Текст книги "Верхняя пуговица. Ъ-космоопера, неизбежность человеческой истории"

Скайстон на миг поник головой, как будто желал склониться перед тем, кто однажды заставил считаться с собой всех без исключения своих современников, затем ровно повернул голову к образу Спасителя. Тихое тепло в груди и на шее не исчезло, а даже чуть усилилось. Отвесив ладный поясной поклон и осенившись крестным знамением, Темпл плавно развернулся спиной к алтарному иконостасу и двинулся к ожидавшему его с тихой улыбкой Лестеру и смущённо притихшим клирикам.

– Я готов к дальнейшему, – сказал он тихим спокойным голосом, приблизившись.

– Это хорошо, – произнёс со вздохом настоятель. – Пройдёмте в придел Архистратига Михаила, Темпл Скайстон, Вас желает видеть кардинал Рацингер, он как раз находится здесь, а не на Брилле.

Услышь эти слова Темпл раньше, скажем, во дворике сразу по приезде, он был мог и в обморок грохнуться, как уже случилось с ним, когда вместо кандалов он увидел на себе мундир лётчика – как-никак, предстояла встреча с фактическим главой всей конфессии, духовником наследника престола… Но сейчас он лишь вежливо кивнул, спокойно двигаясь рядом с клириками, чья ширина шага не доставала до его на треть – не то они сами слишком волновались от того, что увидят столь высокопоставленную персону, не то не приходилось им не только водить корабли по космосу, но и служить на борту спейсеров. Лестер же просиял такой торжествующей улыбкой, какая уместна разве что на лице воителя, только что одержавшего подряд две блестящих победы. Темпл же был спокоен так, будто предстоял самый обыкновенный полёт на родном «Демоне» в бытность свободной от сапога Лиги Субару – и там его ждёт тишина и счастье. Нет, ещё лучше, в несколько раз. А то и на два порядка.

Придел, посвящённый архангелу Михаилу, покровителю воинства Небесного, был аж на третьем этаже и похож на повисший в воздухе хрустальный грот. Иконостас, скрывавший алтарь, похоже, был выполнен из алебастра. Темпл залюбовался ажурной резьбой в виде монограммных солнцеобразных крестов вперемешку с кельтскими. Среди офицеров космофлота ходили устойчивые легенды, что в зрелости император Райнхард Первый всерьёз называл архистратига своим шефом. Кроме того, Скайстон понимал уже достаточно, чтоб осознавать, что даже пожалованный ему титул ещё не основание принимать его здесь. Он ведь всего лишь капитан, а не командующий флотилией адмиральского формата. Однако положенный случаю трепет отсутствовал – зато внутри поселилось ясное солнечное небо, которое пока не было возможности интендифицировать ни с одной из известных планет. Оттого когда из алтаря вышел солидный чуть поседевший и слегка суровый джентльмен в облачении кардинала, который смотрел на него на редкость доброжелательным взором, Темпл даже не удивился и лишь молча застыл в почтительном поклоне. Возможно, за стенами субарское солнце успело разогнать белую облачную дымку, и теперь бело-золотое сияние заливало собой всё помещение придела, возможно, дело было совсем в другом, но сейчас оба офицера – лётчик и его куратор не могли отделаться от ощущения, что они находятся не в одном из слоёв атмосферы планеты, а вовсе в кармане иной реальности. Лестер перестал сиять улыбкой победителя и даже как будто чуть смутился, заметив преобладание ярко-белых тонов с позолотой – такое убранство интерьера было слишком дорогим даже для столь уникального случая, как нынешний. Скайстон об этом не подумал – его так и тянуло к забранному алой парчой аналою, на котором его ждали позолоченный каплевидный крест и Евангелие в скромной циркониевой обложке…

