Текст книги "Песнь камня"

– Я даже не спрашиваю, – донесся сверху знакомый тихий хриплый голос, – что, черт возьми, творится в моем замке. По мизансцене можно догадаться. Мне интересно другое: если вы тут собираетесь черта вызывать, то чего ради было превращать мою оружейную в подобие церкви? Вы не опасаетесь, что черт, нарвавшись на ведра святой воды и запах ладана, пошлет вас… к черту?

Янина хихикнула. Кёдолаи, спустившись до середины лестницы, резко остановился, словно налетел на стену, и сморщил нос, вздернув верхнюю губу и скалясь. На нем была темно-синяя венгерка с обилием блистающего галуна, охотничьи сапоги облегали его стройные ноги до середины бедра, на груди мерцала золотая цепь.

– С тем, что выберется из нижнего мира, мы сумеем договориться, – пообещал Ашенграу. – А о безопасности тоже стоит подумать. В том числе и от вас. Вы ведь и есть герцог Кёдолаи, не так ли? Не ожидал, по правде говоря, что человек с такими корнями… – он сокрушенно покачал головой, вглядываясь в лицо князя.

Тот нахмурился.

– Но что ж… Наслышан и счастлив познакомиться, – Ашенграу поклонился, издевательски глубоко.

– Увы, не могу ответить взаимностью, – скривился Кёдолаи и посмотрел на фон Кларена. – Еще один эзредеш на мою голову! Терпеть не могу вояк. И вообще, что за моду взяли приходить без приглашения? Этих тоже ты привел, или как?

– Я? – Альби захлебнулся слюной от возмущения. – Я привел? Я как раз хотел спросить, где тебя носило, когда в твой замок вторгся неприятель?

– Где меня носило? – с обидой переспросил князь. – После ваших ультиматумов я решил не беспокоить молодоженов и отправился с инспекцией по дальним деревням. Там и остался дневать. На одни сутки вас оставить нельзя!

– А почему они вообще сюда дошли? – прошипел фон Кларен. – Где твои бури и снегопады?

– Грешен, признаю, забыл о них совсем, – вздохнул Кёдолаи. – С Рождества меня… занимало другое, – он покосился на Янину. – И я не думал, что они сюда доберутся, но раз добрались – значит, заслужили, пусть играются!

– Я так и знал! – прошипел фон Кларен.

– Вот что, – Кёдолаи взглядом обозревающего поле будущей битвы полководца окинул залу. – Янина, дорогая моя, иди сюда и встань у меня за спиной. Так всем будет спокойнее.

Янина с готовностью отодвинулась подальше от сабли обалдевшего от этой семейной сцены Ашенграу и быстро перебежала на середину лестницы.

– Вот так, – удовлетворенно кивнул Кёдолаи и пояснил стоящим внизу: – А то ведь, как начнется интересное, непременно полезет в самое пекло. Прошу прощения, что помешал, извольте продолжать.

– Какого дьявола! – зарычал фон Кларен. – Ты не намерен вышвырнуть их отсюда?

– Вышвырнуть? Их тут кишмя кишит. Сколько их, собственно?

– Полторы сотни.

– Полторы сотни человек с ведрами святой воды, – уточнил Кёдолаи. – И если я спущусь туда вниз, то, вероятно, потеряю сознание, и что тогда?

– Разбуди остальных.

– Чтобы получилось, что я прошу у них помощи? У собственной тещи? Нет уж, благодарю покорно. Давай лучше как-нибудь сами. Это было бы даже интересно! – вдруг загорелся он. – Ты возьмешь на себя тех внизу? Их полторы сотни, нас двое, зато мы оба Кёдолаи, и это, черт возьми, наша земля и наш долг. Собственно, нас было бы даже трое, если бы кое-кто понял, что настало время сменить лагерь. Франц, я к тебе обращаюсь! – громко объявил он.

– Я не имею обыкновения менять лагерь в шаге от цели, дорогой дядюшка, – глубоким звучным голосом, практически неотличимым от голоса фон Кларена, объявил Фрэнки, неторопливо упаковал альбом в ташку, отложил на балюстраду и легко спрыгнул на площадку лестницы. – Но благодарю, что не выдал меня остальным, – он обвел насмешливым взглядом удивленные лица. – Да, талантливому полуидиоту-рисовальщику успешно удавалось скрывать, что по-английски он говорит с акцентом, – улыбнулся он. – Но рисую я действительно неплохо, верно? Когда выйду в отставку из разведки…

– Я не понимаю, – фон Кларен взглянул на князя. – Он – тоже Кёдолаи? И ты знал об этом?

