Текст книги "Иная. Выбор"

Глава 18

Тимур Али

Виталина переживает. Я слышал слова Айштара, поэтому могу себе представить, как ей тяжело. Она храбро держится, но виноватые взгляды, бросаемые в спину Сандре, говорят сами за себя. Да и тревога, то и дело мелькающая в потухших зеленых глазах, выдает напряженное состояние малышки. Ожидание – непростая штука, а когда толком не знаешь, чего ожидать, непросто вдвойне.

Карим – молодец. Не навязывается, не пытается привлечь к себе внимание, хотя только дураку не видно, чего ему это стоит. Парень словно заново родился, увидев Витошку живой. И теперь до одурения боится потерять ее во второй раз. Глаз с девочки не спускает, все время топчется неподалеку, всем своим видом демонстрируя полную боевую готовность предложить помощь и поддержку. Да уж, Виктории не позавидуешь. Жизнь в очередной раз подставила красотке подножку.

– Попробую накормить Виталину, – шепнул Милане на ухо и поцеловал девушку в висок. – Пойдешь с нами?

– Думаю, вам есть о чем поговорить наедине, – Милана улыбнулась и смущенно покраснела, совсем как Витошка.

Судьба сделала мне бесценный подарок. Снова. Не знаю, чем я так ей приглянулся, но буду благодарен до конца своих дней. И за эмоции, и за любимую девушку.

Вторая встреча с Миланой была еще короче, чем первая. После официального заявления Рантара о прекращении войны и последовавшего за этим разрешения Правительства покинуть пункты временной изоляции Викторию сразу же забрал отец, а Карима сопровождали мы со Святом, решив, что так надежнее. Карим предложил зайти поздороваться с отцом, мы не стали отказываться. Сердце забыло, что такое нормальный ритм, как только я увидел выразительные черные глаза, которые так и не смог забыть. Они смотрели на меня с удивлением, смущением и нескрываемой радостью.

До того как Артемий Кассан представил девушку в бесформенном темно-синем свитере и узких черных брючках, я понял, что не отпущу ее. Ни за что. О чем и предупредил на следующий день, помогая обустроиться в общежитии Академии Искусств по соседству от комнаты Карима. Она в ответ молча улыбнулась. А еще через два дня прямо на пороге детского дома, где мы потеряли счет времени, играя с черноглазой егозой Санни, я сделал предложение и Милана ответила: «Да». Так что теперь не только Дамир с Доминикой имеют тандем-метки на предплечьях. У нас с Миланой волки, само собой.

– И за что мне такое счастье? – пробормотал, целуя мягкую макушку, после чего поднялся, размял затекшие ноги и направился к Виталине, которая сидела на полу рядом с капсулой Свята, уткнувшись носом в колени.

– Приглашаю на ужин, – шепнул, присев на корточки. – Отказ не принимается.

И прежде чем услышать невразумительные отговорки, добавил:

– Двадцать минут. Только ты и я, остальные присмотрят за Святом. Не думаю, что твой голодающий вид прибавит ему сил.

Тактика оказалась верной. Виталина согласно кивнула, и уже через три минуты мы делали заказ в подземном кафе «Романтика», расположенном в двадцати метрах от безликого серого здания, ставшего местом нашего временного пребывания.

То, что это здание – одно из тех, в которые помещают «тяжелых» и «безнадежных» сотрудников спецслужб, я догадался. Как тут оказался наш командир, тоже понятно. Но вот что здесь произошло, пока остается загадкой, разгадать которую без помощи Свята вряд ли удастся. Свят нам нужен. И не только поэтому.

Заказ доставили моментально. Робот-официант выложил контейнеры с горячей ароматной едой на стол, ловко манипулируя четырьмя руками, после чего услужливо поинтересовался, не нужно ли нам чего-нибудь еще и, получив отрицательный ответ, поспешно удалился, плотно прикрыв за собой дверь непрозрачной звуконепроницаемой квадратной кабинки размером два на два. Отличное заведение, в других условиях заставить Виталину поесть было бы гораздо сложнее.

Виталина отправляла в рот кусок за куском, напряженно о чем-то думая. Похоже, она не ощущала вкуса еды, несмотря на то что не ела почти сутки. Вопросов я не задавал, ждал, когда малышка сама решится озвучить то, что ее беспокоит.

