Текст книги "Четыре сестры"

На Дезире был наконец-то законченный воротник какой-то там медицинской Екатерины из цилиндров из-под туалетной бумаги. Они с Шарли всматривались в песок. Гарри отвернулся. Он в последний раз взглянул на ямку, в которой навсегда исчез Ксавье-Люсьен. Потом поднялся по ступенькам и побежал через ланды к дому.

Прихожая была окутана легким сумраком. Гарри остановился, даже не подумав закрыть за собой дверь. Медленными шагами он прошел под лестницу.

– Майкрофт? – прошептал мальчик.

Он присел.

– Майкрофт. А я Гарри.

4
Порей за евро

Женевьева так и не решилась показать сестре счет за стирку занавесок. Когда Шарли спросила: «Сколько это стоило?», Женевьева нарочно уронила пластиковый пакет, который зашуршал на полу, обе нагнулись поднять его, и Шарли забыла свой вопрос.

После стирки они были красивые, цвета стали ярче, от них пахло паром и свежестью, жилец наверняка не останется равнодушен…

Стоя на табуретке в комнате родителей, Женевьева взяла занавеску, которую подала ей Гортензия.

– Представляешь…

Гортензия не договорила.

– Что? – спросила Женевьева, разворачивая занавеску.

– Когда их в прошлый раз стирали…

– Молчи. Я знаю.

– Мама была жива. Это она отнесла их в прачечную.

– Дай вторую, пожалуйста.

– Меня это убивает. Неживые вещи живут дольше живых людей, это меня просто убивает.

Женевьева передвинула последние кольца по карнизу.

– А меня, наоборот, утешает. Благодаря вещам живые продолжают жить.

– …

– Подумай. Дом, Макарони, сундук на втором этаже, фотографии… Это хранители наших воспоминаний.

Она спрыгнула с табуретки и встала перед сестрой. Гортензия едва сдерживала слезы. Женевьева обняла ее и поверх плеча смотрела на повешенные занавески.

– Они помолодели. Комната тоже. Хорошо, что мы всё вычистили, убрали мебель. Теперь видно солнце.

Через десять минут в гостиную вбежала Дезире, ее ботинки были перепачканы землей из парка.

– Эй! – возмутилась Гортензия. – Ты нам тут все опять испохабишь! Мы только что два часа…

– Грубое слово – евро! – раздался голос откуда-то из-под лестницы.

– А я повторяю: испохабишь! И пошел ты на хрен, сопляк, играющий в шпиона!

Гарри высунулся из-под Макарони, раскрыв рот.

– Ого, сколько грубых слов!

– Ну и что? И во-первых, какого дьявола ты забыл под лестницей?

– Не меньше десяти евро! – заключил он, едва ли не облизнувшись.

– Не отвлекай меня от темы. Дезире! – рявкнула Гортензия. – Не топчи там, где чисто!

Женевьева подошла к Дезире и ласково объяснила ей:

– Мы ждем людей по объявлению. Все должно блестеть. Постарайся…

Она осеклась, ее вдруг осенило.

– Дезире, знаешь что?

– ?..

– Ты пойдешь в огород. Нарвешь там… э-э… порея, вот. Ты знаешь, как выглядит порей?

– Конечно. У него зеленые волосы.

Гортензия засмеялась:

– В огороде много зеленых волос для маленькой парижской головки. И да, заодно… топинамбур, ты знаешь, на что эта тварь похожа?

– Грубое слово…

– Парижане ни черта не смыслят в овощах.

– Порей я знаю! – рассердилась Дезире. – Сколько его нарвать?

– Чтобы сварить много-много супа.

– ОЧЕНЬ МНОГО супа!

Девочка вышла. Гортензия повернулась.

– А ты, Гарри, вылезай из норки.

– Я играю.

– Во что?

– В колдунчики.

– Под лестницей?

– Можно играть в колдунчики где угодно.

– Сам с собой?

– С Розеттой.

В дверь позвонили. Шарли вышла из кладовой, где пыталась урезонить раскапризничавшуюся госпожу Бойлершу. Женевьева побежала открывать.

На пороге стоял мужчина, руки в карманах пальто, воротник поднят. Он (как они вскоре заметили) прочищал горло каждые двадцать две секунды и шмыгал носом остальные тридцать восемь. Гость поздоровался.

