Текст книги "Как разграбили СССР. Пир мародеров"

Роднина Ирина Константиновна – депутат Госдумы. Родилась 12 сентября 1949 г. в Москве. Трехкратная олимпийская чемпионка и десятикратная чемпионка мира по фигурному катанию. Победила на Олимпиаде-80, абсолютно чисто исполнив обе программы, в произвольной в том числе прыжок двойной аксель и тройную подкрутку.

– Вы знаете, Ирина Константиновна, о том, что у многих людей мелодия гимна нашей страны – разрушенного Советского Союза – ассоциируется с Вашими «олимпийскими» слезами?

– Я думаю, что все-таки эта мелодия ассоциируется с победами всей страны. Любая красивая победа запоминается.

– На каком уровне находится современное фигурное катание?

– На хорошем уровне. Но надо помнить, что в 1992 году с разрушением страны большинство спортивных школ стало закрываться. До 1998 года мы только теряли кадры, детские спортивные сооружения, были жуткие демографические проблемы. Несмотря на то что сегодня правительство выделяет много средств на спорт, мы подошли к яме. Я имею в виду подготовку спортсменов. Еще три-четыре года назад мы «вылезали» на крупнейших международных соревнованиях за счет того задела, который был создан в советское время.

– Вы уделяете много внимания проблемам массового спорта. По сравнению с временами Советского Союза массовый спорт перестал существовать. Почему? Исчезла культура?

– Культуры и раньше как таковой в этом смысле не было. Просто раньше на каждом предприятии был работник физической культуры, который и организовывал разные соревнования. Народ к этому привык. Были и культработники или, как мы их называли, массовики-затейники. А когда эта система распалась, эти должности упразднили, тут и выяснилось, что народ-то сам о себе и не заботится. У многих женщин какая философия? Раз такая тяжелая жизнь – одна радость: поесть. У мужчин одна радость – выпить. На это у нас находится и время, и деньги, и здоровье. А когда родители принимают участие в физическом воспитании детей, они и сами будут держать себя в тонусе. Тем более что у нас же многие были мастерами спорта, имели спортивные разряды. Кроме того, с распадом Советского Союза мы потеряли сорок процентов наших спортивных комплексов. Многие из них перешли в частные руки. Любой комплекс, который создавался в пятидесятые-шестидесятые годы – это лакомый кусочек земли в центре больших городов. То есть мы сами же и разрушили то, что было создано на наши же средства, нашими же стараниями. В этом плане мы просто мазохисты.

– Вы телевизор смотрите?

– Нет, не смотрю.

– Танцы на льду, ледовые шоу смотрите?

– Если честно, мне это не очень интересно. Я все-таки профессионал и люблю профессиональные выступления. А это просто шоу. У нас есть международные турниры – Кубок России по фигурному катанию.

– Но популярность «Нувель де Моску» была все же несравненно выше.

– Не забывайте, у нас десять лет никакого спорта вообще не показывали по телевидению. Десять лет! Целое поколение отвыкло от регулярных спортивных телепередач.

– Вы для всего нашего Отечества – живая легенда, Ирина Константиновна. Как ощущали на себе популярность в советское время?

– Стараюсь себя легендой не ощущать – это вредно. На улицу выходила, конечно. Но, понимаете, в жизни мы выглядим несколько по-другому, нежели когда нас видят на соревнованиях. Бывало, что, когда я ехала в метро, люди восклицали: «Не может быть, Вы – Роднина?!» Узнавали. Но вообще у нас был очень скромный народ. Смотрели на меня украдкой, не приставали, не мучили. На соревнованиях – да, выражали свое восхищение, а в жизни: едет человек в метро, ну и пусть едет.

– Была ли в реальности история, когда Вас с Вашим первым партнером вызвал к себе министр обороны Гречко и предложил квартиру в центре Москвы, если вы с Улановым поженитесь?

