Электронная библиотека » Малика Ферджух » » онлайн чтение - страница 19

Текст книги "Четыре сестры"


  • Текст добавлен: 9 августа 2023, 09:20


Автор книги: Малика Ферджух


Жанр: Детская проза, Детские книги


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Шрифт:
- 100% +
14
Еще на кухне. Наконец в поезде

Шарли вышла на работу в лабораторию.

Ее отсутствие, возможно (но не наверняка), объясняло, почему сегодня Женевьеве было дьявольски трудно собрать все племя вокруг стола за обедом. Или почему под конец этого сумасшедшего обеда Дезире обнаружила, что жует шнурки от ботинок, которые Гарри искусно смешал с макаронами. Или почему Энид вдруг схватила руками свое свиное ребрышко и, наставив кость, как револьвер, на Гортензию, завопила:

– Ешь! Ешь, говорю тебе, оно жирное!

И швырнула упомянутое ребрышко на другой конец кухни, к великой радости кошек.

Беттина ушла из-за стола, чувствуя себя немного виноватой, что бросает Женевьеву в этом хаосе. Но у нее были дела. Поезд через час. А надо еще собраться.

Она закрылась в своей комнате, где было так восхитительно спокойно после всего этого бардака Распахнула окно, вдохнула полной грудью океан. На поверхности плавали островки пены, как будто кто-то взбивал там яичные белки. Оконный проем, казалось, был погружен в стакан с водой, куда капнули молока.

Когда Беттина закрыла окно, в комнате была мама.

– Не копайся, – сказала она, – а то опоздаешь на поезд.

На Люси Верделен были длинный коричневый клеенчатый фартук и резиновые сабо, в которых она всегда садовничала.

– Я еду, – пробормотала Беттина.

– Наконец-то решилась. Долго же ты тянула.

– Я ждала подходящего момента.

– Мммм. Казалось скорее, что ты его оттягивала.

– Ты права. Мне страшно.

– А кому бы не было страшно? Я и пришла тебя подбодрить.

Она достала из фартука горсть вишен и протянула их дочери.

– Держи. Очень вкусные.

– Они совсем не по сезону.

– А там – да. Там мы вас немного опережаем.

Беттина покачала головой.

– Спасибо, но мне надо собираться. Ты сама сказала, чтобы я не копалась.

Мадам Верделен присела на уголок подставки для принтера и положила в рот вишню.

– Ты, в сущности, романтическая натура. Странно, по тебе не скажешь.

– Вкусные вишни?

– Очень. На, попробуй.

Беттина опять помотала головой. Мадам Верделен вздохнула.

– Должна же быть хоть какая-то компенсация… в…

– В раю? Вы ведь в раю с папой?

Мамины глаза затуманила бесконечная печаль.

– Без вас никакого рая быть не может. Будь там хоть все лучшие вишни в мире.

Люси Верделен побарабанила по клавиатуре компьютера.

– Помнишь, как ты разбудила отца в семь утра… Тебе было пять лет, последний год в детском саду, ты ворвалась в комнату, потрясла папу, как мешок с картошкой, и закричала: «Разбуди скорее маму, чтобы она разбудила нас!»

– Теперь я просыпаюсь без посторонней помощи.

Беттина выхватывала из шкафа вешалки, раскладывала на кровати в беспорядке кофточки, свитера, футболки, блузки.

– Как ты думаешь? – спросила она. – Что красивее? Лишь бы не было дождя. Укладка у меня утренняя. Час с сушкой. Если что, я буду похожа на Делмера тети Лукреции. Вот эта рубашка, а? Одобряешь?

Ответа не было, и она посмотрела в зеркало платяного шкафа… но уже и так знала. Мама исчезла. Беттина вдруг пожалела, что отказалась от вишен… Интересно, косточки бы остались? Косточки с того света – в ее руке!

Она разделась и надела то, о чем мечтала много дней.

