Текст книги "Цветные сны"

Глория прекрасно поняла, о чем он говорит – читала в газетах. Американская сборная, последовав примеру немцев, после поражения в четвертьфинале залила горе спиртным. Счет этой вечеринки выглядел более чем внушительно – ущерб Олимпийской деревни исчислялся тысячами долларов, а канадский бобслеист пропустил тренировочные заезды после того, как ему на голову, с шестого этажа вылетело разбитое стекло.

– Проиграли, понимаю, но как вообще можно себя так вести в чужой стране. А потом они еще сказали, что стулья сломались сами, на них, оказывается, сидели тяжелые игроки! Вот тебе и игроки НХЛ! Просто свиньи в хоккейной форме.

Он сделал паузу, скорбно помолчал, словно сборную уже вообще списали из спорта, и признался:

– В такие моменты мне стыдно, что я американец… Хотя бы и наполовину.

Купер вздохнул и уперся в стол ладонями, нависнув над доберманами. Прошелся внимательным взглядом по валявшимся по всему столу кусочкам, с профессиональной сноровкой и наметанностью глаза выбрал из них те, что искал, и один из доберманов приобрел переднюю лапу.

– А вообще любовь к хоккею – это у нас семейное. Самый накал страстей наступает во время Чемпионатов мира и Олимпийских игр. Даже на розыгрыше Кубка Стэнли так страсти не кипят…

– Почему? – не поняла Глория.

– Ну как же? Мама болеет за Россию, а отец – за Штаты. Один раз так болели, что чуть не развелись, – он усмехнулся. – Болельщики… Еле их утихомирил.

– А ты сам-то за кого болеешь? Тебе после такого и вовсе сложно выбрать…

– Еще чего! Я болею за канадцев. Минимум разочарования, максимум удовольствия.

Он наморщил нос, перевернул несколько кусочков мозаики фотографией кверху, разровнял… Потом обернулся, внезапно сообразив, что пауза затянулась, и Глории уже давно стоило бы хоть как-то отреагировать на то, что он сказал.

Рейнджер, сложив ладони вместе, по-прежнему сидела на диване и смотрела на него каким-то странным, удивленным взглядом. Это ясно было написано у нее на лице.

– Ты чего? – спросил он.

Она чуть заметно пожала плечами:

– Просто у меня такое ощущение, будто я тебя знаю сотню лет.

– Ты особо-то этому не радуйся, – иронично предложил он. – Может, еще будешь о знакомстве жалеть.

И вдруг без особо плавного перехода добавил:

– И вообще пошли на кухню, я же ужин обещал приготовить.

– Ну уж нет! Не барское это дело, ужин готовить! – погрозила Глория ему пальцем. – Теперь моя очередь хозяйничать на твоей кухне!

Эрик молча поднял руки на уровень плеч, словно признавая за ней это бесспорное право.

XV

СТИВ ВОШЕЛ В здание и, встретив на входе нескольких коллег, перекинулся с ними парой ничего не значащих фраз. Привет – как дела – пока. Затем, отметившись, что он явился на дежурство, Стив беспрепятственно пересек предбанник с высокой стойкой, на которой разрывались телефоны, прошел через длинный коридор и спустился вниз по лестнице – туда, где находились камеры предварительного задержания. Шум и вопли мгновенно остались где-то наверху, и его шаги гулко запрыгали по всей длине серого прохода.

Полицейский в синей форме, скучавший в одиночестве, повернул голову на звук шагов и глянул на часы:

– Слава Богу, я иду домой!

– Много там подопечных?

– Да всего один, прикинь!

– Давненько такого не было, – заметил Стив.

Коп сдал дежурство, попрощался и, пройдя по коридору, пропал из вида. Стивен внимательно прислушался к удалявшимся, дробным эхом дергавшимся, шагам и глянул на решетчатую дверь, за которой находились КПЗ. Оттуда, в противовес коридору, не доносилось ни звука.