– Министр обороны Гречко не застал тот период, когда я каталась с Улановым. Его назначили министром, когда я уже каталась с Зайцевым. Так что это полная глупость! Это даже не просто нечистоплотность – писать такие вещи! Это дикость! И кто-то имеет право публиковать эту дикость! Слава богу, в советское время такого точно не было. Профессиональные журналисты должны сто раз перепроверить, прежде чем писать такие вещи. Подавать в суд за такие вещи?! Тратить на это время?! Для меня это, что называется, летать ниже плинтуса! Себя не уважать!

– С 1990 по 2002 год Вы прожили в США. У Вас нет ощущения, что в тяжелое время Вы бросили свой народ, который Вас так боготворил?

– По этому поводу мне в основном говорили, что я погналась за «длинным долларом». А я просто-напросто в этот момент оказалась без работы. На родине для меня работы не нашлось. И когда мне предложили работу в Америке, я поехала туда работать по контракту, а не в эмиграцию. Так что – кто кого бросил-то?

Москва, сентябрь 2009 г.

Часть IV
Без цензуры

Глава первая
Монстр Телевидение

Главным инструментом и разрушения Советского Союза, и его добивания в 1990-е годы было телевидение. Советская власть недооценила возможности голубого экрана, а ведь еще Ленин писал: «Важнейшим из искусств для нас является кино», – конечно, подразумевая кино как инструмент пропаганды. Не сложно представить, какие бы надежды прозорливый Ильич возложил на телевидение. И как бы его использовал. Явно не так, как Хрущев с Брежневым. Именно в их годы получившее повсеместное распространение телевидение могло стать ненавязчивым идеологическим помощником советской власти. Не стало. Вместо хирургического скальпеля советское телевидение было грубой ножовкой, которой препарировали сознание советского народа.

Нет, конечно, были и во времена СССР замечательные передачи и тележурналисты, но речь-то ведь я веду об идеологических возможностях «ящика». О том, как с его помощью надо было популяризировать советскую власть. Ведь что мы видели? Сводящую скулы от скуки хронику партийных съездов и прочих мероприятий. Товарищи хорошие, но ведь Брежнева, по крайней мере в последние его годы, надо было прятать от народа, а не выпячивать. Старый больной генсек, страдающий дефектами речи, стал на многие годы вперед символом дряхлости самой советской власти. И, как результат, сослужил ей дурную службу. И таких примеров архаичного (мягко выражаясь) отношения Советов к наглядным информационным ресурсам несть числа.

Впрочем, все это помнят и без меня. Тогда к чему я клоню?

Да к тому, что на фоне тотального телебеспросвета, тотальной телескуки советский телезритель вдруг попал в тотальную теледозволенность. Постепенно, конечно, но новаторскими темпами. Сначала Горбачев разрешил «Взгляд»[27]27
  В моей прошлой книге «1991: измена родине. Кремль против СССР» есть воспоминания последнего руководителя Гостелерадио Леонида Кравченко, в которых он утверждает, что «Взгляд» Горбачев решил открыть в 1987 году, чтобы нивелировать прекращение глушения «Голоса Америки» и прочих вражьих «голосов». Их действительно слушать перестали, да вот только вышедшие из-под контроля информационные ресурсы в самом СССР политически утопили самого Михаила Сергеевича.


[Закрыть], потом к нему подтянулись другие телевизионные адепты перестройки. И понеслось! Редкий теледень отныне обходился без разоблачений порочной советской действительности. Опытные комментаторы, конечно, оговаривались: мол, так надо для перестройки, для ускорения. Критика во благо то бишь. И очень скоро позитивная информация о жизни в стране исчезла практически полностью. Она стала немодной агиткой. Отрыжкой сталинщины. Пропагандистской чушью. Коммунистическим бредом. И в этом отчасти виноват, как я уже говорил, кондовый подход советской власти к телевидению. Даже при полном сочувствии к советскому прошлому сравнивать телевидение тех лет с перестроечным и тем более с телевидением 1990-х годов нет никакой мочи. Тоска, рутина, партийные штампы, идеологические клише, забубенные агитки. А тут: стебающиеся буквально надо всем молодцы, Кашпировский, конкурсы красоты, почти что западная реклама. (Лично у меня глаза на лоб полезли, когда, просматривая в 20-ю годовщину ГКЧП программу «Время» тех дней, увидел на ее заставке с часами рекламу фирмы «Crosna». Получается, отважные мятежники решились вернуть страну в социалистическое прошлое, но убоялись при этом убрать значок какой-то заморской компании с заставки «Времени»? Ну, разве не гримаса эпохи?)