Юбка сливового цвета, подкороченная ровно как надо. Не слишком короткая, глазеть не будут. Но и не слишком длинная. Прелестная шелковая рубашка, коротенькая и зауженная, украденная у Гортензии. Коротенькая и зауженная для Беттины. Гортензия в ней тонет, если вы понимаете, о чем речь.

Она надела нейтрального цвета плащ. Чтобы избежать вопросов сестер. И на случай, если пойдет дождь, разумеется. С Мерлином она его снимет.

В последний раз взглянув на свое отражение – потом еще раз в последний раз, и еще раз в последний раз, и еще раз в самый-самый последний, – она подняла глаза к потолку:

– Мама? Если там, где ты сейчас, можно ругаться, пожелай мне, пожалуйста, ни пуха ни пера, а я пошлю тебя к черту.

Внизу Женевьева оставила ей записку. Она повела вопящее племя на пляж. Не в силах с ним справиться. Бедная.

Беттина прошла по Атлантическому тупику, толкая перед собой велосипед. Тополя улыбались. Она бы не удивилась, если бы один из них крикнул ей вслед комплимент. В конце Тупика она оседлала велосипед и покатила на вокзал.

Ее поезд еще не объявили. Оставалось двадцать минут.

Она прокомпостировала билет и села на скамейку у газетного киоска, где за четверть часа успела тридцать раз прочесть, что выросли тарифы на газ, что такой-то крем препятствует (наконец-то!) росту нежелательных волосков, а такой-то лосьон способствует (наконец-то!) росту волос, что на Корсике взорвалась жандармерия и что Зулейха Лестер нашла (наконец-то!) счастье с Гельмутом Гарсией, latin lover[63]63
  Латинский любовник (англ.).


[Закрыть]
.

Когда объявили поезд, она вскочила, как распрямившаяся пружина, и помчалась на перрон. Зазвонил ее мобильник. Черт! Почему эти штуки ВСЕГДА звонят не вовремя?

– Алло? – пропыхтела она на ступеньке, зажав телефон между ключицей и подбородком.

Это была Дениза.

Да, хорошо, все просто отлично, нет, даже никакого мандража, представь себе, да, она заранее подготовила все, что скажет, нет, это секрет, обещай, да, моя сливовая юбочка и шелковая рубашка, нет, ты мне совсем не помешала, но я в поезде, и он отойдет через… ой, уже поехали, пока.

Беттина отключилась. В ходе разговора она высмотрела свободное место и села.

Поблизости был только один пассажир, по другую сторону прохода. Вот и отлично, ей надо спокойно подумать.

Потому что она, разумеется, ничего не подготовила. Она предусмотрела кучу важных вещей, таких как цвет юбки, натуральный шелк рубашки, прическу, адрес «Нанук-Айс» и тому подобное. Но каждый раз, начиная думать: «Что я ему скажу? Что мы скажем друг другу?», она избегала темы и откладывала все на потом.

Она заставила себя – попыталась заставить – сосредоточиться, но было трудно, с чего же начать?

– Моя собака вам не мешает? – спросил пассажир.

Собака? Сосед показал на пол. Беттина нагнулась и увидела под его сиденьем что-то вроде пухлой подушки, которой не повезло провести ночь под головой страдающего бессонницей – вся в складках, ямках, выступах.

– Гуляш очень добрый. Он и мухи не обидит. Только в случае законной самообороны, разумеется.

Она вежливо улыбнулась.

– Знаете, – продолжал мужчина, – я пытаюсь научить его иностранному языку. Но пока трудновато.

Вид у него был вполне серьезный.

– Наверно, смотря какому, – ответила она не задумываясь. – Чему вы его учите?

– Ничему особо сложному: мяу.

Она расхохоталась. Мужчина улыбнулся ей.

– У вас такой торжественный вид, когда вы смотрите на этих славных коров за окном. Я тоже люблю коров, но мне кажется, что…

И он говорил и говорил до самого прибытия.