– Я боюсь, – тихо призналась она минут через пять, посмотрев мне в глаза.

– Его статуса? – осторожно поинтересовался, перестав жевать.

– Его реакции, – прошептала Виталина, опустив голову.

– Не знаю, станет ли тебе легче от моих слов, – я сделал паузу, дождавшись, когда малышка снова посмотрит на меня, – но реакции не будет. Мне это известно лучше, чем кому-либо.

В зеленых глазах застыла такая боль, что самому захотелось разрыдаться. Что последует за болью, я знал. Прости, малышка, но так нельзя. Чтобы тебе помочь, мне придется быть резким.

– Ты спасла ему жизнь, Виталина, – твердым голосом заговорил я, глядя на девочку в упор. – Я, если бы мог, поступил бы так же, ни секунды не сомневаясь. Но я не могу. И никто не может. А ты смогла. Если бы не ты, Сандра уже хоронила бы сына. Как думаешь, что для матери важнее: равнодушный, но живой или хейт, но мертвый? Ответ очевиден. А для тебя? А для всех нас? Мы же не просто так здесь сидим уже вторую неделю.

– Думаешь, он поймет? – малышка смотрела так, словно видела меня насквозь.

– Уверен, что поймет. Я бы понял. Ты сделала невозможное, заплатив за это высокую цену.

– Не говори ему, – Виталина схватила меня за руку, – никому не говори. Ребята и так слишком много знают. Знание – не всегда сила, не хочу, чтобы кто-то пострадал.

– Конечно не скажу, это твоя тайна, – успокоил я малышку. – Виктория, кстати, вообще не в курсе.

– Спасибо, – слабым голосом произнесла Виталина, похлопав ладошкой по моей руке.

Я решил воспользоваться подходящим моментом и кое-что прояснить, а заодно и переключить внимание малышки.

– Ты, наверное, не знаешь: Кудрявцева больше нет. Он погиб во время взрыва в НИЛЗ.

– В НИЛЗ был взрыв?

– Почти сразу после того, как Хант внес тебя туда на руках. Мы со Святом не добежали, опоздали всего на несколько секунд.

– А… Ферт?

– Его в тот день в НИЛЗ не было. С твоим доктором все в порядке.

Виталина сглотнула и застыла. Она неотрывно смотрела куда-то мимо меня, пытаясь переварить полученную информацию.

– Так, значит, Хант пострадал не на войне, – наконец прошептала она, продолжая пребывать в своих мыслях.

– Война началась в тот же день. За час до взрыва. Вот только НИЛЗ взорвали не рантары: они не разрушали здания. Кто-то попытался сорвать правительственную спецоперацию по пресечению незаконных лабораторных экспериментов с участием ЭЛ, якобы добровольно согласившихся стать объектами исследований для развития науки. Попытка не удалась: часть информации уцелела, она пока под грифом «Секретно». Однако все, находившиеся в НИЛЗ, погибли. Из выживших только Хант и ты.

Эмоции на лице Виталины сменяли друг друга с космической скоростью. Задавать наводящие вопросы не было смысла: малышка поняла, что меня интересует.

– Марсиане умнее, чем ты можешь себе представить, – наконец произнесла она вполголоса, еще сильнее сжавшись в комок. – Это все, что я могу сказать.

– Он знает о твоих способностях?

– Знает. Он видит мою ауру.

– Ясно, – я взял в руки столовые приборы. – Ешь, пока не остыло. У нас еще будет время поговорить.

Виталина кивнула и послушно принялась за еду.

Омлет с мясом и овощами очень даже ничего, но я бы сейчас не отказался от десятка румяных блинчиков домашнего приготовления. И от парочки восхитительных пирожков в придачу.

Милана и Витошка точно подружатся. У них много общего, в том числе и кулинарные таланты.

Карим Шульц

На Тимура с Виталиной старался не смотреть, чтобы не сорваться и не броситься следом. Желание видеть малышку двадцать четыре часа в сутки попахивает одержимостью, но я не в силах с этим справиться. По крайней мере, пока.

