Текст книги "Песнь камня"

– Прислуга развлекается? – хихикнула Янина.

– Может быть, и так, – усмехнулся фон Кларен. – Их довольно трудно уличить в самоуправстве.

Граф неторопливо пошел вдоль стены, и Янина последовала за ним, бросив последний взгляд на церковные башни, звонницу и Коломбу. Панораму города сменил куда более суровый, но и не менее захватывающий вид на горные массивы. Пропасти с мостом отсюда было не видно, и Янине не удалось высмотреть сверху никаких намеков на Адлерсвег, которым они шли вчера в течение всего дня.

– В том чтобы иметь невидимую прислугу, есть множество преимуществ, – заметила Янина. – Где вы их берете? Или это свойство здешних гор?

– Вы не знаете, о чем говорите, милая Янина, недостатков у них никак не меньше, нежели достоинств, – вздохнул граф. – Во-первых, никогда не знаешь, не находится ли кто-то прямо сейчас в комнате и не подсматривает ли за тобой. Лишь иногда можно уловить дыхание или отблеск света в их глазах. Нужна долголетняя привычка, чтобы различать их, и ходить они выучились совершенно бесшумно. Во-вторых, я даже не знаю, сколько их здесь, какие они, остается только радоваться, что они идеально вымуштрованы, иначе тут наступила бы полная анархия.

– Почему тогда вы не замените их?

– На кого и на какие средства? Невидимкам не надо платить, они работают в этом замке с незапамятных времен, это их долг и часть их жизни. Они были тесно связаны с Кёдолаи уже в ту пору, когда лет триста назад один мой предок, чрезмерно увлекавшийся оккультизмом, счел, что прислуга не должна оскорблять своим видом хозяйский глаз, и сделал их невидимыми.

– И они не были против?

– Поначалу еще как были, я думаю, но с Кёдолаи не поспоришь. А с ходом веков они приспособились и, как мне кажется, нашли в своем положении множество преимуществ.

– А господин Кёдолаи никогда не жалел о содеянном?

– Не знаю. Знаю только, что однажды чем-то обиженное население Эштехедя в очередной раз штурмовало замок, вероятно, не без помощи невидимок, и спалило при этом его маленькую лабораторию вместе со всеми книгами и записями. А он не имел привычки держать заклинания в памяти. Так что обратного пути не было, – граф развел руками. – Впрочем, ему-то что: сам он их прекрасно видел, если хотел. Ну да дядюшка Сильвестер и не такое творил…

– Это он же развел здесь гиен и вампиров?

– Он же. Не без помощи остатков магических навыков.

– Как интересно иметь такого предка!

– Увы, у меня целая толпа незаурядных предков с самыми невозможными причудами, хотя, положа руку на сердце, скажу, что одного дядюшки Сильвестера хватило бы на десять старинных семейств!

– Дядюшки? Разве вы не говорили, что это было лет триста назад?..

– Да, нас разделяют многие поколения, но я с детства привык его так называть. Семейная традиция. О! Смотрите. Искренне рад, что мои гости не скучают.

Янина заглянула в один из миниатюрных внутренних дворов: Пондораи Томашне и Фрэнки увлеченно играли в теннис, мадьярка провожала каждый удар пронзительным взвизгом. Дьюер и Арпад наблюдали за игрой и из вежливости в одном случае и семейной солидарности в другом болели за даму. Фон Кларен помахал им здоровой рукой. Арпад, увидев Янину на стене, засуетился, явно собираясь немедленно искать, как туда забраться, но журналист удержал его за шкирку, справедливо предположив, что детское общество хозяина замка и его гостью не обрадует. На лице журналиста были написаны кротость и готовность к самопожертвованию, достойные первых христианских мучеников. Янина оценила этот жест и, чтобы не ранить лишний раз чувства британца, не стала, как собиралась, брать графа под руку и даже отступила на шаг.

– Как долго ваша семья владеет Кёдолой? – поинтересовалась она, облокотившись о стену и пытаясь заглянуть в ров, окружавший замок, толщина стены, однако, не позволяла этого.