Простившись на перроне с ним и подушкой на поводке, Беттина направилась к выходу.

Вильнев был самым большим городом в радиусе шестидесяти километров. Дома его называли Биг-сити.

Беттина часто бывала в нем, но никогда – одна, до сегодняшнего дня. В Биг-сити было шумно, воняло из сточных труб, да и отовсюду, но город был веселый и живой, особенно летом, когда наезжали туристы. Беттина знала, что когда-нибудь будет жить и работать в Биг-сити или в еще более крупном городе. На трамвае она доехала до квартала, где располагался «Нанук-Айс».

В ту минуту, когда она ступила на землю, до нее дошло, что она сделала и что еще должна сделать, и ее затрясло.

15
Шиньон балерины

К счастью, напротив оказался фастфуд (если фастфуд вообще может быть счастьем). Она взяла апельсиновый сок и села в углу. Отсюда ей открывался вид на улицу и на витрину «Нанук-Айс».

Когда кто-то входил или выходил, стеклянная дверь «Нанука» открывалась автоматически, Беттина могла заглянуть внутрь и успевала досчитать до пяти – 1-2-3-4-5.

Она увидела Мерлина через шесть минут после того, как села. Лихорадочно схватила со стола стаканчик, поднесла его ко рту, это оказалась солонка, она с гримасой поставила ее на место и, пока искала стаканчик, дверь закрылась.

Он изменился. Он был… как бы это сказать? Более светловолосым? Нет, глупо. Загорел. С каникул? Нет, нет, все было не так просто.

Она купила еще апельсиновый сок, средний (и более чем средний на вкус), клубничное мороженое и вернулась на свое место. Дверь «Нанука» открылась, и – 1-2-3-4-5 – она снова увидела Мерлина, на этот раз подольше – 6-7-8-9, – потому что выходившая клиентка медленно тащила сумку на колесиках.

Он стоял у кассы. Он был красивый. Да, правда. Как она могла когда-то находить его страхолюдным? Это она изменилась. Он остался таким же. Красивым.

Беттина поперхнулась и отчаянно закашлялась. Все обернулись. Она зажала рот руками, боясь, что ее услышат с другой стороны улицы… Чертов апельсиновый сок с его лимонной кислотой и растительными экстрактами…

Отдышавшись, она продолжала наблюдать. В «Нанук» вошла девушка с узлом волос на макушке, этаким шиньоном, как у балерины, за ней женщина с коляской.

Беттина выстроила в уме первый план. Она встанет с этой банкетки и пойдет туда. Подойдет к Мерлину, посмотрит ему прямо в глаза. И скажет: «Нам надо поговорить».

Фу. Какая мелодрама. Даже в «Купере Лейне» такого себе не позволяют. Нет. Она позвонит. «Здравствуй, это я». Просто. Непринужденно. «Увидимся?» Легким, дружеским тоном. «О, Беттина, я как раз думал о тебе». «Правда? Забавно, потому что – угадай, где я?..»

Искрометный диалог. Даже в «Купере Лейне» до такого не дотягивают!

Она залпом выпила лимонную кислоту, красители и растительные экстракты. Лихорадочно нашарила мобильник. Набрала номер «Нанук-Айс», не сводя глаз с автоматической двери. Которая как раз пропускала пару, нагруженную изотермическими пакетами. Мерлин – 1-2-3-4-5 – стоял в проходе между холодильниками. Беттина прослушала три гудка. Трубку сняли.

– Алло? – сказал запыхавшийся голос.

– Добрый день… э-э… я хотела бы поговорить с… э-э… Мерлином.

– Минутку. Мерлин?!..

Два паренька в джинсах болтали на пороге «Нанука», заблокировав автоматическую дверь. Ей открывался панорамный вид на Мерлина.

Но… Сердце Беттины внезапно сжалось, скомкалось, как грязная тряпочка… Мерлин разговаривал с девушкой, той самой, с шиньоном балерины.

