственных чиновников, то с ними ситуация такова. Герман Греф в период с 1998 по 2000 год, в бытность его первым заместителем министра государственного имущества РФ, был полностью в курсе ситуации с акциями дочерних предприятий Восточной нефтяной компании, ставшими затем предметом расследования по одному из эпизодов обвинения Ходорковского и Лебедева. Но он был также интересен тем, что какое-то время являлся председателем совета директоров «Транснефти», а в 2000–2007 годах занимал должность министра экономического развития и торговли.

Необходимость выслушать в суде министра промышленности и торговли РФ Виктора Христенко связана, по мнению защиты, с тем, что согласно обвинению вся нефть, добытая дочерними обществами ОАО «НК “ЮКОС”» в период 1998–2003 гг., была похищена, а действия по поставкам нефти и нефтепродуктов якобы осуществлялись с целью сокрытия хищения и легализации. При этом поставки нефти и нефтепродуктов осуществлялись соответственно АК «Транснефть» и «Транснефтепродукт», а регулировались и контролировались комиссией при Правительстве РФ по доступу к трубопроводам, а также Министерством топлива и энергетики РФ. Виктор Христенко занимал в период, указанный в обвинении, должности министра топлива и энергетики (министра промышленности и энергетики) РФ, а также заместителя председателя Правительства РФ, возглавлявшего указанную выше комиссию при Правительстве РФ. По этому поводу Ходорковский пояснял, что Христенко, а также Юсупов (министр энергетики в 2001–2004 гг.) лично определяли ему направление поставок нефти, которую сторона обвинения считает похищенной, поскольку в разные годы эти лица исполняли обязанности руководителей комиссии по распределению доступа к трубопроводному транспорту.

В ходе судебного разбирательства, поскольку вопрос о вызове в суд членов правительства вставал не один раз, звучали и объяснения по поводу заместителя председателя Правительства Российской Федерации – министра финансов Российской Федерации Алексея Кудрина. Михаил Ходорковский заявлял еще на предварительном слушании о том, что у Кудрина он «лично получал разъяснения, связанные с налогообложением нефтяных компаний и конкретно с уровнем налогов, которые должна платить компания “ЮКОС” с той нефти, которую уважаемый господин Кудрин, проверив, считал не только добытой, но и реализованной компанией “ЮКОС”, то есть не похищенной. Почему он это считал, как он это проверял, почему он требовал налоги, все это у него можно выяснить достаточно подробно». В свою очередь, Платон Лебедев тогда же сообщил суду, что считает необходимым пригласить Алексея Кудрина, поскольку полагает, что «министр финансов Кудрин разъяснит действующие нормы финансового права прокурору Лахтину. Заодно, я полагаю, и суду будет не безразлично выяснить, например, что понимает министр финансов под определением “выручка” и что под определением “выручка” понимает прокурор Лахтин. Таким образом, вопросов много». Кроме того, в материалах уголовного дела находились документы, имеющие самое непосредственное отношение к данному свидетелю, связанные с деятельностью банка «Менатеп».

Сильно сомневаюсь, что именно судья Виктор Данилкин решал вопрос о том, кто именно из этой «великолепной пятерки» получит приглашения посетить Ростовский переулок в Хамовниках, но тем не менее где-то с третьего захода защита получила от него две повестки на имя Виктора Христенко и Германа Грефа, которые адвокаты своими силами доставили в аппарат правительства и секретариат Сбербанка[79]79
  Г. Греф с октября 2007 года работает председателем правления Сбербанка РФ.


[Закрыть] соответственно. В вызове остальных чиновников под разными предлогами было отказано.

Таким образом, вновь испеченные свидетели со стороны защиты – а по формальным критериям они стали таковыми являться – должны были в июне 2010 года явиться на процесс и ответить на вопросы представителей сторон, и в первую очередь – Михаила Ходорковского, Платона Лебедева и их адвокатов.

