Текст книги "В поисках утраченного величия. Иран, ядерное оружие и Ближний Восток"

Бывший муфтий умер в 1974 году в Бейруте. Его хоронил племянник Ясир Арафат, посвятивший всю свою жизнь созданию палестинского государства, которое, если бы не его дядя Хадж Амин, могло бы появиться на свет еще в 1948 году…

Что же произошло в Тегеране в 1943-м?

Эта хрестоматийная история рассказана в популярном некогда художественном фильме «Тегеран-43». Немецкая разведка решила убить Сталина, Рузвельта и Черчилля, когда в конце 1943 года они встретились в Тегеране. Но легендарный советский разведчик Николай Иванович Кузнецов узнал от пьяного эсэсовца в Ровно о замысле врага и сообщил в Москву. Советские разведчики в Тегеране обезвредили немецких диверсантов и спасли «Большую тройку».

В реальности на «Большую тройку» никто не покушался. И все киножертвы были напрасны. Игорь Костолевский мог бы поберечь себя в Тегеране, а Алену Делону не стоило умирать в Париже в схватке с немецкими диверсантами.

Профессор-иранист Даниил Семенович Комиссаров в годы войны был пресс-секретарем советского посольства в Иране. Встреча в Тегеране происходила на его глазах. Он рассказывал мне, что накануне войны в Иране действительно обосновалось много немцев. Но уже осенью 1941 года немецкую колонию изгнали из Ирана и арестовали практически всех, кто сотрудничал с немецкой разведкой.

Когда в Тегеране встретились Сталин, Рузвельт и Черчилль, никто из немецких агентов даже не подал признаков жизни, пишет Юрий Львович Кузнец, автор интересной книги «„Длинный прыжок“ – в никуда: Как был сорван заговор против „Большой тройки“ в Тегеране». В радиообмене между разведслужбами Германии и иранской агентурой не выявлено ни одной шифртелеграммы, которая бы нацеливала агентов на работу в Тегеране в связи с приездом «Большой тройки». Юрий Кузнец: «Некому было принять и прикрыть группы десантников, – даже если бы им удалось благополучно и незаметно приземлиться. Некому было организовать их взаимодействие с прогерманским подпольем, поскольку оно было фактически разгромлено. И тем более некому было осуществить террористический акт против Рузвельта, Черчилля и Сталина».

Почему же после начала войны симпатии немалого числа иранцев оказались на стороне Германии? Дело в том, что в конце августа 1941 года советские и британские войска с двух сторон вошли в Иран, чтобы покончить здесь с немецким влиянием, контролировать нефтепромыслы и обезопасить военные поставки Советскому Союзу по Трансиранской железной дороге.

Для начала 19 июля 1941 года советское и британское правительства одновременно потребовали от Тегерана выслать из страны всех немцев. Меньше чем через месяц, 16 августа, это требование прозвучало еще раз. Правительство Ирана ответило, что живущие в стране немецкие граждане ни для кого не представляют опасности, а их высылка шла бы вразрез с провозглашенным Тегераном принципом нейтралитета. Шаху нужны были примерно шестьсот немецких специалистов, которые работали по всей стране. И все же, чтобы успокоить Москву и Лондон, 23 августа из Ирана выслали шестнадцать немцев. Но это ничего не изменило. Сталину и Черчиллю нужен был лишь предлог.

25 августа советский и британский послы передали главе иранского правительства ноты практически одинакового содержания. Новым советским послом в Тегеране только что был назначен Андрей Андреевич Смирнов, которого ждала большая дипломатическая карьера. В советской ноте говорилось: «Иранское правительство отказалось… принять меры, которые положили бы конец затеваемым германскими агентами на территории Ирана смуте и беспорядкам, тем самым поощряя этих агентов Германии в их преступной работе… Советское правительство вынуждено принять необходимые меры и немедленно же осуществить принадлежащее Советскому Союзу в силу статьи 6-й договора 1921 г. право – ввести временно в целях самообороны на территорию Ирана свои войска».

Британские войска вступили на территорию Ирана из Ирака. Две советские армии, 47-я и 44-я (в их составе были горнострелковые дивизии), легко прорвали слабую оборону иранской армии (см. газету «Красная звезда» от 25 августа 2001 года). Иранцы, как правило, сразу сдавались в плен, лишь немногие оказали не более чем символическое сопротивление.

