Текст книги "Цветные сны"

Именно эта мысль подтолкнула его к тому, чтобы спросить – как-то униженно, совсем не так, как следовало бы спросить уверенному в себе и своем завтра человеку:

– Ну а что же будет со мной?

– С тобой? – уточнил Эрик. – Оригинальный вопрос. Я же уже сказал – ты ответишь за все, что сделал. Ответишь за убийство Джессики. А твои соучастники, среди которых и вот он, – Купер не глядя кивнул на по-прежнему стоявшего у теннисной сетки Сэма, – ответят за убийства Гордона и Фрэнка. И, кстати, не забудь освободить рейнджеров.

– Джессики?.. – Джек пропустил мимо ушей последнюю его фразу и, приподняв брови, протянул: – А-а… Это та самая, которую я застрелил там, на складе? Крас-сивая была… Красивая легавая сучка.

У Эрика возникло мгновенное и стремительное желание наотмашь врезать ему по зубам: вколотить произнесенные слова обратно ему в глотку, заставить их проглотить, заставить подавиться ими. Избить этого ублюдка до полусмерти, залив его гнилой кровью всю эту педантичную аккуратную плитку и гребаную целомудренную белизну стола. Но его удержала от этого еще более быстрая догадка – Джек специально провоцирует его на подобные действия.

Он сжал кулак так, что побелели пальцы. Коротко неслышно выдохнул. И его взгляд метнулся в лицо человеку напротив.

Клингер прекрасно видел, что удар достиг цели. Но был остро разочарован тем, что ударил недостаточно больно.

От него не ускользнуло, как противник стиснул зубы – стиснул так, что на его четко очерченных скулах заиграли желваки – и сдержался. Ничего больше не позволил себе сделать – даже позы не поменял.

Умный мальчик. К сожаленью.

– А ты не боишься, что я тебя могу просто-напросто уничтожить? – на мгновение Джеку показалось, что он снова хозяин положения. – Вот так, – он оторвал от винограда одну ягодку, положил ее на стол и с силой надавил на нее большим пальцем. Тоненькая кожура треснула, брызнул сок. От ягоды осталось только зеленоватое мясистое пятнышко. – Ты сейчас на моей территории, в моей власти. И где гарантия, что я тебя отсюда выпущу?

А кстати говоря… Это не такая уж и плохая идея.

Однако оппонент к подобному исходу был готов:

– Правильно, гарантий никаких. И ты действительно можешь довести до конца то, что так скверно исполнил там, на складе. Быстро умирать не страшно, Джек. Со мной твоими мольбами это уже случалось, – сказал он. – Вот только не хочется умирать слишком часто.

Вдруг Купер сменил тон и тоже чуть наклонился вперед, поближе к врагу.

– И можешь не пытаться сбежать. Достанем – неважно, я ли, шеф ли – хоть из-под земли. И тебя посадят. Потому что ты вор.

Последние слова, несмотря на то, что голос Эрика звучал ровно, ухнули грозным колокольным звоном и, будто стреляные гильзы, громко звякнули где-то в застывшем воздухе.

Он не угрожал и не пытался запугать Джека. Он действительно предупреждал. И в каждом его слове звенела такая железная уверенность в том, что так оно и будет, что иначе просто быть не может, что Клингеру стало по-настоящему страшно. Этот страх, внезапно зародившись, словно короткая, мимолетная вспышка молнии, стал расширяться, затапливая все внутри гнетущим чувством собственной беспомощности и какой-то безысходной обреченности. Джек почувствовал, как к горлу подкатывает комок тошноты, а в ушах кровь шумно запульсировала короткое, безжалостное, обжигающее: «Вор! Вор! Вор!» Он мог бы приказать разделаться с этим щенком немедленно, наплевав на его коллег и расследование, которое они предпримут, но разве его смерть изменит те слова, что уже прозвучали? Купер назвал его вором, назвал так, как совсем недавно назвала его Глория, и снова оказался прав.

Хотя, конечно, можно убить его просто из чувства мести…

– Ты рассчитывал, что я тебя в убийстве обвинять стану? Да хрен тебе, золотая рыбка. До убийства еще дорасти надо. А ты вор. Ты украл жизни ребят. Ты украл свободу у Глории. Ты украл у нее мужа. Ты пытаешься украсть у нее работу, друзей и их хорошее к ней отношение. Ты украл даже фирму и статус! Ты умен и изобретателен, ты воруешь только то, что вроде как нельзя потрогать руками.

