Текст книги "Легенда об Ураульфе, или Три части Белого"

Глава тринадцатая

Гость явился под прикрытием ночи и снял капюшон только после того, как несколько раз оглянулся.

На этот раз Барлет не обрадовался Креону.

– Важ смеялся над Ковардом. Убеждал своих братьев, что охотиться не опасно. Но теперь его братья в темнице. Спаслись от дозора лишь четверо. Четверо из двадцати!

Старый ободранный лис! Разве не он предложил порадовать Красного Духа? А теперь виноват Барлет!

– Важ убеждал своих братьев, что Ураульф не вернется. Но Ураульф возвратился. А согласно его указу, за убийство лосенка полагается смертная казнь, – Креон говорил негромко, однако его слова разрывали Барлету барабанные перепонки. – Если лосенок выживет, Ураульф пощадит охотников. Нет – их публично казнят. Барлету следует знать: если что-то случится с братьями, он понесет наказание.

– Ты мне угрожаешь, Креон?

– А важ полагает, что бедный лосенок умрет? – Креон изобразил удивление.

– В темнице не только Зурдак, но и Гимрон. Он ранен.

– О здоровье Гимрона позаботится Мирче. Он, как известно, сверхмастер. Пока лосенок не сдох, Гимрону ничего не грозит. И тому, кто возглавил охоту, тоже.

Креон поднялся с места.

– Важ, я передал вам то, что мне поручили. В нынешних обстоятельствах я не буду настаивать, чтобы встретиться снова.

* * *

– Ты чо – навоз лопал? Во морда какая!

– Хозяин меня прибьет. – Парень шмыгнул и размазал под носом рукой.

– А чо сделал-то?

– Чо, чо? Вон чо. – и шмыгавший носом достал из-за пазухи птицу. У голубя на спине была кровавая рана, крыло висело неправильно. – Ястреб его побил. Хорошо, я увидел. Успел подобрать.

– Да ты чо? Это ж синий Курлыка, самый быстрый на голубятне. Хозяин за него лосиной шкурой платил. А ты без спроса взял да и выпустил?

– А то бы он разрешил!

– И чо тебе сдался этот Курлыка? Пустил бы кого другого.

– Мне быстрый был нужен.

– Куда посылал-то? Чтоб быстро?

– Куда-куда! За кудыкины горы, воровать помидоры.

– Ой ли! А может, поближе? – спрашивавший ухмыльнулся. – Кажись, там Трина томится – пока ее Зурдак в темнице? Ну, так рожа-то что в земле?

– За птицей лазать пришлось. В овраге едва отыскал. Весь измарался. И все напрасно! Ой, прибьет хозяин, прибьет меня за голубка.

– Слышь, а ты уже щекотался с Триной? Ну ладно тебе! Не таись. Зурдак ничего не узнает. Как она там – на ощупь?

Вместо ответа – опять занудное причитанье:

– Ой, узнает хозяин – и мне тогда крышка. Лосиной шкурой платил! Прикинь!

– Да уж! Только он тебя не сразу прибьет. А для начала знаешь что сделает за этого голубка? Тебе на всю жизнь расхочется щекотаться.

Тот, что держал голубка, заскулил. Другой живописно описывал, что в скорости будет, с удовольствием перечисляя все больше и больше деталей. И только когда иссяк, наконец, предложил спасение:

– Слышь, а ты голубка Придурку снеси. Он его быстро поправит.

– Это как так – поправит?

– А вот так. Возьмет да поправит. Тут недавно лошадь на курицу наступила. Морковна запричитала: это ж несушка! Самая лучшая! А потом потихоньку оттащила в конюшню. И Придурок ее поправил. Хочешь – пойдем поглядим. Петухи с нее не слезают.

– А он согласится?

– Кто?

– Придурок?

– А как же! Иначе дашь ему в ухо!

– Не, его только хозяин колотит, а другим не дает.

– Так хозяин ничего не узнает. Но Придурок возьмется, точно. Он как увидел курицу, сам чуть не закудахтал.

– А что он с ней сделал?

– Говорю ж, починил. Стала лучше, чем раньше.

– Нет, как, как починил?

– По-своему, по-придурски. Утром Морковна пришла, а курица бегает как ни в чем не бывало.

– А может, он это, колдует?