Правительство Ирана немедленно ушло в отставку. Реза-шах отрекся от престола и передал трон старшему сыну – Мохаммаду Реза Пехлеви. Тот объяснял, что отец не пожелал быть номинальным правителем оккупированной страны…

Посольства Германии, Италии и Румынии были закрыты. Тем не менее Тегеран бомбили. Военного смысла налет авиации не имел – это была мера устрашения и давления, после чего войска союзников заняли столицу страны. Эта акция бесконечно унизила иранцев, особенно офицерство.

Советский Союз ввел в страну еще одну свою армию – 53-ю Отдельную Среднеазиатскую. Таким образом, в Иране находились крупные силы, которые подчинялись Закавказскому фронту (штаб фронта находился в Тбилиси). А ведь это были самые тяжелые месяцы Великой Отечественной! Немцы наступали на Кавказ, войск отчаянно не хватало. Главный Кавказский хребет был беззащитен, но Сталин держал в Иране три общевойсковые армии с приданными им двумя танковыми дивизиями, общей численностью шестьдесят тысяч человек (см. «Военно-исторический журнал» № 11 за 2012 год). Британский премьер-министр Уинстон Черчилль предлагал заменить в Иране британскими войсками советские, чтобы Москва могла сосредоточить все силы на германском фронте. Предложение было отвергнуто: контроль над Ираном важнее…

Британская контрразведка выловила и посадила практически всех прогермански настроенных иранцев. Москва, кстати говоря, не торопилась давать согласие на эти аресты. Резидентура советской разведки в Тегеране пришла к выводу: англичане «хотят обеспечить наше участие в ликвидации антианглийски настроенной политической и военной верхушки».

Британцы упустили только Хадж Амина, который после провала совместной с гитлеровцами авантюры в Ираке сбежал в соседний Иран, где его дружески встретил шах Реза Пехлеви. Великий муфтий укрылся в японском посольстве в Тегеране. Но на его несчастье советские и британские войска вошли в Иран. Черчилль приказал арестовать муфтия. Но он вовремя бежал в Турцию, сбрив бороду и перекрасив волосы. 11 октября 1941 года, в дни тяжелейших боев под Москвой, самолет с великим муфтием приземлился в фашистской Италии. Его принял Муссолини и с почестями отправил дальше – в Берлин…

Советская резидентура в Тегеране, которая составляла больше ста оперативных работников, занималась не только германской агентурой, но и по приказу наркома госбезопасности Всеволода Николаевича Меркулова следила за англичанами. Резидентом в Иране был знаменитый (среди профессионалов) Иван Иванович Агаянц. Благодаря завидным природным способностям он выучил несколько иностранных языков – французский, фарси, турецкий, испанский. Работал во Франции (под прикрытием сотрудника торгового представительства, затем консула). После нападения Германии на Советский Союз поехал в Иран резидентом. Многие ветераны считают Агаянца лучшим советским разведчиком.

Я спросил профессора Комиссарова: «Предупреждали накануне приезда Сталина в Тегеран сотрудников посольства, немалую часть которых составляли разведчики, что возможно покушение на жизнь великого вождя, призывали к бдительности?» – «Конечно же, нет, – рассмеялся профессор. – Никаких немецких парашютистов в Иране тогда не было. А если бы кто-то и появился, ничего сделать бы не смог».

Лидеры трех стран чувствовали себя в Тегеране вполне комфортно. Главное свидетельство тому: Сталин покинул территорию посольства и преспокойно нанес протокольный визит шаху Ирана. Профессор Комиссаров: «Сталин проехал через весь центр Тегерана, и ничего. Если бы существовала хоть малейшая опасность, он бы не поехал».

Американский президент Франклин Делано Рузвельт жил в Тегеране не в своем посольстве, внушавшем тревогу с точки зрения безопасности, а в советском, надежно охраняемом офицерами Шестого управления НКГБ. По причине слабого здоровья Рузвельт никуда не выходил, и молодой шах сам прибыл в советское посольство, чтобы повидать американского президента.

А Сталин, как положено, нанес протокольный визит главе государства. «Сталин был очень вежлив и почтителен, – вспоминал шах, – он явно хотел оставить добрую память о себе. Он даже предложил мне в дар полк танков Т-34 и эскадрилью военных самолетов».

