Текст книги "Убийственная страсть. Литературный детектив"

Глава 25 Мне повезло

Мне всегда везло на больных на всю голову, но все-таки не на таких.

А ведь каким тихим и мирным, ну может чуть нудным показался на первый взгляд этот Ганс, с которым мы познакомились случайно на хоккее в прекрасной Праге, куда он прилетел за своей любимой командой. Я же пошла взглянуть на своих любимцев просто потому, что там оказалась в тот день и час, когда они играли с местной командой.

Нет, он мне не понравился сразу, недаром говорится, что не стоит подходить к русским мужикам, когда ты гуляешь по заграницам, но черт Федот попутал на том самом стадионе, где мы оказались на соседних рядах. Общие интересы сближают. А если он ищет себе русскую бабу, а ты просто начала тосковать по родине, то сближение происходит значительно быстрее…

Нет, нет, в прекрасной Праге никаких Гансов со мной не было, только телефон и электронный адрес сдуру у него остался. О том, что это первая и самая страшная ошибка в моей жизни тогда я еще и не подозревала.

– Он взял телефон и не позвонил, – жалуются девицы. Так вот это не о Гансе, названивать он начал сразу, как только я вернулась домой, в электронном ящике валялись три дюжины писем с самыми пылкими признаниями. О том, что такими же пылкими будут и проклятия, я не думала, когда черт дернул ответить одним письмом на все его послания, просто от скуки, потому что не ответить считала невежливым, ну так нас воспитывали в свое время. Плохо воспитывали, согласна, но что теперь после драки кулаками махать. А еще наша самая отвратительная черта – жалость у убогому и несчастному. Ведь если не жалеет, то вроде и не любит, так считается на Руси. А если жалеют, то прощают, а если прощают…

Ганс стал настоящим террористом, от которого я уже и не ведала, как отделаться в ближайшее время даже в сети, а он все грозил приехать, чтобы так сказать укрепить наши виртуальные отношения, в которых он уже любил меня до гробовой доски, на том и на этом свете.

Это должно было звучать, как угроза, не больше, не меньше, да и весь мой прошлый опыт говорил примерно о том же самом, только таких прилипал до сих пор у меня не было, и потому я наивно надеялась на то, что все рассосется само.

– Не рассосется, – услышала я голос черта Федота за левым плечом, но мне показалось, что он шутит.

И вообще, проблемы надо было решать по мере их поступления, что я собственно и собиралась делать. Насколько большой проблемой станет мой забугорный друг Ганс, убежденный в том, что я очень хочу, я просто жажду выйти за него замуж и оказаться в той самой Германии. У него вообще всегда было жёсткое убеждение в том, что есть два мнения – одно его, а второе не правильное, а уж в отношении очередной бабы оно всегда оставалось неизменным. Так рождаются или тираны или шизики, он был и тем и другим сразу.

Хорошо, что все постепенно начало становиться на свои места еще в виртуале, когда я намекнула на то, что большого желания выйти замуж у меня нет, а жить в Германии тем более. Тогда я услышала в первый раз:

– Пошла вон, чтобы я тебя больше не видел и не слышал.

Само собой разумеется, я пошла, перекрыв при этом все каналы связи, все те места, откуда он мог мне написать, позвонить, вообще заявиться.

Конечно, это разозлило Ганса еще сильнее. Он всегда был отвергнут и прежде, но чтобы так быстро и так резко, чтобы не было дано еще одного шанса и возможности попросить прощение и раскаяться, это как обухом по голове, которая и без того была больна, а сам жених оставался в неадеквате и в состоянии влюбленности, а в состоянии вражды? Я свято верила в то, что на этом наша пламенная страсть и закончилась, но не тут —то было…

№№№№№№

Ганс рвался и метался, после такого облома, когда он понял, что и русская баба не собирается нести стакан воды и становиться сиделкой, если с ним что случится. А при многолетнем пьянстве случится обязательно, он ведь не занял очередь за смертью, чтобы забыться и заснуть и отправиться на тот свет в ту самую ночь. В общем, он решил послать подальше виртуал и явится собственной персоной, чтобы что-то объяснить этой твари, убедить ее в том, что это случайный приступ гнева. А жить они в Германии будут хорошо, особенно если он бросит пить, а в тот момент он готов был даже на такую жертву, ну на словах хотя бы… После того, когда он заявил всем немкам, что так, мол, им и надо, если они не хотели спокойно жить с ними, то пусть их насилуют арабы, сами выбрали такой путь, та русская баба осталась чуть ли не единственной, последней его надеждой, если не на светлую, то вполне терпимую старость. Он найдет ее. Он ее убедит во всем, он заставит ее стать его женой или придушит на ходу. У нее не будет другого выхода. Только не рассчитал Ганс на то, что за спиной у Фриды стоит бес Федот, что она не настолько одинока и несчастна, как он пытался себя убедить.

Ганс ворвался в этот мир стремительно и начал разыскивать Фриду, благо, что у него были хоть какие-то данные о ней. И нашел он ее на даче, куда помогли ему добраться старые друзья, подозревая, что пришелец готов влипнуть в очередную историю со всего размаха. А так как он был уже в подпитье, то связываться друзья с ним не собирались, себе дороже, просто высадили его около той самой дачи, да и смотались поскорее.

Там никого не было, а с дороги наш герой сильно устал, ему надо было отдохнуть и проспаться для его же блага. Ганс рухнул на сене, на сеновале было тепло и тихо, и заснул мертвым сном до утра. Только не стоило надеяться на то, что он взял и помер. Ганс был живее всех живых. Не будите маньяка, пока он спит, вам же спокойно будет, но рано или поздно и они просыпаются. Вот тогда и начинается все самое интересное и ужасное одновременно.

Когда пес Макар обнаружил пришельца и пронзительно завыл, бес бросился туда, откуда раздавался вой. Он посмотрел на спящего мужчину, которому было на вид лет 70 не меньше, и стал нервно чесаться. Белая шелковая рубаха была грязновата, словно он долго носил ее, не снимая, да и весь вид его ничего хорошего не обещал. Хотя Ганс был внешне не так страшен, даже немного привлекателен, но красота казалась какой-то зловещей. Бес и пес обязательно бы что-то придумали, если бы Фрида не вошла в тот самый сарай, где лежало сено, и не посмотрела удивленно на спящего старика.

– Откуда он взялся? – спросила она и передернула плечиками. Нет, она, конечно, была не против чудовища, но не такого, в этом было что-то от господина Раскольникова. Казалось, что за поясом можно даже топор обнаружить. Она не сразу признала своего старого знакомого, и не подумала даже, что он может сюда заявиться. А потом, когда память ее освежилась, Фрида немного приуныла, когда вспомнила такой яростный роман про молодого человека, который никого не любил, а по улицам ходил с топором, натворил много бед и не раскаялся. Примерно так она усвоила содержание знаменитого романа. Но тут же Вика себя упрекнула за предвзятое отношение к непрошеному гостю. Если бы в это время пронзительно не закричал ворон над головой, она бы может не так, расстроилась. Но ей послышалось, что кричал он буквально следующее:

– Гоните его, он же убьет ее.

– А ты помешай ему, – потребовал кот.

– Тебе придется мне помогать, – стал торговаться ворон.

От такого шума и крика пробудился и протрезвел бы и мертвый, а Ганс был жив и здоров, вот он и проснулся, и вспомнил, что случилось накануне, почему он тут оказался. Он посмотрел сначала на птицу во тьме, почувствовал, что рядом пес, так вот кто его испугал и насторожил, ведь он был все-таки большой собакой. Но где-то рядом оставались и черти полосатые, от которых опасность исходила не шуточная..

И только после всего этого Артур заметил ту, к которой летел через полмира, чтобы ее осчастливить наконец. И желание, неодолимое влечение возникло в голове и груди его, и всех остальных членах такое же желание появилось… А когда такое случается, то бежать надо от маньяков без оглядки, иначе беда. Вика это сразу же поняла. Желание уже дошло до того места, где уже становилось по-настоящему опасным для любой женщины, и это сразу стало заметно всем, у кого были глаза.

Фриду это желание не обрадовало, а скорее сильно испугало, ничего хорошего она от неадекватного знакомого не ждала. Ганс прикрыл пучком сена брюки, но озверел еще больше, оттого, что его тайна стала достоянием женщин, чертей и собак. Хотя и обрадовался, потому что еще хоть что-то мог, а ведь положа руку на сердце, уже и не надеялся на что-то подобное.

—

Часть 4 Кто убил физика

Глава 1 А дальше было так

Опера переглянулись, они по второму разу читали все тот же рассказ, у старушки либо с памятью плохо, во что меньше всего верилось, либо она просто над ними измывается. В это верилось больше.

Хотелось забросить эти листы и послать ее подальше, но наверное, именно на это она и надеется. Нет, они решили. Что стоит это все перечитать еще раз, потому что дьявол и разгадка преступления явно кроется в деталях, и они будут следовать за логикой, как истинные мужчины. Она считает себя умной и даже мудрой, но их не проведешь.

№№№№№№№№№

Дальше события разворачивались стремительно.

– Что вы тут делаете? Кто вас звал сюда? – вопрошала Фрида

– Сплю, а что жалко, в чистом поле меня оставить хотели? – с вызовом спросил Ганс. Он уже позабыл о том, что прибыл, чтобы помирить и жениться. Обуреваемый страстями, он со всей решимостью двинулся к ней. Фрида должна была ответить за все обиды, нанесенные Гансу женщинами за всю его долгую и непутевую жизнь. Халатик распахнулся от резких движений сильней. Фрида резко отступила, запротестовала, но это только распалило Ганса. В своей погоне он был грациозен и достаточно симпатичен, если бы не то зверское выражение лица, с которым даже зверь лютый не встречает добычу, а на такое способен только человек. Можно ли это назвать эротикой, страстью?

Это была дикая страсть, страшноватая даже на первый взгляд. Она наводила панический ужас на любую женщину.

У Ганса не было топора, но было что-то этакое, что пугало Фриду не меньше, чем топор за пазухой у Раскольникова. Она даже пошутить никак не смогла, и уже видела, как ее швырнули на то самое сено, и там под звездным небом произойдет то, о чем ей совсем не захочется вспоминать, если она вообще останется жива. Маньяк есть маньяк. Но и винить кроме себя самой ей было некого. И тогда мысленно она обратилась к хозяину этой постройки. Точно не зная, как он называется, Фрида назвала его Овинником.

Видя, что Ганс сейчас схватит Фриду, бес воплотился и странно увеличился в размерах, в тот момент Федот был не меньше пса. Он бросился к ногам насильника. Протрезвевший Ганс не чувствовал черта, а напрасно, разъяренный черт принесет трезвому Гансу не меньше беды, чем пьяному.

Он наткнулся на того и свалился. Фрида не стала ждать, пока он поднимется и двинется дальше, и, позвав пса и бросилась в двухэтажную избушку. Прыти у нее оказалось не мало, как ни странно.

№№№№№№№№

Дверь домика захлопнулась. Только напрасно они надеялись на то, что он опомниться и остановится. Разозлился Ганс еще сильнее и рванулся туда.

Фрида дрожала всем телом. Кажется, никогда прежде ей не бывало так страшно, как на этот раз. Черт на ходу за что-то попрекал пса, тот тявкал что-то ему в оправдание, но энергия насилия висела в воздухе, они должны были ее ощущать. Кажется, кто-то невидимый им подсказывал, что не стоит злить забугорного жениха, и под ноги ему бросаться тем паче не стоит – растопчет и глазом не моргнет.

Дверь скрипнула и распахнулась. Фрида взвизгнула, понимая, что произойти должно неизбежное. Только она тогда так и не поняла, как оказалась раскрыта крышка глубокого погреба. Ганс рванулся вперед во тьме, вовсе не рассчитывая на коварство такой милой бабы, практически его жены, и провалился в тот самый погреб с грохотом, а головой еще стукнулся сначала о железную ступеньку, потом о стеклянную банку с огурцами со всего размаха. Крышка погреба упала на то самое место, с которого недавно ее кто-то поднял. Она оказалась очень тяжелой… Для верности пес на нее уселся, хотя она не открылась бы и сама по себе. Из погреба раздавались крики, нехорошие слова и проклятия, но открыть люк наш Ганс никак не мог, как ни рвался назад. Там пыл его должен был немного остыть – в погребе было темно, сыро, холодно.

Вика подкатила бочонок с водой и поставила рядом с псом для надежности, сама она уселась на старый сундук рядом. Такое надо было еще пережить. Полицию вызывать не пришлось, она была тут везде, потому что это и были их дачи.

Извлек его из погреба наряд полиции. Ганс кричал, стонал, матерился. Он проклинал бывшую родину и всех русских баб, которые ничем не лучше немецких, жаль, что здесь нет арабов, которые могли бы за него отомстить.

Вот так его и увезли под конвоем с той злополучной дачи, хотя он угрожал и обещал вернуться. И почему-то Фрида не сомневалась в том, что вернется. Такие всегда возвращаются.

№№№№№№

Парни переглянулись.

– Она думала, что мы бросим и до сюда не дочитаем. Ну затейница, там была стая полков, а тут стая полицейских из серии – найди главные отличия на двух одинаковых картинах.

Нет она просто над ними издевалась, это ясно, но ведь дальше было интереснее, фантастика заканчивалась и начинался реализм.

Глава 2 Кто спасет Ганса

Ганс исчез, но ненадолго, чего и следовало ожидать.

Так кто же отважился его спасти из обезьянника, где он орал, матерился, проклиная всех подряд уже будучи трезвым, чего никогда не случалось прежде, потому что это пьяному море по колено, а трезвый он был труслив до безобразия.

Бес внимательно следил за Фридой, и даже немного удивился, видя, что у нее такого желания не возникло, это было что-то новенькое. Это каким же убогим надо быть, чтобы Фрида не захотела его спасать. Она всегда спасала всех даже тараканов, мышей и чертей, последние, впрочем, в спасении не нуждались. Но все равно приятно было это сознавать, что тебя кто-то готов спасать. А тут перекрестилась и забыла, глазом не моргнув.

Но и сидеть сложа руки Федот тоже не собирался, вспомнив народную примету о том, что дорога в Пекло стелется исключительно добрыми делами. Ему ничего не оставалось, как набрать номер телефона единственного знакомого Ганса, который тоже случайно оказался в Омске, и сообщить ему голосом Ганса о том, что тот попал в беду, и нуждается в его помощи. И пусть Генрих не медлит, так как потом о том пожалеет.

Генрих прибыл в Омск, чтобы помириться со своей бывшей женой, – этот все еще был женат, что удивительно само по себе. Жену он увез в Германию, чтобы было над кем измываться. И опять же была надежная гарантия для того, чтобы какая – то хохлацкая дура была с ним в горе и радости, варила борщ и принесла ему стакан воды, когда все пять членов его перестанут действовать, и сам он до воды добраться не сможет.

Так вот эта самая дура, прожив с ним пять лет, пешком сбежала от него к маме и родичам в Омск, прекрасно понимая, что по своей природной скупости от Генриха снега зимой не дождешься, и по-хорошему в ним разводиться бесполезно, только побег мог спасти ее как-то от такого счастливого замужества и райской жизни в Германии. Вот и бежала, где бегом, где ползком, но твердо решила помереть, а назад не возвращаться.

Отощав и озверев без борщей и еще кое-чего, не знаю, о чем вы подумали, на самом деле без зарплаты этой самой Марины, которая работала, как он всем говорил, в салоне красоты. А на самом деле ходила по домам и стригла старых немок, тоже сбежавших из бывшей Родины, которые до салона любого доползти не могли и старались сэкономить на тех салонах. Так вот без ее взноса в семейный бюджет денег стало еще меньше, их не осталось совсем. А до пенсии ему было как до Омска пешком.

Генрих решил вернуть сбежавшую дуру, хотя если честно, он был груб и скандален и ума не мог приложить, как же это сделать. Допустить мысли о том, что он вернется в Германию один, этот орел никак не мог. Вот его и разыскал наш бес, и решил сделать спасателем для безголового Ганса, попавшего в беду.

Они и на самом деле были знакомы – Германия страна маленькая, там все беглецы друг друга знают, пили где-то вместе пару раз и терпеть друг друга не могли. Генрих считал Ганса больным на всю голову, а Ганс Генриха – голубцом и не раз друг другу высказывали это все. Но это в любимой Германии, а тут вдруг одинокий Генрих проникся сочувствием к своему старому знакомому и решил чувства добрые в своей засохшей на корню душе разбудить. А самое главное, ему хотелось, чтобы был какой-то должник у него, вдруг и самому придется обратиться за чем, вот и напомнит Гансу, как он его спасал и вызволял из обезьянника, это вам не немецкая тюрьма, где сидеть не так и плохо, как говорят знатоки. Русская тюрьма, а особенно КПЗ – это вовсе не санаторий. Генрих не сидел пока, но ведь никто не должен зарекаться от тюрьмы, а тем более от сумы, когда ты российскую границу пересек Он рванулся тут же по адресу, который указал ему лже-Ганс и оказался в том самом полицейском участке.

Надо сказать, что дело это было крайне сложным и запутанным, оказаться на полицейских дачах и приставать к какой-то девице так, что ему могут вляпать попытку изнасилования – это надо было еще постараться.

Хотя Генрих воспринял это как напоминание о том, что ему самому не стоит насиловать свою бывшую, чтобы не оказаться по ту сторону решеток. Пока же он казался вполне добропорядочным гражданином, только одно немного шокировало полицейских, впрочем, не в первый раз – это его простая немецкая фамилия Геббельс – так в паспорте и было записано. Они прочитали ее несколько раз, передавая документ друг другу, потом начали спорить о том как звали того его знаменитого предка, но так вспомнить и не могли, Генрих им подсказывать не стал. У него внутри все кипело, и готово было спалить и отделение полиции, и всех, кто там оставался.

Но эта же самая простая фамилия и заставила их все-таки помочь ему, потому что крикнуть громко хотелось каждому.

– Эй ты, насильник, выходи, за тобой Геббельс пришел – Потому что это был настоящий прикол, да еще какой, все забудется, а это в памяти и истории полицейского участка останется. Хорошо, если тот, за кем пришли, от страха не вырубится, возись потом с ним. Но на всякий случай они достали мобильники, чтобы снять сэлфи. Будет что потом показать и друзьям, и знакомым.

Глава 3 Не мать, а мачеха

Надо было видеть рожу Ганса, когда он вышел из клетки и проследовал к столу дежурного. Заметил, что там и на самом деле стоял мужик, вот бы еще узнать с того или этого света, ничего вроде, живой.

Ганс готов был в руки хоть Гитлеру отдаться, лишь бы только оказаться на свободе и самое главное – опохмелиться. Внутренности его сгорали, требуя порцию алкоголя для заправки.

Каково же было его удивление, когда в этом самом коротышке с кривыми ногами он узнал Генриха, даже имя его вспомнил, а вот фамилию тот никогда не называл. На самом деле она была такой, или тот решил поприкалываться, кто знает, хотя, насколько мог помнить Ганс, с чувством юмора у него было очень плохо, да просто отвратительно. Вряд ли он смог бы придумать такой прикол, наверное, это его родовая фамилия и есть. А может, прикалывались полицейские, среди них всякие попадались.

– Как ты меня разыскал, я вроде тебе телефона не давал, – удивленно спрашивал Генрих.

Пришла пора удивиться и Гансу. Но их грубо попросили подписать бумаги и убираться. Не хватало здесь еще устраивать встречи старых друзей. Пусть радуются, что свободны и идут куда угодно.

– Лучше в свою Германию сразу, если будете к нашим бабам приставать, то никакой Борман не поможет, – заявил майор полиции, которому хотелось поскорее отправить эту сладкую парочку, а за голубков он их и принял сразу, подальше, чтобы тут личный состав не развращали своими теплыми отношениями.

А Европа – она такая Европа, и наши становятся европейцами раньше всех остальных, это давно известно. Хотя бы потому, что им очень хочется вписаться в тот строй и стать своими среди своих.

Если бы Ганс узнал, что о нем думает этот майор, то он бы, а ничего бы он не сделал, потому что был труслив, и возвращаться в клетку с бомжами и алкашами не собирался. Он бы улыбнулся майору, мысленно посылая самые страшные проклятия, но не больше того. Сопротивление полиции в совокупности с попыткой изнасилования, ведь это век любимой Германии не видать. А оставаться тут он никак не хотел и не собирался.

Попрощались молча, даже почти вежливо наши немецкие гости, и отправились куда глаза глядят. Так они и вышли прямо на Любинский, где сидела старинная барышня с зонтиком в руках и была такой тихой, такой мирной, какой и должна быть жена каждого из них. Но такие, наверное, остались только в скульптурах воплощенные, но никак не в реальности, иначе им не пришлось бы по отделениям полиции болтаться и бумаги всякие подписывать.

№№№№№№№

Вы еще сомневаетесь в том, что дорога в Пекло стелется добрыми делами? Генрих почувствовал, что он отвечает за Ганса, иначе, если тот влипнет еще в какую историю, ему придется отвечать тоже – бумаги-то подписал сам, добровольно. А в то, что Ганс снова влипнет, никаких сомнений не было. Это был стиль его жизни, и горбатого как известно, только могила исправит.

Потому бросив все свои дела, потащил он противившегося Ганса в аэропорт, чтобы посадить его на самолет и отправить в родную Германию. Сам Генрих лететь пока не собирался и совершенно напрасно, потому что Ганс, где-то ухватив банку пива, пришел в свое привычное состояние буйства и лететь один тоже не собирался, настаивал на том, чтобы они полетели только вдвоем. Может голубец в нем просыпаться начал? А может он просто упрямым был и несговорчивым?

Напрасно Генрих объяснял ему, что у него еще есть дела, и ему надо встретиться с женой и обо всем договориться.

– Она от тебя сбежала, как угорелая, – вопил Ганс так, что слышал весь аэропорт, некоторые сочувственно улыбались, остальные откровенно потешались над ними. И всем было понятно, почему его жена сбежала, любой бы тут убежал без оглядки.

Не было сомнения в том, что в таком виде в самолет Ганса не пустят. Вот потому Генрих потащил его в туалет, чтобы отмочить и привести в чувства. Там на слова и выражения Генрих не скупился, объясняя ему, что он теряет и где должен быть в это время. И не думал о том, что его могли услышать все и везде. Ему уже и трезвому море было по колено

– Моя сбежала, а твоя тебя посадит лет на десять, а то и больше, а знаешь, что в их тюрьмах делают с насильниками. Ты этого себе пока еще и не представляешь даже.

Ганс не знал, но догадывался, он как-то протрезвел, и понял, что ему на самом деле надо улетать, и чем быстрее, тем лучше, на старости лет попадать в тюрьму ему совсем не хотелось. Уж лучше пусть в родной Германии никто не приносит стакан воды, может пить ему и не захочется совсем, а тут все будет плохо, еще хуже, чем ему пытается объяснить Генрих, у которого такая смешная фамилия, вот прикол ведь. Но сам он говорит чистую правду. Ведь все так и есть.

Одним словом, Ганс позволил себя зарегистрировать и отправить в самолет. Генрих простоял в аэропорту до того момента, пока самолет не поднялся в небо. Потом он еще справился у работников аэропорта, все ли пассажиры улетели. И только после этого пошел к своей любимой жене, понимая, что ему предстоит очень тяжелый вечер, а может и ночь, кто же его знает, что и как там будет происходить.

Но самое главное, что с самой большой проблемой он все-таки справился, а теперь постарается вести жизненно важные переговоры так, чтобы не оказаться в обезьяннике, на месте, которое освободил Ганс. Ведь спасать его будет некому, вряд ли кто такой найдется. Когда он удирал отсюда без оглядки на историческую родину, безжалостно порвал все связи с этим миром. И никогда бы ноги его тут не было, если бы женушка сюда не сбежала, такие траты, такие страхи загреметь в русскую тюрьму, с чем они могут сравниться?

Над головой пролетел самолет, Генрих помахал ему рукой и торжественно пообещал, что никого и никогда больше спасать он не станет, это было в первый и в последний раз. Ему самому бы спастись, как-то устроиться, а потом забыть об этом путешествии навсегда.

Но он не помнил хорошей русской приметы о том, что никогда не стоит говорить никогда, потому что никто не знает, что с ним случится к вечеру, да через час даже, а случиться может все, что угодно. А если эти случайности творит бес Федот, то и вовсе никогда ни в чем нельзя быть уверенным.