Текст книги "Регулирование экономики и бюрократия"

I. Вмешательство путем ограничения

Ограничительными являются меры, предпринятые органом власти, которые непосредственно и в первую очередь предназначены для отклонения производства, понимаемого в самом широком смысле этого слова, включая торговлю и транспортировку, от направления, по которому оно следовало бы в недеформированной экономике. Каждый акт вмешательства отклоняет производство от тех каналов, которые предписываются рынком. Специфическая характеристика ограничительных мер заключается в том, что отклонение производства в этом случае является необходимым, а не непреднамеренным результатом такого вмешательства, и что переориентация производства – это именно тот исход, которого стремится достичь власть своими действиями. Кроме того, каждое вмешательство неизбежно оказывает влияние и на потребление, отклоняя его от тех путей, которые оно выбрало бы в условиях недеформированной рыночной экономики. Ограничительная мера в этом отношении не является исключением. Однако изменения в потреблении не входят в планы инициаторов вмешательства; он хотят повлиять на производство. Тот факт, что такие меры также сказываются и на потреблении, представляется им побочным эффектом, который либо вообще противоречит их желаниям, либо воспринимается как неизбежность.

Прибегая к ограничительным мерам, орган власти запрещает производство определенных товаров, запрещает применение некоторых методов производства, или затрудняет его, или делает более дорогим. Таким образом власть устраняет некоторые средства, доступные для удовлетворения человеческих потребностей. Эффект вмешательства заключается в том, что люди оказываются в положении, когда они могут использовать свои знания и способности, свои усилия и свои материальные ресурсы лишь менее эффективным способом. Такие меры делают людей беднее.

Несмотря на все попытки опровергнуть данный аргумент, этот факт остается неоспоримым. На недеформированном рынке действующие там силы обычно работают таким образом, чтобы все средства производства использовались наиболее полезным для удовлетворения человеческих потребностей образом. Когда власть вмешивается в этот процесс, чтобы добиться другого использования факторов производства, она может лишь уменьшить предложение и никоим образом его не увеличить.

Это наглядно и неопровержимо доказано в отношении наиболее важной группы ограничительных мер в ходе широкого обсуждения экономических последствий, возникающих из-за установления барьеров в международной торговле[181]181
  [Подробнее см.: Мизес. О целях торговой политики // Мизес. Политическая экономия войны и мира. М.; Челябинск: Социум, 2024. С. 1—28 (и другие статьи указанного сборника); Мизес. Человеческая деятельность. Челябинск: Социум, 2024. С. 150–155, 347–350, 381–382, 712–719 и др. – Прим. ред.]


[Закрыть]. Представляется, что какие-либо добавления к выводам в этой области, сделанным представителями классической политэкономии, будут излишни.

Могут сказать, что ущерб, причиняемый ограничительными мерами вследствие падения производительности, что, в свою очередь, приводит к сокращению предложения, в конечном счете перевешивается выгодами в других областях. Власти могут утверждать, например, что сохранение группы менее эффективных производителей настолько важно, что вызываемое этим сокращение потребления можно считать вполне оправданным. Они, возможно, сочтут оправданным подорожание хлеба для народных масс, чтобы владельцы менее плодородных ферм могли получать более высокую прибыль. Власти также могут считать постулатом мудрого управления государственными делами запрет внедрения некоторых машин в целях защиты тех предприятий, которые не могут позволить себе такие устройства, от конкуренции с лучше оснащенными предприятиями. Прибегая к запрещению универмагов, розничных сетей и других подобных форм организации торговли, власти могут помочь мелким розничным торговцам оставаться конкурентоспособными, хотя это обеспечивается за счет интересов потребителей, которые при этом страдают.

Если такие меры предпринимаются с полным пониманием их последствий, если власть в полной мере осознает, что она делает и какие результаты будут достигнуты, такие действия можно осуждать только в том случае, если неодобрительно относишься и к тем целям, для достижения которых они были выбраны. Однако нельзя рассматривать такие действия власти как противоречащие ее целям или лишенные смысла. С точки зрения целей и задач власти, ее действия представляются правильными. Чтобы улучшить положение фермеров, она готова пойти на увеличение цены хлеба, покупаемого потребителями; а для того чтобы добиться достижения этой цели, она выбирает подходящие для этого средства – вводит или устанавливает запрет на импорт зерна и муки.

Мы все знаем, что народ воспринимает все такие события совсем в ином свете. Широкие массы удалось убедить в том, что таможенные барьеры не ведут к снижению предложения, а, напротив, позволяют его увеличить. Защита небольшого кустаря от конкуренции с «большим бизнесом», защита мелкого торговца от конкуренции с универмагами и сетевыми магазинами была преподана как мера, полезная для повышения общего благосостояния, а также как защита потребителей от эксплуатации. Это был единственный способ добиться благосклонного отношения людей к проводимой властью экономической политике, сущность которой заключается в предоставлении привилегий и преимуществ отдельным группам за счет других групп общества.