Запыхавшийся голос в трубке кричал:

– Мерлин! Ты оглох? Тебя!

Там, в магазине, он обернулся, что-то сказал девушке с шиньоном и убежал в подсобку. Через секунду в ухе Беттины зазвучал его голос:

– Алло?

Беттина отключилась.

Невозможно. Она не могла с ним говорить. Не могла, зная, что его ждет шиньон балерины.

Дверь тем временем закрылась. Беттина больше ничего не видела: отражение грузовика мелькнуло в витрине и растаяло.

Беттина побарабанила двумя пальцами по столу. У нее было ровно три выхода, три возможности избежать унижения, самого страшного унижения, от которого умирают:

1) исчезнуть;

2) исчезнуть;

3) исчезнуть.

А уж потом подумать.

Она подхватила скомканный плащ, лежавший рядом, набросила его, сама такая же скомканная, смятая… Поднялась и тут же снова села.

Мерлин и девушка с шиньоном балерины переходили улицу и направлялись в фастфуд!

Только сейчас Беттина поняла, что чувствует зверь, попавший в капкан. Она посмотрела направо, налево. Задняя дверь – не успею добежать. Туалет – меня наверняка увидят.

Ей пришло в голову нырнуть под стол, но она удержалась. Преданная, ДА ЕЩЕ и посмешище, ну уж нет.

Беттина уткнулась носом в свой сок. Привалилась к стеклу, опершись щекой на кулак. Она слышала, как они вошли, сделали заказ, это длилось вечность, щека болела, сплющенная стиснутым кулаком. Беттина бросила взгляд из-под челки.

Они оба стояли посреди зала. Мерлин с подносом озирался в поисках подходящего столика. Она опустила нос еще ниже и принялась мешать сок соломинкой, вывернув шею, ссутулившись, съежившись.

Они сели точнехонько… позади Беттины. Подними она голову, ее волосы коснулись бы волос Мерлина, она была в этом уверена. Но проверять, конечно, не стала.

Видеть она их не могла, зато слышала отлично.

– Я рад, что ты пришла, – говорил Мерлин девушке. – Пусть хоть на четверть часа.

Беттину до того взволновал этот голос, которого она так давно не слышала, что смысл фразы до нее не сразу дошел. Когда же она поняла, печаль навалилась со всей силой ей на грудь и вонзила в нее свои иглы.

– Четверть часа! Размечтался! – ответила Шиньон. – Десять минут, да и то много! У меня беби-ситтинг через двадцать минут. А еще ехать пять остановок на трамвае!

У нее был своеобразный голос, какой иногда бывает у певиц. Слушая его, понимаешь, что голосовые связки – это мускулы и что они соприкасаются.

– Я бы хотел пойти с тобой, – сказал он, – но мама сегодня одна в магазине. Как прошел твой урок?

– Хорошо. Преподша запретила нам ролики. Она говорит, если хотим изуродовать лодыжки, лучше способа не найти. Я не сказала ей, что это еще и лучший способ знакомиться с парнями.

Они засмеялись. Это явно была шутка для двоих. Потом наступила тишина. Нет, не совсем, булькал сок в соломинках. Беттина не шевелилась и не дышала. Она огляделась сквозь ресницы, уверенная, что весь зал, свидетель ее конфуза, сейчас расхохочется.

Но залу было плевать на Беттину Верделен.

Она заметила над собой перегородку, покрытую черным лаком, которую обвивал искусственный плющ. Плющ выглядел уныло. Но черный лак оказался самым настоящим зеркалом, и это было ужасно. Она увидела, как Мерлин наклонился, взял в ладонь, точно рожок мороженого, маленькое личико Шиньона и запечатлел на нем нежный поцелуй.

Его голос за ее спиной тихо произнес:

– Хорошо, что она запретила ролики только сейчас. Иначе как бы мы с тобой встретились?

Беттина опустила челку в пустой стаканчик с отчаянным желанием лечь на плиточный пол и умереть.