Сразу скажу, что расчет на высокий профессионализм, знание экономических реалий и отсутствие возможности у прокуроров оказывать давление на такого рода свидетелей дали определенные результаты. Они, отвечая на возникавшие перед ними вопросы, явно осторожничали, взвешивая каждое слово. Как заметил присутствовавший в зале при допросе Германа Грефа артист Михаил Ефремов, свидетель владеет мхатовской паузой и ничего лишнего себе не позволяет сказать. Но в целом в результате относительно непродолжительного пребывания за свидетельской трибуной Христенко и Грефа осталось весьма неплохое впечатление от их выступлений. Несколько последующих дней пресса то и дело публиковала статьи и заметки на тему о том, что члены правительства дали показания в пользу Ходорковского.

Тем не менее в приговор ничто положительное не попало. Видимо, опасаясь в открытую порочить таких высокопоставленных свидетелей, в отличие от иных, приглашенных защитой, составители обвинительного вердикта сочли за благо переиначить прозвучавшие на процессе показания и усмотреть в них улики против подсудимых. Дабы не быть голословным, приведу далее конкретные слова Германа Грефа и Виктора Христенко, «не замеченные» судом.

Так, вице-премьер Христенко в числе прочего с уверенностью разъяснил прокурорам и суду, что «добычные активы компании или подразделения компании на выходе не могут иметь цену, равную цене нефти в Готтердаме», что фактически ставило жирный крест на фигурировавшем в деле обвинении. А когда гособвинитель Смирнов пытался услышать от свидетеля негативную оценку нефтетрейдеров как организаций, в прокурорском понимании не занимающихся хозяйственной деятельностью, в ответ получил разъяснение, по сути – отповедь на тему о необходимости ликвидации профессиональной неграмотности. Сводившуюся к тому, что работа трейдеров достаточно хлопотная, поскольку это услуга, связанная с большими профессиональными сложностями работы со страховыми, финансовыми и прочими структурами и, как любая услуга, стоящая денег. Но это не производственно-технологическая в смысле промышленном деятельность, однако не менее нужная и уважаемая.

Кстати, высокая вице-премьерская должность не спасла Виктора Христенко от искажения его показаний. Аудиозапись зафиксировала в одном из его ответов указание на более быстрый и эффективный способ решения вопроса, о котором шла речь. А в протоколе эффективный способ был записан как фиктивный! Как сказано в известной рекламе, почувствуйте разницу!

Вопросы ценообразования были затронуты и в показаниях Германа Грефа. Он сообщил, что рыночных цен на нефть на внутреннем рынке при сделках купли-продажи не было. Михаил Ходорковский его спросил, что было бы, если бы «Роснефть» покупала нефть у дочерних предприятий по ценам выше, чем в Роттердаме. Ответ: она была бы банкротом сразу. После этого наши подзащитные едва ли не хором спросили: а если бы цены были такими же, как в Роттердаме? Греф ответил, что и такое невозможно. На уточняющий вопрос Платона Лебедева, известны ли ему случаи покупки любой российской вертикально интегрированной компанией нефти у своих дочерних предприятий в регионах добычи по ценам Роттердама, также был дан отрицательный ответ.

Правда, ничего этого в приговоре найти нельзя. В нем Герман Греф и Виктор Христенко отнесены к категории свидетелей, которые не подтвердили необоснованные доводы подсудимых, сославшись на недостаточную информированность, либо опровергли их…

§ 4. Заграница нам поможет?

В плане специфики формирования доказательственной базы защиты второй судебный процесс над Ходорковским и Лебедевым отличался привлечением определенного числа иностранных граждан. По нашим замыслам, они должны были служить источником существенной для установления истины информации в форме свидетельских показаний, протоколов адвокатских опросов, заключений и выступлений в суде специалистов.

Объяснялся такой подход как минимум двумя причинами. Группа «ЮКОС», имея разветвленную и многопрофильную структуру, обладала сетью компаний, работавших в ее интересах за пределами Российской Федерации. Кстати, часть таких компаний была в ходе следствия заклеймена как орудия преступлений, с помощью которых осуществлялись хищения и отмывания, и поэтому, чтобы докопаться до правды, сложно было обойтись без осведомленных в реальном положении дел иностранцев.