Кардинал, видимо, заметил это – и жестом вежливо пригласил Темпла подойти как раз туда. Он с искренним добродушным интересом смотрел на него, хотя было заметно, что эти стальные глаза чаще смотрят совсем иначе… Скайстону было не до того – слишком манящим оказался напрестольник, на который надлежало уложить потом переносицу – не то где-то приходилось видеть как раз такой, в каком-то забытом сне, не то именно эта форма была оптимальной для его сердца и ума. И Темпл, не задумываясь, что делает, с благоговейным почтением несколько раз провёл рукой по гудящему изнутри неведомым кластером информполей металлу, едва не улыбаясь от счастья – столь приятны были эти прикосновения. Он не видел, с каким напряжённым вниманием следит за ним в этот момент кардинал, с каким восторгом наблюдает это Лестер – оба стояли у него за спиной. И уж подавно не мог ничего знать о полном смятении, поселившимся на лицах клириков Собора. «Неужели я дома?» – хотел прошептать вслух Темпл, но слова так и не сорвались с его губ. «Конечно, давно пора» – раздался столь же беззвучный на деле голос за спиной, и эти интонации невозможно было спутать ни с чьими ещё. Это были резкие обертоны того, кто подсказывал ему, как себя вести, в тот вечер, когда Скайстон согласился работать на «Субару Синрабансёу»… В груди крепко и хорошо стукнуло один раз, и в ушах как будто прозвучали чьи-то гулкие шаги – так стучат каблуки сапог с платиновыми виньетками, удаляясь прочь. «Увидимся», – деловитым тоном человека, привыкшего говорить один раз, прозвучало тем же голосом, и в лицо ударила резкая волна пряная волна цветочно-хвойного аромата, хотя, возможно, просто кто-то из подручных кардинала мог подойти поближе с кадилом.

Тем временем за спиной Скайстона кардинал очень тихо, так, что слышал только Франсуа, но весьма весомо произнёс только одну фразу:

– Он настоящий, Лестер.

– Никогда не сомневался в этом, – отозвался тот, учтиво склонив голову, но заметно гордый собой и моментом, а после отступил на несколько шагов назад.

Темпл с плавной грацией опустился на колени и тихо лёг лицом на крест, почти прошептав затем:

– Грешный и недостойный раб Твой, Господи.

Дальнейшее он помнил не очень ладно – главное, что все россказни старших на курс выпускников Академии про ломки, обмороки и тяжесть где попало оказались чепухой, впрочем, подозрение, что это так, появлялось ещё тогда… Может быть, конечно, что они и не врали даже про себя. Темпл, правда, об этом вспомнит гораздо позже – уже через несколько суток. Он был очень обрадован, когда кардинал просто накрыл его голову епитрахилью и взялся читать разрешительную молитву, но удивился лишь когда услышал вовсе не обязательную добавку: «и те грехи, о которых чадо Темпл забыл». А детали всей следующей процедуры он почти не запомнил оттого, что столь хорошо и спокойно чувствовал себя, что почти выпал из времени. Ещё он отметил, что однажды он как будто ощутил прикосновение чьих-то сильных рук – когда уже понадобилось встать с колен на ноги. А также собственное сожаление, что его напрестольник оказался пусть и похожим на тот, что лежал на аналое, но им не был, да и спрятали потом те реликвии в слишком солидного вида дарохранительницы, на которых, среди всего прочего, имелись также изображения геральдических львов правящей династии императоров. Когда же, надев на него полагающиеся облачения, кардинал и ещё один важного вида епископ привели его, взяв за руки, в главный придел второго этажа Собора, неторопливо прошествовав по роскошной лестнице вниз, Темпл, услышав «Te Deum», просто поднял голову повыше и, вздохнув, открыл рот. Он сам не заметил, что быстро заслушались даже сами певчие. Возможно, Скайстон оттого и не обратил после особого внимания на то, что кардинал абсолютно будничным жестом положил в его карман мундира некий стильный платиновый медальон на цепочке…

