Текст книги "В поисках утраченного величия. Иран, ядерное оружие и Ближний Восток"

Весна на Ближнем Востоке и ее плоды

Иранский режим – нетипичное авторитарное правление, основанное на идеологической ортодоксии и следовании догмам в политической и частной жизни.

Аятолла Хомейни установил в стране жесткий режим с фантастическим по масштабам репрессивным аппаратом. Постоянно вскрываются заговоры и обнаруживаются вражеские шпионы, что дает повод уничтожать оппозиционеров и поддерживать напряжение в стране.

Но, как и в случае Советского Союза, теократическому режиму нужно для выживания нечто большее, чем грубая сила. Сохранение им власти зависит от способности пронизать, пропитать общество лицемерием. Обещание тегеранского режима гармонизировать плюралистические ценности с исламскими институтами напоминает знакомое нам понятие социалистической демократии.

Али Хаменеи велеречиво говорит: «Выборы – дар Аллаха». Но лицемерие безгранично. Вносить в избирательные списки только «проверенных» кандидатов – значит заботиться о честности выборов…. Обещать соблюдать права человека – и устраивать показательные процессы якобы с благословения Аллаха. Муллы говорят, что ничего не боятся, но боятся всего: собственных граждан, соседей, друг друга.

Исламская Республика Иран, как любое идеологическое государство, нуждается в гражданах, которые, может, и не верят в совсем уж абсурдное вранье, но готовы с ним мириться. Если все терпят ложь и лицемерие, общество становится конформистским и послушным.

Любопытно было пообщаться с иранскими коллегами в Тегеране.

Под стук компьютеров «Макинтош», которые пишут арабской вязью справа налево, иранские журналисты сочиняли свои комментарии, ели соленый сыр с помидорами и прихлебывали чай. Снисходительно объясняли нам, что никто не указывает им, как писать. Они творят в соответствии со своим мировоззрением. Но их взгляды полностью соответствуют идеологии Исламской революции.

Мне это напомнило незабвенное выступление Михаила Александровича Шолохова на Втором Всесоюзном съезде советских писателей: «Злобствующие враги за рубежом говорят, будто бы пишем мы по указке партии. Дело обстоит несколько иначе: каждый из нас пишет по указке своего сердца, а сердца наши принадлежат партии…» Шолохова-то наши иранские коллеги наверняка не читали, но сказали не хуже.

Глава крупнейшего журнально-газетного объединения «Кэйхан» Хусейн Шариатмадари втолковывал гостям из России: «Исламская революция отличается от всех революций тем, что идея нашей революции возникла с момента возникновения ислама, а идеи других революций появились с самими революционерами. И с ними исчезли. Наша революция – возвращение к тому, что было. В этом объяснение стабильности Исламской революции».

Споры о том, нужна или не нужна была Исламская революция, не ведутся. «Такой спор, – пояснил мне один образованный иранец, – может быть сочтен опасным для государства, и сомневающегося ждет суровое наказание». Тегеранская молодежь жалуется, что неосторожное высказывание может повлечь за собой ночной стук в дверь. А прогулка с девушкой – арест, если стражи революции обнаружат, что они не женаты. Диссидентов избивают, крамольные издания закрываются. Цензура жестокая.

В Иране есть свои диссиденты. Самый известный из них – профессор Абд аль-Карим Соруш. Он преподавал философию в Тегеранском университете и поставил под сомнение самое святое – уверенность духовенства в том, что оно имеет Аллахом данное право управлять страной.

Религиозные власти запретили профессору излагать свои воззрения. Он один из сотни иранских интеллектуалов, на мысли и мнения которых наложен запрет. Но никто не насолил властям так, как он. Главное состоит в том, что он не коммунист и не сторонник шаха. Он преданный мусульманин и участвовал в революции 1978–1979 годов. Но он разочарован правлением духовенства.

Профессор полагает, что религия божественна, но интерпретация религии – задача, которую исполняют человеческие существа. Оттого нет единого истолкования ислама. А если так, то как же может какая-то одна группа утверждать, что только она имеет монопольное право истолковывать ислам? Это прямой вызов концепции духовного вождя, закрепленной в конституции. Концепцию разработал аятолла Хомейни, еще находясь в изгнании.