– Смотря в каком смысле, – дернул плечом граф. – По семейным преданиям, какая-то крепостишка или просто хижина стояла здесь уже в конце девятого века и в ней ютился некий славянский или румынский род, пытавшийся спастись в горах от неистовых мадьярских кочевников. Это и были прародители рода Кёдолаи. Позже мадьяры все-таки добрались сюда, а может быть, они и сами спасались от более воинственных родичей, но так или иначе они смешались с населением горы. Потом мадьярские дюлы из этого племени прихватили себе довольно приличный кусок горного хребта возле перевала, так что наша земля досталась нам, как говорится, по праву «первого захвата». Перевал со временем разрушился – наверно, произошло что-то подобное нынешним событиям, однако мои предки с упорством, достойным лучшего применения, продолжали цепляться за свою почти неприступную гору и окрестные дикие земли. Официально же Кёдола получила княжеский статус и стала принадлежать моей семье с XIII века, когда Дюла Кёдолаи проявил себя в боях с татаро-монголами. Как мне рассказывали, Его Величество Бела IV лично предлагал ему куда более ценную территорию на плодородной равнине, буквально уговаривал.

Граф ухмыльнулся, встал рядом с Яниной, тоже опершись здоровой рукой о стену и глядя на возвышающийся прямо над ними поросший кедрами и елями бок восточной вершины. В его голубых глазах плясали искорки, и Янина уже в который раз подумала, что в те мгновения, когда граф забывает о своей горько-ироничной улыбке, он становится чертовски красив.

– Я так и вижу это, – качнул головой фон Кларен. – Дюла Кёдолаи нагло посмотрел королю прямо в глаза и, учтиво поблагодарив его, изрек, что всем землям мадьяр, включая королевский дворец в Секешфехерваре, предпочитает свой каменный насест в населенных славянами и румынами горах. И королю было нечего ответить: он чуть ли не жизнью Дюле был обязан. Или не он, а какой-то его приближенный, тут могли и приврать… Главное в том, что король выругался неподобающим для христианина образом, рявкнул: «Вот и сиди себе в своем орлином гнезде!» и пожаловал Кёдолаи гору и близлежащие долины «на веки вечные», как записано в грамоте, за прошлые заслуги и без всяких обязательств на будущее. Впрочем, в то время это была обычная практика, ничего из ряда вон выходящего…

– Этот Дюла очень любил землю предков, – заметила Янина.

– Не знаю, что им двигало, подозреваю, что врожденное упрямство. Правда, не скажу, что он просчитался: долины здесь плодородны, леса богаты, климат, как правило, чудесный.

– Красивая легенда, – вынесла вердикт Янина.

– Подозреваю, что это не легенда, а чистая правда. Мне это рассказывали… в общем, очень правдоподобно, – граф смешался. – Да и те «веки вечные» еще не раз всплывали в архивах в поворотные моменты истории, когда Кёдолаи приходилось доказывать свои права на эту землю. Немногим ранее тех событий была заложена крепость, ставшая фундаментом нынешнего замка. Только крипта[19]19
  Крипта – подземное помещение под церковью, часто служившее гробницей.


[Закрыть]под церковью датируется XII веком, как определил один археолог… – граф резко замолчал и ясные глаза его как-то разом потускнели. – Куда только не лезут эти исследователи-фанатики! – почему-то с осуждением произнес он и, кратким властным жестом велев спутнице следовать за ним, пошел дальше по стене.

* * *

Увидев деревню, уютно умостившуюся в замкнутой со всех сторон впадине, как в гнездышке, Янина снова ахнула от восхищения. Внизу снег еще не стаял, и припорошенные чистой свежей белизной крыши смотрелись, как на рождественской открытке. Ярко раскрашенные домики, узоры, выложенные фарфоровой черепицей на крыше очаровательной церквушки, казались игрушечными, особенно на фоне дающих им надежную защиту от всего мира суровых утесов.

– Боже мой, какая прелесть! – не выдержала Янина. – Пряничные домики. Здесь! И приезжие в городе об этом не знали!

