Текст книги "Регулирование экономики и бюрократия"

VI. Военная экономика

Во внутренних делах страны следствием рыночной экономики является демократия; мир – ее следствие во внешней политике. Рыночная экономика означает мирное сотрудничество и мирный обмен товарами и услугами. Она не может существовать на фоне массовых убийств.

Несовместимость войны с рыночной экономикой и цивилизацией до сих пор признана не до конца, потому что постепенное развитие рыночной экономики изменило первоначальный характер самой войны, постепенно превратив тотальную войну древних времен в современную войну, которую ведут солдаты.

Тотальная война представляет собой орду, которая находится в движении с целью участия в сражениях и совершения грабежей. С места снимается все племя, весь народ; никто, даже женщины и дети, не остается дома, если только он не должен выполнять обязанности, необходимые для войны. Мобилизация тотальна, и люди всегда готовы идти на войну. Каждый является воином или обслуживает воинов. Понятия «армия и народ», армия и государство тождественны. Никакой разницы между комбатантами и некомбатантами не существует. Целью войны является уничтожение всего вражеского народа. Тотальная война не прекращается подписанием мирного договора, а ведется до полной победы и полного разгрома. Побежденные – мужчины, женщины, дети – уничтожаются; обращение их в рабство можно считать проявлением милосердия. Выживает только народ, оказавшийся в войне победителем.

С другой стороны, на войне солдат сражается армия, в то время как граждане, не состоящие на военной службе, продолжают вести нормальную жизнь. Расходы ведения войны оплачивают граждане; они платят за содержание и оснащение армии, но при этом сами остаются за пределами театра военных действий. Конечно, может случиться, что военные действия приведут к разрушению их домов, разорению их земель и уничтожению другого имущества, но это тоже является частью издержек войны, которые им приходится нести. Также может случиться, что они будут ограблены или случайно погибнут от рук военнослужащих, иногда даже принадлежащих к «их» армии. Но подобные события не имманентны войне как таковой; они мешают, а не помогают операциям, проводимым военачальниками, и считаются недопустимыми, если командиры в полной мере контролируют действия своих войск. Воюющее государство, которое создало свои вооруженные силы, оснастило их необходимым и поддерживает в боеспособном состоянии, рассматривает грабежи, совершаемые военными, преступлениями; военнослужащие были наняты не для самостоятельных грабежей, а для участия в боях. Государство обычно стремится сохранить жизнь гражданским лицам, потому что хочет сохранить у своих граждан способность платить налоги; завоеванные территории рассматриваются как собственные владения. Во время войны система рыночной экономики должна поддерживаться, чтобы обслуживать запросы военной машины государства.

Эволюция, обеспечившая переход от тотальной войны к войне солдат, должна была устранить войны полностью. Конечной целью этой эволюции мог быть только вечный мир между цивилизованными странами. Либералы XIX века полностью отдавали себе отчет в этом. Они считали войну обреченным на исчезновение пережитком темных веков, т. е. полагали, что его ждет судьба институтов давно минувших дней: рабства, тирании, нетерпимости, суеверий. Они твердо верили, что будущее будет благословленным вечным миром.

Однако события стали развиваться по другому сценарию. Тенденция, которая должна была привести мир к умиротворению, сменилась на противоположную. Такой разворот на 180 градусов нельзя понять, если рассматривать его как изолированный факт. Сегодня мы наблюдаем усиление идеологии, в которой сознательно отрицается все, что считается проявлениями культуры. «Буржуазные» ценности должны быть пересмотрены. Институты «буржуазии» должны быть заменены институтами пролетариата. И в том же ключе на место «буржуазного» идеала вечного мира должно прийти прославление силы. Крестным отцом и большевизма, и фашизма был французский политический мыслитель Жорж Сорель, апостол профсоюзов и насилия.

Не столь важно, что националисты хотели войны между народами, а марксисты – между классами, т. е. гражданской войны. Решающее значение имеет тот факт, что и те и другие проповедуют войну на уничтожение, тотальную войну. Неважно также и то, сотрудничают различные антидемократические группы друг с другом, как это происходит в настоящее время, или ведут борьбу друг с другом. В обоих случаях, когда дело доходит до нападения на западную цивилизацию, они практически всегда становятся союзниками.