Помимо этого, определенное число западных специалистов высокого уровня работали в различных подразделениях ЮКОСа внутри России. Достаточно сказать, что на такой высокой должности, как финансовый директор ОАО «НК “ЮКОС”», сначала трудился француз Мишель Сублен, а затем американец Брюс Мизамор.

Профессионалы с большим опытом в западном бизнесе избирались и в Совет директоров ОАО «НК “ЮКОС”», чтобы помогать его руководству повышать эффективность и прозрачность работы компании.

Приглашение защитой в числе специалистов, понадобившихся для опровержения обвинения, иностранных знатоков нефтедобычи, экономики, бухгалтерского учета было связано с тем, чтобы продемонстрировать суду полное соответствие деятельности ЮКОСа стандартам и условиям, в которых трудились и иные нефтяные компании мирового уровня. С другой стороны, это была некоторая гарантия отсутствия давления на таких специалистов со стороны отечественных правоохранительных структур.

Скажу сразу, что в деле приглашения в Россию бывших иностранных юкосовцев для дачи показаний в Хамовническом суде защита особенно не преуспела. И тому были совершенно естественные объяснения. Все они были либо непосредственными, либо сторонними наблюдателями разгрома ЮКОСа и преследования его руководителей и сотрудников. Всем без исключения было известно, что попытка нескольких менеджеров компании выручить нефтедобывающие «дочки» ЮКОСа от финансового краха из-за ареста приставами их банковских счетов в качестве ответной реакции вызвала возбуждение уголовного дела против уже упомянутого Брюса Мизамора, а также Дэвида Годфри, Стивена Тиди, Тима Осборна. Глядя на то, как легко органы российского следствия криминализуют обычную предпринимательскую практику, разъехавшиеся по своим странам легионеры – экс-юкосовцы прекрасно понимали, что повернуть в случае необходимости острие уголовной репрессии против них не составит никакого труда.

Поэтому существенная часть наших переговоров с бывшими членами Совета директоров ОАО «НК “ЮКОС”» или профессионалами различного профиля завершалась вежливым отказом с указанием причин: плотная занятость, опасения за имеющийся бизнес в России, а главное – нежелание стать объектом для преследования со стороны спецслужб. Хорошо помню свою встречу в Вашингтоне с бывшим в 2000–2004 годах членом совета директоров Сарой Кэри – авторитетнейшим юристом. Запомнились ее испуганные глаза, когда я заговорил о возможности приезда в Москву для выступления на суде. Моим «мандатом» было обращение к своей коллеге и единомышленнице от Михаила Ходорковского. Он с большим уважением к этой женщине писал:

«Дорогая Сара,

Извините, к сожалению, совсем забыл английский язык, поэтому вынужден писать Вам по-русски в надежде на адекватный перевод.

Наша “эпопея” продолжается. В отличие от первого процесса, мы решили дать бой, и даём.

В первый раз мы с Платоном верили в адекватность общества, поэтому не считали нужным подробно разъяснять очевидные глупости и фальсификации обвинения. Ошиблись…

С другой стороны, я знал, что всё решено, суд – полная фикция, Путин еще в декабре 2003 сказал дать мне 8 лет.

Сегодня всё по-другому. Судья пока команды не получил, и, очевидно, пока никто не решается такую команду дать. Хотя в декабре 2008, до передачи дела в суд, прокурорские чиновники говорили о 16 годах, а в феврале 2009 судье сказали “не возиться” и дать от 16 до 20, но потом ситуация стала меняться.

Причем изменение связано не только с общеполитическими процессами, но и, похоже, с началом осознания нашей властью глубокой неприличностью сложившегося положения. А это осознание возникло за счет гораздо более внятной позиции общества. Во всяком случае, его образованной и “продвинутой” части.

Очень многие, кто опасался приходить в суд на первый процесс, приходят сегодня, сидят в зале, дают комментарии, активно тиражируемые Интернетом и некоторыми печатными СМИ.

