Текст книги "Тень Белого Тигра"

Городские стены

18

Хансон, Чосон, конец месяца усу 1593 года, год Водяной Змеи

Ли Хон появился в покоях Ким Рэвона уже после комендантского часа.

Теперь в Хансоне и близлежащих поселениях сразу после наступления темноты звонил колокол, и городская стража под командованием Ким Мунсу следила за порядком на улицах. Никаких собраний поздними вечерами, никаких работающих заведений с выпивкой. Знать постарше собиралась в домах кисэн, чтобы обсудить нынешнее правительство и замыслить очередной заговор против короля и его приближённых. Их жёны, дочери, сёстры вели себя тихо, а сыновья и без новых порядков скрывались от стражи за стенами своих домов.

Ли Хон только недавно обнаружил, что в его армии появились подменные войска. Он узнал об этом слишком поздно – когда уже прибыл в Хансон, и половину его армии составляли крестьяне… Аристократы, что не желали отдавать войне своих изнеженных детей, платили деньги беднякам, чтобы те записывались в ополчение и шли воевать вместо своих господ. Вернуть их обратно уже не представлялось возможным, и единственный выход, который теперь нашёл для будущего Ли Хон, – это пообещать семьям воюющих крестьян поддержку рисом и мясом. И кормить овдовевших женщин и осиротевших детей бедняков он собирался за счёт аристократии.

Приказ, который он подписал днём, не понравится никому из недавно расширенного Совета чиновников, а клан Кимов из Андона и вовсе взбесится.

Но не он, пятнадцатый ван Чосона, это придумал. И платить будут те, кто не захотел защищать свою страну должным образом.

Заметив приближение короля, Сокву и Досан, два воина Дракона, охраняющие бэсинджа-ёнг этой ночью, вытянулись вдоль стены, сминая в кулаках мешочки с фишками. Играли, должно быть, пока рядом не было строгого Чунсока и ёнгданте. Ли Хон едва заметно усмехнулся и попросил отворить ему двери.

Покоями комнату в казарме с самыми низкими потолками и без окон назвать было сложно. Едва только Рэвон прибыл в Хансон вместе с Харин, король повелел отвести ему защищённое место, где его бы не достали ни любопытные взгляды шпионов наместника, ни глаза советников. Чунсок не без удовольствия сообщил, что Ким Рэвон будет в безопасности только на территории казармы, среди его воинов. Ли Хон ведь не знал, что пуримгарра обставит его слова так хитро, что придётся искать Рэвона в самом дальнем углу казарменных владений.

– Ваше вели-ичество, – нараспев поприветствовал Ли Хона Рэвон и поднялся с узкой скамьи. Спать на такой было сложно, невозможно почти. Ли Хон, едва посмотрев на неё, почувствовал, как заныла спина после долгого сидения на мягкой подушке во время бесконечных собраний.

– Я попрошу выделить тебе комнату поудобнее, – произнёс Ли Хон, пока Рэвон кланялся ему и кашлял. Его тут не кормят?..

– Не стоит, ваше величество. Моё присутствие в казарме и без того напрягает воинов. Я знаю, что здесь мне никто не доверяет.

– Не все придерживаются этого мнения, – возразил Ли Хон, но не столь уверенно, как хотелось бы. Рэвон, заслышав это, усмехнулся.

– Вы доверяете, этого достаточно.

С Ли Хоном пришёл Чунсок, и теперь он слушал разговор с неприятным удивлением. Ли Хон знал, что у Первого Когтя было много причин не верить старшему брату его генерала, и не считал, что его откровенную неприязнь следует осаживать. В конце концов, Ким Рэвон не без причин получил своё прозвище среди воинов Дракона, и даже королю было не под силу сменить их гнев на милость одним лишь приказом. В делах, что касались доверия, действовать нужно было тоньше и хитрее.

– Я присяду, позволишь? – спросил Ли Хон. Рэвон, явно удивившись, хмыкнул.

– Ваше величество, не вам спрашивать.

Ли Хон пожал плечами, прежде чем сесть на стул у крохотного стола. Чунсок встал рядом, неодобрительно качая головой. Вот же строгий из него выходит надсмотрщик… Порой Ли Хон чувствовал себя под его надзором ещё более скованным, чем в бытность наследным принцем, когда за ним бегали сотни слуг.

– Я бы пригласил тебя пообщаться во дворец, но это сразу пустит неуместные слухи, – пошутил Ли Хон. Рэвон сел обратно на скамью, скрестил руки.

– Бросьте, ваше величество. Мы оба знаем, что в королевские резиденции мне путь закрыт. Мне приятно, что вы вообще нашли для меня время. Кажется, сейчас у вас сложные дни.

– Мне бы не помешала помощь опытного стратега, да, – закивал Ли Хон. Чунсок издал звук, в котором угадывалось всё возмущение мира – и тем, что король выкладывал что-то о делах Чосона предателю, и тем, что пренебрёг ближайшим своим подчинённым, выражаясь так двусмысленно. Но Ли Хон говорил не о Первом Когте.

– И вы пришли о брате вести беседы? – выдохнул с разочарованием Рэвон. – Ваше величество, избавьте меня от причитаний, я наслушался жалоб от Сон Йонг и не хотел бы…

– Разве его величество позволил вам выбирать тему для разговоров? – прервал его Чунсок. Он держал руку на поясе, коварно близко к рукояти меча, чтобы в любой момент быть готовым вытянуть его из ножен. Рэвон покосился на его напряжённые ладони и отодвинулся подальше.

– Тише, цепной пёс. У меня в руках ни меча, ни кинжала. И я не настолько туп, чтобы пытаться убить короля в самом охраняемом месте дворца.

– Да как ты…

– Давайте не будем устраивать истерик, – попросил Ли Хон спокойным тоном.

Он хотел закончить с делами как можно раньше сегодня, потому что ждал Чжихо: лекарь должен был прибыть во дворец после полуночи, чтобы обсудить с Чунсоком новые сведения, добытые с улиц. Кто с кем видится, кто о чём думает. Лечебница куаргарра превратилась в центр паутины, откуда по нитям хансонских улиц к нему стекались все подслушанные мальчишками-помощниками шепотки и тайные разговоры, о которых никто не должен был узнать.

С такой поддержкой контролировать распространение сплетен по столице стало гораздо легче, и Чунсок, руководящий всеми подобными делами, заметно расслабился. Раньше ему приходилось запускать сложные цепочки слухов сидя во дворце, и дальше дворца они не уходили.

– Я пришёл обсудить один вопрос, – заговорил Ли Хон, внимательно рассматривая собственные ладони. – Он беспокоит меня уже какое-то время, а сегодня с ним ко мне явилась Сон Йонг.

– Вы хотите спросить меня о Хранителях? – сразу же понял Рэвон. Ли Хон взглянул на него – тот не выглядел удивлённым.

– Как догадался?

– Это старая рана, ваше величество, – уклончиво объяснил Рэвон. – Нарывает, как язва, потом ноет перед бурей. Недавно Йонг сказала, что мой брат взял себе в Хранители своего мечника.

– И? Что ты думаешь, он не стал бы?

Рэвон ответил не сразу. Помолчал, прикидывая шансы быть побитым, видимо, после этого разговора. Наконец он вздохнул.

– Что вы знаете о Хранителях? – Вопрос был адресован Ли Хону, но Чунсок тоже напрягся.

– Я знаю, что Чунсок желал стать Хранителем все годы службы у Нагиля.

– И не стал, верно?

– Нет, Нагиль отказывал ему всё время.

– И не объяснял почему? – Бровь Рэвона скрылась под повязкой, которую он стал носить в стане драконьего войска на манер остальных воинов, хотя тем его вид не нравился. Специально он злил людей или же просто хотел казаться им своим, Ли Хон не знал, но думал, что таким образом Рэвон хотел показать своё подчинение местным порядкам. Жаль, его попытки не принимались воинами.

– Это меня не касалось, – уклончиво ответил Ли Хон и взглянул на посуровевшего Чунсока.

– Я тоже не знаю причины, – добавил тот, смутившись.

– Отчего же вы ни о чём не спрашиваете… – протянул Рэвон со вздохом и поднялся, вытягиваясь. Шагнул из стороны в сторону, прикидывая, сколько может сказать королю, которого дела Дракона не касались, и Первому Когтю, который не ждал объяснений. Ли Хон решил, что вытянет из несговорчивого Рэвона всё, что тот знает. В конце концов, Нагиль был королю другом в первую очередь.

– Дракон убивает своего Хранителя, ваше величество, – медленно сказал Рэвон спустя долгое мгновение.

