Текст книги "Исцели меня. Невозможное"

В тихие безмятежные коридоры Ордена неожиданно ворвалась суета. Сначала я не придал этому большого значения, ну мало ли, какой-нибудь особый праздник намечается. Равнодушие сразу же испарилось, как только мне стало известно, что Леонид с ребятами отбыли. В душу закралась досада. Разделив столько боли, крови и пота в тренировках, я считал своим долгом быть сейчас рядом с ними, сражаться плечо к плечу, не важно с кем. Занятия мои отменили, потому что большая часть бойцов отбыла на задание. Я скверно выругался. Чертыхаясь и злясь, я пытался найти причину, почему меня оставили в Темплуме.

«Что такого глобального могло произойти?» – задавался я вопросом и читал в лицах оставшихся братьев серьезную решительность, сквозь которую изредка выбиралась тревога. Девушки и женщины вели себя более обеспокоенно. С их лиц пропали улыбки, появилась задумчивость. Я заметил, что медсестры необычайной оживились, готовя препараты, бинты, травяные пасты, застилая пустые кровати чистым бельем. Юлия острым сосредоточенным взглядом отслеживала процесс подготовки, окидывала взглядом стерильные палаты.

«Что – война? Они готовятся принимать раненых?» – поселились пасмурные мысли в моей голове.

Вторая новость просто оглушила меня. По этой «неизвестной причине» мое посвящение переносится на три недели. Я был глубоко возмущен. Ясно почему, ведь это рушило все мои планы, оттягивало день моей женитьбы. Я пытался узнать причину у Константина. Вид у него был мрачный, суровые брови нависли над осмысливающим взглядом. Он покряхтывающе вздохнул, словно поудобнее укладывал свалившиеся на плечи проблемы, и на выдохе монотонно начал мне доходчиво изъяснять. Оказывается, я не готов знать врага в лицо, да по факту и нет у меня пока врагов, до тех пор, пока меня не посвятили в братство. И доверия ко мне пока тоже нет, по той же самой причине. Это замкнутый круг какой-то! От возмущения и злости я развел руками, потом, сжав кулаки, принялся доказывать, что я хочу защитить братство и свою Агату, на что Константин приторно вежливым голосом порекомендовал продолжить обучение и указал мне на выход. Получив жесткий удар по самолюбию, я исполнил волю старшего.

Иаков Михайлович, как ни в чем не бывало, зачитывал лекцию про астральные тела и их влияние на нашу жизнь. Опираясь лицом на ладонь, я слушал эту скуку скучную и думал над тем, как выудить информацию о случившемся. При малейшей попытке он отвечал мудрыми цитатами. Короче говоря, «меньше знаешь, крепче спишь», сделал я для себя такой вывод и, поморщившись, погрузился в осознание формирования астрального мира.

Сбегая от Иакова Михайловича, я торопился к Агате. Конечно, ее уберегли от дел братства, поэтому она была не в курсе происходящего или не хотела быть в курсе. Ей стало заметно лучше. В янтарном взоре появилось спокойствие, впавшие щеки слегка поправились и окрасились легким румянцем, все чаще была видна улыбка на лице. Конечно, это следствие нашего перемирия, долгих бесед, теплых объятий. Ушла колючая ложь, которая болезненно отталкивала нас друг от друга, забирая последние силы.

– Завтра меня отпустят, – сказала она, как только увидела меня, и отложила книгу в сторону. Взгляд ее сиял счастьем и оптимизмом. Я пытался не думать про болезнь и то, что ее нескончаемая жизнерадостность может однажды потухнуть.

– Это крутая новость, – улыбнулся я и отставил в сторону все тревоги и переживания, которыми уже успел заразиться от общей атмосферы.

Я посмотрел на книгу, далекая классика про странствующего мальчика. Ну да, если расценить его смерть как возвращение домой, то что думает сама Агата о… Мне даже в мыслях сложно произнести слово «смерть».

– Итак, раз я столько времени потратила на лечение, то я составила целый план наших мероприятий, – как игривый колокольчик, прозвенел ее голос, отвлекая от мыслей.