– Мужа?.. – Клингер дернулся как от укола чем-то жалящим.

– А что это тебя так удивляет? Я порылся в полицейских архивах и откопал это давнее дело. Автокатастрофа, да? Тормоза у машины вдруг полетели, да? Хорошо Глория не знает, что ты и здесь постарался. Браво, во всех бочках затычка! – он иронично зааплодировал.

– Ты! Сволочь! – Джек взвился вверх и, перегнувшись через стол, попытался вцепиться в федерала. Эрик быстро вскочил на ноги, и руки убийцы схватили пустоту. Стол покачнулся. Стакан с недопитой «кока-колой» слетел на землю, и темный лимонад растекся по декоративной плитке. Грохнулись бутылки с минералкой. Блюдо с фруктами скользнуло по накренившемуся столу, рискуя повторить судьбу стакана и бутылок.

Краем глаза Купер заметил, как Сэм рванулся на помощь хозяину. Федерал схватил со стола ракетку и запустил ею в начальника охраны. Тот едва успел увернуться в сторону от летевшего в него предмета. За это короткое мгновение «беретта» легко скользнула из кобуры, и ее дуло уставилось ему прямо в острый уголок распахнутого ворота теннисной майки. Одновременно Эрик сделал шаг назад, чтобы видеть и Джека, и Сэма, коротко обернулся – не бегут ли другие? – и приказал:

– Так, ты не лезь! Мы сами разберемся.

Сэм остановился, словно наткнувшись на какую-то невидимую невооруженным взглядом преграду, и посмотрел на Клингера, словно прося у него подтверждения этого приказа. Тот, увидев пистолет, судорожно вздохнул и упал обратно на стул.

– Отойди, Сэм… – хрипло сказал он, приложив ладонь к груди. – Отойди…

Начальник охраны, наклонив по-бычьи голову, молча попятился обратно к сетке теннисной площадки. Со снайперской точностью он остановился на прежнем месте и замер.

Купер проследил за ним взглядом, опустил пистолет, пододвинул стул и сел, положив один локоть на стол. Посмотрел на Джека, повесившего голову на грудь.

– А сердечко все-таки пошаливает… – заметил Эрик. – Видимо, поздно я тебя предупредил о вреде питья сразу после тренировки.

Подбородок Клингера чуть приподнялся, голова едва заметно повернулась в сторону федерала. Джек мазнул по лицу оппонента взглядом, в котором явственно проступила затравленность. А вместе с ней и еще кое-что, что удивило Купера намного больше: из-за затравленности показались ничем неприкрытые тоска и бессилие.

– Я люблю ее… – прохрипел Клингер в абсолютной тишине. – Я ее люблю…

– Что?..

– Поэтому я и убрал этого ее Тома… Надеялся, что она – не сразу, спустя какое-то время – придет ко мне… – фразы одна за другой тяжело падали у него с губ и было видно, что говорить ему трудно. – Но она не пришла… Она наоборот – ушла совсем. Я ошибся… Оказалось, что я знаю, что я выучил ее недостаточно хорошо.

Эрик молчал. Он предполагал, что подоплека всего может быть в том числе и такой, но все же оказался к этому не готов.

– Как? – усмехнулся его противник, и в усмешке проскользнула горечь. – Агент Купер – и нечего сказать?

«Радуйся, щенок…» – подумал он, понимая, что сил больше ни на что не осталось. Он чувствовал безразличие и опустошенность.

– Вот ты, – Клингер бросил взгляд исподлобья, – сказал, что я вор. Ты перечислил всех, кого только можно. Но почему-то в этом списке не было тебя самого. Играешь в благородство? Я же, по твоей логике, и у тебя наверняка что-то украл. Я имею право знать, что, – в интонациях прозвучало требование. – Друзей? Сослуживцев?

Хотелось ответить: «И их тоже». Черт, это же правда. Самая банальная и неприглядная. Те люди, с которыми он начинал работать и которых даже толком не узнал. Не успел.

Но внезапно почему-то не это вовсе показалось Эрику самым важным. На мгновение он даже устыдился своих мыслей. Глупо все это, нелогично, дико – как предательство.