– Кто? Придурок? Не смеши.

– А что? Если к нему присмотреться, чем не колдун? Вон какой странный. И лыбится. Отчего это он так лыбится? Ни ты, ни я так не лыбимся, чтобы все время.

– Ну, лыбится. Тебе-то какое дело? Тащи Курлыку к Придурку.

* * *

– Что столпились? Что надо?

Никто не ожидал, что хозяин встанет так рано (а хозяин и не ложился!). Двое парней – из тех, что уже выезжали с охотой и тайком попивали «Хвойную бодрость», – попятились. Придурок от неожиданности выпустил птицу, и Курлыка взлетел, радостно хлопая крыльями, а потом опустился ему на плечо.

– Кто разрешил взять голубя? Отвечай, когда спрашивают. – Барлет привычно отвесил Придурку затрещину.

– Он… Он… Он не мог летать…

Один из парней за спиной Барлета показал Придурку кулак. Придурок запнулся. Барлет, почуяв подвох, развернулся:

– Что пялитесь? Заприте птицу на голубятне. Слышали? Пшли отсюда!

Парней сдуло.

– К полудню проверю, все ли птицы на месте. А то повадились даром рассылать голубей по трактирам, – Барлет говорил, не глядя вслед убегавшим и не заботясь о том, услышана ли угроза. Он смотрел на Придурка:

– Значит, голубь не мог летать? А теперь полетел?

Придурок сглотнул. Он уже понял, что защититься не сможет. От кого-то все равно попадет.

– А ты торчишь тут без дела и за ним наблюдаешь. И что же? Нравится?

У Придурка в глазах отразилось недоумение.

– Я спрашиваю, нравится, как голубь летает?

Вопрос не казался каверзным, и Придурок кивнул.

– А может, и ты так хочешь?

Придурок раскрыл глаза.

– Хочешь летать? Вон – как голубь?

Дядя Барлет сегодня говорит непонятно. Придурок не понимает, что нужно сделать.

– Отвечай, когда спрашивают! Хочешь летать, как голубь?

Придурок глядел на Барлета с открытым ртом. Барлет разозлился, схватил Придурка за шиворот и начал трясти:

– Молчишь? Не желаешь ответить любимому дяде? Я знаю, что у тебя на уме! Летать он хочет! Как голубь. Как летучая мышь. Ты у меня полетишь! Ты у меня полетишь – с крыши в навозную яму. Голубь не мог летать…

Барлет неожиданно замер. Ярость его улеглась так же внезапно, как вспыхнула. Он продолжал держать Придурка за шкирку, но теперь смотрел на него так, будто только что разглядел.

– Значит, голубь не мог летать? А теперь полетел? Ты ночью снимал перчатки?

Придурок судорожно сглотнул. Барлет рывком отпихнул его от себя: «Отправляйся в конюшню!» – повернулся и скрылся в доме.

Глава четырнадцатая

– Слава Правителю острова! Он победил в предгорьях.

Слава его законам, охраняющим Лес!

Слава великодушию мудрого Ураульфа!

Он обещал пощадить охотников, если лосенок выживет. И сдержал свое слово. Смертную казнь преступникам заменили изгнанием. Они вернутся на родину только после того, как на Лосином острове появится Белый Лось.

Слава, слава Правителю Ураульфу!

* * *

А лосенок-то выжил! Выжил лосеночек.

Крутиклус задумчиво дергал себя за губу.

А изгнание так ли страшно, когда карманы с деньгами? и Креон, и сынки Скулона – все должны ликовать!

Но этот глупый лосенок, он же был полудохлым? Сосунок двухнедельный?

Вот какая загадка!

К лекарю прибыл посыльный и привез ему сумку. Такую милую сумочку из шкурок мелких зверюшек. Плетеная ручка. По бокам все хвостики, хвостики. Красота – да и только. А у Крутиклуса новенькая манишка. Очень подходит к сумочке.

Да, посыльный привез ему сумку. И кое-что на словах. Нужно, чтобы мальчишка – вот этот грязный Придурок (а ну, слазь с лошади, быстро!) – смог попасть на конюшню, где содержат лосенка.

– Важ, от этого… мальчика ужасно пахнет. И он так одет… ужасно! И выглядит так ужасно! И вообще – неприятно. Неприятно даже смотреть. А прикасаться!