Тегеранская интеллигенция напугана новой волной исламизации. Иранское духовенство проводит кампанию борьбы с либеральными тенденциями в научной и студенческой среде. Ретрограды радуются. Но в Иране что-то происходит. Оппозиция подрывает национальную дисциплину, утверждая, что король голый. Сила оппозиции в том, что она раскрывает идеологические подделки. Иранское государство предлагает своим полицейским приятную иллюзию своей правоты, уверяя их, что жестокие акции – исполнение велений Аллаха. Но элита расколота. Революционеры первого поколения и некоторые видные священнослужители присоединились к диссидентам, и органы безопасности не уверены в верности собственных кадров.

Иран не в состоянии герметически закупорить себя. Когда началась Арабская весна, в Тегеране вздрогнули. Арабская весна в суннитском мире в любом случае уже повлияла на позиции Ирана – никогда еще шиитское государство не ощущало себя таким одиноким. А это крайне болезненно для Тегерана, который приложил столько сил для распространения своего влияния.

Вот очевидный пример. В 1990-е годы при распаде федеративной Югославии образовалась Республика Босния и Герцеговина. Соседи считают ее искусственным образованием, не имеющим права на существование. Ее населяют сербы, хорваты и босняки, исповедующие ислам. Создатель социалистической Югославии Иосип Броз Тито признал боснийских мусульман самостоятельной нацией, хотя сербы уверены, что босняки – это те же сербы, которым во время владычества Оттоманской империи пришлось принять ислам. Хорваты точно так же убеждены, что босняки – это на самом деле хорваты-мусульмане.

Правительство Боснии и Герцеговины было сформировано мусульманской общиной республики. Сербы отказались участвовать в этих выборах и провели свои. Республику Босния и Герцеговина возглавил Алия Изетбегович, одно из главных действующих лиц югославской трагедии.

Изетбегович в юности увлекся исламом и вступил в организацию «Молодые мусульмане», которая стремилась к созданию всемирного исламского государства. Во время Второй мировой войны на территории оккупированной Боснии нацисты вербовали мусульманскую молодежь в добровольческие формирования войск СС. Занимался этим перебежавший к нацистам иерусалимский муфтий Хадж Амин аль-Хусейни. Он приехал из Берлина в Сараево и лично благословил мусульманские батальоны, сформированные для отправки на Восточный фронт, на войну с Красной армией. В дивизию СС «Ханджар» («Меч») завербовалось двадцать тысяч боснийских мусульман.

Алия Изетбегович агитировал других вступить в войска СС, но сам поступил в сельскохозяйственное училище. Это его спасло. После прихода к власти коммунистов боснийских исламистов, активно сотрудничавших с нацистами, расстреляли. Изетбеговича приговорили к трем годам тюрьмы, откуда он вышел в 1949 году.

Во второй раз его судили в 1983 году за «национализм и пропаганду ислама». Поводом, видимо, стало нелегальное распространение написанной им так называемой «Исламской декларации». Те годы стали временем возрождения ислама среди босняков. В социалистической Югославии распространение такого документа было тяжким преступлением. Приговор был очень суровым – четырнадцать лет тюремного заключения. Изетбегович просидел меньше шести лет и вышел на свободу, когда в Югославии начались перемены и политзаключенных выпускали.

За шестидесятистраничную декларацию, которая стоила Изетбеговичу свободы, его стали называть «мусульманским националистом». Но он скорее исламский фундаменталист, мечтавший о возвращении к чистому, неиспорченному исламу, что можно прочитать в его книгах «Ислам между Востоком и Западом» (1976) и «Проблемы исламского возрождения» (1981).

Изетбегович призывал к «распространению ислама на все стороны частной жизни людей, на семейную жизнь и на общественную, путем возрождения исламской религиозной мысли и создания единого исламского сообщества от Марокко до Индонезии». По мнению Изетбеговича, «ислам вправе самостоятельно управлять своим миром и потому недвусмысленно исключает право и возможность укоренения чуждой идеологии на своей территории».

В 1988 году Изетбеговича амнистировали. В 1989 году он предложил создать исламскую партию. В 1990 году она получила большинство мест на выборах в скупщину (парламент) Боснии и Герцеговины. В декабре 1990 года Алия Изетбегович стал первым президентом Республики Босния и Герцеговина.

Сербы не захотели жить под его властью. После того как сербские войска атаковали боснийских мусульман, Алия Изетбегович обратился за помощью к исламским странам, прежде всего к Ирану. Тегеран с удовольствием откликнулся и спас босняков от полного поражения. Иран отправил военных советников в боснийскую армию, помог наладить собственное военное производство и поставлял оружие – в нарушение эмбарго ООН.