Первый час тянулся длинно и нудно. Полицейский не знал, чем себя занять. Он посидел за столом. Потом встал и походил какое-то время по помещению, меряя его периметр шагами. Затем снова сел и заглянул под стол, словно мог там неожиданно кого-то обнаружить. Прислушался… По-прежнему тихо. Скукотень страшная, хоть застрелись. Он зевнул и потянулся. Глянул на часы на руке. Ничего, минут через десять, по расписанию заключенному должны принести ужин. А дальше потянется утомительное ночное дежурство.

Бюджет урезали. Штаты сократили. Теперь по ночам приходится дежурить в одиночку, без напарника. Народ собирается бастовать.

Когда женщина-офицер принесла ужин, он, как требовали того негласные правила, проверил, что это за блюда и хмыкнул:

– Миленько. Ладно, я сам ему отнесу.

Офицер кивнула и опустила поднос на стол дежурного. Он подождал пока она ушла и спокойно развалился на стуле, щелкнул кнопкой на пульте и погасил в камерах свет. Пускай Майк поспит. Сейчас все успокоится, никто не станет проверять, как проходит дежурство, и можно будет спокойно выполнить приказ. Его чистое исполнение сулило Стиву большие деньги. Такие деньги, какие обыкновенный коп вряд ли сможет заработать даже за несколько лет безупречной службы. От этих мыслей на душе становилось тихо, мирно, а сердце сладко замирало в предвкушении получения оговоренной суммы.

Подобные мысли и помогли скоротать оставшиеся два часа. По истечении этого срока Стив натянул на руки тонкие хирургические перчатки, вытащил из кармана крошечную стеклянную ампулу с бесцветной жидкостью, надломил ее и вылил содержимое в стакан с апельсиновым соком. Затем снял одну перчатку и завернул в нее ампулу. Потом он тщательно размешал сок незаточенным карандашом, вытер карандаш салфеткой, покрутил его в пальцах и сунул его обратно в органайзер. Полицейский неторопливо поднялся, лениво потянулся, включил в камерах свет, содрал с ладони вторую перчатку и открыл решетчатую дверь. Ну что ж, кушать подано!

Подхватив поднос, он шагнул в коридор, по обеим сторонам которого тянулись камеры.

Проснувшийся от вспыхнувшего света Майк сидел на койке и, не до конца пробудившись от сна, осоловело хлопал глазами. Услышав неторопливые, размеренные шаги, он вскинул голову. Увидел Стива, прищурился на него и неожиданно улыбнулся. Эти двое определенно знали друг друга не понаслышке, и им приходилось встречаться и прежде.

– Привет, Майки. Не повезло тебе, а?

Наемник покривился от такого обращения – прежде Стив никогда не позволял себе подобного. Фамильярность, прогнав остатки сна, его насторожила. Он встал с койки и подошел к самой решетке, не спуская глаз со связки ключей. Облизнул сухие, потрескавшиеся от ветра губы.

– Ты? И что, ты меня охраняешь? – в голосе звучало недоверие. – Один?

– Верно. Мое дежурство, – физиономия Стива расплылась в многообещающей ухмылке. Он открыл «кормушку» и протолкнул поднос в камеру. – Вот, поешь. Хоть ужин и запоздал, тебе понадобятся силы.

Майк ухмыльнулся в ответ, и его руки вцепились в толстые прутья камеры.

– А ты уже придумал себе алиби?

– О, да! Алиби у меня будет железным.

И снова эта ухмылка. Наемник посмотрел на копа внимательней и вдруг понял, что начинает волноваться. Это чувство было ему незнакомо. Майк ощутил себя беспомощным, поняв, что сейчас он полностью во власти стоящего по другую сторону решетки мелкого тирана в полицейской форме. Он видел, что Стив упивается своим положением. Видел это так отчетливо, будто стало возможным изобразить ощущения и чувства в виде каких-то ярких, выпуклых, графических картинок.

И он ничего не может сделать в свою защиту, ведь вокруг ночь, а наверху вряд ли услышат его крики.

В защиту?

Это была неожиданная, новая, свежая мысль, – он был почему-то уверен, что должен именно защищаться от Стива.

