Текст книги "Песнь камня"

– Это предназначалось для меня? – спросил он. – Предусмотрительно. А размер подошел бы? Метр девяносто шесть, знаешь ли…

– Размер с запасом, – буркнул румын, снова ощетинившись.

Однако, добравшись до фляги, он подумал еще раз и предложил и ее стрыгою. Зажав сигарету между средним и безымянным пальцами, тот отсалютовал фляжкой:

– Каждому своя правда! – сделал глоток и произнес: – А, черт с тобой, я согласен.

– На что? – насторожился Сильвиу, ожидая какого угодно подвоха.

– Дай мне время до премьеры и в ночь представления получишь его.

– Получу его?

– Или то, что от него останется, после того как я с ним разделаюсь, – носферату поставил фляжку рядом с собой, аккуратно отер горлышко ладонью и вернул вырколаку. – И захвати свою… упаковку. Размер подойдет: он не коротышка, но пониже меня.

– По рукам! – обрадовался Сильвиу и повторил жест стрыгоя: – Каждому своя правда!

– По рукам, – согласился носферату и протянул вырколаку большую когтистую руку.

Тот помедлил, но потом решительно пожал ее – его собственная короткопалая грубая рука была вдвое меньше.

Носферату снова привалился к постаменту и застыл без движения, опустив глаза, словно в глубокой задумчивости. Или он просто смертельно устал, пришло вдруг Сильвиу в голову, и держится только из чистого гонора?

– А можно я тоже задам личный вопрос? – спросил он.

– Попробуй, – пробормотал носферату и потом уже, словно даже это требовало усилия, поднял глаза. – Только умоляю, не на тему «встает – не встает». Вопросы такого рода из праздного любопытства я нахожу унизительными, и ладно бы женщины интересовались…

– Когда ты днем уползаешь в свою могилу… – начал Сильвиу.

– Если тебе интересно, я сплю в кровати, – перебил стрыгой. – Хотя ничего не имею и против фамильного саркофага, оформленного лучшими скульпторами Европы, обитого изнутри алым атласом… – он печально вздохнул. – А зарываться в землю нахожу элементарно негигиеничным. Но ты что-то другое хотел спросить?

– Днем, когда ты спишь, – Сильвиу решил быть проще и не нарываться, – что тебе снится?

– Солнце, – коротко ответил носферату.

Он не спеша встал на ноги, озирая ночной небосклон.

– Однако уже поздно. Или рано, как кому. А мне скоро надо уползать в свою – куда ты там сказал? Но и умотал же ты меня, признаться… – он жалобно улыбнулся. – Тебя куда доставить?

– На землю! – быстро попросил Сильвиу.

Мгновение спустя они уже стояли перед фасадом Парламента.

– Так до премьеры, – сказал носферату. – Договорились?

– Договорились, – кивнул вырколак и пошел в сторону своей конторы.

– Ты, кстати, не переживай! – крикнул стрыгой ему вслед. – Видеть во сне глаза своих жертв – нормальное явление для людей твоей профессии. Ты абсолютно не уникален.

– Ты… откуда?! – прокаркал мгновенно пересохшим горлом Сильвиу и прижал руку к шее, хотя прекрасно знал, что ничего там не нащупает. – Ты когда успел, ирод?!

– Что мне нравится в вас, смертных, – блеснул клыками носферату, – так это ваша неисправимая наивность!

Он развернулся и, хрипло хохоча, растворился в ночи, сопровождаемый потоком отборных румынских, а для большей доходчивости еще немецких и мадьярских ругательств.

* * *

Было еще темно. Кёдолаи шел медленно, старчески согнувшись, мысленно уговаривая собственное тело сделать каждый следующий шаг, хромая куда сильнее, чем в начале ночи. Нет, он не мог бы сказать, что ночь прошла неудачно – он отлично провел время, хоть поохотиться и не случилось. Но теперь он хотел только одного – рухнуть в постель или куда-нибудь в темное, прохладное место, где его не будут трогать. Как можно дольше. Он был настолько измучен, что ничего не заметил, пока нечто тяжелое не бросилось на него, едва не опрокинув наземь, всем весом повисло у него на шее и уткнулось зареванно-мокрым в ключицу.

