Текст книги "Четыре сестры"

3
Литература и лошади всех мастей

Гортензия отодвинула стопку книг, приподняла вторую. Подумала: боже мой, как сузилась моя комната, сунула третью стопку в открытый чемодан на полу, черт, черт, черт, куда же я могла ее деть? Она столкнула ряд на полке, развернула четыре пары джинсов, как знать, могла заваляться и там.

– Ты это ищешь? – спросила мама.

Гортензия хмуро взглянула. И взяла книгу, которую мама ей показывала.

– Ничего себе! Я уже не первый час везде ищу!

– Это ты хватила. Ты в этой комнате всего девять минут.

– А ты что, шпионишь за мной?

Мама посмотрела на нее с укоризной.

– Прости, – извинилась Гортензия. – Но откуда ты взяла эту книгу?

– Мне захотелось ее перечитать. Помнишь, я читала ее тебе вечерами перед сном. Тебе было девять лет.

– С половиной. Девять с половиной. За полгода до того, как ты умерла.

Сегодня в кои-то веки Гортензия находила, что мама прилично одета. Летнее платье анисово-зеленого цвета, шляпка и кремовые мокасины. Люси Верделен наклонилась, чтобы рассмотреть содержимое чемодана.

– А где крем для загара? И, боже мой… всего три пары трусиков! На три недели каникул? Пара на неделю? С каких это пор? А ну-ка, давай все пересмотрим!

В глубине души Гортензия совсем не обиделась. Она забыла кучу вещей и сама это знала. Мама метнула на нее острый взгляд.

– Это что-то новенькое. Ты полюбила путешествовать? – вдруг спросила она. – Тебя же надо было за волосы тащить на поезд!

Она пальцем повернула голову дочери и поймала ее взгляд.

– Не имеет ли, часом, это отношения к известному нам Танкреду?

Гортензия мысленно восхитилась маминой проницательностью.

– Ты хочешь в Париж, чтобы поговорить с Танкредом. Ладно. А ты хотя бы сказала об этом Шарли?

Гортензия помотала головой.

– Пусть она решит это сама, – заключила Люси.

– Танкред любит Шарли, – объяснила Гортензия на выдохе. – Непременно надо ему сказать, что…

– Что?..

– Что он не должен позволять ей жертвовать собой ради нас. Что, если они любят друг друга, наверняка найдется выход.

Мама достала пару полосатых носков, встряхнула их и сложила с долгим ласковым вздохом.

– Какая ты нелепая. Но я очень тебя люблю. Ты хотя бы знаешь его адрес?

Гортензия выпрямилась. И улыбнулась чемодану, который продолжал весело наполняться сам собой.

– У меня есть адрес его лаборатории, – сказала она с гордостью.

Но мамы уже не было в комнате. Доказательство, не живое и не осязаемое, но все же доказательство, что Е = mc².

Гортензия давно привыкла. Она продолжала, одна и в тишине, укладывать чемодан. Вдруг она цокнула языком.

– Мама! Моя книга!

Люси появилась вновь на одну секунду, без единого слова, и протянула книгу, поджав губы. И снова Е = mc²! Гортензия крикнула «спасибо» и спрятала книгу среди своих вещей. Это был роман Роберта Льюиса Стивенсона «Несусветный багаж».

* * *

В ванной комнате в этот вечер Женевьева пробовала разные прически. Она поднимала волосы, опускала, сворачивала, взъерошивала, свивала и развивала, сплетала и расплетала, издевалась над ними как могла, скручивала и раскручивала, расчесывала сверху вниз и снизу вверх, так и этак, под Риту, под Милен, под Джоконду, Грету, Мики, Минни, Карлу, Летицию…

В конце концов она расчесала их как обычно.

И завязала в обычный конский хвост.

Конский хвост мил и прост.

Она вышла из ванной через час. Разумеется, за дверью кто-то из сестер и кто-то из кошек ждал, когда она ее освободит. В данном случае это были Энид и Ингрид. Которые, прежде чем вой ти, долго провожали ее взглядом.

– Что со мной не так? – встревожилась Женевьева.

– Ничего… Ты могла бы иногда носить что-нибудь другое, не конский хвостик? Для разнообразия?

* * *

Беотэги в раздельном купальнике открыла дверь Денизе и Беттине. Она расцеловалась, с каждой по два раза, это правило действовало с бронзового века коллежа еще на много лет.

– Ты опаздываешь, – заметила Дениза.

– Знаю! – буркнула Беотэги. – Это из-за Сюзи. Дал же бог такую сестру!