Я думал, что потерял ее навсегда, я был в этом почти уверен. Тлеющее где-то на самом дне души нечто было настолько слабым, что больше походило на неумелое самовнушение, чем на то, что принято называть надеждой. Реально ощутимой была только дичайшая тоска и потеря ориентации в череде механически прожитых дней. Так что теперь, когда я снова обрел смысл жизни, не позволю этому смыслу потеряться. Знаю, что похож на влюбленного олуха, но мне до фонаря. Главное, что малышка жива. С остальным как-нибудь разберемся.

И со Святом тоже разберемся. Мне его, конечно, жаль, но, видно, не судьба. Хотя ревность царапает сердце, чего скрывать. Витошка не замечает ничего и никого вокруг, не отходит от хейта ни на шаг, скоро станет его тенью. Не знаю, что ею движет: жалость, желание помочь или любовь, но я готов побороться. И даже если проиграю, все равно буду рядом. Без нее моя жизнь не имеет смысла.

– Кажется, ваш Хант открыл глаза, – пробормотала Виктория, поднимаясь со стула.

Я тут же подскочил к капсуле новоиспеченного ЭЛ и издал облегченный вздох. Хант и вправду открыл глаза. Зеленые, как у Виталины. На лице, полностью обмазанном белой регенерирующей пеной, они казались нереально яркими. Обалдеть!

– Здорово, парень, – я склонился над неподвижным телом, кучей проводов пристегнутым к системе жизнеобеспечения, и улыбнулся. – Ты нереально крут, из такой передряги живым выбрался. В рубашке родился.

Хант не шелохнулся. Зеленые глаза таращились в потолок, вяло моргая. Взгляд был пустым.

– Ну ничего, оклемаешься, – приободрил парня я, особо не надеясь на то, что он меня слышит. – Захочешь жить – оклемаешься. А ты захочешь, не сомневаюсь. Глупо не воспользоваться так удачно подвернувшимся шансом.

Реакции – ноль. Надеюсь, врач не ошибся, когда сказал, что двигательные функции у парня восстановятся. Сейчас он явно напоминает овощ. Тело очнулось, а вот сознание «не включилось».

– Стал ЭЛ, находясь в коме, надо же, – удивленно протянула Виктория, с любопытством разглядывая мерно моргающие отстраненные глаза.

О том, кому Хант обязан своим новым статусом, впрочем, так же как и предыдущим, Виктория не знает. Она единственная из нашей компании не в теме. Парни не посчитали нужным посвящать ее в общую тайну, тактично «посоветовав» и мне держать язык за зубами. Я в любом случае не стал бы рассказывать: слово, данное Виталине, не нарушу даже под пытками.

В комнату тем временем ворвались санитары в синих халатах и принялись проверять реакции тела Ханта. Минут через пять выдали вполне себе оптимистичный прогнозик: мозг не поврежден, так что после занятий с реабилитологом, психологом и тренером восстановление будет почти полным. За исключением речи: тут шансы невелики из-за сильных внутренних ожогов. Ну и шрамы на теле останутся, само собой. Помощь пластических хирургов лишней не будет.

Повезло парню. Внешность подкорректирует, а без голоса жить можно – это не самое страшное. Да и плюсы в этом имеются: не скажет ничего лишнего, что иногда весьма полезно. Не зря ж говорят, молчание – золото.

– А насколько быстрым будет восстановление? – поинтересовалась Доминика, сочувственно разглядывая безвольное тело.

– Сложно сказать, – ответил один из санитаров, шустро подключая к мертвенно-бледным запястьям датчики слежения за состоянием и прочие медицинские приспособления, – из комы все выходят по-разному. Некоторые восстанавливаются за день-два, некоторым требуются месяцы и даже годы. Поддержка близких и друзей, как правило, ускоряет процесс, но тоже не всегда. Самое главное – желание жить, без этого даже самая современная медицина бессильна.

– Он нас слышит? – спросил Дамир, внимательно следя за действиями санитаров.

– Слышит, – ответил все тот же санитар. – Не уверен, что понимает, но слышит точно.

– Сейчас его нельзя беспокоить, – второй санитар поднял голову и уставился на Дамира в упор.

– Само собой, – кивнул тот. – Парень нужен нам живым.