Для охраны участников встречи в Тегеран направили 131-й отдельный мотострелковый полк пограничных войск НКВД СССР, сформированный из наиболее отличившихся солдат и офицеров. Полк охранял советское посольство, консульство, торгпредство, комендатуру, дворец шаха, почту, телеграф, военные склады и аэропорт. Командир полка полковник Никита Фадеевич Кайманов, получивший в первые месяцы войны звание Героя Советского Союза, так подписывал официальные бумаги: «Командир гарнизона советских войск в Тегеране».

Известный российский историк-германист Лев Александрович Безыменский, изучавший немецкие документы того периода, свидетельствует: нет упоминаний о подготовке покушения на «Большую тройку» в Тегеране.

Считается, что руководить операцией в Тегеране Гитлер назначил своего любимца – командира диверсионной группы войск СС Отто Скорцени. Это почти легендарная личность. Скорцени приписывают различные подвиги, хотя у него было больше провалов, чем побед. Но все перекрыла история с Муссолини.

Летом 1943 года король Италии приказал арестовать вождя итальянских фашистов Бенито Муссолини, чтобы поскорее закончить войну. Тогда Гитлер поручил Скорцени организовать операцию по спасению Муссолини, и тот со своими парашютистами вызволил дуче из заключения и доставил его на встречу с Гитлером.

Лев Безыменский рассказывал мне: «Сохранились все документы, по которым можно точно установить, где был Скорцени и чем занимался. Весной сорок третьего года перед ним действительно ставили задачу готовить диверсии в Иране. Но он ничего не успел сделать. Несколько немецких парашютистов сбросили в Иране. Но далеко от Тегерана. Они должны были организовать диверсии на нефтепроводах».

Разведчик и писатель Виталий Геннадьевич Чернявский считал, что спецслужбы Третьего рейха такую операцию и не планировали и уж тем более ничего не мог узнать о ней, находясь в Ровно, Николай Кузнецов: «В архивах германских спецслужб, которые после победы попали к нам или к союзникам, нет и упоминания о подготовке операции „Длинный прыжок“». Во время войны и в первые послевоенные годы подполковник Виталий Чернявский служил в том отделе советской внешней разведки, который занимался операциями в Германии и Австрии. Он, в частности, разбирал архивные документы немецкой разведки.

Удостоенный посмертно звания Героя Советского Союза Николай Кузнецов довольно успешно действовал в немецком тылу. Но он был не столько разведчиком, сколько диверсантом. До войны начинал осведомителем контрразведки, работал с иностранцами. Заброшенный в тыл врага, проявил замечательное бесстрашие и невероятную находчивость. Он появлялся в разных местах, брал немецких офицеров или чиновников оккупационного режима, что называется, на арапа, уничтожал их и исчезал раньше, чем им успевали заинтересоваться…

Зачем же Москва решила напугать американского президента мифическим заговором? Задача состояла в том, чтобы уговорить Рузвельта поселиться в советском посольстве в Тегеране. Профессор Комиссаров рассказывал, что это его комнату за сутки переделали в квартиру и передали Рузвельту. В ней президент и жил.

Сын Лаврентия Павловича Берии Серго утверждал, что все разговоры Рузвельта в нашем посольстве прослушивались, а записи разговоров передавались Сталину. Подтверждений этому нет, да и не это главное. Лев Безыменский: «Главное было отделить Рузвельта от Черчилля. Когда Рузвельт остался в советском посольстве, Сталин мог на него влиять». Советские руководители к Рузвельту относились заметно лучше, чем к Черчиллю, чье имя было связано с интервенцией стран Антанты после Октябрьской революции. Выступления Рузвельта широко печатались в советской прессе и комментировались самым благоприятным образом. И Рузвельт, в отличие от Черчилля, в ту пору был склонен доверять Сталину.

Неужели создатели фильма «Тегеран-43» не знали, что на самом деле никакого покушения не было?

Профессор Комиссаров: «Авторы фильма хотели, чтобы я был консультантом. Меня пригласили в студию, показали сценарий. Я им сказал: все не так. Особенно глупо с колодцами, в которых будто бы расположился немецкий диверсант – его играл Армен Джигарханян. По тегеранским колодцам нельзя бродить: они очень узкие. Я обо всем этом рассказал и ушел…»

Как же родилась легенда? Скорее всего, эту историю придумал драматург Михаил Борисович Маклярский, бывший чекист. Он служил в Управлении по делам военнопленных НКВД, занимался поляками, которых расстреляли в Катыни. Во время Великой Отечественной его перевели в Четвертое управление НКВД (террор и диверсии в тылу врага), которое возглавлял генерал-лейтенант Павел Анатольевич Судоплатов. Подполковник Маклярский занимался радиоиграми с немцами, что требовало большой изобретательности.