– Не бог, а мама с папой. Я так думаю.

Купальник у Беотэги был полосатый, мята и резеда, такой маленький, что казалось, будто он разлагается на ходу.

– Ты хочешь сесть в поезд В ЭТОМ?

– Ради бога. Мама задала мне тот же вопрос. Я просто оделась полегче, чтобы собрать чемодан.

– Четырнадцать тридцать три, – напомнила Беттина. – Поезд отходит в…

– Знаю! – фыркнула Беотэги.

Она провела их по коридору родительской квартиры и открыла дверь так, будто швырнула в урну банановую кожуру.

– Смотрите!

Посреди комнаты Сюзи, сестра Беотэги, пыталась засунуть кипу книг в переполненный чемодан.

– Эта дура задерживает нас, потому что непременно хочет вместить все невместимые манга.

– Была бы ты не такой гипертрихозной, – отпарировала Сюзи, – твои тюбики с кремом не заняли бы все место и я могла бы положить мои книги!

– Вы понимаете, что я хочу сказать? – хмыкнула Беотэги.

– Гипер… что? – переспросила Беттина.

Десятилетняя Сюзи, в веснушках, очках, с зубной пластинкой, кошмар жизни старшей сестры, могла бы служить матрицей типичной девочки предподросткового возраста. Но она, хитрюга, этого избежала. Главным образом потому, что в восемь лет решила каждый день учить три трудных слова из словаря. Поэтому она была из тех редких человеческих существ, что могут истолковать изотелию, одинофагию, филибег, рипиколь, сибиленцию, какохизм, бутирин…

– Когда уже четырнадцать тридцать пять, – сказала Дениза, – а у нас поезд в…

– Есть время только на одну вещь…

– Найти компромисс!.. – заключила Беттина.

– …или еще одну сумку!

Дениза порылась в своих вещах и достала смятый пакет из «Гиперпромо».

– Мои манга в… это? – возмутилась Сюзи.

– Так или никак, – отрезала ее сестра.

В гостиной зазвонил телефон.

– Ответишь, Бео? – крикнул откуда-то голос мадам Пермулле.

Беотэги фыркнула, но повиновалась. Когда она вышла, Сюзи поспешила облегчить ее багаж на полдюжины тюбиков и баночек, протянув их скопом Денизе и Беттине.

– Будьте так добры, – сказала она, – избавьте меня от этого.

Она спокойно заполнила освободившееся пространство восемью плотно уложенными манга. Девочки было запротестовали, но Дениза напомнила, что уже четырнадцать сорок одна. Тогда Беттина открыла свой рюкзак и запихала баночки в запасные кроссовки, Дениза же нафаршировала свою ветровку тюбиками.

Тем временем Беотэги в гостиной положила трубку. Положила очень медленно, потому что была сильно взволнована тем, что ей сообщили. Она задумалась на три минуты, постукивая пальцем по правой ноздре…

Наконец она решила вернуться к остальным как ни в чем не бывало.

– Готовы? – спросила она спокойно, но сердце ее билось немного чаще обычного.

– Четырнадцать часов пятьдесят одна минута, конец военных действий, – объявила Дениза.

Беттина вдруг кое-что вспомнила.

– Эй, – сказала она Сюзи, – что это значило, твое давешнее слово? Гип… гип…

– Не гип-гип. Гипертрихозный.

– Брось, – перебила ее Беотэги.

– А если Беттина хочет обогатить свой лексикон? Гипертрихозный значит…

– Хватит. Бери рюкзак и кончай строить из себя мадемуазель Ларусс!

Однако внизу, пока Беотэги и Дениза вместе с мадам Пермулле суетились, загружая чемоданы в багажник машины, Беттина вернулась к теме.

– Ну? – шепнула она Сюзи. – Гипертрихозный – это значит?..

– Волосатый.

И гадкая девчонка бросила насмешливый взгляд на ноги Беттины.

* * *

Пляж начинал заполняться.

Женевьева поставила коробку с конфетами на низкую ограду и открыла киоск. Разблокировала раздвижные ставни и медленно – они были тяжелые – открыла витрину. В киоск хлынуло солнце, отражаясь от песка, засинело небо, подул ветер с моря.

Она разложила конфеты в витрине. Развернула желтый с белым навес. Воткнула в песок огромный пластмассовый рожок, указывающий, что здесь продают конфеты, мороженое и прохладительные напитки. В последнюю очередь открыла кассу с мелочью, которую месье Мепулед передал ей, как и каждое утро, в булочной.