– Хозяин сказал, мальчишка должен туда попасть. Ему неважно, что вы для этого сделаете.

Но Крутиклус не помнит, чтобы дворцовой конюшне требовались работники. И Тайрэ не захочет видеть там посторонних.

– Хозяин еще просил показать вам вот это, – посыльный свернул плетку в петлю. – Он сказал, вы поймете и объяснять не нужно. Он сказал, что это не просьба.

Лицо Крутиклуса вытянулось, как будто ему к подбородку вдруг подвесили камень.

– Я передам хозяину, что вы его поняли. – Посыльный подтолкнул Придурка к Крутиклусу, сел в седло и уехал.

Крутиклус сначала не знал, что делать. Нервничал, переживал. Ходил и все приговаривал: «Ах, Барлет! Ну как же так можно! Разве Крутиклус не друг Барлету? Разве он не старался облегчить красным шляпам жизнь? Разве не он выбирал красавиц для праздника красоты из дочерей охотников? Разве не он самым первым прибежал рассказать, что Ураульф умирает? И после всего, что он сделал… Ах, Барлет! Ну как можно!»

Очень переживал Крутиклус. Но потом рассудил: может быть, у Тайрэ тощий, грязный мальчишка вызовет жалость. Вон как трясутся губы! Правда, эта улыбка… Фу, какое уродство!

Крутиклус брезгливо поманил его пальцем:

– Эй, как тебя там! Мальчик! А ну-ка, иди сюда. Есть хочешь? Так я и думал. Скажешь об этом Тайрэ. Скажешь, не ел целый день. Что? Что ты бормочешь? Три смены светил не ел? Славненько, вот и славненько. Получается очень жалостно. Если ты ему это скажешь, он тебя не прогонит. Не должен сразу прогнать. Конечно, ты пахнешь ужасно… Даже не знаю, как лошади… Но Тайрэ, он и сам все время в навозе. В общем, трясись посильнее и постарайся заплакать. И не вздумай притащиться обратно. Это меня расстроит, и я прикажу тебя высечь. У меня есть такая плеточка, как у дяди Барлета. Даже немножко длиннее. Ты меня понял, мальчик?

А потом Крутиклус велел Придурку двигаться следом за ним, провел ко дворцовым службам и оставил возле конюшни, под присмотром ночного светила. В ожидании конюха.

* * *

Мальчик больше не появлялся. От Барлета никто больше не приезжал, и лекарь совсем успокоился. Если мальчик куда-то исчез, как Барлет узнает, был ли он на конюшне? Так что Крутиклус решил больше об этом не думать.

Но потом несущие вести объявили: лосеночек выжил, и охотников не казнят.

Вот тут-то Крутиклусу в голову случайно закралась мысль: может, лосеночек выжил из-за того мальчишки? Иначе зачем Барлет подослал его на конюшню?

Мысль была назойливой, как навозная муха. Она то и дело жужжала у Крутиклуса в голове, щекотала лапками то виски, то затылок: как же так? Как же так? Как мальчишка мог это сделать?

Вот ведь какая загадка!

* * *

– Хорошенькая собачка.

– Важ! Эта собачка – чудо! Маленькая, пушистая. Ласковая! Как игрушка. Купите для деточки. Деточка будет рада.

– Сколько такая стоит?

– Отдаю за бесценок. Двадцать мышиных хвостиков – и можете забирать.

– Собачка дорого стоит. Но я ее покупаю. Правда, с одним условием.

– Вот и славно, важ.

– Прищемите ей лапку. Так, чтоб она сломалась.

– Важ?..

– Прищемите ей лапку.

– Но…

– Мне нужна собачка со сломанной лапкой.

– Но ведь ей будет больно.

– Прощайте, важ. Поищу себе другого, толкового продавца.

– Нет, стойте. Давайте хвостики.

– Ну!

– Ох, что я сделал! Что сделал!

– Вы получили плату.

– Вы плохой человек.

– Вы получили плату. И вытрите нюни.

– Важ, вы очень плохой человек.

– Разве я перешиб ей лапку? За двадцать мышиных хвостиков?