После войны Маклярского уволили из министерства госбезопасности. «Подтянутый, седоватый джентльмен, с иронической всезнающей усмешкой на губах» – таким его запомнили. Он стал директором Высших сценарных курсов. Переквалифицировался в драматурги, по его сценариям поставили известные в свое время приключенческие фильмы «Подвиг разведчика», «Секретная миссия», «Выстрел в тумане». Что же, заметим, что интрига «Тегерана-43» закручена не хуже, хотя столь же далека от реальности…

Северный Иран или Южный Азербайджан?

Из-за Ирана после Второй мировой войны возник первый серьезный конфликт между Советским Союзом и Соединенными Штатами.

«Историки будущего, – считал шах Реза Пехлеви, – придут к выводу, что холодная война фактически началась в Иране. События в Иранском Азербайджане стали причиной доктрины Трумэна». Кризис начался из-за советских войск в северном Иране. В конце августа 1941 года советские и британские войска с двух сторон вошли в Иран. Задача состояла в том, чтобы покончить здесь с немецким влиянием, контролировать нефтепромыслы и обезопасить военные поставки Советскому Союзу через территорию этой страны.

Но в Москве ставили перед собой и иную цель. Северный Иран – это Южный Азербайджан. Здесь живут примерно пять миллионов азербайджанцев, это народ, разделенный государственной границей. Вслед за вступившими на иранскую землю красноармейцами в Иранский Азербайджан командировали три тысячи восемьсот советских работников. Среди них было восемьдесят партаппаратчиков, двести чекистов…

Руководил миссией с лета 1941 до лета 1942 года секретарь ЦК компартии Азербайджана Азиз Мамед Керимович Алиев. Его же ввели в состав военного совета 47-й советской армии, разместившейся в городе Тебризе. В Южный Азербайджан командировали и драматурга Мирзу Аждаровича Ибрагимова, который здесь родился (в Баку его привезли в возрасте семи лет). После войны он станет заместителем председателя правительства Азербайджана, затем председателем президиума Верховного Совета республики…

В Баку строили далеко идущие планы. Руководитель республики Мир Джафар Багиров напутствовал советских специалистов: «Вы едете туда по очень важному делу: выполняя возложенную на вас задачу, вы сослужите огромную службу азербайджанскому народу… Вы осуществите желание веками разделенных братьев быть вместе».

Мир Джафар Багиров сделал карьеру в ЧК. Прославился подавлением крестьянского восстания в одном из районов. Пользуясь полномочиями председателя ГПУ, он стянул в район не только подчиненных ему чекистов, но и армейские части. Багиров приказал артиллерии обстрелять село, хотя знал, что отряда повстанцев, за которым он охотится, там уже нет. Погибли больше тридцати человек – крестьяне, их жены и дети.

К нему были расположены и Сталин, и Берия. В декабре 1933 года Багирова назначили первым секретарем ЦК и одновременно Бакинского горкома партии. Его слово в республике было законом. Он подражал Сталину – так же прохаживался по своему кабинету. Подчиненные его смертельно боялись. Некоторых чиновников арестовывали прямо в его кабинете. Неограниченная власть превратила его в самодура. Даже заведующий отделом партийных кадров ЦК Георгий Максимилианович Маленков на одном из пленумов ЦК в Москве раскритиковал Багирова: «Ты расстреливаешь списками, даже фамилий не знаешь…» Тот быстро нашел оправдание: «Окопавшиеся в аппарате Азербайджанского НКВД враги сознательно путали документы».

Известный поэт Евгений Борисович Рейн вспоминал:

«Долгие годы своей жизни Павел Антокольский был связан с Азербайджаном, переводил поэтов, редактировал поэтические антологии. И вот однажды его пригласили на дачу к Багирову…

Павел Григорьевич был совсем маленького роста, почти как мальчик. Кажется, Багиров видел в тот раз Антокольского впервые. Во всяком случае, когда кто-то из ответственных москвичей представлял Антокольского, Багиров внезапно произнес:

– Поэт? Знаменитый поэт? А почему лилипут? А ну-ка залезь на стул.

И… Антокольский влез на стул.

– Теперь сам вижу, – удовлетворенно сказал Багиров, – можешь слезать.