В общем, драться есть смысл, и мы деремся.

Именно поэтому я обратился через СМИ к людям, ранее связанным с ЮКОСом, с просьбой прийти и дать свидетельские показания о том, что идея о похищении у ЮКОСа всей нефти – абсолютный бред и фальсификация.

Дорогая Сара,

Вы давно меня знаете и много лет наблюдали за ростом компании. Я знаю, что Вам сейчас не очень легко пересечь океан и приехать в Москву. Я прошу Вас всесторонне и правильно взвесить Ваши силы и пойму, если вы решите не ехать. Но если такая возможность у Вас всё же будет, если Вы сочтете, что можете здесь, в открытом судебном процессе, в доступной для Вас (с учетом Вашего состояния здоровья) форме подтвердить свои письменные показания, то я и Платон будем Вам очень признательны, поскольку Вы будете услышаны многими.

Для меня “на кону” стоит не только тюремный срок, но и репутация ЮКОСа, которой я очень дорожу.

Нам ведь с Вами удалось обогнать время! Создать лучшую, на тот момент, российскую нефтяную компанию!

Многие люди в “наших” регионах, в том числе рабочие, до сих пор вспоминают то время, как лучшее время в их профессиональной деятельности, и пишут мне об этом.

Жаль, что Россия сделала настолько большой шаг назад, но то, что получилось у нас, многим сегодня помогает не сдаваться. Хотелось бы (если возможно, то и с Вашей помощью) отстоять эту Репутацию в глазах возможно большего числа людей.

Желаю Вам здоровья и всего наилучшего.

С глубоким уважением,

Михаил 29 апреля 2010».

Сара Кэри обещала подумать над возможностью прибытия в Москву и с готовностью согласилась ответить на интересующие защиту вопросы с оформлением подлежащего представлению в суд протокола адвокатского опроса. К сожалению, в дни процесса пришла печальная новость о ее смерти, что крайне прискорбно…

Тем не менее подавляющее большинство тех, с кем приходилось встречаться, безбоязненно давали согласие на оформление адвокатских опросов и в случае необходимости прилагали к ним копии имеющихся у них документов, подтверждающих излагаемые сведения.

Но судья Данилкин едва ли не на все ходатайства защитников о приобщении к делу доказательств невиновности Ходорковского и Лебедева отвечал стандартной и короткой фразой, ничего общего не имеющей с требованиями закона: «Суд не усматривает законных оснований». Какой-либо обстоятельной мотивировки такой суперлаконичный вердикт не содержал. Относительно адвокатских опросов это касалось отказов в приобщении их к делу, а в других, если получалось присовокупить как приложения к ходатайствам, – оглашения содержания.

Сложно удержаться от того, чтобы не продемонстрировать те имевшиеся в протоколах опросов доводы и высказывания, выслушивать которые категорически отказался судья Данилкин, в очередной раз неприкрыто продемонстрировав свою солидарность со стороной обвинения. Оценки работы нефтяной компании – с одной стороны, и методов ее разгрома – с другой, из уст бывших иностранных юкосовцев стоят того, чтобы с ними познакомились читатели в дословном изложении.

Уже упоминавшаяся Сара Кэри (США):

• Новые обвинения меня шокировали своей полнейшей абсурдностью. Исходя из учетной финансовой документации компании и ее регулярного информационного обмена с внешними аудиторами, PWC, просто невозможно представить, чтобы мажоритарный или иной акционер занимался хищением у компании каких-либо значительных денежных сумм. Объективно говоря, по финансовой отчетности ЮКОСа можно без труда проследить, что денежные средства в компании учитывались посредством сравнения сумм доходов с поддающимися проверке суммами расходов, например, суммы на уплату налогов, реинвестирование капитала, выплату дивидендов и производство операционных расходов, а также суммы свободных средств. Более того, как только ЮКОС перешел на консолидированную отчетность и особенно после перевода его «дочек» в 100-процентную собственность компании, поступления от продажи нефти на устье и от экспорта стали полностью отражаться в этой же консолидированной финансовой отчетности. И последнее. Любой систематический увод денег был бы выявлен в ходе ревизионных проверок и действующими в компании органами контроля.