* * *

– Здесь есть кто-нибудь? – Крутиклус видел: Тайрэ покинул конюшню вместе со знахарем Мирче. («Пусть этот Мирче – сверхлекарь. Но не надо кричать мне в ухо это «сверхлекарь», «сверхлекарь»!) Значит, здесь никого? Вот и ладненько. Посторонних не нужно.

– Что за место – конюшня! Жуткие запахи, вонь! У меня больная собачка. – Крутиклус сделал так, чтобы собачка взвизгнула.

Из-за яслей в дальнем углу показались вихры мальчишки.

– Мальчик! Вот ты где, мальчик! Я гляжу, ты умылся. И рубашечка у тебя новенькая, без дырок. Ты все еще улыбаешься? Так же противно, как раньше? Значит, ты теперь здесь. При лосеночке.

Придурок тут же дернулся – будто упоминание о лосенке было опасно для жизни.

– Ты мне его не покажешь? Лосеночка? Нет? Нельзя? Да куда ты попятился! Не нужен мне твой лосенок. Он ведь уже здоров? Вот и славненько, славненько. А у меня тут тоже кое-что есть. Ну-ка, иди сюда. Видишь, собачка. У нее болит лапка.

Крутиклус задел перебитую лапку, и собачка от боли взвизгнула.

Придурок застыл, рот у него раскрылся. Крутиклус опять заставил собачку скулить. Это вынудило Придурка сделать пару шагов вперед. Он вытянул шею, как гусь, выглядывая собачку.

– Да, вот собачка. Ей перебили лапку. И нужно бы залечить – чтобы собачка не мучилась. Она мучается, ты видишь?

Придурок кивнул головой и замахал руками: пусть только важ не делает лишних движений, а то собачка скулит.

– Ты ведь можешь помочь? – Крутиклус впился глазами в лицо мальчишки. – Ты поправишь ей лапку?

Мальчишка кивнул.

– Вот и славно. Хороший мальчик. Очень хороший мальчик. Только знаешь, я не могу оставить тебе собачку – даже на время. Я тороплюсь. У меня много дел. Так что надо сделать это прямо сейчас.

Придурок замотал головой:

– Важ, мне нельзя – сейчас.

– Что, что нельзя? – Крутиклус не спускал с него глаз.

– Важ, мне сейчас нельзя снять перчатки.

– Перчатки? Ах, да! Перчатки. Я заметил: ты ходишь в перчатках. И перчаточки новенькие. Новехонькие перчаточки. Ни единой дырочки. Не то, что все остальное. Это дядя Барлет тебе подарил?

Придурок кивнул.

– Добрый дядя Барлет. Заботится о тебе! Но я ему ничего не скажу – про перчаточки.

– Нет, важ, мне нельзя.

Крутиклус дернул собачку за лапку. На этот раз она визжала долго и очень громко. Придурок сморщился, зажал себе уши и скрючился возле стойла.

Наконец собачка притихла. Она тяжело дышала. Глаза у нее слезились. Крутиклус заговорил мягко и вкрадчиво:

– Если ты поможешь собачке – прямо сейчас, я тебе ее подарю. Ты ведь хочешь такую собачку? Смотри, какая: маленькая, пушистая. У тебя ведь нет собачки?

– У меня однажды была. Только очень давно.

– Ну вот. Соглашайся.

Придурок сглотнул и сказал:

– Только вы не смотрите.

– Что ты, что ты! Не буду, – и Крутиклус протянул Придурку бедненькую собачку.

Мальчишка осторожно взял ее – собачка даже не пикнула, оглянулся пугливо и укрылся за стойлом.

Крутиклус подкрался к деревянной перегородке: есть ли здесь дырочка? Но доски были пригнаны плотно. Он оглянулся, обнаружил ведро, подтащил его к стойлу и забрался на возвышение, чтобы увидеть мальчишку. От того, что открылось, Крутиклус затрясся так, что потерял равновесие. Ведро пошатнулось и вывернулось из-под ног, а лекарь рухнул на пол, на солому с навозом.

Голова мальчишки появилась у входа в стойло:

– Что с вами, важ?

– Не видишь, я поскользнулся! – Внутри у Крутиклуса все дрожало от напряжения. – Ты закончил – с собачкой?

– Осталось немного. Подождите, прошу вас. Нужно еще немного.

– А что ты с ней делаешь? Покажи!