Услышав голос девушки, она снова подняла глаза на лакированную перегородку.

– Этот шиньон тянет мне щеки, – говорила та. – Я как Флора Фарелл в «Мумии» после лифтинга и с повязками, представляешь? Кажется, даже пупок приподнялся.

– Ты куда лучше мумии.

– Можно… хоп!

Отражение ее руки описало три круга над шиньоном… и тот в одно мгновение превратился в весело подрагивающий конский хвостик. Она была очаровательна. И движение было балетным – быстрое, грациозное. И свитер в полоску ей очень шел. Съежившись на банкетке, Беттина пожирала ее глазами.

Девушка взглянула на часы:

– Ой! Мой беби-ситтинг…

Она засмеялась. Смех у нее тоже был красивый, как и голос, такой осязаемый. Девушка встала. Мерлин встал.

Они стояли спиной, но Беттину словно ударили, когда Мерлин пошевелил пальцами и в руке у него, как по волшебству, оказался розовый шарфик. Девушка радостно вскрикнула, вау, здорово, и Мерлин повязал шарфик ей на шею. Оба вышли на улицу, смеясь, смеясь, да чего же они все время смеются по поводу и без?

Беттина опустила голову. Сместив взгляд на угол стола, боковым зрением она различала два силуэта на улице за стеклом, но нечетко, расплывчато. Она часто так делала, когда ужастик был слишком страшным. Если нож Чапи, или Фредди, или Нормана Бейтса сверкал впотьмах, Беттина быстро смещала взгляд в сторону, к оптической точке, откуда еще было видно экран, но смутно.

Поэтому поцелуй она не совсем видела, скорее угадала. Но это не смягчило душераздирающую уверенность.

Она сидела, застыв, за столиком, и мокрый холод старых камней спускался по ее плечам и груди, леденя сердце.

* * *

Она оказалась на вокзале и села в обратный поезд, не помня, как шла. Ангел-хранитель сжалился над ней, прокомпостировал за нее билет, уточнил номер платформы, поезд, вагон.

Она прождала час на такой же скамейке у киоска, где газеты по-прежнему сообщали о тарифах на газ, депилирующих кремах и укрепляющих лосьонах, хаосе в корсиканской политике и любовных похождениях Зулейхи Лестер с latin lover Гельмутом.

Ничего не изменилось. Такой же вагон. Только рядом не было пассажира с собакой-подушкой. Когда поезд тронулся, Беттина вздохнула с облегчением, глядя, как Биг-сити убегает назад.

– Вы позволите? – сказал знакомый голос.

Гуляш узнал Беттину и приветливо затявкал.

– Чувствительный малый, – сказал его хозяин, снова садясь по ту сторону прохода. – Знаете, он плачет в кино!

– В кино? – повторила она, не слушая.

– Он обожает фильмы. Особенно если до этого прочел книгу. Вам не помешает, если я закурю? – продолжал мужчина.

Сердце подкатывало к горлу, но она сказала: нет, пожалуйста. Мужчина достал коробок спичек. Чиркнул первой, она погасла. Вторая тоже. И третья. Четвертая наконец загорелась, и он смог прикурить сигарету. Потом он благоговейно убрал обугленную спичку в коробок и сказал:

– Эту я сохраню… Потому что она работает.

Беттина натянуто улыбнулась.

– А! – вздохнул сосед. – Наконец-то!

– У меня до того мрачный вид, – отозвалась она, – что вы из кожи вон лезете, чтобы меня рассмешить?

– Скажем, я нахожу, что вы немножко грустненькая.

Она кивнула и отвернулась к окну, глядя на пейзаж. Через пять минут пассажир заговорил снова:

– Вы знаете историю про заику, который?..

– Спасибо. Я не хочу ее знать.

– Вы правы. Она бесконечная.

Беттина не улыбнулась. Потому что вдруг – и не было никакой возможности удержаться – из горла вырвался странный всхлип, рот искривился и сморщился, достав до носа, щеки приподнялись, опустились и снова приподнялись, и наконец из глаз потоком хлынули слезы.