Подбежал маленький мальчик. Все четыре дня, что она работала в киоске, он был ее первым покупателем. И всегда заказывал фисташковое мороженое. Она заметила, что вчерашние солнечные ожоги у него стали меньше.

– Как обычно?

Мальчик кивнул. На вид ему было лет семь. Он смотрел на мини-гольф, где его брат добрался до пятой лунки.

– Ты сегодня выигрываешь?

Фисташковый мальчик помотал головой, лизнув мороженое, расплатился и убежал.

Из своего окошка Женевьева видела семь первых лунок, а также шестнадцатую, семнадцатую и восемнадцатую. Она смотрела, как он делал первый удар. Мяч улетел за пределы поля. Фисташковый мальчик скорчил гримасу и огляделся. Чтобы не раздражать его, Женевьева быстро отвернулась. У прилавка стояла зеленоглазая девушка и смотрела на нее.

– Привет!

– Привет.

Женевьева знала ее в лицо. Ее звали Дария. Каждое лето ее родители снимали бледно-желтую виллу, самую большую и самую красивую в Бель-Анс. Они были из Монтобана. Женевьева решила, что Дария еще красивее, чем прошлым летом.

– Ты работаешь в этом году?

– Да, – ответила Женевьева. – А ты? Опять на вилле Банана?

По-настоящему вилла называлась Элиана, но все называли ее Бананой из-за цвета и формы. Женевьева хотела сказать еще что-нибудь забавное или приятное, но в голову ничего не приходило. Впрочем, Дария уже махала своим партнерам по пляжному волейболу, которых оставила у кромки воды. Вскоре подошел парень, потом еще один.

– Я хочу пить… – сказала им Дария.

– Интересный это, должно быть, опыт, – усмехнулся первый, сдвинув солнечные очки на лоб.

– …а у меня при себе ни цента, – продолжала она.

– Ха, этот опыт я часто над собой ставлю! – фыркнул второй, высокий, с облезшими плечами.

– Не смешно.

Она состроила гримаску. Оба расхохотались, подталкивая ее локтями. Наконец парень в очках купил три содовых, и они окружили Дарию, утешая. Что-то яркое вдруг возникло в поле зрения Женевьевы, но она это не сразу осознала. Она проводила взглядом Дарию, полюбовалась ее купальником – сама она никогда бы не решилась надеть такой. Трое приятелей вернулись к пляжному волейболу.

На прилавке пчела присосалась к капле растаявшего сорбета. Женевьева понаблюдала за ней немного, потом снова замаячил знакомый цвет, заставив ее поднять голову. Там, у выстроившихся в ряд яхт, спиной к ней стоял парень в красной матросской шапочке. Она смотрела на него так пристально, что он обернулся и помахал ей рукой. Она помахала в ответ.

– Привет, Тристан!

Тристан был сыном Андре, рыбака, который иногда одалживал Верделенам свой катер на причале Понтон-Суфлан. И правда… Он носил красную шапочку. Тоже. Раньше она никогда этого не замечала.

* * *

Погода стояла прекрасная, киоск брали штурмом. После трех, когда кончилось мороженое, она позвонила месье Мепуледу, и тот обещал прислать своего помощника. Воспользовавшись случаем, Женевьева сделала перерыв, опустила навес и пошла прогуляться по набережной. Когда она вернулась, помощник месье Мепуледа уже ждал ее с коробками.

– Добрый день, Жюлиус, – поздоровалась она. – Что у тебя за сорта?

– Сегодня? Аромат «Толл Мен», новинка от Прадуччи. Только для тебя. Тебе нравится?

Женевьева улыбнулась ему. Они были ровесниками, его прическа напоминала Тинтина или рыбу-меч, уголки глаз были приподняты, как и уголки губ, даже когда он не смеялся. Она находила его симпатичным.

– Да, ты говорила о сорбетах? – продолжал он. – У меня есть черная смородина, манго, маракуйя…

– Фисташковое?

– До четверга не будет. Месье Мепуледу надо сделать новый заказ.

Тьфу ты. Завтра ее верный маленький покупатель не получит своего любимого мороженого.

– Спасибо, Жюлиус.

Он поколебался, потеребил прядь волос и наконец выпалил:

– Ты занята сегодня вечером?

– Надо помочь сестренке собрать чемодан. Она завтра уезжает в Париж.

– А-а.