Поэтому в голосе не было ничего кроме стеклянной усталости, когда он тихо произнес:

– Ты украл у меня цветные сны…

Раньше ему казалось, что он не сумеет произнести этих слов так взвешенно, без эмоций. Он думал, что почему-то выкрикнет эту фразу, чтобы она щелкнула, как хлыст, чтобы не прозвучала неуверенно, нелепо, по-детски. Чтобы Клингер понял, что это очень больно и очень страшно – не видеть никаких снов, кроме черно-белых. Он был уверен, что не сможет справиться со своей обидой. Но и того, как он произнес эту фразу сейчас, оказалось достаточным, чтобы Джек, едва заметно вздрогнув, поднял голову и со странным выражением лица внимательно посмотрел на Купера.

Клингер сначала, в первое мгновение, не понял, что он сказал. Сны? Цветные сны? О чем говорит этот мальчишка? Какие сны?! Разве можно украсть…

Да, можно.

Разговор был окончен. Эрик встал, опустил «беретту» обратно в кобуру, наклонился – аккуратно, самыми кончиками пальцев – поднял с плитки стакан из-под «кока-колы» с коричневыми капельками на дне, повернулся к Клингеру спиной и пошел прочь. Где-то внутри с каждым шагом все больше крепла уверенность, что ни Сэм, ни кто-либо другой не станут стрелять ему в спину. Просто не посмеют.

– Я хочу поговорить с Глорией…

Он остановился и посмотрел на Джека поверх плеча. Взгляд был долгим и недоверчивым:

– Я не имею права что-то решать за нее. Но я передам ей. Однако только после того, как рейнджеры окажутся дома.

– Два года меня мучает один и тот же ночной кошмар, – это прозвучало как-то некстати и почти что без связи со всем предыдущим.

И, тем не менее, связь была и вполне закономерная. Клингер говорил, глядя точно перед собой и не замечая ничего вокруг.

– Мне снишься ты… Как же меня это злило! Как же это меня злит… – Джек отнял руку от груди, и его ладонь опустилась на стол. Пальцы мелко подрагивали, самыми кончиками касаясь его светлой поверхности. – Да, ты преследуешь меня уже два года. Ты! Не эта твоя Джессика, не те два парня, а именно ты. И когда я увидел тебя там, на лестнице… Я почему-то сразу понял – вот, все, это конец… Вот ты, мальчишка, совершенно не похожий на копа, ты – мое незаконченное дело, оказался одновременно моей судьбой. Нельзя оставлять незаконченных дел…

Он медленно поднял голову, и его глаза встретились с глазами Купера. Федерал увидел в его взгляде все ту же бесконечную тоску. Захотелось отвернуться, отвести взгляд, но что-то не позволило ему сделать этого. Что-то, что подсказало: «Сделаешь это – значит, проиграешь».

– Мой сон тоже черно-белый… – сказал Клингер и замолчал. Эрик услышал, как он глубоко и прерывисто дышит.

Купер тряхнул головой и пошел дальше. Разговор получился сложным и выматывающим.

И не до конца было понятно, кому из них двоих он дался тяжелее.

XXXV

ЛИЦА У ВСЕХ, КТО сидел за столом, были очень серьезные. Купер посмотрел на физиономии своих сослуживцев и постарался придать своей собственной физиономии не менее ответственное и заинтересованное выражение.

Дэн сидел к своим подчиненным боком, глядя в окно и положив одну руку на письменный стол, что стоял перед его креслом.

– Докладывайте.

Холт кашлянул, поправил узел галстука и на всякий случай, словно для того, чтобы не ошибиться, заглянул в бумаги, что лежали перед ним.

– Мы поговорили с рейнджерами. Мендоза и я посетили Ламберта, а Роделло и Купер взяли на себя Бреннана. Рассказы обоих полицейских сходятся один в один…

Директор слушал доклад и почему-то чувствовал себя очень глупо, – как человек, которого обманули. Тонко, изящно, умно, мастерски. Причем обманули в игре, в которой Дэн принимал участие, но почему-то, по какой-то странной причине, об этом даже и не догадывался. И теперь он очень хотел найти того мастера, что надул его самым наглым образом, и разобраться с ним. Он не понимал, почему и зачем похищали рейнджеров. В чем был смысл или, как выразился бы Купер, фишка этого похищения? Интуиция подсказывала ему, что ответы на эти два вопроса находятся где-то совсем рядом, вот буквально – только протяни руку, – но он не знал, в какой стороне искать их.