Но это не стало концом муки и унижения Антокольского. Через некоторое время, когда началось застолье и стали произносить тосты, Багиров вдруг вспомнил о Павле Григорьевиче и приказ:

– Эй, ты, маленький, ты говорить будешь со стула.

И Антокольскому пришлось залезать на стул и произносить какие-то здравицы».

6 марта 1944 года, в разгар Великой Отечественной, советское правительство приняло постановление «О мероприятиях по усилению культурной и экономической помощи населению Южного Азербайджана». Началось экономическое освоение Южного Азербайджана. 21 июня 1945 года Сталин подписал постановление Государственного комитета обороны «О геологоразведочных работах на нефть в Северном Иране». Советские геологи приступили к поискам черного золота. В Москве давно интересовались нефтяными запасами северных провинций Ирана.

После окончания войны советские и британские войска – в соответствии с подписанным в 1942 году договором – должны были вернуться домой. Англичане покинули Иран. Эвакуацию советских частей предполагалось завершить к 2 марта 1946 года. Накануне в Москве внезапно объявили, что «советские войска останутся, пока не прояснится обстановка».

Еще в октябре 1941 года вместо коммунистической партии Ирана, запрещенной властями за десять лет до этого, образовалась Народная партия Ирана – Туде. При активной поддержке советских властей партия Туде захватила власть в северозападной области – Иранском Азербайджане. Шахским войскам пришлось отступить.

21 октября 1945 года командующий войсками только что образованного Бакинского военного округа генерал армии Иван Иванович Масленников и первый секретарь Азербайджанского ЦК Мир Джафар Багиров доложили в Москву:

«Во исполнение решения ЦК ВКП(б) от 8 октября 1945 года по вопросу Иранского Азербайджана и Северного Курдистана нами проведено следующее:

Выделено 21 опытных оперативных работников НКВД и НКГБ Азербайджанской ССР, способных организовать работу по ликвидации лиц и организаций, мешающих развитию автономистского движения в Иранском Азербайджане. Эти же товарищи должны организовать вооруженные партизанские отряды из местного населения…»

На роль лидера выдвинули Сеида Джафара Пишевари, который был редактором газеты в Тегеране. Его рекомендовал Багиров. Пишевари – бывший член коммунистической партии, работал в Советском Азербайджане. В 1927 году был переброшен в Иран Коминтерном. Десять лет просидел в шахской тюрьме. Освобожден после вступления советских войск в Иран в 1941 году. Двое братьев жили в Советском Союзе, один служил в Красной армии.

Но Пишевари было трудно контролировать. Он считал, что автономии внутри шахского Ирана азербайджанцам недостаточно. Нужно отделиться и для начала создать самостоятельную Азербайджанскую Народно-демократическую республику под советским протекторатом, а затем вообще объединить весь азербайджанский народ. «Мы должны добиться справедливости собственной силой, – горячо убеждал своих советских собеседников Пишевари. – Народ не боится жертв в борьбе за свои права. Народ, не готовый приносить жертвы, не достоин свободной жизни».

12 декабря 1945 года в городе Тебризе в здании кинотеатра открылась первая сессия Народного собрания, представлявшего интересы азербайджанского населения Ирана. Присутствовали сотрудники советского генерального консульства. Депутаты провозгласили создание Народно-демократического государства Южный Азербайджан. Президентом стал Сеид Джафар Пишевари.

Вечером он представил Народному собранию состав первого азербайджанского национального правительства из десяти человек. Министры поклялись на Коране служить народу. Местные армейские начальники и органы власти подчинились новому правительству. Шахскую армию и жандармерию разоружили.

Указом правительства 21 декабря началось формирование Народной армии. Ввели собственную денежную систему. Советский Союз перечислил большие суммы в Тебризский банк для поддержки нового правительства. В советском Азербайджане с волнением следили за происходящим по ту сторону границы – ведь речь шла о судьбе одного народа.

В Баку подбирали советников для всех министерств и ведомств новой республики. Главнефтеснаб Азербайджанской ССР получил указание ежемесячно выделять Южному Азербайджану тысячу тонн керосина, сто пятьдесят тонн бензина, триста тонн мазута и двадцать тонн смазочных масел. Отправили в Тебриз хлопок, калоши, сахар и другие жизненно важные товары. Взамен Багиров предлагал доставить из Тебриза восемьдесят – восемьдесят пять тысяч рабочих и использовать их для подъема промышленности Советского Азербайджана. Москва не согласилась.