– Интригует, – ухмыльнулся я, склонившись к ней за поцелуем, – но не забывай про отдых.

Сведя брови вместе, Агата недовольно наморщила лоб. Я понимал, что это не обида, скорее каприз. Слово «отдых» вызывало в ней аллергию, она приравнивала его к безделью, а Агата очень ценила время, и я понимаю почему.

– Ты меня завтра заберешь отсюда?

– Что за вопрос? – удивился я. – Была б моя воля, я бы давно тебя выкрал.

– А ты выкради, – подхватила она мое предложение. Ее лицо наполнилась небывалым восторгом, глаза округлились и выглядели такими живыми.

– И выкраду, – настаиваю я и вижу, что она абсолютно не шутит. Она готова совершать безумные поступки и всегда была готова, просто с этой стороны я еще не знаю Агату. Не медля ни секунды, я решительно подхватил ее на руки. Больничная рубаха рискованно поползла вверх колен. Звонко смеясь, Агата одернула ее.

– Ч-ч… – чмокнул я ее в губы, чтобы она затихла. – Ты выдашь нас.

Она положила ладони на щеки, чтобы укротить смех, и с усилием попыталась изобразить серьезный вид. Выглянув в коридор, я убедился, что никого нет, и рванул к двери. Агата снова засмеялась, путаясь пальцами в моих волосах и здорово меня отвлекая.

– Молодые люди, – раздался за спиной грозный голос Юлии, сочетаясь с цоканьем каблуков. Я застыл, рефлекторно прижимая Агату к себе. – Далеко направились?

Агата посмотрела на меня. Она пыталась подавить улыбку, но в ее глазах горел огонь, подталкивая меня на нечто безумное. Не дождавшись, когда цоканье твердых каблуков дойдет до нас, я побежал и громко крикнул:

– После мы принесем свои извинения!..

Агата хохотала, как ребенок, я поддерживал ее. Я давно так не смеялся, ощущая теплую невесомость в груди. Легкость и азарт наполняют меня, и я желаю творить безумства, только рядом с ней.

– Тебе ведь тяжело? – спросила она, расслабленно блуждая пальцем по моему лицу.

– По-твоему, я совсем слабак? – остро отреагировал я, она улыбнулась. – Ты опять думаешь только обо мне?

– Всегда буду, – она коснулась губами моей щеки, внутри меня разлилась теплая любовь, прощая ей небольшие шалости.

– Куда идем? – спросил я.

– Ко мне в гости…

Меня кольнуло волнение. Я так долго искал то место, где она прячется, так хотел прикоснуться к ее внутреннему миру, отраженному в быте, что сейчас немного спасовал. Она заражает меня хорошим настроением, обвивая шею руками, с нежностью льнет ко мне, что я забываю обо всех сомнениях.

Мы стояли перед красной деревянной дверью. Ее квартира расположена совершенно в другой стороне от моей. Я бы даже сказал в другом здании – в глубине дворца, недалеко от ее башни, столовой и оранжереи, там, где я даже не мог бы предположить, что вообще существуют жилые квартиры. Оказывается, она всегда была где-то вблизи меня. Агата толкнула дверь, она с легкостью открылась, словно заждалась свою хозяйку.

Перенеся Агату через порог, я опустил ее. Она встала на кончики босых пальцев. Ее обворожительный взгляд застыл на мне, я все больше отдавался в плен ее янтарной бесконечности, ее бесподобной красоте. Вдруг она опустила взгляд на свою мешкообразную рубашку и ловко выскользнула из моих рук.

– Я… – запнулась она, схватившись за край рубахи. Ее пальцы напряглись, ткань издавала подозрительный треск, с таким усилием Агата пыталась прикрыть обнаженные стройные ноги. Покусывая губы, она широко улыбалась, стараясь подавить смущение. – Ты пока осваивайся, а я приведу себя в порядок.

Полубоком, стараясь ни в коем случае не показать мне другую сторону своих обнаженных ног, она скрылась за дверью. От этой забавной ситуации мои губы сами ползли в улыбку. Она явно недооценивает себя, придется исправлять сложившуюся проблему обильными комплиментами.