Если орды варваров, обрушившихся на Римскую империю с востока, считать государствами, их следует рассматривать как тотальные государства. В орде доминировал политический принцип, который нацисты в наши дни называют принципом вождизма. Значение имела лишь воля Аттилы или Аларика. Отдельные гунны или готы не имели никаких прав и сферы частной жизни. Все мужчины, женщины и дети были всего лишь единицами армии правителя или тыловых подразделений; они должны были безоговорочно повиноваться.

Ошибочно считать, что эти орды были организованы на социалистических принципах. Социализм представляет собой систему общественного производства, основанную на государственной собственности на средства производства. У этих орд не было социалистического производства. В той мере, в какой они жили не за счет добычи от военных походов и им приходилось удовлетворять свои потребности за счет собственного труда, отдельные семьи занимались производством в личных целях, полагаясь на собственные ресурсы. Правителя такие вопросы не заботили; мужчины и женщины были самостоятельны. Не было ни планирования, ни социализма. Дележ добычи социализмом не является.

Рыночная экономика и тотальная война несовместимы. На войне солдат сражаются только военнослужащие; для подавляющего большинства населения война является лишь преходящим страданием из-за вызываемых ею бед, а не каким-то делом, в котором они активно участвуют. В то время как армии сражаются друг с другом, граждане, фермеры и работники пытаются продолжать заниматься своими обычными делами.

Первым шагом на пути к возвращению от войны солдат обратно к тотальной войне стало введение обязательной военной службы. Это постепенно размыло различия между солдатами и гражданами. Война перестала быть занятием лишь наемников; в нее теперь должен включиться любой человек, обладающий необходимыми физическими качествами. Лозунг «страна под ружьем» (a nation in arms) сначала выражал только программу, которую невозможно полностью реализовать по финансовым причинам. Только часть мужского населения, годного к строевой службе, проходила военную подготовку и призывалась в армию. Однако, однажды став на этот путь, невозможно ограничиться полумерами. В конце концов мобилизация армии неизбежно поглотит даже тех мужчин, которые необходимы для производства в тылу и отвечают за обеспечение военнослужащих питанием и вооружением. Было признано необходимым провести различие между основными и вспомогательными профессиями. Специалистов, необходимых для снабжения армии, приходилось освобождать от призыва в боевые части. Соответственно распределение имеющейся рабочей силы было передано в руки военачальников. Обязательная военная служба предполагает призыв в армию всех, кто физически годен для строевой службы; от нее освобождаются только больные, физически непригодные, старики, женщины и дети. Но когда стало понятно, что часть физически пригодных для военной службы мужчин должна быть использована на промышленном фронте для выполнения работ, с которыми могут справиться старики и подростки, не вполне годные к военной службе мужчины, а также женщины, все причины прибегать к разделению призываемых на военную службу мужчин на физически годных и непригодных исчезают. В итоге обязательная военная служба приводит к возникновению трудовой повинности для всех граждан, которые в состоянии работать, как мужчин, так и женщин. Власть над всей нацией осуществляет Верховный главнокомандующий; он заменяет труд физически годных мужчин работой менее пригодных для службы призывников и отправляет на фронт столько физически годных мужчин, сколько может, не ставя под угрозу снабжение армии. В таком случае именно Верховный главнокомандующий решает, что должно быть произведено и каким образом. Он также определяет, как должна использоваться производимая продукция. Мобилизация становится тотальной; нация и государство превращаются в армию; рыночную экономику заменяет военный социализм.

В этой связи не имеет значения, предоставляются ли в системе военного социализма какие-нибудь привилегии бывшим предпринимателям. Они могут называться управляющими и занимать высокие должности на заводах, которые теперь все работают на снабжение армии. Они могут получать более высокие пайки, чем люди, которые в прошлом были только клерками или рабочими. Но они больше не являются предпринимателями. Они – начальники цехов, которым указывают, что и как производить, где и по какой цене покупать средства производства, кому и по какой цене продавать производимую продукцию.

Если мир рассматривается лишь как простое перемирие, во время которого страна должна вооружиться для будущей войны, то уже в мирное время необходимо перевести производство на военные рельсы, а также подготовить и организовать армию. В таких условиях нелогично откладывать всеобщую мобилизацию до начала военных действий. Единственной разницей между войной и миром в этом отношении является то, что в мирное время какая-то часть мужчин, которые во время войны будут использованы на передовой, пока заняты на производственном фронте. Последующий переход от мирных условий к боевым становится простым перемещением этих людей из тыла в армию.