• В том, что касается заявлений Следственного комитета о хищении нефти при покупке у добывающих предприятий на устье скважины, эти заявления в равной степени необоснованны. Хотя Совет не рассматривал ситуацию на данном уровне детализации, он был в курсе положения дел и полагался на аудиторов и консультантов, которые занимались анализом деятельности и заверяли оперативное руководство и Совет директоров компании в том, что отчетность компании ведется в надлежащем порядке и с соблюдением действующих в налоговой сфере нормативных актов. Я знаю, что методами трансфертного ценообразования пользовались многие из российских компаний в целях минимизации налогов, но не слышала о каких-либо случаях уголовного преследования других компаний за это. Обвинив господ Ходорковского и Лебедева в преступлениях за совершение указанных действий, Следственный комитет не только квалифицирует добросовестную предпринимательскую деятельность как криминал, но еще и применяет закон в избирательном порядке. Более того, поступая подобным образом, он создает впечатление, что мотивировка действий Следственного комитета лежит вне правового поля применения уголовного законодательства.

Финансовый директор ОАО «НК “ЮКОС”» (2001–2005 гг.) Брюс Мизамор (США):

• На мой взгляд, Генеральная прокуратура РФ пытается представить преступной принятую в «ЮКОСе» вполне здравую деловую практику, которая позволила «ЮКОСу» превратиться из компании, работающей в составе государственной отрасли, в компанию, которая конкурирует на международных рынках и которая сумела пережить трудности конца 1990-х годов, когда произошел обвал цен на нефть, а российская экономика развалилась, и сумела стать наиболее эффективно управляемой компанией в России. Так называемое присвоение и отмывание денег является простым распределением выручки и капитала в рамках вертикально интегрированной компании, подоплекой деятельности рентабельного и эффективного коммерческого предприятия.

Рисунки Павла Шевелева

• Заседание Мещанского суда (2005)

• Противная сторона – прокуроры Архипов и Шохин, представитель МНС РФ Нагорная (1.3.2005 г.)

• Судья Ирина Колесникова (9.5.2005 г.)

• Прокурор Шохин (2005)

• Лебедев в Хамовническом суде (2010)

• Чтение уголовного дела (2009)

• Свидетель Герман Греф (2010)

• Два прокурора – Лахтин и Шохин (17.8.2010 г.)

• Допрос свидетеля (2009)

• Охрана (2010)

• Прокуроры Смирнов и Ибрагимова (1.06.10 г.)

• Выдвигаемые Генеральной прокуратурой РФ обвинения в хищении и отмывании денег полностью противоречат фактам, поскольку в «ЮКОСе» использовались многочисленные средства для предотвращения таких видов преступной деятельности: контрольно-ревизионное управление и другие системы внутреннего аудита; ревизионная комиссия; внешний аудит, проводимый одной из самых авторитетных аудиторских компаний; политика прозрачности, включая финансовую отчетность по ОПБУ США, регулярное представление консолидированной финансовой отчетности в КЦББ и обязательной отчетности в ФКЦБ; независимый Совет директоров и его комитеты, включая Комитет по аудиту, сторонние юридические советники.

Бернар Лозе – член Совета директоров ОАО «НК “ЮКОС”» (Франция):

• Первоначально, после ареста г-на Ходорковского и объявления о налоговых претензиях к компании, Совет продолжал целенаправленно работать, пытаясь предложить и реализовать стратегию, которая позволила бы компании выжить… Однако со временем стало очевидно, что российская власть стремилась положить конец существованию ЮКОСа и экспроприировать его активы.

• Вынужденная продажа «Юганскнефтегаза» на фиктивном аукционе за непристойно низкую цену указывает на то, что российское правительство в действительности не руководствовалось принципами объективного применения налогового законодательства, обвинив ЮКОС в налоговых нарушениях и предъявив г-ну Ходорковскому уголовные обвинения…