– Фёмейльтушагу! – простонал Бела сквозь всхлипы. – Я тебя по всему городу ищу! Этот стервятник сказал… что ты убил кого-то… Я думал, они тебя… А ты тут хромаешь…

– Что ты несешь? – проворчал Кёдолаи. – Что они – меня? Арестовали? Прикончили? Какие-то стервятники? Ты мне этим чести не делаешь, дорогой мой. Когти у них коротки со мной справиться, – он ухмыльнулся и неуверенно похлопал по светлым волосам. – Давай, прекрати уже этот водопад, ты пачкаешь мне рубашку! Твое счастье, что она всё равно безнадежно испорчена…

– Извини.

Бела резко отстранился и только теперь окинул князя взглядом от глубоких шрамов на лице до круглого обгорелого отверстия в середине груди и торчащей из разорванного рукава культи. Бела резко отступил, прижав обе руки ко рту.

– Давай не сейчас, а? – простонал Кёдолаи.

– Как ты мог? – медленно произнес Бела, глядя с откровенным упреком. – Как ты вообще допустил и… после всего, что между нами?..

– Что еще? – устало удивился Кёдолаи. – Можно подумать, я на это напрашивался… Два протеза за две ночи потерять, это ж суметь надо!

Кёдолаи сделал еще шаг, но пошатнулся, и юный носферату мгновенно оказался рядом, подставил плечо. Глядя снизу вверх, он осторожно коснулся тонкими пальцами щеки князя.

– Дюла, почему ты не пришел ко мне? Ведь моя кровь сильнее, чем у любого смертного, и я отдал бы тебе ее всю!

Кёдолаи насмешливо крякнул.

– Признаться, об этом я даже не подумал. Мне надо очень много, дорогой мой, тебе пришлось бы это восполнять, и вышло бы всё то же самое.

– Я бы жизнь за тебя отдал! – всхлипнул Бела.

– Еще один герой на мою голову! – вздохнул Кёдолаи. – И откуда вы беретесь?.. – он задумчиво посмотрел Беле в лицо в алых потеках слез. – Мне не нужна твоя жизнь, понимаешь? Мне нужно, чтобы ты был в силах играть в моей пьесе. Играть меня, если ты забыл. Так что оставим всяческие жертвы на потом.

Он попытался выпрямиться, но вынужден был снова навалиться на молодого актера, задев подбородком его влажную от слез щеку.

– Но надо как-то и домой дойти… – пробормотал Кёдолаи, тяжело вздохнул и потянул пальцами воротник Белы. Тот с готовностью рванул пуговицу, обнажая шею. Кёдолаи коснулся бледной кожи кончиками клыков, но не удержался и с насмешкой прошептал:

– Но если всё это каким-то образом подстроил мне ты, только чтобы добиться моего поцелуя – уважаю, заслужил!

* * *

Проникнув в контору, Форкош Сильвиу первым делом направился в гардероб и принял насколько это для него было возможно цивильный вид, потом присел на край стола, убедился, что фляжка пуста, достал сигарету и вдруг от души рассмеялся.

– Мда… – протянул он. – Вот за такие ночи я и люблю свою работу!

Он и сам не заметил, что по инерции произнес это по-немецки.

Компьютерный стул резко развернулся, и в нем обнаружился Шюлер.

– Что, интересная была ночь? – оскорбленным тоном поинтересовался он.

Сильвиу вздрогнул.

– Ты что, живешь здесь?

– Я решил быть на подхвате. Полнолуние. Уверен был, что у вас большие планы на эту ночь. Но чтобы участвовать в чем-то действительно важном, у меня, конечно, слишком мало практического опыта. А откуда, спрашивается, он у меня возьмется? – с горечью вопросил Шюлер.

– Дело не в опыте, – ответил Сильвиу, представив себе, что всё это позорище наблюдает молодой увлеченный сотрудник, и мысленно ужаснувшись. – Просто есть вещи, которые лучше удаются в одиночку.

– Что клиент? – коротко спросил Шюлер, оглядывая румына, словно проверяя, не торчит ли у него из-под мышки или из кармана герметично упакованный труп.

– Клиент в порядке, – пожал плечами Сильвиу. – «Жив-здоров» про него не скажешь, но мирно ушел дневать в свое логово.