– Что?.. – выдохнул Чунсок.

– Поэтому я отказался. Мастер Вонгсун хотел, чтобы мы с Нагилем стали Драконом и Хранителем, и один из нас должен был бы в конце убить другого. Не о такой жизни для брата я мечтал.

Тоска Рэвона, которую Ли Хон помнил по их долгим беседам в плену, наконец, стала понятнее. Он сжал одну ладонь, силясь принять эту правду, провёл второй по столу. Смутное ощущение навязанной свыше воли оформлялось в мыслях всё отчетливее в понимание: благородная задача, что стояла перед Великим Зверем, требовала цены почти неподъёмной. И ложь тут мешалась с правдой в таких хитросплетениях, что невозможно было разобрать, кто был первым солгавшим. С кого в длинной череде недомолвок началось всё?

Ли Хон посмотрел на Рэвона, в глазах которого читались бесконечная усталость и злость и неожиданно понятное ему желание. Хочу, чтобы всё закончилось, думал он. Совсем как Ли Хон.

– Ты уводил его от смерти всё это время, – сказал он. Рэвон его слова будто не услышал – сделал вид, что не слышит. – Святые духи, почему ты не сказал ему это? Почему не объяснил?

Рэвон поджал губы, словно обиженный ребёнок. Отвернулся, пряча лицо в дрожащей тени, отбрасываемой светом факелов по периметру комнаты.

– Он бы не поверил мне, – сказал он твёрдо. – Он верил нашему мастеру, почитал его. Боготворил. Он не стал бы меня слушать.

– Столько лет прошло, Ким Рэвон! – укорил его Ли Хон. Теперь он тоже злился – на беспомощного старшего брата, что допустил столько лжи из-за упущенного момента. – У тебя была возможность развеять его сомнения.

Рэвон качнулся из стороны в сторону, на короля не глядя.

– Что вы знаете о сомнениях, ваше величество.

– Всё! – Ли Хон вскочил, хлопая по столу раскрытой ладонью. Гнев вскипал в нём, точно лава в вулкане, он бросил в сторону короткое ругательство и заговорил быстро, едва поспевая за собственной злостью: – Я не был рождён законным сыном, не был воспитан наследником своего отца, не был допущен до Советов, как мой старший брат, и ничего не знал о том, как быть правителем огромной страны. И посмотри, где я теперь, что я делаю!

Пришлось отойти в сторону, чтобы не опрокинуть в ярости стул. Коннёнпхо жало во всех местах, дышать было тяжело и душно. Сейчас Ли Хон совсем не походил на спокойного мудрого правителя, которого должен был показывать подчинённым.

– Чосон достался мне в руинах, разбитым, мои люди страдают. Мой брат мёртв, мой отец мёртв, и я даже не могу проклясть их обоих за скоропостижную смерть, ведь это не их вина. Совет не доверяет мне, весь Чосон считает меня выскочкой, мои земли раздирает война, потому что какой-то ублюдок решил, будто мы маленькое ничтожное государство, не способное защищаться, и у нас можно отнять все сокровища и сделать нас рабами, ведь мы недостойны Великих Зверей.

Он остановился, чтобы перевести дыхание, отёр со лба пот. Рэвон и Чунсок, оба притихшие, смотрели на короля с опаской.

– Не говори мне о сомнениях, я испытываю их каждый день, каждое мгновение. Но знаешь что, бэсинджа-ёнг? Я не имею права окунаться в них, ведь несу ответственность за страну и всех людей, в ней живущих.

Рэвон даже не удивился, заслышав неприятное прозвище из уст Ли Хона. Он сел, переводя дыхание, Ли Хон остался стоять, возвышаясь над ним мрачной тенью.

– Как только Нагиль вернётся, советую тебе обо всём ему рассказать, – бросил Ли Хон напоследок. – Чунсок.

– Да, ваше величество?

– Отпиши генералу, что я жду его возвращения как можно скорее.

Они уже покидали покои Рэвона, когда Ли Хон, будто вспомнив, добавил:

– Чунсок, напиши генералу, что его возвращения ждёт упрямая госпожа. И можно приукрасить действительность, я думаю. Скажи, что она сожгла половину моего дворца и я в бешенстве.

– Ваше величество? – почти крякнул Чунсок.