Женевьева догадывалась, что за этим последует. А завтра? А послезавтра? Она посмотрела Жюлиусу в глаза и мягко пресекла дальнейшие попытки:

– И я не могу оставить старшую сестру. Я чувствую, что ей одиноко после разрыва с парнем.

Женевьева вовсе не собиралась этого говорить и удивилась, поняв, что это не ложь. Да, сколько бы Шарли ни пыталась отвлечься на всевозможные домашние работы (с весны она успела покрасить все ставни и косяки, замазать щели, заделать дыры в полу, заменить треснувшую черепицу и многое другое), когда наступал вечер, она часто бывала сама на себя не похожа и выглядела так, будто недоумевала, как ей удалось пережить день.

Жюлиус обреченно хлопнул себя по ляжке поверх белого передника и смешно вздохнул.

– Тем хуже. Мне осталось только сменить духи.

Перед гигантским пластмассовым рожком уже стоял покупатель.

– Ладно, пока! – попрощался Жюлиус. – Привет сестричкам, младшей и старшей!

И он укатил на своем мопеде. Покупатель, изучавший список мороженого, повернулся и оказался лицом к лицу с Женевьевой. Это был парень в красной шапочке.

Только без шапочки.

– Добрый день, – поздоровался он.

Она ответила легким кивком. Солнце светило ему в спину.

– Бутылку воды.

Он не узнал ее. Да он на нее почти и не смотрел. Женевьева поняла, что интересовал его вовсе не список мороженого, а группа там, на пляже.

– С газом или без? – спросила она.

Случайно или повинуясь какому-то таинственному зову, от группы отделилась девушка и, визжа от смеха, побежала к ним, за ней два парня и еще одна девушка.

– С газом или без газа? – повторила Женевьева.

Он не только не узнал ее, он обращал на нее меньше внимания, чем на пластмассовый рожок.

– Ту, что дешевле, – ответил он, повернувшись в три четверти.

Она поставила бутылку на прилавок, как раз когда два парня и две девушки, смеясь, затормозили у киоска. Одна из девушек была Дария, другую Женевьева не знала. Парни были те же, что с утра. Все четверо смеялись, переводя дух, их руки и ноги были в песке.

– Кто угощает? – крикнула Дария. – Сержио?

– Я уже покупал. Теперь Пол.

– Пол на мели, – сказала Дария.

– А ты нет! – вмешалась вторая девушка.

– Нет. Но у моего купальника нет карманов.

Она произнесла это тоненьким голоском, подчеркивая малость своего купальника. Карманов действительно не было. И не было простора для фантазии, подумалось Женевьеве.

Взгляд Дарии устремился на другой конец прилавка.

– Вот ты, новенький.

Парень в-красной-шапочке-без-шапочки не сразу понял, что обращаются к нему, засовывая в карман сдачу, которую дала ему Женевьева. Он поджал губы, словно говоря: «Да, ну и что?»

– Ты на каникулах? – не отставала Дария.

– Мм.

Он повернулся к Женевьеве, подняв бутылку воды.

– Можно не такую холодную?

Она взяла бутылку и нагнулась, чтобы достать из ящика другую. И тут, под витриной с конфетами, сердце ее пронзило отчетливое и острое ощущение собственной незначительности. Она очень быстро выпрямилась, слегка побледнев. Приятного мало заглянуть себе в душу под прилавком пляжного киоска. Выпрямилась и оказалась нос к носу с парнем, который успел переместиться.

– Спасибо, – сказал он с широкой улыбкой.

Когда он брал бутылку, его запястье коснулось руки Женевьевы.

– Мне лимонное мороженое! – потребовала Дария. – А тебе, Лили?

– Фисташковое.

Парень посмотрел на Женевьеву, и вдруг его брови поползли вверх.

– Я тебя не узнал! – воскликнул он.

– Фисташкового больше нет, – промямлила Женевьева, обращаясь к Лили.

– На дороге, когда мой велосипед упал в овраг, – не унимался он. – Это же была ты?

Женевьева кивнула.

– Тогда маракуйя, – сказала Лили. – А вам, мальчики?

– Я тебя правда не узнал, – повторил он.

Женевьева подала всем рожки, дала сдачу и мысленно заключила с собой пари, что он ушел. Она заставила себя передвинуть два ящика, прежде чем повернула голову к краю прилавка.

Он был там. Пил воду из горлышка. Оторвавшись, закрыл бутылку.

– Что ты делаешь сегодня вечером? – спросил он.

Женевьева взяла тряпку и вытерла прилавок. Что ответит ему Дария?

После долгой паузы она увидела, что все взгляды устремлены на нее.