– Я-то думал, вы собирались… – пробормотал Шюлер, – раз было свидетельство…

– По размышлении, – веско произнес Сильвиу, – я пришел к выводу, что он нам нужнее в своем немертвом состоянии. Зато он поможет нам поймать нашего настоящего клиента. Неплохой результат для ночной прогулки?

– Так вы вступили с ним в контакт?! – поразился Шюлер.

– Именно! – весело ответил Сильвиу.

– И вы полагаете, этому существу можно доверять? Ведь по правилам…

– Правила священны, – кивнул Сильвиу. – Только поработав с мое, ты сможешь позволять себе… некоторую гибкость.

– И как это было? – жадно уставился на него Шюлер.

– Да нормально, – махнул рукой старший агент. – Посидели, перекурили. На крыше Парламента.

– Где?

– А теперь тебе практическое задание, – увильнул от темы Сильвиу. – Ты ведь идешь на премьеру, раз у тебя связи в театре?

– Да. Если служба не потребует…

– Служба требует, чтобы мы оба присутствовали на премьере. Так что изволь раздобыть и для меня контрамарку.

– Jawohl! – обрадованно рявкнул Шюлер.

– А что ты делал-то всю ночь, будучи на подхвате? Опять в телевизоре своем нежить отстреливал?

– Я собирал материал по пьесе, как вы просили! – обиделся Шюлер. – Вот как раз сейчас… – он двинул мышью, монитор проснулся и показал электронную карту Центральной Европы. – В пьесе действие происходит в XIX веке в городке Абендберг, я-то думал, это придуманное место, и однако…

– Местечек с таким названием могут быть тысячи!

Шюлер мотнул головой.

– Тут всё с сюжетом совпадает. Смотрите. Он находится в долине в северо-западных отрогах Карпат, в Венгрии, у самой границы с Украиной и Румынией. Раньше там как раз проходила граница Венгрии и Трансильвании, даже непонятно, куда относилось это место – наверняка, какая-нибудь спорная территория. Хотя население там было преимущественно мадьярское. Вот… – Шюлер обернулся, посмотрел на румына и вздрогнул, увидев, как лицо того заливает восковая бледность.

– Дружок, а ты мне эту карту переключить не можешь? Чтобы по-венгерски?

– Вы имеете в виду?.. – Шюлер подвел к названию города курсор, и в открывшемся маленьком окошке высветилось: Abendberg ung. Estehegy.

– Погодите… – Шюлер нахмурился. – Эстехеги?.. Мне это что-то…

– Эштехедь, – тяжело произнес Сильвиу. – Тебе знакомо имя Кёдолаи?

– Кто? Который из них? – севшим голосом спросил Шюлер.

– Сам, – коротко ответил Сильвиу. – Несомненно.

– Какой он? – резко повернулся к нему Шюлер. – Он, правда, умеет повелевать стихиями, исцелять тяжелые раны и убивать одним мысленным приказом?

– Фигляр он, – сплюнул Сильвиу. – Шут гороховый. Но – вполне возможно, что и умеет. – Он с интересом посмотрел на помощника. – Да ты, дружок, никак фанат?

– Мы его в школе проходили! – покраснел Шюлер.

Часть пятая

Глава 11

Силезские егеря привели Альби и Янину в главную залу, где уже расположилось остальное население Кёдоля. У выхода стояли стражи, без особого внимания приглядывая за пленниками, в пределах зала пользовавшимися полной свободой. На столе – за отсутствием более подходящего места – вытянулось тело Лайоша с перевязанной головой, доктор Шнайдер как раз проверял его пульс, после чего удовлетворенно кивнул, видимо убедившись, что лакей еще жив. Пондораи Томашне и Ильдико забрались в самый дальний угол к роялю, утащив с собой Арпада и не выпуская его из рук. Фрэнки сидел в стороне от всех и меланхолично бросал штрихи в альбоме. Ярнок устроился за столом и не сводил глаз с неподвижного лакея, нахохлившись и смутно напоминая замерзшего в зимнем лесу ворона.

Когда Альби и Янину втолкнули в залу, доктор оторвался от Лайоша, сделал шаг им навстречу и окинул графа презрительным взглядом.

– Его сиятельство изволили явиться, когда всё уже закончено? Хотелось бы знать, вы намеренно убрались из замка, чтобы шум сражения не раздражал ваш аристократический слух? Или поехали навстречу вашим друзьям с тем чтобы лично провести их остатком пути до замка? И любовницу с собой не забыли взять?

– Янина! – взвизгнул в своем углу Арпад, вырвался из рук матери и бросился к ней через зал.

– Арпад, немедленно вернись, не прикасайся к ней! – возопила мать.

– Арпад, не надо, – Янина осторожно отцепила руки мальчика от своего мятого кринолина и с опаской посмотрела на мужа – ей очень не нравилось, как он хмурился.

Но граф шагнул к столу, спокойно глядя на тело Лайоша.

– Во-первых, будьте любезны относиться с должным уважением к моей законной жене, – холодно произнес он, и Пондораи Томашне тихо ахнула.

Доктор, не моргнув глазом, коротко извинился и отвесил легкий поклон.

– Ваше сиятельство.

Янина кивнула.

– А во-вторых, что с моим лакеем? – спросил Альби.

– Повреждение черепа, – ответил доктор Шнайдер. – Шансы есть, но, конечно, в таких условиях…

Фон Кларен кивнул, отодвинул стул для Янины и сел рядом с ней за стол. Доктор последовал его примеру.

– А я думал, что голубей моих гоняете вы, – заметил фон Кларен.

– Каких голубей? – не понял доктор.

– А! Неважно. Я думал, это вы направляете пруссаков.

– Я?! – поразился доктор.

– По-моему, моя версия логичнее, – заметил граф. – Вы встретились нам, когда я выручил городского голубя с посланием. Я думал, это вы его перехватили, а потом изобразили, что спешите в башню, а не из нее. И вы их соотечественник…

– Я из Хайдельберга! – обиделся доктор. – Вы тоже говорите на их языке!

– Не говорите глупостей! – оборвал его фон Кларен. – И вам не показалось странным, что я стал бы захватывать собственный замок?

– Для прикрытия, если вы готовились совершить измену, – предположил доктор.

– А зачем мне это?

– Вы нуждаетесь в деньгах. Тем более теперь, когда у вас молодая жена, – доктор, не вставая с места, снова поклонился Янине.

– Если даже так, я предпочел бы что-нибудь менее грубое, чем воевать с собственной прислугой, и в замок пруссаки вошли бы без сопротивления.

– Они и вошли без сопротивления, – подал голос Ярнок.

– Да, боюсь, что только наша зарубежная пресса… – вздохнул доктор.

Фон Кларен вопросительно посмотрел на Фрэнки.

– Да, он отстреливался из нескольких ружей, правда, без особого успеха. Стрелок из него никудышный, да и оружия боевого здесь нет. Но вот то, что сделал герр Дьюер… – глаза доктора широко раскрылись при этом воспоминании. – Не поверил бы, что такое возможно… Он, как это называется…

– Я знаю, вервольф, – перебил граф.

Доктор изумленно воззрился на него.

– Ну да, вервольф, венгры их называют верфоркоши, румыны – вырколаки, раньше здесь обитало несколько таких семей. Возможно, ученое название – ликантроп – вам известно лучше. Я давно уже догадался.

– Вы догадались? А я вот до сих пор не верю собственным глазам. Он убил несколько человек, но их было полторы сотни практически против него одного. Мы с Ярноком те еще вояки, – доктор с добродушным упреком посмотрел на кучера. – Вот только Лайош… Но те, кто оказали сопротивление, и получили свое, прямо пропорционально заслугам. Что с Дьюером делал их оберст[41]41
  Oberst (нем.) – полковник.


[Закрыть], было еще страшнее, чем само превращение. Да… Нам ведь не приходится рассчитывать на чью-либо помощь? – вдруг спросил он. – Невидимки?..

– Невидимки будут тихо сидеть по своим горам, – покачал головой фон Кларен. – И что они могли бы сделать против компании отборных егерей? Они крестьяне, пастухи и мастера, не солдаты.

– Мне думается, что даже мы вшестером могли бы удерживать замок какое-то время, – заметил доктор. – Ведь кроме как через ворота, в него не попасть, а орудий у них не было. Но их просто впустили – мост был опущен.