Очнулся он уже в гостиной кабинета для бесед. Заметил, что подписывает бело-золотым пером стилизованный пергамент, на который после кардинал наложил столь классическую сургучную печать, что оставалось лишь позлорадствовать над республиканскими злопыхателями, болтающими об устаревших до безобразия архаичных аксессуарах отживающего своё уклада жизни. Потом рассмотрел свой требный кейс, отделанный рельефными изображениями белых лилий – как будто их не должно было быть даже учитывая высокий титул владельца, но это обстоятельство было столь приятно само по себе, что не хотелось даже угадывать, что могло оказаться причиной их появления… Франсуа снова помог ему, как совсем недавно, на этот раз с бокалом сладкого красного, кардинал же, улыбаясь совсем по-отечески, посоветовал усадить Скайстона в одно из кресел у камина. Это действительно было вовремя – снова став собой, то есть уже офицером космофлота, Темпл ничего пока не мог поделать с заметным головокружением.

– Вы ещё не согрелись, Скайстон? – по-домашнему добродушно осведомился кардинал, усаживаясь в кресло напротив своего гостя. – Не смущайтесь, это нормально, скоро Вам станет лучше.

Лестер застыл рядом, по правую руку – и его можно было достать, если выпрямить её в сторону… Темпл понял, что его застали врасплох, и лишь устало кивнул головой.

– Всё хорошо с Вами, Скайстон, поверьте, пожалуйста, – прежним домашним отеческим тоном продолжил собеседник. – Конечно, мы очень жалеем, что нашли Вас так поздно, но было бы намного хуже, если бы этого вовсе не случилось.

Темпл почувствовал, что его голова неумолимо падает на спинку кресла, а глаза застилает липким туманом, но, к счастью, в сон он не проваливается.

– Что Вы хотите знать, Ваше преосвященство? – тихим уставшим отчего-то голосом спросил он.

Тот озабоченно покачал головой и спросил Лестера:

– Он всегда такой осторожный?

Франсуа пожал плечами с видом хозяина положения:

– Ему не привыкать, право.

Кардинал печально вздохнул и покачал головой.

– Понятно, он ни о чём сейчас не хочет разговаривать просто, а времени у нас вечно нет. Сделаем вот что – у нас обоих есть дела на Брилле, и мы можем успеть многое, если Вы не будете против встретиться со мной, Темпл Скайстон, – он достал откуда-то безразмерный перстень с крупным цельным бриллиантом – как известно, сейчас в таких аксессуарах программисты умудряются незаметно хранить целые информатории, впрочем, даже если и нет, то перстень всё равно стоил немалое состояние – и, встав, подошёл, чтобы взять Темпла за руку и надеть ему перстень собственноручно. – Это Ваш пропуск ко мне там.

– Я прибуду, Ваше преосвященство, – почти прошептал Темпл, не шевелясь.

– Вот и славно, – почти усмехнулся кардинал обычным тоном командира и отдал Лестеру какую-то мелкую карточку с эмблемой своего личного герба. – Отвезите его сюда, пусть как следует отдохнёт там со своей наречённой и только потом двигает на своём корабле в столицу, ясно? – Лестер ответил церемониальным поклоном, уместным скорее для дворца Императора, а кардинал ещё раз внимательно и деловито взглянул в глаза офицеру космофлота Империи. – Три дня на отдых, Скайстон, так что извольте выполнять, ладно?

– Так точно, – отозвался тот совершенно автоматически, досадуя про себя на слабость, догнавшую его так невовремя, по его мнению.

– Ах, да, забыл, – с той же невозмутимостью командира обратился снова к Лестеру кардинал. – Он же сын Офелии Скайстон и? – пауза была совершенно незаметной…

Но только не для Темпла! Хотя тело упорно требовало оставаться в кресле как можно дольше, он едва подавил резкий порыв вскочить, и постарался выговорить как можно ровнее:

– Вальтера Рейнхарда, Ваше преосвященство.