Впрочем, в своем непонимании он был не одинок. Рейнджеры тоже так и не поняли, почему их похитили и почему освободили так неожиданно. Их просто выволокли из гаража, запихали вместе с лошадью в закрытый фургон и куда-то повезли. Ехали приблизительно минут сорок, куда-то свернули, машина стала подпрыгивать на кочках, и стало ясно, что они движутся по лесной дороге. Так и оказалось. Дверцы фургона распахнулись, и рейнджеры увидели, что находятся на лесной поляне. Они вывели лошадь, и один из парней, доставивших их сюда, неопределенно махнул рукой на север:

– Тридцать шестое шоссе там.

После этого он залез в машину, фургон развернулся, и спустя пару минут исчез за стволами высоких елей.

– У них нет ни версий, ни каких-либо подозрений, кто мог их похитить, – донесся до него голос Луиса. – И почему вместе с ними похитили именно лошадь офицера Вэпстер они тоже понятия не имеют. И никаких соображений на этот счет. Однако они описали двоих похитителей. Один из них – невысокий, темноволосый и с усами, приходил в гараж всего один раз, когда рейнджеры попросили покормить лошадь. Он был в больших солнечных очках. Вот его фоторобот, – Мендоза положил на стол начальника лист, что передал ему Холт. – Рейнджеры считают, что он был главным и всем заправлял, потому что разговаривал он уверенно и смело, как привыкли говорить все те, кто наделен властью. Второй – высокого роста, крупный, широкоплечий, светловолосый, с широко посаженными глазами, представился напарникам как Сэм. Он без сомнений был подчиненным усатого. Вот он, – рядом с первым листом лег второй. – Были там еще несколько парней, но рейнджеры видели их мельком и описать не смогли.

Директор кивнул и некоторое время молчал. Никто из федералов не осмелился нарушить этого молчания ни единым звуком. В это время человек, так ловко обдуривший своего начальника, размышлял над тем, что Клингер, вероятно, выглядел как полный идиот в этом своем темном парике и с приклеенными усами.

Кресло повернулось, и взгляд Кинга уперся в Купера, который сидел, скрестив руки на груди и мечтательно глядя куда-то в потолок.

– Эрик, а эта твоя знакомая, Вэпстер, выдвигает какие-нибудь версии?

Купер встрепенулся, но взгляд с потолка на шефа перевел медленно, никуда не торопясь. Потом точно так же не торопясь отрицательно покачал головой.

– Нет, не выдвигает, – перевел он значение своего жеста на нормальный язык. – В плане понимания она находится там же, где и мы.

– То есть она тоже не в курсе, зачем похищали ее друзей? – уточнил Роделло.

– Совершенно верно, – вздохнув, подтвердил напарник.

– Ерунда какая-то получается, – Мендоза чуть развел руками. – Бессмыслица…

– Да нет, – возразил ему Вик, – мне кажется, смысл есть даже здесь. Только зарыт он очень глубоко.

– Вот тут я с вами согласен, – произнес Дэн.

– Слушайте, а чего мы тут все голову над этим ломаем? – вдруг сбросил с себя сонливость Эрик. – Ну похитили их, ну хотели, допустим, выкуп потребовать… Ну классически, скажем так. А потом у похитителей что-то не получилось, сорвалось, не было достаточно хорошо проработано, вот и отпустили их.

– А почему их не убили? – тут же спросил Лэсли. – Это было бы надежней…

– Да, и не забывай о лошади, – напомнил ему Луис. – Зачем прихватили еще и лошадь?

– Откуда я знаю? И чего это вы на меня так смотрите? – возмутился Купер. – Я что, похож на одного из тех, кто проворачивал это дело? Может, я тот, с усами? Шеф, ну скажи ты им, что я имею к этому делу такое же отношение, как и они сами!