– Лайош поднял его, когда мы уехали, – сказал фон Кларен.

– Лайош? – оба посмотрели на бездыханного слугу.

– Думаю, нам придется допустить, что в замке остался какой-то предатель-невидимка, – предложил доктор и улыбнулся. – Надеюсь, дамы вне подозрений?

– Застрелить двух человек и опустить мост могла и женщина, – заметил Альби, посмотрев в угол у рояля.

– А в цвингер трупы затащить? – встряла из женской солидарности Янина. – Я бы не справилась.

– А где, кстати, его светлость? – спросил доктор.

Альби и Янина переглянулись.

– Мне бы тоже очень хотелось это знать, – признался фон Кларен. – Потому что если нам и ждать помощи, то только от него.

– Что может?.. – начал доктор, но Альби приподнял руку, прерывая его.

– Многое, поверьте мне. Только боюсь, мы с графиней могли обидеть его, и не исключено, что сейчас он уже где-нибудь… в Африке, например. С него станется. И искренне говоря, – фон Кларен вздохнул, – я бы не удивился, если бы оказалось, что это он их впустил. Просто чтобы посмотреть, что им здесь надо.

– Я тоже очень бы хотела это знать, – проворчала Янина. – Что им здесь надо?

– Они уже несколько часов обыскивают замок, – ответил доктор. – Чушь какая-то. Ищут некое прибежище темных сил. Можно подумать, что кто-то всерьез воспринял эти байки…

– Это не байки! – хором возразили Янина и Ярнок.

– Здесь действительно спрятано что-то темное, – пояснила актриса. – Не бывает проклятий без причины.

– Милая моя, – ласково посмотрел на нее доктор. – Вам бы следовало читать иную литературу.

– Ни о какой заточенной в горе темной силе я не слышал, – сказал фон Кларен. – Но, зная семейство Кёдолаи, не удивлюсь ничему, – и добавил, оглянувшись на Янину: – В такое явление, как Дюла Сильвестер, тоже с чужих слов не поверишь…

– Моя семья, – произнес Ярнок, слегка нараспев, явно настроившись выступать, и все обратились к нему в невольном предвкушении, – живет в этих местах, может статься, подольше вашей, мейльтошагош груф. На их памяти строился Эштехедь, на их памяти возник этот замок. И они передавали из поколения в поколение предания Кёдолы, всю эту тысячу лет, заучивая их наизусть. Если ваши милости пожелают…

– Рассказывай, Ярнок, хоть время убьем, – разрешил фон Кларен.

– Мне вспоминается одна история… – Ярнок сделал вид, что задумался, а остальные, услышав размеренный, красивый голос опытного рассказчика, подтянулись к столу, стражи у дверей тоже прислушались, – которая, возможно, и вышла за пределы этой земли, ибо кто знает, как судьба распоряжается словами, брошенными в воздух? – даже речь кучера изменилась, обретя плавность и возвышенность.

– Мои предки помнили, как проходили через мадьярские земли первые крестоносцы, направляясь в Святую землю, и как, следуя за призывом ко всем защитникам христианства, князь Дюла Вереш витез оставил свою крепость в горах и ушел с верной дружиной в поход. Люди, провожавшие его в путь, не чаяли увидеть его снова, ибо был он в преклонных годах и более полувека не было о нем вестей на родине. Но нельзя сказать, что жители долины горевали о нем, ибо страшное свое прозвище он получил не понапрасну. Однако он вернулся, когда его давно уже перестали ждать и земли его пришли в запустение. Он вернулся, обретя на Востоке не только несметные сокровища, оплаченные многими жизнями. Дюла Вереш был жесток и кровожаден, но отнюдь не глуп, и в походах своих он не только разорял да грабил, но причастился и темных таинств, запретных знаний восточных мудрецов. Домой он вернулся могущественным колдуном, которому подвластны были стихии, и привез с собой на север некий тайный груз – подчиненную им великую силу. Он возвел волшебством и музыкой этот замок и, дав ему имя, стал первым Кёдолаи. А замок строился именно для того чтобы заключить под ним глубоко в толще горы ту силу, что одарила своего властелина бессмертием. Иблис это был или могущественный джинн, в Эштехеде не знали, ведомо нам только одно: чтобы овладеть этой запретной силой, Кёдолаи должен был отринуть веру в Бога. С тех пор потомки Дюлы Вереша стерегут чудовище и не позволяют ему вырваться в мир, но берегут для себя лазейку: где-то в замке есть тайная дверца, через которую любой из них, будь то смертный или немертвый, может призвать эту силу и получить власть над миром.