– Разумеется, я знал, свою кровь я всегда чую! – пожал плечами Кёдолаи. – Еще одна побочная линия, отколовшаяся от вашей.

– Увы, моим незаконнорожденным предкам не посчастливилось заслужить дворянство или доказать права на фамильную собственность, – издевательски поклонился Фрэнки фон Кларену. – Приятно, однако, что дорогой дядюшка выше подобных условностей.

– Я рассчитывал, что ты когда-нибудь вернешься в лоно семьи, – сказал князь. – Ты, кстати, не обзавелся собственным семейством? Жена, дети…

– Прости, дядюшка, мой род деятельности плохо сочетается с тихим семейным счастьем, – Фрэнки посмотрел вниз, на Ашенграу, и тот нетерпеливо махнул рукой.

– И я до последнего надеялся, – вздохнул князь, – что ты отказался от этого смехотворного прожекта. Какую бы игру ты ни вел, я верил, что это другая игра…

– Жаль тебя разочаровывать, – ответил Фрэнки. – Но людям несвойственно перескакивать с одного другое. Жизнь коротка, надо успеть закончить хотя бы что-то. Если можешь посоветовать что-нибудь полезное, буду признателен.

– Я тебе могу сказать лишь то, что сказал в прошлый раз, – ответил князь. – Наше дело – не стремиться подчинить себе силу, а не подпускать к ней тех, кто мог бы ею воспользоваться в опасных для человечества целях. Ты делаешь ошибку. Более того, ты нарушаешь долг, возложенный на тебя твоей кровью. Я всё сказал, дальше – решай сам. Мешать не буду.

Фрэнки кивнул и, тяжело вздохнув, стал спускаться по лестнице. Поравнявшись с фон Клареном, он остановился. Граф пристально смотрел на него, словно мучительно пытался разглядеть что-то новое для себя за довольно заурядным обликом. Почувствовать единство крови?

Фрэнки поморщился.

– Надеялся, что мне не придется это делать, – признался он. – Надеялся, что они сумеют заставить тебя.

– Истязая мою жену? – холодно спросил фон Кларен.

– Янине не причинили бы вреда, – заверил его Фрэнки. – Как и никому из вас.

– Вы же отстреливались, вы же защищали замок! – не выдержал доктор.

– И ни в кого при этом не попал, – повернулся к нему Фрэнки. – На самом деле, скажу не хвастая, стрелок я отменный.

– Но зачем же вы держались этого маскарада до сих пор?

Фрэнки ухмыльнулся.

– А вдруг бы пригодилось? Кроме того, ваше общество мне, признаться, симпатичнее, чем… – он с вздохом посмотрел вниз, на красного от раздражения, подающего отчаянные знаки жреца. – Но дело есть дело.

Все замолчали, и в тишине вдруг очень громко прозвучал пронзительный голос Пондораи Томашне:

– Кто-нибудь, дайте мне чем стреляют, я сама его убью!

– Франц! – позвал Ашенграу. – Как ты верно заметил, жизнь коротка, а нашего «чернокнижника» от нетерпения скоро хватит удар! Иди сюда, наконец!

– А вы там совершенно уверены, что знаете, как это делается? – поинтересовался с середины лестницы Кёдолаи. – Откуда, собственно?..

– У меня настоящие мастера своего дела, – кивнул Ашенграу на жреца и его помощников в черно-красных одеяниях и добавил с неприкрытым презрением: – И не таким, как ты, мне указывать. Неудивительно, что все эти годы ты сидел на источнике силы, не решаясь воспользоваться ею. Храбрость явно не относится к достоинствам вашей нации… Посмотрим, хватит ли у тебя храбрости остаться тут и посмотреть, как это делается.

Кёдолаи пожал плечами.

– Я полагаю, на откровенную глупость отвечать не стоит. Мне интересно другое: а если оттуда что-то вылезет, сожрет вас всех и вырвется в мир, неся катастрофы почище какого-то селя?