– Что? Тоже врать не умеешь? И откуда вас, таких, в драконье войско отбирают…

Чжихо уже ждал Ли Хона в его кабинете. Потревоженный разговором с Рэвоном, король ворвался в комнаты с грохотом – задрожали бумажные двери и чуть не упала, скособочившись, ширма с горным пейзажем, стоящая перед столиком, – и лекарь вздрогнул от неожиданности.

– Мне сказали ждать вас внутри, ваше величество, – извиняясь, поклонился Чжихо. Ли Хон замер перед ним, сидящим, и тот мгновенно вскочил на ноги и поклонился так низко, как Ли Хону и советники не всегда кланялись.

– О, бросьте, Чжихо, – выдавил Ли Хон слабую полуулыбку. – Вы мне год назад пальцы бинтовали и отвары лекарственные делали, не вам так спину гнуть передо мной.

– Да как же… – зашептал лекарь. Чунсок кашлянул, возражения смолкли.

Ли Хон уселся за письменный стол, размял шею. Он думал, что разговор с Рэвоном не займёт у него больше получаса, а в итоге вернулся затемно, да ещё и злился. Не с таким настроением следовало принимать Чжихо, который выполнял теперь не только роль чудесного лекаря с золотыми руками, но и следил за всем городом ради короля.

– Простите меня, мой друг, – помедлив, заговорил Ли Хон. – Вы, должно быть, прождали меня не меньше часа. Обещаю, отпущу вас раньше рассвета. День был не из лёгких.

Чжихо, склонив голову, чуть улыбнулся. У него был не самый свежий вид, под глазами пролегли тени – явные следы недосыпа и усталости. Ли Хон сделал пометку отправить в лечебницу Четвёртого Когтя лекарства лично для лекаря, а не людей, его окружающих.

Был бы рядом Нагиль, он бы, вероятно, осудил молодого неопытного короля за то, что тот использует чужих людей на своё усмотрение и раздаёт им поручения выше их обязанностей. Чунсок обронил как-то, что иного пути у короля нет и что тяжесть, давящая на плечи Ли Хона, не миновала ни одного правителя. Утешала только эта мысль: не ему одному на троне приходилось переживать за свои действия, хотя предыдущего вана Чосона, похоже, с момента окончания первой войны с Японией мало что в жизни волновало.

– Какие новости, Чжихо? – Ли Хон сжал переносицу двумя пальцами, выдавливая из головы отвлекающие от дел мысли. Он не видел, но Чжихо переглянулся с Чунсоком, перекинулся с пуримгарра парой знаков, понятных только им, и нахмурился.

– Поговаривают, – начал он, возвращая внимание к королю, – японцы проникли в город.

– Да что ты? – раздражённо цокнул Ли Хон. – Японцы давно по нашим землям топчутся.

– Нет, ваше величество. Не так.

Ли Хон напрягся.

– Что ты имеешь в виду?

– Говорят, японцы под видом чосонских торговцев тканями и порохом бродят по городам и слушают пересуды.

– Шпионят то есть? Чунсок, отдай приказ Ким Мунсу, пусть удвоят охрану важных точек в Хансоне и выследят японских лазутчиков Тоётоми.

Чжихо покачал головой, несмело поднял ладонь вверх. Ли Хон осекся.

– Ваше величество, я слышал, это не шпионы Тоётоми. Говорят, купеческие гильдии послали людей прямо из Японии. Поговаривают, в Японии действия Тоётоми не всем по нраву.

– Хочешь сказать, это может быть третья сторона в войне? – медленно переспросил Ли Хон. Чжихо кивнул, но с сомнением. Правильно, делать выводы пока рано. Слухи – плодородная, но весьма неоднозначная почва для суждений. – Хорошо, давай понаблюдаем и не будем обрубать возможные связи. Враг моего врага – не всегда мой друг, но временный союзник. Да, Чунсок?

– Всё верно, ваше величество, – отозвался пуримгарра. На этот раз от Ли Хона не ускользнул взгляд Чунсока в сторону Чжихо.

– Что ещё? – протянул он. Лекарь замялся. – Чжихо?

– Простите, ваше величество, – быстро заговорил тот. – Возможно, я лезу не в своё дело. Мне и сообщать вам такое не следует, это не вас касается, и я должен бы хранить врачебную тайну…

– Слышу присказки нашей госпожи из Священного Города, – понял Ли Хон. – Говори сразу, что натворили? Вряд ли сожгли половину моего дворца, да?

Чжихо поднял в воздух раскрытые ладони.

– Нет, что вы. И зачем бы нам… Всё дело в Сон Йонг. Она приходила ко мне сегодня, сказала, что мало спит, просила что-то от бессонницы. Ваше величество, она слабеет. Вы знаете, что она кашляет кровью?

Ли Хон замер, почти задержал дыхание.

– Что?..

– Не знаете, так я и думал, – неодобрительно качнул головой Чжихо. – У госпожи Сон Йонг иногда кровь течёт изо рта. Я думал, она заболела, видел такое несколько раз, хотел уже отправить в ваши лечебницы и просить лекарств из королевских запасов. Но у неё нет никаких других симптомов болезни, она здорова, просто слаба.

– Твоё «просто слаба» как-то мало похоже на «не о чем беспокоиться», – с нарастающим подозрением произнёс Ли Хон. Почему Йонг не пришла к нему и не поделилась этой тревожной новостью с ним? То, что он стал королём, не означало, что он отупел или оглох.

– Она не хотела вас волновать лишний раз, – поняв, объяснил Чжихо. Легче не стало. – Ваше величество, я думаю, всё дело в имуги.

– Йонг про него давно не говорила…

– Именно, он не показывается довольно давно. Похоже, змей съедает госпожу.

Чунсок шагнул ближе, зазвенел на его поясе меч.

– Мы не можем знать этого наверняка. Генерал бы понял это и…

– И давно примчался к нам из Империи? – оборвал его Ли Хон. – Мы не можем быть уверены в том, что его не держат там силой.

Чунсок, похоже, рассердился ещё сильнее.

– Вы считаете, ваше величество, генерал снова в ловушке? Он бы написал нам об этом.

– Если ты в ловушке, ты не можешь никому об этом сообщить, – съязвил Чжихо. Ли Хон заметил, что лекарь, несмотря на спокойный нрав, порой был весьма вспыльчив. Как сейчас.

– Ёнгданте бы смог. Он использует письменный ёнглинъ.

– У ёнглинъ нет письменности!

– Есть.

Чунсок опустил голову, пару раз тяжело вздохнул. Ли Хон и Чжихо замерли в ожидании.

– Генерал рассказал мне, давно, что он и Ким Рэвон придумали знаки для самых важных слов, так они обменивались записками в детстве. Если бы он заподозрил что-то неладное с госпожой, он написал бы об этом нам, даже не имея возможности изъясняться свободно.

Ли Хон вспомнил все письма, которые получил от Нагиля: их было немного, всего три или четыре коротких письма, посланных с гонцами прямиком из Империи. В них не было ничего необычного, никаких знаков, которые привлекли бы внимание Ли Хона, или следов сомнений самого генерала.

– Значит, мы не можем утверждать наверняка, что именно имуги виноват в состоянии Йонг, – медленно покивал Ли Хон своим мыслям. – Что тогда нам делать?

– Вам, ваше величество? – вскинул брови Чжихо. – Беречь страну, заботиться о людях в ней. Я сообщил вам всё, потому что считаю важным, чтобы вы были в курсе событий. Госпожа Сон Йонг – тоже ваш человек. И она нуждается в защите так же, как и все остальные люди Чосона.

– Я этого и не отрицал, – вспыхнув, ответил Ли Хон. – И никогда не отказывал ей в поддержке.

Чжихо кивнул.

– Отказывается она, ваше величество. В этом проблема.

– Хорошо, – вздохнул Ли Хон. – Я тебя понял. Попробуй придумать что-то, чтобы помочь ей, как лекарь. А я позабочусь об остальном. Теперь можешь быть свободен. Я попрошу – тебя проводят в город.

– Не нужно, ваше величество, меня проводит Ильсу.

Чжихо поднялся с колен и поклонился. Теперь он выглядел если не бодрее, то спокойнее, что Ли Хона порадовало. Чжихо был старше его, опытнее, рассудительнее. Ли Хон помнил его по временам военных походов, как самого спокойного Когтя и самого решительного, если дела касались здоровья других людей.

– Чунсок, – вздохнув, протянул Ли Хон.

– Да, ваше величество?

– Напомни позвать завтра господина Иридио на чай.

– О нет…

19

Единые горы, Чосон, месяц чхунбун [79]79
  Период с 5–6 марта по 20–21 марта по китайскому календарю, время весеннего равноденствия.


[Закрыть] 1593 года, год Водяной Змеи

Йонг вернулась под своды небольшого храма в деревне призраков после изнурительного дня тренировок. Гаин просила её действовать быстро и горячо, сохраняя холодным рассудок, эти уроки в деталях отличались от тех, чему Йонг училась у Дэквана и Чунсока. Если первый просил не забывать о дыхании и чаще оставлял её наедине с мыслями в одной неподвижной позе, а второй твердил про равновесие и меткость, каждый раз выбивая из-под ног Йонг опору, то Гаин, бессменная предводительница Дочерей, говорила о скорости больше остальных. И учила бить быстро, яростно, вкладывая в силу удара накопленные злость на мир и его несправедливость.

От копья, которое Йонг брала в стане Дочерей и каждый вечер возвращала обратно, болели руки и снова ныло всё тело. Тянуло под рёбрами: Гаин ударяла Йонг по ним несколько раз за день, несильно, но ощутимо. Теперь Йонг сидела в старом храме, слушая, как бьёт по дырявой крыше сердитый ливень, и прикладывала к новым синякам на теле смоченную в травяном отваре Чжихо повязку. Гаин была очень строгим учителем, не щадящим никого из своих Дочерей. В прошлом к Йонг она относилась со снисхождением, но теперь, надо полагать, сыгунгарра следовало поблагодарить за побои – видно, Гаин признала Йонг если не равной, то хотя бы достойной стать одной из воинов её отряда.

– Через неделю болеть перестанет, – раздалось от дверей павильона, где пряталась Йонг. Она обернулась и застала в проёме меж двух колонн Ильсу. Та прикусила губу, в свете неярких огней факела показавшаяся неуверенной. – Помочь?

– Помощь мне не помешала бы, – призналась Йонг.

Ильсу прошла ближе к циновкам, разложенным тут для грядущего ночлега, и качнула головой в неодобрении.

– Не слишком ли холодно тут спать?

– Я вернусь в казарму к Дочерям, как станет холодно, – пояснила Йонг. – Хочу до часа Тигра [80]80
  Время с трёх до пяти часов ночи.


[Закрыть] пообщаться с духами, они в это время разговорчивее, чем днём.

– Говоришь совсем как шаманка.

Ильсу села, словно не заметив смятения на лице Йонг, но потом повернулась к свету от одинокого факела со жжёными косточками сливы. Она тоже выглядела смущённой. Протянула руку, забрала у Йонг тряпку, смочила её в миске с отваром. Пока она тёрла плечи Йонг и просила поднять руки, чтобы коснуться торчащих рёбер, та ничего не говорила. Между ними сгущалось спокойное молчание, в котором можно было угадать невысказанные извинения.

– Я не должна была так злиться, – сказала, наконец, Ильсу. Йонг вздохнула.

– Тебе не нужно…

– Нет, ирмэ, нужно. Мне стоило давно объясниться, что я не держу на тебя злости. Я на себя злилась.

Она покосилась на тонкое пламя в маленьком факеле, стоящем прямо напротив Йонг, бесстрашно тронула его пальцем. Поморщилась, подбирая слова.

– Мне не стоило отпускать Юну одну, знала же, что… Но ты дала мне поручение, и я не могла его не выполнить.

– И без тебя мы бы сейчас не строили планы по разгрому японских кораблей, – кивнула Йонг, кусая губу. – Мер’тонъ, ты говоришь так, будто что-то можно было бы изменить.

Ильсу моргнула от удивления.

– Разве нет?

Йонг улыбнулась горькой улыбкой, вытянула губы тонкой кривой линией по той стороне лица, что не трогала забирающаяся с шеи всё выше змеиная чешуя, сухая, похожая на кору дерева. Чжихо просил следить за ней и обильно мазать жирной мазью, которую он приготовил специально для Йонг, но она забывала. Последние дни она забывала обо всём, даже о еде и нормальном сне.