– Я знаю, что это за дверца, – объявила Янина.

Ярнок сердито посмотрел на нее и закончил:

– Может быть, это и бабьи сказки, но так всегда рассказывали в моей семье.

– Я тоже слышал эту легенду, – сказал доктор. – Одно время я собирал местный фольклор – он довольно любопытен. Но мне и в голову не пришло бы воспринимать сказку всерьез…

– Даже после того, что вы видели этой ночью? – донеслось от дверей в залу.

Под картиной с изображением предательства Иуды стоял высокий стройный мужчина в форме с полковничьими знаками отличия. Лицо его было узким, над тонкой линией бледных, почти не выделявшихся цветом губ красовались аккуратные светлые усы, подбородок своей тяжестью словно бы вытягивал лицо вниз, пепельные волосы были коротко острижены, в светло-серых глазах плясали лукавые искорки. Он был бы вполне привлекателен, если бы не два глубоких шрама, сбегавших через основание носа со лба на щеку.

– Позвольте представиться: оберст Эберхард Ашенграу, к вашим услугам. О, мы, похоже, в одном звании? И вы решили поприветствовать нас при полном параде, герр полковник?

– Похоже, мы находимся в состоянии войны, хотя я не слышал объявления о начале военных действий, – сухо ответил фон Кларен, не сочтя нужным представляться; крест на его горле холодно блеснул.

– Позвольте осведомиться, с кем имею честь? – весело спросил Ашенграу. – Насколько я понимаю, это вы – владелец замка? Искренне говоря, нам очень не хватало вашего общества. Было странно прийти в дом, где нас столько ждали, и не застать хозяина. Впрочем, нам оказали достойный прием, не могу не признать.

– На какой прием вы могли рассчитывать, в мирное время вторгаясь в мой дом с оружием в руках? – фон Кларен резко встал.

– О, прошу меня извинить, если мы были вынуждены не совсем учтиво напроситься на ваше гостеприимство, господин… граф, не так ли? Нас оправдывает наша цель, острая необходимость и нехватка времени – мы задержались здесь почти на месяц против ожидаемого в силу исключительно неблагоприятных погодных условий, – Ашенграу широко улыбнулся. – А еще говорят, что в Абендберге идеальный климат! К счастью, нам была оказана небольшая помощь изнутри – нас слишком вымотали ваши невозможные карнизы и пропасти, чтобы еще вести осаду!

– Кто? – прошептал фон Кларен.

Проигнорировав его вопрос, Ашенграу повернулся к Янине.

– Прошу прощения, не имею чести, мадам? Мадемуазель?..

– Графиня фон Кларен, – Янина гордо выпрямилась.

– Вот как? – учтиво поклонился полковник. – Не знал, что господин граф женат, из чего следует, что сие радостное событие произошло совсем недавно. Мои поздравления!

Лицо полковника было розовым от внутреннего жара, взгляд серых глаз стремительно перебегал с одного лица на другое. Янина подумала, что словоохотливость его, возможно, объясняется нервозностью: либо он был вовсе не так уверен в успехе своего предприятия, как хотел показать, либо слишком долго шел к намеченной цели и теперь не верил, что она близка к осуществлению.

– Я слышал, вы сказали, что знаете место в замке, где можно обратиться к заключенной в камень силе? Как жаль, что вас не было здесь раньше: вы бы избавили нас от долгих поисков. Теперь мои люди уже нашли его сами, так что мы можем проверить, верны ли наши рассуждения. Вы позволите, ваше сиятельство? – он предложил Янине согнутую в локте руку, но новоиспеченная графиня демонстративно откинулась на спинку стула.

– Я, наверно, всё еще сплю, – пробормотал доктор.