В январе 1946 года в Тебриз приехала группа деятелей культуры во главе с классиком азербайджанской поэзии Самедом Вургуном. 6 января правительство новой республики объявило азербайджанский государственным языком…

С октября 1945 года по январь 1946 года правительство в Тебризе получило двенадцать тысяч винтовок, триста пятьдесят ручных пулеметов, девяносто автоматов, тысячу пистолетов, гранаты и патроны. В марте 1946 года в Тебриз по железной дороге доставили танки Т-34, артиллерию и другую боевую технику.

Происходящее в Иране напугало Турцию. Особенно когда осенью 1945 года в Болгарию вступили дополнительные части Красной армии. Турки опасались не просто советского вторжения, но и того, что страна потеряет земли, приобретенные после Первой мировой войны.

Советская Армения претендовала на Карс и Ардаган, Советская Грузия – на Трабзон. Нарком иностранных дел Грузии Георгий Иванович Кикнадзе 26 октября 1945 года сообщил первому секретарю ЦК КП(б) Грузинской ССР Кандиду Нестеровичу Чарквиани, что подал в Москве наркомам Берии и Молотову докладные записки «К вопросу о грузинских территориях, включенных в состав Турции» и «Об отторгнутых Турцией грузинских провинциях». Кикнадзе информировал первого секретаря, что на те же турецкие земли претендуют и соседи из Армении: «Наркоминдел Армянской ССР по запросу тов. Кавтарадзе С. И. уже подал в НКИД СССР докладную записку по этому вопросу. На основании этой докладной тов. Кавтарадзе С. И. послал тов. Молотову В. М. справку за своей подписью. Согласно этой справке тов. Кавтарадзе считает, что территория, подлежащая возврату Турцией Советскому Союзу, составляет примерно 26 000 квадратных километров, из коих 20 500 квадратных километров должны войти в состав Армянской ССР, а 5500 квадратных километров – в состав Грузинской ССР… Составленная нами справка предполагает, что в состав Грузинской ССР должна войти территория равная 12 760 квадратных километров, а в состав Армянской ССР – 13 190 квадратных километров».

Упомянутый грузинским наркомом Сергей Иванович Кавтарадзе в начале 1920-х годов возглавлял правительство республики в Тбилиси. Во внутрипартийных дискуссиях он голосовал за Льва Давидовича Троцкого, что стоило ему карьеры и членства в партии. Но в 1940 году Сталин внезапно вспомнил старого знакомого, приказал восстановить его в партии и взять на работу в наркомат иностранных дел.

19 марта 1945 года Москва денонсировала договор о дружбе и нейтралитете с Турцией. Сталин и Молотов требовали от Турции передать Советскому Союзу земли, от которых отказались по договору о дружбе и братстве 1921 года, и предоставить советским вооруженным силам контроль над проливами Босфор и Дарданеллы. Это открыло бы Черноморскому флоту свободный выход в Средиземное море.

Турки уступать не хотели. Обратились за помощью к западным державам. Реакция Соединенных Штатов была резко негативной.

Мир Джафар Багиров (в шифрпереписке он пользовался псевдонимом «Старший») требовал от своих людей в Тебризе: «Поступила информация, что наши сотрудники, помогая местным товарищам, действуют слишком открыто. Товарищ „Старший“ считает необходимым предупредить вас и ваших сотрудников, что они находятся на чужой территории и должны соблюдать строгую конспирацию. Следует учесть, что за действиями каждого советского работника следят не только иранцы, но и англичане, американцы, турки и другие… Товарищ „Старший“ поручил нашим сотрудникам в работе с местными товарищами соблюдать осторожность и скрытность…»

Соединенные Штаты обратились с запросом к союзнику: в северной части Ирана вспыхнуло восстание, направленное против законной власти, почему Москва препятствует правительственным войскам в наведении порядка? Американцы и англичане всерьез опасались, что СССР вторгнется в Турцию, захватит нефтяные месторождения Ирана и Ирака – на этом направлении Красной армии противостоять было некому.