– В городе не верили даже в реальность Кёдоля, – напомнил граф. – А в деревне этой я бывал, но дороги туда не найду и не думаю, что кто-либо, кроме тамошних жителей, знает тайные тропы и переходы. Эта деревня называется Острие меча, в соответствии с очередной легендой. Видите? Она словно бы вбита в толщу кряжа ударом с небес.

– Еще одно поэтическое название, – улыбнулась Янина.

В этот момент из-за облака выглянуло солнце, и лучи его как раз пали на покоящуюся в каменном колодце деревню, заставив снег и черепицу ослепительно сиять.

– Это же чудо! Это же сказка! – простонала Янина.

– Да. Видите, как они там всё отделали? Там живут искусные мастера, ювелиры, вышивальщики. Большинство тех вещиц, что с таким рвением скупают приезжие в Эштехеде, сделано здесь. Видимо, этим стремлением к внешней красоте они пытаются восполнить то, чего лишены, – граф помолчал и добавил в ответ на вопросительный взгляд Янины: – Прислуга в замке – оттуда.

Янина неверяще уставилась на деревню.

– Да, это результат экспериментов дядюшки Сильвестера.

– Но там же… – она нахмурилась, прикидывая примерное количество дворов в деревне: – Там же должно быть под сотню жителей! Я думала, речь идет о десятке-другом человек…

– Да, не менее сотни, а то и все полторы. Дядюшка не разменивался по мелочам. И это не единственная такая деревня. Есть и другие, которых не видно из замка, я даже названий их не знаю. Их тут немало разбросано в долинах, да еще отдельные кузни и мельницы, пастушьи и охотничьи хижины… А в глубине гор обитают и вовсе полудикие семьи, которые уже не принадлежат к Кёдоле. Подозреваю, что их жизненный уклад несильно изменился за прошедшую с прихода мадьяр тысячу лет. И это как-то успокаивает, – вздохнул граф. – В Кёдоле постоянно сталкиваешься с Вечностью, в том или ином ее воплощении. И оказывается, что Вечность вполне обыденна и вовсе не страшна.

– И никто не знает, что здесь живет столько людей? Практически в прошлом, почти без связи с остальным миром? Всего в дне пути от…

– От всей Европы. Да. Перепись населения сюда не добралась. Нельзя сказать, что они не пытались, но поднялась такая буря, что им пришлось поверить мне на слово, будто всё население Кёдолы составляет старик-сторож при цвингере. Кёдола умеет хранить свои тайны. Но заметьте, – это нам заказан путь в горы, а невидимки пользуются полной свободой и знают здесь все звериные тропы. Насколько мне известно, иногда они выходят и в Эштехедь, и дальше. Вполне возможно, что кто-то из них путешествует по всему свету. Порой им удается познакомиться с обычными людьми, и бывает так, что они приводят сюда жен и мужей из широкого мира, и, проведя здесь недолгое время, те тоже становятся невидимы. Как и их потомство. Так говорят, и у меня нет причин не верить: очевидно, что население Кёдолы процветает.

– Невидимость заразна? – нахмурилась Янина.

– Очевидно, нет. Никого из господ в замке это не коснулось.

– И что, такая уйма народу никогда не ставила под сомнение право вашего графа экспериментировать над ними? Ни разу не явились сюда всей толпой…

– Князя, не графа. Кёдолаи – князья, впоследствии мы утратили этот титул, – поправил ее фон Кларен. – Бывало, конечно, и такое. Я ведь говорил, его лабораторию разнесли и сожгли. Правда, это дело рук не невидимок, а жителей Эштехедя. Потом они сами же поплатились. С тех пор в Эштехеде принято строить только каменные дома: дерево легко горит. Но, как правило, население что по северную, что по южную сторону двуглавой горы предпочитало не ссориться с Кёдолаи и терпеть их причуды. Поверьте, себе дороже. Слезайте, не сидите на камне.

Янина как раз подтянулась и присела на край крепостной стены, чтобы перегнуться пониже, рассматривая хвойные вершины внизу.

– Мне нравятся ваши владения, граф, – призналась она и послушно соскользнула с холодного камня. – Хотя, если подумать… Здесь хранится тяжелая память. Все эти пожары… Бунты, – Янина тряхнула головой, отгоняя собственные воспоминания, взглянула на графа и вздрогнула, ощутив не зрением – всем телом, каким пронзительным стал его взгляд. Под глазами его залегли тени, черты бледного породистого лица заострились. Впрочем, может быть, он просто устал от затянувшейся прогулки.

Усталость звучала и в его голосе.

– Для меня всё это отнюдь не мифы древних времен. Как и для вас, милая Янина, – он предложил ей руку. – Идемте отсюда, поднимается ветер. У каждого из нас есть свои призраки, обычно они обитают в нашем сознании, пробуждаясь по ночам. Так уж случилось, что мои ночные кошмары, мои призраки живут в этом замке.

– И всё же вы любите его, – тихо произнесла Янина.

– Да, – еле слышно выдохнул граф побледневшими почти до прозрачности губами. – Да. Всё, что я люблю в этой жизни, – тоже здесь.

* * *

Поднимаясь по винтовой лестнице, притулившейся в углу одного из двориков, и разглядывая сквозь каменное кружево ее стенок оформление заброшенных зимой клумб внизу, Янина едва не поскользнулась и не скатилась вниз, когда где-то наверху раздался тонкий женский крик.

Судорожно вцепившись в перила, она посмотрела вниз, покачала головой и продолжила путь, ускорив шаг, – бежать по крутым ступеням она не решилась. Она как раз вошла в коридор и поравнялась с дверью собственной спальни, как подсвечник на столике в углу затрясся, и из-за угла быстрым шагом вывернула Хильда.

– Топоту, как от табуна лошадей, – заметила Янина. – Не бегай здесь: замок старый и реставрировать его никто не собирается. Это ты кричала?

– Мадам Пондораи, – ответила Хильда. – Я взяла для нее ваши нюхательные соли, – горничная продемонстрировала Янине крохотный флакончик, словно ее слова нуждались в подтверждении.

– Правильно сделала, – похвалила ее хозяйка. – А что с ней случилось?

– Она что-то увидела, – тихо сказала Хильда.

– Что же?

Хильда оглянулась и, словно опасаясь, что ее подслушают, открыла дверь спальни, потянула Янину за рукав за собой и страшным шепотом объявила:

– Его! Или ее!

– Да кого же, глупая?

– Духа! Не знаю. Он прошел совсем рядом и коснулся ее своей холодной рукой…

– А визжать-то зачем? Граф же предупреждал, что призраки безопасны.

Хильда отступила от нее на шаг, подозрительно прищурившись.

– А вы, мадам Янина, только и думаете о своем графе, а он сам небось колдун какой. Приворожил он вас, не иначе, потому что не понимаю, что вы в нем нашли…

– Не скажи, Хильда, – обиделась Янина за графа. – Разве ты не согласишься, что граф – на редкость красивый мужчина? И мне нравится его чувство юмора.

– Чувство это у него недоброе, – возразила Хильда. – А сам – хлюпик, смотреть не на что.

– Ах да! Понимаю – на тебя может произвести впечатление только мужчина, весом и сложением подобный быку, с трубным гласом, и чтобы всё тряслось, когда он идет.

– Должно же быть, за что подержаться… – залившись краской, пробормотала Хильда.

– А ты фон Кларена сзади видела? – рассмеялась Янина. – Безмозглой истеричке что-то померещилось, а ты уже нашего хозяина в колдуны определила?

– Ей не померещилось, я тоже видела, – румяная физиономия Хильды, отвлекшейся было на более приятную тему, снова побледнела и словно бы даже вытянулась.

– Что ты видела?

Хильда перекрестилась.

– Духа, говорю же вам!

– Духа? И как он выглядел?

– Не знаю, я со спины видела. Прибежала на крик мадам Пондораи, а он как раз уходил в галерею. Как туман, но плотнее. А внутри еще плотнее, словно бы человеческое тело… Как будто женское.

– В длинном саване? – разочарованно переспросила Янина.

– Нет, – подумав, ответила Хильда. – Савана не было, я и решила, что это женщина, потому как узкая она была, тоненькая, вот как вы. Ой, мадам! – она снова перекрестилась. – А если это Белая Дама?

– Начинается! – проворчала Янина.

– Что за место такое, где и помолиться негде! – Хильда уже копалась в Янинином саквояже, где по-прежнему для пущей сохранности держала свое распятье. – Ведь это значит, что скоро здесь кто-то умрет!

– Несомненно, – вздохнула Янина и присела на пурпурное покрывало на кровати. – И это будешь ты, если не перестанешь… О! – Янина снова вскочила и обошла кровать, оглядывая идеально чистый балдахин, красовавшийся затейливой вышивкой в виде переплетения каких-то диковинных растений с яркими цветами. – Хильда, ты уже всё отчистила! Я-то думала… – ответом ей было молчание, и, посмотрев на служанку, Янина обнаружила, что та напряженно застыла, прижав крест к груди.

– Я только начала… Я только собиралась… – чуть не плача, бормотала она.

– Значит, это сделали невидимки, пока ты приводила в чувство госпожу Пондораи, – понимающе кивнула Янина. – Быстро работают. Умели же Кёдолаи воспитывать прислугу. Не смотри ты на меня так, никаких чудес тут нет, просто слуги невидимы.

Хильда молча принялась обходить комнату, расставив руки в стороны и помахивая массивным распятьем.

– Значит, они могут еще быть здесь? Изыди, нечистая сила! – взвыла она.

Янина прыснула от смеха, представив, как услужливая невидимая горничная передает хозяину их с Хильдой разговор о нем.

– Ну хватит! – она решительно направилась к двери. – Покажи мне, где ты видела привидение и куда оно ушло, и можешь охотиться за здешними горничными дальше.

– Мадам, вы же не хотите… Одна? Без графа?

– То он у тебя злодей, то нельзя без графа?

– Он-то колдун, но вы-то ему нравитесь, – пояснила Хильда и раздумчиво добавила: – Потому что он вас пока мало знает.

– Что?! – Янина воззрилась на служанку в праведном гневе, но на простодушном лице Хильды была написана такая искренняя тревога за хозяйку, что актриса только рассмеялась и вышла из комнаты.

* * *

Из башни веяло таким пронизывающим холодом, что Янина едва не повернула обратно, но любопытство все-таки пересилило, и она только поплотнее закуталась в свою расписную шаль. На всякий случай, Янина еще раз внимательно осмотрелась. Следуя указаниям Хильды, она прошла продуваемой сквозняками галереей до двери, ведущей в северную башню замка, дальше идти было некуда, кроме как в дверь или через стену, ведь призраки, кажется, так часто делают…

Впрочем, именно этот странный сыровато-тоскливый холод, наводящий на мысли о могиле, вернее всего указывал, что она на правильном пути. Янина осторожно потянула ручку двери, и та легко отворилась, ответив, правда, обиженным скрипом. Видимо, ее не открывали очень давно.

За дверью ждала еще одна винтовая лестница, на этот раз заключенная в глухом каменном цилиндре башни, где единственным освещением был дневной свет, заглядывавший в узкие оконца в стенах. А влажный, пронизывающий холод всё усиливался. Когда на лестнице стало заметно темнее, оттого что вверху заклубился мутный серый туман, несомненно, спускавшийся ей навстречу, Янине пришло в голову, что она напрасно лезет туда, куда ее не звали.

Туман неостановимо сходил по ступенькам, и внутри его двигалась фигура, словно бы более плотный сгусток этой холодной серой мглы. Янина замерла на месте, вцепившись во вделанные в стену металлические перила. Больше всего ей хотелось развернуться и бежать вниз – бегом, пусть даже с риском свернуть себе шею, но туман был уже близок, и повернуться к нему спиной было слишком страшно. А потом стало уже поздно бежать. Едва серая муть коснулась тела Янины, грудь ей пронзила хорошо знакомая боль, и она скорчилась на ступенях в страшном приступе кашля. Одной рукой она так и стискивала перила и прижималась всем телом к стене, чувствуя щекой шершавость кирпича и выплевывая на нее темными потеками кровь. «Как скоро…» – успела подумать она, ощущая, как темнеет в глазах и мир уходит прочь. Таких тяжелых приступов у нее еще не было и никогда еще они не происходили настолько неожиданно, без предупреждающего недомогания. Сегодня она чувствовала себя прекрасно…

Однако смерть пока не спешила ее забирать, кашель прошел, туман развеялся, и Янине пришло в голову, что, вероятно, ее ждет впереди еще много подобных приступов. Она попыталась отпустить перила, удалось ей это не сразу: пальцы прилипли к металлу, будто на сильном морозе. А в следующее мгновение ее замерзшую руку обхватили чужие сильные пальцы. Теплые.

– Господи… – пробормотал над ней низкий, густой голос фон Кларена. – Янина… какого черта вы здесь?!

– Было открыто, – прошептала Янина и снова закашлялась.

– Я никак не думал, что кому-то придет в голову бродить этой промерзшей галереей… Должен был предупредить. Боже, Янина, здесь же такой холод…

– Это ничего, – Янина закрыла глаза, слыша, как он шуршит чем-то, тихо ругаясь и шипя от боли, садится на каменные ступени, а потом он завернул ее поверх шали в свой сюртук, крепко прижал к себе и вытер ладонью ей подбородок.

– Простите, – прошептала Янина и, слегка повернув голову, уткнулась лицом ему в грудь, в жесткую ткань жилета.

– Янина, вы сможете идти? – спросил граф. – Иначе мне придется пойти позвать кого-нибудь на помощь. С этим плечом я не смогу нести вас на руках. Разве что… Вы простите меня, если я подниму вас на одно плечо?

– Как мешок, – слабо улыбнулась Янина. – Я смогу идти. Благодарю вас, Альби.

Они осторожно встали, башня ощутимо пошатывалась, и Янина крепко держалась за графа. На белом треугольнике его сорочки, видимом над жилетом, краснели следы ее крови.

– Здешние призраки никогда не нападали на людей до сих пор, – растерянно произнес фон Кларен. – Я не думал…

– Это просто совпадение, – вздохнула Янина. – И холод тоже ни при чем. Моей чахотке здесь почему-то не нравится. Но я с ней договорюсь, обещаю вам.

* * *

Цветы, вышитые на балдахине, оказались хищниками, и в их цепких колючих лапах трепыхались цветные птицы, смотрели тупыми стеклянными бусинками, такие яркие, что болели глаза и совсем не было этих птиц жалко. Они с мерзким писком врывались в ее сны, дергались в захвативших их плетях, умолкали, задушенные, а потом всё начиналось сначала. Приходя в себя, она снова и снова принималась пересчитывать их, но каждый раз сбивалась, когда ей начинало казаться, что они двигаются по полотну, меняются местами. А иногда они принимались выть, как волки.

Янина не знала, сколько пролежала так: день, два, три? Когда она решила, что ей стало намного лучше, было позднее утро, судя по тому, что солнце заглядывало сверху в ее высокое окно, выходившее на балкон. И, нежась в его неярком зимнем свете, Янина осознала, что еще ни разу не бывала на балконе собственной комнаты.

Хильда осуждающе сопела, помогая ей одеваться, и всячески давала понять, что готова силой удерживать хозяйку в спальне во избежание новых неприятностей, так что Янина в конце концов с ней поссорилась и отправила вон.

Стоило распахнуть тусклые створки, и солнце так и хлынуло в комнату. На то, чтобы вымыть окно, услужливость невидимок, очевидно, не распространялась. Или, подумала Янина, они просто не любили иметь дело со стеклом. Мало ли…

Она вышла на балкон и с удовольствием вдохнула чистый горный воздух. Перед нею простирался горный массив, вероятно, с северо-восточной стороны Кёдоля. Поросший хвойным лесом кряж сбегал вниз по левую руку, огибая поднимавшуюся справа вершину. Перегнувшись через парапет, Янина увидела под собой замковую стену, по которой гуляла с графом. Прослеживая убегающие вдаль горы в надежде отыскать знакомую деревню, Янина повернулась влево и вздрогнула, упершись взглядом в мощное каменное колено. На карнизе сбоку от ее балкона стояла исполинская каменная статуя рыцаря, сработанная из потемневшего от времени желтоватого песчаника. Янина извернулась, но так и не смогла заглянуть ему в лицо, ей видны были только огромные руки в грубо сработанных каменных перчатках, державшие выставленный перед рыцарем, упиравшийся кончиком в карниз, на котором он стоял, меч.

– Доброе утро, – вежливо поздоровалась с ним Янина, потрогала холодный, выщербленный ветрами столетий камень под наколенником рыцаря и вернулась в комнату.

* * *

Из оружейной залы доносился методичный перезвон клинков и тонкие азартные крики. Проходя мимо, Янина заглянула в просторное округлое помещение, чтобы определить источник интригующего шума. Арпад с головой, в три слоя обмотанной материнским шарфом, очевидно, изображавшим турецкий тюрбан, наскакивал на пустой доспех, увенчанный украшенной вышитой лентой и пером черной шляпой, принадлежавшей Лайошу, и ударял его кривой покрытой ржавчиной саблей. Лязга он производил на удивление много для одного, пусть даже вооруженного саблей, ребенка. Доспех сопротивления не оказывал.

– Рыцарская конница атакует с фланга! – страшным голосом крикнула Янина: – Ты убит.

Арпад резко повернулся, рядом на пол свалилось нечто железное, с таким грохотом, что Янина зажала уши.

– И что это за великое историческое сражение? – поинтересовалась она.

– Мы – турецкие захватчики, – пояснил Арпад и в доказательство помахал своей саблей (Янина на шаг отступила), – а это Лайош Великий, – он указал концом сабли на доспех.

– Разве Лайош Великий сражался с турками? – нахмурилась Янина. – Может быть, это Матяш Корвин?

– А у него шляпа Лайоша, – резонно возразил Арпад.

– Как знаешь… Мы? – вдруг сообразила Янина. – А кто это – «мы»?

– Я знаю, – опустил глаза мальчик. – Я не должен якшаться с простонародьем. Но мне же тут больше не с кем играть! Это дети кухарки, Имре и… – он оглянулся, но обнаружил лишь валявшиеся на полу кривые ножи. – Ну вот, исчезли, – сокрушенно вздохнул он. – Они сторонятся взрослых.

– Но ты сумел с ними подружиться?

Мальчик кивнул.

– А мама мне не верит, представляете? Она всё время убеждает себя, что они просто стараются быть незаметными. А вот дядя Фрэнки сразу поверил. И даже нарисовал такие смешные картинки…

– Дядя Фрэнки, значит? – улыбнулась Янина. – Что ж… – она потрепала мальчика по светлым волосам и вышла из оружейной, обойдя круглую плиту посередине залы, покрытую мозаикой в виде герба Кёдолаи.

* * *

Янина задумчиво оглядывала церковный портал. Портал был темен, вытянутые в высоту фигуры сурово взирали на нее, словно считали, что она недостойна вступить под своды старинной церкви, а по сторонам входа скалились клыкастые каменные церберы. Да, здешняя церковь вполне соответствовала самому замку. Однако Хильда извела Янину своими причитаниями и неожиданными вторжениями каждый раз, когда ее что-то пугало и надо было срочно схватиться за распятье. Держать его при себе Хильда упорно отказывалась: крест был слишком тяжел, чтобы постоянно носить его с собой, а саквояж хозяйки в глазах горничной почему-то был священен как для воров, так и для злых духов. Заодно Хильда воображала, что ее распятье отгоняет зло, исходящее от лежащих в саквояже книжек. Хорошо еще, что право Янины на чтение мистических романов не подвергалось сомнению.

Янина осторожно дотронулась до цепи и сразу же отдернула руку: ей показалось, что цепь сама слабо шевельнулась в ответ, увесисто звякнув. Янина резко отступила, тут же наткнулась спиной на кого-то стоявшего позади нее и едва не упала, наступив на чью-то ногу. Вскрикнув от неожиданности, она обернулась и оказалась в объятьях Ярнока, тут же, впрочем, отпустившего ее.

– Какого черта вы тут делаете, мадам? – с откровенной злобой поинтересовался он – почтение Ярнок проявлял исключительно к графу и доктору. – Как это вы ухитряетесь всё время искать неприятностей на свою голову? Вам мало прошлого раза?

Янине показалось, что он едва сдерживается, чтобы не ударить ее или силой не оттащить прочь. За волосы, например.

– Какого прошлого раза? Это было случайное совпадение, – отрезала Янина и снова оглянулась на портал: – Что вы там прячете? Церковь как церковь.

– Как церковь она не действует! – рыкнул Ярнок. – Уже тысячу лет!

– Тысячу лет! – фыркнула Янина. – Да видно же, что она построена не так давно!

* * *

Она ждала у входа в галерею и молча наблюдала, как фон Кларен идет от ведущей в северную башню двери, машинально стягивая у горла края своей венгерской домашней куртки, покрытой яркой вышивкой. Не обнаружив графа в уже знакомых местах, Янина не рискнула дальше исследовать замок в одиночестве и почему-то решила, что фон Кларен находится именно в башне. И не ошиблась.

– Добрый день, милая Янина. Ищете новых приключений? – слабо улыбнулся граф, подходя.

Он был устрашающе бледен и как будто постарел за те дни, что Янина не видела его, ей показалось, что в его черных волосах седины стало больше.

– Альби… – прошептала она, робко заглядывая ему в глаза, коснулась его плеча и тут же отдернула руку – настолько холодной оказалась ткань.

Пестрая вышивка, как и кончики его волнистых волос, была покрыта инеем.

– Боже мой, неужели там так холодно?

– В северной башне не топят, слуги там редко бывают, – фон Кларен зябко поежился. – Идемте отсюда.

Янина набросила ему на плечи свою шаль, улыбнувшись.

– Услуга за услугу.

Они пошли по коридору, и актриса взяла его ледяную руку в свою – отогреть. Граф на это никак не отреагировал, он шел медленно, и во всей его сухощавой фигуре и осунувшемся (за то время, что она провалялась в постели? Или за сегодняшнее утро?) лице чувствовалась бесконечная усталость.

– Зачем вы ходили туда? – спросила Янина.

– Я сам себя всё время спрашиваю, зачем, – ответил он и, словно опомнившись, вытянул руку из ее пальцев. – Лучше расскажите, как вы себя чувствуете? Что делали сегодня? Не стояли же, надеюсь, полдня перед галереей?

– Нет, я думала насчет церкви…

Граф резко остановился.

– Вы это нарочно, Янина? Насчет церкви я, кажется, выразился вполне определенно.

– Я помню! Просто Хильда, моя горничная, если можно так выразиться, избыточно религиозна. Что, разумеется, похвально, но иногда создает некоторые сложности. А вся здешняя обстановка… и невидимки, и волчий вой по ночам… Вы слышали?

– В замке вам нечего опасаться, – заверил ее граф. – Но волки действительно нервничают. Странно.

– Вам странно, а я ее жалобы целыми днями вынуждена выслушивать! Я и подумала…

– Госпожа Пондораи тоже справлялась по поводу церкви, – признал граф. – Если подумать, в ближайшей башне есть внутренняя часовня. Тетушка Евфимия… – он запнулся. – Моя тетка рассказывала, что ее построили из-за какой-то семейной ссоры, когда одна дама из рода Кёдолаи наотрез отказалась выходить из своих покоев, дабы не встречаться с собственной невесткой, и прожила практически под домашним арестом пятнадцать лет… Я прикажу привести часовню в приличный вид, можно будет и священника из деревни вызвать. Ваша горничная – католичка?

– Да.

– Она не будет против исповеди невидимому патеру?

– Не знаю, – задумалась Янина. – Впрочем, на исповеди святого отца и так не видно… Может быть, ее удастся как-нибудь провести?

Граф коротко рассмеялся.

– Расскажите мне что-нибудь, Янина. Только, ради всего святого, не подходите к церкви. И в любом случае, это не то заведение, которое могло бы успокоить страхи вашей Брунхильды. Помните оформление главной залы? Фрески в церкви еще пострашнее. Сцены Страшного Суда и тексты поминальных молитв. Эта церковь всегда предназначалась прежде всего для похоронных церемоний.