– Не может быть, – с большой убежденностью ответил Ашенграу. – Я к этому двадцать пять лет шел, с тех пор как впервые узнал о проклятье Кёдолаи.

– Что ж ты так трясешься тогда? – проворчал Кёдолаи и добавил: – Ладно, поверим на слово. Будет интересно посмотреть, тем более что меня так любезно пригласили на представление. Собственно, я ведь никогда и не видел, как это делается… Дорогая моя, я тебе где сказал, ты должна находиться?

– Прости! – Янина, спустившаяся на пару ступеней, чтобы лучше видеть, скользнула обратно ему за спину.

– Ты ничего не собираешься делать? – спросил фон Кларен. – Так и будешь стоять и смотреть?

– Нет, я собираюсь сидеть и смотреть, – князь под протестующий скрип сапог уселся на ступень, повертелся, пытаясь удобнее расположить длинные ноги, опер локти о торчащие колени и уткнул подбородок в скрещенные запястья. Янина тоже присела ступенькой выше – на скамье она успела согреться – и для удобства оперлась о его плечо. Помощники жреца ходили против солнца вокруг мозаики с заунывным пением.

– Ты когда-нибудь участвовал в черной мессе? – тихо спросила Янина.

– Разумеется.

– Зачем?

– Девушки красивые, – пожал плечами носферату.

Янина поменяла позу и снова оперлась о его плечо.

– Ты ведь говорил тогда про убитых слуг, что не чувствуешь мыслей о предательстве, – вспомнила Янина. – Мысли Фрэнки для тебя закрыты. Но неужели ты его не подозревал?

– Подозревал, конечно, – ответил Кёдолаи. – Но если моему племяннику вздумалось выдавать себя за кого-то другого, почему было не подыграть?

– Ты даже ухитрился поприветствовать его в замке на глазах у всех, а Уилфрид принял это на свой счет! – улыбнулась Янина.

– И, заметь, дорогая моя, я даже не солгал! – ухмыльнулся князь. – Но я всегда стараюсь блюсти интересы своих детей.

– Ты, наверно, был хорошим отцом.

– Наверняка лучше того, что был у меня, – помрачнел князь. – После истории с цвингером я пытался поговорить с Францем, но он так старательно разыгрывал дурачка, что я оставил его в покое и решил просто подождать, что будет дальше. А этих зеленомундирщиков я, положа руку на сердце, вообще не принял всерьез… Думал, они давно отступились…

– Неужели ты ни разу не наведался к ним? – удивилась Янина. – Столько свежей крови!

– Ты, возможно, не заметила, дорогая моя, но среди них нет ни одной женщины, а сами по себе как личности они мне глубоко неинтересны. Один раз я действительно, как ты выразилась, наведался к ним – после нашей ночной прогулки, но тогда они интересовали меня только с точки зрения скорейшей поправки здоровья. Те, кто мне подвернулся, всё равно не знали их целей, я убедился лишь в том, что они собираются проникнуть в замок, устроил им новую метель, а потом – просто забыл о них. – Он оглянулся на Янину и, скорбно поджав губы, признал: – Увы, женское общество на меня всегда действовало отвлекающе.

– Польщена, – ответила Янина. – Но сейчас, прошу тебя, не отвлекайся. Ты знал Франца и раньше?

– Несколько лет назад он уже приходил ко мне по этому же поводу. Мне казалось, я достаточно убедительно объяснил ему всю бессмысленность его затеи. Наверно, этот эзредеш, – он поморщился, – умеет убеждать лучше меня.

– Для тебя только полковничье, или любое воинское звание звучит как ругательство?

– Любое.

– Но почему? Ты же сам…

– Именно поэтому. Я не хотел, чтобы Альбрехт избрал для себя это ремесло. Переизбыток пролитой крови раздражает меня даже в нынешнем моем состоянии.

Фрэнки, вернее Франц, мысленно поправила себя Янина, внизу читал нараспев какой-то текст со старинного свитка, который держал перед ним жрец. Янина вспоминала события прошедшего месяца.

– Когда Альби спас почтового голубя от ворон, Франц наблюдал со стены, он был ближе к голубятне и мог попасть туда раньше нас и забрать послание. А во время «прогулки» по горам, когда на графа и Дьюера напало чудовище, Франц как будто бы заблудился – наверняка он в это время встречался где-то с Ашенграу или его курьером или как-то еще передал им очередное послание…

– Это уже слишком далекоидущие предположения, – проворчал князь.

– И понятно, почему невидимка на северной башне исполнял его приказы, разжигая огонь! Он считал его своим хозяином. Но другие потом поняли…

– Нет, – возразил Кёдолаи. – Для чужака ему удивительно хорошо удается различать их, но слуги с самого начала ему не доверяли. Они показали себя умнее, чем я. Тот слуга должен был получить приказ от кого-то другого…

– Но кто же?.. – начала Янина, но князь внезапно вскочил на ноги, едва не опрокинув ее.

– Но что это? – потрясенно вопросил он.

Покрытый мозаикой диск у них на глазах поднимался в воздух, приоткрывая черную дыру под собой.

– Не может быть!

Кёдолаи стиснул зубы, словно собираясь с духом для отчаянного шага, глубоко вдохнул и быстро сбежал по лестнице на нижние ступени. Янина поспешила за ним.

Фон Кларен коротко оглянулся на старшего родича и снова перевел взгляд на происходящее внизу. Князь стоял, напряженный как струна, из-под волос надо лбом выступила темная влага – псевдоцерковная обстановка явно тяжко давила на него.

Диск же медленно, плавно скользил вверх, изображение на нем меняло очертания, переходя из одной картины в другую, мутное облако темноты как будто стекло по краям и повисло со всех сторон, окружив диск затруднявшей видимость сферой. Краев люка внизу, как ни странно, темнота не касалась, будто притягиваемая только самим диском, но трепещущего света не хватало, чтобы заглянуть вглубь.

– Этого не может быть! – повторил Кёдолаи. – Можно подумать, что у них что-то… получается!

– Ты им не мешаешь, вот у них и получается! – огрызнулся фон Кларен. – Не понимаю, что тебя удивляет?

– Да там нет ничего! – ответил Кёдолаи и вдруг с испугом взглянул на графа: – А вдруг там действительно что-нибудь завелось?! Нашло себе идеальные условия…

Фон Кларен посмотрел на него долгим взглядом.

– Я понял, дядя, – устало произнес он. – Проклятье рода Кёдолаи не в том, что среди его представителей есть живые мертвецы, а в том, что среди его представителей есть ты!

Кёдолаи хотел что-то ответить, но его перебила Янина.

– Что это за звук? – нахмурившись, она чутко вслушивалась.

Непонятно было ни откуда идет звук, ни что он собой представляет, он казался тоньше писка летучей мыши и наплывал со всех сторон, вызывая головокружение. И в следующее мгновение она увидела, как всякий живой цвет отступает от лица князя, оставив латунную желтизну, и в глазах возникает отнюдь не напускной страх.

– А вот об этом я совсем не подумал… – пробормотал он. – Вот это нам совсем ни к чему!

Он спустился еще на одну ступень, протянул вперед руку, и диск с мозаикой внезапно остановился в воздухе, как будто князь с силой нажал на него. Франц сбился и замолчал, нервный жрец испустил тонкий вопль.

Диск мелко дрожал в воздухе, словно на него с двух сторон давили примерно равноценные силы, но постепенно сдавал позиции и резкими рывками опускался, повинуясь нажиму ладони Кёдолаи. Янина, закусив губу и сжав кулачки, следила за диском. В какой-то момент она скосила глаза на лицо князя и заметила уже целый темно-красный ручеек, сползавший по высокому лбу на бровь. Диск резко опустился сразу на ладонь. Жрец в отчаянии рухнул на колени, но в этот момент Ашенграу внезапно ринулся к лестнице, выхватывая саблю. Он двигался так быстро – почти нечеловечески быстро, – что никто не успел ничего понять, только блеснул наточенный клинок, князь пошатнулся, громко ахнув, – не от боли, а от неожиданности, в центр залы, прямо на мозаику, хлестнула длинная струя густой крови, и словно бы от этого последнего удара диск рухнул обратно в свое гнездо, расколовшись надвое. Жрец тонко завыл.

– Вот это поворот! – пробормотал князь, ошарашенно глядя на обрубленное запястье.

Кисть руки, поблескивая камнями в перстнях, упала у ног Франца, дернулась раз-другой и конвульсивно сжалась. Младший отпрыск древнего рода отпрянул, с ужасом глядя на длинные загнутые когти и оттопыренный короткий мизинец.

– Всё пропало! – причитал жрец, ползая у мозаики и ладонями стирая с нее кровь.

– Ничего не пропало! – рявкнул полковник и вздернул его на ноги за шиворот. – Начинайте сначала! Кровь, может статься, только на пользу пойдет!

– Но… – жрец испуганно кивнул в сторону носферату.

– Этого я займу, не бойтесь, – блеснув быстрой улыбкой, Ашенграу поднял с пола отрубленую руку и воздел высоко в воздух.

– Эй, Кёдолаи! – крикнул он. – Это, кажется, твое? – он легко вскочил на мраморные перила лестницы, с ловкостью акробата взбежал по ним на балюстраду лестничной площадки, наступив по пути на Францеву ташку, спрыгнул и убежал прочь.

Кёдолаи, казалось, не было дела до Ашенграу, он сосредоточенно прислушивался, опираясь о племянника, вовремя подхватившего его под локоть – иначе он, возможно, упал бы. Альби едва выдерживал огромный вес великана-носферату.

– Стихло? – спросил князь, глядя на Янину, и она нерешительно кивнула, чувствуя, что на глаза ей наворачиваются слезы.

Кёдолаи шумно выдохнул и выпрямился.

– Прошу прощения, дорогие мои, но я вынужден вас покинуть. Эта рука мне еще понадобится.

– Вы не понимаете, что говорите! – не выдержал доктор, торопливо развязывая галстук. – Надо немедленно жгут, иначе вы истечете кровью!

Янина оказалась быстрее – она сдернула с шеи свой белый шарф и протянула доктору.

– В самый раз, – одобрил он.

– Чем истеку? – фыркнул князь.

Рана выглядела так, словно с момента ее нанесения уже прошли часы, и крови не было.

– Ты жертвуешь мне шарф, моя дорогая? – улыбнулся он. – Пусть будет моим знаменем, как в славные рыцарские времена. Только лучше привяжите мне к телу этот обрубок, чтобы не мешал.

Пока доктор, решивший больше ничему не удивляться, обматывал узкий торс князя шарфом, Кёдолаи торопливо распоряжался:

– Доктор, Янина, Альбрехт, как только удастся, хватайте всех своих и бегите в часовню. И забаррикадируйте двери изнутри. Там вы будете в безопасности. Ну, где этот мерзавец?

Одним гигантским прыжком перемахнув обе половинки скамьи, Кёдолаи помчался вверх по лестнице.

– А если что-то вылезет?! – крикнул ему вслед фон Кларен.

– В часовню, я же сказал! Не вылезет! – на ходу бросил князь и отшвырнул, как щенка, заступившего ему дорогу солдата.

Янина подобрала юбки и поспешила за ним.

* * *

– А если пройдет слишком много времени, ее уже нельзя будет… приживить? – с интересом спросила Янина, догоняя князя.

– Можно, когда угодно можно, дело не в этом. Смертным нельзя прикасаться к умершей плоти носферату, это может иметь самые неприятные последствия… – князь замешкался на очередной лестничной площадке и решительно повернул в галерею над западным двором.

– Он где-то там.

– Ашенграу намекал на то, что в прошлом он был охотником, – на всякий случай предупредила Янина. – Я имею в виду, охотником на носферату.

– Уверяю тебя, дорогая моя, это ложь. Следы когтей носферату на физиономии еще не делают никого охотником. Настоящий охотник никогда не взял бы мою руку, да еще голой рукой. Ему-то смертный приговор обеспечен.

– Может быть, он рассчитывает, что вызванное им создание возместит…

– Тогда зря рассчитывает.

Кёдолаи остановился в открытой во двор арке галереи третьего этажа. Во дворе находился цвингер и там разразился истинный ад. Соскучившиеся без дела солдаты всячески измывались над заключенными в клетке зверьми, дразнили их, стреляли в воздух, бросали за решетку подожженный мусор. Волки рычали, кидались на решетку, бесились от невозможности добраться до обидчиков. Звери помоложе и попугливее пытались спрятаться в будке, но солома перед ней тлела, жар и дым отпугивали волков.

Кёдолаи яростно оскалился, обозрев эту сцену, но тут же перевел взгляд на внешнюю стену замка, к которой примыкал цвингер, как раз напротив галереи. Там стоял Ашенграу, держа в вытянутой руке руку носферату.

– Ты не очень-то спешишь! – крикнул он. – Думаешь, всегда успеешь пришить ее на место? – он коротко рассмеялся. – Волков ведь недавно до отвала накормили человечиной?

– Не вздумай! – рыкнул Кёдолаи, но Ашенграу, ойкнув с преувеличенным испугом, уронил руку в клетку.

– Надо же, какой я неуклюжий! – деланно ужаснулся он. – А интересный эксперимент, не правда ли? Волки, кажется, бросаются на хозяина, почуяв кровь?

Разъяренная стая рванулась к упавшей в центр цвингера добыче, толкаясь и рыча, руки было не видно под мохнатыми спинами.

Князь от души выругался. Янина робко коснулась его плеча.

– Они ведь поймут, что ее нельзя трогать? – тихо спросила она. – Как мой Кичи?

– Ты так думаешь? – с горечью оглянулся на нее князь. – После того, как их так разозлили, что они ничего не соображают? Но проверить стоит…

И прежде чем Янина успела понять, что происходит, князь оперся здоровой рукой о парапет галереи, перемахнул через него и мгновение спустя плавно приземлился во дворе тремя этажами ниже. Ашенграу у себя на стене заливался смехом.

– Не мешайте ему! – крикнул он своим людям. – Его светлости нужно кое-что забрать из цвингера!

Князь посмотрел наверх многообещающим взглядом, подошел к двери цвингера, взялся за решетку левой рукой, одним могучим рывком с мясом оторвал дверь и отшвырнул в сторону.

Обнаружив в клетке постороннее явление, волки с яростью бросились на носферату, и Янина наверху в испуге прижала руки ко рту. Но белогрудый Батор резко остановился перед Кёдолаи и низко нагнул голову, признавая его превосходство. Остальные волки следом за ним отходили подальше от носферату, недовольно порыкивая и морща черные губы. Однако у самой будки стоял темный калека-волк, и морда его была в крови, а на тлеющей соломе перед ним лежали жалкие останки, потерявшие всякое подобие кисти руки.

– Тварь! – рыкнул князь, и волк бросился на него, но Кёдолаи в воздухе поймал зверя за горло и, придушив, швырнул оземь.

Урод, молча пытался отползти в сторону, пока Кёдолаи пинками выгонял волков из цвингера, напутствуя их немедленно бежать отсюда и разрешая жрать всех, кто попадется на пути.

Силезские егеря предпочли ретироваться сразу после того, как князь сорвал дверь клетки. Всем ли удалось убраться в безопасное место от праведного гнева гигантских хищников, каждый из которых не уступал в весе взрослому мужчине, Янину не интересовало. Ашенграу на стене уже не было.

Князь высек когтями искру, поджег солому вместе с ошметком собственной руки и вышел из клетки.

– Ты где должна находиться?! – крикнул он Янине.

– У тебя за спиной! – ответила она.

– Может статься, ты и права, – сдался Кёдолаи и протянул здоровую руку. – Прыгай. Не бойся – поймаю.

Поразмыслив пару секунд, Янина поддернула юбку, перелезла через парапет, встала снаружи на карниз, настолько узкий, что на нем едва хватало места для ее узких башмачков, и шагнула вниз.

Князь поймал ее в полете, взмыв навстречу и крепко обхватив за талию, и в следующее мгновение поставил на брусчатку двора. Янина невольно опустила взгляд на свой белый шарф, охватывавший его тело поверх темной венгерки.

– Там в перстне рубин был с горошину! – пожаловался Кёдолаи. – Сожрал ведь и не подавился!

Янина, как всегда, не смогла сдержать улыбку.

– Думаю, пора, – решил князь. – А то совсем уже невежливо… – он взял ее за руку и широким шагом направился в главный двор.

Янина с замиранием сердца наблюдала, как князь подошел к темному порталу замковой церкви и легко ударил когтем по висевшей на дверях цепи. Цепь распалась, как бумажная, Кёдолаи повернул руку ладонью вверх и сделал движение, словно приподнимал что-то. Изнутри, сквозь отделанные металлическим кружевом створки донесся скрежет, стук, и двери медленно распахнулись наружу.

А потом они вышли оттуда – их было немного, меньше, чем думалось Янине, около дюжины. А может быть, не все были дома, или кто-то не пожелал покинуть склеп. Примерно поровну мужчин и женщин, примерно одного возраста – вернее, совершенно без возраста. Разве что молодым никто из них не был. Дамы в богато расшитых свободных платьях сразу же собрались вокруг князя, заговорили все разом по-венгерски, но он поднял руку, призывая к тишине.

– Дорогие мои, будьте любезны соблюдать вежливость и перейти на немецкий язык или хотя бы латынь: у нас гости. Позвольте представить вам новую графиню фон Кларен, жену нашего Альбрехта.

Янина сделала глубокий реверанс. Носферату внимательно, чтобы не сказать оценивающе рассматривали ее, перешептывались между собой.

– Миленькая…

– Тогда есть надежда…

– Главное, чтобы Альби был счастлив…

– А куда делась прежняя?

– Ö fiatal. Kár hogy meghal hamarosan, – холодно заметила красивая дама с буйной гривой иссиня-черных кудрей, стоящему рядом крючконосому мужчине – он, казалось, был еще выше Дюлы Сильвестера ростом.

– Я же просил! Что ты там шепчешь? – с упреком бросил брюнетке Кёдолаи и пояснил для Янины: – Кузина Евфимия-Розмонда никогда не отличалась большим тактом.

Крючконосый подошел к Янине и низко склонился, целуя ей руку ледяными губами.

– П-позвольте, д-дорогая невестка, – сильно заикаясь и явно волнуясь, выдавил он. – К-кёдолаи Дюла Г-габор…

– Дядя Габор! – радостно воскликнула Янина, испугавшись, что перечисление имен может занять у него весь остаток ночи. – Я столько слышала о вас! И видела ваш чудесный макет!

Носферату опустил глаза и несмело улыбнулся, бледные щеки слегка побурели, отмечая слабое подобие румянца.

– Однако, дорогой кузен, – повернулась к князю Евфимия. – Я не просыпалась с такой тяжелой головой с тех пор как осушила заядлого морфиниста! Этому, я подозреваю, есть рациональное объяснение?

– Д-да, я не скажу, что ваш затянувшийся сон был совершенно естеств… – начал князь, но его перебила звучным голосом с оттенком металла дама с мертвым, неподвижным лицом античной статуи и словно бы выцветшими до пугающей белизны глазами. Говорила она на трудной для понимания латыни, но короткую фразу Янина разобрала:

– Мартиус, что у тебя с рукой?

– Не обращайте внимания, дорогая матушка…

– Готова поспорить, кузен Сильвестер наконец доигрался со своими собачками, – фыркнула Евфимия. – Или ты сумел вывести где-нибудь в подземелье Кёдоля дракона?

– Почти, – ответил князь и громко объявил:

– Дело, собственно, в том, дорогие мои, что я устроил вам небольшой сюрприз по случаю Нового года. В замке хозяйничают чужаки, вторгшиеся на территорию нашей родины с политически преступными намерениями. Учитывая, что война между Пруссией и империей представляется неизбежной, я допускаю, что Габсбургам могло бы быть выгодно представить этот инцидент как незаконное вторжение, но мне неведомо, готовы вы ли они к решительным действиям (полагаю, что нет), и если на то пошло… какое нам дело до Габсбургов? Кёдола всегда соблюдала нейтралитет. А потому я предпочел бы, чтобы ни один из чужаков не покинул эти горы ни живым, ни мертвым!

Носферату хищно заулыбались, одобрительно покивали и быстро разошлись – кто пешком во дворы, кто взлетел на галереи.

– П-прошу из-винить, а к-какой г-год? – поинтересовался Дюла Габор.

– 1866, – ответил князь и повернулся к Янине: – А вот теперь, невестушка, исчезни с моих глаз. В часовню!

– Ты же для того и представил меня им, чтобы они знали меня и не причинили вреда! – удивилась Янина.

– Поверь мне, этого тебе видеть не стоит. А то смотри, запру там, – он кивнул на дышащий холодом портал церкви, и Янина испуганно мотнула головой. – То-то, – князь ухмыльнулся, внезапно притиснул ее свободной рукой к себе, одарил смачным поцелуем в губы, и в следующее мгновение его уже не было рядом.

Янина подобрала юбку и побежала в замок.

* * *

За отсутствием слуг никто не озаботился зажечь лампы, и Янина медленно шла по пустым коридорам и лестницам, освещенным только лунным светом, льющимся в окна, вслушиваясь в отдаленные крики.

Когда впереди показался прыгающий свет, от которого темнота вокруг казалась только гуще, Янина испуганно замерла на месте. Впереди был металлический стук и тяжелое дыхание, а потом прямо перед ней возникло бледное лицо Ярнока, тащившего, прижимая к груди, три немецкие винтовки и лампу.

Увидев Янину, он вскрикнул от неожиданности и едва не уронил весь свой груз. Янина вовремя вцепилась в лампу, спасая ее от падения.

– Почему не сидишь в часовне? Где и от кого собираешься отстреливаться? Где мой муж? – на одном дыхании спросила она.

– Именно груф ур меня и отправил искать амуницию, – ответил Ярнок, перекладывая оружие поудобнее. – Мы загнали художника на северную башню, оттуда ему никуда не деться. Но перестрелка была знатная, мейльтушагош груфнё[42]42
  Méltóságos grófnő (венг.) – обращение к графине.


[Закрыть]. – Он покачал головой и сплюнул. – Да только в темноте толком не прицелишься. Вот груф ур и решил восполнить количеством нехватку качества…

– Альби тебя ждет? Так что ж мы тут стоим? – Янина поспешила к галерее, ведущей к северной башне, освещая путь им обоим.

Фон Кларен стоял сбоку от окна у входа в галерею и осторожно выглядывал наружу. Увидев Ярнока и Янину, он дал им знак держаться от окна подальше.

– Мне кажется, он поднялся на самый верх башни, – граф взял у Ярнока одну винтовку, уважительно осмотрел ее. – Игольчатые, у пруссаков вся армия ими вооружена. Не дай Бог нам с ними войны, по правде говоря, – он покачал головой и посмотрел на Ярнока. – А перезаряжать чем? Ты бы лучше патроны раздобыл.

– А откуда мне знать, как они выглядят? – возразил Ярнок.

Альби возвел очи горе и махнул рукой.

– Неважно, кажется, у него тоже кончились патроны. Так что попробуем проверенную австрийскую тактику – напролом. Янина, как дядюшка?

– Разбудил родственников.

– Это я заметил. А рука?

– Руку вернуть не получилось.

– Черт побери!

Все трое, настороженно вслушиваясь в тишину впереди, прошли галереей. Фон Кларен, оглянувшись на остальных, отворил дверь в башню. Наверху прошуршало, но стрелять на винтовой лестнице, что сверху, что снизу было бессмысленно.

– А это что? Посвети-ка, Янина, – граф провел пальцем по холодному камню – стены и ступени лестницы покрывала мокрая изморозь.

Влажность была такая, что вода, казалось, заменяла собой воздух, холод пробирал до костей. Ледяной налет на стенах сочился тонкими дорожками, напоминавшими слезы.

– Адалия? – удивленно произнес фон Кларен и бросил остальным: – На лестнице осторожно – не поскользнитесь.

– Альби! – позвала Янина. – А ты не думаешь, что она ему помогает?

– Кому? – обернулся фон Кларен.

– Дюла Сильвестер говорил мне, что Франц не мог отдать невидимке приказ о ночном огне. Но если это не был сам Дюла – то кто еще? А Франц раньше уже бывал здесь, и если я правильно поняла твоего дядюшку, то Адалия погибла именно потому, что пыталась что-то разузнать о проклятье. Не может быть так, что она делала это для Франца? Погибла из-за него… ради него?

– Что ты говоришь?! – рыкнул фон Кларен, больно стиснув ее плечо. – Адалия и этот… рисовальщик чертов? Это тебе Дюла Сильвестер сказал?

– Он не говорил, я сама…

– Что именно он тебе сказал?!

– Не помню!

– Слушай его больше, – фон Кларен выпустил ее. – Я же говорил тебе, нельзя верить ни одному его слову. Не хочешь же ты сказать, что Адалия погибла из-за тайны, которой на самом деле не существует! Ярнок, идем! Янина, стой здесь.

– Черта с два, – буркнула Янина, пропустила обоих вперед и стала осторожно подниматься следом.