Первыми активность Ирана выявили специальные службы Хорватии. Они обнаружили на своей территории террористическую группу из соседней дружественной Боснии. Арестованные террористы рассказали на допросе, что работают на правительство Боснии и что их готовили иранские инструкторы. Они также поведали, что иранцы подготовили много таких боевых групп, а несколько десятков боснийцев пригласили учиться диверсионному делу к себе в Иран. По некоторым сведениям, на территории Боснии находилось примерно двести иранских инструкторов из Корпуса стражей Исламской революции.

В этой истории оказалось много непонятного. Почему иранские военные поставки остались незамеченными? Почему молчали Соединенные Штаты? Почему Москва ничего не предприняла?

Американская позиция стала известной после того, как резидент ЦРУ в Хорватии шифртелеграммой пожаловался в Вашингтон, что американский посол Питер Гэлбрейт участвует в операции по нелегальной доставке иранского оружия боснийским мусульманам.

Посол, разумеется, о шифровках не подозревал. Он узнал о них два года спустя – в ходе подготовки к слушаниям в конгрессе. Посол пришел к выводу, что резидент просто шпионил за ним. Возмутился и устроил скандал. Это наши послы привыкли, что за ними резиденты присматривают, а американские обижаются. И тогда бывший американский посол в Хорватии рассказал, как все происходило.

Так стало известно, что в 1994 году президент Билл Клинтон принял секретное решение не мешать иранцам в Боснии. Американские политики считали, что в противном случае Босния проиграет войну сербам и прекратит свое существование как самостоятельная республика.

Канал поставки иранского оружия боснийским мусульманам был организован через Хорватию в марте 1994 года. Хорватский президент Франьо Туджман задал вопрос послу Гэлбрейту: не станут ли американцы возражать? Посол запросил Вашингтон и получил ответ, одобренный президентом Клинтоном: скажите Туджману, что у вас нет инструкций на сей счет. Это был дипломатический способ ответить, что Соединенные Штаты мешать не станут. В этой ситуации дипломат и разведчик поменялись местами: дипломат участвовал в тайной и сомнительной операции, а разведчик возмущался, считая ее опасной, и пытался этому помешать.

Появление иранского оружия означало нарушение международного эмбарго. Но молчали все, включая Россию! В боснийской войне Россия душой была на стороне сербов. Но Москва не хотела ссориться и с Ираном.

Западные журналисты писали в те годы, что Евгений Примаков, тогда еще в роли главы российской разведки, ездил в Тегеран и наладил сотрудничество со спецслужбами Ирана. Как утверждают специалисты, иранским разведчикам была обещана новая спецтехника, включая аппаратуру подслушивания и помощь в обучении современным методам работы. Разведки России и Ирана подписали соглашение о взаимопонимании. Служба внешней разведки организовала шестимесячные курсы для иранских коллег в Москве.

Взамен Иран будто бы посулил освободить членов промосковской партии Туде, которые сидят в тюрьме несколько лет, и даже отправить их в Москву, если они того пожелают. Тегеран также обещал не вмешиваться в дела бывших советских республик и не влезать в чеченскую войну.

Утверждать можно только одно: несогласованность и эгоистичность великих держав идет на пользу фанатикам и радикалам. В результате игр вокруг Боснии Иран получил то, чего хотел, – базу в Европе. В Боснии обосновались иранские спецслужбы, и иранцы тренировали боснийские спецподразделения. Иранцы проводили антизападные семинары в Боснии, открывали культурные центры и раздавали пропагандистские издания. Опрос общественного мнения показал, что девять десятых жителей Сараево благоприятно относятся к Ирану. Тегеран методично старался способствовать исламизации Боснии. Уже потом Соединенные Штаты пытались заставить Изетбеговича отказаться от иранской помощи. Но было поздно…

Иметь дело с иранскими политиками очень непросто даже для единоверцев. Два азербайджанских литератора – Фарид Гусейн и Шахрияр Гаджизаде – в конце апреля 2012 года приехали в Тегеран по приглашению одного иранского поэта. 2 мая в Тебризе их неожиданно арестовали.