– Это тебя он спрашивает, свободна ли ты вечером, – тихо сказала Дария.

Волна тепла захлестнула Женевьеву.

– Меня? – выдавила она из себя.

– Тебя, – подтвердил парень. – Я возьму напрокат моторку. Ты знаешь здешние места?

– Э-э… да.

– Можем покататься.

– Чао! – крикнула Лили.

– Пока! – сказал Сержио.

– До свидания, – попрощался Пол.

Дария улыбнулась и ничего не сказала. Все четверо удалились. Женевьева вымыла стакан.

– Они ушли, – сказала она. – Можешь больше не стараться.

Когда же она видела этого парня? Где?

– Что ты говоришь?

– Тебе удалось разозлить Дарию. Больше ты не обязан меня приглашать.

Глаза у него были в форме миндалин, только перевернутых. Ямочка на подбородке, не совсем в середине, широкие плечи, крепкие руки, пухлые губы и уши.

– Дария? Так ее зовут?

Он допил воду, облокотился на прилавок и наклонился совсем близко к Женевьеве.

– А ты?.. Тебя как зовут?

– Женевьева.

Он улыбнулся. Ровные зубы, чинный ряд белых квадратиков, делали его улыбку удивительно нежной, а глаза просто светились.

– А меня Виго… Я спросил, свободна ли ты сегодня вечером.

Она дала нелепый ответ, какой обычно дают в подобных случаях. Ко гда вы так удивлены или так счастливы, что вам задали этот вопрос. Когда не знаешь, что сказать, а обязательно надо не просто сказать, а блеснуть. Когда, каким бы ни было предложение, заранее знаешь, что есть несметное количество шансов за ответ «да».

Женевьева ответила:

– Это зависит…

Он должен был бы спросить: «От чего?»

Но он просто сказал:

– Мне хочется прокатиться на моторке. Вон до того острова.

– Я заканчиваю в семнадцать сорок пять.

– Ты говоришь так, будто это проблема.

Он наклонился еще ближе к ней. Его плечи на три четверти скрывали солнце.

– Нет. – Женевьева вдохнула и выдохнула. – Это не проблема. Поехали.

– Я зайду за тобой.

Он сдвинулся, и солнце брызнуло Женевьеве в лицо. Он отошел. Она моргала, пытаясь держать глаза открытыми. К киоску подошла дама с двумя детьми.

– Три конфеты, – сказала она. – Две больших и одну маленькую.

4
Ведьма из Блэр в четырех километрах

В Мелло-ле-Бюсьер никто их не ждал. Кроме гигантской люстры с двумя абажурами, которая запрыгала вокруг них и залаяла: «Гав, гав, гав!»

– Були!

Були был длинношерстным спаниелем месье Тротти, начальника вокзала, абажуры оказались его ушами.

– Ему всего десять месяцев, – извинился месье Тротти. – Еще подросток.

Дениза смерила пса взглядом.

– Впервые вижу подростка, у которого шерсть весит тридцать кило.

– Я знаю как минимум трех таких, – язвительно ввернула Сюзи.

– Надо бы с ним поздороваться, – сказала Беттина. – Но с какой стороны?

Телефонный звонок призвал месье Тротти в здание вокзала. Они остались с Були.

– Он славный, – сказала Сюзи, когда пес лизнул ей подбородок. – Но мне кажется, что у него какостомия[67]67
  Какостомия – дурной запах изо рта.


[Закрыть].

Никто не поддержал тему. Все решили игнорировать эти речевые извращения.

– Разве ваша кузина Вирсавия не должна была нас встретить?

– Она всегда опаздывает, – ответила Сюзи. – Нет, мне не кажется, этот пес – типичный случай какостомии.

Никакой кузины на горизонте. Беотэги меланхолично пинала бумажку от конфеты носком кроссовки «Патогас» горчичного цвета. Они ждали.

В пять часов кузина Вирсавия так и не появилась.

– Можно пойти пешком, – предложила Беотэги. – Всего четыре километра.

– Четыре?!!

– Ну, скажем, три и три четверти.

– С нашим скарбом?

– Будем петь.

– Без твоих манга было бы не так тяжело.

– Без твоей фигни вообще было бы как перышко.

Беотэги в отместку запустила в сестру сережкой платана. Були поймал ее на лету.

– Браво, Були, – одобрила Сюзи. – Жаль только, что ты подвержен какосто…

– Прекрати.

Прежде чем отправиться в путь, они вернули Були хозяину.

