Текст книги "Убийственная страсть. Литературный детектив"

Глава 2. Где ты, Мила?

И сразу работа заспорилась, и опера не то чтобы засуетились, но начали и думать и действовать по-другому. Когда в спину кто-то дышит, все воспринимается иначе, а если это не кто-то, а сам Порфирий, то все – можно сказать, что покой только снится, а может даже и не снится вовсе. Они просто не могли, не имели права работать по-старому.

Они тут же узнали, что даму, с которой убиенный беседовал и откровенничал, звали Людмила, отсюда появилось производное имя Мила, и, скорее всего, она знает значительно больше всех обо всем, что не захотел или не смог Андрей написать в открытом доступе. И уж точно она знала больше всех девиц, с которыми они носились как дурак с писаной торбой, просто потому что на безрыбье и они бы для начала сгодились. Но только для самого начала, не более того, чтобы оттолкнуться и двигаться дальше.

Таким, как Андрей, всегда нужны взрослые собеседницы, чтобы поделиться своими похождениями и страхами, получить какой-то совет, а в советах они нуждались больше, чем все остальные, чтобы пересмотреть свои взгляды на какие-то вещи интимного характера. И эта психологиня могла им помочь распутать весь этот клубок, чтобы ничего от него больше не оставалось. Сколько же можно только об одном убиенном физике и думать в ущерб другим не менее, а может и более важным делам.

К их сожалению эта Мила оказалась в столице, и никто не ведал, когда она вернется в Омск. Именно потому и была переписка с физиком, иначе бы все было совсем не так очевидно. Значит, и Москва для чего-то сгодится тоже. Надо было отправляться туда с первым рейсом, даже если на него не окажется билетов в кассе. Возможность хоть немного продвинуться в этом деле бросала их на отчаянные шаги. Трудно в столице искать Милу, еще труднее, чем иголку в стоге сена, или все-таки легче. Это выяснится только на месте. Но другого выхода не было.

– У нас прям путешествие вокруг света с этим физиком получается, – усмехнулся Егор, припомнивший то ли популярную игру, то ли книгу знаменитого писателя. Скорее всего, второе, потому что в игры ему вряд ли доводилось играть. Некогда. Да и не дает это ничего ни уму, ни сердцу – пустая трата времени и сил. Тут их мнения, как ни странно совпали с самого начала. И ни один ни второй за играми замечены не были.

До столицы они добрались быстро и без всяких происшествий. И Виталий высказывал свои опасения о том, что найти там Милу будет еще затруднительнее, чем в родном граде. Но как говорится, глаза боятся, а руки делают, и ноги идут вперед.

– Вот тут ты ошибаешься, – возражал на ходу Егор. – Это сделать легче и проще, чем даже в нашем граде. Я очень часто встречал здесь своих знакомых в самых удивительных местах. Вот, например сестру своей жены на Пушкинской у памятника поэту. Хотя мы не созванивались и не назначали друг другу свидание. Но для начала пошли на Патриаршие. Там глянем на пруды, и назначим ей там свидание, как только отдышимся. Мы сможем ей позвонить на Сотовый, конечно, если она не сменила симку, хотя сейчас это не актуально, нам должно повезти, и мы и искать не станем, все само собой образуется. Виталий не верил во все эти штучки и напрасно, на самом деле все так и оказалось, как предсказывал Егор.

И как только они оказались в магическом месте, так сразу и заметили Милу, которая шла к ним навстречу. Не просто гуляла, а именно шла, потому что она оглядывалась по сторонам, заметив их, тут же рванулась в их сторону. Ну не чудеса ли на самом деле? Егор привык ничему не удивляться, а вот спутник его был явно озадачен и очень сильно. Виталий считал, что такого не может быть, потому что не может быть никогда.

Впрочем, голос Рыжего за их спинами быстро все расставил по своим местам, чудеса оказались рукотворными.

– Учитесь, – твердил им Рыжий, – таких дам надо брать только вместе с Булгаковым. Они все в мистике остаются навсегда, и пойдут за тобой хоть на край света, и восторга скрывать не станут. Но разве вы хоть что-то знаете о том, нет, конечно, потому косяк за косяком и случается.

Егор рассказывал о поэме о Достоевском, говорил, что там какие-то знаки есть точно, но до сих пор они не смогли разгадать их, и все-таки скоро разгадают, раз все теперь пошло как по маслу.

Мы забыли вам напомнить о том, что с этой Милой наш опер ученый был давно знаком, что тоже было странным, но не слишком открытием в самый последний момент. Мир тесен, а мир их родного города особенно тесен, так что чему тут удивляться?

Мила молча усмехнулась, хорошо, что они знали поэму, она сама ее подарила Егору, значит, Светка проиграет любой суд, и будет сурово наказана, если захочет доказать, что она написала это сама. А ведь именно с этого творения и начал раскручиваться клубок ее собственных интриг. Она вообще считала, что вольно или невольно Достоевский участвовал во всем, что с ними сегодня и сейчас творилось, потому что душа преступника тянется не только к месту преступления, но и туда, где он терпел унижения, отбывая наказания. Он возвращается, чтобы убедиться в том, что это все еще мертвый мерзкий городишко. А когда видит, что это совсем не так, то досада его берет – как так, почему так вышло, он что ошибался или клеветал нарочно? И тогда хочется найти ту мертвечину, а она все не находится. И вот тогда и испытывает он обиду и досаду, и не может отправиться на покой.

Об этом теперь Мила и говорила операм, а они ее внимательно и даже заинтересованно слушали. Зря что ли три часа в самолете тряслись, чтобы с ней встретиться?

Она же все время думала о том, как остановить Светку, надо было запалить пожар, чтобы потом его упорно тушить. Наверное, такова русская душа. Мила именно здесь, в столице, оставаясь на книжной ярмарке, долгими вечерами часто думала о том, почему она поддалась искушению и передала ей тексты. Ведь она не наивна и не глупа, и если что-то делает, то вовсе не просто так, и не импульсы ею владели в те минуты, а был какой-то тайный смысл, точно был. Может быть, только так она могла оценить и полюбить то, что творила, отнестись серьезно, защищать, по-другому не получалось. Или это какой-то бес все устроил, чтобы ее чему-то научить, потому что они посылают другого человека, чтобы показать то, что творится.

Ведь чтобы заставить ее писать, несколько лет назад ей подкинули такого мошенника и проходимца, с которым и часа провести нельзя. А она была с ним до определенного момента, пока не поняла, что она должна не его редактировать, не ему помогать творить – это дохлый номер. А сама должна достать свои рукописи и писать, и довести все до ума. Вот так и теперь со Светкой, она должна вернуться к своим стихотворениям и научиться их цениить.. Ведь и сны, которые нам сняться, толковать можно по-разному, а вовсе не прямолинейно, только тогда они и становятся вещими, так и с людьми, вовсе не случайными, с которыми мы зачем-то в этой жизни сталкиваемся. Только люди могут и быть нам посланы для того, чтобы как-то и чему-то научиться.

Представить себе, что она с позволения самой Милы воспользуется ее трудами и станет тем, кем по праву должна быть она сама, вот в тот момент внезапно все и встало на свои места.

– А разве мне не хочется ее погубить, не знаю почему, но просто сыграть роль старой актрисы в романе «Театр», при ее опыте и таланте, она уверенна, что это ее роль. И хотя Светка по возрасту совсем не молода, но в поэзии она точно такой же новичок, и справиться с ней будет не так и сложно, разве не так? Вот у нее глаза и откроются внезапно, на себя и на мир.

Так любимый писатель и любимый роман стали не просто путеводной звездой, они стали частью ее жизни и жизни ее лучшей подруги, хотя та ни о чем таком и не подозревала совсем. Но ведь то, что мы о чем-то не ведаем, не освобождает нас от того, что эти события, эти испытания с нами будут происходить все равно.

Глава 3 Маразмом не страдала

Наши оперативники вместе с Порфирием отправились в столицу, чтобы как можно больше узнать о деле у Милы, которая, бывает же такое, оказалась их старой знакомой, а для Егора и хорошей знакомой, что обещало облегчить допрос, и узнать больше, чем если бы она оказалась чужим человеком, которого они в первый раз видят. Наверное, им просто с некоторых пор начало везти, и это награда за столь трудное и нудное начало.

Она еще и шутила, припоминая цитаты из романа века, и ничего удивительного, где же его еще было вспоминать, как не в этом старом парке, да при встрече с людьми и призраками, а любила она роман самозабвенно, о том Егор знал давно.

Егор решил немного ей подыграть, скорее для того, чтобы щелкнуть по носу Виталия, потому что призракам роман, скорее всего не был ведом вовсе.

Вот здесь он глубоко заблуждался, они-то его знали получше, чем он сам, но пока наблюдали со стороны и внимательно слушали то, что творили, а вернее, о чем беседовали люди.

– Это сегодня все носятся с чужим возрастом, как с писаной торбой, я старомоден и могу сказать, что вам не больше 45 пяти, – шаркнул ногой Егор и усмехнулся.

Он почувствовал себя пришельцем из совсем другого времени, наверное. актерский дар все-таки оставался в нем, хотя и очень далеко запрятанный.

Но что самое удивительное, она заметила третьего с ними и пока могла только догадываться о том, что это не человек, и смутно представляла себе, кто же это может быть. Мила видела насколько он проницателен и поняла, что с ним не стоит шутить и валять дурака, тебе же хуже будет. Неужели тени гения добрались с ними и в столицу? Но град Достоевского – Питер, а не Москва, хотя все меняется со временем. И лучше пока было смотреть на тех, кто реален или кажется таковым. Тут же, знаменитый маг был совершенно прав, вовсе не все люди, которые ими кажутся и встречаются нам на пути, звучит торжественно и зловеще, но это так и есть на самом деле.

– Так вы не собираетесь меня затащить в постель, – облегченно выдохнула она, словно бы ей поступило такое предложение. Удивительно, что Мастер делает с людьми читающими, самому Достоевскому такое и не снилось, и он должен был страшно ему завидовать. Ну, кто и когда его так упорно перечитывал и цитировал, одного прочтения для большинства было более чем достаточно, к его романом больше не возвращались, слишком тяжелым казался этот груз, текст -неподъемен. А вот с его главным соперником, и это был не Толстой вовсе – этого было достаточно.

Никто не перечитывал, разве что это делали учителя литературы, подверженные склерозу во второй половине жизни. И опять же можно было смело утверждать, что на его соперника никакой склероз их не действовал, вот что удивительно. Склероз тоже избирателен, кому-то его не достается вовсе. И здесь не все так просто, надо еще подумать, стоит ли так цепляться за память. Может быть, вино забвения бы спасло от многих разочарований и бед, греки были не так наивны и глупы, как может показаться сначала.

– Помилуйте, это нужно было Андрюшке, и он уже мертв, а я второй век доживаю, потому что от таких глупостей не страдаю, – заявил Порфирий, хотя Мила обращалась явно не к нему. Но должен же он был как-то обозначить свое присутствие, тем более, она уже видела его яснее ясного, так что пора было и слово молвить. Дама показалась ему крайне интересной, и совсем не в том смысле, о котором можно было подумать, а именно как близкий духовно человек из совсем иного времени. Но время и пространство, оказывается, совсем не властны над людьми, потому что оно мало меняет их, ну разве что языки, речь, образ мыслей, но и то, вполне можно понять друг друга.

Она вздрогнула от этих слов, как Раскольников, словно кого-то убила и теперь пыталась это скрыть. Вот именно в тот момент она чувствовала себя Раскольниковым, которому по дороге от старухи удалось избавиться от топора, но и только. От совершенного злодеяния никак не избавиться все равно. Но разве у нее за плечами было какое-то преступление, тем более убийство, или еще будет завтра? Не хотелось бы даже думать о таком, а вот думалось. И она страшно тяготилась всем этим. Можно убежать и в столицу, хотя она поехала по работе, и все равно от себя, от того, что совершил, никуда не убежать и не спрятаться.

Накануне Миле снилась умирающая матушка. А она никак не могла подойти к ней и спросить что-то, и убедиться в том, что она еще жива. А сон этот значил, что она потеряет кого-то близкого, как потеряла ее когда-то, не иначе. И она даже догадывалась, кто это может быть. Но не хотелось думать о скверном. И явно чувствовалось, что матушка чем-то недовольна. Только вот чем же именно?

Вопрос Егора долетел до нее откуда-то издалека, но она уловила его суть. Но неужели они летели сюда, чтобы спросить об этом?

– Не был он голубцом, глупости все это. У него был совсем другой недостаток, проблема большая, но дело вовсе не в ориентации, – размышляла она вслух, словно не было этой троицы. Не двух оперов, а именно троицы, призрака она тоже брала в расчет.

Майоры прислушались и замерли. Неужели они подходили к финалу этой истории, не верилось даже, не будет у нее ни конца, ни края, они унесут тайну в могилу, вернее, не саму тайну, а то, что они ее так и не разгадали.

Но скажет ли она самое главное, так бывало, когда стараешься что-то вспомнить, и вот то самое вспоминаемое вроде уже рядом, но рыбка срывается с крючка и все снова ускользает. Такое состояние может свести с ума, порой преследует долго и упорно.

А между тем, Мила посмотрела в глаза Егору и поняла, что ему расскажет все, вот другому бы на его месте не рассказала, а ему поведает. Когда он приходил прежде, она решила ничего не говорить о знакомстве с Андреем, потому что это может плохо на ее репутации отразиться, да и мало ли что они там раскопают и сочинят. Но уж коли они сами до этого дошли. Странно, что шли так долго, ведь сделать это было вовсе и не сложно. Но надо поставить точку во всей этой скверной истории, которая не только им, но и самой Миле не давала покоя.

Но сначала она по памяти прочитала стихотворение, не для Егора и тем более не для Виталия, а для того, третьего, имени которого она не знала, но могла догадываться что за призрак они сюда вызвали. И угадала правильно, слушал он заинтересованно с большим любопытством

 
Какой-то господин явился на рассвете,
Сказал, что он мой друг, из прошлой жизни, но
Меня сомненье гложет, мне напевает ветер,
Что слушать не должна те речи все равно.
 
 
Впускать его опасно, прогнать его – пустое,
Ведь одолел он время, и он меня нашел.
И кот шипит истошно: – Опомнись, что с тобою.
Ты не была наивна, и это хорошо.
 
 
Мудрец из старой сказки приснится мне внезапно,
И силы нет ответить, услышать тот совет.
Ведь это враг твой вечный, твой Фауст, и с азартом
Роль Маргариты снова играть, а силы нет.
 
 
Сбежит он, лишь услышит, что ждет его в объятьях,
Он вечный тот скиталец, а я хочу свой дом.
Какой-то странный город, тюрьма, его проклятья,
Но следую за ним я, совсем как в мире том.
 
 
И усмехнется Марта, она-то точно знает,
Что станет с Маргаритой, но зависть не дает
Ей встать, ей все оставить и по местам расставить,
В каком мы веке снова, какой там нынче год?
 
 
Старик он, под личной, с ним Мефистофель рядом,
И разве я сумею поверить им опять?
Пора мне просыпаться, мне той судьбы не надо,
Но кто там на органе пытается играть?
 
 
Реальность, сказки прелесть, какие-то картины,
Какие-то поэмы нам в пору написать.
Когда уходят в осень последние мужчины,
Является к нам Фауст, чтоб драму разыграть.
 
 
Он молод и прекрасен, красноречив и вечен,
И если снова осень посмеет наступить,
То арфа в сером небе, и друг его беспечен,
И окрыляет снова тот горестный мотив…
 

На мгновение повисла тишина в старом парке, а потом он заявил:

– Ну что же, недурственно, голубушка, я тоже ждал этого господина, но он где-то заплутал, вероятно, в своей Германии туманной.

Произнося слово Германия, Порфирий сделал на нем особый акцент. Это заметили не только Егор и Мила, но даже Виталий, и он почувствовал, что ружье выстрелит, Германия здесь возникла не ради красного словца, правда пока у него не было никаких версий, каким боком она могла тут оказаться, не было, но наверняка появятся.

Вот Мила же с Достоевским им помощника напророчила, а тот в свою очередь подал знак. Ну что же, хорошо все, что хорошо кончается или хотя бы раскрытием дела. Они не торопили ее, особенно после такого знакового текста, но она сама на этот раз перешла на прозу.

Глава 4. Как это было

И улыбнулась загадочно новая Марго, она себя вовсе этой героиней не считала, но так решил Егор, и его трудно было в том разубедить. Было в ней что-то жертвенное и яркое, и от ведьмы было что-то. Ему это лучше было видно со стороны, чем ей самой.

– История, которая сначала больше похожа на драму, вдруг кажется нам фарсом, – усмехнулась она, – все было банально просто, подруга познакомила нас, потом я узнала, что он просил каждую знакомую найти кого-то, как только чувствовал, что эта готова была навострить лыжи, что-то типа оставь кого-то вместо себя, если хочешь уйти. Вот она и кинула ссылку на мою страницу в ВК. Мы разговорились, уж что-что, а разговаривать он умел, уговаривать, обольщать, интересоваться многими вещами. Но она мне ничего такого не сказала, просто мол, ты любишь поговорить вечерами, этот парнишка тоже, почему бы вам не побеседовать, заботливая… Ведь многим людям не хватает таких вот бесед, когда они маются в одиночестве.

– И что же выяснилось? – не удержался Виталий, он не любил таких длинных лирических отступлений.

– А то и выяснилось, – передразнила его Мила, и, кажется, готова была обиженно замолчать, этого только не хватало.

Егор так взглянул на него, что призрак хихикнул у них за спиной.

Но она тут же сменила гнев на милость, все-таки взрослая женщина, да и парни были на службе, какое расстояние им пришлось одолеть, чтобы до нее добраться, потому она заговорила спокойно и размеренно

– Мне самой со всем этим пришлось разбираться. Цветы, шампанское, он хотел споить меня и вроде покупал, хотя ведь это я должна была его покупать и задаривать, дураку понятно. Ну, если вспомнить о разнице в возрасте. Сразу стало казаться, что тут что-то не так, вот и хотелось мне понять, что именно. Избавить от импотенции? Отношение очень молодых людей и взрослых дам, эта тема всегда волновала меня как автора, но вот так, чтобы столкнуться в реальности – лицом к лицу, и он заверил, что не нуждается в моих деньгах и связях, у него все есть кроме интима, которого страшно не хватает.

И снова это было обычным делом, кому же в 25 и меньше его хватает? вон как умоляют парни – мол, с кем угодно, хоть один раз в день. Но это был даже не такой стандартный случай, он запойно говорил о воздержании, от которого крышу сносит. И тут стало непонятно, красивый, обаятельный парень, какое воздержание, зачем, если он сам этого не хочет? Может религиозный фанатик, но я не нашла для него какой-то подходящей религии и секты, тоже вроде что-то не то.

Порфирий ерзал на месте за их спинами, словно предвкушал то, о чем она должна была сказать в самое ближайшее время, и одновременно удивлялся тому, что взрослые мужики с нормальной ориентацией сами не догадались, а так упорно к этому шли, хотя ведь часто бывает, что очевидные факты укрыты от глаз.

– Он совсем не пил, вообще, не интересовался молодыми девицам, к чему бы это? В общем или настоящий шизик или псих какой-то. И то и другое не могло меня слишком вдохновить, но прелюдия была так хороша, что не хотелось останавливаться. Я считала себя уже ему чем-то обязанной, а то ли еще будет. Я спокойно отправляла мужиков, если вдруг что-то не нравилось, в Андрэ отправить не смогла, почувствовала себя жестокой и несправедливой, ведь так это и было на самом деле. В общем, где наша не пропадала, вот и пошла дальше.

Конечно, шизики бывают вполне убедительны на первый взгляд. Они довольно долго могут притворяться нормальными, мне на них всегда везло, и я научилась разбираться в них. Тогда Андрэ им точно не был, я ничего такого не заметила, и страх отступил на какое-то время. Да и потом, его как-то спокойно принял мой кот, который в отличие от меня, их за версту чует и ни одного не пропустил, а я доверяю коту, который не любит определенного человека.

Остался только один вариант, когда остальные были исключены. Анализировать все мне приходилось по ходу в довольно сложных обстоятельствах, потому я немного сомневалась и путалась.

Порфирий пытался из-за спин оперов рассмотреть ее лицо, и ему это не слишком хорошо удавалось. Кажется, ради любопытства он готов был даже подпрыгнуть и встать на цыпочки. Не понятно было другое, откуда такое дикое любопытство? Он не знал того, что она скажет или наоборот знал слишком хорошо, и его волновала только реакция его подопечных.