– Когда я только вернулась в Хансон, я считала, что могла бы всё исправить, если бы подумала как следует раньше, – сказала Йонг медленно. – Мол, знай я, чем всё обернётся, решила бы действовать по-другому. Но даже духи, что знают всё будущее вселенной, любую вероятность, которая возможна в этом мире и всех остальных, даже они не показывают всего. Мы считаем, что властны над своей судьбой в любой момент времени, но это не так. Порой, – она вздохнула, потянулась к сидящей напротив Ильсу и взяла её за руку холодными пальцами, – порой нам открыты разные дороги. Но, выбирая одну из них, мы больше не можем сойти с тропы. Я не могла поступить тогда по-другому. И ты не могла изменить ход событий. Может быть, Юне не суждено было погибнуть, а Лан – прослыть предательницей Империи.

На этих словах Йонг запнулась, проглотила густую слюну, давая себе время, чтобы унять сердцебиение. Ильсу смотрела на неё во все глаза, не мигая, будто Йонг в этот момент пребывала в мире духов, в водах Великого моря – где угодно, только не среди живых. Она и сама так чувствовала: как леденеют пальцы, как холодеет кровь в жилах, как сбивается дыхание, словно горло сдавливают невидимые путы, а воздух вокруг наполняется шёпотом. «Ты не знаешь всего, но мы покажем тебе».

– Поступи мы с тобой иначе, они могли бы выжить? Мы этого не узнаем, да и не нам о том судить, – договорила Йонг, стискивая руку Ильсу. – Многое в жизни я потеряла, когда выбрала этот мир. Многого в жизни ты лишилась, когда выбрала Дочерей. Но и ты, и я приобрели гораздо больше, чем могли желать. Разве нет?

Ильсу медленно кивнула, теряя нить разговора. Йонг и сама толком не понимала, куда ведёт её чужеродный шёпот, – знала лишь, что должна сказать это, пока духи не измучили её, иначе этой ночью она совсем не уснёт.

– Ты привела в Хансон Иридио, и это самое главное, – договорила она и тут же усмехнулась, сминая таинственность всего вечера в кулак. – Хотя, надо признаться, иногда я жалею, что мы вообще с ним знакомы.

Ильсу вдруг вспыхнула.

– Он довольно упрям. Как и ты, ирмэ.

Она хихикнула, Йонг тоже улыбнулась. Ильсу заметно потеплела, напряжение между ними спало, будто обе отпустили невидимую нить, вдоль которой тянули свои недосказанные сомнения. Ильсу осмотрелась, не нашла в убранстве храма ничего стоящего внимания и вернула взгляд к Йонг.

– Этот ослиный иноземец пришёл бы и сам, моя помощь в этом не требовалась, – заявила она. Дрогнуло пламя факела рядом, Йонг выпрямилась. – Ты не знаешь? Великий Лазурный Дракон, он не сказал тебе?..

– О чём это ты?

Йонг нахмурилась, но Ильсу больше ничего не сказала на этот счёт.

– Что ж, ирмэ, не мне рассказывать чужие секреты, – только выдала она и сослалась на поздний вечер. – Гаин зовёт на ужин, я пришла сюда за этим.

– Гаин готовила? – с сомнением спросила Йонг. Ильсу фыркнула.

– Нет, Копириан… Коби… Проклятье, кто-то из чужеземцев старался. Идём, пока всё не разобрали.

На деле португалец оказался предприимчивым и деятельным, хотя всю дорогу до Ульджина делал вид, что его происходящее вокруг никак не касается. Йонг больше блеска видела в глазах его людей, те даже радовались ей сильнее, чем их капитэ. Последний только ворчал, находил новые причины ругать правительство, издевался над Йонг, когда видел её с мечом в руках.

– Ничего у такой слабой девчонки не выйдет, – говорил он, проходя мимо, когда Йонг в поле вместе с Дочерьми или воинами Чунсока училась стрелять из лука и фехтовать. Новобранцев, пока в Лапе отсутствовал Дэкван, выбирал лично Чунсок, а учил Боым, хотя, казалось, спокойный и мягкий воин подходил на замену строгому тырсэгарра меньше всех.

– А вы бы тоже взяли в руки меч и потренировались, – рявкала на него Гаин и гнала с поля. Иридио, почесывая бороду, удалялся прочь с самым довольным видом.

– Он не особенно любит женщин, – замечала Чхонги, пока натягивала тетиву на новые луки.

– На поле боя – может быть, – кривила губы Гаин. – А вот в доме кисэн очень даже они ему по душе.