– Нет, нет. Не надо, важ…

Но Крутиклус уже был в стойле. Мальчишка попятился, прижимаясь к стенке и закрывая руки. Собачка с лаем бросилась на Крутиклуса. Тот грубо отбросил ее сапогом.

– Скажи, что ты с ней делал? Покажи свои руки!

Крутиклус схватил Придурка за шиворот. Тот упирался и прятал руки.

– Говорю, покажи свои руки!

– Важ, не надо! Не надо!

– Важ, кажется, заблудился? Тайрэ не помнит, чтобы он приходил сюда раньше.

Тайрэ! Откуда он взялся? Какая дурная привычка – появляться внезапно!

Лекарь разжал свои пальцы, и Придурок забился в угол.

Старший конюх смотрел Крутиклусу прямо в глаза и улыбался своей обычной улыбкой. В некоторых обстоятельствах эта улыбка пугала.

– Да, важ заблудился. И не знает, где выход. И к тому же споткнулся. У него все платье в навозе. Будет не очень приятно идти в таком платье по городу. Но ничего не поделаешь. Тайрэ сейчас покажет, как отсюда уйти.

В животе у Крутиклуса неприятно забулькало.

– Я… Я за мальчиком. Вот за этим.

– За мальчиком? Мальчик кем-то приходится важу?

– Да, приходится. Именно так. Из-за того, что я видел… То есть нет. Я не то говорю. Вы меня напугали и заставляете путаться. Мне поручили забрать у вас этого мальчика. Тот, у кого он работал. Тот, кто его прислал. Я должен его увести.

– Кажется, мальчик не хочет, чтобы его уводили. А вот важу – Тайрэ уверен – уже пора уходить.

Тайрэ сделал шаг по направлению к лекарю, тот попятился к выходу.

– Но он должен. Он непременно должен…

– Уходите отсюда, важ. Не надо тревожить мальчика. Он чем-то очень расстроен.

– Прекратите меня толкать. И отдайте мою собачку. Без собачки я не уйду.

Собачка прижалась к ноге Придурка и отчаянно тявкала.

– Это собачка важа? По собачке не скажешь. Кажется, она тоже не хочет с вами идти.

– Это моя собачка. Я заплатил за нее двадцать мышиных хвостиков. Вы хотите меня ограбить?

Тайрэ посмотрел на мальчика:

– Собачку принес сюда важ?

Придурок кивнул, но тут же попытался напомнить:

– Собачка болела. Важ обещал… Говорил, он ее оставит…

– Этот мальчишка лжет. Отдайте собачку.

Тайрэ с некоторым сожалением подхватил упиравшуюся собачку и протянул Крутиклусу. Тот сунул ее под мышку.

– Все. Уходите, важ. – Тайрэ опять подтолкнул Крутиклуса к двери.

– Вы еще пожалеете!

– Тайрэ сказал, уходите.

Крутиклуса вытолкали во двор и закрыли дверь на засов.

Собачка воспользовалась моментом и укусила лекаря. Тот взвизгнул противным голосом и бросил ее на землю. Собачка тут же забилась в колючий куст у ворот и из укрытия тявкала на Крутиклуса.

Лекарь двинулся прочь, на ходу оправляя одежду и пытаясь ее очистить, и все бубнил на ходу: «Этот запах конюшни… и мальчишка с его руками… Он не должен здесь оставаться… Вы еще пожалеете!..»

Глава пятнадцатая

Прогнать Крутиклуса легче, чем успокоить мальчика. Тайрэ давно не видел плачущих мальчиков и не помнит, как это делать. А мальчик что-то бубнит сквозь надрывные всхлипы:

– Придурок живет далеко. И ему приказали… Но он не поэтому сделал. Он пожалел лосенка. Лосенок был очень слабым, и у него были пятнышки. Пятнышки очень хорошие… Добрый Тайрэ теперь непременно прогонит Придурка.

Мальчик опять за свое! Тайрэ даже не знает, как его называть: что за имя такое – «Придурок»?

– Ну, не надо, не надо! Тайрэ тебя не прогонит. Ты очень хороший мальчик. Таких мальчиков поискать. Ты очень много умеешь. На вот, держи платок. Вытри слезы.

– Добрый Тайрэ узнает, где Придурок жил раньше, и прогонит Придурка.

– Если честно, Тайрэ плевать, у кого ты там раньше жил. Главное – чище мойся, – Тайрэ вздохнул. – Этот важ, он тебе что-нибудь сделал?

– Он заставил меня снять перчатки. И теперь оторвет мне руки.

– С чего ты решил?

– Дядя мне говорил: «Если кто-то увидит, как ты снимаешь перчатки, то оторвет тебе руки».

– Дядя?

Дядя мальчонки – поганец. Надо ж – так напугать! Да еще не мыть, не кормить. Но в чем-то с этим поганцем надобно согласиться: руки мальчику лучше прятать. Исси, прячущий руки, – вот как его зовут!

– Важ, который здесь был, больше сюда не придет. Тайрэ тебе обещает. Тайрэ придумал, что делать: мы навестим Кетайке.

Кетайке – вот кто нужен бедным плачущим мальчикам!

* * *

– Не только мы удивились, что лосенок не умер, – Мирче задумчиво потягивал «Хвойную бодрость». Вместе с Тайрэ и Ковардом они сидели в доме Тайрэ, недалеко от конюшни. – Вот и лекарь Крутиклус проявил любопытство.

– Почему вы решили, что это сделал мальчишка? Разве Тайрэ не старался? – Ковард не мог поверить, что какой-то грязный заморыш совершил это чудо.

– Вот именно, Ковард, – чудо!

Тайрэ не желал чужой славы:

– Лосенок уже умирал. Тайрэ готовился поутру его хоронить.

– Но никто не видел, как мальчишка лечил лосенка!

– Крутиклус принес собачку. У собачки болела лапка. Он хотел проследить, что Исси станет делать.

– Наверно, и лапку специально ей перебил – ради такой проверки, – Мирче брезгливо поморщился.

– Но когда вернулся Тайрэ, собачка была здорова.

– А это откуда известно? Опять от мальчишки?

– Зеленая Шляпа не верит, потому что не знает главного. Исси поторопился и плохо надел перчатки. Тайрэ случайно увидел: у него золотые руки.

– Золотые руки? – Ковард нахмурился. – Но этот мальчишка… Он выглядит как оборванец. И к тому же его лицо…

– Ты намекаешь, сынок, что с таким лицом на Лосином острове плохо? Здесь, я припоминаю, главное – красота?

Ковард понял: его уличили. Тайрэ не дал ему переживать:

– А Кетайке сказала, что эта его болезнь – то, что он улыбается, – может еще пройти. Если мальчика больше не будут пугать.

– Тогда на это не стоит сильно рассчитывать, – буркнул Ковард.

– Еще Кетайке сказала, он сын серебра и бронзы. От такого союза могут родиться дети с золотыми руками.

– Подожди, подожди, – Ковард повысил голос. – Кетайке сказала про бронзу? Мальчишка что – из горынов? Но это же наши враги. Мы бились с ними в предгорьях. Они хотели отдать Лосиный остров Макабру!

– Сынок, ты опять торопишься! Не все люди гор – плохие. Даже те, кто живет у подножья, еще чувствительны к свету. А были такие, кто жил на самой Вершине.

– Может, и жили когда-то – во времена кейрэков. Но во время войны в предгорьях я что-то их не приметил.

– Это не значит, что на Вершине больше никто не живет.

– Но откуда ты знаешь, что мальчишка из их породы? и вообще, откуда он взялся? Как оказался здесь, у дворцовой конюшни?

Перед тем как ответить, Мирче сделал долгий глоток:

– Тайрэ пытался узнать. Но Исси ему не сказал. Видимо, побоялся. Говорит, его прислал дядя.

– Дядя? Какой такой дядя?

– Какой-такой дядя… – Мирче поставил чашку на стол, и в ней заплясала пена. – Из-за дяди мне пришлось навестить «Большую лосиху». Туда сползаются слухи, можно многое разузнать. Я просидел там до вечера, и про этого дядю мне кое-что рассказали. И из-за этого с «Хвойной бодростью» вышла осечка. Забыл посчитать, сколько выпил, – Мирче хмыкнул. – Так меня пробрало! Я даже песни пел на обратной дороге.

– Ну, хоть пил-то не зря? – Ковард подумал, что Мирче, горланящий песни, – страшное зрелище.

– Боюсь, сынок, ты расстроишься. Не знаю, как и сказать. – Мирче снова сделал глоток. – Этот дядя – наш старый знакомый. Барлет.

