Текст книги "Песнь камня"

– Еле добрались! – выдохнул Дьюер, пошатнулся и оперся о стену. – Я уже было поверил, что конец нам пришел.

Фрэнки молча подошел к Пондораи Томашне, смотревшей на него снизу вверх большими, полными тревоги глазами.

– С мостом удалось? – коротко спросил граф. – Мы не слышали взрыва.

Ярнок то ли досадливо крякнул, то ли коротко рассмеялся.

– Они не слышали! – повернулся к нему Дьюер, и Ярнок кивнул в кратковременной солидарности.

– А мы вот слышали, – хрипло прокаркал он и откашлялся. – Мы вот слышали. Не взрыв только, а страшенный грохот. Взрывать там ничего не пришлось. Не удивлюсь, если на город сползла новая лавина. Мы думали, и сами сейчас окажемся на дне пропасти, среди обломков.

– Мост обвалился сам? – изумленно переспросил доктор.

– Воистину этот замок существует в какой-то иной реальности! – покачал головой Дьюер. – Как только мы оказались в виду моста, мир словно бы сошел с ума. Небо на глазах потемнело, поднялась дикая метель, скалы вокруг дрожали, сверху катились камни, а ближайшая сюда часть моста у нас перед носом рухнула вниз, после чего откуда-то накатил такой рев, что мы не сговариваясь бросились куда повыше… Весь порох бы обратно приволокли, но большую часть побросали, чтобы не перегружать лошадей, – он слабо усмехнулся. – Потом в метели и темноте заплутали, только чудом вышли на верный путь. Даже Лайош и Ярнок не знали, как идти…

Пока Дьюер говорил, его товарищ стремительно иллюстрировал рассказ угольком прямо на стене, дополняя его для госпожи Пондораи – она внимательно разглядывала рисунки, энергично кивая.

Подошел Лайош, видимо проверявший, как устроили лошадей, и взволнованно заговорил по-венгерски. Граф удивленно вздернул бровь.

Заметив недоуменные взгляды, Ярнок снова заговорил:

– Ах да. Не знаю, кто это придумал, но мысль зажечь огонь на северной башне была счастливой.

– Да, верно! – Дьюер выразительно посмотрел на Ярнока, и тот пожал плечами.

– Ярнок поначалу не хотел верить, что это огонь в замке, – пояснил Дьюер. – Он думал, это что-то вроде Will-o-the-Wisp, не знаю, как сказать по-немецки, в общем, огонь, который сбивает с пути и заводит в пропасть. Но, сделав под его руководством очередной круг, мы большинством голосов при воздержавшемся Лайоше решили идти на огонь. Так что, возможно, он нам жизни спас.

Граф о чем-то стал расспрашивать Лайоша, а Янина подошла к Дьюеру. Тот с усилием выпрямился и оторвался от стены.

– Лошади меня почему-то не любят, – пожаловался он и, стянув перчатку, стряхнул с густых бровей слой налипшего снега.

– Я помню, – Янина обхватила тонкими пальцами его голую руку и слегка сжала.

– Янина? – он вопросительно посмотрел на нее.

Она мотнула головой, натянуто улыбнулась и сняла снежинку с его виска.

– Пойдемте-ка в тепло, – распорядился доктор.

– Они сюда не придут. Не смогут. Но теперь и мы надежно отрезаны от всего, – мягко произнес Дьюер и слегка сжал пальцы Янины.

– И нам отсюда не уйти, – слабо улыбнулась она.

* * *

Янина шла по полутемному коридору, постоянно оглядываясь и нервно вздрагивая. Газовые лампы, висевшие на стенах, горели далеко не все, да и те, что горели, давали мало света. Очевидно, из экономии.

Глупо, сказала себе Янина, она же прекрасно знала о существовании невидимок и призраков, и, однако, только теперь ее постоянно тревожило ощущение чьего-то пристального взгляда из темноты, чьего-то тяжелого, незримого, но почти осязаемого присутствия. Присутствия, грозящего непостижимой опасностью.

– Невидимки дышат, – пробормотала Янина. – Их можно услышать, потрогать. А эти… им и дышать, наверно, не надо. А призраки распространяют холод… Кстати, – она резко остановилась. В нескольких шагах впереди, прямо на пути к ее комнате стоял тот же самый (или такой же) сгусток серой мглы, которого преследовала она в северной башне со столь плачевным результатом.

– Можно пройти? – севшим голосом пролепетала Янина, невольно прижав руку к груди, словно это могло защитить ее от нового приступа.

Мутная фигура сдвинулась с места, замерла, а потом стала с мучительной медлительностью приближаться. На Янину снова повеяло уже знакомым сырым холодом. Она сглотнула, но храбро шагнула вперед и натянуто улыбнулась. Облако тумана обогнуло ее по изящной дуге и быстрее заскользило дальше по коридору. Янина смотрела бестелесному незнакомцу вслед, гадая, плод ли это ее взбудораженного воображения, или вправду из глубины ходящего тумана на нее дохнуло смесью тоски и… ненависти? Такой концентрированной ненависти, что Янина почти ощущала на коже лица ее налет. Что за глупости, в самом деле, как можно осязать чужие чувства? Впрочем, если речь идет о чувствах существа, лишенного плоти…

Янина тихо чертыхнулась и вошла к себе в комнату. Она вполне доверяла своим ощущениям, вот только была ли эта бесконечная ненависть нормальным состоянием души у призрака, или ее объектом являлась именно она, Янина? Но почему бы? Боли в груди в этот раз, к счастью, не было.

Янина выпила заботливо оставленную под сохранявшей тепло крышкой чашку молока и забралась под одеяло, в нагретую загодя постель. Прежде она засыпала каждый вечер с благодарной мыслью о невидимой прислуге, пытаясь представить себе, как должны выглядеть эти вышколенные лакеи и горничные. Но в эту ночь ей было не до невидимок.

Янина то натягивала одеяло на голову, то резко сбрасывала и до боли в глазах всматривалась в темноту вокруг или таращилась на слабый огонек ночника, боясь, что он погаснет. Снаружи по-прежнему бушевала метель; ветер выл в зимних небесах и постукивал створками балконных дверей, словно грозил вторгнуться в ее убежище, напоминая, как легко можно выбить ветхую раму и как иллюзорно ощущение безопасности в чреве каменного монстра, буквально затерянного меж горных вершин.

Янина позвонила, но ответом ей была тишина. Только через добрых полчаса, после уже третьего звонка, в котором явно прозвучала истерическая нотка, в комнату неторопливо вплыла Хильда. Вид у нее был мечтательный и неожиданно умиротворенный.

– Где ты болталась, лентяйка? Третий раз звоню, – хмуро поинтересовалась Янина, еще более раздраженная исходившим от горничной благодушием, мстительно прикидывая, как бы поэффектнее открыть Хильде глаза на истинное положение вещей.

– Простите, мадам, – поклонилась Хильда. – Я не слышала.

– Вот именно, где ты болталась? – Янина вдруг посмотрела на нее с внезапно вспыхнувшим интересом. – Тебя ведь не было во дворе, когда Дьюер и остальные вернулись. Ты… – ее осенило: – Это ты зажгла огонь в северной башне?

– Бог с вами, мадам, – отмахнулась Хильда. – Ни в жисть не пошла бы я в это гиблое место, особенно, после того, как вы там чуть Богу душу не отдали…

– Сколько раз тебе говорить, это было просто совпадение, – поскучнела Янина. – А призрак совершенно безвреден. Вот только что столкнулась с ним в коридоре, и ничего… Ну вот еще! – она увидела, как глаза Хильды расширились. – Теперь ты из комнаты выходить перестанешь… Я как будто спросила, где ты была весь день?

– В часовне, – словно бы в доказательство своих слов Хильда благочестиво сложила руки. – Молилась.

– Когда ты научилась врать? – поразилась Янина и сурово пояснила: – Это я была в часовне! И тебя там что-то не заметила!

Хильда посмотрела на нее с уважением и поклонилась.

– Я, наверно, задремала. И ничего не слышала. Простите, мадам.

– Будешь ночевать в этой комнате… Где-нибудь, – распорядилась Янина, и Хильда с готовностью кивнула.

– Да, мадам.

– И… или давай прямо здесь, – Янина хлопнула по одеялу, словно подзывая домашнего любимца.

– Да, мадам, – Хильда робко прилегла рядом поверх покрывала, и Янина прижалась к ней, положила голову на круглое мощное плечо, как когда-то ребенком, залезая в постель к матери.

– А крест твой по-прежнему в моем саквояже? – вдруг спросила она.

– Да, мадам.

– Да что ты сегодня, как заводная? Ни слова лишнего!

– Да, мадам.

– Достань его и положи… куда-нибудь поближе.

– Да, мадам.

Хильда подчинилась и поднялась с кровати с жалобным стоном пружин. Роясь в саквояже, горничная спросила:

– Может быть, достать вам книжку? Вслух мне почитаете? – Янина нередко развлекалась таким образом, когда они с Хильдой бывали одни и ей было скучно. – Или так, себе, на сон грядущий?..

– Нет! – вскрикнула Янина, и Хильда с удивлением оглянулась на нее. – Лучше задвинь их куда-нибудь подальше!

Хильда снова легла на кровать, большая и теплая, и Янина свернулась клубком под одеялом, касаясь боком ее плеча. Метель снаружи постепенно успокоилась, было слышно, как старчески потрескивает дерево меблировки да постанывает матрац под весом Хильды.

– Тихо как, – заметила горничная. – И волки молчат.

– Какой волк, пусть даже мутант или оборотень, полезет из укрытия в такую ночь? – сонно пробормотала Янина и закрыла глаза.

* * *

Шуба у зверя была роскошная – благородный белый мех, покрывавший грудь, плавно переходил в перламутрово-переливчатый серый на широкой спине. Умные раскосые глаза смотрели на Янину с любопытством, умеренным легкой подозрительностью, широкие ноздри раздувались, вбирая незнакомый покуда запах. К огромному волку, стоявшему у самой решетки цвингера, подошел второй, рыжевато-бурый, помельче и поизящнее, и Янина сразу решила, что это дама.

– Великолепны, правда? – широко улыбнулся Дьюер. – Этот светлый, встав на задние лапы, мог бы положить передние мне на плечи. Никогда не видел таких больших волков.

– Я видела, – ответила Янина. – Во дворе виллы фон Кларена. Он был никак не меньше.

– Я видел там только следы, – сказал британец. – Часами могу за волками наблюдать, разговаривать с ними. Знаете, я всегда любил животных… разных… – он запнулся. – С лошадьми вот только…

Оба рассмеялись.

– Теперь понятно, где вы целыми днями пропадаете, – заметила Янина. – Нашли себе достойную компанию в замке.

– А что мне оставалось делать, – развел руками Дьюер, – пока вас целыми днями развлекает граф своими страшными сказками? Конечно, куда нам сравниться с его аристократическим сиятельством…

Янина положила руку ему на плечо.

– Перестаньте, Уилберт. Как-никак мы живем под его кровом, и я хочу, чтобы вы стали друзьями. А истории у него действительно интересные.

– На ваш вкус, возможно, – пробурчал Дьюер и присел на корточки перед решеткой.

Волк широко зевнул, свернув трубочкой ярко-красный язык, отошел вглубь клетки и улегся на землю. Волчица последовала за ним, с сомнением оглядываясь на наблюдателей.

– Я бы тоже много мог вам рассказать, я немало поездил по свету, – заметил Дьюер. – Правда, на родине этих красавцев до сих пор не бывал.

– Их действительно привезли из Канады?

– Полагаю, что да. Но с африканскими творениями сумасшедшего графа, или кто он там был, им не равняться. Волки не сидят в клетке постоянно, весной-летом бегают на воле, но к зиме, когда становится голодно, их забирают в цвингер, потому что к замку и деревням подтягиваются те гиеноподобные чудовища, одно из которых мы слышали на мосту. Так распорядился тот граф, а его приказы, по всему судя, неукоснительно исполняются столетиями.

– Еще бы, – прошептала Янина и подумала про себя, что в противном случае хозяин всегда может восстать из гроба и призвать нерадивых домочадцев к ответу, а вслух спросила: – Откуда вы всё это знаете?

– Как откуда? Они рассказали, – кивнул Дьюер на волков и, встретив изумленный взгляд Янины, рассмеялся. – Просто подружился со сторожем. – Он поднялся на ноги, посмотрел вбок и заговорщицким шепотом спросил: – Видите?

Деревянное ведро, стоявшее в стороне возле решетки, сдвинулось, задрало ручку, оторвалось от земли и тут же исчезло, словно растворившись в воздухе.

– Ахой, Чоба бочи[22]22
  Bacsi (венг.) – дядя.


[Закрыть]! – весело крикнул в ту сторону журналист и помахал рукой.

В ответ ему донеслось невнятное приветствие из пустоты и поскрипывание ручки ведра.

– Мне казалось, невидимки избегают гостей замка, – ревнивым тоном напомнила Янина и тут же махнула рукой. – Впрочем, о чем я? Журналист, разумеется, найдет подход к любому! Даже к волкам… – оступившись, она оперлась о решетку, чтобы не упасть, и Дьюер тут же схватил ее за руку и отвел от клетки.

– Осторожно, Янина! Не забывайте, это все-таки дикие звери.

Янина оглянулась на цвингер – оттуда за ней настороженно наблюдали несколько пар желтых глаз.

– Да, мы взяли у дяди Чобы интервью, – пожал плечами Дьюер. – Надо же нам что-то представить потом газете. Сначала он был не слишком словоохотлив, но я, – он подмигнул, – и не таких могу разговорить. А Фрэнки, как всегда, иллюстрировал.

– Он рисовал портрет сторожа? – задрала брови Янина.

– Нет, конечно, он рисовал волков. Африканских ублюдков он тоже пытался зарисовать по рассказам, но нет уверенности… Увидеть бы, как эти твари выглядят… Однако боюсь, это интервью оказалось бы для нас последним.

Янина кивнула.

– Посмотрите-ка, – Дьюер подвел ее ближе к решетке, показывая в дальний угол.

В далеком прошлом цвингером называлось пространство между внешней и внутренней стенами замка. В согласии со стародавней традицией, прежние Кёдолаи выпускали в этот тоннель итальянских мастифов или же диких хищников как лишний способ обороны замка. Те времена давно миновали, и нынешний цвингер – звериная клетка – сократился до короткого куска того же тоннеля меж западных стен крепости. Часть внутренней стены разобрали и поставили на ее место высокую решетку с дверцами, получившуюся неширокую, но длинную клетку оснастили общей будкой-логовом, выстлали сухим сеном пол и постарались по возможности приспособить для обитания заморских хищников. Волков здесь было около десятка, разного возраста, была среди них пара совсем молодых зверей, родившихся весной этого года, они постоянно играли друг с другом. Сейчас они как раз перебежали на другое место, и стал виден волк, которого они до сих пор загораживали, буро-серый зверь с огромной полуседой головой. Янина думала, глядя на его широкие вытянутые вперед лапы, что исполинский след на вилле был бы этому зверю впору, и, словно почувствовав ее взгляд, волк поднял голову, потом неторопливо поднялся и застыл, мрачно глядя на нее злыми зелеными глазами.

– Какой ужас! – пролепетала Янина.

Всё тело зверя было перекошено, голова криво сидела на могучей шее, клонилась к разорванному когда-то и неровно зажившему плечу, части губы не было, так что бросались в глаза рыжеватые дюймовые клыки, и всю морду покрывали страшнейшие шрамы.

– Бедняжка, – вздохнула Янина, и словно оскорбленный ее жалостью, зверь вздернул остатки губы, глухо, ненавидяще зарычал, а потом, будто решив, что она не стоит его внимания, пошел, припадая на переднюю лапу, к корытцу с водой.

– Вот это и есть результат встречи с теми тварями, – пояснил Дьюер. – Это самый крупный и старый здесь волк, прежде он был вожаком стаи, теперь живет на правах бедного родственника.

– И подумать, что люди в Эштехеде даже не подозревали, что творится совсем рядом! – передернула плечами Янина.

– Подозреваю, коренные жители города многого не договаривали и между собой потешались над приезжими, – возразил Дьюер. – Не зря Трансильвания всегда считалась землей таинственной и опасной.

Янина внимательно посмотрела в его светлые глаза и приоткрыла рот – был самый подходящий момент, чтобы пересказать вчерашние откровения фон Кларена. Граф не просил ее молчать о проклятье Кёдолаи, да и нечестно это было перед остальными, право, нечестно.

– Вы хотите что-то сказать? – спросил Дьюер.

Глаза у него были слегка раскосые, почти как у волка, и Янина улыбнулась этой мысли.

– Нет, ничего.

Одно дело – разговаривать о вампирах на подоконнике забранного чугунным кружевом окна у порога готической часовни и совсем другое – ясным днем, возле разомлевших от света полных жизни великолепных зверей. Она даже не была уверена, что граф не разыграл ее.

* * *

– Вы, я вижу, уже познакомились с дядюшкиными домашними любимцами, – произнес граф, приближаясь по ведущей из северной башни галерее. – Я и не рассчитывал, что вы будете ждать меня здесь. Общество журналиста, несомненно, приятнее для такой любознательной исследовательницы, как вы, он ведь, кажется, и в Африке бывал?

– А вам уже доложили? – игриво спросила Янина. – За мной здесь шпионят?

– Нет, просто с северной башни прекрасно просматриваются все дворы замка и цвингер тоже. Не говоря уже об окрестностях. Тем она и хороша. – Он достал из кармана складную подзорную трубу и продемонстрировал Янине.

– Заметьте, я даже не полезла в клетку, – заявила она.

– Я решил, что могу доверить вас благоразумию нашего мистера, я слышал, что у этой нации благоразумие в крови, – убрав трубку, граф достал из другого кармана сигару.

– Что происходит в городе? – спросила Янина.

Они спускались по лестнице, устланной потертой по центру ковровой дорожкой, к главной зале – колокол в глубине замка возвестил, что ужин готов.

– В городе и в долине всё то же. Подробностей не разобрать, но мне кажется, пруссаки там, на центральном синте. Либо так и не выступили, либо уже вернулись.

– Вы думаете, их цель – именно замок?

– Я не представляю себе, в чем их цель. Неужели действительно дурацкие россказни о сокровищах? Или в городе находился какой-нибудь важный австрийский чин, которого они должны были захватить, а потом уже кто-то наплел им про сундуки и клады, и они решили проверить?.. Возможно, конечно, но как далеко они готовы зайти?

– А тот другой путь в замок, Тодесвег, как вы его называли?

– На это у них неделя ушла бы, при нормальной погоде, – пожал плечами фон Кларен. – Мост был единственный, другим путем придется обходить всю пропасть. Узкими карнизами, требующими большой сноровки. И те надо хорошо знать. Разве что они попытаются отремонтировать мост – но для этого требуются инженеры, а мне кажется, это боевое подразделение. Тайных троп невидимок в городе не знают. Да и погода будет на нашей стороне.

– Вы в этом так уверены? – посмотрела на него Янина.

– Погода здесь зависит от воли хозяев Кёдолы, – подмигнул ей фон Кларен.

– А что в самой башне? – спросила Янина. – Вы нашли следы?..

– А в самой башне пусто, – внезапно помрачнев, ответил фон Кларен. – Не знаю, что это был за свет, но сейчас там нет никого. Что, право, очень странно.

Проходя мимо окна, они невольно обратили взгляды вверх, в сторону темной спицы, пронзавшей быстро темнеющее небо, и оба резко остановились. Под черепичным конусом крыши трепетал теплый желтый свет.

– Хотите пойти обратно посмотреть? – храбро спросила Янина, внутренне собираясь с духом, чтобы составить графу компанию.

– Не знаю, – медленно ответил тот. – Может быть, это и не мое дело… Надо идти в залу, без нас ужинать не начнут.

Остальные как раз неторопливо входили в высокие резные двери залы. Янина заговорила о чем-то с доктором Шнайдером и на пару шагов отстала от фон Кларена, поэтому, когда вся компания прошла в залу и привычно направилась вдоль стола, она оказалась у графа за спиной. И едва не ткнулась носом ему в загривок, потому что граф вдруг резко остановился. Янина удивленно огляделась и обнаружила, что все остальные напряженно застыли вдоль стола, глядя в сторону мерцавшего камина. Только теперь Янине пришло в голову, что в зале необычно темно: лампы были приглушены, практически только камин ее и освещал. Янина привстала на цыпочки, заглядывая фон Кларену через плечо.

Хозяйское кресло под гербом, до сих пор одиноко стоявшее у самого огня, теперь было отодвинуто в сторону, в темноту. И в нем сидел, вальяжно откинувшись на спинку, худощавый мужчина. Он сидел, не двигаясь, опершись одной рукой о подлокотник кресла, касаясь длинными пальцами чисто выбритого подбородка с ямочкой. Огонь бросал рыжеватые сполохи на половину его лица, другая была погружена в глубокую тень. Он сидел настолько неподвижно, что немудрено было его не заметить. И сейчас, когда неловкая пауза явно затянулась, он продолжал сидеть всё так же недвижимо, внимательно и как будто насмешливо изучая их всех глубоко посаженными глазами.

– Собственно, – фон Кларен медленно вынул сигару изо рта, – это должно было когда-то произойти.

Янина с любопытством разглядывала незнакомца. Черты его худого лица были не совсем правильны, даже несколько асимметричны. Под широкими скулами лежали на щеках темные тени. Бронзово-смуглая кожа, отливавшая на подсвеченной камином скуле, крутом подбородке и лбу желтизной начищенной латуни, матово поблескивала, словно покрытая тонким гладким налетом, – портрет ему не льстил, угадать возраст этого человека было бы затруднительно, несмотря на густую седину в прямых черных волосах, длинными прядями лежавших на плечах и груди. Покрой его сюртука и щегольской узел галстука были в моде в Эштехеде в позапрошлом году, на длинных стройных ногах красовались высокие охотничьи сапоги, смотревшиеся, впрочем, вполне уместно в холодной зале горной крепости. На груди тускло поблескивала старинная, грубой работы золотая цепь, массивные перстни с крупными камнями украшали пальцы с острыми блестящими ногтями. Руки его заслуживали особого внимания – крупные и очень худые, с резко выступающими сочленениями, туго обтянутыми бронзовой кожей; на мизинце правой руки не хватало крайней фаланги.

Определенно, он был не так хорош собой, как его далекий потомок, но в то же время обладал какой-то грозной, дьявольской привлекательностью. Вся его высокая фигура дышала легко ощутимой мощью. Лицо его казалось необычайно ярким, вероятно, виной тому была игра огненных отсветов, но можно было подумать, что на нем театральный грим. Тем не менее Янина, по долгу профессии разбиравшаяся в этом, могла бы поклясться, что никакого грима здесь не было и в помине – прямые брови его и длинные ресницы были совершенно черны, на щеках лежал удивительно сочетавшийся с бронзовой кожей темно-красный румянец, уголки чувственного рта сочного вишневого цвета и необычайно красивой формы, как и на портрете, стремились вверх в едва намеченной улыбке. Но больше всего поражали его глаза – если Янине взгляд фон Кларена казался пронзительным, то для этих глаз она уже не могла подобрать слова. Большие, яркие, они были глубоко утоплены в темные глазницы под густыми бровями и словно бы светились в темноте, почти обжигая холодным электрически голубым светом. Никому из присутствующих не удалось в полной мере сохранить самообладание под этим изучающим взглядом, когда же настала очередь Янины, она пригнула голову, словно хотела спрятаться за спиной фон Кларена.

Незнакомец неторопливо выпрямился в кресле и, в упор глядя на графа, приподнял густые брови.

– Да… – фон Кларен прочистил горло, оглянулся на остальных со своей обычной ироничной улыбкой и объявил:

– Господа, перед вами Дюла Сильвестер Иоахим Марциуш Бела Вереш князь Кёдолаи. Я ничего не упустил, дорогой дядюшка?

– Даже назвал кое-что лишнее, – блеснул князь ровными зубами, удивительно белыми и крепкими, учитывая обилие седины в его волосах. Голос у него был неприятный, надсадно-хриплый, будто сорванный. – Тебе прекрасно известно, что я терпеть не могу эту кличку.

– Она неотделима от имени вашего рода, – развел руками граф.

– Как и вашего, дорогой мой племянник, – со значением ответил Кёдолаи. – Альбрехт Дюла Вереш граф Кларен.

– Меня зовут Альби, – сквозь зубы процедил граф.

– Фёмейльтушагу херцег[23]23
  Föméltóságu herceg (венг.) – обращение к человеку, обладающему княжеским титулом.


[Закрыть], – согнулся в низком поклоне Ярнок, и князь благосклонно кивнул ему.

– Ваша… светлость… – неуверенно пробормотал Дьюер, тоже изображая неглубокий поклон.

Остальные последовали его примеру.

Кёдолаи встал с кресла, оказавшись заметно выше всех присутствующих, включая рослого Дьюера. Янина, высунувшаяся вперед, снова шагнула за спину фон Кларену, завороженно глядя на князя снизу вверх.

– Дорогие мои! – князь снова широко улыбнулся, разводя длинные руки в стороны, словно желая обнять их всех. – Счастлив приветствовать вас в моем замке!