– Так, ладно, успокойся, – Дэн похлопал ладонью по столу. – Дело это странное и очень мне не нравится, я многого не понимаю точно так же, как и вы. Но опускать руки мы не имеем права. Поэтому сейчас должны сделать две вещи. Первое – объявить этих красавцев, – он кивнул на фотороботы, – в розыск. Второе – взяв за центр 73-ю милю 36-го шоссе, где рейджеры вышли на дорогу, для начала попытаться вычислить тот самый гараж, в котором их держали. Возьмите их с собой, чтобы облегчить задачу опознания. Да, я знаю, что сейчас они не в самой лучшей форме, но нельзя терять время.

– Сделаем, – заверил его Холт и собрал в папку все бумаги, что принес с собой. – Мы можем идти?

– Идите.

Федералы поднялись и друг за другом направились к дверям. Уже на пороге Эрик остановился и обернулся:

– Шеф, а дальше-то что будем делать?

Директор снова повернулся к окну, пододвинул к себе оба фоторобота и спокойно ответил:

– Посмотрим.

Купер кивнул и вышел из кабинета.

XXXVI

ЛЕД СИЯЛ ИЗУМИТЕЛЬНОЙ искрящейся белизной. Звучала негромкая легкая музыка, но кроме них двоих на катке больше никого не было. Трибуны тоже были пусты, и сей факт удивлял Глорию больше всего. Каток уже был пуст, когда они пришли сюда, но она сперва подумала, что они явились рановато, и каток попросту еще не работает. Однако они катались уже полчаса, и ни один человек так и не появился. Она стала подозревать, что здесь явно что-то не так.

– Эрик, а почему здесь больше никого нет?

– А что? Тебя такой расклад не устраивает? Любишь компанию? Надо было предупредить, что кого-то хочешь взять с собой.

– Нет, все просто здорово, – она улыбнулась.

– А-а… – он нарезал вокруг нее круги, и глаза у него были хитрющие-прихитрющие. – А я подумал, что ты хотела пригласить своих друзей рейнджеров.

– Вряд ли у них сейчас есть желание кататься на коньках, – она на мгновение нахмурила брови. – Выглядели они очень подавленными. Им сейчас лучше побыть с семьями.

Она тряхнула локонами, прогоняя прочь грустные мысли, потом наклонила голову на бок и чуть прищурилась:

– Ведь пустой каток – это твоих рук дело?

Купер хохотнул, откатился назад, крутанулся вокруг своей оси и весело посоветовал:

– Не спи – замерзнешь!

Он носился по блестящему льду со скоростью метеорита, и Глория не успевала следить за ним: только что он был на одном конце поля, а теперь уже на другом. Пара черных хоккейных коньков будто бы обрела крылья, и только сверкающие лезвия оставляли после себя на поверхности катка махровые полоски мелко нарезанного снега. Любо-дорого было смотреть, как Купер стоит на коньках – Глории даже на какое-то время показалось, что он бегает не по скользкому, коварному льду, а по обыкновенному полу, так лихо у него получалось срываться с места, поворачиваться на ходу спиной и так резко останавливаться, что из-под лезвия коньков вылетал искрящийся каскад снега и льда. А на поворотах он выдавал виражи, что опрокидывали все законы динамики.

Глория, полагавшая, что она катается на коньках на достаточно приличном уровне, в первую же минуту поняла, что прилично она умеет на коньках только стоять. И то, если стоит просто на полу. Он, видя ее смущение и разочарование в собственных былых успехах, чуть поумерил пыл и перестал носиться, как угорелый. Окатив бортик волной снежных брызг, он затормозил возле нее, пристроился вровень и легко заскользил рядом.

– Ну, что скажешь? – полюбопытствовал федерал.

– На комплимент напрашиваешься?

– Обижа-а-аешь! Я и так в курсе, что хорошо на коньках стою.

– Нет, но вот что за человек! – Глория с осуждением покачала головой. – Ну что ж, сэр, зачем вы мне насочиняли, что не занимались хоккеем? Во-первых, здесь только что слепой не увидит профессионала, а, во-вторых, в твоей кладовке я нашла хоккейный свитер с номером «44» и фамилией «Купер» на спине.