– Шарль Монтешаль. Я по объявлению.

Шарли улыбнулась незнакомцу, он не улыбнулся в ответ.

– Шарлотта Верделен. Хорошее начало весны, не правда ли? Немного прохладно, но…

– Какие у вас тут деревья?

Такого вопроса они не ожидали.

– Э-э… Сосны…

– Клены, липа, грабы и…

– Беда. А комнаты, которые вы сдаете, выходят на море?

– Д… да.

Мужчина вздохнул с некоторым облегчением.

Но вдруг его глаза остекленели от ужаса. Он прижал к носу платок. В воздухе запахло ментолом и эвкалиптом.

– Это… эта живность! – произнес он умирающим голосом. – Уберите ее. Скорее.

– Что… какая живность, месье Монтешель? – спросила Гортензия.

– Монтешаль. Это… эта.

Бедняга раскашлялся, расчихался, судорожно ловил ртом воздух. Он указал пальцем на Ингрид, которая спокойно вылизывалась у камина. Потом, круто развернувшись, пулей вылетел в прихожую и распахнул дверь настежь. Глубоко вдохнул, как утопающий.

– Аллергия на все, – пробормотал он. – На пыль. На пыльцу. На злаки, папоротники, хвою. Клещей. Шерсть животных. Лактозу. Суль фиты. Киви. Орехи. Арахис…

– Сущий ад, – посочувствовала Женевьева.

– Вам надо лечиться, месье Машиналь, – посоветовала Гортензия.

– Монтешаль. У меня аллергия на врачей. Стоит только позвонить, чтобы записаться, как я покрываюсь экземой. Мне подходит только морской воздух.

– Очень жаль, – покачала головой Шарли. – Мне очень жаль, месье Моншиталь.

– Монтешаль. Мне тоже, поверьте.

Именно этот момент выбрала Ингрид, чтобы познакомиться с гостем. Она подошла к нему, задрав хвост вопросительным знаком. Полные ужаса глаза бедняги закатились под веки. Он простонал:

– Держите… это животное!

– Она вас полюбила.

– Они все меня любят, – пропыхтел он. – В том-то и беда. Они обожают меня обнюхивать…

– Сущий ад, – повторила Женевьева.

Гортензия подняла Ингрид и унесла в гостиную. Гость сокрушенно вздыхал. Он убрал носовой платок, и запах эвкалипта сразу стал слабее. Вдруг между его ног прошмыгнула тень. Он слабо вскрикнул.

– Майкрофт! – позвал Гарри, выскочив из-под лестницы. – Вернись!

– Майкрофт? – вопросил мужчина с агонизирующим всхлипом. – Кто это… Майкрофт?

Как бы в ответ крыса остановилась точнехонько у его ног и, уставившись на него красными глазами, обнюхала брюки.

– Вы правы, – серьезно сказала Шарли. – Животные вас любят.

Крыса юркнула в открытую дверь и задала стрекача.

Месье Монтешаль позеленел, посерел, оцепенел. Через полминуты, когда прошла оторопь, он протянул каждой по очереди дрожащую руку.

– Боюсь, что… Прощайте.

И тоже задал стрекача. Они слышали, как он удалялся по Тупику быстрым шагом, потом рысцой, потом галопом.

– Они все меня любят! – хохотала Гортензия.

– Они обожают меня обнюхивать! – всхлипывала от смеха Шарли.

– Сущий ад, – вторила им Женевьева.

– А на девушек у него тоже аллергия?

Они повалились друг на дружку. Шарли вдруг нахмурила брови.

– Благодаря этому типу я кое-что решила.

– Что?

– Не сдавать мужчинам моложе семидесяти семи лет.

– Почему? – спросила Гортензия.

– Вопрос равновесия, – загадочно ответила Шарли. И добавила: – Повешу объявление на углу Тупика.

Вскоре вернулась с огорода Дезире, удерживая двумя руками кучу порея, доходившую ей до подбородка.

– Так много?! – воскликнули все.

– Я собрала весь! – гордо сообщила девочка.

– Коту под хвост! – фыркнула Гортензия и вышла из гостиной.

– Я же не говорила тебе рвать всё, – вздохнула Женевьева.

Дезире молчала, потупив глаза. Женевьева притянула ее к себе за плечо и обняла.