«Лебединое озеро» в дни ГКЧП тоже примета абсурдного времени, какой-то тотальной неповоротливости советской власти. На дворе уже был 1991 год, а эти товарищи жили годах в 1950-х, в эпоху начала трансляций движущихся картинок на расстоянии, когда на любой балет глазели, как на чудо.

Конечно, ни в 1980-е, ни в 1990-е годы отечественное телевидение профессиональным не было. В лучшем случае закупало западные фильмы и крутило их в прайм-тайм, благо народ, словно на чудо, глазел часами на какую-нибудь рабыню Изауру. «Тихий дом», «Пятое колесо» и прочие новообразования телеэфира в большинстве случаев так просто несли откровенную чушь типа «Ленин-гриб» покойного Курехина. Но чушь идеологически выдержанную. То есть антисоциалистическую. Правда, ни о каком развале страны никто впрямую не заикался. Поэтому-то, кстати, и издеваться над ней было можно спокойно. Критика во благо, мать ее перемать!

Я абсолютно уверен, что если на спорт американцам, заключавшим в начале 1990-х с Ельциным новый «Канцлер-акт»[28]28
  В моей предыдущей книге начальник нелегальной разведки КГБ СССР Юрий Дроздов рассказывает: «Бывший начальник военной контрразведки Бундесвера генерал Камоса опубликовал книгу «Секретные игры тайных служб», где прямо пишет, что согласно послевоенным германо-американским соглашениям каждый новый канцлер Германии, приходящий к управлению страной, должен сразу после выборов приехать в США и подписаться под документом под названием «Канцлер-акт». Срок окончания «Канцлер-акта» – 2099 год». Так что Ельцин оказался в этом деле не новичок. И это, быть может, даже утешило Бориса Николаевича.


[Закрыть], было по большому счету наплевать, то свободу и независимость телевидения на постсоветском пространстве они оговорили в первых же пунктах секретного договора. Ибо после распада Советского Союза телеящик стал просто творить беспредел. Долбил самого Ельцина, если он осмеливался делать не то, чего от него ждал дядя Сэм. Линчевал коммунистов по делу и между делом, захлебывался в комплиментах к Западу к месту и просто так. Презирал «совок» в словах, мимике и жестах. А также стал пичкать ошалевшего зрителя компроматом на «слуг народа» и рекламой водки и табака. (Главный рекламный пропагандист этих традиционных утех русского народа Вячеслав Грымов в главе «Срам интеллигенции» еще и похвастается, что его реклама водки «Белый орел» была выполнена в лучших традициях отечественной классики. Ни дать ни взять – полный абсурд!) Помню, всю новогоднюю ночь с 1992 на 1993 год изводила нас по всем без исключения каналам какая-то особо гадкая реклама чего-то японского. Не помню чего именно, но помню, что деться от нее было некуда. Раз за разом, с интервалом минут в 5 от силы, один и тот же визгливый голос требовал купить то ли соковыжималку, то ли компьютер. «Голубой огонек» он просто стер из сознания.

Телевидение, вернее, его лакомые рекламные куски, в 1990-е годы захватили людишки, отношения ни к телевидению, ни к бизнесу не имеющие. Самым ярким из них был, конечно, Сергей Лисовский, интервью с которым вы уже прочитали. По-хозяйски околачивался по останкинским коридорам тот же Грымов, другие «новые русские», имена которых, а то и их самих, сегодня съело время. Например, Листьева банально убили за деньги, когда он решил весь рекламный рынок ОРТ подмять под себя. «Крестный отец» Листьева на телевидении, его последний советский руководитель, Леонид Кравченко не скрывает этого в нашей книге. С деталями его версии я предлагаю вам ознакомиться самостоятельно, а вот по поводу разговоров, кто Листьева заказал, выскажу свое мнение. Я уверен, что ни Березовский, ни Лисовский, которые больше всех несли убытки от нововведений генерального директора ОРТ Листьева, его не убивали. И даже не просили убить. У обоих впоследствии жизнь осложнялась до предела, и будь хоть намек на участие этой парочки в гибели Владислава Листьева, его бы раскрутили на все сто процентов.