Где-то в глубине мироздания явно что-то резко изменилось, с ужасающим глобальным грохотом, слышным только вчерашнему контрабандисту, но Скайстон понимал, что почему-то не мог поступить иначе… Однако, похоже, об ужасных последствиях этого шага больше никто и не догадывался. Лестер остался полностью невозмутимым, а кардинал в порыве искренней радости даже щёлкнул пальцами:

– Да это же великолепно! А я-то ещё сомневался, старый дурень, то передо мной или что другое! Умеет же Вальтер обрадовать, право, даже столько времени спустя, да, что бы мы все тут без него делали, – и, просияв улыбкой человека, вдруг нашедшего сокровище, вежливо махнул ладонью на прощание гостю, прежде чем выйти из кабинета чеканной походкой офицера. – До встречи, Скайстон, буду рад увидеть Вас!

Повисла тяжёлая тишина, и даже свет стал для Темпла намного гуще и темнее. Вот-вот должен был надвинуться старый кошмар с бегом по пожарищу, как чего не хуже… Тело снова стало стеклянным, и даже колени снова подло хрустнули, когда пришлось встать из кресла. Кажется, Скайстон даже заметно побледнел, потому что Лестер очень тихо, но успев участливо заглянуть в глаза, поспешно осведомился:

– Темпл, ты чего это, а?

– А… ты не понял, что ли? – севшим голосом усмехнулся в ответ капитан «Демона», и в этих словах офицер госбезопасности Рейха услышал нехороший скрежет. – У меня всё всегда косо и криво, разве нет, а?

– Ну-ка тихо, – с деловито-заговорщицкой интонацией прорычал Франсуа, крепко взяв его под локоть. – Идём, обсудим этот вопрос тогда.

Через пару минут они оказались в каком-то уютном дворике под частично открытым небом, среди пышной зелени и плеска воды в клепсидрах…

– Падай, – бесцеремонно скомандовал Лестер, подтолкнув Темпла к скамейке с удобной спинкой волной. – Это место не прослушивается в принципе, исходный заскок архитектора.

Оставалось лишь выполнить указание, и Темпл в порыве горя уронил голову на руки.

– Ну, и что ты опять убиваешься, изволь сообщить? – начал было Лестер с дружеским апломбом, но, не увидев никакой реакции, резко сбавил тон. – Темпл, прошу тебя, в чём дело?

– Ты же слышал, что я солгал, кому и где, – похоронным тоном проговорил Скайстон, резко выпрямляясь и откидываясь на спину так, что голова в итоге оказалась запрокинутой хорошо вверх. – Я не настолько нахал, чтоб полагать, что это мне пройдёт просто так.

Лестер сложил руки на груди, снова став самим собой, самоуверенным и в меру самовлюблённым, и просиял ясной доброй улыбкой:

– Ты всерьёз полагаешь, что сказанное следует считать ложью? Ну так ты не прав, вот и всё. Делов-то.

– Чего? – Темпл всего лишь открыл глаза пошире, но интонация его была более чем красноречива…

Франсуа в ответ тихо вздохнул и нарочито спокойно поглядел куда-то вверх, так что его озорная чёлка опять съехала на лоб, и затем начал выговаривать фразы одну за другой, неторопливо и тепло.

– Вот что скажи мне тогда, разве Арней Ормандо когда-то интересовался, как себе поживает сын Офелии Скайстон? Может, он хоть раз навестил его в школе или прислал подарок на Рождество, а? Или прибыл однажды, чтоб поздравить с зачислением на первый курс Академии? А может, он пытался вмешаться, когда этот парень крепко влип по обвинению в покушении на жизнь окружного прокурора – он, республиканец, со кучей связей среди разных структур Рейха, был просто обязан был поддержать этого террориста, логично? Насколько я помню, дело успешно перевели на статью о государственной измене, так?

Темпл стиснул зубы и опустил взгляд, а Лестер знай себе продолжал прежним тоном.

– Но Ормандо не сделал ничего ни для того, чтоб дело, сшитое как попало, развалилось, ни для того, чтоб устроить парню побег из-за решётки или с каторги. Зато седьмой отдел его известной тебе корпорации, тот самый, что курировал деятельность банды радужных отморозков «Аврора», занимался также размещением и даже подготовкой кадров для деятельности неких организованных групп граждан, известных в просторечии как секты поклонников Белиала.

– Что? – только и смог выдавить Темпл, уставившись на собеседника пылающим взглядом.