Считается, что политика ограничительных мер проводится в пользу производителей, в то время как политика, не предусматривающая ухудшения работы рыночного процесса, защищает интересы потребителей. Сторонники первого из этих двух направлений для его оправдания указывают на то, что власти вовсе не должны заниматься – поскольку это не входит в круг решаемых ими задач – проведением политики, ориентированной на интересы тех, кто лишь потребляет продукты, которые появились в результате усилий других людей; напротив, власть должна служить человеку, активно занимающемуся производством. Но в системе, основанной на разделении труда, все люди являются одновременно и производителями, и потребителями. Не существует потребителей, чей доход обеспечивается не за счет производства. Потребителем является либо предприниматель, либо владелец средств производства, либо работник. Либо предприниматель, либо владелец средств производства или работник содержат его как члена семьи. С другой стороны, каждый производитель сам неизбежно является потребителем. Наивно утверждать, что при помощи какой-то одной меры экономической политики можно защитить интересы производителей от интересов потребителей. В этой ситуации обоснованным может быть лишь одно утверждение: почти каждая ограничительная мера[182]182
  Сужение объема понятия, вводимое в данном случае словом «почти», не следует понимать так, что имеются ограничительные меры, которые вообще никому не наносят ущерба; оно всего лишь указывает, что некоторые такие меры не только не идут на пользу никому, но и ставят всех в невыгодное положение.


[Закрыть] предоставляет преимущества лишь ограниченной группе людей и в то же время отрицательно сказывается на всех или по крайней мере на большинстве остальных. Поэтому такого рода акты вмешательства можно рассматривать как привилегии, которые предоставляются одним за счет других.

Привилегии выгодны тем, кому их предоставляют, и ухудшают положение других участников системы. Привилегия достигает поставленной цели, если число привилегированных ограничено: члены этой группы выигрывают за счет других, не пользующихся такой благосклонностью властей. Однако если выиграть должны все, система привилегий становится бессмысленной. До тех пор пока протекционистские тарифы приносят выгоду только некоторым производителям или различным группам производителей в разной степени, некоторые производители оказываются в привилегированном положении. Но когда все производители защищены в равной степени, такая политика становится саморазрушительной. В этом случае никто не выигрывает, зато все проигрывают.

Некоторые ограничительные меры считают оправданными, рассматривая их составной частью политики государственных расходов, а не мерами, регулирующими производство и предложение. Если из любви к природе или в научных целях мы хотим сохранить какой-то участок земли в его естественном состоянии и соответственно изъять его из хозяйственного оборота, объявив его национальным парком, мы можем рассчитывать на всеобщее одобрение и поддержку этой меры, пока этот план будет вписываться в рамки государственного бюджета. Затем мы, возможно, решим, что было бы более целесообразно не возлагать бремя расходов, связанных с этим участком, лишь на его владельцев, а распределить его среди всех граждан, что можно сделать путем покупки этой земли, а не ее экспроприации. Но для нашего анализа это неважно. Решающее значение имеет лишь тот факт, что мы рассматриваем предложение о сохранении участка с точки зрения расходов, а не производства.

Это единственно правильная точка зрения, которую можно предложить в отношении ограничительных мер. Ограничительные меры, единственным возможным эффектом которых может быть лишь сокращение предложения, не следует рассматривать как меры производственной политики. Это политика потребления, а не производства. Ограничительные меры никогда не повышают экономическую эффективность, никогда положительно не влияют на систему производства товаров и не ведут к росту предложения. Можно спорить об их целесообразности, как в случае с защитой прусских юнкеров при помощи пошлин на импорт зерна от конкуренции с канадскими фермерами, работающими на более плодородной почве. Но если мы поддерживаем пошлину для защиты прусских производителей зерна, мы рекомендуем не меру, которая способствует производству зерна, а меру, призванную помочь владельцам немецкой земли в ущерб немецким потребителям зерна. Создать экономическую систему на основе такой помощи в виде привилегий невозможно; меры такого рода могут быть оплачены только как расходы за счет средств, полученных каким-то иным образом. Когда Людовик XIV предоставил одному из своих фаворитов синекуру, оплачиваемую из государственных доходов, это решение относилось к категории расходов; это не было мерой экономической политики. Тот факт, что ограничительные меры не заслуживают внимания, отличающегося по своей сути от внимания, уделяемого подобным королевским привилегиям, затушевывается механизмом реализации ограничительных мер. Но это не меняет их природы. Вопрос о том, оправданы подобные расходы или нет, не является предметом экономической оценки; даже короли, правившие во времена старого порядка, не всегда оказывали милости недостойным людям.