Наемник замер, закусил губу… Больно, до крови, пока во рту не стало от нее солоно… Наклонился вперед и прижался мгновенно ставшей тяжелой головой к прохладной решетке. Внутри метался, постепенно разрастаясь до громадных размеров, панический страх, в ушах что-то грохотало, со звоном разбивалось об мозг отчаяние, становилось то жарко, то холодно. Он оглох от этого шквала эмоций. И все это от предельно ясного осознания того, что живым отсюда его никто не выпустит. Что он умрет здесь, прямо в этой камере с серым, безразличным ко всему полом, на котором валялись очистки от семечек. Ему не хотелось умирать здесь, потому что шелуха вызвала у него обыкновенную человеческую брезгливость. Он все же действительно, в первую очередь, просто человек – со всеми присущими ему слабостями и желаниями. Да, он не самый лучший представитель человеческого рода, но умирать здесь, на этом заплеванном полу… Майк никогда не думал, что смерть придет к нему в таком неприглядном, неопрятном виде.

Да нет… Нет! Он нужен Клингеру! Нужен, потому что кто еще станет заниматься грязной работой «чистильщика»?!

Успокойся, прогони прочь эмоции, заморозь все чувства… Словно ты на работе, пришел по очередному адресу. Это просто бред, фантазии… Это от усталости и неопределенности.

Пальцы наемника еще сильней сжали прутья.

– И как все произойдет?

– Как обычно. Повезут тебя в тюрягу, а тут – р-раз! – ремонтные работы по маршруту. Внезапное нападение на конвой и все, ты на свободе. Только не дергайся сильно и веди себя естественно. И держи язык за зубами.

Майк хотел ему верить. Хотел верить, что все, что рассказывает легавый, – правда. Ведь от этого зависела его жизнь… И он заговорил, ненавидя самого себя за торопливую суетливость, звучавшую в каждом его слове, в каждой фразе.

– Я и без тебя об этом знаю. Я никому не сказал ни слова, и этот мальчишка, легаш, сразу же понял, что я не заговорю. Он даже не стал задавать мне никаких вопросов. Я ему ясно дал понять, что молчать умею. Именно поэтому он, наверно, не прочитал мне мои права…

– Купер не ознакомил тебя с твоими правами? – с внезапной заинтересованностью, словно это наиважнейшая вещь на свете, переспросил полицейский.

– Да! И что с того?

– Ничего. Просто это очень хорошо для нас и крайне паршиво для самого Купера. Мистеру Клингеру это понравится, – Стив улыбнулся. – Получится простенько и со вкусом. Идеальный вариант. Лучше и быть не может.

– Не знаю, что у вас получится, но Джек лучше пускай повнимательней следит за своей красоткой. Это она, а не я, все выложила легавому. Ничего, я еще поговорю с Клингером…

Коп зацокал языком и отошел на шаг, будто опасаясь, что Майк сможет отогнуть прутья, вырваться наружу и наброситься на него.

– Ой-ой-ой, Майки, боюсь, тебе это не под силу. Вас отделяет друг от друга решетка.

– Не понял?..

– Шучу, шучу, – тут же замахал Стив руками. – Работа такая, сам понимаешь. Ладно, ты отдохни, перекуси, соку попей… – он кончиком пальца чуть пододвинул стаканчик и посмотрел на часы. – Завтра, асы, – вернее, уже сегодня, у нас будет сложный день. Я зайду через полчаса, заберу поднос.

Коп ушел, а наемник еще долго стоял, прижавшись лбом к холодной решетке и прислушиваясь к замершим в конце коридора шагам.

Завтра… Уже даже сегодня. Как хотелось верить в эти обещания! Но мертвый холод, разливавшийся внутри, слишком обжигающе-реален, чтобы верить.

Надо подумать, надо успокоиться… Надо посоветоваться с адвокатом. У него хороший адвокат, дорогой, Клингер позаботился. А это лишний довод в пользу того, что он еще нужен системе Джека. Нужен его размаху, его стилю, его игре.

А если не нужен?..

Если во время так называемого налета на конвой, захотят убить именно его?

Он отошел от решетки и медленно опустился на койку. На мгновение прикрыл глаза и замер, прислушиваясь к собственным ощущениям, интуиции, внутреннему голосу. Он почти растворился в них. Сердце застучало медленнее, дыхание практически остановилось…

И что-то внезапно дрогнуло внутри, остро забилось, панически расширяясь, и он уже знал, что больше не нужен Клингеру. Что тот решил его судьбу. Что его действительно собираются убрать. Зачистить.

Он сделал глубокий вдох и уставился в стену напротив. Серая безликая стена. Вот так и жизнь его прошла – серо и безлико. Он всегда был на вторых ролях, на заднем плане. Убирал грязь. Мусорщик.

Глядя в стену, он протянул руку к подносу и взял стакан с соком. Надо успокоиться. Надо подумать. Шанс есть всегда. Особенно тогда, когда ты разгадал мысли и планы противника. Значит, уже сегодня…

Стаканчик был небольшим, и наемник выпил его залпом.

Надо подумать…

Он так и не понял, что уже умер.

XVI

– СЫГРАЕМ?

Глория поставила чашку с недопитым чаем на стойку рядом с хоккеем и взглянула на Купера. Тот сделал глоток из своей кружки и удивленно приподнял брови:

– Ты это серьезно?

– Вполне, – кивнула она.

Эрика не надо было долго упрашивать. Он азартно потер руки, усадил Глорию на высокий табурет по одну сторону стойки, а сам уселся по другую. Фигурки его игроков были в синей форме, рейнджера – в красной.

– Счет ноль-ноль. Первый период. Конная полиция против Федерального бюро расследований. Но сначала, как и полагается…

Купер подмигнул своей противнице и, размахивая рукой в такт, пробубнил национальный гимн Штатов. Это была самая своеобразная и ироничная аранжировка из всех, что Глории приходилось слышать, но каждая нота была озвучена совершенно верно.

– Удивлена? – поинтересовался он, расправившись с последним аккордом. – Хм, если не ошибаюсь, я когда-то в школьном хоре пел. Вот такие дела. Ладно, оставим в покое мое темное прошлое и начнем игру.

Он и Глория пододвинули фигурки центральных игроков к пятачку вбрасывания, и федерал бросил шайбу.

Не прошло и минуты, как счет был открыт.

– Один-ноль в пользу ФБР, – заодно Эрик взвалил на себя и роль комментатора.

Глория не успевала наблюдать за всеми фигурками в синей форме, которые двигались по белому полю, как живые. Она делала честные, но безрезультатные попытки отобрать шайбу. Складывалось такое ощущение, словно ее игроки забывали тренироваться между сезонами. Они двигались медленно и неумело, и по уровню мастерства были на порядок, а то и на два меньше своих шустрых оппонентов.

– Проход по правому краю. Какая скорость! Какое владение клюшкой! – тараторил Купер, с ненормальной ловкостью орудуя ручками и переправляя шайбу от одного своего игрока другому. – А вот это было сделано в стиле Уэйна Грэцки! Теперь главное удержать шайбу! У ворот противника создается опасный момент! И!.. Еще немного… Надо бить!

Игрок ФБР принял пас своего приятеля, молниеносно прошмыгнул мимо куда-то не туда покатившегося соперника и быстро отправил шайбу в ворота. Вратарь дернулся, но было уже поздно.

– Гооооол! Какой удар! Какая комбинация была разыграна! Тренер этой команды совсем не зря получает свою зарплату!

– Мы играем всего пять минут, а счет уже пять-ноль, – возмутилась Глория, на несколько мгновений прервав его комментаторские излияния. – Ты заколачиваешь по шайбе в минуту…

– Ну так ты шевелись, – весело фыркнул федерал, и рейнджер подумала, что это у него, видимо, такая привычка – фыркать. – А то впечатление, что ты никогда не играла.

– Так я и не играла!

В условно обозначенном втором периоде синие игроки стали двигаться медленнее, и Глория подозрительно прищурилась:

– Что это они у тебя так ползают?

– Так ведь устали немного.

Рейнджер начала действовать быстрее. Тщательно продумала и выстроила оборону, подтянув к воротам фигурки игроков, и, перехватив шайбу, пошла в наступление. Развернула игрока вокруг оси и с такой силой крутанула ручку, что поле с ее стороны подпрыгнуло над стойкой. Шайба однако попала в цель.

– О, забила! – Эрик обрадовался голу не меньше самой Глории.

Снова шайба оказалась у красных игроков, и фигурки обеих команд застучали клюшками, стараясь отобрать ее друг у друга.

– Елки-палки, а ты быстро научилась. У тебя, оказывается, сердце настоящего хоккеиста!

Рейнджер была польщена таким комплиментом и нисколько не обиделась, когда матч закончился со счетом 17:3 в пользу ФБР. Причем две из этих трех шайб она забила только потому, что противник откровенно сыграл в поддавки.

– Эх, если бы все было так просто, – вздохнул победитель, – то жить бы стало неинтересно.

Глория улыбнулась прозвучавшей фразе, взяла в руки чашку с остывшим чаем, и ее взгляд упал на телевизор. Вся волшебная легкость, поддерживавшая хорошее настроение, сразу же испуганно спряталась куда-то в глубину души, и оттуда выползло липкое вязкое чувство страха. Она вспомнила про запись, которую Клингер неуместно назвал сюрпризом.

– Что же это со мной?.. – вслух спросила она сама у себя.

– В смысле? – не понял Купер.

– Я же совсем забыла о флешке, о ребятах, которые сидят там, где-то у Джека в гараже… – покачала она головой. – Как же я так могу-то?..

Ах, вот как! Он уже стал Джеком?! Раньше был просто Клингер, а сейчас вдруг – раз! – и Джек?! У-у-х!..

– Черт! – он вскочил на ноги, и через секунду, громко хлопнув, за ним закрылась дверь в гараж.

Он вернулся так же быстро, как и исчез, и, швырнув пустой конверт на стол, воткнул флешку в ноутбук.

Снова Клингер, снова яркий солнечный день, снова лужайка перед домом, снова гараж и испуганные напарники. Эрик, нависнув над компьютером, внимательно всматривался в запись. Казалось, что он хочет увидеть то, чего не отображал монитор ноутбука.

– Что это за дом, ты знаешь? – глянул он на Глорию через плечо, и она отрицательно покачала головой.

Глория же вслушивалась в слова Джека и ей казалось, что вокруг нее затягивается какая-то плотная, вязкая сеть. И, посмотрев запись второй раз, она очень четко осознала – круг замкнулся, Клингер снова хочет затянуть ее в свою паутину.

– Как мне все это надоело… Как я устала от всего этого. Он совсем сошел с ума. Причем здесь «Бешеные псы»? Я никогда не видела этого фильма.

– Я видел. Отличные диалоги, океан крови и безграничная жестокость. Одним словом – Тарантино… Кажется, в Великобритании этот фильм даже выпускать в прокат запретили. Да и вообще Тарантино огреб с ним достаточно критики. Деятель, наверно, имел ввиду тот момент, где полицейскому один психопат отрезал ухо.

– Он способен на это, – Глория закрыла лицо руками.

– Так, теперь у нас складывается новая комбинация, – казалось, что федерал даже не слышал ее слов. Он энергично прошелся взад и вперед перед камином. – Значит, суммируем. Джек горит желанием с тобой встретиться. Спрашивается, зачем? Ответ очевиден – за тем, чтобы вернуть утраченный над тобой контроль. Это, во-первых. Для этого он похитил двух рейнджеров и твою лошадь. Заморочился же, реально! Это, во-вторых. Завтра к вечеру об этом раструбят все масс-медиа. Это, в-третьих. Что из этого следует? Из этого следует, что тебя, Глория, – он коротко обернулся к ней, – будут разыскивать твои коллеги, потому как лошадь-то именно твою умыкнули. Если уже, конечно, они тебе домой не названивают… Или на сотовый. А, кстати, где он?

– Сотовый?.. – переспросила Глория и только тогда поняла, что впопыхах неожиданных сборов забыла мобильный телефон дома. Револьвер взяла, а мобильник – забыла.

– Да и черт с ним, – благодушию Купера не было предела. – Одной проблемой меньше. Его изначально надо было оставить там, где он лежит сейчас. Все нормально. И еще… Ты в отпуск куда собиралась?

– За город. К озеру Вулф-лейк, у меня там маленький домик.

– На работе в курсе твоих планов?

– Нет, я только Мэтту и Теду сказала, что за город поеду, но куда конкретно не говорила.

– А из родственников – только родители на Аляске?

– Да, у меня папа зоолог, специалист по бурым медведям, поэтому и пришлось переехать…

– Да я в курсе, – кивнул он. – И мама – ветеринар. В общем, дело такое… По идее, из отпуска тебе надо вернуться, помочь в поисках пропавших. Но куда они делись, кто их похитил и с какой целью тебе, естественно, неведомо. Запись светить нельзя, по крайней мере, пока что, – он остановился напротив камина, посмотрел на огонь и негромко произнес: – Потому что есть на то свои причины.

Глория хотела спросить, что это за причины, но сдержалась, благоразумно промолчав. Она до сих пор не понимала, что за план Купер воплощает в жизнь, но была уверена, что ей в этом плане отведена какая-то роль. Но вот какая?..

– Да и расчет Клингера строится на том, что с этой флешкой ты не пойдешь сдаваться полиции, ибо не захочешь потерять все то, чего добилась. И сесть не захочешь.

– Тем более что я сама же ему и сказала, что готова сделать все, что угодно, лишь бы не попасть в тюрьму. Господи, я тогда так перепугалась!..

– Ладно, что сделано – то сделано, – не стал федерал заострять на этом моменте внимание. – Значит, исходя из расчета, что первые официальные сообщения о похищении появятся только завтра, послезавтра тебе можно явиться в свой участок. Там скажешь им, что дома жить не будешь, а поживешь пока у знакомого, потому как одной тебе страшно. Или… в общем наплетешь какую-нибудь душещипательную ерунду. А я завтра заскочу к тебе домой, привезу телефон. Дело попадет в разработку к детективам 38-го участка, а они, как пить дать, спихнут его нам. Ну или мы сами у них это дело заберем… Это уже чисто технический момент. Похищение людей – это наша юрисдикция. А я к шефу загляну и попрошу, если что, отдать дело мне, тем более что похищена лошадь моей знакомой. А что, скажешь, нет?

– Нет, не скажу… – улыбка получилась замученной. – Ведь так оно и есть.

Рейнджер расхаживала перед стойкой, глядя себе под ноги. Мысли путались. Она ничего не понимала и чувствовала себя то ли обманутой, то ли просто недалекой. Вокруг что-то происходило, но происходило без ее ведома. Ее словно влекло каким-то невидимым течением, она попробовала ему сопротивляться, но стало только хуже. Что же тогда – остается только смириться? И не мешать?

Не мешать кому?

Она невольно перевела взгляд на федерала. Ему?..

А почему ему-то? Она знает его неполный день.

– У меня… Я могу задать один вопрос?

– Попробуй, – отозвался он без особого энтузиазма, и Глория подумала, что он, пожалуй, знает, о чем она сейчас спросит его.

– Скажи… – она тщательно подбирала слова. – Почему… откуда у тебя эта ненависть к Клингеру? Что он тебе сделал?

– Ненависть?.. – переспросил он с какими-то неясными, странными интонациями, и она вдруг поняла, что это усталость – адская, свинцовая усталость. Усталость почти до полного равнодушия: как будто что-то было давным-давно похоронено в бессмысленной и безнадежной попытке забыть, а сейчас вот Клингер снова возник из ниоткуда и необходимо опять – обреченно, на рефлексе – все вспомнить и воскресить. Глории стало жаль, что она решилась задать прозвучавший вопрос – ей показалось, что она вторглась на какую-то неведомую и невидимую ей территорию, где места именно для нее пока что не было.

– Ты не думай, что я из любопытства… – чуть торопливо, будто оправдываясь, начала объяснять она.

Федерал, присев на угол письменного стола и глядя на огонь в камине, молчал. Она не понимала, слышит ли он ее.

– У меня даже и в мыслях не было…

Сказать ей или нет?..

– Просто я очень хорошо знаю, что испытывает человек, когда ему делают больно…

Про тот склад? Про операцию, которая провалилась потому, что кто-то их сдал? И сдал кто-то из своих.

– Словно волна накрывает с головой и сбивает с ног…

Рассказать ей про цветные сны?..

– Но если все держать в себе, – она старалась, чтобы ее голос звучал максимально мягко, – периодически становится плохо, и каждый раз с этим справляться все сложнее и сложнее…

– У Клингера есть кое-какие счета, – ровным, каким-то отстраненным тоном произнес он, прервав ее на полуслове. – Эти счета он до сих пор не оплатил. Все.

Сказал и даже не повернул головы. Парой фраз возвел категоричный барьер, за которым места ей действительно не было.

– И если тебя задевает мое нежелание говорить о моих с Клингером взаимоотношениях, – он по-прежнему смотрел на огонь, – то… дверь вон, открыта, я тебя не держу, и ты запросто можешь уйти отсюда, когда и куда пожелаешь…

– Ты меня прогоняешь? – не поняла она. Не поняла ни его, ни его тона, ни его настроя.

– Нет, я просто даю тебе понять, что ты абсолютно свободна. Я не стану тебя разыскивать, если ты решишь уйти. Но в рамках дела, извини, тебя придется подергать.

– Но… Куда же я пойду? – она растерялась от такого поворота событий и опустилась на диван. – Я… Господи, я не знаю, что сказать! Я одна не справлюсь с Джеком, мне… мне нужна помощь… Мне нужна твоя помощь! У меня одной не хватит сил вытащить ребят и Стеллу… Что я вообще могу сделать одна?!

Купер неожиданно быстро, почти рывком, подошел к ней, присел перед своей гостьей на корточки… Вроде протянул руку, словно собирался ее коснуться, но вдруг, на ходу, передумал и положил руку себе на колено.

– Деятель… он не только твоя, он и моя проблема… – признал он. – И возможно, даже в большей степени моя, чем твоя… Если придет время, я обязательно тебе расскажу, что нас связывает. Но не сейчас, ладно?

– Только, пожалуйста, не думай, что я из любопытства… – повторила Глория и подняла голову, чтобы успеть поймать тот короткий, едва уловимый, как вспышка молнии, миг, когда он отреагирует на ее слова.

Однако Эрик смотрел куда-то в сторону. Ей показалось, что он снова не услышал ее, а приподнятая левая бровь заставила ее спросить:

– Что-то не так?..

Он пружинисто выпрямился, приложил палец к губам и шепнул, указав рукой за спину:

– Встань за дверь. И стой там, что бы ни происходило.

Не до конца понимая, что он такого услышал или увидел, она быстро выполнила этот то ли приказ, то ли просьбу. Он жестом попросил ее хранить молчание и, аккуратно ступая, вышел из комнаты. Глория затаила дыхание, потому что ей показалось, что воздух слишком громко проникает в легкие и затопляет всю комнату громогласным свистом. Она напряженно вслушивалась в тишину, нарушаемую только потрескиванием дров в камине.

Купер пересек темную прихожую и встал около входной двери. Окно, там, в комнате, было приоткрыто и в наступившей тишине, когда говорившая Глория умолкла, он услышал, как хрустит гравий на ведущей к дому дорожке. Шаги были предельно тихими, крадущимися. Эрик автоматически отметил, что сам бы, в случае чего, шел бы непременно по траве. Ни шуму, ни пыли…

Осторожные шаги замерли, и входная дверь стала бесшумно открываться. Какой-то человек быстро проскользнул в холл, и федерал тут же включил свет. Незваный гость оказался невысокого роста, довольно хилым на вид парнем с рыжими взъерошенными патлами и с физиономией, усыпанной веснушками. Сколько ему лет на глаз было сложно определить.

Эрик ловко схватил его за воротник куртки и гостеприимно поинтересовался:

– Чаю хочешь?

Парень молча попытался вырваться, но его старания ни к чему не привели. Рука закона держала его достаточно крепко для того, чтобы он понял, что без чая здесь никак не обойтись.

– Так я не понял, ты что, чай не любишь, что ли?

– Отпустите, отпустите меня, пожалуйста, – захныкал гость. – Я ведь ничего не украл!

– А кто здесь говорит о краже? – удивился хозяин. – Я про чай спрашиваю! Или ты глухой? Но раз ты сам заговорил о воровстве, значит, рыльце-то у тебя в пушку по самые ушки. А, следовательно, выворачивай карманы.

– Да вы что?! Я только вошел, и вы…

– Ничего не знаю, – отмахнулся Купер. – Ты сказал «украл», и я решил проверить твои карманы. Выворачивай, давай, раз уж чаю не хочешь, а то сдам полиции с потрохами, да еще и привру чего-нибудь.

– Ой, не надо, не надо!

Парень принялся лихорадочно выгребать содержимое своих карманов и ссыпать все на ближайшую полку. Зажигалка, сигареты, бумажник, деньги… Почему-то не в бумажнике. На вид – баксов сто, в банкнотах разного достоинства и, что характерно, все совершенно новенькие. Ишь как хрустнули!

– О, это мое, – Эрик схватил все купюры.

– Эй, это мои деньги!

– Откуда? Стырил в соседнем доме?

– Нет. Заработал.

– Неужто на доставке пиццы? – ехидно уточнил Купер.

Парень ничего не ответил и, зажав деньги в кулаке, шарил взглядом по гостиной. Пусто, никого там нет… Вон только большой зеленый попугай, что ходит по спинке дивана. А из людей – никого.

– Ладно, черт с тобой. Раз чаю не хочешь, собирай свое барахло и вали отсюда. Я сегодня добрый.

Гость запихал все обратно в карманы, и федерал подпихнул его к дверям. Парень вдруг глянул на него через плечо:

– Скажите, а вы тут что, один живете?

– Нет, с подружкой, – прищурился хозяин и вытолкал гостя за дверь.

Снова захрустел гравий, но парень не шел, а бежал. Эрик прислушался к теперь уже удалявшимся шагам, выключил свет в прихожей, а затем сделал то же самое в гостиной.

– Поделись соображениями, – Глория следила за его действиями.

– Пока придется передвигаться в темноте. Тебя ищут. Только не твои друзья-коллеги, а Деятель.

– Почему ты так уверен, что этот парень от него?

– От него, от него, родимого. Откуда еще у этого рыжего может оказаться целая стопка новеньких купюр? Одна, две еще понимаю, но чтобы все! Клингер или кто там с ним еще, не поверят, что я не один. Надеюсь, по крайней мере, что сработает. Будут тебя искать где-нибудь в другом месте. Только я пока не понимаю – зачем? Так, и еще… – он сделал паузу. – Давай сразу договоримся, на будущее – Майк влез ко мне в дом, и я его повязал на своей территории. Лады?

Глория посмотрела на его силуэт, вырисовывавшийся на фоне освещенного с улицы окна. Она много бы дала, чтоб понять, что творится сейчас в голове ее неожиданного и странного союзника. Или он не союзник, а просто тот, кого принято считать своим ангелом-хранителем?.. Тогда ей повезло, – ведь никто не знает, как они выглядят, эти ангелы.

– А зачем это тебе? – прозвучал в тишине ее осторожный вопрос.

– Так надо. Потом сама все поймешь. Честное слово, это не во вред тебе. Ты просто верь мне, ладно?

Ничего себе! «Ты просто верь мне!» Вот это да!.. Ничего не скажешь, скромненько и со вкусом.

– Я верю тебе, – и это была абсолютная правда.

Парень добежал до перекрестка, завернул за угол и, озираясь, подошел к темно-синему «форду». Открыл дверцу и плюхнулся на сиденье рядом с водителем. Сидевший за рулем мужчина, о котором он знал только, что его зовут Сэм, повернул голову:

– Ну что?

– Фу, черт! – выдохнул недавний гость. – Нет там никакой девчонки. Можешь поверить, потому что я был у него в доме. Он там один…

– Зачем такие сложности? Надо было просто заглянуть в окно… Да ладно… Он ничего не заподозрил?

– Куда там! – махнул парень рукой. – С чаем каким-то привязался! Чаю хочешь, чаю хочешь! Клоун какой-то… Вообще сразу видно, что легавый. За вора меня принял и заставил вывернуть карманы.

– Точно клоун… – хмыкнул Сэм. – Ладно, все, можешь идти.

Парень вылез из машины и грохнул на прощанье дверцей.