Через неделю, 29 ноября 1945 года, нарком Молотов ответил: «События, имевшие место в последние дни в Северном Иране, не только не являются вооруженным восстанием, но и не направлены против шахиншахского Правительства Ирана. Теперь, когда опубликована декларация Народного Собрания Северного Ирана, видно, что здесь дело идет о пожеланиях относительно обеспечения демократических прав азербайджанского населения Северного Ирана, стремящегося к национальной автономии в пределах Иранского Государства и имеющего свой особый язык, отличный от персидского языка… К посылке новых иранских войск в северные районы Ирана Советское Правительство отнеслось отрицательно и сообщило Иранскому Правительству о том, что посылка дополнительных иранских войск в Северный Иран могла бы вызвать не прекращение, а усиление беспорядков, а также кровопролитие, что заставило бы Советское Правительство ввести в Иран свои дополнительные войска в целях охраны порядка и обеспечения безопасности советских гарнизонов…»

В феврале 1946 года в Москву приехал крайне встревоженный новый премьер-министр Ирана Кавам ас-Салтане. Он рассчитывал договориться о выводе советских войск. Но Молотов положил на стол проект документа о предоставлении Советскому Союзу концессии на североиранскую нефть. Сталин объяснил американскому послу интерес к иранскому черному золоту: «Вы не понимаете нашу ситуацию. Главный источник нашей нефти – месторождения в Баку. Они близки к границе с Ираном, и они очень уязвимы. Берия и другие говорят мне, что вредители – один человек с коробком спичек – могут принести нам серьезный ущерб. Мы не можем рисковать поставками нефти…» Вождь говорил о потребности Советского Союза в получении большей доли в эксплуатации мировых энергетических ресурсов. Зачем Англия и Соединенные Штаты препятствуют России в поиске нефтяных концессий?..

«Я вполне понимаю желание Советского Союза получать нефть из Ирана, – отвечал американский посол в Москве. – Об этом вполне можно было договориться, не прибегая к аргументации силой, то есть заключить соглашение – после вывода советских войск из Ирана. Соединенные Штаты вовсе не возражают против стремления СССР обеспечить свою безопасность. Противоречия возникают только в связи с теми методами, которые употребляются советской стороной…»

Соединенные Штаты уговаривали Сталина исполнить свое обещание и уйти из Ирана. Вашингтон, конечно же, не собирался воевать из-за иранской нефти. Но и не понадобилось… Обещание Гарри Трумэна поддержать вместе с Англией жалобу Ирана в Совете Безопасности ООН подействовало на Сталина, чувствительного к настроениям мирового общественного мнения. 3 апреля 1946 года советский представитель в ООН Андрей Андреевич Громыко сообщил о скором выводе войск. 4 апреля премьер-министр Кавам и советский посол Иван Васильевич Садчиков подписали соглашение о создании советско-иранского нефтяного акционерного общества. 9 мая войска были выведены.

Казалось, это лишь досадный эпизод. Американский посол в Москве Аверелл Гарриман пришел к Молотову в примирительном настроении. «Конечно, разногласия есть, – рассуждал посол, – но при добром желании всех сторон и при наличии подходящей атмосферы через всякие противоречия можно перекинуть мост. Советская сторона в последние месяцы была уж слишком подозрительной и недоверчивой. Я прекрасно понимаю исторические корни этих чувств, но все-таки советским людям следует проявить немножко больше доверия к союзникам по великой войне… Советская сторона часто просто отвечает „нет“ и ставит точку. Такое отношение обижает американцев, создает почву для всякого рода нездоровых подозрений, страхов и опасений о целях и стремлениях Советского Союза. К чему это? Нельзя ли почаще консультироваться? Нельзя ли давать более подробные ответы на дружеские дипломатические запросы?..»

Молотов ответил в своем стиле: «Я прекрасно понимаю важность психологического фактора в отношениях между странами, но и тут должен спросить, все ли в этом отношении безупречно со стороны наших партнеров?.. Если уж говорить с той откровенностью, которую допускает наше с ним старое знакомство, то – да простит меня Гарриман! – советским людям кажется, что как раз американцы в последнее время несколько зазнались и не дают себе труда даже скрывать это…»

Президент Гарри Трумэн поручил внешнюю политику своему старому знакомому и опытному человеку Джеймсу Фрэнсису Бирнсу, в прошлом конгрессмену, сенатору и члену верховного суда. 28 апреля 1946 года государственный секретарь Бирнс пригласил Молотова на обед в парижской гостинице «Мерис». Советский нарком выразил недовольство недружественной позицией американцев в отношении иранских дел. В записи беседы отмечено:

«Молотов говорит, что в последнее время действия Правительства США были направлены против СССР и способствовали созданию атмосферы недоверия вокруг СССР и развертыванию международной кампании, враждебной СССР…