– О боже! – воскликнул сосед, смутившись. – Это моя вина, я не должен был настаивать. О боже, теперь еще и Гуляш начинает.

Гуляш сидел посреди прохода и заунывно выл.

– Боже, боже, – ворчал мужчина, – перестаньте же плакать, умоляю, ну что может быть такого ужасного? Иначе он будет выть всю дорогу, говорю вам, это чувствительная собака.

* * *

Женевьева показала себе язык, проходя мимо зеркала над камином.

– Трусиха! – сказала она своему отражению и просияла улыбкой. – Но меня оставили НАКОНЕЦ в покое!

Она усадила Энид, Гарри и Дезире перед телевизором. Это было нехорошо, потому что показывали фильм про бессмертного злодея по про звищу Красный Скульптор, который истреблял все на своем пути. Но ЕЕ ОСТАВИЛИ В ПОКОЕ!

Чтобы не чувствовать себя виноватой, она решила испечь кекс. Но сначала ей хотелось хорошую ванну с пеной. Она заглянула к Гортен зии, которая читала в своей комнате «Давида Гольдера»[64]64
  «Давид Гольдер» – роман французской писательницы Ирен Немировски.


[Закрыть]
, и заперлась в ванной.

Женевьева пустила воду и разделась. Потом встала перед зеркалом на двери, крутанулась на правой ноге, на левой, уперев руку в бок, выставив бедро, как на конкурсе элегантности «Трофей Вандома». Порывшись в косметичке Шарли, достала карандаши, красный и черный. Нарисовала на висках стрелки Клеопатры, но в ванной было жарко, стоял пар, и вокруг глаз образовались синяки. Она вытерла все губкой, потерла хорошенько. Нос и веки стали цвета помидоров.

Затем Женевьева аккуратно растушевала черный карандаш. Зачесала свои светлые волосы на одну сторону, на другую, потом назад, изобразила пылкий поцелуй, судьбоносную гримаску, вулканическую прядку, горячий подбородок, дерзкую бровь, горделивое плечико, роковую улыбку, многообещающий взгляд… Ммм. Растекшийся карандаш делал ее скорее невестой Франкенштейна. Черт, ванна переливается!

Она закрыла кран и нырнула под горячую пену. Взяла журнал «20 лет», валявшийся на мешке с грязным бельем, полистала его, покачиваясь в воде. «В первую очередь я, – гласил один заголовок. – 32 приема, чтобы подстегнуть маленькое эго». Женевьева внимательно прочла все 32 пункта – разумеется, ни один из них она не могла применить на практике.

Она встала из ванны красная, блестящая, как зад бабуина, со сморщенными пальцами. Извлекла из выдвижного ящика «Шок-крем» (название точно у хлопьев для завтрака, но это был крем для похудения) и намазала им щеки и мочки ушей. Свои щеки она находила слишком круглыми, мочки же папа называл «мои носочки с яблочками», когда она была маленькой. Шесть недель она мазала их, как хлеб маслом. Она рассмотрела их в увеличительное зеркало. Заметных перемен не было.

Женевьева убрала крем в ящик. Ополоснула ванну, вытерлась и быстро оделась.

Внизу трое зулусов по-прежнему смирно сидели перед телевизором. Раскрыв рты, они слушали брокера в галстуке, вещавшего, что «индекс Насдак может лишь смещаться в перспективе плавающего понижения массы находящихся в руках у населения акций, которые…». Женевьева прикрыла дверь и пошла в кухню.

Учуяв попутный кулинарный ветер, Ингрид и Роберто последовали за ней.

Женевьева разогрела духовку, быстро перемешала 140 г масла с четырьмя яйцами, семиграммовым пакетиком дрожжей, 128 г сахара, 133 г муки и дала кошкам вылизать остаток теста. Она стояла на табуретке в поисках изюма в буфете, как вдруг шум машины привлек ее к окну.