Безусловно, бывают случаи, в которых большинству или даже всем нашим согражданам ограничительные меры кажутся обоснованными. Но все ограничительные меры по своей сути являются расходами. Из-за них сокращается предложение производительных средств, что негативно влияет на предложение других товаров. Поэтому представление рыночной экономики, стреноженной такими ограничительными мерами, в виде отдельной системы общественного сотрудничества, сравниваемой с недеформированной рыночной экономикой, противоречит логике. Ограничительные меры следует рассматривать как политику расходов, а не как способ увеличения предложения производственных благ.

Разобравшись с истинной природой ограничительных мер и не дав ввести себя в заблуждение наивными попытками оправдать их тем, что они способствуют «повышению благосостояния» или даже «содействуют производству», мы обнаруживаем, что цели, преследуемые такими мерами, часто можно достичь намного дешевле путем прямых субсидий из государственных фондов. Если мы не мешаем производителям добиваться максимально возможного дохода от имеющихся у них производственных ресурсов, мы не снижаем производительность экономики и оказываемся в более выгодной позиции, позволяющей получать благодаря повысившемуся благосостоянию средства, необходимые для субсидирования тех, кому мы хотели бы предоставить привилегии.

II. Вмешательство путем регулирования цен

Меры регулирования цен предназначены для фиксирования цен, заработной платы и процентных ставок на уровне, отличном от того, который устанавливается на свободном рынке. Орган или группа людей, которые явно или по умолчанию уполномочены властью контролировать цены, устанавливают их потолок (максимально возможный уровень) или нижний порог (минимально возможный уровень). Выполнение этих распоряжений обеспечивается полицейской властью.

Цель, преследуемая при вмешательстве в рыночную структуру цен, – либо предоставить привилегии продавцу (в случае фиксации нижнего порога цен) либо покупателю (при фиксации потолка цен). Нижний порог цен создает условия, позволяющие продавцу назначать более высокие цены на предлагаемые им товары, а потолок цен должен помочь покупателю получить требуемый ему товар по более низкой цене. То, какую из этих двух групп власть захочет облагодетельствовать, зависит от политического баланса сил. Иногда власть ограничивает потолок цен, иногда нижний порог цен; временами она ограничивает максимальные ставки заработной платы, временами – минимальные. И лишь в отношении процента государство всегда ограничивает потолок и никогда нижний порог ставок. Политическая целесообразность всегда требует выбора именно этого варианта.

Именно споры по поводу государственного регулирования цен, заработной платы и процентных ставок привели к появлению на свет политической экономии как науки. Власти предпринимают попытки воздействовать на цены с помощью своего аппарата принуждения на протяжении сотен и даже тысяч лет. На тех, кто отказывался повиноваться их приказам, они налагают огромные штрафы. В этой борьбе было потеряно бесчисленное число жизней. Ни в одной другой области полиция не демонстрирует большего рвения и готовности прибегнуть к силе и ни в одном другом случае мстительность власти не вызывает такой же горячей поддержки со стороны масс, как при исполнении этих распоряжений. И тем не менее все подобные попытки не увенчались успехом, т. е. не достигли желаемых целей. Объяснения этих неудач, которые можно найти в философской, богословской, политической и исторической литературе, точно отражают мнение властей и народных масс. В них утверждалось, что люди эгоистичны и дурны по своей природе, что власть слишком слаба и слишком неохотно использует силу; и поэтому нужны жесткие и беспощадные правители.

Осознание истинного положения дел началось с наблюдений за последствиями таких мер в узко ограниченной области их применения. Среди мер по регулированию цен особое значение придается попыткам власти приписать порченой монете ту же ценность, как и монетам с полным содержанием металлов, а также поддерживать фиксированный обменный курс между драгоценными металлами, золотом и серебром, а позднее между металлическими монетами и обесцененными бумажными деньгами. Причины, вызывающие неудачу таких попыток, вскоре стали понятны и сформулированы в законе, названном в честь сэра Томаса Грэшема. Однако от этих ранних откровений до великих открытий шотландских и английских философов XVIII в., установивших, что рынок следует определенным законам, которые согласуют друг с другом все рыночные явления необходимым образом, путь был очень длинным.

Открытие неизбежных законов рынка и обмена стало одним из величайших достижений человеческого ума. Это заложило краеугольный камень для развития либеральной социологии и привело к появлению либерализма, а в итоге породило нашу современную культуру и экономику. Это также проторило путь для великих технологических достижений нашего времени. В то же время это открытие послужило отправной точкой для систематической науки о человеческой деятельности, т. е. экономической теории.