Листьев стал жертвой нравов нового времени и жертвой собственной жадности. Как вы помните из главы «Воры в законе», братва, оборотни в погонах и без», всякая мало-мальски значимая финансовая деятельность была в 1990-е годы под контролем бандитов. Про рекламный бизнес на ОРТ в этом смысле ходили недвусмысленные легенды. Вот и посудите сами теперь. До тех пор, пока господином Листьевым не овладело желание подмять под себя всю рекламу, «державшие» (или «защищавшие», это тогда называлось) рекламные фирмы Березовского и Листьева бандиты получали причитающиеся им проценты регулярно и сполна. И вдруг этот источник доходов приказал долго жить. Виновник налицо. Правда, журналист и человек солидный, если что, шуму не оберешься. Но… деньги есть деньги. Известно, что и Березовский, и Лисовский о чем-то говорили с Листьевым перед смертью. Скорее всего, о рекламной сетке на ОРТ. О чем же еще? Да это и неважно. Важно, что ни Березовский, ни Лисовский в глазах бандитов (да и кого угодно) не были виноваты в том, что у них исчез источник их доходов. Иначе бы сначала убили их, а не Листьева.

Догадывались ли вчерашние партнеры Листьева, какая судьба ему уготована? Отчего нет? Может, и догадывались. Но, во-первых, догадываться – не значит знать наверняка. А во-вторых, что они могли сделать? Попросить братву «не трогать Влада»? Тогда они мгновенно в глазах этой самой братвы становились его сообщниками со всеми вытекающими отсюда летальными последствиями. Сообщить в милицию? В 1990-е это означало бы самому занять место Листьева на кладбище. Короче, беда, как говорит Кравченко, конечно, витала в воздухе, но поделать с ней было ничего нельзя. Листьев, видимо, уперся.

Есть еще немаловажная деталь в этой истории. По сведениям некоторых СМИ, Листьев к моменту смерти утаил крупную сумму то ли у государства, то ли у партнеров. Наверняка об этом знали и бандиты. В их глазах он моментально становился на их же уровень: такой же жулик, как и мы. И, соответственно, расправа была коротка.

Я детально остановился на этой истории не потому, что мне жалко Листьева. Отнюдь. И в том числе потому, что деньги его исторически грязные, ибо сделаны на костях убитой им родины. И человек он был, как видите, нечестный, и это бы полбеды, да уж больно пафосными были его разоблачения советской власти. Ни один журналист эпохи СССР в аферах такого масштаба замешан не был и замешан быть не мог.

Я остановился на фигуре Листьева потому, что его профессиональная жизнь и кончина – вопиющий пример беспринципности, рвачества, безответственности, цинизма, аферизма. Еще раз повторяю, будь Листьев каким-нибудь дельцом на поприще сугубо приземленном, «земляном», да хоть тем же торговцем нефтью, ни он сам, ни его делишки, ни его бесславный конец меня не трогали бы абсолютно. Вернее, не трогали бы до такой степени. Жулики-торгаши эпохи 1990-х, они есть жулики-торгаши. Чего с них взять? По ним нары плачут, и только. Но ведь Листьев оперировал идеями. Оперировал в масштабах страны. Одурманивал, не задумываясь, целую нацию, едва пришедшими ему на ум «аксиомами» о порочности социализма. Вдалбливал в наивные головы сограждан, что так жить нельзя. Играючи. С шутками-прибаутками. Без оглядки на последствия. Безответственно. Ушел, точно Колобок из сказки, от возвысившего его Горбачева к входящему в силу Ельцину. Воспел разрушителя СССР. Ну и, конечно, мало кто станет спорить с тем, что под спудом конкретной антигосударственной теледеятельности Владислава Листьева в том числе и рухнул Советский Союз.

Теперь скажите, вам не противно было узнать, что сделавший себе карьеру на гонениях коммунистов, непорочное дитя перестройки Владислав Листьев – банальный жулик? Мне втройне противно. Ибо запятнал Листьев белые одежды демократии сальными пятнами, оставшимися у него на руках от денежных купюр. А ведь революционер (хорошо, пускай глашатай революции) обязан быть чистым. По крайней мере, пытаться таковым быть. Так нет же. Алчность. Темные делишки. Простреленная голова в холодном подъезде. Вдова, перешедшая по наследству с акциями к партнеру. И все это на костях великой страны – Советского Союза. Бр-р-р-р-р!.. Я же писал вначале: СССР, умирая, за себя мстил. И мстил жестоко.

Кравченко Леонид Петрович – экс-председатель Гостелерадио СССР. Родился 10 марта 1938 г. в Брянской области. В 1988–1990 гг. – генеральный директор Телеграфного агентства СССР (ТАСС). Обвинялся в исполнении приказов ГКЧП по ведению политической цензуры 19 августа 1991 г.

– Разрушение Советского Союза ознаменовалось появлением в 1990-е годы в практике правоохранительных органов термина «заказные убийства». Ладно бы убивали друг друга бандиты, так кровавый след оставила и профессия журналиста. Листьева (генерального директора ОРТ в 1995 г. – Прим. авт.) убили за деньги?

– Конечно! Во-первых, следствие же выявило, что он припрятал 4 миллиарда рублей. Сами взглядовцы, кстати, отказались участвовать в следствии в качестве свидетелей. Ко мне приходили следователи как к опытному специалисту в области телевидения, который создавал «Взгляд», вел их… Я им сразу сказал: «Не ищите в этом никакой политики, все дело в коммерции». Кстати, помню, что стоило мне перейти всего на один год с поста руководителя советского телевидения на должность генерального директора ТАСС, как взглядовцы стали юридическим лицом и получили счет в банке. То есть открыли фирму, которая стала получать огромную прибыль за счет созданных ими программ – носителей рекламы. Вскоре он становится генеральным директором первого канала… Я, кстати, у него тогда спросил: «А ты что, теперь сам у себя покупаешь программы?» Тогда же на базе первого канала было создано акционерное общество, куда вошли Березовский и этот злодей Патаркацишвили…

Так вот, какую ошибку совершил Листьев, став гендиректором? Я об этом сказал и следователю. Листьев понимал, что прекрасные программы, которые остались с советского времени – детские, молодежные, та же несчастная «Играй, гармонь», после которой в СССР построили три новых фабрики по производству гармоней, – проживут и без рекламы, а для того, чтобы выжила любая современная программа-получасовка, ей нужно как минимум пару выходов рекламы – без этого она умрет, потому что не оправдает расходы на ее создание. И Листьев сделал мудрый ход, ставший одновременно его ошибкой: на полгода вообще отменил рекламу на первом канале. Его конкуренты, по существу, должны были подохнуть, ведь, повторяю, лучшие программы, созданные в советское время, могли жить без рекламы. Конкуренты были в ужасе, многие обращались ко мне: «Леонид Петрович, попробуйте поговорить с Листьевым, у вас же с ним сохранились связи, а с Любимовым вы даже дружили… Убедите их…» Сделать я, конечно, ничего не мог. Более того, у меня вдруг возникла острейшая внутренняя боль: я стал бояться, что произойдет какая-то беда. Во мне жило стойкое ожидание беды. И она произошла. Что не рассчитал Листьев? Дело в том, что вся реклама проходила через две посреднические фирмы: Березовского и Лисовского. За полгода Березовский терял миллиарды! С момента официального объявления о том, что на первом канале прекращается реклама, прошло пять или шесть дней, и Листьев был убит.

– Как Вы относитесь к современному телевидению и нужна ли там сегодня цензура?