– Ничего страшного, еще вырастет. Сегодня вечером сварим большую-большую кастрюлю супа. А завтра испечем киш с пореем.

– С таким количеством, – вставила Шарли, – можно уже запланировать меню на неделю: фондю с пореем, запеканка с пореем, флан с пореем, салат из порея и… есть еще идеи?

Никто не заметил странного выражения лица Дезире.

Да, сказать по правде, эта охапка порея была лишь видимой частью айсберга… Дезире нарвала в четыре раза больше! Остальное лежа ло кучей у огорода: руки у девочки были маловаты.

Дезире не посмела ни в чем признаться. Она задумалась.

Должен же найтись способ хоть как-нибудь сбыть с рук этот окаянный порей, и по возможности незаметно.

Письмо Гортензии Мюгетте

По телефону в воскресенье у тебя был нормальный голос, даже веселый. Как последние анализы, хорошие? Мы пока так и не нашли жильца. Последний визит был очень забавным. Пришла дама. Шарли предположила, что ей сорок два года. Я – пятьдесят пять, Энид – шестьдесят один, а Женевьева – тридцать. В общем, непонятно. Она была в пальто из черного бархата с вышивкой, в шляпке в тон, этакая королева из «Белоснежки», а косметика… как бы это сказать? Скажем, она выглядела так, будто накрасилась утром поверх вчерашнего макияжа.

Осматривая дом, она по поводу и без повода ссылалась на свою мать. Например:

– Мама обожааает такие столы!

– Мама говорит, что женщинам нааадо верить.

– В тооочности как мама: она натирает пол каждую неделю!

Под конец Шарли спросила ее, собирается ли она снимать комнаты с мамой.

– О нет! – ответила она. – Мы с ней два года не виделись, мы в ссоре.

Конец истории. Пиши нам, как ты. Если писать и звонить тебе утомительно, попроси Зербински побыть твоим писцом. Скорей бы лето, чтобы все это кончилось и ты приехала на каникулы к нам в Виль-Эрве. Я тебя целую и все наши тоже. Ингрид и Роберто лижут тебе каждый по ушку.

В среду весна взяла отгул и оставила всю работу тяжелым серым тучам, полным дурных намерений.

Беттина надела красную ветровку с капюшоном, брюки из розового джерси и свитер в гусиную лапку. На площади Фоссе, между Музеем предыстории, в котором она никогда не была, и химчисткой мадам Фубиру «Клаату Спейс» сверкал неоновыми огнями, похожими на разноцветные льдинки.

Дениза уже пришла.

– Они здесь? – спросила Беттина, застегивая молнию ветровки до самого носа.

Было, мягко говоря, не жарко.

– Нет еще. Я заглянула внутрь. Круто. Представляешь себе игровой зал в Вильневе?

– Да.

– Забудь. Ничего общего. Карлик и великан. Давид и Полтергейст.

Подошла Беотэги с набитой сумкой на плече.

– Когда я сказала, куда иду, мама сунула мне грязное белье.

Она вошла в прачечную. Дениза нервно огляделась.

– Как я выгляжу?

– Как обычно, – ответила Беттина.

– А мои сережки?

Дениза наклонила голову, открыв ухо. Ее сережки были крошечными рамками для лилипутских фотографий.

– Я попрошу у него фото. Вставлю его в эту рамку, а с другой стороны – свое.

– Единственное, что можно вставить в эти штуки, – отгрызенный ноготь.

– Ты думаешь, Дариус отгрызет себе ноготь спецом для меня? – мечтательно пробормотала Дениза.

– Как я выгляжу? – спросила Беотэги, выбегая из прачечной.

– Как девчонка, которая ждет парня, – сказала Беттина.

Долго ждать им не пришлось. Трое парней подходили от угла, со стороны Музея предыстории. Глядя на них, Беттина подумала, что Дариус и правда симпатичный, Денизе повезло.

Остановившись перед ними, мальчики засмеялись с некоторым смущением, которое Дариус поспешил рассеять:

– Это Жозеф. А вот Раймон. А я Дариус.

Теперь засмеялись все, как будто это была удачная шутка. После чего взяли курс на «Клаату». Дениза на ходу незаметно подмигнула Беотэги, затем Беттине, которая вдруг разозлилась.

Она заметила, что Раймон подлаживается под ее шаг. И поняла, что едва на него взглянула. Она повернула голову к концу улицы, и это движение позволило ей быстро окинуть его взглядом.

Что ж, волосы у него были, как ей нравилось, густые, светлые, взлохмаченные, как трава, прямой нос, приподнятые уголки губ.

Довольно симпатичный.

5
Молодые люди моложе 77 лет

– По компу на двоих? – спросил Дариус.

Интонация, впрочем, была ближе к предложению, чем к вопросу. Да и все равно оставалось только три свободных компьютера. В зале насчитывалось сорок мониторов и столько же игроков. Беттине представились куры, которых выстраивают в ряд, прежде чем свернуть им шеи. Она невольно покачала головой.

Раймон предложил Беттине место за компьютером и, по примеру товарищей, придвинул стул и сел сам.

Игра была забавная и называлась «Тарджет Лабиринт». В 3D-пейзаже надо было завладеть оружием и уничтожить противника, оказавшись проворнее его. Примитивно, но затягивает. Через двадцать минут Дениза сидела на коленях у Дариуса, а Беотэги то и дело заливалась смехом на пару с Жозефом. Что до Беттины, рука Раймона тискала ей запястье с единственной, судя по всему, целью – истребить как можно больше зомби в лабиринте.

Еще через десять минут Раймон положил подбородок на плечо Беттины, и он оставался там до конца игры. 3D-чудовища вскоре полегли.

Жозеф сказал, что ему хочется пить, и предложил сходить за лимонадом. Они покинули игровой зал. Дариус взял под руку Денизу. Жозеф разделил банку лимонада с Беотэги, оба по-прежнему хохотали. Раймон же – не надо карт Таро, чтобы об этом догадаться, – явно хотел, чтобы с Беттиной у него все ускорилось. Он под любым предлогом хватал ее за локоть, за шею или за пальцы.

До сих пор они почти не говорили, потому что играли. На улице она обнаружила, что он еще и разговаривает.

Но беседа его была не интереснее соковыжималки. В какой-то момент (когда они пришли в городской парк) он сказал:

– Ты похожа на Николь Кидман. Молодую. И немного на Дрю Бэрримор… И еще на Виржини Ледуайен, только рыжая…

– Да? Мне всегда говорили, что я похожа на Красную розу Красной горы.

– А?

– Где же остальные? – смилостивилась она.

Дениза целовалась за большим кедром вдали. Найти Беотэги было еще легче, она продолжала смеяться.

Когда они шли через лужайку, Раймон вдруг обнял Беттину и прижался губами к ее губам. Она оттолкнула его. Он обнял ее крепче. Она почувствовала вкус его слюны. Снова оттолкнула.

– Черт! – прошипела она, вырываясь. – Ты соображаешь, когда хочется, а когда нет?

– Тебе не хочется? – спросил он, искренне удивившись.

– Ничуточки.

Она посмотрела на его волосы, такие, как ей нравилось, на прямой нос, на красивые губы… Боже мой, боже мой, все коту под хвост.

– Извини, – сказала она. – У меня нет настроения…

Беотэги вдруг перестала смеяться.

– Ты с кем-то встречаешься?

Если бы.

– Не в этом дело, – вздохнула она.

– Ну и?.. – спросил Раймон.

Он снова обнял ее. Она не поверила ни своим глазам, ни своим ушам. И с силой оттолкнула его.

– Ну и ничего! – фыркнула она.

– Знаешь, ты в моем вкусе, – настаивал он. – Я обожаю Николь Кидман, и Дрю Бэрримор, и Виржини Ле…

Беттину вдруг охватила отчаянная, безумная тоска по Мерлину Жил леспи. Она так давно, так давно хотела его увидеть. Как будто ее сердце впало в зимнюю спячку.

Но зима закончилась. Сердце открылось. Настало время кукушки (вот смех-то), нарциссов, дрока, форзиций…

Ей очень, очень хотелось увидеть Мерлина.

– Извини меня, Раймон! Я пойду.

– Уже? Мы еще не поговорили!

Лучше не надо. Она подумала это про себя, но вслух не сказала.

* * *

Шарли и Женевьева отвели в бассейн Энид, Гулливера, Гарри и Дезире – это была битва титанов. Они привели их назад к полднику. Обе еле стояли на ногах, зато четверо мелких были бодры.

– Ты можешь приготовить шоколад? – простонала Шарли, обращаясь к Гортензии, встретившей их на крыльце. – Ради бога.

Банда четырех разбежалась по всем углам дома. У двух старших больше ни на что не было сил.

Зазвонил телефон.

– Подойди! – взмолилась Шарли, вновь обращаясь к Гортензии. – Ради бога.

Звонил Базиль.

– Вряд ли я смогу поговорить за тебя, – сказала Гортензия, протягивая ей трубку. – Даже ради бога. Это ТВОЙ дружок.

– Базиль? – всхлипнула Шарли в трубку. – Уффф. Я чувствую себя залежалым рубленым мясом… А ты?

Она ушла с телефоном в кладовку, отчасти чтобы не смущать сестер, но в основном чтобы вволю пожаловаться. Присела на цоколь госпожи Бойлерши (по обыкновению ледяной) и прошептала:

– Я по тебе скучаю. Дом без тебя превратился в зоопарк… Да, мне не терпится… Я тебя тоже…

На этом месте старшая поцокала языком, примерно так же, как Энид, когда та вечером подавала знак Роберто и Ингрид, что они могут спать под ее одеялом. Это были короткие тихие поцелуи.

Сдавленный смех заставил Шарли повернуть голову. Она поцеловала Базиля в последний раз и отключилась.

– Ну и где вы, паршивцы?

Они выскочили сразу со всех сторон – Энид, Дезире, Гулливер и Гарри, – щебеча, как скворцы в летнем небе. Она отделалась от них при помощи пачки печенья и вернулась в гостиную. Тут как раз вышла Беттина, сменившая свой ультракороткий свитер в гусиную лапку на длинный из теплой шерсти.

– У нас есть жилец! – вдруг сообщила Шарли. – Точнее, жилица.

Все посмотрели на нее.

– Мадам Убук, моя дорогая начальница, – пояснила она, – думает, что это может заинтересовать ее племянницу, которая приедет на стажировку на несколько месяцев в…

Гортензия подпрыгнула в кресле.

– Невозможно! – перебила она Шарли. – Я как раз собиралась вам сказать…

– Нам сказать?..

Гортензия почесала живот.

– Э-хм. Что больше нельзя сдать… теперь.

– А почему, ради бога?

– Они…

Кашель Гортензии.

– …уже…

Кашель.

– …сданы!

Женевьева взъерошила волосы двумя руками от затылка ко лбу. Пряди встали дыбом и походили на ирокез.

– Отмени! – фыркнула она.

Гортензия теребила пальцы, губы, мочки ушей. Когда нечего было больше теребить, она призналась:

– Невозможно.

– Ты, надеюсь, ничего не подписала?

– Нет.

– Все равно ты несовершеннолетняя. Твоя подпись значит не больше отпечатка лапы Ингрид.

– Но я обещала!

– Кому? – рассердилась Шарли.

– Одному… человеку.

– Ему больше семидесяти семи лет?

– Двадцать восемь.

– Вот и все, вопрос закрыт. Мы же предупреждали…

– Он приехал сегодня днем, видел табличку. Это первый человек, которому явно понравился дом. Я хочу сказать, по-настоящему понравился. Мне не пришлось расхваливать товар. Он заценил всё. Всё. Всё.

– У тебя есть его координаты? Сейчас позвоним ему. Отменим.

– Его зовут Танкред. Он из Парижа. Он сказал, что это место – именно то, что он искал.

– Какой он из себя, этот Танкред? – спросила Беттина.

Помедлив, Гортензия начала перечислять:

– Высокий, хорошо сложенный, шрам длиной два сантиметра на подбородке, вроде ямочки, жаккардовый свитер из альпаки с оранжево-серым узором, темно-серые джинсы, замшевые туфли, замшевые перчатки, замшевый пиджак.

– Столько замши, он, пожалуй, будет пастись в парке, – заметила Беттина. – Красивый?

– Ничего себе, – скромно ответила Гортензия.

– Понятно, – сказала Женевьева.

– Не важно, – вмешалась Шарли. – Я все отменю и позвоню мадам Убук.

– Он… он уже внес залог, – призналась Гортензия, залившись краской.

– Сколько?

– За три месяца.

– Три ме…!

У Шарли голова пошла кругом. Этими деньгами она сможет наконец заплатить за… и за… или за…

– Вернем всё сейчас же! – выдавила она из себя. – Чтобы он не радовался понапрасну.

– И чтобы, – добавила Женевьева, – не начал готовиться к переезду.

Гортензия собралась с духом.

– Он… он уже переехал, – сказала она наконец. – У него было три чемодана и пять коробок с собой в машине.

– В какой машине? – задохнулась Шарли.

– В его машине. «Форд мондео», стоит за домом. У башенки.

Энид, Беттина, Женевьева, Шарли и, подражая им, Гарри и Дезире уставились на Гортензию так, будто она только что нажала ядерную кнопку.

– Ты хочешь сказать, что он… наверху? – прохрипела Шарли почти угасшим голосом.

И тут раздался негромкий свист.

– Уже не наверху, – сказала Гортензия. – Он рядом.

Все обернулись в ту минуту, когда он появился в дверях.

– Добрый вечер! – поздоровался он с широкой улыбкой.

– Танкред, – еле слышно представила его Гортензия.

Он поднял руку и покрутил ею в воздухе, напомнив им песенку про маленьких марионеток.

– Этот порей закупорил мою выхлопную трубу, – сказал он весело. – Вы не знаете, кто мог его туда засунуть?

6
Жемчужно-серая красавица

Это лучезарное утро было свежим, как девушка, собирающаяся на свой первый бал, а низкие тучки играли в шарфики вокруг утесов.

Каждое утро и каждый вечер с приходом весны кому-то выпадала нелегкая работенка: смазывать мазью против зуда вокруг ушей Энид.

Сегодня была очередь Гортензии.

– Говорят «уши Энид», как сказали бы «уши осла».

– Какого еще осла? – обиделась Энид.

Операция проводилась, как и все важные вещи, на кухне. Энид и Гор тензия сидели тандемом на старой скамье. Заниматься ушами так было удобнее всего, как и смотреть через открытую дверь гостиной четыреста тринадцатую серию «Купера Лейна». Купер стоял перед следующей дилеммой: написать своей любимой на розовой бумаге или на желтой?

Серию они уже смотрели + развязку знали (Купер напишет электронное письмо) = рассеянное внимание. Сестры поглядывали в телевизор вполглаза.

– Ты будешь писать Мюгетте?

– Вечером напишу. Не вертись.

– Поцелуй ее от меня. Как она себя чувствует?

– Кажется, неважно. С ней никогда не знаешь. Она такая…

Гортензия поискала слово, но не нашла.

– Мне бы хотелось съездить ее навестить, – продолжала она. – Но Цюрих далеко, это сложно. И дорого. Повернись и давай второе ухо.

Энид повиновалась.

– Сейчас он ее поцелует, смотри.

Они прервались, чтобы полюбоваться повтором поцелуя Купера и Зулейхи Лестер. Потом Энид спросила:

– А Париж далеко?

– Ближе, чем Цюрих. Не вертись.

– Ты не знаешь, почему этот Танкред приехал сюда?

– Он же объяснил. Покой. Запах океана. Удаленность.

– Что это значит?

– Что мы живем в дыре. Может быть, он скрывается.

– Думаешь, он из мафии?

– Ага, Стомпанато[47]47
  Джон Стомпанато – морской пехотинец из США, бывший телохранителем в преступном клане Коэнов.


[Закрыть]. Не вертись.

– Не похож он ни на какого Стомпанато, у него зубы как у Джорджа Клуни, один к одному. Ты не находишь?

– Пфф, нет. Но он поднимается по лестнице – не вертись – как Фред Астер, быстро-быстро, на носочках, и рука в кармане.

– Ты здорово его рассмотрела. Фред Лестер – он родственник Зулейхи?

– Фред Астер. Этот чел танцует на стенах в старых фильмах, которые целыми днями смотрит тетя Лукреция. Не вертись.

* * *

Сначала муравьи защекотали кончик большого пальца. Потом остальное войско – не меньше ста тысяч – поднялось колонной, точно римляне, по икре и по ляжке.

Гарри почувствовал, как пот капнул с его руки. Муравьи царапались, забирались под кожу, пожирали его мышцы. Он вспомнил фильм про животных, где кролик, съеденный муравьями-легионерами, в конце стал похож на обглоданный рыбий хребет.

Гарри медленно поднял ногу и вытянул ее, упершись в стену. Муравьи попятились и отступили.