– Трудно поверить, что вы прошли Тодесвегом ради старушечьих баек, – произнес фон Кларен.

– Странно слышать это после того, как вы тут битый час доказывали друг другу, что в этих байках кроется истина, – заметил Ашенграу. – Особенно от вас, господин граф, имеющий привычку натравливать на тех, кто стучится в ваши ворота, вервольфа. Что же до вас, доктор, – он шагнул к доктору Шнайдеру и низко нагнулся над ним, – прошу вас, взгляните на меня – вам, наверно, будет интересно. И скажите, каким оружием были нанесены эти раны?

Доктор Шнайдер поправил очки и близоруко прищурился.

– Боюсь ошибиться. Я бы сказал, это когти какого-то животного, очень острые и круто загнутые, вроде кошачьих, но почему тогда только два?

– Эту метку оставил мне вампир, – весело ответил пруссак. – Сам он, впрочем, больше никого не поцарапает. Мы с моими тогдашними коллегами по цеху об этом позаботились. Из этого вы можете заключить, что мне уже приходилось сталкиваться с явлениями, которые ученые мужи предпочитают относить к категории суеверий и бабушкиных сказок. И я привычен иметь дело с подобными тварями, а о проклятье рода Кёдолаи узнал отнюдь не от бабушек, а как раз от тех, кто хранит в памяти живые свидетельства многосотлетней давности, а не тысячу раз перевранные россказни. Поэтому мой план был удостоен внимания высших кругов немецкого командования, и мне дали добро на эту операцию и выдали егерскую компанию, чтобы можно было забраться глубоко в мадьярскую провинцию, не привлекая лишнего внимания. Германия намерена взять свое и не расположена упускать ни одну возможность обретения силы. А потому – прошу вас. Вы можете мне понадобиться. – Он снова поклонился сидящим за столом, отдал приказ своим людям: – Тащите в залу их всех! – и с улыбкой пояснил фон Кларену:

– По моим сведениям, чудовище, или что вы там держите, может пожелать жертвы.

* * *

Янина зевнула и поерзала на ступеньке, покрытой затоптанным солдатскими сапогами ковром. Подготовка помещения к обряду заняла несколько часов; понятно теперь было, почему егеря потратили столько времени на восхождение к замку, если они вынуждены были тащить с собой всю эту псевдоцерковную утварь. Пленники в собственном замке предпочитали держаться своим тесным кружком в углу лестницы, не спускаясь в оружейную залу, где стояли длинные скамьи, но зато шла лихорадочная активность под истеричным руководством желчного мелкорослого «жреца», как определила его для себя Янина, чье облачение смутно походило на одежды католического епископа. Чудесный макет был небрежно отброшен в сторону и раскололся на части. Дело близилось к вечеру, и внизу зажгли многочисленные свечи, расположенные кругами, в центре которых находилась круглая мозаика. За отсутствием дневного света мозаика словно бы притягивала к себе темноту, такую густую, что свечи не могли развеять ее, и она висела там, в центре залы, слоями паутины, делая двойное изображение почти неразличимым. Вся компания успела уже прийти в состояние полного безразличия по отношению как к собственной судьбе, так и к будущему христианского мира.

Ашенграу крутился внизу, обходя плиту по широкой дуге и поглядывая на нее с опаской, и не скрывал нетерпения. Не только слишком долгая возня с меблировкой залы задерживала исполнение ритуала, были и другие отвлекающие обстоятельства. Полторы сотни человек не требовались для надзора за горсткой пленников в маленьком помещении, егеря разбрелись по замку, не зная, чем себя занять, старались тайком умыкнуть что-нибудь ценное и испортить всё, что не могли унести. Когда они обнаружили княжеский погреб, Ашенграу лишь с трудом удалось сохранить порядок. При всей дисциплинированности егерей, чувствовалось, что месяц стояния в разоренном городе и бесконечные попытки забраться в труднодоступное орлиное гнездо с непонятной целью почти истощили их терпение, и рано или поздно последует взрыв или же придется дать им волю, а тогда, вероятно, начнется резня, так как в знававшем лучшие времена замке ценностей на всех не хватит.