Отношения Баку и Тегерана обострились из-за сообщений о том, что Азербайджан будто бы готов предоставить свои военные аэродромы для израильских самолетов. В Баку опровергли сообщение. Но в Тегеране соседям сделали выговор: «Мы советуем действовать таким образом, чтобы не задевать чувств людей». Представитель администрации президента Азербайджана ответил: «Вызывает удивление, что иранская сторона в своих заявлениях пытается нас в чем-то обвинить, но сама никак не хочет реагировать на ту антиазербайджанскую кампанию, которую она проводит в последние месяцы против нас. Было бы лучше, если бы Иран занялся проблемами своего многомиллионного азербайджанского населения, их обучения на родном языке…»

В Баку считают, что Тегеран хотел бы свернуть Азербайджан со светского пути. Там готовят террористические группы для акций на азербайджанской территории. В конце мая 2012 года Иран отозвал своего посла. Это произошло после демонстраций протеста перед иранским посольством в Баку. А они, в свою очередь, начались после демонстраций перед консульством Азербайджана в Тебризе. Иран признает только одну форму отношений с другими странами – подчинение его воле.

Свергнуть фараона!

Революция пожирает не только своих детей, но и отцов – тех, кто ее совершил. Выходят на площадь и ложатся под танки одни. Власть, должности и богатство достаются другим. Революции начинаются с праздника, с веселья, иногда безоглядного, а заканчиваются часто – постыдным террором. И первые его жертвы – разочарованные и чудовищно обманутые в своих ожиданиях революционеры.

Революция напоминает гибель потухшей звезды. Взрыв рождает не новую галактику, а сгусток энергии. Когда праздник революции завершается и восторженная молодежь покидает улицы, вопрос не в том, кто одержал победу, – вопрос в том, кто воспользуется ее плодами.

Революция пробуждает невероятные надежды. Сбросив тирана, торжествующая толпа расходится в счастливой уверенности, что настало царствие свободы и справедливости. Но где и когда революция приводила к расцвету демократии?

Вот Ленин хорошо понимал, что главный вопрос всякой революции – это вопрос о власти. Зрителей много, актеров немало, а режиссер один. Главный вопрос – кому будет принадлежать власть. Или, как коротко и ясно выражался Владимир Ильич: «Кто кого?»

Может быть, сработал знакомый геополитикам принцип домино? Первая фишка, поставленная на ребро, падает, сбивая соседнюю, та роняет следующую – и так стремительно рушится весь ряд… Чем не метафора Арабской весны? Рухнул один режим – посыпались и другие. С пугающей быстротой меняется картина и без того взрывоопасного Ближнего Востока. И до конца этой цепной реакции пока далеко.

Арабская весна – стремительное и кажущееся неожиданным свержение правителей, чья единоличная власть еще вчера считалась незыблемой, – остается загадкой. А не заговор ли это на самом деле, не попытка ли внешних сил взять под контроль богатейшие ресурсы этого богатейшего региона?

Президент Туниса бежал из страны. Президента Египта сместили и отдали под суд его же генералы. Вождя Ливии убили собственные сограждане. Президент Йемена передал власть законно избранному преемнику…

За год на Арабском Востоке перебрали все варианты смены власти. Но вот главный вопрос: каков результат? Чего добились те, кто хотел смести правящий режим? Либо чиновники, оставшиеся от прежних властителей, сохранили власть, либо ее захватывают радикальные исламисты, вызывающие, пожалуй, не меньший страх, чем силовики-генералы. Стоит ли овчинка выделки?

Колыбель Арабской весны – Тунис, известный в нашей стране в основном тем, кто ездит отдыхать в Северную Африку. Тунисский президент генерал Зин аль-Абидин Бен Али, два с лишним десятилетия единолично управлявший страной, первым утратил власть. 17 декабря 2010 года уличный торговец по имени Мохамед Буазизи, оскорбленный вопиющей несправедливостью и беззаконием, в полном отчаянии совершил самосожжение. Его чувства были близки и понятны множеству безработных тунисцев, неспособных кормить семью. Они в ярости вышли на улицы. Вспыхнуло восстание.

Президент Бен Али примчался к обгоревшему молодому человеку в больницу. Но было поздно… Центральная площадь Туниса теперь носит имя героя, который запалил революционный пожар, охвативший весь регион. Но арабский мир – и мир в целом – потрясли бурные события в Египте, самом значительном государстве Ближнего Востока.

Что вызвало возмущение и гнев молодых тунисцев, египтян, ливийцев? Коррупция, социальная несправедливость, высокая безработица, ущемление достоинства, то есть все пороки, свойственные несменяемой власти, которая работает в основном сама на себя. На фоне затяжного экономического кризиса революцию порождают неудовлетворенные ожидания и искушение сравнением: Интернет позволяет любому арабскому юноше увидеть, чем его жизнь отличается от жизни западного сверстника.