– В целом отношусь негативно, хотя, как мне кажется, при этом не принадлежу к тем пенсионерам, бывшим руководителям телевидения, которые только бурчат и ничего не предлагают. Сегодня коренным образом изменилась сама концепция телевидения. Изначально телевидение ставило во главу угла – и таким бы ему оставаться – социальные интересы народа: заработную плату, жилье, медицинское обслуживание и так далее. Мы разрабатывали эту концепцию на основе глубоких социологических исследований – для этого был целый институт, – а телевизионная сетка составлялась на основе зрительских ожиданий. А сегодня приоритет в эфире имеют передачи с рейтингами, которые обусловлены игрой на низменных потребностях людей: торгашество, «новый образ жизни», легкие деньги, криминал. Идет оболванивание масс, а не поднятие их культурного, образовательного, морального, духовного уровня от скотства, безграмотности, примитивизма. Цель такого оболванивания очевидна: легче заниматься халтурой.

Если бы существовали художественные советы и творческая взыскательность, то большая часть сегодняшних передач не могла бы появиться на экранах. Раньше в художественные советы входили такие авторитетные люди, как Пугачева, поэт Леонид Дербенев, люди, которым доверял народ, которые всем своим творчеством завоевали такое право; эти люди обеспечивали телевидению высокий художественный вкус. Перед этими экспертами исполняли песни, читали стихи, показывали фильмы. И, скажем, Дербенев мог встать и сказать: «Братцы! А тут ведь никаких стихов-то и нет!» Цензура в виде художественных советов нужна и сегодня, потому что сегодня высокий моральный и художественный уровень телевидения принесен в жертву деньгам. Тотальная коммерциализация, взяточничество стали там обычным явлением. Огромное количество талантливейших людей не хотят иметь с современным телевидением и его боссами никакого дела, потому что знают, что им придется «отстегивать» и «отшпиливать» всем подряд. На телевидении совершенно открыто объявляются суммы взяток, возникли мощные кланы: в юморе, в музыке, в спорте… Минуя эти кланы, на экран не прорваться. Взгляните, в субботний вечер одни и те же 10–15 человек развлекают нас с экранов годами. Их цель – делать деньги, деньги и деньги, так что о качестве продукта речь не идет, только о количестве. Вроде бы юмор, а юмора нет, потому что юмор там, где ум.

Кстати, наш выдающийся и умный одессит-юморист Жванецкий в этих программах не участвует, потому что ему стыдно там находиться. Хазанов тоже в этом не участвует.

Существует формула о предназначении средств массовой информации и телевидения в частности: информировать, просвещать, развлекать – именно в такой последовательности и в равной пропорции. В России же все перевернуто: развлекают прежде всего, и с громадным перевесом во времени по отношению к информированию и просвещению. А как информируют? В первую очередь идут чернушные сюжеты: куда свалился автобус, кого убили и так далее. И это страшно. Это показывают на ночь, поэтому это опасно даже с точки зрения здоровья – человек остается встревоженным. Поэтому, по большому счету, пытаться выяснить, что на самом деле представляет из себя наше сегодняшнее телевидение, в первую очередь должен министр здравоохранения. Раньше мы в позднее время старались пускать мягкие, «пушистые» сюжеты, спокойные передачи типа «До и после полуночи». Чтобы от всего этого веяло добром. Но эти наши гуманные идеи сегодня погублены. У современных телевизионщиков пропал интерес к тому, что на самом деле надо людям. Поэтому я, честно говоря, даже удивлен, что сегодня на телевидении до сих пор остается программа «Жди меня», которая берет свои истоки из знаменитой программы Валентины Михайловны Леонтьевой «От всей души», программы о милосердии. Но и она почему-то считается развлекательной: журнал «Итоги» каждую неделю составляет рейтинги зрительских симпатий серьезных программ, я каждый раз ищу там «Жди меня», но ее нет, потому что она, по мнению телевизионщиков, призвана веселить народ.

– Сегодня и бумага для газет не проблема, не то что при СССР, и за критику на Политбюро не вызовут, и цензуры нет, но в то же время нет и тиражей, да и начальство после разоблачительных материалов в СМИ не снимают, если, конечно, только сама власть не закажет соответствующую публикацию. Почему?