– Он очень симпатичный, – сказала Дениза месье Тротти, ласково похлопывая ту часть собаки, которая, по идее, была головой. – Но дыхание у него собачье.

– Какостомия, – философски ответил месье Тротти. – Как у большинства собак.

Сюзи лучезарно улыбнулась трем подругам. Они пошли гуськом. Дорога была пуста. Беотэги озабоченно хмурилась. Небо тоже. Особенно справа, за тополями.

Через десять минут от звучной рулады содрогнулась земля под их ногами: вдалеке рассекал пшеницу оранжевый динозавр, фырча и всхлипывая.

– Попросим этот трактор немного нас подвести?

И они закричали:

– Эй!

– Хо!

– Эгей!

– Хо-хо!

Но оранжевый монстр ехал своей дорогой. Когда он стал размером с божью коровку на горизонте пшеничного поля, на Денизу упала первая капля. На Беттину – три следующих. На Беотэги – шесть. На Сюзи – пятнадцать.

В полминуты разразилась гроза. Ветер пригнул пшеницу, загремел гром, полил дождь. Они побежали, несмотря на тяжелый багаж, и укрылись в высокой кукурузе на соседнем поле.

– Ну твоя кузина Вирсавия от меня услышит!

Все вокруг было черно, земля содрогалась от ударов грома. Беотэги это напоминало грохот мусорных ящиков на мостовой. Дениза затыкала уши при каждой молнии.

– Я хотя бы знаю, что я не сахарная. Иначе бы растаяла.

Ливень усилился. Завывал ветер. В десять минут шестого в июле месяце было девять осеннего вечера.

– Переберемся? – предложила Дениза.

– Куда и с кем? – усмехнулась Беотэги, показывая на пустынные поля вокруг.

– Надо идти дальше. Все равно вряд ли мы можем быть мокрее.

Дениза выжала челку.

– Теперь я примерно представляю, как живут половые тряпки.

Они продолжили путь под дождем.

– Вы знаете историю, как папуасский вождь вернулся из Безье?

– Она не может быть хуже нашей.

– К ак-то раз папуасский вождь вернулся из Безье и рассказал своему племени про сцену, от которой обалдел: «Двадцать тысяч человек молились, воздев руки к небу, на чудном зеленом лугу. Пришли воины в синих туниках, а за ними воины в красных. Все пели. Потом пришел шаман с большим яйцом. Наступила тишина. И случилось чудо: пошел дождь!»

– Что смешного? – фыркнула Сюзи, выплевывая попавшую в рот воду.

– Он был на матче регби, балда.

– Не понимаю, при чем тут…

– Тсс. Слушайте.

Беттина всматривалась в пелену дождя. Все услышали рык.

– Оранжевый динозавр!

Он возвращался быстро-быстро (ну, насколько мог) на размокшую дорогу, и его колеса плевались бурой жижей на то, что казалось вигвамом на верхушке. Поравнявшись с ними, он остановился. Это оказался не вигвам, а зонтик. Под ним сидел парень с уткой и котом.

Парень сделал им знак подняться и сесть. Они не заставили себя долго просить. Он спрыгнул вниз и в три приема сам взгромоздил их багаж, после чего снова сел за руль. Девочки сгрудились вокруг ручки зонтика.

– Спасибо! – гаркнула Сюзи, перекрикивая шум дождя и рев тронувшегося динозавра.

– А мы вам махали на пшеничном поле.

– Нам надо к Вирсавии Бальклеманту. Вы знаете, где это?

Он молча кивнул. Мохнатые и пернатые крепко держались за его юбки – это только так говорится, потому что на нем были полотняные шорты и широченная футболка, растянутая у ворота… под которой прятался воробей.

– Ой! – вскрикнула Беттина. – Какой миленький!

Она протянула руку, но птаха тут же вылетела под ливень.

– Ох, – смутилась она. – Простите…

Парень пожал плечами и, вывернув руль, съехал с дороги. Через несколько минут воробей вернулся и юркнул ему за ворот. Сюзи и Дениза захлопали в ладоши. Беотэги всю дорогу сидела поджав губы.

– Это напоминает мне Лазурный Берег, – поделилась Дениза. – Дождь лил как из ведра. Мы с родителями перебрались в Кабур…[68]68
  Курорт в Нормандии.


[Закрыть] И там потоп. Но мама сказала, что перемена воды пошла нам на пользу.