Это был Базиль.

Она поспешно сунула в духовку кекс без изюма, ну и ладно, и выбежала на крыльцо, когда Базиль выключал мотор. После глупой и необъяснимой секунды колебания они обменялись поцелуями. Как обычно. Как раньше, поправилась Женевьева.

Кожа под глазами Базиля была тонкая, серая, припухшая.

– Я трусливо дождался, пока Шарли выйдет на работу, – сказал он. – Мне не хотелось с ней видеться… так скоро.

Женевьева кивнула. Она хотела взять его за руку, чтобы утешить, но пальцы у нее были в муке и остатках теста. Она вытерла руки. Базиль между тем уже отошел.

– Я пришел забрать вещи, – продолжал он. – Кое-какую одежду, бритву…

Он хотел было зайти в гостиную. Женевьева его удержала.

– Там мелкие.

Она подумала, что ему вряд ли хочется кого-нибудь видеть. Он прошел через коридор. Она открыла шкаф с дисками и видеокассетами – многие принадлежали ему, – но он на них даже не взглянул. Наверху он нашел ремень и две пижамы и взял их не задерживаясь.

Когда они спустились обратно, Женевьеву испугало его лицо.

– Как ты?

– Нормально.

– Тебе есть в чем все это унести?

– Э-э… Совсем забыл. Извини. А я ведь приготовил сумку.

Женевьева пошла в кладовку за пакетами из «Гиперпромо». Когда она вернулась, он стоял, опустив руки, посреди коридора и смотрел на свои ботинки.

– Держи, – сказала она.

Базиль уставился на пластиковые пакеты, как будто спрашивая себя, за каким чертом они нужны.

– Спасибо, – ответил он после долгого молчания и кое-как, вперемешку засунул в них свои вещи.

– Если ты что-нибудь забыл… – начала она.

– Нет.

Он улыбнулся, но какой же странной улыбкой. Она поняла, что он больше не вернется.

* * *

Беттина ехала по Тупику на велосипеде. Одной рукой она сжимала полы наброшенного плаща.

Если Дениза и Беотэги мне позвонят и станут расспрашивать, я заору. Если Шарли спросит, где я была весь день, я заору. Если Энид и Гортензия сделают замечание насчет моего лица, я их убью. И Шарли убью, и Денизу, и Беотэги!


Навстречу ехала машина Базиля. Что он здесь делал, бедный Базиль? Хотел вернуть невозвратимое? Поправить непоправимое? Мы с тобой теперь можем лекции читать на эту тему. Бедный Базиль и бедная Беттина.

Она увидела Женевьеву, которая бежала за машиной с пакетом. Базиль затормозил. Пока он открывал Женевьеве окно, Беттина преодолела разделявшие их метры и, спрыгнув с велосипеда, бросила его на обочине.

– Ты забыл, – пропыхтела Женевьева, – твою бритву!

– О, – сказал он, – это не… Спасибо.

– И еще… Я знаю, что ты ее любишь.

Женевьева показала то, что держала в руке. Это была картина, о, совсем маленькая картина, размером с книгу карманного формата – карманная картина, короче говоря, – которую их отец когда-то писал много месяцев. Беттина помнила, как сказала ему:

– Столько времени, чтобы нарисовать два дерева, папа?

– Одна фраза требует столько же, сколько сотня страниц.

Она тогда прыснула: ха-ха! Но отец был серьезен.

Базиль обернулся к ней:

– Здравствуй, Беттина. Как дела?

– Хорошо.

Он посмотрел на Женевьеву, потом на картину с парой деревьев – это были два кипариса, один пышный, другой как кисточка. Вдруг он распахнул дверцу, вышел из машины и, раскрыв объятия, прижал девочек к себе. Уткнувшись в их волосы, он прошептал:

– Спасибо…

И тут, обнявшись посреди Тупика, все трое расплакались.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации