Текст книги "В поисках утраченного величия. Иран, ядерное оружие и Ближний Восток"

По правде сказать, иранские власти не слишком дорожат самим Асадом и готовы с ним распроститься, но хотели бы сохранить армию и аппарат госбезопасности, чтобы Сирия оставалась опорой антиизраильской войны. «Иначе, – опасаются в Тегеране, – от нашего антиизраильского фронта ничего не останется».

Тегеран, конечно же, не хотел утратить важнейшего – и едва ли не единственного союзника. Ситуация на Ближнем Востоке изменилась в пользу исламистов, но не в пользу Ирана. Иранцам не на что рассчитывать, и они пытались сохранить хотя бы то, что имели.

Для Ирана режим Башара Асада – естественный союзник. Для Саудовской Аравии, Кувейта и других нефтегазовых монархий Персидского залива ось Тегеран – Дамаск неприемлема и должна быть разрушена. Судьба Арабского Востока зависит от трех ключевых стран – Египта, Саудовской Аравии и Ирана. Но небольшие страны могут быть ключом к крупным. Сирия в определенном смысле – сердце арабского мира. Революция в Сирии способна привести к взрыву в Иране и освободить Ливан от Хезболлы.

Надежды Ирана на ведущую роль в регионе были связаны с возможностью влиять на события на Ближнем Востоке. Сердцевиной была привлекательность иранской революционной модели – подлинно исламского правления. Но суннитские страны Арабского Востока строят новые системы на более широкой поддержке населения, и репрессивная шиитская модель не слишком привлекательна для арабской молодежи.

В Тунисе лидер правящей партии извинился перед сирийским народом за то, что представители ливанской Хезболлы были приглашены на партийный съезд. Хезболла долгое время была иранским инструментом завоевания арабских сердец. Но превратилась в свою противоположность, потому что ее духовный вождь шейх Хасан Насралла однозначно поддерживал режим Башара Асада.

На севере Йемена иранцы помогали шиитам-повстанцам, пока йеменское правительство не сообщило, что раскрыта и уничтожена иранская шпионская сеть, которой руководил офицер Корпуса стражей Исламской революции. В Тегеране, стараясь погасить скандал, попытались от всего откреститься. Но йеменский президент отказался встречаться с иранским посланником.

Попытки устроить шиитский вариант Арабской весны в Бахрейне, Кувейте и на востоке Саудовской Аравии потерпели поражение. Еще одно унижение для Ирана – ХАМАС его бросил. Каждое поражение Ирана – успех Саудовской Аравии. Саудовские газеты пишут, что иранская «раскольническая, расистская и дискриминационная политика» в регионе потерпела полный крах.

Жажда реванша

В Египте десять миллионов христиан, в основном это копты, старейшая община на Ближнем Востоке. При Мубараке к коптам относились неплохо, хотя обычные предрассудки сохранялись – их старались не пускать в университеты, полицию и на государственную службу. А теперь коптские церкви жгут, коптов убивают.

Рассказывают о похищении и насильственном обращении в ислам коптских девушек. За роман с мусульманкой одному юному копту отрезали ухо. Все это разрушает репутацию исторически космополитического Египта и красивый образ революции. И теперь кто-то уже с грустью вспоминает Мубарака: при нем было спокойно и безопасно.

Представители среднего класса и образованные люди десятилетиями покидали страну. После революции, которая, казалось, должна была сделать жизнь в ней более комфортной, желание уехать только усилилось. Египет – после Мубарака – отталкивает и выталкивает именно тех, в ком страна больше всего нуждается. Стоило ли затевать революцию, если становится еще хуже, а к власти рвутся радикалы, исламисты?

Но разве могло быть иначе? Кто еще мог прийти к власти в стране с авторитарным режимом, где не было глубоких демократических традиций? То же самое произошло в Иране. Исламская революция была не прорывом вперед, а откатом назад. Это была реакция древней культуры, силу которой никто не понимал, на модернизацию.

Движущей силой иранской революции тоже было демократически настроенное студенчество. Но плоды победы над шахом достались другим. Аятолла Хомейни сначала дал им власть, позволил развернуться, а потом убрал с помощью Корпуса стражей Исламской революции. Студенческих вождей поставили к стенке. Руководителей левой партии Туде перед расстрелом заставили публично «сознаться» в том, что они советские шпионы. Оппозиция была уничтожена.

Кто добрых шесть десятилетий находился у власти в арабском мире?

В 1949 году произошел первый военный переворот в Сирии, в 1951 – убили короля Иордании, в 1952 – офицеры взяли власть в Египте… На Ближнем Востоке пришли к власти националистически настроенные военные. Это тоже была своего рода революция. Арабский мир отказывался от колониального прошлого, от монархий, от старых режимов, чтобы с помощью модернизации и социализма вернуть утраченное самоуважение и добиться социальной справедливости.

Говорят, что в арабском мире больше нет сильных и ярких лидеров, у власти посредственные политики. Но яркие лидеры раз за разом ввергали арабский мир в войны. Что же стало с этими молодыми офицерами?

Военные приходили к власти, обещая свободу и равенство. Но государство при них быстро превращалось в коррумпированную диктатуру. Власть оказывалась в руках силовиков и бюрократов, а богатство доставалось правящему клану. Критиковать режим становилось смертельно опасно. Правящая верхушка сажала и либералов, и марксистов, и исламистов – всех, кто мешал наслаждаться неограниченной властью и воровать.

На Арабском Востоке даже в республиках правили династии. И Хосни Мубарак собирался передать власть по наследству, как это сделал сирийский диктатор Хафез Асад, отдав страну сыну Башару. И Муаммар Каддафи выбирал, кого из сыновей поставить во главе государства после себя, да не успел…. Кумиры прежних лет, которыми толпы когда-то восхищались, начисто утратили свое влияние, потому что устроили себе красивую, роскошную жизнь. Люди восстали. Многие не знают, чего они хотят, зато точно понимают, кто и что им не нравится.

Почему симпатии немалой части общества – на стороне исламистов? Они популярны там, где люди недовольны жизнью, а это почти весь Арабский Восток. Популярность исламистов прямо пропорциональна беспомощности правительства. Ислам с его идеями равенства и справедливости – мощное орудие социального и политического протеста.

Исламисты обещают исторический реванш. В их сердцах – обида за то, что арабы оказались на обочине (Запад так вызывающе процветает, а они прозябают), за то, что даже нефтяные деньги не помогли им догнать Запад, за то, что особый, исламский путь развития не принес успеха. «За последние четыреста лет арабы не изобрели ничего стоящего, – безжалостно отмечал немецкий писатель Ханс Магнус Энценсбергер. – Поэтому все, что необходимо для повседневной жизни в Северной Африке и на Ближнем Востоке, каждый холодильник, каждый телефон, каждая электрическая розетка, каждая отвертка, не говоря уже о продуктах высоких технологий, воспринимается любым думающим арабом как немой упрек».

Исламисты претендуют на передел власти и влияния в мире. Христиан они воспринимают как колонизаторов. Исламисты считают себя жертвами. Требуют компенсации за свои потери и грозят местью за перенесенные страдания.

Преимущество исламской культуры перед западной, утверждают исламские теологи, заключается в ее большей духовности. Правда, не очень ясно, в чем это проявляется. Так и советские пропагандисты когда-то утверждали, что социалистическое общество духовно богаче капиталистического… Как правило, в бездуховности высокомерно обвиняют американцев. «Даже если они высадятся на Марсе или облетят Млечный путь, – говорил Хомейни, – счастье, мораль, возвышение души не будут им даны».

Помню разговор в Тегеране с заместителем министра иностранных дел Махмудом Воизи. Он учился в Америке, инженер-электронщик, вернулся сразу после Исламской революции. Что ему так не понравилось в США, за что он так ненавидит американцев? Замминистра задумался:

– Когда началась Исламская революция, вся американская пресса подняла бешеную кампанию против нас. Из-за этой пропаганды к нам стали плохо относиться. Одного иранского студента хозяйка попросила снять со стены портрет Хомейни. В США все оценивается только с материальной точки зрения. А для нас важна духовность.

– И поэтому весь Тегеран увешан лозунгами «Долой США!»?

– И до революции, и после революции американцы вели себя так, что вполне заслуживают такого лозунга, – заместитель министра улыбнулся наивности и неразумности неверных.

Мэр одного из турецких городов выступил против того, чтобы турки чистили зубы. Раньше зубные щетки изготовлялись из щетины свиньи, нечистого для мусульман животного, и, по его словам, являются «изобретением сионистов в борьбе с исламом». Мэр потребовал запретить детям «совать в рот эту дьявольскую штуковину».

Фундаменталисты исходят из того, что ислам – не просто религия, а целая система, включающая и политику, и экономику, и общественную жизнь, программа жизни всего человечества. Для них ислам – это решение любых проблем, поэтому они добиваются создания исламского государства, построенного на принципах шариата. Революцию совершили другие, но исламисты уверены, что наступило их время. В Египте, Йемене, Сирии, Ливии противостояние исламистов и демократов не так значимо. Главная битва разыгрывается внутри самого лагеря исламистов: между умеренными и радикалами.

Пугает то, что инакомыслие в исламском обществе рассматривается как тяжкое преступление или болезнь. Инакомыслящим место в тюрьме – здесь они «познают правду об исламе, сознаются в своих проступках и раскаиваются».

Исламисты приходят навсегда?

Нечто подобное происходило в Алжире, который исламисты хотели превратить в религиозное государство. Страну, которая была колонией Франции с 1830 года, травмировала долгая борьба за независимость.

Война была необыкновенно жестокой – с обеих сторон. Пленных старались не брать. После того как французы ушли, бойцы фронта уничтожили десятки тысяч алжирцев, которые сражались на стороне Франции: им перерезали горло. Целое поколение алжирцев было воспитано в уверенности, что пытки и убийства безоружных – обычное дело.

Алжир повели по социалистическому пути. После обретения независимости большие запасы нефти и газа позволяли молодому государству чувствовать себя уверенно. А когда цены на нефть упали, началась эпоха разочарования в социалистическом режиме, запятнавшем себя коррупцией и полной неэффективностью. И симпатии людей обратились в сторону исламистов.

Алжир превратился в нищее государство с обиженным и несчастным населением. «Братья-мусульмане» нашли сторонников среди разочарованной молодежи. Радикализм распространялся, как вирус, среди студентов и школьников.

Правящей партии – Фронту национального освобождения – пришлось пообещать свободные выборы. Первые парламентские выборы на многопартийной основе прошли в декабре 1991 года. В январе 1992 года армия отменила второй тур голосования, когда стало ясно, что побеждают исламисты.

Общество голосовало против коррумпированной и некомпетентной власти. К тому же исламисты лучше всех подготовились к выборам. Они устраивали грандиозные демонстрации по всей стране, и каждую пятницу десятки тысяч собирались послушать священнослужителей в мечетях.

Военные запретили Исламский фронт спасения и объявили чрезвычайное положение. Это стало оправданием для тотального террора. Исламисты говорили: раз прийти к власти путем демократических выборов невозможно, придется обратиться к джихаду. Они ушли в подполье и объявили властям войну. Алжир погрузился в насилие.

Подвиги террористов, безнаказанно убивающих государственных чиновников, создали им ауру загадочности и привлекали на их сторону молодежь. Юные алжирцы говорили о подпольщиках с восхищением. Появилась еще более пугающая организация – Вооруженная исламская группа. Она состояла из безработных и неграмотных молодых людей, которых учили в подпольных медресе. Они, похоже, искренне верили, что, убивая ребенка, спасают его душу и сами становятся ближе к Аллаху.

Вооруженная исламская группа начала тотальный террор в стране. По ночам молодые парни с ружьями, топорами и длинными ножами врывались в деревни. Расстреливали мужчин, перерезали горло женщинам и детям и исчезали в темноте. Перерезать горло ножом – это называлось «кабульской улыбкой».

Люди не понимали, почему армия и спецслужбы не могут спасти их от расправ? Террористы свободно действовали в стране, где если собрались пятеро, то четверо из них – непременно агенты полиции.

Когда исламисты нападали на деревню, солдаты не спешили прийти на помощь, хотя их казармы иногда находились совсем рядом. На совести правительства полицейские расправы, секретные расстрелы, таинственные исчезновения людей, которых, видимо, убивают спецслужбы. Больше всего убийств совершалось в районах, жители которых на выборах голосовали за исламистов. Возникало подозрение, что власти не вмешиваются, словно мстя им, и, желая им смерти, оставляют наедине с воинственными исламистами. Военные сами стирали с лица земли целые деревни, жителей которых подозревали в симпатиях к исламистам. Исламисты переодевались в военную форму, и скоро стало невозможно понять, то ли это исламисты, то ли сами военные, уничтожающие сторонников джихада.

К марту 1994 года казалось, что страна в руках исламистов, и, тем не менее, радикализм удалось подавить. Как? Алжирские власти осознали, что не надо разыгрывать исламскую карту, не надо выставлять себя бо́льшими исламистами, чем боевики. Напротив, единственное средство в борьбе с терроризмом, с радикализмом – это демократия, прежде всего политическая свобода, разномыслие.

В конце 1995 года прошли первые полноценные президентские выборы. За ними последовали другие. Конечно, они еще не отвечали всем стандартам демократии, но уже создавали эту культуру. Если есть возможность выражать свое мнение, если можно голосовать за тех, кто симпатичен, то радикалов поддерживает меньшинство.

В июне 1999 года Армия исламского спасения – военное крыло Исламского фронта спасения – заявила, что прекращает боевые действия. С каждыми выборами падала доля голосов, отдаваемых за исламистов. В 2004 году на президентских выборах эта доля составила всего один процент.

Алжирский опыт некоторым образом учли в Саудовской Аравии, где озаботились перевоспитанием молодых радикалов.

Молодые саудиты из Аль-Каиды, пойманные американскими войсками в Ираке, отправляются не в мрачный концлагерь Гуантанамо на Кубе, а передаются саудовским властям для перевоспитания, в центр, расположенный под Эр-Риядом. Там проводится эксперимент по перевоспитанию бойцов джихада в надежде смягчить их непримиримость и вернуть к обычной жизни.

Центр охраняется полицией, но внутри больше похож на студенческий городок. Им не надо носить тюремную форму. Они гуляют, играют в пинг-понг, волейбол и компьютерные игры. Их кормят бараниной, рисом, угощают пепси. Чтобы попасть туда, пойманные поклонники Аль-Каиды должны согласиться на перевоспитание. Приглашали две тысячи бойцов, каждый пятый отказался и проследовал в тюремную камеру.

Программу разработали священнослужители, психиатры и социологи. Лекции читают священнослужители, назначенные министерством по исламским делам. С молодыми людьми беседуют психиатры. Убеждают в том, что они ошибались, но вполне могут стать полноценными подданными Саудовской Аравии. Объясняют, что воевать с Советским Союзом в Афганистане в свое время было правильно, потому что соответствовало интересам Саудовской Аравии и мусульманского мира, а сражаться против собственной власти – неправильно.

Несколько сотен человек уже покинули центр и вернулись к обычной жизни. За ними наблюдают. Первое время им дают деньги – примерно семьсот долларов в месяц, покупают новую машину. Членов семьи просят присматривать за ними. Очень поощряется женитьба и обзаведение детьми. Это, как считается, отвлекает от мыслей о джихаде.

Островок стабильности

Нищие арабские массы Ближнего Востока требуют социальной справедливости. Местные властители пытаются сохранить контроль над бунтующим миром, но и палец о палец не ударят, чтобы улучшить жизнь собственных народов. Поэтому уступают под напором исламских радикалов. Хотя есть и островки стабильности, скажем, Объединенные Арабские Эмираты…

Кто же теперь поверит, что в тассовском справочнике 1926 года эта территория именовалась «Пиратским побережьем»: «Пиратское побережье занимает узкую береговую полосу в южной части Персидского залива площадью в четыре тысячи квадратных километров. Главные города: Абу-Даби – шесть тысяч населения, Дубай – главный порт – двадцать тысяч… Фактическая власть над побережьем находится в руках английского резидента. Население занимается главным образом добыванием жемчуга…»

А также пиратством! Здесь существовало рабовладение. В 1929 году нищета стала беспросветной – когда рухнул рынок жемчуга, потому что с мировым экономическим кризисом упал спрос на предметы роскоши и драгоценности. Вторым ударом стало разведение в Японии искусственного жемчуга, и он вытеснил с прилавков тот, что добывали ныряльщики в Персидском заливе.

История этого государства делится на два периода: до открытия нефтяных месторождений и после. До – это бедуинская пустыня, где ездили на верблюдах. После – это форпост модернизации на Ближнем Востоке.

Еще в 1940—1950-е здесь с трудом выживали. Ни дорог, ни электричества, ни водопровода, ни медицины. Страшной бедой было отсутствие воды, пригодной для питья. Соленая вода с высоким содержанием опасных примесей была настолько ужасной, что множество людей умирало от заболевания почек. Фильтры, очистка воды оставались недостижимой роскошью.

Нефть нашли на шельфе в 1968 году. В 1971-м британцы покинули Персидский залив. Семь эмиратов объединились в федерацию. А в 1973 году, после Октябрьской войны на Ближнем Востоке, цены на нефть взлетели до небес.

Поначалу в Эмиратах мечтали только о чистой воде и о врачах. Даже и не знали, что еще может дать нефть. Четыре с половиной десятилетия спустя Эмираты – самое процветающее государство в регионе. Память о нищете испарилась.

Исламисты неизменно воспринимаются как реакционная, консервативная сила, а ислам – как религия, которая мешает модернизации. Во всяком случае, так принято считать в немусульманском мире. Но есть исламские государства, которые демонстрируют не только устойчивый экономический рост, но и постепенное движение к политической демократии.

При жизни двух поколений изолированные и бедные общины Персидского залива превратились в богатое и современное государство. Нефть катапультировала бедуинов в глобализированный мир. Небоскребы выросли на песке, как по мановению руки. До открытия нефти это было сонное царство, где время словно остановилось. После – это динамичное, невероятно быстро развивающееся общество. Бабушки и дедушки современных жителей эмиратов и представить себе не могли такую жизнь.

Дубай играет большую роль в финансировании деликатных торговых сделок. Так доставлялось золото в Индию и Пакистан, где такая торговля запрещена, вывозилась тайком нефть из Ирака при Саддаме Хусейне, что запрещалось санкциями ООН, и поставлялись в Иран те товары, которых западные державы хотели лишить иранцев.

В Эмиратах пять миллионов жителей, сорок семь банков и больше ста меняльных контор. В основном их держат индийцы, пакистанцы или другие иностранцы. Они не хотят терять работу и безоговорочно выполняют указания своих богатых клиентов, не задавая лишних вопросов.

Когда Афганистаном правили талибы, Дубай торговал с Афганистаном. Эмираты – одна из трех стран (помимо Пакистана и Саудовской Аравии), которые поддерживали дипломатические отношения с режимом. В Дубае Осама бен Ладен приобрел сотни подержанных грузовиков «Тойота» – талибы использовали их как современную кавалерию в боях с Северным альянсом.

Служащие гостиниц, продавцы, работники авиакомпаний, водители, садовники, повара, горничные – всё это приезжие. В разных странах выстраиваются очереди из желающих поехать на работу в Эмираты. Без приезжих страна едва ли достигла бы столь впечатляющих успехов. Над местными жителями здесь принято посмеиваться, дескать, они ничего не умеют, за них работает нефть. Но это не так. По соседству есть и другие страны, где много нефти, но их не назовешь процветающими. Эмираты – пример успешного хозяйствования. Одна из причин – здесь заботятся не только о материальном благополучии граждан, но и следят за тем, чтобы исправно действовали социальные лифты.

Отсутствие революционной ситуации в Эмиратах можно было бы объяснить старой формулой: коренные жители не хотят, а приезжие не могут. Хотя на самом деле основа стабильности – это превентивная политика, смысл которой в том, чтобы решить проблему раньше, чем ситуация станет безвыходной и люди взорвутся.

Основатель Эмиратов – шейх Зайд ибн Султан ан-На-хайян – родился в пустыне – в бедуинском шатре, в 1918 году. Он руководил единой страной три с лишним десятилетия до самой смерти в 2004 году. Его достижения: бесплатное образование, гарантированная работа, выделение жилья, завидные пенсии, субсидии при оплате счетов за воду и электричество, различные пособия – при вступлении в брак, при рождении детей…

В 1992 году шейх Зайд создал из своих средств фонд, который финансирует строительство культурных и научных центров, помогает жертвам стихийных бедствий. А также дает небогатым женихам деньги, чтобы они могли заплатить калым, выкуп за невесту. Максимальная сумма – двадцать тысяч долларов. Традиция платить выкуп имеет практический смысл: снабдить женщину деньгами на случай развода или смерти мужа.

Он же – в день своей смерти – назначил первую женщину-министра.

На дороге всегда узнаешь машину коренного жителя. Только им разрешено тонировать стекла – чужие не должны видеть лица их жен. Здесь разрешено многоженство. Но хотя еще недавно женщины здесь могли играть какую-то роль в жизни общества и государства только как жены или матери, теперь они могут рассчитывать на большее.

Эти люди построили себе мир, в котором им комфортно. Они боятся одного: хватит ли им сил управлять этим миром? Выросло целое поколение, избалованное современной цивилизацией: «Что с нами случится, если кончатся нефть и деньги? Мы просто не знаем, как жить на этой земле – без больших денег. Навыки существования в пустыне утеряны».

Вот почему Абу-Даби и Дубай тратят миллиарды долларов на диверсификацию экономики, снижая зависимость от нефтяного сектора. В 1980 году экспорт нефти составлял семьдесят три процента валового внутреннего продукта, в 1998 – тридцать два процента, в 2010 – всего десять. Деньги вкладываются в развитие банковского дела, торговли, туризма. Появились отличные дороги, порты, аэродромы, высокоразвитая инфраструктура. Заводы по опреснению воды позволяют развивать в пустыне сельское хозяйство. Соседи не без зависти говорят: жители Эмиратов ездят по миру, выбирают, что им нравится, и дома строят то же самое. Страна похожа на детскую комнату, по которой разбросано множество любимых игрушек.

Газеты не критикуют правительство. Нельзя печатать ничего, что нанесет ущерб правящим семьям всех семи эмиратов, и подвергать сомнению их решения. Каждый из эмиратов – абсолютная монархия. Но существует необходимость договариваться и учитывать многообразие интересов различных групп.