Беттина рассматривала их молчаливого спасителя. Лет шестнадцати, с дождевой каплей на носу, он время от времени морщил губы, высвистывая две ноты, и тогда воробей, кот и утка поворачивали головы к нему. Удивительное дело. Карманы у него так оттопыривались, будто он запихал в них парижский Сакре-Кер и мэрию Вильнева.

Она уже было подумала, что он немой. Но он вдруг сказал:

– Приехали.

Дом кузины вырисовывался на фоне лилового неба и черных туч. От порывов ветра тополя бились о стену. Дождь стал реже, но гром еще злобно гремел. На эмалевой табличке было написано розовыми буквами: «Рожь».

– Раньше это был амбар, – объяснила Беотэги в ответ на озадаченные физиономии подруг. – Но внутри комфортно.

Дениза вздрогнула.

– Мы как будто попали в музыку Дэнни Эльфмана[69]69
  Американский композитор, автор музыки ко многим голливудским фильмам.


[Закрыть].

– Ты хочешь сказать, в предместье Готэм-Сити?[70]70
  Вымышленный город, где происходит действие историй о Бэтмене.


[Закрыть]

– Или в «Ведьму из Блэр»[71]71
  Американский фильм ужасов.


[Закрыть].

Их спаситель донес багаж от трактора до ограды.

– Ты вывихнул ногу? – спросила Беттина, заметив, что он слегка прихрамывает.

Он покачал головой и полез на трактор вместе со всей своей живностью.

– Если вам что-нибудь понадобится, – сказал он, заводя мотор, – я на ферме.

– А ферма… где?

– За этими деревьями.

Они помахали ему на прощание. Он ответил короткой улыбкой и укатил.

– Минимум светских условностей, – высказалась Беттина.

Беотэги несколько раз позвонила. Никакого ответа. Они заколотили в дверь в восемь рук. Никого.

– Ты уверена, что у тебя есть кузина Вирсавия?

– Вообще-то, – спокойно сказала Сюзи, – Беотэги забыла захватить пианино.

– …

– На нем лежали ключи от этого дома.

Беттина и Дениза уставились на подругу.

– Не слушайте мелкую, – разозлилась Беотэги. – Я вспомнила, они…

Она нагнулась над глиняным горшком, пошарила внутри:

– …здесь!

Они вошли, со всех текло в три ручья.

– Я бы выпила сухого белого! – заявила Беттина.

Внутри дома и правда могло бы быть комфортно… при условии генеральной уборки. Пара летучих мышей играла в Тарзана и Джейн под потолочными балками. Стены были покрыты паутиной. Когда с дивана и стульев сняли чехлы, поднялись клубы лиловой пыли и все закашлялись. Под ногами Беттины что-то пробежало.

– Гм. Серые мыши и летучие мыши. Как-никак этот дом обитаем.

– Вирсавия приезжает только на каникулы, – вступилась за кузину Беотэги.

– Как видишь, нет.

– Была бы у меня капсула, – вздохнула Сюзи. – Как у Булмы и Сэнгоку.

– Переведи?

– В «Жемчуге дракона». Когда Булме нужен мотоцикл, автомобиль, дом с бассейном и ванной, она бросает на землю капсулу и – вжжжик! – все материализуется!

– Твой «Жемчуг дракона» – это производство без классовой борьбы, – заключила Дениза.

– Переведи? – попросила Сюзи.

– Прочтешь в «Капитале» Карла Маркса.

– Кстати, кем она работает, твоя кузина?

– Она делает картины.

– Я не вижу здесь ни кистей, ни красок.

– Из очисток.

– ?..

– Она сушит апельсиновую кожуру, очистки от кабачков, груш и все такое. И выкладывает из них формы на полотне. Это все наверху.

– Кузина Вирсавия, – сказала Дениза, – это производство без отходов. – Она поморщилась. – Но это не объясняет, почему ее здесь нет.

– Может, поскользнулась на очистке.

– Позвони маме, Бео.

Беотэги вздохнула и снова закашлялась. Достала телефон и ушла с ним в соседнюю комнату.

– Я есть хочу, – сказала Сюзи.

– Естественно. Ты же ничего не ела уже целых полчаса.

– Можно развести огонь, – заметила Дениза.

– Я не думала о барбекю. Хватило бы и кусочка сыра.

* * *

На рассвете в тридцати километрах к востоку маленькая тучка поднялась над озером Буль, ведя за собой гуськом, как утка своих утят, стайку перистых облаков. К десяти часам, напитавшись парами, они утроились в объеме. К полудню стали пухлыми дождевыми облака ми, а после обеда превратились в тяжелые тучи, разразившиеся гроза ми по всему региону. Та гроза, что обрушилась на Сюзи и ДББ, была одной из них.