– Ну да… Ну соврал… Простите, мэм! – он обогнал ее, притормозил и ловко опустился на одно колено, приложив ладонь к груди. – Каюсь, сударыня! Если вы только в силах меня простить, прошу принять в качестве извинений мою жизнь и с сего момента располагать ею целиком и полностью! – с шутливым смирением и раскаянием он склонил голову. Помолчав с мгновение, Эрик пробубнил, по-прежнему глядя в лед: – Ничего, более ценного, чем собственная жизнь, – увы! – не имею. Чем богаты, тем и рады.

Глория на миг растерялась, а пока собиралась с мыслями, пытаясь понять, как ей отреагировать на очередную выходку Купера, у входа на каток послышалась какая-то возня и следом – звонкие мальчишеские голоса. Каток и пустые трибуны наполнились оживленной болтовней и веселым смехом.

– О, моя банда прибыла! – Эрик вскочил на ноги. – Прецедент в мире хоккея на льду – испанцы, играющие в него! А то ж они все на этом унылом европейском футболе помешаны…

Он медленно, спиной, стал откатываться от Глории в направлении противоположного борта.

– Хотя нет, прецедент уже был, – возразил он сам себе. – Валерий Харламов! Правда, там все же пятьдесят на пятьдесят.

– Чего пятьдесят на пятьдесят? – не поняла она.

– Крови, конечно! – воскликнул он. – Пятьдесят процентов испанской и ровно столько же русской! Черт, до чего же он был хорош…

Эрик на ходу подмигнув удивленно застывшей Глории:

– Сейчас в хоккей играть будем.

– В хоккей?! – ужаснулась она. – Но я не умею играть в хоккей!

– Ну так и мы не умеем! – обрадовал ее федерал.

Мальчишек, возрастом лет от 10-ти до, приблизительно, лет 14-ти-15-ти, пришло шесть человек. Они тащили клюшки и коньки и уже заранее успели где-то облачиться в наколенники и хоккейные свитера. Между собой они действительно говорили по-испански. Купера мальчишки поприветствовали как старого приятеля и держались с ним совершенно свободно и на равных.

– Ты где был-то так долго? – призывая Эрика к ответу, на языке конкистадоров спросил один из мальчишек, одетый в свитер команды «Detroit Red Wings». – Мы уж решили, что ты нас кинул.

– Хандрил, – по-испански отозвался федерал и пояснил по-русски: «Недуг, которого причину / Давно бы отыскать пора, / Подобный английскому сплину, / Короче: русская хандра / Им овладела понемногу…»

– Эй-эй, давай, без фокусов! – округлил пацан глаза. – Это что, заклинания какие-то?

– «…Он застрелиться, слава Богу, / Попробовать не захотел, / Но к жизни вовсе охладел»…2828
  Купер цитирует «Евгения Онегина» (А. Пушкин).


[Закрыть] – Купер все же довел начатое до конца и, снова перейдя на испанский, сразу же предупредил всю банду: – Так, ребята, с дамой чтоб себя вели прилично, понятно? Сегодня она наша гостья.

– Ты что, на ней жениться собрался? – деловым тоном поинтересовался все тот же пацан.

– Я еще не решил, – усмехнулся Эрик и, глядя на растерянно стоявшую в зоне судейской площадки Глорию, облокотился на бортик. – А что, как тебе?

– Да ничего вроде, не уродка, – мальчишка, навалившись на тот же борт со стороны скамейки запасных, исследовал рейнджера оценивающим взглядом. – Но не я же с ней жить буду, а ты. Так что, сам смотри. Как она, например, по хозяйству? Мой батя говорит, что это важно.

– Вполне нормально. Пироги печет, ужины готовит. С голоду точно не помру. А учитывая тот факт, что я терпеть не могу готовить, это вообще конкретный профит.

– Умная? – нахмурил брови мальчишка.

– Да вроде не дура. Книжки, по крайней мере, умные читает.

– Ну а в остальном как? – задал пацан главный вопрос.

– А остальное я еще не проверял, – федерал хмыкнул, выпрямился и позвал:

– Глория, давай, иди сюда!

Она послушно подъехала к ним на едва гнущихся ногах и почему-то с задрожавшими коленями. Ей как-то совершенно не улыбалось играть в хоккей с целой бандой профессионалов. То, что и мальчишки отлично освоили эту игру, она нисколько не сомневалась.