– А ты думаешь, какого чёрта я делал там у них на базе, когда мы познакомились? – невозмутимо пожал плечами Франсуа. – В мои задачи как раз и входило собрать нужные данные по этой теме, а тут ты к ним сваливаешься с пробитым бортом. Я уже озверел там изрядно среди этой публики, и кабы не наши с тобой посиделки то и дело, точно бы сорвался однажды, да поминай как звали. Скажу честно, пьянки с Саймоном Флэшем – единственное, что было хорошего у республиканцев!

Темпл поник головой, чувствуя, что кровь настойчиво брызнула изнутри к щекам.

– Я понял, спасибо, – тихо выдохнул он.

– А теперь тебе стоит знать ещё кое-что, – серьёзным и спокойным тоном произнёс Франсуа, не шевелясь. – Прости, что говорю, но ты знаешь только то, что среди списков погибших на станции Урбанетто числится Офелия Скайстон, но и всё, верно?

– Да, это так, – горько ответил Темпл. – Это всё, что мне известно. Ну, ещё то, что Ормандо был в курсе того, что станция погибнет. А что? – он встрепенулся почти в страхе и уставился на собеседника.

– А то, что свидетельства смерти на имя Вальтера Рейнхарда не существует в мире по причине того, что он тоже найден погибшим там, – Франсуа ронял слова так, будто сомневался, стоит ли говорить новые, и, понимая это, Темпл поспешно вскочил на ноги, встав рядом с открытыми ладонями, не оставалось сомнений, что стоит, и обязательно. – Просто учитывая его старания на благо Рейха, в частности, преследования сект поклонников Белиала и остальное, там очень длинный список, было принято решение утаить от заинтересованных лиц обстоятельства, при которых он погиб. Хотя у него фактически нет родни и близких, его персона хорошо известна среди множества военных и духовенства.

Темпл мотнул головой, чтоб глотнуть побольше воздуха, но сам почти не заметил этого.

– Продолжай, пожалуйста, – попросил он тихим голосом, застыв на месте.

– А эти обстоятельства таковы, что он найдён обнажённым в тесном контакте с обнажённой же дамой, в которой без труда опознали Офелию Скайстон – судя по всему, пара погибла при разгерметизации станции фактически мгновенно. Таким образом, сомневаться в настоящей правде того, что ты только что сказал кардиналу, пришло в голову только тебе – а других таких голов в мире просто не найдётся уже, учти, – Лестер проговорил последние слова прежним тёплым тоном, и едва успел разомкнуть руки, чтоб успеть крепко обнять Темпла, что молча бросился ему на шею. – А учитывая, насколько вы с Вальтером похожи, я бы на твоём месте и вовсе полагал уже, что Ормандо всерьёз пробует отобрать у него право являться твоим отцом пред Богом и людьми. Ты ведь не хочешь позволить это сделать, а?

– Вот что, – спокойно и твёрдо произнёс Скайстон, едва снова смог разговаривать – где-то через пару минут или меньше. – Я тоже должен в таком случае кое-что сообщить. Саймон Флэш несколько лет скрывался под именем Вальтера Рейнхарда и даже собрался жениться, используя паспорт на его имя на Лезвайе. Свадьба не состоялась по причине того, что жених был застрелен на одной из станций, чему есть куча свидетелей, а Кейтар Север, вероятно, подтвердит это под присягой, дав соответствующие показания после разговора с Саймоном. Такая версия, как убийство террористами, мстившими за преследования сект, наверное, больше подходит для свидетельства о смерти, а?

– Так, присядем, ладно? – вежливо попросил Лестер. – Я думал, что меня уже ничего в мире удивить не может, но ты же у нас уникум, Темпл. Тебя точно сделал Вальтер, в этом теперь нет никаких сомнений!

Он не обманул подопечного – прослушки в этом месте никогда не было, иначе бы хохот, который раздавался ещё тут некоторое время, заставил бы оглохнуть всякого шпиона… Немного успокоившись, Темпл ощутил, что медальон в кармане как будто шевельнулся, и вспомнил, что даже не посмотрел, что это такое, и достал раритет. Когда же створки раскрылись – Скайстону оставалось только порадоваться, что он сидит достаточно удобно. На него с интересом смотрел, слегка прищурившись, будто намереваясь улыбнуться, молодой – не старше тридцати пяти – император Райнхард Первый, в обрамлении живых белых лилий. Голограмма была очень высокого качества и вызывала мощнейший эффект присутствия. «Ну что, повоюем»? – казалось, весело намеревался сказать тот, кто первым среди офицеров космофлота надел когда-то напрестольный крест. Да, работы хватит, отчего-то подумал про себя Темпл, хлопнув защёлкой и пряча драгоценность снова в карман.

– Ну что, идём, что ли, Джина уже тебя заждалась, – миролюбиво проворчал Лестер. – Мне ещё указание кардинала выполнять, учти. А он отправляет нас на архиерейскую дачу.

– Да, конечно, – в тон поддержал Скайстон, поднимаясь. – Стартуем, куда сказано.

Впереди были три дня настоящего безоблачного счастья – такого, что поблекли даже поездки на Гардар.

VIII

Одна из примет того, что юность ушла безвозвратно – это твоя манера просматривать новости, да. Уже не ищешь позитив во всём, что валится с информационных порталов, зато автоматически решаешь задачку о причинах подачи новостей именно в том виде, в котором они поданы и для какой аудитории, и сразу же в графе «вывод» для себя делаешь пометку на тему «кому это выгодно». Отслеживаешь степень инфернальности общей картины и молча качаешь головой или вздыхаешь. А после уже смотришь на собственное место в окружающем мире и снова отвечаешь себе на вопрос, какого, собственно, чёрта ты делаешь именно на нём сейчас. Если ответ тебя ещё устраивает – значит, можно улыбнуться и заняться текущими делами, но чаще этого как раз и не происходит – ведь юность-то ушла, и твои запросы выросли. А если нет – то сие не только примета зрелости, но и хороший повод для грусти, а то и хандры покруче. А уж если ты не просто вольный негоциант, а выпускник Академии, даже и без мундира – постоянные эти вещи есть неотъемлемая часть твоей жизни, и уныние – твой верный спутник, хоть он и является смертным грехом. Собственно, вся твоя жизнь, пусть и наполненная время от времени неплохими успехами, только и есть бег на полной скорости от этого спутника либо попытки его игнорировать. А то ж, сказано же жуткое количество веков назад, многие знания – многие печали, а быть идиотом как-то неприлично умному человеку, тяга к неизведанному – это то, с чем человек вообще рождается. И все эти запреты на знания, которыми несколько тысяч лет человечество пыталось оградить себя от последствий этой закономерности – при нежелании воспитывать дисциплину внутри себя – такая детская дурь, право, сродни манере прятаться под одеялом от окружающего мира. Ну, сидели себе на единственной планете – после стали жить столь хорошо, что пришлось перебираться дальше. А с собой потащили всё, чем были богаты – и немного изменилось, честно скажем… Впрочем, шанс был всегда – Господь всегда был щедр на них, может, и получится что хорошее.

Темпл просматривал колонки сообщений совершенно автоматически – как известно, все новости спецслужбы получают из открытых источников, до 95% и выше – привычным глазом не видя пока ничего стоящего его внимания. Он не хотел сознаваться себе, что искал следы Эдварда Рокка – коль скоро этот хмырь с грохотом обставил собственный вылет из Лиги, ага, знаем мы, на каких условиях оттуда выход, только трупом – значит, не усидит на дне и скоро выскочит где-нибудь ещё. Честно говоря, по кодексу чести контрабандистов этого змеёныша следовало хорошо наказать за манёвр со снотворной иголочкой. А уж за дезертирство из армии Империи – никто не осудит капитана космофлота, если тот вызовет его на поединок или просто прикончит на месте. Ладно, грешен, прикрываюсь этими причинами, просто руки чешутся поквитаться за его манеры по пути в Лигаполис, вот и всё. Хотя вроде я не зол даже – наверное, просто в глаза охота заглянуть парню ещё раз, может, он ещё на что путное сгодится. Нет, хватит уже играться в темы про личного врага и попытки простить – меня действительно интересует вопрос с кхаргами, и этот субчик мог бы мне сказать что-нибудь дельное по этой теме, вот и всё. Нельзя смешивать интересы дела и собственные – не то фатально перепутаем опять «хочется» и «надо». По всей видимости, это я себя готовлю к грядущему статусу личного врага Генриха Фолькенау, да? Надо будет подумать ещё, а там уточним у кардинала при встрече, кто на меня ставит и зачем. Э-эх, ненавижу светские сплетни, но тоже надо просмотреть, чем там весёлый Генрих занимается, интересно, а в его мозгах кхарги успели покопаться, или их пока он устраивает в качестве самостоятельного лидера мятежников?

Скайстон полулежал в своём кресле первого пилота – «Демон» шёл на хорошей скорости, да ещё таким хитрым курсом, что некоторые коллеги в космофлоте Рейха могли и позавидовать. На обзорных экранах полыхало сиреневое сияние сверхсветовой области спектра родной Галактики. Эйрика Чакры на мостике не было – он предпочитал отсыпаться после взлёта, вдоволь набегавшись по туристической программе на планете. Джина тоже спала – Темпл немало для этого постарался совсем недавно, но сам уснуть не мог либо не желал, а потому снова облачился в мундир, искренне желая вызвать юношеский восторг у себя, такого нынче взрослого, но не добился этим никаких эмоций. Кроме того, он не признавался себе полностью, что начал всерьёз беспокоиться за Франсуа – тот привлёк его внимание перед взлётом случайно, когда пришлось увидеть, что новый пассажир «Демона» вдруг пошатнулся при восходе по аппарели, и с заметной тоской поглядел на сарисское Солнце. Такое поведение перед стартом бывалый космический волк не заметить просто не мог, да и отметить, что ничего хорошего оно не означает, тоже был про себя обязан. Как и следовало ожидать, дальше было только хуже – Лестер вполне подходил под определение «ищет пятый угол», задумчиво слоняясь по коридорам и едва не сшибая головой переборки. Можно было, конечно, просто подойти и задать прямой вопрос, в чём дело, статус капитана борта вполне позволял это по обычаю, да и не обижаются старые приятели на подобные жесты, но сложность была в том, что сам захандривший в таком состоянии при всём желании вряд ли смог бы дать толковый ответ, не понимая вообще, что с ним происходит. Скайстон помнил по себе такое унылое, «варёное» самочувствие – когда сам не знаешь, что тебя гнетёт, но не можешь никак с этим справиться самостоятельно и почти не способен ни к какой мало-мальски серьёзной деятельности. Оно, помнится, у него самого наступило отчётливо дважды – перед тем, как нарваться на ликвидаторов. Первый раз его спасло знакомство с Джиной, второй раз – падение на Гардар. Ничего накануне страшного не случалось, но дурацкое муторное состояние самостоятельно тогда так и не удалось преодолеть, а потом было поздно.

Оттого Темпл ненавязчиво пригласил и Франсуа тоже поглазеть на ленту новостей, чтоб понаблюдать за ним поближе и продумать, чем можно было бы ему помочь, учитывая свой богатый опыт одиночества. Занимаясь ремеслом контрабандиста, но сам будучи совсем иного сорта, чем вся эта публика, он знал множество уловок, позволявших сделать эту горечь намного более сносной, чем она есть на деле, даже для штабного офицера. Кроме того, сам пережив множество горьких эпизодов в своей судьбе, не мог смотреть спокойно, как мучается себе подобный. Лестер принял приглашение совершенно инертно, возможно, понимая, что выглядит не лучшим образом, но уже не в силах оставаться в тяжёлом уединении. Просто подошёл, встал рядом, не озаботившись пододвинуть кресло – как видно, боясь выдать себя окончательно неловкими движениями – и уставился на экран. Прежде, чем Темпл успел выбраться из кресла, дабы осуществить некоторые соображения, что уже всплывали в сознании, Франсуа заметил какой-то рядовой заголовок в пёстрой колонке светской хроники, и побелел сильнее, чем вспышка горящего магния…

– Как это? – прошептал он совсем тихо. – Уже похороны, а я ничего не знаю? Но ведь этого не должно было случиться, по крайней мере, в этом году! – и он поник головой с таким убитым видом, что Скайстон беззвучно, но очень проворно вынырнул из кресла, чтобы встать с ним рядом.

Заголовок, что вызвал этот приступ искреннего горя у того, кто, казалось, умел только веселиться и балагурить всю сознательную жизнь – а именно так Темпл про Лестера и думал, пока не увидел его в мундире особиста – ничего капитану «Демона» не сказал. Обычное сообщение про похороны какой-то пожилой графини с Солайна – да и думать, кем она могла приходиться тому, чьи плечи затряслись сейчас от беззвучных рыданий, было неохота и некогда.

– Как же я мог такое допустить? – Лестер ронял слова торопливо и небрежно, как человек, которому уже нечего терять, да и жить осталось всего ничего. – Она, значит, звала меня, а я даже не позвонил? Да уж, дорого мне обошлось пытаться доказать, что я не хуже остальных – а я всего лишь проклятый, ни на что не годный кусок негодяя!!! – и он побрёл к своей флэтке на негнущихся ногах, тихонько всхлипывая, как раненый и перепуганный насмерть ребёнок.

Темпл почувствовал себя, как боевой пёс, у которого на загривке встала дыбом шерсть – проще говоря, по ноздрям ударило нематериальным ароматом озона, который появляется в минуты смертельной опасности, и порадовался, что напрестольник сейчас лежит в кармане мундира. В этот раз это задумчивое раздолбайство оказалось очень кстати – и, проворно надев крест прямо поверх мундира, Скайстон подумал ещё и полез в сейф над своим креслом за хранившимся пока там требным кейсом. Ощущения были такие же, как под обстрелом монады вражьих истребителей – то есть, только нужные движения, и никаких эмоций, просто не до них, вот и всё. Спешить было нельзя, но и действовать надо было очень быстро.

Лестер лежал на тахте лицом вниз, как будто собирался рыдать в подушку, но не шевелился, и даже правая кисть лежала неподвижно и нехорошо – слишком неестественно белой была сейчас кожа на ней… Задраив вход и бесшумно приблизившись, Скайстон уселся на край ложа, незаметно поставив кейс рядом на пол.

– Это я, – ровным голосом произнёс Темпл, осторожно обняв куратора за плечи левой рукой. – Такой же в точности кусок негодяя, как и ты, если что. Можешь ничего не говорить, если не хочешь.

Из груди Лестера вырвался громкий стон, и он перевернулся на спину, ешё не смея открыть глаза. Поздно, спокойно отметил про себя Скайстон, твою правую руку, парень, я уже поймал, теперь уже не вырвешься, даже если будешь стараться, а мой плащ тебя уже обвил. Вот так и лежи пока, сейчас я пойму, как тебе помочь, и так больно тебе уже не будет. А то ишь, какие чёрные тени под глазами уже – куда это ты собрался у меня, а? Ну-ка, держался бы ты лучше за меня обеими руками, а, мне совсем не нравится то, что с тобой происходит…

– Темпл, спасибо, что пришёл, – горьким шёпотом выдохнул Лестер. – Вот, забери пожалуйста, прошу тебя, – так-так, личный бластер офицера, вот, значит, что мы под подушкой прячем нынче, неслабо, Франсуа, неслабо.

Ну, стало быть, я прибыл вовремя – если только ты, гад такой, не успел заглотить чего не надо…

– Хорошо, – тем же спокойным тоном сказал Скайстон, аккуратно спрятав оружие под тахтой в потайной карман. – А больше тебя не тянет ни на какие крайности, а? Всё-таки я здесь капитан, мне и командовать.