Текст книги "Песнь камня"

Янина смотрела на него, сдвинув брови, потом нерешительно спросила:

– Ты ведь не чувствуешь боли?

– Чувствую! – взорвался Кёдолаи. – Сейчас чувствую, черт побери! Кисть руки ноет так, что хоть на стену лезь! Чему там ныть, если я ее сжег? – он коротко, зло рассмеялся. – Фантомная боль это называется, не правда ли? Очень уместно! Я, знаешь ли, отвык от подобных ощущений за восемьсот лет!

– Дюла… – Янина потопталась на месте, потом поставила на саркофаг лампу и уселась рядом с князем.

– А если… может быть… тебе крови? – несмело предложила она, но Кёдолаи зарычал:

– Издеваешься?! – он шевельнул обрубком на окровавленной перевязи. – Я уже пьян от крови, меня мутит от нее! – он отвернулся.

Янина протянула руку и робко коснулась его плеча, но князь грубо оттолкнул ее со змеиным шипением.

– Не тронь меня!

Янина отпрянула. Кёдолаи перестал раскачиваться и застыл, ссутулившись.

– Я видела в Эштехеде паровоз, – робко сказала Янина. – Связь с миром восстановлена. В городе, по крайней мере.

– Прекрасно! – бросил князь. – Ночью я распоряжусь, чтобы слуги разузнали, как и что, и сопроводили вас в город. У них есть свои тайные тропы.

– Как? – внезапно севшим голосом переспросила Янина.

– Разве не этого хотели вы с Альбрехтом, да и все остальные? Разве вам не наскучило сидеть тут, запертыми в горах? Мы все пережили интересный месяц, мы перечувствовали много нового, но теперь наша маленькая война окончена, всё, finis. Как бы ни бывало здесь скучно порой, главное достоинство гостей в том, что когда-нибудь они уезжают!

– Вот как? – переспросила Янина. – Тебе прекрасно?

– Однако я искренне благодарен тебе за эти ночи, за твои вопросы, за всё, дорогая моя, – мягче произнес князь. – На какое-то время ты меня развлекла.

– А ты меня удачно пристроил, – пробормотала Янина и спросила громче, чувствуя, что голос ее звенит:

– Так что же, сейчас мы разговариваем в последний раз?

– Получается так.

– Тогда… я всё хотела спросить… – Янина зажмурилась, чтобы не выступили слезы, но Кёдолаи не смотрел в ее сторону.

– Кто бы сомневался.

– Та княгиня… Ты очень любил ее?..

– Кого?

– Твою последнюю жену, кого же еще?

– Дорогая моя, я не вспомню, как ее звали. Только старой даме не говори, ладно? Девчонка была просто до смешного мне предана, вот и всё.

– Но ты ведь обратил ее и ты заколдовал для нее ту плиту… Или ради детей?

– Дорогая моя, – вздохнул Кёдолаи. – Ты опять пытаешься приписать мне какие-то человеческие свойства, а потом опять будешь разочарована. Что такого в том, чтобы отвечать добром за добро, когда ничто этому не мешает? Заботиться о своих близких? И Священное Писание не находит в этом никакой заслуги. Ты же всё время стремишься найти во мне нечто, по твоим меркам хорошее. Зачем?

– Меня это развлекает, – ответила Янина. – А меч? Почему ты давным давно не махнул на него рукой, и будь что будет? Ты же пытаешься искупить чужое преступление. Сейчас ты мне опять приведешь пример из Писания. Грехи отцов, да?

– После того, что с нами сделали, дед относился к этому долгу серьезно. Почему я буду относиться иначе? Себе дороже может выйти, знаешь ли, – он спрыгнул с саркофага и снова прошелся из стороны в сторону, зажимая больную руку.

– Не хочу показаться нелюбезным, дорогая моя, но я сейчас нерасположен вести светские беседы.

Янина опустила глаза. В склепе было тихо, только рядом потрескивал фитиль в лампе да шуршали мерные шаги носферату, и Янина поймала себя на том, что упорно вспоминает гигантскую шубу на кровати в спальне…

– Холодно тут, – пробормотала она.

Кёдолаи резко остановился.