Ильсу отворачивалась и молчала, что было на неё не похоже. Йонг следила за ней с тех самых пор, как они говорили в храме, и гадала, может ли спросить обо всём Иридио – и скажет ли он правду или снова отшутится и прикинется непонятливым. Дочери тоже слышали разное о португальском торговце пряностями и тоже сплетничали вечерами о том, на самом ли деле этот язвительный человек убил женщину короля, или на него наговаривают.

– Он не кажется злым, – шептала Чхонги, сидя у костра рядом с Йонг. Ильсу по другую от неё сторону ворошила палкой угли.

– Он и не злой. Он спас Намджу, забыла?

– Его Чжихо вылечил, – резонно замечала Чхонги.

– А умереть ему не дал Иридио.

Йонг слушала их обеих и строила свои теории. Она уже знала от Гаин, что Ли Хон не хотел отпускать её в компании португальцев и потому приставил весь отряд Дочерей присматривать за упрямой подругой в дороге до Ульджина. Ещё Йонг знала, что Ли Хон поручил что-то Иридио, что-то, о чём с ней не поделился, и это касалось загадочного генерала Хигюна, ждущего королевский указ в Ульджине.

– Боым с воинами доведут нас до города и вернутся в Хансон, дожидаться ёнгданте, а мы останемся защищать сыта-голь, – сказала как-то Гаин, разминая руки перед утренним рывком через горы. Ильсу услышала это и сникла, хотя никто, казалось, ничего не заметил. Йонг шла с ней рядом весь тот день и пыталась разговорить, но ирмэ делала вид, что её ничего не беспокоит.

– Радуйся, что можешь видеть его рядом, пока есть возможность, – буркнула Йонг под вечер длинного дня и ушла, внезапно рассердившись на Ильсу. Та смотрела ей вслед с недоумением.

Всю ночь Йонг проворочалась без сна, снова, и наутро чувствовала себя ещё более измотанной и злой. Обида крепла в её душе, отравляла все мысли.

Она ждала, что Нагиль вернётся до того, как ей придётся покинуть Хансон, пусть духи и твердили ей о другом исходе. Она надеялась, что Нагиль догонит её в дороге и дальше путь в Ульджин они будут держать вместе. Она молилась, лёжа на циновках в старом храме, что Нагиль придёт, прискачет, прилетит за ней, как в самую первую их встречу, и снова похитит, унесёт подальше от приближающейся беды, которую Йонг не могла контролировать, вернёт в тепло своих рук.

Она так желала этого, что, просыпаясь каждое утро, проклинала день, и восход солнца, и новые дела, что предстояло решать. И длинную дорогу до Ульджина, и разговоры воинов и Дочерей, и Иридио, что строил из себя всезнающего гения.

Когда на семнадцатый день их похода за поворотом широкой дороги показалась выжженная земля вместо полей, Йонг первым делом подумала о Драконе.

– Сражение в прошлом году, – пояснила идущая рядом Гаин. Свист Дочерей впереди и чуть стороне от них дал знать, что дорога свободна, и потому сыгунгарра шагала рядом с Йонг, беззаботно размахивая копьём.

– Когда драконье войско отвоёвывало Ульджин? – спросила Йонг.

– Да. Говорят, знатный был бой.

Йонг покосилась на сыгунгарра, возражение почти сорвалось с языка, когда та, осознав причину молчания, добавила:

– Не вини воина за гордость. В этом мире слишком мало осталось хороших вещей, и мы вынуждены находить их даже среди крови и смерти.

– Лучше умереть, защищая того, кто дорог, – вспомнила Йонг давнюю, почти забытую фразу, которую неизменно связывала с Вонбином, хотя произнёс её Нагиль.

Чем дольше Йонг жила в Чосоне, тем больше боялась, что в конечном итоге эти слова станут предзнаменованием для Дракона и генерала, в чьём теле тот жил.

– Твоя правда, сыта-голь, – кивнула Гаин. – А теперь можешь выдохнуть. Мы пришли.

Стены Ульджина успели восстановить после зимней осады и снова разрушить новыми набегами. Ли Хону докладывали, что камни из крепостных стен используют, чтобы топить подбирающиеся со стороны Медного моря корабли. Король ругался и велел сменить разрушительную стратегию, грозился Драконом, но опытный в своём деле генерал Хигюн, похоже, приказам короля не внял: Йонг заметила, что стены, встречающие усталый отряд, разбирают, а не возводят.