Президента Хосни Мубарака египтяне шепотом называли современным фараоном. Казалось, он прочно держит в руках власть и ему удастся, по примеру других ближневосточных правителей, передать президентский пост сыну Гамалю.

Так что это был еще и конфликт поколений – между надоевшими вождями и сидящими в Твиттере молодыми людьми. Престарелый президент с крашеными волосами и лицом, вылепленным пластическими хирургами, для молодежи – не авторитет, а объект злобных шуток. И Бен Али, и Мубарак, как и Муаммар Каддафи в Ливии, а Башар Асад в Сирии, слишком поздно осознавали, что происходит. Оторванность от жизни своих подданных и склероз мешают единоличному властителю понять, что революция началась, пока восставшие не начнут осаду его резиденции.

В 1848 году князь Меттерних, австрийский министр, был настолько стар, что физически не услышал шум толпы, бушевавшей возле его дворца. С началом восстаний на Арабском Востоке несложно представить повторение одного исторического диалога. Властитель Ливии Муаммар Каддафи тоже, наверное, вопрошал, подобно королю Людовику XVI в Париже в 1789 году: «Что это? Мятеж?» – «Нет, сир, – следовал ответ. – Это революция».

Как предсказать революции, которые происходят без революционеров? В феврале 1917 года профессиональные русские революционеры были в эмиграции, в ссылке или состояли под надзором тайной полиции. Ленин вовсе не ожидал свержения режима, когда император Николай II уже отрекся от престола. «Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции», – с нескрываемой горечью сказал незадолго до этого Владимир Ильич, тосковавший в далекой Швейцарии.

Ныне эту спонтанность помогают подогревать Фейсбук и Tвиттер, ускоряющие мобилизацию масс. Но не стоит преувеличивать роль технологических достижений. В 1848 году революция, напоминающая нынешнюю Арабскую весну, распространилась по Европе всего за несколько недель, хотя не было ни радио, ни телефона, не говоря уже об Интернете.

Когда восстание в Египте только начиналось, государственное телевидение рассказывало, что демонстрантов накачивают наркотиками, что ими дирижируют из Швейцарии и Израиля, раздают им наличные и бесплатно кормят жареными цыплятами из «Кентукки фрайд чикен»… Кто-то верил. А потом все больше египтян стали присоединяться к демонстрантам.

Хосни Мубарак пожертвовал правительством, отправив его в отставку. Сам уходить не собирался. Повторял: «Я – на стороне свободы, но как глава государства обязан уберечь страну от хаоса». Чтобы подавить восставших, пустил в ход силу. Восемьдесят четыре демонстранта были застрелены, задавлены боевой техникой или погибли из-за применения газа.

Увидев, что накал протестов не спадает, военные перестали поддерживать обреченного вождя. Армия заявила, что не станет стрелять в демонстрантов. Уже десятки тысяч собирались на площади Тахрир. Назначенный вице-президентом Омар Сулейман заявил, что Мубарак уполномочил его начать диалог относительно политической реформы. Но толпа уже не хотела переговоров с Мубараком.

А он, похоже, пребывал в уверенности, что демонстрации скоро утихнут. Несколько раз в стране уже вспыхивали волнения, но тогда ему удавалось сохранить власть. Но на сей раз протесты только ширились. 10 февраля новость распространилась по Каиру: Хосни Мубарак объявит об отставке. Но когда он появился на экранах – ни слова об уходе! Его слова вызвали новую вспышку гнева. И он не выдержал.

11 февраля 2011 года – после восемнадцати дней протестов – Мубарак сложил с себя президентские полномочия и уехал в курортное местечко Шарм-эш-Шейх. Власть перешла в руки Высшего совета вооруженных сил. Его возглавил министр обороны фельдмаршал семидесятипятилетний Мохаммад Хусейн Тантауи. В Каире начались народные гуляния.

По просьбам граждан стали переименовать улицы, здания, мосты, площади, названные в честь Мубарака. По данным министерства просвещения, в стране триста восемьдесят восемь школ носили имя Хосни Мубарака, еще сто шестьдесят были названы в честь его жены Сюзанны, а одна – в честь сына (и несостоявшегося наследника) Гамаля Мубарака. Портрет Мубарака висел в каждом правительственном здании, в каждом школьном классе и университетской аудитории. За несколько дней граждане сорвали портреты и плакаты. Для торжествующей толпы это были минуты счастья.