Оставшись один, я окинул взглядом ее небольшую обитель. Много свободного пространства. Свет и воздух преобладают над всем. В мебели использовано дерево и стекло: стеклянная крышка журнального столика стоит на качественно обработанных и залакированных ветках дерева, такой же стол стоит на кухне, только большего размера. Журнальный столик гармонично расположен между софой, с такими же лакированными ветками ножек и спинки, и креслом. Я дотронулся до дерева на спинке софы, оно кажется совершенно грубым, словно только что взятым из леса, но в то же время под блестящим слоем красного лака – прирученным. На мягко-сливочных стенах также полки из стекла и веток, но они совершенно пусты. Пол застелен густыми махровыми коврами. В небольшой нише вмонтирован камин, облицованный кремовыми и бордово-коричневыми плитками кафеля. В закрытые комнаты я не осмелился идти, хотя любопытство так и подмывало. Я качнул яйцевидное кресло, прикрепленное крупной якорной цепью к потолку. В кресле лежит пушистая подушка, свисающий на край мягкий плед и книга с закладкой внутри.

Однажды я спросил ее, зачем она читает, ведь она может одним прикосновением узнать весь сюжет. Она ответила, что тогда ей откроются мысли автора, когда он создавал историю и потом через какой тяжелый типографский путь прошла это книга и как попала на книжную полку, даже сколько человек ее брали в руки перед тем, как она ее купила. Какая прелесть от того чтения? Читать необходимо так, чтобы в душе оставался приятный осадок, а в мыслях неудовлетворение от той загадки, что таится в произведении. Мудрый ответ. Им я буду руководствоваться многие годы, беря в руки книгу. Вот он, скрытый уголок, где под успокаивающий треск камина можно убежать от всего мира, погрузившись в чтение.

Вдруг в глаза мне бросился небольшой инструмент, стоящий у стены. Я поднял его, провел пальцем по лакированным изгибам, дотронулся до струн, и раздался металлический стон от моего варварского касания. Боже, Агата играет на скрипке! Конечно, этот инструмент так похож на нее. Только в искусных и избранных руках польется необыкновенная музыка. С особой нежностью я поставил скрипку обратно.

Подойдя к большому окну, скрывающемуся за полупрозрачной белой занавеской, я открыл створку. Теплое дуновение ветра ударило в лицо. Я вдохнул медово-сладостный аромат, который же стразу начал дурманить разум, успокаивая душу, – весна. Где-то вдали цветет черемуха, делая это время года поистине прекрасным, а меня еще более влюбленным. Я закрыл глаза и продолжал вдыхать аромат воздуха, который пронизан тонкой свежестью сирени и оттенен сладким запахом цветения ранетки или яблоньки.

– Вот ты где, – услышал я любимый голос и, открыв глаза, посмотрел на Агату сквозь воздушную прозрачную занавеску.

Агата была простая. В том смысле, что выглядела просто, по-домашнему, обычная туника из легкой ткани приглушенного голубого цвета подчеркивает талию, обтягивает бедра и белые лосины до колен. Строгое платье, что заставляло быть всегда в высоком статусе надо мной, будто разделило ее на две личности. Сейчас она стала обычной девчонкой с мудрыми янтарными глазами. Я отодвинул занавеску, чтобы лучше разглядеть ее. Она застенчиво улыбнулась, собирая влажные волосы в тяжелый жгут.

– Чаю? – спросила она, медленно подходя ко мне.

– Угу, – ответил я, не сводя с нее взгляда. Она смотрела на меня с нежностью и желанием, в глазах мелькал испуг от своей уверенности. Я не мог пошевелиться, во мне все затаилось. С замиранием я слушал, как она все ближе и ближе идет ко мне.

– Ты любишь черный или…

Она подошла ко мне критично близко. Я почувствовал ее расслабленное горячее тело, миндальный запах шампуня или мыла, увидел на лице и шее блестящие маленькие капли воды, оставшиеся после душа. Под ее чарами я еще больше столбенел. Приподнявшись на носочки, она коснулась кончиком носа моей щеки. Теплое дыхание щекочет мне лицо, инстинкты влекут в поцелуй, но я специально оттягиваю желание, с блаженством старясь запомнить ее вольности.

– Ты изменился, – провела она ладонями по моим плечам, исследуя пальцами мышцы, она спустилась на торс. От ее прикосновений приятной дрожью тянется шлейф по коже. – Стал сильным и крепким. Как ты молод и красив, – шепчет она и осторожно, неторопливо касается моих губ, я охотно отвечаю.

Как бы я хотел, чтобы время остановилось навсегда. Именно в этот момент, когда наши губы сошлись в трепетном поцелуе, когда я держу ее в своих объятьях, как самое дорогое сокровище в мире, когда, дождавшись ее открытой любви, впитываю, как самую сладкую негу. Она позволяет мне взять чуть больше, мои пальцы ловко скользят по ее бархатной коже, легко огибая прекрасные контуры. Казалось, сейчас нам все небо благоволит, мы рождены друг для друга, но в затуманенное сознание острым серпом врезается «пятьдесят процентов». Это вероятность того, что наша близость может убить ее. Я вмиг охладел.

– Агата, стой… – пытаюсь я остановить то безумие, до которого мы докатились.

Агата еще сильнее льнет ко мне, страстно и жадно целуя. Она распробовала всю сладость страсти, а возможно, просто желает покончить испытание судьбы, но я так рисковать не могу.

– Любимая… – приподнявшись на руки, я смотрю на нее. Наша близость довела нас до того, что мы, полуобнаженные, оказались на полу. Я накрыл ее своим телом, словно щитом.

– Кирилл, нет… – сорвался стон, и, поняв, почему я прервал нашу близость, она еще раз попыталась коснуться моих губ. Мне пришлось ответить равнодушием. Тогда она расслабленно откинулась на ковер и суетливо прикрыла грудь первыми попавшимися вещами (под руку попалась моя футболка), потом стыдливо отвела взгляд в сторону. Между нами разразились неловкость и молчание.

– Все должно случиться не так, – я опустился ближе к ней.

– Я хочу тебя, – шепнула она и спрятала лицо под футболку, – хочу познать нашу любовь до конца.

– Даже если это убьет тебя?

Она предпочла не отвечать на мой вопрос и, упрямо пряча лицо в футболку, тихо плакала. Потом раздался глубокий вздох, которым она ободрила себя, удерживая от слез. Вынырнув из своего убежища, она бросила на меня гневный взгляд.

– Ты мне обещал, – ткнула она пальцем мне в грудь. Я растерялся и, открыв рот, не знал, что сказать. – Ты обещал не думать о моей смерти и разделить свою жизнь со мной. Не хочу свадеб и церемоний. Хочу здесь и сейчас, только ты и я…

Я поднялся и сел рядом с ней, ее пылкий гнев тут же рассеялся. Осознавая, что она хочет потягаться со злодейкой судьбой, здесь и сейчас, жизнь или смерть. Только это русская рулетка не для меня.

– Ты столько раз меня уверяла, что закон в Ордене – это все. Так вот по закону Ордена ты мне еще не жена, – твердо сказал я.

От этой фразы она резко села. Взгляд у нее стал предельно серьезный, даже слезы застыли на щеках.

– Я не нарушил своего слова и весь твой, а ты моя. Нам не стоит торопиться, только не сейчас.

– Это мудрое решение, – немного остыв от своего пыла, произнесла она и позволила себя просто обнять.

Нам двоим нужно было пройти испытание страстью, после чего мы установили рамки. Грубо звучит, но пока это единственный способ не сойти с ума от нашей близости. Мы можем обниматься, целоваться, но не касаться тех зон, которые напрочь отбивают мыслительный аппарат и выпускают наружу животный инстинкт. Эти зоны есть у каждого человека, чаще всего они называются эрогенными. Потом, Агата знает, что с ней может произойти, если у нас будет секс. Свыкнувшись с мыслью о ближайшей смерти, Агата воспринимает все с легкостью, даже нашу близость. Я же – нет. Внутри меня все сотрясается, когда я думаю о ее смерти – это напрочь отбивает чувство возбуждения. Своего рода антивиагра.