Битву взглядов проиграл санитар. Молча отвернулся и продолжил делать свою работу. Через минуту вошел дежурный врач, который час назад включил капсулу Святослава, и скомандовал:

– Попрошу освободить помещение, господа. Десятиминутное обеззараживание воздуха. Желающие наблюдать за пациентами на мониторе, следуйте за мной.

И мы послушно засеменили за врачом. В коридоре Милана остановилась, сообщив:

– Я останусь здесь, подожду ребят.

– Я тоже, – к ней пристроилась Виктория, подперев спиной стену.

– Карим, присмотри за девушками, – тоном, не подразумевающим неповиновения, сказал Дамир и, приобняв Доминику за плечи, зашагал вслед за Сандрой и врачом.

– Буду вашим охранником, – повернулся я к девчонкам и с улыбкой развел руками.

– Мы не против, – Виктория прищурилась.

Я дурак, знаю. Дамир пальцем у виска покрутил, когда я неделю назад отказался от предложения бывшей одноклассницы провести романтический вечер у нее дома. Мы взрослые люди, понимаю. И один вечер ничего не значит: расслабились и разбежались. Но я не хочу давать Виктории повод думать, что у нас с ней может что-нибудь получиться. Не получится, я люблю другую.

– Карим, и все-таки кто такой этот Хант? – неожиданно спросила Виктория, проводив взглядом покинувших обиталище Свята и Ханта санитаров. – Студент Военной Академии?

– Кто его знает, – как можно более беспечно ответил я. – Какой-то знакомый Тимура и Дамира, а студент он Военной Академии или нет, я не спрашивал.

– Просто знакомый? – не переставала допытываться Виктория, отлепившись от стены и подойдя вплотную с явным намерением уделить внимание моей футболке в районе плечевого сустава.

Мне эта привычка коварной искусительницы не очень нравится, но вот моему телу плевать на предпочтения здравомыслящего разума. Оно предательски реагирует на легкое царапание острых коготков, причем сразу же и недвусмысленно, что, ясен пень, не остается незамеченным Викторией.

– Да мне как бы… без разницы, – пробубнил я и сделал шаг назад, увеличивая расстояние между мной и существом, прекрасным внешне и жутко опасным внутри.

– Уверен? – вкрадчивым голосом спросила Виктория, слегка склонив голову набок вместе с облаком рыжих волос.

На помощь подоспели вынырнувшие из-за поворота Тимур с Виталиной.

– Вас выставили за дверь? – вопрос Тимура заставил Викторию фыркнуть и тут же выдать:

– Так точно. В целях обеззараживания помещения с максимальным эффектом.

В ответ на вопросительно приподнятую бровь я добавил:

– Еще троих увели для удаленного наблюдения за неподвижными объектами.

– Понял, – Тимур приблизился, продолжая удерживать Витошку за руку. – Есть новости?

– Хант очнулся, – посмотрев на Виталину, спокойно сказал я. – Открыл глаза.

Лицо малышки засияло от радости. Мое, наверное, тоже, ибо в следующую секунду я был оглушен визгом, поцелован в щеку и захвачен в плен спонтанных объятий. Теряться не стал: подхватил на руки и закружил, крепко прижимая к груди и испытывая нереальный кайф. Я страшно скучал без этого сплошного очарования и без этих до безобразия искренних эмоций!

Вдоволь насладиться свалившейся на голову удачей не получилось. Отвлек звучный топот ног. Пришлось остановиться, аккуратно поставить Витошку на пол и повернуться на звук. По коридору неслась нехилая толпа народа во главе с возбужденной Сандрой. Завидев нас, женщина поднажала, выкрикивая на ходу: «Он очнулся! Очнулся!»

Виталина вздрогнула и побледнела, а Сандра тем временем бросилась к двери, рывком дернула металлическую ручку и влетела в комнату с хриплым криком: «Сынок! Сыночек!»

За ней юркнули трое санитаров, дежурный врач, Дамир с Доминикой, потом Виктория с Миланой. Тимур со странным выражением лица смотрел на Виталину, которая не шевелилась. Я взял малышку за руку и потянул за собой, видя, что сама она с места сдвинуться не может. А остановившись у капсулы Святослава, нервно выпалил:

– Охренеть!

Перевел взгляд на бледную, но без явного удивления на лице Виталину и понял: «Она знала!» А еще через секунду меня пришибло окончательно, потому что мозг осознал очевидное: «Это сделала она!!!»

– Охренеть… – на этот раз почти неслышно произнес я, ощущая, как мое тело впервые в жизни готовится грохнуться без чувств.

Поддержал Тимур, вовремя сообразив, что к чему. Перед глазами замелькали мушки, но я не отключился. А после нескольких глубоких вдохов и выдохов так и вовсе пришел в норму. Если такое понятие вообще существует в нашем мире, в чем я начинаю сильно сомневаться с учетом всего того, что в нем происходит.

Виталина Мерц

Взгляды друзей обжигали кожу. Удивленные, непонимающие и сочувствующие. Такого поворота событий не ожидал никто. Эмоциональный резонатор по какой-то причине не определил изменение статуса Святослава сразу после моего вмешательства, поэтому даже мы с Тимуром до последнего момента надеялись на чудо. До того момента, пока не увидели его глаза.

– Сыночек, живой, – шептала Сандра, прижимая к себе сидящего в центре капсулы худющего парня, апатично разглядывающего собравшихся.

На мне его взгляд задержался. Я внутренне сжалась, затаив дыхание. Помнит? Узнает? Но ответа в бесцветных глазах не нашла, они «молчали». А спустя несколько мгновений молчаливый взгляд заскользил дальше, не обращая внимания на одинокую слезу, скатившуюся по моей щеке.

– Мы рады, что ты снова с нами, дружище, – хрипловатым голосом произнес Дамир, сделав попытку улыбнуться.

Ответа не последовало. Реакции тоже. Тишину нарушил доктор, задав вопрос, от которого сердце перестало биться, сжавшись в тугой комок:

– Вам знакомы эти люди, Святослав?

Молчание. Казалось, оно длилось целую вечность.

– Да, – раздался наконец ровный, ничего не выражающий голос, запустивший сердцебиение, чтобы в следующую секунду снова его остановить. – Почти все.

– Не считая меня и санитаров, кого Вы видите впервые?

От повисшего напряжения стало тяжело дышать. От осознания, что все это происходит наяву, хотелось плакать.

– Ее, – совершенно спокойно ответил Святослав, указав на Викторию.

Я прикрыла глаза, сдерживая вздох облегчения. Значит, меня он помнит. Это ничего не меняет, но… Мне бы хотелось, чтобы он помнил. Пусть останутся хотя бы воспоминания. Но почему Виктория? Они ведь знакомы.

Доктор тем временем продолжал задавать вопросы.

– Как Вы себя чувствуете? Беспокоит что-нибудь?

– Болит голова.

– Вам лучше прилечь, – в голосе доктора прозвучали требовательные нотки.

Святослав послушно опустился на подушку.

– Вы помните, что с Вами произошло?

– Частично.

– Опишите последнее, что Вы помните.

– Мы возвращались с задания. Тимур, Дамир и я. На фрейле.

Тимур с Дамиром переглянулись. В их взглядах читалось непонимание.

– Какой это был день? Число? День недели?

– 10 октября. Пятница.

Хлынувшие со всех сторон эмоции заполнили комнату до самого потолка, окружив вытянутые лица, открытые рты, непонимающие взгляды. Сандра, кажется, только в этот момент осознала изменения, произошедшие с сыном. Замерла, глядя в некогда пронзительно-алые, ставшие бесцветными глаза, потом медленно подняла голову и уставилась на доктора, с каждой секундой все больше и больше меняясь в лице. За несколько мгновений женщина постарела лет на двадцать.

– Сегодня 16 декабря, Святослав, – спокойно сказал доктор. – Вас обнаружили на полу этой комнаты восемь дней назад. Вы потеряли много крови и были без сознания.

Мельком взглянув на монитор капсулы, доктор повернулся к находящейся в прострации Сандре и с тем же спокойствием стал пояснять: – Из-за кислородного голодания мозга в результате длительной остановки сердца возможны провалы в памяти. Это не влияет на здоровье. Все показатели в норме, психическое состояние – тоже. Головная боль естественна после сотрясения мозга и ранения в голову – это временное явление. Ранение непроникающее, несколько дней восстановительной терапии – и сможете забирать домой. Изменения в личные данные внесем сегодня. Фриз можно снять.

Сандра еще несколько секунд смотрела на доктора, потом перевела взгляд на неподвижно лежащего Святослава. Наклонилась. Обняла. Он не шелохнулся.

Никто не шелохнулся. Пространство застыло в ледяном оцепенении, разрезая воздух звенящей тишиной.

А мне захотелось рухнуть на пол и завыть. Завыть с такой силой, чтобы ничего не видеть, не слышать и не чувствовать. Чтобы забыть, где я и кто я, чтобы стать никем, разлететься на молекулы и перестать существовать вместе с испепеляющими душу отчаянием и безнадежностью…

Я превратила его в ничто. Сильного, уверенного в себе парня превратила в пустую оболочку. Я – чудовище. Одаренное чудовище, рожденное, чтобы спасти Землю и жизнь любимому, сделав из него живой труп.

«Непростой путь, истинная любовь и спасительная жертва. Но ты справишься, дитя», – прозвучал в голове тягучий голос оракула Сумеречного мира.

Справлюсь? Не уверена…

– Он жив, – прошептал на ухо Тимур, и на плечи легли теплые руки, возвращая в реальность.

«Он жив», – голосом Тимура повторило эхо внутри меня.

Я кивнула, изо всех сил пытаясь взять себя в руки. Это сложно. Слишком сложно.

– Святослав, сейчас Вам принесут куриный бульон, потом тонизирующий отвар, – донеслось до моего затуманенного сознания. – Выпить нужно все, маленькими глотками. После этого Вы сможете пообщаться с мамой. Недолго, Вам нужны силы для восстановления. Вставать сегодня нельзя, этим займетесь завтра. А Вашим друзьям я настоятельно рекомендую отправиться по домам и хорошенько выспаться.

Последнюю фразу доктор произнес строгим, безапелляционным тоном, глядя на меня.

– Я остаюсь, – твердо сказала я, давая всем понять, что уговаривать бесполезно.

– Хорошо, – неожиданно согласился доктор. – Остальных прошу покинуть помещение и не возвращаться до утра. Так будет лучше. Для всех.

Спорить никто не стал.

Самостоятельно выпить бульон у Святослава не получилось. Дрожащие пальцы не могли удержать ни пиалу, ни ложку. Его поила Сандра, время от времени подбадривая и успокаивая, я же молча вытирала влажной салфеткой крупные капли пота, снова и снова покрывающие бледное осунувшееся лицо, и старалась не расплакаться.

Через полчаса процедуру повторили с отваром. И только после этого услышали слабое: «Спасибо».

– Все будет хорошо, сын, – тихо, но уверенно сказала Сандра, положив тонкую ладонь поверх жутко исхудавшей белой кисти. – Самое страшное уже позади.

– Тимур стал ЭЛ, а я равнодушным.

Сердце пропустило удар. Почему он озвучил именно это? Он что-то чувствует?

– Он просто констатирует факт, – раздалось со стороны подоконника.

От резкого поворота головы потемнело в глазах. Айштар. Мой маленький пришелец-вундеркинд, как же мне тебя не хватало!

– У него нет эмоций, но логическое мышление хейта никуда не делось, – продолжил мальчишка. – Мыслительный процесс идет полным ходом. В отличие от некоторых.

Черные квадратики…

«О чем он сейчас думает?», – мысленно спросила, склонившись над Святославом, чтобы поправить скомкавшуюся подушку.

– О тебе, – с улыбкой в голосе ответил эмин. – Пытается понять, почему ты здесь. Вспомнил ваше знакомство, твое выступление на сцене, рассказы Тимура. Мыслит правильно, но мало что помнит и ничего не чувствует. О, картину твою вспоминает. «Между счастьем и мечтой».

– Между счастьем и мечтой, – едва слышно прошептала я, с большим трудом проглотив ком в горле.

На меня уставились тусклые, но до боли знакомые глаза. И до мурашек прекрасные. Изменив цвет, они не стали менее притягательными. Похоже, врожденное обаяние хейта тоже никуда не делось.

– Дружба на то и дружба, – тихо произнесла я, легонько похлопав Святослава по плечу, – чтобы радость удваивать, а трудности делить пополам. Все будет хорошо. А пока отдыхай, набирайся сил.

– Виталина права, – поддержала меня Сандра, тепло улыбнувшись сыну. – Тебе нужно поспать.

После этих слов бесцветные глаза закрылись. Почти сразу же движения грудной клетки стали ритмичными и ровными. В такт едва различимому дыханию.

«Спит?» – мысленно спросила, повернувшись к окну.

– А то, – хмыкнул Айштар. – Слишком много думал, все силы истратил. Ничего, к утру оклемается.

«Я так рада тебя видеть, – мысль сорвалась быстрее, чем я успела осознать, что контуры тела мальчишки поплыли. – Сразу стало легче».

– А то, – довольный голос вернул резкость картинке, добавив одну незначительную деталь: глаза сумеречного принца сияли ярче, чем обычно.

Засмотревшись, совершенно забыла, что мы здесь не одни, поэтому вздрогнула от неожиданности, когда заговорила Сандра:

– Странная штука – жизнь. Непредсказуемая. Жаль, что нам не понять ее замыслов.

– Мы всего лишь люди, – прошептала я, поворачиваясь к женщине.

– Да, – она вздохнула и прислонилась щекой к спинке кресла. – И наша задача – научиться со всем этим справляться. Вы сильная девушка, Виталина. Так хорошо держитесь. Я на Вашем месте уже билась бы в истерике. А Вы держитесь.

Я смогла только кивнуть. Сжала руки в кулаки и прикрыла глаза. Подступившие слезы грозили вылиться даже не истерикой, а самым настоящим нервным срывом. Да, я стараюсь держаться, но каких усилий мне это стоит, известно лишь Высшим Силам.

– Нам тоже нужно отдохнуть, – пробормотала Сандра, вяло моргая. – Кресло, что у стены, принесли для Вас. Поспите. Порадуйте своих друзей.

Глянула вправо. Точно – кресло, а я и не заметила. Принесли для меня? То есть в том, что я останусь здесь ночевать, не сомневались?

– Это Вы попросили… – начала я озвучивать вопрос, но тут же замолчала, заметив, что глаза Сандры закрыты, а уголки губ подрагивают в слабой улыбке.

Уснула.

Еще бы. Столько бессонных ночей провела, переживая за сына. И ведь совсем одна. Без поддержки, без сильного плеча. Страшно представить, каково ей пришлось. Меня сильной считает, а сама…

– Став мамой, женщина навсегда лишает себя права быть слабой, – тихо произнес Айштар, аккуратно вклинившись в мои мысли.

– Мама дарит жизнь, и самое страшное для нее, когда этот дар пытаются отнять, – чуть дыша, прошептала я, осознав наконец очевидное.

– Я рад, что к тебе вернулась способность рассуждать. Только вслух не обязательно.

«Я эгоистка, Айштар. Самая настоящая эгоистка. С головой окунулась в свои чувства, совершенно забыв о чувствах других. А ведь обо мне не забыли. Ни Сандра, ни друзья».

– Это не эгоизм, Виталина. Это боль. Просто у тебя она сильнее, чем у остальных.

«Я не хочу чувствовать боль, Айштар, – я с мольбой посмотрела на поникшего пришельца. – Не хочу, понимаешь?»

– Ее нужно прочувствовать и отпустить. Знаю, нелегко. Но только так ты сможешь освободиться и стать сильнее. Присаживайся, поболтаем.

Мальчишка кивнул головой в сторону кресла-трансформера, стоящего у стены в трех шагах от капсулы с неподвижно лежащим в ней Виктором Хантом.

«О боли?», – я поежилась, но к креслу все же подошла.

Провела пальцем по подлокотнику. Уютное на вид, обитое мягкой белой кожей. Обо мне позаботились. Интересно, кто?

– О любви, – серьезным тоном сказал мальчишка, скрестив руки на груди.

Его взгляд медленно скользил по телу в капсуле, укрытому простыней, с торчащими из-под нее проводами и тонкими трубочками. Я зависла в полуприсяде, заметив, что глаза парня открыты. Точно, Карим ведь говорил, что Виктор Хант очнулся. Совсем вылетело из головы.

Спустя секунду склонилась над обмазанным белой пеной лицом. В некоторых местах пена почти впиталась, обнажая обезображенную огнем кожу. Без повреждений были только глаза. Зеленые, как у меня.

– Привет, – тихо поздоровалась, всматриваясь в четкие радужки.

Парень не отреагировал на звук, продолжив смотреть в потолок, время от времени моргая.

«Он меня слышит?» – мысленно спросила у Айштара.

– Не уверен. В его мыслях сложно разобраться, обрывочные и несвязные. За все время, что я здесь, понять смог только одно: не нужно было доверять Уильямсу. Мелькают разные аббревиатуры и какая-то абракадабра. А еще имена, чаще всего твое. Это он в тебя стрелял, кстати.

«Я знаю. Думаешь, по приказу Уильямса?»

– Хороший вопрос.

«Зачем я Уильямсу? Я нужна была Кудрявцеву. Если только они не заодно».

– Пока не понятно. Но логично.

«Жаль парня. Надеюсь, он поправится».

– Захочет жить – поправится, – уверенно сказал пришелец.

Я снова наклонилась и тихо-тихо заговорила, чувствуя, что должна это сказать, независимо от того, слышит меня паренек или нет.

– Жизнь – это подарок, Виктор. Бесценный подарок Вселенной. Не все люди могут это понять, потому что не всем дано познать вкус жизни в полной мере. Кто-то не может, кто-то не хочет, кто-то не умеет – у каждого свой путь. Важно другое: не упустить шанс стать живым. По-настоящему живым, понимаете? Чтобы не ощущать, а чувствовать. Не смотреть, а видеть. Не слушать, а слышать. Не сомневаться, а любить. И если уж такой шанс подвернулся, нужно вцепиться в него руками и ногами, вгрызться зубами и не отпускать. Не позволять ему уйти. Второго такого может и не быть. Знаете, как здорово улыбаться по поводу и без? Радоваться встрече с друзьями, плакать от счастья, потому что они живы? Наслаждаться хорошей погодой, вкусным ужином и беседой с теми, с кем связана куча приятных моментов? Не знаете. Но у Вас есть возможность узнать. Попробовать все это, стать частью неизвестного. Глупо получить подарок и не открыть его. Хотя бы для того, чтобы разобраться, что же Вам подарили.

Я замолчала, продолжая разглядывать глаза, очень похожие на мои. Такие же большие и такие же зеленые. Только совсем безучастные.

– Кажется, он тебя слышит, – Айштар спрыгнул с подоконника и подскочил к капсуле. – Все время повторяет: «Прости, прости».

В голову тут же пришла идея.

– Виктор, если Вы меня слышите, прикройте глаза на несколько секунд.

И он прикрыл!

От радости я чуть было не задушила в объятиях Айштара, но вовремя сообразила, что мальчишки здесь как бы нет. Видеонаблюдение в помещении круглосуточное, и, увидев меня, с подскоками обнимающую воздух, сюда сбежится весь персонал. Ну уж нет. Не сейчас.

– Это же здорово! – выдохнула я, улыбаясь во весь рот. – Значит, скоро Вы пойдете на поправку!

Но моя радость улетучилась, как только Виктор Хант открыл глаза. В них стояли слезы.

– Что-то не так? Вам больно? Позвать доктора? – растерявшись, я задавала вопросы один за другим, пока Айштар не остановил меня, схватив за руку.

– Он просит у тебя прощения, – пытался достучаться до меня мальчишка.

Смысл слов эмина я поняла секунд через… несколько. Повернулась к ЭЛ и как можно спокойнее заговорила:

– Виктор, я Вас ни в чем не виню. Что было, то было, теперь это не важно. Я жива и здорова, со мной все в порядке. Вы скоро поправитесь, и у Вас тоже будет все в порядке. Начнется новая жизнь, новые ощущения, как с чистого листа. А о том, что случилось, предлагаю забыть и никому не рассказывать. Не было ничего, и точка. Договорились?

Веки медленно опустились.

– Вот и хорошо, – я с облегчением выдохнула.

– Он думает что-то вроде: «Я не знал, Уильямс, ловушка», – Айштар взволнованно передавал обрывки мыслей Ханта. – Не все понятно, у него хаос в голове. А еще много раз повторяет: «Спасибо».