В конечном счете очевидно, что война и рыночная экономика несовместимы. Рыночная экономика может развиваться только потому, что индустриализм отодвинул милитаризм на задний план и благодаря ему тотальная война «выродилась» в войну солдат.

Нам нет нужды обсуждать здесь вопрос о том, неизбежно ли социализм приводит к тотальной войне. Для рассматриваемой темы такой анализ не требуется. Возможно, здесь достаточно будет констатировать, что агрессоры не могут вести тотальную войну без введения социализма.

Сегодня мир делится на два лагеря. Тоталитарные орды атакуют народы, которые стремятся сохранить рыночную экономику и демократию; нападающие хотят уничтожить «упадочную» западную цивилизацию и заменить ее новым порядком.

Считается, что эта агрессия вынуждает атакуемых подстраивать свою социальную систему к требованиям тотальной войны, т. е. отказываться от рыночной экономики в пользу социализма, а от демократии в пользу диктатуры. Одна группа в отчаянии заявляет: «Война неизбежно ведет к социализму и диктатуре. Хотя мы пытаемся защитить демократию и отразить атаки врага, мы сами принимаем его экономический порядок и его политическую систему». В США этот аргумент служит главным доводом в пользу изоляции. Изоляционисты считают, что свободу в стране можно сохранить, только не участвуя в войне.

«Прогрессисты» с восторгом придерживаются того же мнения. Они приветствуют борьбу против Гитлера, потому что убеждены, что война должна привести к социализму. Они хотят, чтобы американцы участвовали в войне, чтобы победить Гитлера и ввести его систему в США.

Является ли это необходимой истиной? Должна ли страна, защищающая себя от агрессии тоталитарных стран, сама становиться тоталитарной? Действительно ли государство, с демократическим устройством и социальной системой, свойственной рыночной экономике, не в силах успешно бороться с тоталитарным и социалистическим врагом?

Широко распространено мнение, что опыт нынешней войны доказывает, что социалистическое производство в состоянии лучше снабжать армию вооружениями и другими военными материалами, чем рыночная экономика. Немецкая армия имеет огромное превосходство во всех видах вооружения, которые требуется воюющей армии. Войска Франции и Британской империи, имевшие в своем распоряжении ресурсы всего мира, вступили в военный конфликт плохо вооруженными и оснащенными и не сумели преодолеть отставание. Эти факты неоспоримы, но нуждаются в правильной интерпретации.

Даже в то время, когда нацисты пришли к власти, германское государство было намного лучше подготовлено к новой войне, чем предполагали английские и французские эксперты. С 1933 г. страна сконцентрировала все свои усилия на подготовке к войне. Гитлер превратил страну в военный лагерь. Военное производство было расширено до предела. Производство товаров для личного потребления было, наоборот, сокращено до минимума. Гитлер открыто готовился к войне на уничтожение против Франции и Англии. Однако руководство этих стран на это должным образом не реагировало, словно происходящее в Германии их вообще не касалось.

В критические годы, предшествовавшие началу Второй мировой войны, в Европе за пределами тоталитарных стран существовали только две партии: антикоммунисты и антифашисты. Эти названия были даны им не другими партиями или их оппонентами; эти партии сами себя так называли.

Антифашисты – в Англии это прежде всего Лейбористская партия, во Франции главным образом Народный фронт – крайне резко, не стесняясь в выражениях, выступали против нацистов. Но при этом они противились любым улучшениям в вооружении своих стран; в каждом предложении увеличить вооруженные силы они подозревали фашизм. Они полагались на советскую армию, в чьей мощи, превосходном вооружении и непобедимости они были убеждены. Поэтому они считали необходимым альянс с Советами. Для того чтобы завоевать благосклонность Сталина, утверждали они, надо проводить внутреннюю политику, в какой-то мере ориентированную на коммунизм.

Антикоммунисты – английские консерваторы и французские «правые» – видели в Гитлере Зигфрида, который уничтожит коммунистического дракона. Поэтому они с сочувствием относились к нацизму, а заявления о том, что Гитлер планирует войну, чтобы уничтожить Францию и Британскую империю, и стремится к полному господству в Европе, они с гневом называли «еврейской» ложью. Результатом такой политики стало вступление Англии и Франции в войну неподготовленными. Но все-таки еще было не слишком поздно, чтобы исправить имевшиеся слабости. Восьми месяцев, прошедших между началом войны и немецким наступлением, начавшимся в мае 1940 г., хватило бы, чтобы снабдить необходимым вооружением союзные войска, что позволило бы им успешно защищать французскую восточную границу. Они могли и должны были использовать мощь своей промышленности. В том, что они этого не сделали, не следует винить капитализм.

Создатели одной из самых популярных антикапиталистических легенд хотят заставить нас поверить, что к возрождению военного духа привели происки лидеров военной промышленности. Современный империализм и тотальная война, по их утверждениям, являются итогом военной пропаганды, ведением которой занимались авторы, нанятые производителями военного снаряжения и вооружения. Первая мировая война, как полагают, началась из-за того, что Крупп, Шнайдер-Крезо, Дюпон и Дж. П. Морган хотели больших прибылей. Чтобы избежать повторения подобной катастрофы, необходимо не допускать того, чтобы военная промышленность получала прибыль.

На основе таких рассуждений правительство Блюма[203]203
  [Леон Блюм (1872–1950) – французский социалист, государственный деятель, который в 1936 г. способствовал созданию коалиции радикальных социалистов, социалистов и коммунистов в виде Народного фронта (Front Populaire). – Прим. ред. амер, изд.]


[Закрыть] национализировало французскую военную промышленность. Когда началась война и возникла необходимость использовать производственные мощности всех французских заводов для перевооружения французской армии, власти страны посчитали для себя более важной задачей недопущение прибыли на военных заказах, чем выигрыш в войне. С сентября 1939 г. до июня 1940 г. Франция фактически не вела боевых действий против нацистов, а все это время сражалась со спекуляциями на военных заказах. Только в этом отношении их действия и были успешными.

В Англии правительство тоже в первую очередь было озабочено тем, чтобы не допускать извлечение прибыли на военных заказах, а не закупками наилучшего снаряжения для вооруженных сил. В качестве примера можно привести установление ставки налога на военные прибыли на уровне 100 %. Еще более катастрофическим для союзников был тот факт, что в США тоже были предприняты попытки блокировать военные прибыли и объявлено о принятии еще более жестких мер. Это стало причиной, объясняющей, почему помощь американской промышленности Англии и Франции в те годы была столь незначительной по сравнению с той, которая могла бы быть оказана этим странам.

Антикапиталист скажет: «Вот именно! Бизнес ведет себя непатриотично. Всех остальных призывают покинуть наши семьи и отказаться от работы; нас забирают в армию, где нам приходится рисковать своей жизнью. А капиталисты требуют прибылей даже во время войны. Если нас заставляют сражаться за страну, их нужно заставить бескорыстно работать в ее интересах». Подобные аргументы переводят обсуждаемую здесь проблему в область этики. Однако в данном случае важен не этический аспект, а практическая целесообразность предпринимаемых действий.

Тем, кто питает отвращение к войне по моральным соображениям, потому что считает, что убийство людей и причинение им увечий бесчеловечно, следует попытаться заменить идеологию, которая ведет к войне, идеологией, которая должна обеспечить постоянный мир. Однако, если миролюбивая нация подвергается нападению и вынуждена защищаться, важно только одно: оборона должна быть организована как можно быстрее и как можно эффективнее; солдатам должны быть предоставлены лучшее вооружение и другое необходимое им снаряжение. Это можно обеспечить только в том случае, если не вмешиваться в работу рыночной экономики. Получавшая большие прибыли военная промышленность в прошлом настолько хорошо оснащала и снабжала армии, что они могли одерживать победы. Это происходило благодаря опыту реальных боевых действий, которые велись в XIX в., во многом утраченному при переходе к производству вооружений под непосредственным руководством правительств. Ни в какое другое время эффективность и результативность действий предпринимателей не была доказана более наглядно и убедительно, чем во время Первой мировой войны. Лишь зависть и бездумное негодование заставляет людей бороться против прибыли предпринимателей, эффективность деятельности которых делает возможным победу в войне.

Когда во время войны капиталистические страны отказываются от промышленного превосходства, которое обеспечивает их экономическая система, их мощь, позволяющая противостоять противнику, ослабевает, и шансы на победу в войне значительно снижаются. То, что некоторые случайные последствия войны рассматриваются как несправедливые, можно легко понять. Но тот факт, что предприниматели богатеют на производстве вооружения, является лишь одним из многих негативных и несправедливых условий, к появлению которых приводит война. Однако солдаты рискуют своей жизнью и здоровьем. То, что они погибают на передовой неизвестными героями и без всякого вознаграждения за свои подвиги, в то время как военачальники и офицеры их штабов остаются в надежных и безопасных местах и получают славу и возможности для дальнейшей карьеры, тоже «несправедливо». Требование устранить военные прибыли не более разумно, чем требование, чтобы военачальники и офицеры их штабов, хирурги и люди, работающие в тылу, выполняли свои обязанности в условиях таких же лишений и опасностей, которым подвергаются солдаты, сражающиеся на фронте. Возражать следует не против военных прибылей предпринимателей, а против самой войны!

Рассматриваемое здесь отношение к военным прибылям также вскрывает и многие другие ошибки, высказываемые по поводу природы рыночной экономики. Все те предприятия, которые в мирное время уже имели все необходимое оборудование для производства вооружения и других материалов, требуемых для ведения боевых действий, стали выполнять государственные заказы с первого дня войны. Но даже работая на полную мощность эти предприятия могут производить только малую часть того, что нужно для участия в войне. Поэтому возникает проблема перевода тех заводов, которые в прошлом не занимались вооружением, на производство военной продукции, а также строительства новых предприятий военного назначения. Оба этих направления требуют значительных новых инвестиций. Окупятся ли эти инвестиции? Это зависит не только от цен, по которым осуществляются первые контракты, но и от всех тех заказов, которые будут выполнены во время войны. Если война закончится до того, как данные инвестиции будут полностью списаны за счет валовой выручки, владельцы не только не получат прибыль, но и потеряют часть вложенного капитала. Сторонники широко распространенного аргумента, который выдвигается в пользу бесприбыльной военной промышленности, среди прочего упускают из виду тот факт, что предприятия, которые должны перейти на выпуск продукции для той сферы деятельности, которой они до этого занимались недостаточно, должны получить необходимый капитал в банках или на рынке капитала. Однако предприниматели не смогут получить капитал, если предполагаемое использование средств не обещает прибыли, но связано с риском убытков. Как в этом случае добросовестный предприниматель сможет убедить банкира или капиталиста одолжить ему деньги, если он сам не видит возможности вернуть инвестиции с прибылью? В рыночной экономике, где должник несет ответственность за погашение кредита, нет места для сделок, которые не компенсируют риск убытков потенциально возможной прибылью. Только ожидание прибыли позволяет предпринимателю обещать выплату процентов и погашение основной суммы долга. Устранение надежды на прибыль делает невозможным функционирование всей системы предпринимательства.

От промышленности, таким образом, требуют следующего. Откажитесь от продукции, производством которой вы до сих пор успешно занимались. Не принимайте во внимание убытки ваших постоянных потребителей и обесценивание вашего простаивающего оборудования. Инвестируйте новый капитал в изготовление продукции, с производством которой вы не знакомы. Но при этом имейте в виду, мы будем платить вам по ценам, которые не позволят вам окупить новые инвестиции в течение короткого времени. А если вы все-таки станете получать прибыль, мы будем изымать ее с помощью налогов. Кроме того, мы станем публично клеймить вас как «торговцев смертью».

Во время войны выбор стоит также только между рыночной экономикой и социализмом. Третий вариант, интервенционизм, для войны не представляется возможным. С началом нынешней войны была возможность национализировать всю промышленность, но нет сомнений, что в конечном счете все закончилось бы катастрофическим фиаско. Если нет желания прибегнуть к этому методу, следует принять рыночную экономику со всеми ее последствиями. Будь выбран рыночный метод, наступление Гитлера было бы остановлено на восточных границах Франции. Первой ценой, которую пришлось заплатить за интервенционистское подавление военных прибылей, стали поражение Франции и разрушение английских городов.

Пока идет война, не должно быть места обсуждению мер, направленных против военных прибылей. А после победы и установления в мире порядка, при котором не будет опасений по поводу возможности новой агрессии, будет еще очень много времени для конфискации военных прибылей. В любом случае до окончания войны и списания инвестиций невозможно установить, смогло конкретное предприятие на самом деле получить военную прибыль или нет.