До появления науки люди проводили различие между хорошим и плохим, справедливым и несправедливым в человеческой деятельности. Они полагали, что поведение человека может быть оценено в соответствии с установленными нормами гетерономного нравственного закона. К тому же считалось, что человеческая деятельность является свободной в том смысле, что она не подчиняется внутренним законам человеческого поведения. Человек должен, утверждали они, действовать нравственно; а если он будет вести себя иначе, Бог накажет его в загробном мире или даже еще при его жизни; ни к каким другим последствиям действия человека не приводят. Поэтому, до тех пор пока власть не вступает в противоречие с более сильной властью, никакие ограничения на ее возможные действия не нужны. Суверенная власть свободна в осуществлении своих полномочий, при условии что не выходит за границы территории, на которой она суверенна; в их пределах она может достичь всего, что пожелает. Имеются физические законы, которые она не может изменить; но и в общественной жизни никаких ограничений на то, что она может делать, не существует.

Наука политической экономии началась с осознания того, что у суверенитета власти есть еще один предел. Экономист не ограничивается лишь рамками государства и его аппарата власти и обнаруживает, что человеческое общество является результатом сотрудничества людей. Он устанавливает, что в области общественного сотрудничества существуют законы, которые государство не в состоянии изменить. Он осознает, что действие этих законов запускает рыночный процесс, в ходе которого устанавливаются цены, а система рыночных цен служит разумным объяснением человеческого сотрудничества. Цены больше не кажутся результатом установок индивидов, зависящих от их чувства справедливости, а понимаются как необходимый и неоспоримый результат взаимодействия рыночных сил. Каждая конкретная конфигурация данных приводит к появлению определенной структуры цен, являющейся ее неизбежным следствием. Поэтому без предварительного изменения исходных данных эти цены – «естественные» цены – изменить невозможно. Любое отклонение от «естественных» цен высвобождает силы, которые стремятся вернуть цены к их «естественному» состоянию.

Это мнение прямо противоположно убеждению, что власть по своему усмотрению может изменить цены с помощью приказов, запретов и наказаний. Если цены определяются структурой данных, если они выступают как элемент в процессе, порождающем общественное сотрудничество, и подчиняют деятельность всех людей удовлетворению потребностей всех членов общества, то произвольное изменение цен, т. е. изменение вне связи с изменением данных, неизбежно приведет к нарушениям в общественном сотрудничестве. Разумеется, сильное и решительно настроенное правительство может издавать приказы, относящиеся к ценам, и жестоко наказывать тех, кто им не подчиняется. Но при помощи таких приказов оно не добьется поставленной цели. Его вмешательство является лишь частью рыночных данных, которые в соответствии с неумолимыми законами рынка порождают определенные последствия. Однако в высшей степени сомнительно, что правительство будет довольно этими последствиями, и в высшей степени сомнительно, что, когда они проявят себя, правительство не будет рассматривать их как даже менее желательные, чем те, которые оно стремилось изменить. В любом случае принятые меры не приведут к достижению того, чего власть хотела добиться. Поэтому вмешательство в цены, если рассматривать его с точки зрения инициирующей его власти, не только неэффективно и бесполезно, но и противоречит поставленной цели и вредно, что делает его алогичным.

Любой, кто пытается опровергнуть логику этих выводов, отрицает возможность анализа в области экономической теории. В противном случае экономической науки не существовало бы, а все, что написано по экономическим вопросам, не имело бы смысла. Если цены могут быть установлены органом власти, не вызывая при этом реакции на рынке, противоречащей намерениям власти, то попытки объяснения цен на основе рыночных сил были бы тщетны. Сама суть такого объяснения рыночных сил строится на предположении, что каждому состоянию рынка соответствует своя структура цен и что на рынке действуют силы, которые стремятся восстановить эту – «естественную» – структуру цен при ее нарушении.

Аргументация представителей исторической школы политической экономии, а сегодня институционалистов, в защиту регулирования цен совершенно логично вытекает из их точки зрения, потому что они не признают экономическую теорию. Для них экономическая наука является всего лишь совокупностью приказов власти и мер экономической политики. Однако аргумент тех, кто, с одной стороны, изучает проблемы рынка при помощи методов теоретического анализа, а с другой – отказывается признать, что регулирование цен необходимо приводит к результатам, противоречащим поставленной цели, выглядит нелогично.

Альтернатива одна: статутное право или экономический закон. Цены либо устанавливаются на рынке индивидами произвольно и поэтому могут направляться приказами властей в любом желаемом для них направлении; либо цены определяются рыночными силами (обычно называемыми спросом и предложением) и тогда вмешательство власти проявляет себя на рынке в качестве лишь одного из множества факторов. Никакой компромисс между этими двумя точками зрения невозможен.