Пока же всё было не так уж страшно. Пленники заняли несколько ступеней лестницы сбоку, чтобы не мешать проходу (Пондораи Томашне, прижав к себе сына, постаралась сесть как можно дальше от Янины). Фрэнки расположился на широкой балюстраде лестничной площадки, удобно прислонившись к колонне, и продолжал флегматично документировать происходящее. Им давали пить и, если за мужчинами еще следили, женщины и вовсе пользовались свободой передвижения. И то верно – куда им было деваться? Разве что в пропасть со стены, по примеру супруги того валашского князя, книгу о котором Янина все-таки дочитала, вместе с исторической справкой. Оставалось только держаться всем вместе и ждать.

Янина снова поерзала и после безуспешной попытки сдержаться, откашлялась. Крови не было, но в груди проснулось знакомое неудобство – сказывалось перенапряжение да и сидение на холодном камне. Граф молча заставил ее подняться и пересесть к нему на колени.

Доктор недовольно покачал головой, встал со ступени, кивнул Ярноку, дернул сидящего наверху Фрэнки за штанину и решительно направился вниз. Несколько егерей провожали их настороженными взглядами. Внизу доктор взялся за край длинной узкой скамьи, остальные двое последовали его примеру. Скамья как раз должна была поместиться на мраморную ступень. Ашенграу равнодушно наблюдал за ними. Дубовую скамью с четырьмя парами перекрещенных ножек подтащили к лестнице, и сразу стало ясно, что она как раз перегородит лестницу поперек, на манер шлагбаума. Все трое растерянно переглянулись, но полковник с усмешкой подошел к ним, выдернув по пути из стойки старинную алебарду, и с одного удара разрубил скамью пополам.

Фон Кларен тихо присвистнул.

– Зачем ему еще какая-то сила? – шепнул он Янине.

Ашенграу осмотрел зазубренную алебарду и отбросил ее в сторону.

Две полученные скамьи установили на двух ступенях и расположились по трое – Пондораи Томашне, Ильдико и Арпад на верхней, на нижней Янина втиснулась с измятым кринолином между Альби и доктором. Фрэнки забрался обратно к себе на балюстраду, а верный Ярнок встал поближе к доктору, прислонившись к перилам.

– Что ты крутишься? Тебе неудобно? – озабоченно спросил фон Кларен, и Янина устыдилась, поняв, что толкает его в левое плечо, и застыла.

Она не стала объяснять, что уже битый час пытается разглядеть сквозь темноту над плитой оба изображения на мозаике, но с этой точки виден был только герб Кёдолаи – за счет светлой полосы меча.

– Ярнок, расскажи еще что-нибудь, – попросила она. – Ты, наверно, знаешь, почему меч сломанный?

Фон Кларен и доктор удивленно посмотрели на нее с двух сторон, не понимая, о чем она говорит, но Ярнок важно кивнул и ответил:

– Об этом – не здесь и не сейчас.

Внизу между тем воцарилась угрожающая тишина. Стало еще темнее, света свечей не хватало для всей залы, но лампы зажигать не стали, и выше уровня лестницы помещение заполнял глухой мрак, полный смутных косматых теней. Ашенграу поднялся на несколько ступеней к нижней скамье.

– Прошу простить мне, что заставил вас ждать! – весело извинился он, но Янина заметила, что руки у него дрожат. – Если верить нашему рассказчику, – он слегка поклонился Ярноку, – то получается, что для церемонии необходим представитель рода Кёдолаи, – Ашенграу посмотрел вверх, словно отыскивая такового среди присутствующих, потом задержал насмешливый взгляд на фон Кларене.

– Очевидно, это вы.

Альби криво улыбнулся, не двигаясь с места.

– И вы полагаете, что я?..

– Я полагаю, что у вас нет выбора, – полковник стремительно выхватил саблю, и ее острый кончик застыл у щеки Янины. Актриса задержала дыхание.

Фон Кларен, не сводя глаз с Ашенграу, медленно положил руку на верхнюю незаточенную часть клинка, отвел его от лица жены и так же медленно поднялся.

Он приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но его грубо прервали: наверху лестницы послышались быстрые, тяжелые шаги и шорох, и в следующее мгновение по лестнице скатилось, стуча саблей, тело в темно-зеленом мундире. Мертвец рухнул у ног жреца внизу и остался лежать неподвижно.