Текст книги "Убийственная страсть. Литературный детектив"

Глава 18 Встреча обреченных

Когда Светлана вошла в квартиру, и Вика ей улыбнулась почти ласково, Егор не испытал ничего, кроме разочарования. Юная поэтесса была даже не Бальзаковского возраста, а как говорит его сестра – ближе к бабушкам, чем к девушкам. Говорят, что старуха, которую Раскольников убил, была значительно моложе. Но как говорится, детей ему с ней не крестить, а такие дамы, для которых все, как в последний раз, могут быть даже опаснее, потому что захомутает она тебя в свои сети, и вот уже ты был и нету, ведьмы, одним словом.

Светлана рассказывала о том, что она села и написала поэму, которая ей сначала приснилась. А написала, когда один из ученых – явно сумасшедший профессор, выиграл грант на то, чтобы появились в городе новые места, связанные с Достоевским. И теперь у них может появиться улица Раскольникова и памятник этому одиозному персонажу. А почему нет, где-нибудь на берегу реки сидит он и размышляет о том, как тяжела жизнь бедного студента, у которого нет средств к существованию, и если не убить старушку, то и вовсе всем станет худо. Вряд ли здесь он помнил про все своим теории сверхчеловека, оправдания должны быть какими-то более реальными и земными что ли, так чтобы сам он смог в них поверить.

Когда Светлана заговорила, то Егор понял, что опасения его не были напрасными, эта красноречивая тетка, могла увлечь и привлечь внимание, спору в том нет. И когда ведешь беседу с филологом, то возрастная грань если не стирается, то становится менее заметной. Тут даже приворота не надо, все те гении, которые стоят у нее за спиной и льют воду на ее мельницу.

Вот если бы еще Дамокловым мечом над ним не висело дело об убитом Раскольникове, он бы, пожалуй, и слушал с большим интересом. Хотя в таким случае они бы не встретились, и он бы завалился в постель к Миле, скорее всего, и развлекался с ней до самого утра. Мечты, мечты.

– Я порой не понимаю того, что творится в нашем мире сегодня. С такими идеями ведь и черт знает кого еще они могут вызвать сюда своим идиотизмом такие деятели.

Она достала поэму, заботливо отпечатанную на принтере, заглянула в магазин и заплатила свои кровные, чтобы все выглядело более-менее достоверно.

– У меня почерк не понятный, – словно извиняясь, говорила Светлана, – не могу создавать вам лишние проблемы. Не научили меня в свое время писать красиво, вот и приходится печатать, чтобы читать удобно было.

Виктория стала читать вслух то, что было напечатано, она знала немного текст, на сайт заглянула, потому читать ей было не трудно, а даже очень и очень интересно.

ДОСТОЕВСКИЙ В ОМСКЕ

 
Над городом свинцовы тучи бродят,
И словно оправданья ищет гений.
Но арестантов партию приводят,
Сюда, на край земли, для исправленья.
Отторгнуты от питерской пучины,
Замерзшие, несчастные, больные
Они идут, виновны и невинны,
И смотрят с интересом остальные.
 
 
Здесь не было ни рабства крепостного,
Ни роскоши, пленившей навсегда,
И только Достоевский с нами снова,
На Тарские ворота смотрит: «Да,
Здесь мертвый дом» запишет он позднее,
И словно вспоминая все грехи,
Сначала слабо, а потом сильнее,
Работает, ведутся дневники.
 
 
Иртыш бурлит, дерутся арестанты,
И губернатор с ним почти учтив,
Он понимает  эту мощь таланта,
И оттого порой красноречив.
И где-то там, высокий брег и воля,
Хотя Иртыш хоронит Ермака,
Я на брегу, и кажется там двое
Ведут беседу, и луна легка,
 
 
Оковы каторжан, потоки света,
Печаль до срока, горе без конца,
И вдруг уже далекая комета
Лучом коснулась скорбного лица.
И мертвый дом, отчаянью внимания,
Пытался арестанта обогреть.
И омичи, о рабстве смутно зная,
Могли ль понять, и начинали петь
 
 
Там в рощах соловьи, на бал спешили
Над Любинским порхая в поздний час,
И кажется, что здесь иные шири,
Он не поймет, но он осудит нас.
О смертной казни скорбно забывая,
Мечтая вновь вернутся в Петербург,
Ведя дневник и яростью пылая,
Он этот мир далекий не забудет.
 
 
И при луне неспешные беседы,
Другая жизнь, другие голоса,
И вот уже зовут его к обеду,
И вот уже свободен полчаса.
И все-таки: «Тот мерзкий городишко» —
Он гневно вспоминает  мертвый дом.
Но кажется, что это даже слишком,
Читая дневники, поймем с трудом.
 
 
Здесь памятник ему потом откроют,
Забытые в том питерском  аду,
Где гений снова только сам с собою,
И где герои бедные бредут
То с топором, то с фигой над Невою.
И плач и стон, но это мир родной,
Мерещится и окрик злой конвоя,
И губернатор с щедрою душой.
 
 
Он рвется вдаль, еще не понимая,
Что там страшнее и темней всегда,
А здесь, над Омском, в тишине сияет
Высокая и яркая звезда.
И сила духа, и свобода слова
Мерещатся в каком-то казино.
И проводивши гения больного,
Мой град его запомнит все равно…
 
 
И сохранит какие-то посланья,
Опять стоит у Тарских он ворот,
И тихо улыбнувшись на прощанье,
О Питере мечтает и живет
Химерами из призрачного мира,
Склонясь над черной пропастью Невы,
Туда уходит гений сиротливо.
И остаемся на просторах мы…
 
 
Бурлит мой город, Дневникам не веря,
И провожая всех, кто к нам суров.
На Тарской снова девушки немея
Пред памятником не находят слов,
Профессор улыбается лукаво,
И вчитываясь в эти дневники,
Он видит мир, с его посмертной славой
Он на свиданье к гению летит.
 
 
Но мы ль виновны в том, что осудили,
Что он от бунта не умел уйти.
Мы просто здесь спокойно жизнь прожили,
И были от столицы далеки.
И нас она едва ль коснется снова,
Пустая разноцветная возня,
И казино с кошмарным сном былого-
Пытался страсть и похоть он унять.
 
 
Мы жили, не играя, не беснуясь,
И эта ширь и вольность нам мила,
И каменный, он снова торжествует,
И мертвый дом, где дневники вела
Мятежная душа, ему внимая
Хранит посланья призрачных миров,
И снова губернатор вспоминает,
Как был озлоблен гений, не здоров…
 
 
Нас снова время рассудило здраво,
Нам жизнь в просторах, почести ему,
И в мертвый дом его вернулась слава,
Омск внемлет арестанту своему.
Он был здесь, это грустно и тревожно,
И где-то там в печали бытия
Тень гения проходит осторожно
Над шумным Омском внемля и коря…
 

– Ну вот она наша поэма, – говорила Виктория, – из-за нее я в конкурс внесла не только стихотворения, но и объёмный жанр тоже, надеюсь, таких творений будет не так много, и мы не успеем надорваться, пока все прочитаем, обсудим, оценим.

Светлана подумала о том, что Алекса ей послал все-таки какой-то бог, потому что без него она мало что смогла бы сделать это точно. Столько всего сразу навалилось, забрать, присвоить, убедить Милу, что это все во благо, и что она спасает то, на что Мила давно рукой махнула, а потом еще беседовать с нужными людьми, и чувствовать себя такой талантливой, такой окрыленной, ну не блаженство ли? Нет. такое должно было случится послед всех ее мук и страданий. И все это понять и оценить может человек, который глубоко и долго страдал.

– Почитай еще раз внимательно, – передала она листы Егору, – возможно, это тебе подскажет идею, как-то поможет все-таки в твоем расследовании. Так часто бывает, поэты и писатели делают открытия, потому что у них есть связь с космосом, но часто они сами не ведают, что творят.

А вот и ложка дегтя в бочке с медом. Она снова вспомнила о том, кто такой Егор, и почему он тут оказался.

– Я буду рада, если мое скромное творение как-то вам поможет, – только и осталось пролепетать Светлане.

И тут же голос любимой бабушки напомнил ей о том, что не стоит будить Лихо, пока оно тихо, тем более, она не убивала Андрея, и пусть копают и ищут в правильном направлении они сами без ее участия. А вось и вовсе обойдется. А правда только погубит ее окончательно.

– Если я смогу разгадать Код достоевского, – думал Егор по дороге от Виктории, – то и Рыжего можно будет обойти стороной, и показать, что мы тоже не лыком шиты, или все-таки лыком?

И тут же вспомнился Олег Вещий, который так и не понял суть пророчества, столкнувшись с волхвом. С ними со всеми чародеями и поэтами надо быть осторожнее, в их словах и творениях всегда столько смыслов, что дураки остаются в дураках неизменно.

Глава 19. Повторный допрос

Егор снова встретился с Виталием, рассказал вкратце о том, что было в доме Виктории и о таинственной поэме тоже так, мимоходом, чтобы еще больше заинтриговать своего друга и подчеркнуть свой особый вклад в общее дело. Тот не должен забывать кто и что сотворил.

– Ты прямо Д. Браун, думаешь, там есть коды какие-то, не верю я всем этим поэтессам, прибабахнутые все они, нормальные люди стихов не пишут, согласись, – махнул он рукой.

Егор усмехнулся и порадовался тому, что хоть Брауна его друг читал, или снова просто пыль в глаза пускает, слышал, что есть такой знаменитый писатель, вот и решил вставить его имя в разговор, а может фильм смотрел, что больше похоже на правду. Ну и думает, что и с книгой тоже выкрутиться, хорошо бы поймать его на том, да времени нет совсем, Рыжий у них оставался на хвосте, Егор о том не забывал.

– С поэтессами ты можешь и не спать, – усмехнулся Егор, – но в их озарениях случаются такие прорывы, которые нам, загнанным легавым, которых надо пристреливать, и не снились. Так что если хочешь быть успешным в службе нашей, и о поэтессах не забывай, они могут пригодиться тоже. А потом разбираться не станут, кто и кому помогал.

И снова он оказался на высоте. И снова Виталий только плечами пожал, вспомнив, как давно он даже с продавщицами, не только с поэтессами, не спал. Наверное, это заметно Егору, у которого секса больше, чем требуется, хотя он об этом и не говорит, только усмехается самодовольно. А что говорить, если все можно сделать, и пребывать потом в прекрасно расположении духа. Или откуда у него прекрасное настроение, даже когда слышит выговор от генерала, будь он неладен, сам бы попробовал разобраться со всем этим.

– Ладно, пошли третью брать, спать с нею вряд ли получится, но может хоть какую-то ясность внесет. Может каким-то местом поможет, не должны мы ничего исключать в нашем расследовании.

Говорили они о той самой Кристине, которая, в отличие от подруг, каким-то чудом зачет получила. Но у этих рукотворных чудес всегда есть своим причины, и причины очень прозаические, что им и предстояло выяснить, чтобы сбросить шуструю девицу со счетов. То. что она убила, вряд ли, но вдруг что-то знает.

№№№№№

Нашли Кристину быстро, да она и прятаться от них не собиралась, скорее наоборот, готова была встретиться с оперативниками, просто пока пути дорожки их не сходились никак.

– Девчонки мне сказали, что вы мной интересуетесь, – бросила она небрежно, с ног до головы оглядывая оперативников.

– Ну не совсем так, интересно только одно, каким образом вам удалось зачет получить, там, где у них ну совсем ничего не вышло. И после этого зачета, как ни странно, преподаватель оказался мертвым, а если быть совсем точным, убит ножом в спину очень даже умело. Может и случайно, а может, и нет, – Егор включил доброго, но при этом умного и проницательного следователя. Такой образ ему нравился больше.

Девица молча переводила взгляд с одного на другого, словно решала, с кем же из них ей следует переспать. И никак не могла решить, один слишком шустрый, другой – наоборот угрюмый и скучный. Только в крайнем случае она пошла бы на такое. Но пусть они хоть что-то докажут для начала, а потом можно и подумать, спать или не спать.

– И не надейтесь, – отрезал Егор, и девица сразу как-то сникла, словно и правда на это только надеялась. Ей не понравилось то, что он, вероятно, может читать ее мысли. Ну что за кошмар такой, этого только не хватало.

– Так как же все это вышло? Вам пришлось переспать за зачет? Иначе как вы его получили? – подал голос Виталий.

Ему показалось, что он слишком долго сидел молча, и выглядел при этом глуповато. Но ему не хотелось спугнуть девицу, и слушать потом упреки своего друга, о том, что ни с кем он общаться не умеет и только все портит. И в этих словах была доля правды, но и сидеть молча он как-то больше не мог. Надо хотя бы вид сделать, что ты работаешь ударно. Егор и так один сплошной упрек для него. А тут еще девица смотрит так, как будто он ей что-то должен. Пора кончать с этим, какой он злой следователь, если его даже эта малолетка не боится, хоть бы вид сделала, что ей страшно.

Кристина снова вернулась в свое привычное наглое состояние и усмехнулась:

– Я была бы этому рада, не пришлось. Как там, у Булгакова « Об этом мечтали бы все женщины в мире, но этого не потребуется, королева. Да, да именно такой и была ситуация со мной и усопшим вашим, – Кристина усмехнулась, она построилась подобрать подходящее слово для покойника, которого презирала при жизни, но теперь он все-таки мертв.. Чувствовалось, что юмора они не понимают, да и что смеяться над трупом, и то правда.

Они переглянулись, у обоих появилась одна мысль – про шантаж, но чем она могла его шантажировать? Что такое ей было известно, что повлияло бы страшно на его биографию. Вряд ли она о том скажет, потому что не станет себе статью приписывать, тем более, когда его уже нет, это же большая глупость, не станет. Она нагла, но вовсе не глупа. Да и по закону она может не свидетельствовать против себя.

И парни не ошиблись, Кристина ничего не сказала, об этом они могли узнать случайно, от кого-то другого, но не от нее. Если она кому-то проболталась, конечно.

– Женщины страшны, а бездарные особенно. Они всю душу вытрясут, чтобы сделать чужое своим. Особенно если это касается денег или того, что принесет им деньги, – размышлял Егор

Надо было искать ответ на вопрос в поэме Светланы, в каких-то иных знаках, но никак не в откровенном признании Кристины. Тем более, после всего этого, зачем ей было его убивать, если она получила желаемое? Нет, что-то тут явно не вяжется, не стоило и вязать. Если не убили те, кто зачета не получили, то она этого точно не сделала.

Но что-то подсказывало Егору, что это не последняя встреча с девицей, которая далеко пойдет, конечно, если они ее не остановят вовремя или не прибьет кто-то еще. Добрый следователь, как в воду глядел. Девица уходила от ответственности и чувствовала себя победительницей. Проигрывали по крупному пока наши следователи и ничего не могли поделать с собой.

Глава 20 Сон о Свидригалове

Бродил Свидригайлов, метался,

И видел детей и печаль

Осталась, он тоже остался,

В том доме, у гроба в свечах.

И клял он дожди и туманы,

Искал в суматохе слова,

И снова кровавые раны,

Душа догорела дотла

И где-то в тумане остался,

Прощенный едва ли в тот миг.

И мир его там отражался,

Печальный и тягостный мир.

И осень последним приветом,

Дарила обрывки тепла,

Когда он растаял с рассветом,

Душа ли покой обрела.

Иль это красивое тело.

Могло его участь принять.

Ходил по земле он несмело,

Волненья не в силах унять.

И странные черные розы

На гроб его падали вновь.

Казалось кошмаром, угрозой

Его и судьба и любовь

Иногда и злым следователям снятся сны, странные сны о романах, которые они точно не читали, о героях, которых они не знали, и знать не могли. А вот ведь приснится такое.

Наверное, Егор так задурил своему товарищу по несчастью голову творениями Достоевского, что в ту темную ночь Виталию приснился сон о Свидригайлове. Да, да, о том странном господине, история которого еще интереснее, чем история Порфирия получается. Но на него часто не обращают внимания читатели, проходят мимо. Хотя роль в повествовании он играет вовсе не второстепенную, этот Понтий Пилат 19 века, все видевший, слышащий и по своему решавший чужие судьбы

Фамилию этого героя Виталий не запомнил, конечно, только точно знал, что это творение каторжанина и тот самый роман о Раскольникове, с которым в их граде носились, как с писаной торбой. Понимая, что не сможет рассказать всего этого самому Егору, насмешек потом не оберёшься, Виталий нашел телефонный номер Виктории – они были немного знакомы через Егора и напросился на свидание. Это случилось буквально на следующий день после визита Егора.

Виктория усмехнулась про себя, она была почти уверена, что речь пойдет о Достоевском, о чем еще можно говорить с тем, кто женился на дочери опального полковника, который ничем ему помочь так и не смог. Из-за этого он должен был ненавидеть всех женщин. И если бы Егор подал хоть какой-то повод, они бы уже, наверное, спали вместе. Но Егор так любил женщин, что у Виталия не было никаких шансов, но чувствовалось, что он пошел бы на это при других обстоятельствах. И стал бы тогда гомиком, к гадалке ходить не надо. Неудачи с женщинами и разочарования их и творят. в этом мире, а раз нет страха, запретов, то они и готовы на все.

Она отозвалась, понимая, что разговор будет даже забавным и поспешила в Старое кафе, где и назначила встречу. Приглашать его к себе домой Виктория не собиралась, потому что если он в ярости скажет Егору, что был у нее, то возникнут подозрения. А ей это надо, если она не стала бы ничего иметь с Виталием, будь тот и последним мужиком в этом мире. Но ему наверняка не переспать с ней нужно. Свою личную жизнь, если она у него и есть, он держит в секрете.

Так оно и вышло, почти с ходу Виталий стал объяснять свой сон, желая узнать, кто же ему соизволил присниться. Но Виктория все поняла чуть ли не с первых слов.

– Свидригайлов любил маленьких детей, и слава у него была такой, странно, какое отношение он может иметь ко всему, что случилось у вас там.

Виталий помолчал немного, словно соображая, что бы это могло значить. Но напряжение между ними нарастало не шуточное.

– Говорят, в школе работают те, кто любят детей по-особому, уж, не об этом ли узнала Кристина, не потому ли она так легко сдала зачет, – размышлял он вслух.

Какое-то время они молча пили кофе, потом он все-таки прибавил:

Любовь учителя к малым детям всегда тщательно скрывается, был у нас такой физрук, помнится.

Виталий поморщился, словно только что подвергся домогательствам со стороны физрука, но ничего больше не сказал. Ему подумалось о том, что сон может быть связан с его прошлым, с воспоминаниями, а не с Андреем. Но ведь что-то такое было у него все равно, из-за чего он взял и поставил зачет Кристине. Хотя она могла приписать ему то, чего не было, и это все равно испугало его, потому что как они говорят, нет дыма без огня. Хотя дым может прилететь совсем с другой стороны туда, где огня не было и в помине. О себе или об убиенном он думал, как знать. Хорошо. что собеседница не умела читать его мыслей.

№№№№№№

Виктория тем временем с интересом смотрела на него. Она пыталась угадать, что может быть в голове этого странного типа, которому почему-то приснился не Раскольников, не Порфирий, с которым они все носятся, а именно Свидригайлов. человек, со своими внутренними демонами, вряд ли бывшими в реальности. Там было просто много шуму из ничего, истерия на пустом месте. Но она не стала о том говорить Виталию

На этом он попрощался с Викторией и поспешил к Егору. Теперь Виталий мог рассказать о сне, имея представление о том, кто же именно ему приснился. Он казался больше не таким темным сам себе, а упоминать о свидании с Викторией совсем не обязательно.

Егор, наконец, смотрел на него с нескрываемым интересом.

– Если он интересовался маленькими детьми и кому-то причинил страдания, то его мог убить любой из родителей, кому это стало известно. За своего ребенка я бы тоже пристрелил негодяя, даже не задумываясь о том, что с ним может быть в итоге.

Егор, понятия не имея о его личных переживаниях, сразу вспомнил о закрытом ими же деле, и странно побледнел, ему стало как-то не до шуток.

И только теперь то самое дело вспомнил и его друг, странно, что до сих пор он словно бы и не знал про него. Нет, все это было лет 5 назад в мае, в последних числах, когда дети торопились на каникулы, а с учителей снималась всякая ответственность за них. Родители никогда ею и не обременяли себя особо, все перекладывая на школу. И только время каникул было для них самым тягостным, потому что если что-то случится, уже не скажешь, что школа виновата, что учителя просто так получают зарплату, а обязан следить за каждым шагом их чада.

– Мы не могли его не закрыть, – услышал он голос Егора, оптимизма у того значительно поубавилось.

Наверное, у каждого есть своя тайна, у них была одна на двоих, когда они стояли перед настоящим полковником, черт бы его побрал, и молча соглашались с тем, что они закроют это дело, тянувшее на вышку, если бы смертная казнь не была отменена. Они потом говорили о том, что никто бы не стал связываться, что пострадали бы многие люди, а с детьми в том конкретном случае, когда пятиклассников пытались в стриптиз вовлечь, ничего не случилось. Они все живы и невредимы из-за того, что все вовремя выяснилось, и поднялся шум. Кто-то даже говорил, что дети все могли придумать. Хотя не было сомнения в том, что ничего они не придумали, эти случаи повторялись то в одном, то в другом конце города. Те три месяца казались бесконечными. И первого сентября они ждали, как Нового года в детстве, вздрагивая при сообщении в суточном рапорте об исчезновении ребенка, и сами готовы были броситься на поиски, ощущая собственную вину в том, что могло случиться.

Интересно, что написал бы Достоевский, узнав обо всем этом, и его герой в итоге оказался бы белым и пушистым в сравнении с их упырями. В мире нет ничего нового, но в новом времени все может принимать чудовищные картины.