– Что? – Ковард решил, что ослышался.

– Да, Ковард, так говорят. Мальчик жил в поместье Скулона. И, говорят, поэтому лошади у Барлета никогда не болели.

– Мирче, постой. Я что-то не понимаю. Как Барлет может быть дядей горына? Скулон убивал горынов, десятками убивал. По вине Скулона и таких же, как он, Столб неоплатных долгов начал сочиться кровью.

– Но мальчик жил у Барлета. И Барлету понадобилось, чтобы Исси попал на конюшню.

Ковард все возмущался:

– Никакой он не дядя. А подослал мальчишку, чтобы спасти своих.

– Вот теперь, сынок, ты начал немного думать.

– Но как ребенок горынов попал в поместье Скулона?

– Это загадка, сынок. И вряд ли мы прямо тут сможем ее разгадать. Но Кетайке говорит, что, возможно, он потерялся. И тогда ему надо помочь. Он должен вернуться домой.

Ковард снова насупился:

– Потерялся? Что же его не ищут?

– Зеленая Шляпа разволновался и поэтому горячится, – Тайрэ опять улыбался. – Но Исси не виноват перед Зеленой Шляпой. И придется признать: с появлением Исси маленькая лосиха с пятнышками на спинке стала быстро расти.

Ковард по-прежнему хмурился и про себя сокрушался: «Сын серебра и бронзы! Из поместья Скулона. И с ним придется возиться! Да, на Лосином острове всякое может случиться».

* * *

Ковард носит зеленую шляпу – не такую, как дядя Барлет, – и поглядывает сердито. Это пугает Придурка. Наверное, Ковард не хочет видеть его в конюшне. Вдруг Тайрэ послушает Коварда и прикажет Придурку уйти – из-за того, что Придурок жил у дяди Барлета? А теперь еще оказалось, что Придурок – горын. Из-за этого он долго плакал. До сих пор как вспомнит – «А Придурок – горын!» – так из глаз льются слезы.

Это хуже, чем быть кейрэком. Кейрэков не любят охотники – те, что носят красные шляпы.

Но Ураульф – кейрэк. (Правда, это не в счет. Потому что Правителю – можно.) и добрый Тайрэ – кейрэк. Он купил Придурку рубашку – новую, с вышитым воротом. И еще Кетайке. Придурок долго не верил, что она тоже кейрэк.

Раз Кетайке – кейрэк, Придурок тоже согласен называться кейрэком. Он бы тогда попросил Кетайке сделать его «своим». У Придурка раньше не было никого, кто бы, как Кетайке, – гладил его по щеке и угощал вареньем. Придурку от этого становится так хорошо, что хочется плакать. Раньше Придурок плакал, только когда его били, а теперь – когда обнимают.

А Тайрэ говорит, что Исси плохо придумал. Если так много плакать, в конюшне размоет навоз. Ковард уедет в Лес, Мирче уйдет к Ураульфу, Исси вместе с Тайрэ некому будет спасать, и они утонут в навозе. Вот что может случиться.

И Придурок тогда старается удержаться. Но стоит ему взглянуть на Тайрэ – как тот ему улыбается, он сразу же вспоминает: Тайрэ – кейрэк, а Придурок – горын.

И зачем ему только сказали? Пусть бы он был Придурком. Он привык, что Придурка бьют, знает, когда будут бить, и знает, когда не будут. А горыны – это враги. Их ненавидят все, кто живет на Лосином острове. Их победили в предгорьях и загнали назад, в ущелья. Горына мало ударить. Горына нужно убить. Как же тут не заплакать?

– Исси! Я за тобой, – Тайрэ нарушил мрачное размышление мальчика. – Кетайке собирается рассказывать сказку. Ураульф сказал, пусть Исси тоже придет.

– Зачем сверхваж так сказал?

– Ураульфу нравится Исси. Он благодарен ему – за спасенье лосенка.

– А сказка будет про что? – насторожился Придурок.

– Кетайке говорит, сказка о людях гор.

– Придурок не хочет слушать. Он останется на конюшне.

– Исси не хочет варенья с запахом веселянки?

* * *

«Высоко вознеслась хребты горы Казодак. Ущелья ее бездонны, пещеры ее бессчетны, богатства неисчислимы. А на самой высокой Вершине, затерянной в облаках, растет белоствольное Древо с гладкой корой, без морщин. Оно проросло из семечка – мельче малой песчинки – в самом Начале Времен, когда племена людей наделили дарами», – Кетайке, рассказывая, все время смотрит в огонь – будто бы видит сквозь пламя давно минувшее время.

А Исси забился в угол, желая быть незаметным.

«Великий дар достался тем, кто жил близко к Небу, – белоснежные крылья. Они вызревали на ветках Вершинного Древа. И Древо в те времена приносило плоды, не скупясь, стоило только матери, носившей в себе ребенка, прижаться щекой к стволу и попросить тихонько: хочу, чтобы он летал!»

Все люди горы Казодак в то время умели летать. Они поднимались в воздух и видели мир с высоты – его чудеса и богатства. Тогда народ Казодака считался носителем знания.

Но однажды к ним явился бескрылый Пришелец: «Крылатые люди думают, что много знают о мире. Они уверены: мир измеряется светом. Но как высоко ни взлетай, могущества не достигнешь. Чтобы стать великим народом, нужно иное знание – то, что скрывается в темных недрах горы Казодак. Я покажу туда доступ – за небольшую плату».

Крылатые согласились: Пришелец их удивил. И они с любопытством последовали за ним. Бескрылый привел их в пещеру, где они никогда не бывали, и сказал:

– Копайте вот здесь! И добудете знание. А плата совсем ничтожна – по паре перьев с крыла.

Люди стали копать и нашли драгоценные камни.

– За эти камни в Долине можно купить что угодно! Можно купить весь Остров.

– Но то, что скрывается глубже, может быть лучше богатства! По десять перьев с крыла – и я покажу вам пещеру глубже той, где вы побывали.

Люди пошли за ним и отрыли залежи бронзы. Теперь они могли не тратить свое богатство. Все, что они хотели, им отдавали из страха: у них стало много оружия. Люди очень гордились: «Наша мощь возросла! Мы стали сильней, чем были».

Тогда бескрылый сказал:

– Бронза – большое богатство. Но то, что скрывается глубже, может быть лучше оружия.

– Что может быть лучше оружия?

– Бессмертие – вот что лучше.

Пришелец утроил цену. Люди, гонимые жадностью, не пожалели перьев. И однажды заметили: крылья сделались голыми – как у летучей мыши. Тут незнакомец исчез – будто его и не было.

В последней пещере люди ничего не нашли, но не хотели поверить, что Пришелец их обманул. Они продолжали поиски. Рыть было все труднее. Крылья мешали людям, и они от них отказались. Отказались от света, забыли Вершинное Древо и остались в пещерах. Так появились макабреды.

А на Вершинном Древе с тех пор вызревали лишь голые крылья. Но те, кто остались у Древа, верили, что однажды оно вернет свою силу».

Кетайке умолкла. Ковард не удержался:

– Эти люди Вершины, они живут до сих пор?

– Сказка знает о прошлом. О том, что было когда-то.

– Жаль, никто не знает ответа на этот вопрос, – Мирче невольно вздохнул.

Вальюса вдруг одолел приступ кашля, лоб покрылся каплями пота.

– Пожалуй, пойду. Мне что-то нехорошо. – Вальюс поднялся и, непривычно шаркая, заторопился к двери.

– Кажется, важу Вальюсу не понравилась сказка. – Тайрэ удивленно смотрел сверхмастеру вслед. – Или он заболел?

– Может, перетрудился? У него так много забот, он готовится к свадьбе Правителя. Собирается потрясти остров количеством блюд и невиданных украшений. – Было трудно понять, шутит Мирче или правда жалеет сверхмастера Вальюса. – В общем – пусть отдыхает. А вот с кем бы я поболтал, так это с дядей Барлетом. Вдруг ему известно продолжение сказки?

– Я бы тоже не прочь, – Ковард согласно кивнул. – Но Барлет куда-то исчез.

– Исчез? – Мирче нахмурился.

– И никто не знает, когда он вернется.

Исси в этот момент наконец перестал дрожать: если дядя Барлет уехал, никто не потребует, чтобы Исси к нему возвратился. Это хорошие вести. Значит, Исси слушал не зря эту страшную сказку.