Теперь мы поменялись ролями. Я сдерживался, стиснув зубы, старался не думать о будущем. Как только закрывалась дверь за ее спиной, диким зверем кидался на грушу и хотел выть от отчаянья, но рядом с ней во мне царило умиротворение, улыбка и нежность. Пользуясь этим, она кокетничала, испытывая меня, будоража природные инстинкты. Ах, Агата!

Вставать по утрам я стал раньше. Час моей жизни занимал бег, когда в спортзале, а когда по лесу вокруг дворца. Затем мы встречались с Агатой за завтраком и вновь расставались. Я уходил к Иакову Михайловичу, а она по своим неведомым делам. «Девушка всегда должна оставаться загадкой», – говорила она. Если б она только знала, что для меня она не просто загадка, а целая головоломка.

Я добежал до главного входа во дворец и встал отдышаться. В это время к воротам подъехал черный «БМВ» и подмигнул фарами. Воспоминания дрогнули во мне. Стараясь прогнать образы моего пленения (ту ночь, когда подобная машина грозно выехала на тротуар, пугая меня), я направился навстречу. Ворота отворились, и автомобиль плавно въехал на площадку. Я искренне надеялся встретиться с Леонидом и ребятами, по которым здорово успел соскучиться. Из машины вышел Николай – боец из параллельной подгруппы. Он приветливо кивнул головой, потом суетливо кинул взгляд вглубь машины, из которой медленно вылезал Григорий. Его русые волосы были взъерошены, с виска скатывалась еще свежая капля крови. Николай помогал своему боевому товарищу, потому что Григорий с трудом удерживался на ногах.

«Серьезные враги у всемогущего Ордена», – мелькнуло у меня в голове, и я побежал к друзьям. Николай, закинув руку Григория на шею, пытается его вести, но тот от бессилия клонится к земле. Я подхватил его с другой стороны, не позволив Григорию рухнуть. Николай мне в благодарность кивнул, и мы поволокли Григория в медпункт.

– Где вы все пропадаете? Что это все значит? – сыпал я вопросами, как только мы доставили Григория в больницу. Я заметил, что в лазарете лежат еще три раненых бойца. Меня медленно охватывает тревога.

– Кирилл, – твердо начал Николай и, взяв меня за плечо, посмотрел мне в глаза, – просто поверь, что у Ордена всегда были враги, но на протяжении полутора тысяч лет мы одерживали победу…

Ободряюще, ничего не скажешь. Я на миг вообще засомневался в желании вступать в Орден. Мне нужны ответы. Я должен знать, во что я ввязываюсь и с чем имею дело.

Константин сообщил мне, что отряд Леонида скоро возвращается. Что конкретно случилось за стенами братства, он не сказал, но долго меня заверял, что все обошлось благополучно. Он так и не пересмотрел решения о моем посвящении, зато наш личный с ним план близился к завершению. Выудив хоть что-то, я покинул кабинет.

– Кирюш, ты скоро все узнаешь. После посвящения перед тобой откроются все секреты и тайны нашего братства, – спокойно утешала меня Агата.

Я засмотрелся на то, как она выкладывает на тарелки фаршированную овощами картошку, сочную зелень и поливает все соусом, но мысли мои сейчас пребывают далеко за пределами кухни.

– А что, если я не хочу ни с кем воевать? – спросил я.

Она улыбнулась и положила нарезку из сыра и салями на стол.

– Сработает инстинкт самосохранения, как у любого из нас, – просто ответила она, – давай кушать.

– Давай…

Агате больше понравилась моя квартира (словно своей квартиры она стеснялась), поэтому мы чаще убивали время в гостиной за различными упражнениями и медитацией или на кухне, чем-нибудь перекусывая.

– В общем, я тебе рассказала о материи космоса и какими энергетическими каналами чаще всего пользуется одаренная девушка. Далее мы поговорим об отрицательной материи…

– Стоп, стоп, стоп… – останавливаю я Агату и, обняв ее за талию, бережно уложил рядом с собой на диван. От неожиданности, она охнула, потом охотно отдалась моему поцелую. – У меня сейчас мозг разорвет от информации, – пожаловался я.

Агата с загадочной задумчивостью посмотрела на огонь в камине, и завораживающая улыбка появилась на лице.

– Кирилл, – замер ее пристальный взгляд на мне, я насторожился.

– Да?

– Я тебе хочу показать одно место, где ни разу не было непосвященных. Только прошу, пусть это будет нашим секретом.

– Конечно, – был заинтригован я.

Агата посмотрела на часы, время было ближе к полудню. Она поторопила меня. Задумчивость не сходила с лица Агаты, словно она ежесекундно оценивала свой предстоящий поступок. Мы обошли столовую и зашли в неприметный закуток, пройдя через переход, поднялись по широкой с ажурными коваными перилами мраморной лестнице на самый верх. Смотря по сторонам, я даюсь диву, насколько разнообразный интерьер, словно это сеть различных помещений, случайно совмещенных вместе.

– Во дворце две центральные башни. Первая та, где был суд. Она главенствует над всем зданием. А это башня скрытая, она выступает над крышей небольшим козырьком, поэтому ее почти не видно. Но на самом деле весь дворец спроектирован так, чтобы скрыть это вторую башню.

– Зачем? – удивился я.

– Это сердце Ордена, – лучезарно улыбнулась она и смело отворила деревянную дверь высотой не меньше трех метров.

Погрузившись в полумрак, я посмотрел вверх. Дневной свет проходил только в узкие окна под потолком. Дверь с грохотом хлопнула за спиной, погружая нас во мрак. Агата смело шла вперед, я плелся за ней. Мы остановились. С ее губ слетел тихий шелест молитвы. Пытаясь сохранить спокойствие, я ощущал под ложечкой нервную дрожь. Что, если откроется нечто опасное или неестественное с моим миропониманием. Агата зажгла длинную лучину. Как и когда она ее зажгла, я не видел, потому что слишком был занят своими внутренними противоречиями.

Агата, опуская лучину в стеклянную колбу, зажгла свечу, которая висела на длинной позолоченной цепи. На стене задрожали живые тени. Агата продолжала опускать лучину в колбы, освещая живописный барельеф стены. С каждой зажженной свечой складывалась картинка в переливе золота и драгоценных камней. Чарующая магия захватывает меня, и я понимаю, что передо мной написана целая история. Житие молодой девы и окружающих ее людей. Длинные балахоны красивой драпированной ткани, опоясанной тугим жгутом, признаки прошедших лет. Над ними распластался далекий космос в сиянии бриллиантов, а внизу очертания Земли.

Агата отошла дальше, позволив мне рассмотреть каждую мелочь. Вся стена была пронизана деталями, символами и надписями на древнем языке.

– Это алтарь, перед котором мы молимся, – тихо произнесла Агата. Я всем телом почувствовал, как от ее голоса сотряслось умиротворение этого места. Посмотрев на Агату при свете зажженных свечей, я увидел ее в золотом ореоле. Это действительно очень таинственное и волшебное место.

Окинув взглядом круглое помещение, я увидел, что от алтаря вдоль стен стоят скамьи, по ступеням они уходят вверх, образуя амфитеатр. Я почувствовал, как в мою ладонь скользнули теплые пальчики. Агата без стеснения прижалась ко мне, утыкаясь лицом в грудь. Склонившись, я дотронулся губами ее волос, и мы долго стояли, с упоением впитывая тишину, наслаждаясь святостью этого места.

– Сейчас будет служба, посмотри, пожалуйста, – сказала Агата и потянула меня за руку.

Мы поднялись на самый верх, под потолок. Взглянув вниз, я увидел перед светящимся алтарем круглую площадку, на которой мы недавно стояли. Она напоминала форму Земли со всеми ее причудливыми красивейшими географическими очертаниями.

– Почему Земля? – вдруг вырвался вопрос, который меня мучил долгое время. Агата улыбнулась и удобно села на скамейку, увлекая меня за собой.

– Тебе никогда не казалось, что Земля – она особенная?

– В смысле? Земля как земля, трава, горы, реки, люди – все это естественное и привычное, – размышлял я, Агата покачивала головой, умилялась мной, словно маленьким дитем.

– Ты видишь ее в потребительском значении: дом, пашня, заводы, деревья, множество людей, как стая насекомых, с жадностью впиваются в плоть Земли. А ведь она живая. Я видела нашу планету из космоса, и это не просто голубой шар, застывший во мраке, она вобрала в себя все цвета других планет. Коричневый – от Меркурия и Венеры, красный – от Марса, холодные цвета – от Сатурна и Юпитера, голубой и зеленый – от Нептуна и Урана. Земля уникальна. Хочется раствориться в ее лучезарных просторах, запутаться в белых пушистых облаках, дотронуться до изумрудных равнин и коричневых пустынь. В ней кроются краски жизни, а если приглядеться, то можно увидеть, как она дышит. В нашем понимании Земля тоже одаренная, как и девушки Ордена. Жизнь ее непроста, жертвенна во благо человечества…

– Насколько проста и мудра философия Ордена, – замер я от услышанного.

– Как сама жизнь, – улыбнулась она и вложила свою ладонь в мою. Я притянул ее к себе, заключая в нежные объятия.

Я обратил внимание, что из-за алтаря вышла девушка, в руках она держала бокальчик с горящей свечой. На ней было легкое воздушное платье кроваво-красного цвета. Невесомая ткань струилась при каждом шаге, обнажая колени. На плечи девушки наброшена черная накидка, которая волочилась длинным шлейфом по полу. Девушка встала в центре круга и склонила голову над свечой, которую трепетно удерживала в скрещенных ладонях. Из-за стены появились еще две девушки в таких же красных платьях. Они встали на равном расстоянии друг от друга, образуя треугольник. До меня дошел слабый аромат цветов, издали схожий с ладаном, в то же время более насыщенный и душистый.

– За храмом ухаживают и служат ученицы братства. Сейчас будет служба по убиенным жертвам во благо нашего братства, – шепотом произнесла Агата. Из-за стены вышло много девушек в белых платьях, они плотно встали по окружности круга.

Внутри меня кольнула неприязнь. Всего несколько месяцев назад я жил с мыслью, что стану жертвой и меня убьют. Со злобой я начал наблюдать за процессией.

– Х-х-хм-м-м… – раздался звонкий голос, вонзаясь в тишину.

– А-а-а, – подхватил другой, более высокий. Другие голоса присоединяются, сливаясь в единую песню, сотрясают все вокруг волнительной вибрацией. Я замер.

Подобно ангельскому хору, лилась музыка без инструментов, только голос души этих прекрасных юных созданий. Три девушки в красном начали синхронно двигаться, прижимая к груди фонарики, потом отдаляя их. Огоньки трепетали в их руках, но не угасали, привнося в танец особую магию. Такт акапеллы набирает ритм, звук взлетает вверх и тут же падает вниз, заставляя тела девушек двигаться быстро и грациозно. Я был поражен этим дивным танцем. Из круга вышли три девушки навстречу танцующим. Они обошли друг друга в танце, и, приняв огонь, новые девушки запели молитву. Освободив руки, танцовщицы начали двигаться с особой легкостью. Их чувства скорби, печали выражались в плавных движениях, поворотах, легких движениях рук и ног. Их движения были точны и синхронны.

Я услышал пение молитвы. Из слов латыни я пока мало что понимал, но осознавал – это чудесно. Обернувшись, я услышал, что поет Агата. Она взглядом и душой сейчас была среди танцующих и поющих девушек. По ее щекам текли слезы, но она растворилась во власти службы, поэтому не обращала внимания на такую мелочь.

Дальше я увидел нечто невообразимое. Поющие девушки присоединились к общему танцу. По кругу летал хаос из огоньков, в то же время у танца была синхронность. В кругу из свечей рисовались очертания символов и знаков. Все было гармонично связано.

Танец грациозный, словно балет: чувственный, как танго, душевный, как вальс. Девушки легко проживали танец под многоголосье песни-молитвы. Погруженный в происходящее, я ощутил влагу на глазах и легкость на сердце. О том, чему посвящена это молитва, я не смел даже вспоминать. Для меня было бы огромной честью, если вот такие девушки скорбели после моей смерти подобным танцем.

Воцарилась тишина, все девушки опустились на колени. Мир замер, но в душе продолжает идти танец бурлящих чувств.

– Ты тоже так умеешь? – выдавил я вопрос сквозь ком в горле.

– Я была танцовщицей, подобно той девушке, что открывала танец…

– Это удивительно, – произнес я, еще пребывая в оцепенении.

– Это меньшее, что мы можем сделать для жертв, которые погибли. Есть и другие службы, другие танцы.

– Только девушки принимают участие в службе?

– Пока девушка просит Божьей благодати, мужчина стоит с мечом в руках, грудью защищая ее от врагов. Это правило установил сам лично Аверьян. Молитвы прописала Лация. В них ее любовь к людям, любовь к своему народу, людям, которые в ее духовности, в ее крови были простыми плебеями, но сумели подняться над пороками и людским свинством. Кирилл, братство – это первое дитя Аверьяна и Лации, плод их бессмертной любви.

Агата смотрела пронизывающим взглядом на меня, а я не понимал, почему судьба так жестоко обходится с нами. Я посмотрел вниз, где было пусто. Девушки тихо ушли, будто растворились в воздухе.

Я подскочил как ошпаренный и быстро спустился вниз. Утопая в сумраке, я смотрел на барельеф стены. Аверьян и Лация стоят друг против друга, их руки крепко сомкнуты, но взгляды направлена на молящегося. Под их могущими взорами я опустился на колени. Внутри меня все жгло, болело, и я начал просить. Я говорил невпопад, сумбурно, вычленяя одну лишь фразу: «Исцели и даруй жизнь». Мне лицо обжигали слезы, а я, подобно нищему с протянутой рукой, вымаливал жизнь своей любимой.

Через долгую жаркую молитву я почувствовал опустошение и посмотрел в темноту, где сидела Агата. Даже не видя ее, я знал, что сейчас ее взгляд печальный.

– Прости, – произнес я в темноту, – мне сложно держать свое обещание, и каждый раз тебя хочется спасти.

Я ощутил приближение тихих шагов. Встав и расправив плечи, я встретил Агату.

– Не извиняйся, – улыбнулась она, – подарок судьбы увидеть тебя таким. Кирилл, ты – защитник, ты – воин, ты такой, словно в тебе течет кровь нашего братства. Теперь я знаю, что в тебе не ошиблась.

– Это же не слова прощального назидания?

– Нет, я не прощаюсь. Как твой наставник, я горжусь тобой. Тем, кем ты становишься, – подошла она ко мне, с нежностью припадая щекой на грудь.

– Не покидай меня никогда, – шептал я, прижимая ее к себе, – я люблю тебя, Агата…

– А я тебя. Очень-очень.

На этом наша экскурсия не закончилась. Мы пошли вниз, через дверь за алтарем. Пройдя множество комнат, в которых (как сказала Агата) есть учебные классы, зал, где проходят исповедь и малые службы, множество служебных комнат, в которых девушки готовят различные мероприятия, мы с Агатой зашли в необычный мрачный зал. Этот зал был не лишен света, наоборот, он искрился и сиял в каменных отполированных стенах. Мрамор здесь преобладал, перетекая от коричневых цветов до молочных и кремовых. Но колонны зеленых камней, торчащих, словно источенные пики, наталкивали на мрачные мысли. Ровные ряды камней тянулись от стены к стене.

Подойдя к одному из камней, я прочитал золотую надпись на зеленом надгробии. «Сильвия Травница. Semper in corde meo» («Навсегда в моем сердце»). Я посмотрел на Агату, которая уходила вглубь зала по параллельному ряду. Вот почему мне показалось это место мрачным и безжизненным – это склеп, а Агата готовит меня к исходу. Я медленно шел, взгляд бегал по каменным глыбам разных цветов. Здесь захоронены одаренные девушки, у каждой особая надпись и эмблема звезды, либо ангела, или веточки вишни. За каждым гробом скрывается история прошедшей жизни.