Другая туча решила покинуть компанию и прогуляться к морю. Она не спешила и добралась до побережья только к семи часам.

До этого, ровно в семнадцать сорок пять, Женевьева распрощалась с конфетами и сорбетами, вымела и вымыла внутри, опустила ставни и закрыла киоск. Солнце стояло ниже, но еще не било в глаза. Женевьева шла в ритме своего сердца: бодро и весело.

Поднимаясь по ступенькам на набережную, она увидела Виго. На этот раз он стоял против солнца, и его глаза, перевернутые миндалины, были сощурены.

– Лодка там, – сказал он.

Она была разочарована, когда он надел темные очки. Теперь он был похож на любого парня на пляже.

– Ты уже была на этом острове?

– Не раз.

– Тогда ты знаешь дорогу.

Пока он толкал лодку к воде, она распустила волосы, но потом, поколебавшись, снова связала их как были. Конский хвост мил и прост. Виго подвесил на корму мотор.

– Готова?

Он уже запрыгнул внутрь и выпрямился, чтобы помочь Женевьеве. Лодка покачивалась в шестидесяти сантиметрах от берега. Она подняла ногу, нацелившись на песчаную отмель. Но Виго обхватил ее за талию и приподнял над водой.

– Спасибо.

Он снял очки, прицепил их к вороту футболки и запустил мотор. Лодка тихонько поплыла по волнам. Виго улыбнулся Женевьеве.

Остров приближался, плоский, как баржа, покрытый травой и чайками. Они пристали к маленькому серому пляжу.

– Отсюда виден Виль-Эрве, – показала она пальцем. – Это мой дом.

Он посмотрел, приставив руку козырьком к глазам. Женевьева засмеялась.

– Ты не наденешь очки?

Он пожал плечом. Они прошлись немного среди валунов, потом он сказал:

– Большой у тебя дом. Твои родители богаты?

Она прыснула.

– Ты бы сказал это Шарли.

– Это твой отец?

– Это моя сестра. Она нас растит.

– Родители вас бросили?

Этот парень задавал странные вопросы, но последний был и вовсе несуразным. Фред и Люси бросили пятерых своих дочерей!

– Они умерли.

Сказав это, Женевьева вдруг поняла, что да, в каком-то смысле она и четыре ее сестры брошены. Она никогда не смотрела на это так. Виго подобрал ракушку и молча ее разглядывал. Женевьева опустилась на бугорок сухого песка.

– Если бы я была богата, – сказала она, – не продавала бы мороженое на пляже.

Она подняла глаза. Он сел рядом.

– Я надела купальник, – сказала она. – А ты?

Он покачал головой и водрузил на нос очки.

– Искупайся, если хочешь.

В одиночку не очень хотелось. Она молчала. Он лег и придвинулся поближе. Поднял руку, тронул ей затылок. Потом приподнялся на локте, и Женевьева почувствовала подбородком его дыхание. Она встала.

– Я все-таки искупаюсь!

И побежала к воде, слыша позади его смех.

Купаться она все-таки не стала. Не хотелось раздеваться. Она окинула взглядом остров. В самом конце, на мысу, можно было разглядеть силуэты пары с маленькими детьми, они рыбачили среди валунов. Не видя, даже не слыша, она знала, что Виго шел следом за ней. Он стоял позади и ничего не говорил.

– Дождь идет, – сказала Женевьева, помолчав. – Вон там. Видишь?

Она обернулась. Он рассматривал ее. Где же она видела эти глаза?

– Он движется сюда. Лучше поплыть обратно.

Черный туман колыхался между небом и океаном, как пыльная занавеска в столовой.

Они вернулись к лодке, которую вытащили на берег. Поволокли ее вниз по склону. Море отступило, и расстояние увеличилось. Виго принес мотор. Пока он ходил за ним, Женевьева держала лодку, чтобы ее не унесло. Когда он пришел, она помогла ему подвесить мотор. Потом хотела было сесть в лодку первой. Но нахлынула волна, и она, смеясь, отскочила. Вода доходила ей до колен.

Она вдруг почувствовала, что ее оттолкнули, потом крепко схватили. Лицо Виго было совсем близко, его колено протиснулось между ее ног. Он поцеловал ее. Женевьева успела увидеть, что другой рукой он еще держит лодку, а потом больше ничего не видела, потому что закрыла глаза. Она открыла их много позже, когда не хватило дыхания. Отстранилась. Выдохнула: