Текст книги "Четыре сестры"

6
Даешь свободу!

За пятьсот метров от рынка Сюзи заныла и захромала.

– Еще не хватало. Что это с тобой? – фыркнула ее сестра.

Сюзи яростно пнула пяткой обочину. Хорошо воспитанная трава промолчала.

– У меня фликтена! – взвизгнула Сюзи.

– Браво. А можно нам тоже?

– Мне больно!

– Хромай на обе ноги… будешь идти прямо.

– А что такое фликтена?

– Нет, Сюзи, молчи. Мы угадаем.

– Фликтена… Фликтена…

– Это типа отворота штанов?

– Антилопы гну?

– Засахаренных фруктов?

– «Купера Лейна»?

– Антибиотиков? Ботинок на пуговицах? Зеленой чечевицы?

Сюзи рухнула в траву.

– У меня волдырь!

– Надо же. Она заговорила по-французски.

Они заботливо склонились над ней.

– Волдыри… – пробормотала Беотэги. – Волдыри-фонари…

– …с ними удобно ходить в темноте… – подхватила Дениза.

– …если через тебя пропустят ток! – заключила Беттина.

Сюзи запустила в них комком земли. Беттина смеясь достала из рюк зака косметичку и нашла пластырь, который перед отъездом сунула туда Шарли или, может быть, Женевьева, она точно не знала – наткнулась на него сегодня утром, когда искала масло для загара.

– Спецом для флипены, – сказала она, протягивая пластырь Сюзи.

– Фликтены… Спасибо, – добавила та после паузы.

Они пошли дальше, и мелкая преодолела, без нытья и не хромая, последние гектометры до деревни. Беттина остановилась и повернулась к подругам.

– Как я?

– На ногах, – ухмыльнулась Сюзи.

– Априори без волдырей, – сказала Беотэги.

– Я спрашиваю: как я выгляжу?

– Как девочка, которая скоро встретится с парнем, который ей нравится.

– Оооох, – простонала Беттина, – оооох…

– Сжалься, не начинай и ты тоже выкладывать все трудные слова из словаря!

Они увидели цыплят, утку и кота раньше, чем Огюстена. Он стоял за прилавком с овощами и фруктами в окружении мохнатой, пернатой и прочей живности. При виде их он просиял.

– Добрый день, – поздоровался он. – Вы пришли.

– Да.

Беттина небрежно пошевелила пальцами и увлекла свою компанию в боковой проход по соломе и навозу среди телят с ласковыми глазами.

– Из-за тебя мы убежали как воровки, – проворчала Беотэги. – Не понимаю я тебя. Не хочешь, что ли, его видеть, этого Огюстена? Разве мы не за этим пришли?

Беттина пожала плечом.

– Пошли! – скомандовала Дениза. – На этот раз ты за нами.

И они вновь оказались у стола Огюстена.

– Скока стоит твоя утка? – спрашивал его какой-то фермер.

– Я ее не продаю.

– А кота?

– Тоже. Только фрукты-овощи.

Огюстен подмигнул девочкам. Они засмеялись. Беттине подумалось, что у Огюстена просто дар упрощать то, что кажется таким сложным. Она увидела, что он на нее смотрит, и улыбнулась ему. Цыпленок сидел у него на одном плече, томатный кот – на другом, а уши немного покраснели. Может быть, и у нее тоже… Она полезла в рюкзак в поисках масла для загара. Не нашла, махнула рукой, подняла голову. Огюстен все еще улыбался ей. Индюшонок проскочил у нее между ног и едва не опрокинул ее в сено. В киоске на площади задудел тромбон, словно кто-то громко пукнул, ни шатко ни валко заиграла музыка на фоне мычания и кукареканья.

– Ты слышишь, что говорит Огюстен? – гаркнула Дениза.

– Что?

– Он поможет нам сегодня поставить палатку.

– И покажет самое лучшее место для бивуака.

Они уже четырежды обошли рынок, а домой не хотелось. Через полчаса они как-то сами собой вернулись к исходной точке, к столу Огюстена. Он усадил их позади на ящики.

– Попробуйте, – сказал он. – Это сидр.

– Сладкий?

Он прыснул:

– Холодный.

Стаканов у него не было, и он разлил сидр в кофейные чашечки.

– Как вам?

– Щиплет немного.

– Но вкусно.

– Очень вкусно.

Было уже за полдень. Под клеенкой, защищавшей прилавок от солнца, стало жарко.

– А имя у этого кота есть? – спросила Беттина.

– Гримас, – ответил Огюстен.

В запахах птиц и скотины поднимался парок. Вставать не хотелось. Они устали от жары, оглохли от шума, размякли от сидра.

– Слив? Вишен?

Они похлопали ресницами, надеясь, что он поймет это как отказ.

Было уже два, когда все начали собираться и укладываться. Огюстен сложил пустые коробки и ящики в тележку, прицепленную к трактору. Подмел вокруг. Повернулся к девочкам, которые не двинулись с места, только встали:

– Отвезти вас?

Он их отвез. С утенком и цыпленком в карманах, котом под футболкой. С кочаном капусты и морковками на коленях.

– Может, захотите перекусить на ферме, – вдруг сказал он, – у нас сегодня пирог с вишнями.

Беттина прыснула, сама не зная почему. Огюстен резко выключил двигатель трактора и сделал им знак молчать. Он почмокал губами. Девочки ждали, заинтригованные. Вдруг из зарослей тростника выскочил комок серого меха. Кролик. Он посидел немного столбиком и осторожно двинулся вперед. Огюстен передал Беттине кочан:

– Дай ему. Маленькими кусочками.

Она взяла капусту, оторвала листик и бросила кролику. Зверек продвигался короткими прыжками, словно опрокидываясь на каждом шагу. Огюстен положил морковки на колени Сюзи, Денизе и Беотэги.

– Маленькими кусочками, – повторил он.

Когда они скормили ему всё, кролик юркнул в заросли. Трактор поехал дальше. Сюзи успела посадить Гримаса к себе в подол. Она улыбнулась Огюстену.

– Здорово у тебя получается с животными. А ты смог бы укротить ишиопага?[73]73
  Ишиопаг – чрезвычайно редкий биологический феномен, который происходит, когда зародыш одного близнеца поглощает менее развитого.


[Закрыть]

Он улыбнулся в ответ.

– Я предпочитаю животных, у которых хвост принадлежит той же особи, что и голова, – был его загадочный ответ.

Сюзи просияла. В кои-то веки кто-то понял, что она имеет в виду! ДББ сзади ошеломленно молчали.

* * *

Пирог был сахарный, вишневый, шелковый. На большом деревянном столе, установленном в центре двора, девочки трижды брали себе добавку. Доедая по третьему куску, они узнали, что автором этого наслаждения был сам Огюстен.

– Ты умеешь печь пироги? – восхитилась Дениза, которая и яйца разбить не могла.

Беттина уставилась на него. Огюстен почесал нос, сунул палец в ноздрю от замешательства, поспешно вынул его и подхватил кота, подбиравшегося к двум горшкам сливок.

– Мне нравится.

– Нам тоже.

– Я хочу сказать, больше нравится печь, чем есть.

– А мне наоборот! – хихикнула Дениза.

Сюзи перехватила взгляд Беттины на Огюстена и засмеялась.

– Смотри аккуратней с ризориусом[74]74
  Musculus risorius (лат.) – мышца смеха.


[Закрыть], Беттина.

Беотэги сочувственно поджала губы.

– Сожалею, – сказала она. – Если бы меня спросили, какую я хочу сестру, я бы не выбрала эту модель.

– А когда приедет ваша кузина? – вдруг спросил Огюстен.

Кашель Беотэги прозвучал как взрыв петарды. Сюзи хмуро смотрела, как она задыхается.

– Я тоже, – изрекла она, – не выбрала бы в сестры эту модель.

– Я… – в замешательстве пробормотал Огюстен.

– Нет, правда, – не унималась Сюзи. – Так странно, что кузина Вирсавия не дает о себе знать.

Огюстен милосердно протянул Беотэги стакан воды.

– Ну? – настаивала Сюзи. – Кузина Вирсавия?

Беотэги отдышалась. Опустила палец в горшочек со сливками, пососала его и сказала:

– Кузины Вирсавии не будет.

– Так я и думала! – фыркнула Сюзи.

– Замолчи. Она звонила… – Беотэги снова опустила палец в горшочек. – Помните звонок в день отъезда? Это была она. Вирсавия. Чтобы отложить наши каникулы на две недели. Она получила заказ на святых из очистков… То есть на картины из очистков с изображениями святых… Для какого-то монастыря.

Все смотрели на Беотэги так, будто она рассказывала о последнем искушении Христа.

– У меня не хватило духу сказать, – призналась Беотэги. – Ни вам. Ни маме. Мы так долго этого хотели. С таким трудом уговорили Шарли. И твою маму, Дениза. Ну и вот.

Гримас единственный издал звук, когда принялся вылизывать миску. Потом Дениза рассмеялась. За ней Беттина.

– Я бы сделала то же самое! – воскликнула Беттина.

– Я тоже! – подхватила Дениза. – То есть нет. Нам бы я сказала.

– Я испугалась, что… что вы испугаетесь.

Они опять рассмеялись. Огюстен поднял бровь:

– Чем заниматься кузиной, займемся лучше палаткой?..

Дениза ул ыбнулась.

– Вернемся к необычайным будням.

– Оксюморон, – заметила Сюзи.

* * *

В первую их ночь в палатке погода выдалась великолепная.

* * *

Фред Верделен явился своей дочери Женевьеве в конце следующего дня. День прошел, серенький, пасмурный. Никого в море, унылый пляж. Мороженое покупали мало.

– Кажется, пора сворачиваться.

Женевьева вздрогнула.

– Ты как будто разочарована, что видишь меня, – сказал он чуточку грустно. – Ты ждешь возлюбленного.

– Да ничего подобного! – возмутилась она. – У тебя крыша едет!

– Тцц! Тцц! Это у тебя она едет. Куда девалась моя прагматичная Женевьева? Та, что точно знает, сколько нужно литров бензина, чтобы проехать двести сорок семь километров на скорости семьдесят шесть километров в час. Или где встретятся два поезда, если они едут с одинаковой скоростью по маршруту…

– Хватит, папа! – прошептала она на высокой ноте. – Помоги мне лучше закрыть ставни.

Но он не мог. Откуда у призраков мускулы?

– Извини, – сказал он. – А ведь на меня всегда можно было положиться.

– Ничего. Я справлюсь.

Женевьева одна взялась за первый ставень. Сильный встречный ветер дул с океана, и ей пришлось повозиться. Она заперла тяжелый ставень и перевела дыхание, прежде чем взяться за второй. Приподняла его с мыслью о штангистах. И ставень вдруг утратил вес, стал легким, совсем легким… Женевьева вставила его в паз без малейшего труда! Закончив, она увидела Виго, он стоял рядом.

Это он ей помог.

– С кем ты разговаривала? – спросил он так непринужденно, будто они виделись десять минут назад.

– Ни с кем.

Он передернул плечами, как делают, скидывая куртку или неудобную мысль. И показал ей что-то на Морском бульваре.

– Что это? – спросила Женевьева.

Она, конечно, хорошо видела, что там стояла машина.

– «Гольф». Дядя мне одолжил.

Он склонился к ней, весь из себя вкрадчивый.

– Ты водишь?

– По возрасту имею право, – ответил он.

– Она правда твоего дяди?

– Да.

Женевьева убрала мороженое в холодильник. Вышла из киоска и заперла дверь. Не успела она положить ключи в сумку, как Виго обнял ее и развернул к себе. Не так, как в прошлый раз. Мягче, нежнее.

– Я хочу провести этот вечер с тобой, – прошептал он ей в ухо. – Ты и я. Можем для начала поехать поужинать… я знаю одно местечко.

Для начала.

– Мне хочется, – продолжал он. – А тебе?

Женевьева подняла взгляд и удивилась, увидев в его глазах доброту, которую он обычно не выказывал. Она трижды моргнула, сама того не желая, и ответила:

– Да. Мне тоже.

* * *

Женевьева вскочила на велосипед и стремглав покатила к Виль-Эрве. Она почти летела и, чувствуя себя космическим кораблем, крутила педали к луне. Вот только вдали была видна не луна, а солнце, круглое, как арбуз, над кромкой воды.

По дороге мама запрыгнула на маленький багажник позади.

– Этот мальчишка чертовски соблазнителен, правда?

– Слишком, если честно, – запыхавшись, ответила Женевьева.

– Типа Брандо. Лоб, брови… Ты так быстро едешь. Говоришь, ты с ним уже встречалась?

– Насчет встречалась не знаю. Видела, да.

– В рубрике происшествий?

– Не говори глупостей!

– Я тебя дразню. Не гони так, а то сама окажешься в рубрике происшествий.

– Мне осталось всего девяносто минут, чтобы…

– …навести красоту?

– …подготовиться. Принять душ. Вымыть голову. Высушиться феном.

– Твой отец не говорит о нем ничего хорошего. Ты его не слушай. Папы всегда немного ревнуют к дружкам дочерей. В котором часу вы встречаетесь? И где?

– В половине восьмого. На Морском бульваре.

Люси Верделен помолчала. Женевьева, воспользовавшись моментом, оглянулась через плечо. Мама сидела боком на багажнике размером с почтовую открытку.

– Я вижу, ты надела брюки, – сказала Люси.

– Моя единственная юбка в стирке. Да и брюки тоже. Эти я одолжила у Шарли.

Мама снова помолчала. И улыбнулась, но дочь не могла этого видеть.

– Вот что я тебе скажу, – продолжала она, – в этом нет ничего романтичного, но…

– Я знаю, мама, – перебила Женевьева.

– Если у тебя что-то будет с этим мальчиком, пожалуйста…

– Я знаю, мама!

– У тебя есть с собой?

– Нет.

– У Шарли?

– Понятия не имею.

– Стой.

– Что?

– Остановись.

Женевьева затормозила. Мама грациозно соскользнула с багажника. На ней были джинсы и длинный желтый пуловер широкой вязки. Волосы вились сильнее, чем в прошлое ее появление. Она порылась в заднем кармане, достала что-то и вложила в руку дочери.

– Держи.

– Что это? – спросила Женевьева не глядя, потому что отлично знала, о чем идет речь.

– Презерватив.

У Женевьевы вырвался нервный смешок.

– Откуда ты его взяла? В раю ими тоже пользуются?

– В раю как и везде.

Женевьева сунула пакетик в карман.

– Спасибо.

Она вскочила в седло, хотела было подождать, чтобы мама села на свое место позади. Но Люси уже не было. На этот раз она действительно исчезла. И тогда Женевьева решила поставить опыт.

Она доехала до Виль-Эрве, прислонила велосипед к ограде, вошла в пустой дом, взбежала, прыгая через ступеньки, по Макарони и рухнула на свою кровать. Там, только там, она засунула пальцы в карман, очень осторожно… и отдернула их, как будто обожглась! Презерватив был там. Вполне реальный. В пластиковом пакетике.

Мог ли предмет, полученный от призрака, стать настоящим?

Ее затрясло от смеха. Где, спрашивается, мама раздобыла эту штуку? Значит, там есть аптеки? Торговые автоматы? Или их раздает сам святой Петр? Святой Георгий? Мария Магдалина? Или Вельзевул?

Она кинулась в ванную. Пробыла там час. Минимум времени, если готовишься к встрече с человеком, в которого, может быть, уже влюблена.

– Я не влюблена, – пропела она под феном. – Я совсем, совсем, совсем не влю…

Дверь распахнулась.

– Ты куда-то собралась? – спросила Шарли.

– Могла бы постучать.

– Я стучала.

– Это фен. Надо было подождать.

– Я ждала.

– Надо было покричать.

– Я кричала! И вообще, дверь была открыта!

Женевьева вздохнула.

– Ты куда-то собралась? – повторила Шарли.

– Потусить с друзьями.

Тут вздохнула в свою очередь Шарли.

– А ты хотела что-то предложить? – спросила Женевьева.

– Нет. Куда вы?

– Перекусить. Может быть, потанцевать. Еще не знаю.

– Танцевать? Ты?

– Почему нет?

– А мне с тобой можно?

Шарли уловила выражение лица сестры.

– Я пошутила, – тут же сказала она. – Пойду посмотрю киношку!

И отвернулась.

Полная угрызений совести до бровей, Женевьева отправилась в прачечную. Черт, она ничего не постирала позавчера. Женевьева пошла исследовать шкаф Беттины. Беттина была ниже ростом, но, в отличие от нее, следила за модой. Может быть, найдется что-нибудь безразмерное?

Она примерила два длинных платья, три коротких, потом какую-то розовую штуку, типа среднюю. Ничего не подходило. Женевьева взглянула на часы. 19:11. Кровь застыла в жилах. Она кинулась в комнату Шарли. Та, лежа поперек кресла, накручивала на палец шерсть Ингрид.

– Ты можешь дать мне что-нибудь?

– Все мое внимание. Или дурные намерения. Тебе для чего? А, ясно – шмотки. Для девичника? Девичника-мальчишника? Или выхода с одним мальчиком? И этот мальчик просто друг? Или больше? Заметь, я задаю тебе эти вопросы только для того, чтобы посоветовать наилучший наряд!

– Так ты пойдешь в кино?

– Да… Я люблю переходить из рук в руки… то есть из подлокотников в подлокотники.

Шарли была несчастна. В другое время Женевьева могла бы… Но сегодня вечером… Невозможно. Невозможно. Невозможно!

– Возьми мое атласное ореховое платье, – сказала Шарли. – Я его не ношу. И жакет к нему. И еще…

– Спасибо! – воскликнула Женевьева, целуя ее в обе щеки.

19:18.

7
Ваши документы, поэт!

Он пришел точно в назначенный час. Она тоже. Он сменил шорты, футболку и красную шапочку на белую рубашку, полотняные брюки и кремовый пиджак. Еще влажные волосы были зачесаны назад. Он выглядел, оценила про себя Женевьева, самым красивым парнем на свете. Он открыл перед ней дверцу. От него хорошо пахло.

– Ты… супер, – сказал он, взглянув на атласное ореховое платье Шарли.

– Это не мое, – ответила она и тут же об этом пожалела.

– Тогда мой тебе совет: оставь его себе.

Она нырнула в машину. Усевшись рядом, они уставились в ветровое стекло. Бульвар в пору «между волком и собакой»[75]75
  Французский фразеологизм, обозначающий время сумерек. Точное выражение – entre chien et loup (меж собаки и волка, франц) – перефразировал А. С. Пушкин в романе «Евгений Онегин» для соблюдения стихотворного размера.


[Закрыть] тянулся, как широкоэкранное кино, вдоль всего побережья.

– Куда мы едем? – спросила она.

– У меня есть кое-какие идейки. А у тебя?

– Никаких.

– Тогда поехали со мной.

Выбора у нее не было.

Ресторан был в Сен-Жане, километрах в десяти, у казино. Он назывался «Красный корсар». С автостоянки Женевьева с тревогой посмотрела на фасад.

– Это здесь?

– Здесь. С другой стороны есть вид на море.

Она нерешительно вышла из машины.

– Что не так? – спросил он.

– Это выглядит…

…очень дорого, подумала она про себя, а вслух сказала:

– …богато.

Ресторан для тридцатилетних стариков, подумала она еще. Не для парня и девушки нашего возраста.

– Я недостаточно хорошо одета, – предприняла она последнюю попытку.

Выбор Виго казался ей странным, даже откровенно несуразным.

– Ты само совершенство. Идем.

Он взял ее под локоть так властно, что прибавил сразу три года. Кстати, а сколько ему лет?

– Ладно, – сказала она. – Но счет разделим?

Он резко остановился и посмотрел на нее с таким свирепым выражением, что у нее задрожали колени.

– Я приглашаю, ОК?

С огнем в глазах, как сказал бы: «Это мой револьвер, не трогай его!» Она удивилась, почему, собственно, подумала об оружии.

Они вошли.

Женевьева вытянула шею, мысленно поблагодарила Шарли за то, что та посоветовала ей надеть туфли на каблуках (жалких четыре с половиной сантиметра, но все-таки). Она улыбнулась метрдотелю, но в ответ получила только отблеск его очков.

– Сюда, – тихо сказал он и взял их судьбу в свои руки.

Высокие окна, на которых висели занавески по-версальски красного цвета, выходили на море и фонтаны казино. Музыка была ласковая и загадочная, свет пурпурный и бархатный, очень коварный.

Им принесли меню. Спросили, желают ли они аперитив. Женевьева открыла было рот, чтобы воскликнуть: «Нет-нет!» Но Виго ее опередил.

– С удовольствием, – церемонно ответил он.

Она фыркнула в салфетку. С удовольствием! Ей показалось, что она попала в «Купер Лейн», в ту серию, где родители празднуют двадцатилетие свадьбы.

– У нас есть отличная ратафия, – прошелестел метрдотель.

Женевьева уткнулась в меню. Ратафия. От одного названия она едва не рыдала от смеха.

– Шампань, – уточнили им. – Ратафия шампань.

Виго посмотрел на Женевьеву и увидел, что она на грани срыва.

– Давайте ратафию, – сказал он мрачно.

Метрдотель удалился. Оставшись одни, они рассмеялись. В зале были только пары, все старые, лет за тридцать.

– Ты уже бывал здесь? – прошептала она.

– Никогда.

– Я думала, ты здесь свой человек.

– Мне посоветовали.

– Твой банкир, полагаю.

– Один друг. Которого я очень любил.

Принесли ратафию. Женевьева ожидала волшебного зелья… Это и было волшебное зелье. Золотистое, с запахом лакрицы, обволакивающее. Виго поднял свой бокал и чокнулся с Женевьевой.

– Мне двадцать два года, – объявила она. – Я получила аттестат вечность назад. Я стала… заводчицей собак или коз.

– Мне двадцать два года, – отозвался он. – Мой выпускной… не помню, когда это было. Кем я стал… понятия не имею.

Женевьева прыснула. Из-за его тона. Или из-за ратафии. Потом ее развеселило блюдо с морепродуктами.

– Здорово, когда тебе двадцать два года, – заметила она. – Просишь – и получаешь все, что хочешь.

Она подняла голову и вилочку для устриц.

– Мне шестнадцать лет, – сказала она тихо-тихо. – А тебе?

– Восемнадцать. С половиной, – поспешно добавил Виго.

Он наклонился, взял ее за руку и поцеловал в ладонь.

– Прекрати эти стариковские штучки, – сказала она еще тише. – А то я подумаю, что тебе и правда двадцать два.

Но он не отпустил ее руку и снова поцеловал. Сердце Женевьевы таяло, как фисташковое мороженое на солнце. Она попыталась запротестовать неуверенным ломким голосом:

– И это все, что ты можешь придумать, чтобы не дать мне съесть последнюю креветку?!.

– Смоемся? – предложил он через некоторое время.

– Десерт? – предложил появившийся официант. – У нас есть дульче де лече.

– Чегойто? – спросил Виго.

– Что вы имеете в виду? – поправила Женевьева.

– Н у, – протянул официант, – можно назвать это, скажем так, тропическим вариантом айриш-кофе.

– Я возьму, – сказал Виго.

Женевьева тоже взяла.

Дульче де лече оказался пенистым, жгучим, обалденно вкусным и таким же коварным, как все остальное.

Выпив полчашки, Виго вспомнил, что ему еще вести машину. Женевьева тут же протянула руку, передвинула его чашку к своей и с удовольствием допила.

Виго расплатился банкнотами. Банкнотами по десять, двадцать, пятьдесят евро. Даже в гардеробе. Она запретила себе задаваться вопросами. Да и голова у нее плыла.

– Ты со мной? – спросил Виго на стоянке, у двух клумб с ирисами перед казино.

– Конечно. Если тропический вариант айриш-кофе перестанет упорно тащить меня влево.

Он с поклоном распахнул перед ней дверцу. Она попыталась сесть изящно. Ей это как будто удалось. Машина тронулась.

* * *

Они проехали двенадцать километров в чарующей ночи, как вдруг Женевьева положила ладонь на локоть Виго.

– Разворачивайся. Это не та дорога. Мы едем в Вильнев.

– А? Ты уверена?

Она кивнула и прыснула в кулак.

– Так мы доедем до Англии!

– Не смешно, – буркнул он.

Она обернулась. У него был встревоженный вид.

– Полицейская машина, – сказал он тихо. – Сзади.

– Мы едем не быстро.

– Да. Но я пил.

Пауза. Потом:

– И у меня нет документов.

Она посмотрела на него, разом протрезвев:

– Это… машина твоего дяди? Правда?

– Да.

– Тогда они отвезут тебя к нему, и все будет хорошо.

Его тяжелое молчание внезапно испугало ее. Она спросила:

– В чем дело, Виго?

Полицейская машина обогнала их и дала знак остановиться. Ужас, который Женевьева прочла на лице Виго, передался и ей. Он затормозил. Они сидели и ждали.

Первая форма обрисовалась в ветровом стекле, затем вторая.

– Здравствуйте, – поздоровался первый полицейский.

– Здравствуйте, – ответила Женевьева.

– Я… э-э… кажется, не превышал скорость, – промямлил Виго.

– Нет, не превышали. Могу я посмотреть ваши документы?

В те полминуты, когда Виго делал вид, будто роется в карманах, Женевьева провалилась в бездонный колодец стыда.

– Я, кажется, их забыл, – жалобно сказал он наконец. – Пони маете, это не моя машина. Моего дядю зовут Анжело Анжелопулос. У него гараж на выезде из Амброз-ла-Шапель.

Тот полицейский, что стоял ближе, кивнул.

– Это осложняет ситуацию. Сколько вам лет?

– Девятнадцать. Почти.

Полицейский внимательно всмотрелся в лицо Виго. Потом в Женевьевино.

– Можно заглянуть в машину?

Луч фонарика пошарил вокруг них, по заднему сиденью, под ним, сзади щелкнул замок багажника. Женевьева почувствовала страх Виго, запах его пота. Чего он боялся? Она посмотрела на него. Ей было знакомо это выражение на этом лице. Где же она его видела? Она резко распахнула дверцу и вышла подышать.

– Осторожней, мадемуазель, – посоветовал один из жандармов. – Держитесь ближе к обочине, чтобы вас не сбили.

Он сделал знак полицейской машине, припаркованной в нескольких метрах впереди. Женевьева посмотрела в ту сторону… и тихо вскрикнула. Внутри поднял руку знакомый силуэт. Женевьева кинулась к машине.

– Какого черта ты здесь делаешь среди ночи! – закричал на нее Базиль.

Она звонко чмокнула его в щеку раз и другой; каким же блаженным облегчением было присутствие давнего друга.

– Виго хотел отвезти меня в Виль-Эрве, но… мы сбились с дороги.

– У него нет документов, – сказал один из полицейских. – Придется…

– Минутку, – остановил его Базиль. – Я ее знаю.

– А ты? – спохватилась Женевьева. – Ты-то что здесь делаешь?

Она удивилась, поняв, до какой степени он счастлив ее видеть. И смущен тем, что счастлив. Она просунула руку ему под локоть.

– Я дежурю, – объяснил он. – Мы разбирались с происшествием в Ла-Салин.

Он повернулся к одному из полицейских.

– Виктор? Оставим это – насчет документов? Она моя родственница.

– Ладно. Но парень пусть пройдет тест на алкоголь.

Базиль указал на Виго в машине.

– Кто это?

– Друг дома, – соврала Женевьева.

– А, ну да. И как там дома?

– Все хорошо. Энид и Гортензия на каникулах в Париже. Беттина ушла в поход. Роберто захватил твой стул.

Что сказать о Шарли? Она ничего не придумала.

– А ты? – спросил он.

– Подрабатываю… на бокс.

Она засмеялась. Ей стало холодно. Она моя родственница.

– Этот жакет, – снова заговорил Базиль. – Он…

– …Шарли, да.

– Так мне и показалось.

Женевьева подумала, не предлог ли это, чтобы поговорить о Шарли. Или ему просто хотелось произнести ее имя?

– Ноль сорок девять, – объявил полицейский. – Повезло тебе, парень.

Женевьева услышала выдох Виго и улыбнулась. Она вспомнила дульче де лече. Ветер с Атлантики становился все холоднее.

– В моей крови наверняка в три раза больше, – сказала она. – Я выпила его долю.

– Можете ехать, – сказал полицейский, которого звали Виктором.

Женевьева поблагодарила его. Поцеловала Базиля в другую щеку.

– Хорошего вечера, – попрощалась она. – И спасибо.

– Хорошего вечера.

Она смотрела, как Базиль усаживается в полицейскую машину. Ей хотелось сказать ему, что Виль-Эрве уже не тот и что Шарли ужасно плохо. Но она не знала, имеет ли на это право. Да и не время было. Она помахала ему на прощание и повернулась к Виго.

– Кто это был? – спросил он через дверцу. – Легавый?

Она села рядом с ним и ответила:

– Доктор.

– Он пришелся очень кстати.

Виго посмотрел на нее искоса.

– Он, кажется, очень тебя любит… И ты его тоже.

– Он… он был женихом моей старшей сестры.

Она посмотрела ему прямо в лицо.

– Сколько тебе лет, Виго?

– Я же тебе сказал. Восемнадцать с половиной.

– По-настоящему.

Он поскреб руль кончиками пальцев.

– Будет восемнадцать через шестнадцать дней. Что это меняет?

– То, что по закону тебе запрещено водить машину еще шестнадцать дней. И это значит, что у тебя нет прав. Если бы не Базиль, ты ночевал бы в тюрьме.

Он стукнул кулаком по рулю, из его горла вырвался раскатистый рык, похожий на смех. Злобный смех, издевательский, яростный. Вряд ли он был обращен на нее, она догадывалась. Но слушать это было ужасно.

– Еще это значит, что я не поеду с человеком, у которого нет прав!

И она выскочила из машины.

– Сядь! – закричал он. – Ты же не собираешься здесь ночевать.

– Вызову такси из телефонной кабины.

– Я не оставлю тебя одну на дороге ночью.

Как подброшенный пружиной, он выскочил наружу. Схватил ее за руку, она его оттолкнула.

– Пусти!

– Вызывай кого хочешь. Но я подожду здесь с тобой.

– Ничего со мной не случится.

– У людей чертовски богатое воображение, чтобы рушить жизни.

– Что это значит?

Он вздохнул. Взмолился:

– Позволь мне отвезти тебя домой.

Она припустила бегом и сотней метров дальше влетела в освещенную кабину. Немного подумав, позвонила домой.

– Алло?.. – ответил нетвердый голос Шарли после седьмого гудка.

– Это я. Ты спала?

– Клевала носом. Над книгой, которую читаю. Что с тобой случилось?

– Машина мо… моих друзей сломалась.

– Где вы?

Женевьева сказала, трижды поблагодарила и повесила трубку. Шарли будет здесь через двадцать минут. Она села на красно-белый столбик с пометкой 57 км. Виго подошел и встал рядом.

– Я хотел, чтобы у нас был замечательный вечер. Только для этого и взял «гольф».

Она не ответила.

– Ладно, сам знаю. Если бы не твой друг Эмиль, мы…

– Базиль.

– Мы бы влипли. Знаю, знаю, знаю.

Она бросила на него ледяной взгляд.

– А этот дядя Анжело вообще существует? У меня есть другое предположение: ты позаимствовал эту машину, как позаимствовал лодку?

Виго что-то буркнул. Пнул пень и яростно развернулся. Сел в машину, хлопнув дверцей. Больше они не сказали друг другу ни слова. Он остался, как обещал. (В сущности, Женевьева была этому даже рада. Оглядевшись вокруг, она увидела темные заросли и отнюдь не привлекательный кустарник.) Но ни слова.

Когда машина Шарли вынырнула из темноты, легко узнаваемая по натужному пыхтению, озябшая Женевьева поднялась со столбика. Виго завел мотор, и «гольф» скрылся в ночи.

– Эй! – возмутилась Шарли, тормозя. – Не говори мне, что тебя бросили совсем одну.

– Все хорошо.

– Что это за друзья, которые оставляют ночью на пустынной дороге? Скажи мне, как их зовут, я им задам!

– Оставь. Они только что уехали.

Она села рядом с сестрой. Привычный запах старого автомобиля окутал ее, точно теплое одеяло, и ей тут же захотелось спать.

– Я… видела… Базиля… – пробормотала она, проваливаясь в сон.

Не договорив фразу, она уже спала. И, наверно, поэтому не почувствовала, как машина Шарли вильнула в сторону.