– Потому что произошло самое ужасное, чего я, как профессиональный журналист, не ожидал. Сами редакции объявили, что письма они отныне не читают, на них не отвечают и не реагируют. Это профессиональное преступление! Значит, вас не интересует, что у народа болит. А интересует вас лишь то, что вам кажется болит у народа. По этой же причине на телевидении начисто исчезли собкоровские сети, которые ежедневно давали один-два сюжета из глубинки от того самого народа. С криками, с болью, с просьбами о помощи. И в этом, конечно, вина журналистов, но она стала производной от безразличия власти к публикациям СМИ. За последние полтора десятка лет я не помню ни одного решения сверху в поддержку критического выступления какой-нибудь газеты или телесюжета по острым социальным вопросам. Не было ни одного официального постановления. Президент может, конечно, почитав свой блог или услышав что-то на своей пресс-конференции, принять решение, но это будет политическая акция, а не конкретная работа по материалам СМИ.

Вы говорите, что сегодня нет цензуры… В прямом смысле слова назвать цензурой контроль за журналистами с помощью денег, как это происходит сегодня, конечно, сложно, если иметь в виду Главлит, цензоров, сидящих при каждой центральной газете, или брошюры о том, что можно писать, а чего нельзя.

Да, раньше цензура кроме районных и многотиражных газет брала на себя все; кстати, западные разведчики получали самую закрытую и интересную информацию именно из районных газет и многотиражек. С исчезновением Главлита в период гайдаровско-чубайсовской демократии у прессы с читателями и с общественным мнением возникли совсем другие отношения, построенные на том, о чем мы с вами уже говорили, – на деньгах, на коммерческом интересе. Поэтому газеты стали быстро разбираться в собственность. Коммерциализация всей жизни общества, политики, СМИ привела к огромному количеству заказных публикаций, которые в иных изданиях определяют лицо этих СМИ. Лицо плохой журналистики. Заказные статьи не требуют журналистских расследований. Корреспонденту не надо куда-то ехать, с кем-то встречаться, что-то исследовать. Под натиском заказухи настоящая журналистика стала исчезать. Мне бы никогда не захотелось вернуться к официальной государственной цензуре, хотя с позиции охраны государственных тайн ее элементы нужны. Но вводить их надо тоже продуманно. Известны ведь случаи, когда разудалые ребята-журналисты что-то напишут там, что-то здесь и потом достаточно сделать сборник таких публикаций, чтобы садиться в тюрьму. Мы в «Труде» однажды влипли в такую ситуацию. Написали статью об испытаниях какого-то оружия, оказывающего влияние на окружающую среду. Материал прочитали в Госдепартаменте США и решили, что речь в нем идет об испытании нового лазерного оружия и СССР в Томске-2 лет на 20 опередил в этом деле США. До этого мы, как и положено, согласовали эту статью в четырех инстанциях, а надо было в семи. Но мы знали, что семь инстанций не пройдем, а текст был сенсационным. В результате строгий выговор объявили мне и моему заместителю, а начальника отдела науки освободили от работы. Кстати, мы так до конца и не выяснили, что за испытания тогда происходили. Думаю, что это были испытания крылатых ракет в районе Белого моря. (Смеется.) Такой цензуры, конечно, не надо, но и нельзя на ее месте создавать монстров, которые кичатся своим влиянием, деньгами, связями с властью. Для которых понятие «четвертая власть» смешно и нелепо. Совсем недавно к юбилею горбачевской перестройки и 20-летию закона о СМИ состоялась международная конференция. Она просто приговорила нашу нынешнюю журналистику. И мы действительно низко пали и совсем растеряли наше профессиональное достоинство. Всем нужны деньги и только деньги.

– Эпоха, предшествующая распаду СССР, подарила советским телезрителям неоднозначных героев. С Вашей легкой руки на советском телевидении появился Кашпировский?

– Да, с моей. Дело в том, что я к тому моменту зарвался… Это было время профессиональных экспериментов. Я в них купался, гордился ими. Мне нравилось, что меня любят, что я стал популярен. Я, к примеру, первым открыл большой аудитории Гавриила Попова – пять лет лежали 18 часов его записей с размышлениями о современной экономике. А я, когда возглавил Гостелерадио, сразу же попросил дать мне текст этих размышлений. Прочитал и сказал: «Все, что будет подчеркнуто синим карандашом, оставьте в синхроне, остальное выкиньте». В результате вышло три программы, которые перевернули наше представление и о самом Попове, и о нашей экономике. Там было действительно много умных и дельных предложений не о каких-то дурацких кооперативах, а о глобальной экономике. Так вот. В конце 1980-х я начал заниматься самолюбованием… Меня звали выступать во все страны мира, ко мне приезжали люди из-за границы, которые писали докторские диссертации о феномене советского телевидения. И меня понесло – конечно, это было мальчишество деревенского парня, добравшегося до самых высот. Потом я понял, что еще раньше понесло Горбачева. (Смеется.) Очень легко ведь поддаться популярности…

И вот в порыве моей тогдашней безотказности – хоть черта, хоть ладана – лишь бы интересно – и появился Кашпировский. Меня пригласили в молодежную редакцию, где он демонстрировал свои способности. Кружком стояли ребята – помощники, операторы, – и он по очереди до них легонько дотрагивался, а они тут же один за другим падали. Я был поражен этим эффектом и согласился: «Хорошо, давайте попробуем его показать в эфире…» И молодежная редакция за это взялась. Вскоре я слинял на должность гендиректора ТАСС, и некоторое время все это продолжалось без меня, при Ненашеве. Однако вскоре возмутились и Академия медицинских наук, и Академия наук СССР. Ненашева «пригнули», а Кашпировского прогнали. Он пришел ко мне в ТАСС, и мы опубликовали с ним большое интервью.

Я много раз убеждался в положительном влиянии Кашпировского на аудиторию, но дело в том, что одновременно у 10–12 % его аудитории здоровье ухудшалось. А у врачей же есть святой принцип: не навреди. Кстати, Кашпировский сейчас опять пробивается на телевидение.

– Вам не кажется, что многие работающие в перестроечные и особенно в 1990-е годы на телевидении люди, в отличие от того же Кашпировского, не придают особого значения тому, что их смотрят миллионы: одежда, речь, манеры – все на уровне улицы…

– Я на эту тему в свое время написал кучу статей. Да что там статей, порой приходилось объяснять такие вещи выдающимся людям. Помню, мы как-то делали программу, в которой Эльдару Рязанову надо было с цветами в руках встать на колено перед Алисой Фрейндлих. Эльдар Александрович пришел в мятых брюках, неряшливо одетый… В принципе, у меня для таких ситуаций было припасено несколько выглаженных рубашек и брюк, но в данном случае я попросил Рязанова переодеться в спортивный костюм, пока мы приводим его одежду в порядок. Все это было сделано деликатно, Рязанов нас даже поблагодарил в конце, для него это была естественная ситуация. А вот Юлиан Семенов меня как-то потряс. В полдевятого вечера появляется у меня в кабинете: «Хочу в прямой эфир программы «Время»! Я три дня назад прилетел из Афганистана, хочу дать сенсационный комментарий». А сам грязный, как с поля боя из траншеи. Я говорю: «А чего ты такой грязный, ведь ты три дня как приехал? Грязь была бы уместна, если бы мы делали прямой эфир из Кабула, но ты же будешь говорить из московской студии». Переодели его, переобули, умыли, причесали, и Семенов отлично выступил. А в конце добавил: «Три дня назад я вернулся из Афганистана и наконец-то смог по-человечески отмыться…»

Телевидение является самым выдающимся воспитателем, которому подражают. Особенно дети, подростки, молодежь. Это электронный наставник, лучший в мире конструктор души, законодатель мод. Телевидение в этом плане всемогуще. Оно обладает природным магнетизмом – и это его главное качество. Поэтому те, кто появляется на экране, обязаны помнить о том, что они приходят туда не только развлекать, но и быть моделью для подражания миллионной аудитории во всем: в манере держаться, в интонациях и в одежде. Но на сегодняшнем телевидении этого, к сожалению, действительно не понимают. Там почти воинствующая неряшливость речи, одежды, отношений друг с другом, мат в эфире! А ведь внимательное отношение к своему телеобразу – это тоже профессионализм; ответственность за то, что мы несем в массы. Чехов говорил, что в человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Из этого и надо исходить.