Надо уточнить, что Гарри находился там, где ему быть не следовало. Но ему некуда было деваться.

Он прятался, лежа под сундуком на ножках на втором этаже, с единственной целью – спокойно понаблюдать за Розеттой в коробочке из-под «Тик-така». Рядом с ним лежал стебель порея. Но Гарри был не из тех, кого удивляет присутствие свежего порея под сундуком.

Вдруг раздался шорох.

Лежа ничком на полу между четырех деревянных ножек, Гарри видел всё, а его никто не видел. В самом деле, кому придет в голову согнуться пополам, чтобы заглянуть под сундук? Кроме Гарри, скорее всего, никому.

Итак, шорох. Гарри спрятал коробочку в карман и замер.

Он узнал жильца. Из-под сундука он видел его от ботинок до нагрудного кармана рубашки. Жилец – как же его зовут? – заканчивал переносить вещи. Он ворочал коробки, на которые были наклеены красные ленточки с надписью «Осторожно, бьется».

Жилец содрал одну ленточку и открыл коробку. Очень осторожно вынул из нее предмет, который Гарри не мог видеть, потому что тот был завернут в пузырчатую пленку. Жилец унес его в соседнюю со спальней комнату. Потом вернулся, снова ушел с таким же свертком, и так три раза.

Гарри очень хотелось узнать, что же это за таинственные упакованные предметы. Но это было невозможно. Он только услышал, что они позвякивали, как стекло.

Он уже зевал от скуки, когда что-то зашевелилось в поле его зрения. Гарри вытянул шею и увидел… Майкрофта! Он тоже наблюдал за новым обитателем дома… ЕГО дома. Ведь Майкрофт наверняка знал больше тайн об этих стенах, чем люди. Гарри дружелюбно помахал рукой. Майкрофт не ответил. Но Гарри понимал, что крысе приходится проявлять сдержанность с учетом обстоятельств.

Жилец открывал четвертую коробку. Все то же самое. И снова поползли муравьи. Теперь на другую ногу.

Это длилось, казалось, целую вечность… и вот наконец жилец вышел из спальни с длинной низкой клеткой. Гарри чуть не стукнулся головой о дно сундука! В клетке сидела… крыса! Крыса гораздо меньше Майкрофта, красивого жемчужно-серого цвета.

Майкрофт тоже ее заметил. И Гарри мог бы поклясться, что в его красных глазах блеснул огонек. У него будет друг! Гарри подмигнул ему.

– Как дела, моя красавица? – спросил голос жильца.

Вне всякого сомнения, он обращался к серой крысе. Очень ласково. Кстати… «красавица»? Значит, это?..

Майкрофт подмигнул Гарри в ответ. Ну да. Девочка.

Жилец унес клетку в третью комнату и вернулся распаковать последнюю коробку. Вдруг он вскрикнул от боли и запрыгал с ноги на ногу, как в танце вуду.

– А, черт, черт, долбаный крючок! – закричал он и сунул в рот уколотый палец.

Было ли это от скуки? Из-за муравьев? Просто рефлекс? Или надоело лежать скрючившись? Гарри вскочил на ноги и заорал в лицо изумленному Танкреду:

– Грубое слово – евро!

Письмо Гортензии Мюгетте

Как ты долго не отвечаешь! Я прекрасно знаю, что ты была там, когда я звонила в больницу позавчера. Почему мне сказали, что ты вышла в сад? Если ты устала или про сто не хочешь со мной говорить, так и скажи. Я пойму. Только не ври. Извини, что говорю начистоту, но ты бы тоже такого не стерпела, правда? Ладно, стоп. Кончили ссориться. Напиши мне в следующем письме (которого я жду! Очень жду!), получила ли ты «Призрака и миссис Мьюр»[48]48
  «Призрак и миссис Мьюр» – американская романтическая фэнтезийная драматическая комедия 1947 года. Фильм снят по одноименной повести 1945 года Джозефины Лесли.


[Закрыть]. Тетя Лукреция обожает этот фильм, но это не должно помешать тебе тоже его полюбить!

Из-за всего этого я еще не рассказала тебе про Танкреда, нашего жильца.

Готово дело, он въехал. Шарли не хотела пускать молодых мужчин в Виль-Эрве… Но он ее уболтал в два счета. И нас всех тоже.