Купер представил ее пацанам, сообщив ей их имена, натянул на нее свитер «Chicago Blackhawks» с изображением головы индейца, нахлобучил ей на голову шлем, что еще недавно украшал каминную полку, и вручил пару перчаток и клюшку.

Мальчишки вооружились, что называется, до зубов и высыпали на лед. В качестве разминки они стали гоняться друг за другом по всему катку, и Глория лишний раз убедилась, что она плохо катается на коньках.

Вдруг к ней подкатил мальчишка, устроивший Эрику допрос с пристрастием, и, поправив свой красный свитер с изображением крыла, без обиняков уточнил:

– Вы что, собираетесь за него, – он кивнул в сторону Купера, перешнуровывавшего на скамейке запасных коньки, – замуж выйти?

Вопрос Глорию ошарашил, и она растерянно посмотрела на мальчишку:

– Что?.. С чего это ты решил?

– Да так… Просто Купер еще никогда не играл в хоккей на пару с девчонками, – юный философ пожал плечами. – Первый раз такое вижу! Он реально классный чувак. И играет круто. Хотя, конечно, частенько нам проигрывает. Но, думаю, это он специально. Он такой, с понятиями.

Однако, зачитав столь лестную характеристику, мальчишка вдруг скорбно, с сожалением вздохнул:

– Но, походу, и классные чуваки иногда делают странные вещи.

– Например, играют в хоккей с девчонками? – уточнила она.

– Ну… или женятся на них, – в этом заключалась вся соль его недовольства.

Следующие сорок минут превратились в настоящий хоккейный мини-матч. В обоих концах поля поставили маленькие красные воротца, и стали комплектовать команды. Мальчишки чуть ли не дрались за право играть на стороне Эрика. Тот свистнул, постучал клюшкой по льду и, предотвратив, таким образом, надвигающийся конфликт, сообщил:

– Эй, жулики! Я прекрасно помню, с кем играл в прошлый раз. Так что давайте, без фокусов.

В итоге в его команде оказались Глория, мальчишка в красной майке и еще один парень постарше, в белой майке команды «Florida Panthers». Глория получила указания помогать как в обороне, так и в нападении, и Купер вытащил из кармана основательно пошарпаную шайбу. Протянул ей, показал на центрального пятачок и сказал:

– Вбрасывай!

Она взяла шайбу, которая неожиданно оказалась довольно тяжелой, глянула на красный круг и на выдохе разжала пальцы. Шайба шлепнулась на лед, крюк чьей-то клюшки мгновенно зацепил ее, и игра началась.

В первые мгновения Глория вообще не понимала, что происходит, куда ей бежать и что делать. Мальчишки во главе с Эриком носились по полю, как ненормальные, пасуя шайбу друг другу, бросая по маленьким воротам и коротко перекидываясь между собой словами и фразами. Шайба грохалась об борта, и резкие щелчки смешивались с сухим шероховатым звуком разрезаемого коньками льда. Игроки буквально летали по полю, и Глории казалось, что они вовсе и не касаются лезвиями пронзительно белой ледяной поверхности.

Здесь все было как в настоящем хоккее: голы, радостные вопли, массовые объятия… После одного из таких объятий она думала, что не сможет больше ни вдохнуть, ни выдохнуть – ее со всех сторон стиснули с такой силой, что, казалось, легкие сплющились до состояния листа бумаги.

Она освоилась довольно быстро и уже пыталась помогать своей команде. Ей даже удалось сделать результативную передачу, после которой Купер загнал гол. Однако его банда, если и была таковой, являлась, тем не менее, бандой джентльменов: с молчаливого согласия обеих сторон, они разыграли комбинацию и вывели свою гостью на ударную позицию. Вспомнив на мгновение матч в настольный хоккей, она сосредоточенно глянула на шайбу и невероятно легко отправила ее в ворота. Она даже и не подозревала, что обыкновенный гол доставляет столько дикой радости и неописуемого восторга.

После игры за мальчишками заехал какой-то парень лет 19-ти и они, предварительно попрощавшись с Купером, вместе с экипировкой загрузились в микроавтобус. Эрик помахал им рукой и засунул в джип две клюшки и спортивную сумку. «Монстрика» ему вернули совсем недавно и с невнятными извинениями.

– Ну как? – скосил он хитрый глаз на Глорию. – Понравилось?

– Слушай, это ж просто здорово! Я теперь начинаю понимать, почему вы так любите эту игру. Кстати, а кто это такие были? – она села на переднее сиденье. – Что за банда-то?

– А это и есть мои малолетние осведомители, за которых ты так переживала, – федерал завел двигатель. – Сама видишь – они не из тех, кто даст себя в обиду. Раз в месяц мы играем с ними в хоккей. У меня тут знакомые есть, на этом катке, поэтому со льдом проблем не возникает. Деньги, конечно, пацанам тоже пригодятся, но они же все-таки, как бы там ни было, прежде всего дети. А у детей должно быть детство, где происходят чудеса. Хотя бы какое-то время все дети должны верить в чудо. Создать же его – задача взрослых.

Глория посмотрела на спутника, удивившись тому, как серьезно зазвучал его голос. Детство с чудесами… Да, тот мальчишка в красной майке команды Детройта ничего не присочинил. Он действительно уважал Эрика всем своим мальчишеским сердцем, был ему признателен и благодарен за то, что раз в месяц они играют в хоккей, и Купер держится с ним на равных, не унижая и не обижая ни его, ни его друзей. Для них он на самом деле и вполне обоснованно был самым лучшим.

Глория подождала, пока джип остановится на ближайшем светофоре и тихо, как-то неловко спросила:

– Эрик… можно я пожму тебе руку?

– Можно. А зачем? – его черные брови взлетели вверх. – За что?

– За то, что ты не забыл, что такое доброта. За то, что умеешь делать подарки, которым нет цены. За то, что… ты… классный чувак… – она улыбнулась, и улыбка получилась смущенной.

На его лице появилось выражение растерянности и даже трогательной потерянности. Глории стало ясно, что он ни разу и не задумывался над тем, что кто-то еще, кроме самих мальчишек, будет благодарен ему. Он поступал так, потому что считал, что так должно быть, что так правильно.

– Классный чувак? – иронично-удивленно переспросил он. – Господи, кто ж тебе это сказал? Может, я прикидываюсь удачно. А на самом деле скотина последняя – мучаю котиков и отрываю улиткам рожки.

– Твои мальчишки мне это сказали, – она не поддалась на провокацию. – Я всего лишь с ними соглашаюсь.

– Да? Ну в принципе… – он пожал плечами, и Глория снова не поняла, шутит он или уже говорит серьезно. – Вообще, да, у меня только один недостаток – мой характер. А в остальном я… классный чувак! – и он весело, с удовольствием засмеялся.

– Да ну тебя! – Глории тоже стало смешно.

– Кстати, насчет твоего порыва… – этого он все же из вида не упустил. – У меня есть другое предложение.

– Какое же?

– Меняю рукопожатие на поцелуй… – он выдержал паузу, и Глория прищурилась – это какой еще поцелуй? – …в щечку, дружеский, – и он, не отрываясь от управления автомобилем, с готовностью подставил ей свою щеку.

Скепсис уступил место улыбке. Она повернулась и, чуть наклонившись, легонько поцеловала его. Потом осторожно стерла след помады.

– До чего ж приятно… – на его лице расцвела блаженная улыбка. – Уж и не помню, когда меня в последний раз целовали. Все только ругают, а то и бить пытаются.

Некоторое время они ехали молча. Глория смотрела в окно и вспоминала свою встречу с освобожденными друзьями. Оба были подавлены, выглядели просто ужасно, но были безумно рады тому, что их освободили.

– Слушай… а ты уверен, что Джек ничего не предпримет? – вдруг спросила она.

– Уверен, – кивнул Купер единственному человеку, который знал о его визите к Клингеру.

Он рассказал ей почти все. Умолчал только о признании Джека и о том, как выехав за ворота усадьбы и скрывшись за ближайшим поворотом, внезапно остановил машину. Вышел из нее и, прижавшись спиной к ближайшей сосне, чувствуя, как ткань куртки цепляется за шероховатую кору, медленно сполз на землю. Буквально рухнувший уровень адреналина обернулся неожиданным приступом тошноты и какого-то всепоглощающего бессилия. Только в этот момент, когда дикий самоконтроль наконец был ослаблен, и его всего стала бить крупная дрожь эмоциональной опустошенности, Эрик действительно осознал, что только что сделал и чем этот визит мог закончиться.