– Ты сидишь в подземном склепе, куда тебя никто не звал, и жалуешься на холод?!

– Я не жалуюсь, – возразила Янина. – Мне здесь нравится.

Испустив полурык-полустон, князь сдернул через голову перевязь, бросил на саркофаг, снял сюртук и накинул на Янину. Она невольно улыбнулась, кутаясь в плотную ткань.

– Благодарю. Хотя теплее от этого не станет.

– Станет, когда нагреешь его теплом своего тела. Если раньше не околеешь, – раздраженно бросил князь, без всякого энтузиазма посмотрел на окровавленный шарф, расстегнул верхние пуговицы черной сорочки – галстука на нем не было – и натянул рукав на обрубленное запястье.

Еще несколько минут прошло в молчании. Руки Янины зябли, она сунула их в карманы сюртука и нащупала в одном из них носовой платок. Она вытянула его наружу и не без удивления узнала свою собственную монограмму. В углу были побледневшие бурые пятна.

– Я знала, что это ты воруешь мои платки, – заметила она. – Страшно подумать, что ты можешь с ними делать – вылизываешь?

– Что только за мерзкие мысли бродят в твоей голове! – возмутился князь. – Мне нравится твой запах. Да, запах твоей крови… Янина, ты когда-нибудь делаешь то, что тебе говорят?! – взвыл он, ударив кулаком по крышке саркофага.

Янина вздрогнула. Князь стоял рядом, его лицо было совсем близко, голубые глаза потемнели, подернулись багровым.

– Убери это! – рявкнул он, и Янина отодвинулась, торопливо запихивая платок обратно в карман. – И сама убирайся отсюда, черт возьми! Моя плоть может быть мертва, но, в конце концов, я мужчина, и сейчас в таком раздрае мне трудно держать себя в руках, ты можешь это понять?! – он протянул руку, словно собираясь дотронуться до нее – или сдернуть с саркофага и вытолкать прочь? – но отпрянул. – Пойми, меня не нужно отвлекать или занимать, с этой болью я справлюсь сам. Мне не нужна ни твоя жалость, ни твое сочувствие. Я не жду их и не прошу ни у кого!

– Может быть, они нужны мне? – тихо спросила Янина и спрыгнула с саркофага. – Не буду больше беспокоить вас, ваша светлость. Оставайтесь с вашим драгоценным одиночеством.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил он устало. – Просто скажи, наконец, чего ты хочешь?

– Ты сам мне скажи, – Янина шагнула к нему. – Загляни в мои мысли.

– Не сейчас, это трудно. Скажи словами.

– Я не знаю! – крикнула Янина. – Я сама не могу понять, всё это время! Я знала, чего я хочу, когда приехала сюда. Мне казалось, я знала, еще сутки назад… – ее крик сорвался на шепот.

Ее глаза находились на уровне его груди. В расстегнутой сорочке видны были темные завитки, и Янина вдруг с удивлением подумала, что под сорочкой у него опять ничего нет, и, возможно, он вообще не знает, что такое белье. Когда он был человеком – это ведь было так давно… И он всегда носит темную одежду, чтобы в случае чего не были видны пятна пота… Она уже хотела задать вопрос, но спросила другое.

– А тепло ты тоже совсем не чувствуешь?

– Только внутри… – прошептал он.

А в следующее мгновение князь вдруг сильно толкнул ее в грудь, так что она уцепилась за саркофаг, чтобы не упасть.

– Прочь отсюда! – прошипел Кёдолаи, его глаза полыхали красным, в приоткрытых губах вытягивались острые клыки. – Прочь, сейчас же!

Янина, подобрав юбку, быстрым шагом – бежать не позволяла темнота, а забрать лампу она не посмела – пошла к выходу. У самой лестницы она резко обернулась, услышав полный страдания крик и грохот за спиной. Лампа каталась по полу, но каким-то чудом еще светила, и Янина поняла, что Кёдолаи, ударив по саркофагу, смел с него крышку, та упала и раскололась надвое.

* * *

Наступила новая ночь, и мир потонул в мутно-белой метели. Янина одетой забралась под медвежью шубу, но озноб никак не проходил. Она лениво играла с розой и кинжалом, пытаясь придумать для этих предметов какой-то сакральный смысл.

Она приколола розу к груди, обнажила серебряный клинок и стала разглядывать, как играет на заточенном лезвии свет лампы. Вошел Альби, присел на край кровати, глядя тепло и тревожно.

– Как ты себя чувствуешь?

– Плохо, – ответила Янина. Комната качалась перед глазами и то и дело наплывала темнота.

– Позвать доктора?

– Никакого доктора. Дайте умереть спокойно, – огрызнулась Янина.

Альби провел рукой по ее светлым волосам.

– Всё пройдет, Янишка. Это всё прошлая ночь. Мне следовало оставить тебя в деревне…

– Так бы я и осталась! – Янина поморщилась. – Что за омерзительный звон? Голова раскалывается.

– Звон? Наверно, ветер?

– Ветер не так, – Янина задумчиво повертела в руках кинжал, царапнула палец кончиком и с довольным видом стала рассматривать каплю крови.

– Что ты делаешь?! – Альби отнял у нее кинжал, убрал в ножны и сунул в карман.

– Альби, – Янина откинулась на подушки. – Я вдруг поняла, что ты ни разу не сказал мне…

– Милая, – он пододвинулся ближе и обнял ее, прижал к себе. – Я люблю тебя. Ты права, мы всё время говорили не о том.

– Держи меня так, – слабым голосом попросила она и закрыла глаза. – Я люблю тебя, Альби.

– А я думал, ты увлеклась дядюшкой Сильвестером, – улыбнулся граф.

– Его я не люблю, – прошептала Янина. – Его я ненавижу. Он чудовище, – она скорчила гримасу. – Нельзя как-нибудь убрать этот звон?

Фон Кларен прислушался – действительно, звон был, очень тихий, почти неразличимый, он, казалось, пронизывал собой всё, незаметно, исподволь вытесняя все прочие звуки.

– Песнь камня? – пробормотал фон Кларен. – Предания продолжают сбываться? Я не знаю, что это, Янишка.

– Надо спросить у… у него, – посоветовала Янина. – Он знает. Вчера в оружейной тоже… – она уткнулась головой графу в грудь и замерла.

– Песнь камня! – Кёдолаи быстро шагнул из темноты.

– Тебе никогда не говорили, что, прежде чем войти в чью-то спальню, полагается хотя бы постучать? – раздраженно поинтересовался граф.

– Не до этикета, – буркнул князь. – Вам надо убираться отсюда. Всем. Немедленно.

– С чего бы? – фон Кларен осторожно опустил Янину на подушки и встал.

– Кажется, я сделал большую глупость. Много лет назад, – тяжело роняя каждое слово, произнес князь. – Не говоря уже о том, что мы натворили прошлой ночью. Ты слышишь этот звук?

– Он звучал и прошлой ночью, – кивнул граф.

– Он звучал. Я думал, что мне удалось успокоить горы, но, очевидно, я ошибался, – вздохнул князь. – Ты спрашивал меня, есть ли у реликвии более надежная защита, нежели суеверия. Так вот, есть. Когда-то, несколько сотен лет назад, я намеревался попутешествовать. Собственно, это был первый раз, когда я решился покинуть Кёдолу надолго, и мне вздумалось надежно защитить осколок. Я призвал тогда силы всех четырех стихий и устроил так, чтобы они уничтожили любого, кто попытался бы открыть тайну – я действовал наверняка, понимаешь, дорогой мой? Но, как ты знаешь, память у меня всегда была ни к черту…

– Твоя лаборатория, – понимающе кивнул Альби.

– Да. Я изобрел гениальное многоступенчатое заклятье, год работы, оно занимало целую тетрадь! Не таскать же ее было с собой…

– А сделать копию ты не догадался.

– Догадался. Но отвлекся и забыл, – признался князь. – Наверно, мне подвернулась какая-нибудь красотка.

– И теперь ты не можешь эти стихии остановить?

– Именно так. Действенность моей защиты уже испытала на себе твоя покойная супруга. Я ничего не мог сделать.

Фон Кларен молчал, только мускулы играли на щеках.

– Полагаю, что какой-нибудь авангард того эзредеша сунулся сюда раньше остальных, – продолжил князь, – и именно поэтому сорвалась лавина. И прошлой ночью, с мозаикой… Мы зашли слишком далеко.

– Но ведь реликвия хранится в другом месте!

– В моем заклятье всё было завязано, – махнул рукой Кёдолаи. – Опасность для замка и обитателей Кёдолы – тоже достаточная причина. Говорю же, я действовал наверняка. Я предполагал, что могу не вернуться.

– Но почему сейчас?!

– Потому что я еще кое-что упустил из виду. Там слуги в панике – в нижних помещениях замка обнаружили труп того урода-волка. Он сдох, чего и следовало ожидать, но кто знает, где его носило до этого… Я думал, что он сгорел там, в цвингере, надо было проверить, но, знаешь ли, дорогой мой, когда у тебя на глазах пожирают твою собственную руку, это несколько сбивает с толку!

– И что теперь? – Альби снова присел на край кровати.

– Чума, смертельная опасность. Опасность для всех жителей этих гор. Мне следовало бы сжечь замок, чтобы предотвратить распространение заразы, но это тоже будет расценено как покушение на Кёдолу… Замкнутый круг. Я явно перестарался с тем заклинанием.

– И в первую очередь будет уничтожена сама реликвия! – мрачно рассмеялся Альби. – Самый верный способ предохранить ее от дурных рук. Очень в твоем духе!

– Не ерничай, с мечом ничего не случится, даже если вокруг произойдет извержение вулкана. Это-то я предусмотрел.

– А ты не мог также предусмотреть нашу семью?

– Мог. Нужен был еще год работы. Я отложил это на потом.

– Я даже не знаю, что на это сказать…

– Когда стихии проснулись, остановить их почти невозможно. Понадобятся силы всех нас, чтобы дело ограничилось только замком. Замком всё равно придется пожертвовать, иначе он превратится в гнездо заразы, рядом с которой черная смерть покажется поветрием легкой простуды. Все смертные должны немедленно убраться отсюда.

Фон Кларен подошел к балконной двери и раздвинул шторы. За окном творилось истинное безумие, снежные вихри закручивались перед глазами, скрыв из поля зрения даже статую сбоку балкона.

– Как мы можем уйти в такую погоду? – спросил фон Кларен. – Или ты сможешь что-то сделать в этом направлении?

– Именно в этом направлении я и намерен что-то делать, но поверь, буря – это меньшее, что нас ждет.

– И как ты предлагаешь нам уходить? Тодесвегом? Или в деревню?

– Вы вполне можете вернуться в Эштехедь. Это безопаснее. Вас проведут другим путем. Никто о нем не знает. Известные пути ведут верхом пропасти, вы же пройдете сквозь нее, это гораздо быстрее. От замка на дно пропасти ведет тоннель, а как подняться по другой ее стороне, вам покажут.

– Ты видишь, в каком состоянии моя жена? – мрачно спросил фон Кларен.

– Возьмете мою карету. Она рассчитана на то, чтобы в ней лежать.

– А карета пройдет этим тайным путем?

– Д-должна, – ответил князь, но не без запинки.

– Что значит, должна? Ты там вообще ходил?

– Не в карете! Возможно, лошадям будет не вытянуть ее с грузом по крутизне, тогда понесете их на руках.

– Кого их? – вздохнул фон Кларен. – Лошадей?

– Янину и раненого! Или своего лакея ты решил бросить здесь? Твое дело, конечно.

Янина тихо застонала, граф дернулся к ней, но сам пошатнулся и оперся о столбик кровати, прижимая руку к виску: звон становился положительно невыносим, он вкручивался в мозг подобно винту и не позволял сосредоточиться.

– Нужно спешить. Мы потеряли достаточно времени на разговоры, – Кёдолаи наклонился над Яниной. – Дорогая моя, как ты? – ему приходилось почти кричать, чтобы заглушить звон.

– Отвратительно, – с мрачным удовлетворением ответила Янина и свернулась в клубок. – Уйди от меня, вампир. То рычит и гробами кидается, то…

Альби посмотрел на князя.

– Мы немного повздорили, – пожал плечами тот.

Фон Кларен потянулся к Янине – взять на руки, но князь оттолкнул его.

– Стой ты со своим плечом, еще уронишь!

– Кто бы говорил! – огрызнулся граф, но Кёдолаи легко и с неожиданной сноровкой поднял Янину одной рукой вместе с медвежьей шубой и крепко прижал к себе.

Янина только слабо пошевелилась, пытаясь зажать уши, и снова замерла, приклонив голову к его плечу.

* * *

Огромная черная карета казалась незыблемой скалой в вертящемся мире. Ветер, попав с простора в узкие ущелья дворов, бесился, как яростный зверь, запертый в клетку, бился о стены и дико ревел. В черном небе то и дело взблескивали молнии, колючий снег, налетая резкими порывами, сек глаза и щеки. Лайоша, неспособного перемещаться самостоятельно, уложили в карету, Пондораи Томашне с мальчиком, которым тоже было предназначено ехать на переделанном катафалке, ожидали своей очереди, нахохлившись и прижавшись друг к другу, как пара замерзших воробьев. Фон Кларен обернулся к князю.

Кёдолаи замер у открытой дверцы кареты, повернувшись к вихрю спиной, чтобы защитить Янину. Он сунулся свободной рукой к ее лицу – стереть комок снега с бледной щеки – но вместо руки был только спрятанный в черном рукаве обрубок, и по лицу его на миг скользнула гримаса беспомощной злости. Кёдолаи прикоснулся холодными губами ко лбу Янины и бережно уложил ее в карету. Внезапно Янина открыла глаза, выпутала руку из шубы и крепко вцепилась в борт его сюртука.

– Дюла, что ты делаешь?! – в полный голос крикнула она.

– Тихо-тихо. Ты справишься. Ты у меня храбрая девочка. Ты справишься, – князь осторожно отцепил ее тонкие пальцы от своей одежды и выскочил из кареты, подождал, пока туда заберутся госпожа Пондораи и Арпад, и захлопнул дверцу, прежде чем в нее ударила горсть летучего снега.

Фон Кларен молча смотрел на князя, не находя слов для прощания, испытывая одновременно острое желание разрядить револьвер ему в сердце и странную жалость. Князь приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но в этот момент с ослепительной вспышкой в северную башню ударила молния, скользнула белым огнем по черепичной крыше, и в башне снова вспыхнул огонь.

– Ну вот! – выдохнул князь. – Альбрехт, всё, уезжайте!

Свистнул сквозь вой ветра невидимый кнут, лошади нехотя потянули тяжелую карету в смутную белизну бури, и фон Кларен вскочил на свою нервную белую кобылу. Выезжая последним, он еще раз обернулся в воротах, но во дворе уже никого не было.

* * *

Опасения князя оправдались.

По подземному тоннелю под уклон они двигались довольно быстро, Янина пришла в себя и смотрела в окно, пытаясь разглядеть хоть какие-то приметы тайного пути, но в тоннеле царил мрак, а снаружи не было видно ничего, кроме летящего во всех направлениях снега. Кичи прятался под покрывало Лайоша и с ужасом выглядывал оттуда, чувствуя волнение людей.

Трудности начались, как и следовало ожидать, при подъеме на южный склон пропасти, лошади не могли вытянуть тяжелую карету, и ее пришлось освободить от груза. Янина безрадостно рассмеялась, вспомнив, как таким же образом они забирались месяц назад на верхний синт города и искренне полагали, что это была тяжелая поездка.

Слуги споро соорудили носилки из одеял и пары срубленных тонких деревьев, и Лайоша вместе с маленьким вампиром водрузили на них. Женщин посадили в седла. Убедившись, что облаченная в чье-то большое захваченное из замка пальто Янина оправилась достаточно, чтобы ее не нужно было поддерживать в седле, Альби уступил ей свою лошадь. Арпада взял к себе в седло Ярнок, ехавший на верном Каштанке. С опустевшей каретой деревенские лошадки вполне справлялись.

Вокруг бушевал снежный ад, Янина удивлялась, как слуги еще знают, куда идти, и подумывала, не ходят ли они уже не первый час кругами, заплутав в пурге.

Лошади беспокоились, норовистая кобыла графа нервно всхрапывала, и фон Кларен взял ее под уздцы.

– Да что с тобой?! – воскликнул он, но в следующую минуту всё стало понятно: в заснеженных кустах мелькнула быстрая тень, и откуда-то из сплошной метели послышался краткий многозначительный призыв волка.

К счастью, это были хотя бы не князевы монстры – скорее всего, после рождественского разгрома они ушли с территории Кёдолы, однако и встреча с вырвавшимися на свободу волками после всего, что было в замке, явно не сулила ничего хорошего. Янина сильно сомневалась, что белогрудый Батор и его мохнатые вассалы, голодные и раздраженные в обезумевшем лесу, признают в Альби своего хозяина и тем более – его гостей в остальных. Лошади были с Яниной солидарны.

Фон Кларен выдернул из кобуры револьвер, всё еще держа под уздцы кобылу. Белая лошадь отчаянно заржала, когда совсем рядом скользнула серая тень, и едва не встала на дыбы – Альби напрасно пытался удержать ее.

– Отпусти! – крикнула Янина, испугавшись за него. – Я справлюсь!

Кобыла рванулась в сторону, сбив фон Кларена с ног. К счастью для себя, он вовремя выпустил узду, и лошадь заплясала на месте, высматривая волков и пытаясь сбросить Янину. Актриса увидела хорошо знакомую светлую с серой полосой по хребту могучую фигуру – Батор и еще два молодых волка наступали на перепуганного Каштанка. Янина хотела направить свою лошадь на помощь, но в этот момент графская кобыла потеряла равновесие на краю склона и опрокинулась на бок. Янина выдернула ноги из стремян, а дальше весь мир смешался в сплошном снегу, летящем сверху и снизу, и со всех сторон мелькали лошадиные ноги, будто так и стремились размозжить ей голову или сломать руку.

Янина инстинктивно свернулась в клубок и наконец падение остановилось – вокруг было холодно, бело и мягко. Янина кое-как выбралась из сугроба и огляделась. Она оказалась на дне глубокой узкой лощины, здесь было тихо, только густо валил снег. Усмотрев в нескольких шагах нечто темное, конвульсивно дергающееся, Янина поспешила туда, проваливаясь по колено в сугробы, но, добравшись до лошади и увидев, во что превратилась ее голова, только вздохнула и отвернулась.

Не успела она подумать о том, чтобы хоть как-то сориентироваться на местности, как послышался громкий визг, и к ней в сугроб скатилось сверху еще что-то темное, оказавшееся при ближайшем рассмотрении Арпадом.

– Фройляйн Янина? – он беспомощно барахтался в снегу, и Янина помогла ему подняться.

– А ты здесь откуда взялся?

– Я увидел, что вы падаете, и взял и спрыгнул вам на помощь, а потом этот волк… – мальчик замолчал, пытаясь понять, что произошло. – Наверно, он столкнул меня с разбега.

– Мой рыцарь! – Янина обняла его, потом выпрямилась и огляделась. – Черт возьми! Если бы хоть что-то было видно! Арпад, ты хоть знаешь, с какой, собственно, стороны мы скатились?

– С этой! Или… с другой… – задумался мальчик.

– Ладно, ничего страшного, – Янина протянула ему руку. – Идем.

– Фройляйн Янина, – Арпад бултыхался рядом с ней в сугробах, через шаг проваливаясь по пояс. – Мы ведь не можем подняться наверх?

– Боюсь, что нет. Я даже не знаю, где здесь «верх», – вздохнула Янина. – Хорошо бы нам найти какое-нибудь укрытие, пещеру, дупло, чтобы переждать. Должна же эта канитель когда-нибудь кончиться!

Янина посмотрела на Арпада. Ей показалось, или ее маленький защитник хромал? Впрочем, притом что они не столько шли, сколько выползали из очередной снежной ямы, трудно было сказать наверняка.

– Арпад, тебе не больно наступать на ногу?

– Ничего, я могу идти! – бодро ответил мальчик, но тут же нахмурился и спросил озабоченно: – А что, если снова лавина? Нас здесь тогда?..

– А ничего, – ответила Янина. – Под снегом тепло. И наверно, это не больно. Просто заснем, а проснувшись, ты встретишь своего отца… И я тоже… и маму… Видишь, всё не так плохо!

Арпад замолчал, видимо пытаясь оценить обрисованную Яниной радостную перспективу, когда впереди зашуршало, и оба резко остановились, увидев прямо перед собой светлого волка.

– Арпад, держись у меня за спиной, – низким, незнакомым голосом распорядилась Янина.

– Бегите, фройляйн Янина! – тонко крикнул мальчуган и, подхватив торчащий из снега сухой сук, бросился вперед.

– Ты что это придумал?! – Янина еле успела схватить его за пояс и повалила в снег, успев подумать: ну не глупо ли, тузить друг друга, борясь за право первым быть зарезанным волками?

Батор явно думал так же. Он стоял, склонив голову набок и выжидательно созерцал странных двуногих. Визг Арпада, однако, раздражал его, Батор зарычал и припал на передние лапы, готовясь к прыжку.

* * *

– Идемте же, эзредеш ур, сейчас ничего нельзя сделать! – уговаривал фон Кларена высокий капитан, и граф обернулся в удивлении – в Эштехеде никто так к нему не обращался. Потом он сообразил, что на нем по-прежнему надет пельцрок – разобраться, куда делись в разоренном замке, где всё было перевернуто вверх дном, его сюртуки и пальто, он не успел. И теперь уже не придется.

Они глазам своим не поверили, когда, заплутав в метели, отбиваясь от волчьей стаи, вдруг оказались в объятьях отряда венгерской пехоты, направленного в Эштехедь разыскивать переживших лавину и проверить слухи о каком-то немецком подразделении, якобы рыскающем в предгорьях Карпат с неясной целью.

Сами храбрые спасатели уже успели заблудиться в лесу, и их капитан клял себя за то, что полез в горы на ночь глядя – ему не терпелось разобраться в происходящем, однако он недооценил неприступность Кёдолы. Поэтому обе компании, столкнувшиеся на верхушке гребня, были несказанно рады встрече: одни избавились от спугнутых армией мохнатых попутчиков, другие обнаружили, что находятся недалеко от города и заблудились небезнадежно. Невидимые слуги тоже вздохнули с облегчением, указали графу верное направление в город, незаметно попрощались и отправились в обратный путь – они спешили в родную деревню, чтобы убедиться, что буря в горах ее не затронула.

Лайоша водворили обратно в карету, попытались усадить туда и Пондораи Томашне, действуя силой, так как дама явно была не в себе, но не справились – она визжала и дралась, как дикая кошка, и когда ее наконец отпустили, рухнула в снег на колени, заливаясь слезами. Упрямый австриец в драгунском мундире тоже не желал внять гласу разума.

Фон Кларен дернул плечом, пытаясь стряхнуть руку капитана.

– Там моя жена, черт возьми!

– Я понимаю вас, – сочувственно протянул капитан. – Но и вы поймите – сейчас искать ее бессмысленно! Мы не только сами живыми не выберемся, но и госпожу графиню с мальчиком не спасем. Идемте же, эзредеш ур. Утром, как только посветлеет, мы примемся за поиски…

Граф резко обернулся.

– Вы думаете, женщина и ребенок выживут в этом аду до утра?

Вдали за гребнем ударила молния, за яркой вспышкой, блеснувшей всеми цветами радуги, последовал страшный грохот, с ударом грома слился шум падающих камней.

– Знатно шарахнуло! – присвистнул капитан. – Это ведь как раз где-то там находится замок?

Воспользовавшись заминкой, Альби высвободился из его рук и быстро пошел наверх в бушующую бурю.

– Я не знаю, что с ними делать! – беспомощно обернулся капитан к остальным.

Доктор Шнайдер тяжело вздохнул и склонился над Пондораи Томашне, но та хрипло зарычала, и он отпрянул. Словно очнувшись, госпожа Пондораи резко вскочила, неуклюже переваливаясь в глубоком снегу, подошла к графу и снова упала на колени, обнимая его сапог.

– Прошу вас, мейльтушагош! Умоляю вас! Не уходите! Давайте их искать! Они где-то совсем рядом! Мейльтушагош! Вы же не бросите моего мальчика!

Альби, не двигаясь, молча смотрел на нее сверху вниз. Пондораи Томашне схватила его руку и принялась целовать ее, жалобно причитая.

Доктор Шнайдер подошел к графу и приобнял за плечи.

– Альбрехт, придите в себя хоть вы!

– Там Янина, – тихо напомнил ему фон Кларен.

Доктор смешался под его пронзительным взглядом.

– Да, но… вы же понимаете… – он посмотрел на рыдающую Пондораи Томашне у их ног.

Альби тяжело вздохнул, кивнул и опустился на корточки в снег, рядом с госпожой Пондораи, слегка тряхнул ее за плечи.

– Илона, посмотрите на меня. Мы непременно найдем их. Но сейчас мы пойдем с этими людьми, чтобы обсудить, как искать, хорошо? И мы найдем их. Я найду их. Обещаю.

Граф помог ей подняться и передал в руки двух солдат, те осторожно повели ее прочь. Сам он еще раз оглянулся на замок и позволил доктору и капитану так же отконвоировать себя следом за остальными, на всякий случай они придерживали его за плечи. Рядом шел бледный и молчаливый Ярнок, прихрамывая – волчьи клыки хватили его за бедро, к счастью, неглубоко.

Сзади снова блеснуло, снова был грохот, и сквозь него ясно прозвучал краткий и звонкий волчий вой. Внезапно граф опрокинул доктора в снег, вырвался из рук капитана и побежал обратно, вверх по склону.

Капитан рванулся было за ним, но Ярнок неожиданно и неумело ударил его и торопливо заковылял следом за фон Клареном. Пондораи Томашне завыла и забилась в руках солдат.

– Что за сборище сумасшедших! – простонал капитан, но доктор, как раз начавший подниматься, замер в нелепой позе, опираясь рукой о землю, и шикнул на него:

– Смотрите!

Граф и Ярнок тоже застыли несколько выше по склону. Над гребнем издалека поднималось зарево грандиозного пожара, и на его фоне был ясно виден черный силуэт странной формы. На миг метель притихла, словно тоже залюбовалась фантастической игрой света и тьмы в горах, непонятное нечто перевалило через гребень, и стала ясно видна тонкая фигурка в вольно накинутом на плечи большом пальто, широко и свободно шагавшая по снегу, за нею же – что было уже вовсе невероятно – следовал гигантский рыжеватой масти волк, неся на спине ребенка.

Придя в себя от изумления, фон Кларен бросился им навстречу. Женщина остановилась, обернулась к волку, нагнулась к его морде, то ли шепча что-то, то ли целуя зверя, а потом взяла мальчика на руки. Волк нагнул тяжелую голову, словно бы в поклоне, развернулся и быстрыми скачками умчался обратно в горы.

Граф подбежал к Янине и крепко прижал ее к себе. К ним уже спешила Пондораи Томашне. Доктор медленно качал головой, словно никак не мог поверить собственным глазам, и улыбался.

– Боже… Янишка… Я уже думал… – сбивчиво бормотал фон Кларен, целуя замерзшие щеки жены, но госпожа Пондораи оттолкнула его, и Янина передала ей Арпада, коротко пояснив:

– Он ногу подвернул, кажется.

Арпада пришлось опустить на землю, так как мать не могла удержать его на руках, но его тут же подхватил Ярнок, всё еще винивший себя за то, что не уберег ребенка при нападении волков. Пондораи Томашне бросилась обнимать и целовать Янину, невнятно благодаря.

Пугливо переглядываясь, вся компания пошла в сторону города, только Альби и Янина отстали от остальных. Альби не отрывал затуманенного от слез взгляда от Янины, она же, стоя прямо на диком ветру, не ежась и не жмурясь от бьющей в лицо пурги, смотрела вдаль, и зарево отражалось ярким сиянием в ее прозрачных серо-зеленых глазах.

– Янина? – граф вдруг грубо схватил ее за руку и развернул лицом к себе.

В следующее мгновение он оттолкнул ее, шагнул в сторону замка, но безумный вой ветра заглушил отчаянный крик:

– Будь ты проклят, Дюла Сильвестер!