Нельзя сказать, что от него много беспокойства. Он работает целыми днями в своих трех комнатах с ванной. Чем он занят? No sé[49]49
  Не знаю (исп.).


[Закрыть]. И никто не знает. Мы думали, что он писатель, но нет. Его работа звенит, громыхает, хлюпает, брякает, скрипит. Танкред – Таинственный жилец.

Он славный, вежливый. Немного рассеянный, но это добавляет ему обаяния… И тут самое время перейти к ze last but not least[50]50
  Последнее, но не наименьшее (искаж. англ.).


[Закрыть]: он КРАСИВЫЙ!

Беттина находит у него ямочку Анджело Альба, лыжника, олимпийского чемпиона. Я – походку Фреда Астера. Энид – зубы Джорджа Клуни. Дезире – прищур Нельсона Манделы, когда он смеется. Гарри уверяет, что у него и Розетты одинаково умное выражение лица. (Я не решилась проверить!) Выслушав эту лавину сравнений, Шарли заключила: он похож на медведя, да-да! И прячется в башенке, как в берлоге!

Его «квартира» отделена от остального дома дверью на лестничной площадке. До сих пор эту дверь никогда не закрывали. Но Шарли на этот счет непреклонна: каждый у себя. Тем не менее она всегда готова принести ему ужин, когда мы слышим, как в одиннадцать часов он еще работает и ничего не ел. Беттина подколола ее: «Женщинам всегда хочется кормить мужчин насильно». Шарли покраснела.

И все-таки. Чем он там занимается? Что у него за работа? Иногда из-под двери чудесно пахнет: цветами, шелком, фруктами, ароматическими свечами. А иногда воняет мокрым картоном, старой подметкой, заплесневелым апельсином. С тех пор как он здесь, ему не приходило никакой почты, ни одного письма. Интригует, правда?

Пока всё о загадочном красавце. Целую тебя. Все тебя тоже целуют.

И пиши!!!

Это была обычная весна. Ливень, солнце, ливень и так далее. Каждое утро волны смотрели приветливо и кивали белыми барашками, желая хорошего дня. И вдруг – опа! – ведро воды выливалось вам на голову. А волны корчились. Конечно же, от смеха.

Между двумя дождями Энид и Дезире собирали морских черенков[51]51
  Вид двустворчатых морских моллюсков.


[Закрыть]. Обе копались в песке. Дезире путала их норки с крабовыми. Энид смотрела на нее снисходительно (ох уж эти мне парижане!).

По ступенькам утеса с ведерком в руке спустился Гарри.

– Я пришел вам помочь.

– Если хочешь.

– Я видел, как с утеса вспорхнула странная птица, – сказал он.

– Птиц здесь полно, – отозвалась Энид. – Особенно весной.

– Вон, смотри!

Она посмотрела. Из пещерки в утесе вынырнула тень. Энид сразу узнала ее трепещущий полет.

– Это не птица. Это летучая мышь.

Дезире испуганно взвизгнула.

– Летучие мыши!

– Они обычно летают вечером. Не бойся, они не кусаются.

– Они цепляются за волосы.

– Я знаю одну, мы с ним дружим. Его зовут Свифт.

Энид колебалась. Ей не хотелось открывать тайну Виль-Эрве, которую знала она одна. Но эти глупости насчет летучих мышей ее разозлили.

– Они живут в пещерах внутри утеса, – сказала она. – А про волосы – это чушь собачья. Я знаю, грубое слово – евро.

Но Гарри услышал только одно. «Летучие мыши внутри утеса».

– А ты хорошо знаешь эту… Суифф?

– Он мой друг. Зимой он спал, но теперь, весной, опять будет висеть вниз головой на деревьях перед моим окном.

Дезире вздрогнула. Летучая мышь, висящая вниз головой, буэ, спасибо, не надо. У Гарри же просто слюнки потекли от зависти.

– А мне можно будет ее увидеть?

– Если она захочет. Скорей сюда! Черенок…

Но моллюск уже зарылся поглубже, оставив только пузырь на песке.

Девочки пошли охотиться дальше. Гарри остался стоять на берегу с ведерком в руке. Он ждал: вдруг летучая мышь снова вылетит из утеса. Но нет. И он ушел в глубокой задумчивости, напевая:

– Есть домик у медведя, не слышно ветра в нем, но ты туда не суйся, он съест тебя живьем…